облако тэгов
А теперь — язык румынский!
Нечастый гость, да...
Ион Хобана
Ночной эфир
Emisiune nocturnă, 1985
Я достал из почтового ящика конверт, ещё утром замеченный сквозь узкую щель. Взглядом опытного филателиста опознал марки Новой Зеландии. Итак, прибыл окончательный ответ. Последнее звено в цепи, что начала огибать Землю более двух лет назад.
Я поднялся лифтом на четвёртый этаж, держа в руке конверт странного оранжевого цвета. Я смутно ощущал, что долгое ожидание подходит к концу. Внезапно меня охватил страх перед определённостью, возможно, скрытой меж тонких бумажных стен.
Я бросил спортивную сумку в коридоре, быстро принял душ и уселся в кресло перед телевизором. Оранжевый конверт, казалось, излучал тёплое, манящее сияние. Я поборол искушение поторопить развязку и откинулся на упругую спинку, закрыв глаза.
Я словно перенёсся на два года назад. Тогда я вернулся с теннисного матча из парка Херастрау. С приятной усталостью от победы. Ещё из автобуса увидел, что окна института рядом с моим домом сверкают. Сначала я решил, что это отблески заката, но проходя мимо фасада понял, что ошибся: свет шёл изнутри.
«Они снова работают допоздна. А ведь Эмиль обещал зайти вечером…»
В далёкой юности Эмиль Добришан был моим одноклассником и товарищем. Теперь он стал выдающимся физиком, заместителем директора соседнего института, что не мешало ему в свободное время ремонтировать всевозможные электрические и электронные приборы.
«Такое уж у меня хобби», — говорил он с улыбкой, скрытой шикарными усами, компенсирующими отсутствие волос на голове. И добавлял: «Ремонтники с докторской степенью по теории относительности на дороге не валяются».
Мы встречались гораздо реже, чем хотелось, ибо ловушка повседневных обязанностей поглотила нас обоих. Однако в тот вечер мы планировали, в частности, настроить антенну моего телевизора, расположенную, по протекции Эмиля, на высокой крыше института и накануне сбитую внезапным сильным штормом.
Вынужденный изменить свои планы, я немного поработал над непокорным текстом, перекусил и снова плюхнулся в кресло, намереваясь посмотреть новости. Я ожидал, что изображение будет размытым, но контуры оказались необычайно плавными, словно трёхмерная проекция. Слишком уставший, чтобы размышлять ещё и об этом, я задремал на прогнозе погоды.
Когда я открыл глаза, на меня смотрела молодая женщина с тёмными глазами. Её лицо было неестественно белым — на мгновение я подумал, что сбилась цветовая настройка, — а брови подняты далеко к вискам. Уложенный по канонам странной капиллярной архитектуры, медный шлем её волос открывал высокий лоб и крошечные уши.
Я взглянул на часы: полночь давно миновала. Незнакомка продолжала молча наблюдать за мной. И хотя губы её оставались неподвижными, у меня возникло ощущение, что она пытается передать какое-то важное послание — только я не мог понять, важное для неё или для меня. Сделав над собой усилие, я оторвал взгляд от завораживающей незнакомки и взглянул на скопление неузнаваемых фигур за её спиной. Казалось, поняв моё намерение, белый овал лица отступил в верхний левый угол экрана, оставив на переднем плане... Я замешкался, пытаясь определить геометрические структуры, устремлённые в небо. Гигантский завод? Или городской комплекс, задуманный архитектором в блаженном состоянии?.. В небо ввинчивались пирамиды и кубы, сферы и спирали, всё из незнакомого мне полупрозрачного материала. При ближайшем рассмотрении показалось, что хаос начинает упорядочиваться. Чередование форм создавало ритм, тайную гармонию, почти музыкальную вибрацию.
Впрочем, времени на понимание у меня не оказалось... Резкий диагональный росчерк отделил геометрические структуры внизу от застывшего мраморного лица. Треугольная полоска неба за ним недолго осталась пустой. Где-то вдали, расстояние я не смог оценить ввиду отсутствия каких-либо ориентиров, появилось нечто вроде тёмного облака, огромного вихря, с ужасающей медлительностью пожирающего пространство.
Я перевёл дыхание: очевидно, я попал на фильм, транслируемый зарубежным телеканалом и принятый ввиду благоприятного стечения обстоятельств. Эмиль как-то объяснил мне механизм случайного распространения волн на большие расстояния. Поэтому я спокойно наблюдал, как рой дисковидных летающих аппаратов приближается к загадочному вихрю, испуская мощные потоки света.
«Лазеры», — сказал я себе, ожидая увидеть облако разбитым, рассеянным, поверженным. Однако молнии врезались в невидимую преграду, рикошетируя по причудливым траекториям. Несколько дисков треснули и вспыхнули. Оставшиеся отступили.
Небо сменило цвет на пурпурный. Откуда-то появился ещё один диск, огромный, парящий над облачной угрозой. От него отделилась светящаяся точка. Диск исчез. Точка превратилась в стремительно падающую сферу, остановленную всё тем же барьером. А через мгновение я увидел, как вырос ужасающий атомный гриб. Но облако под ним, нетронутое, неуязвимое, продолжало двигаться вперёд. Я наблюдал, заворожённый его всё более стремительным горизонтальным продвижением.
На переднем фоне разноцветные пульсации пронизывали полупрозрачные строения. Я решил, что таким образом режиссёр фильма отображал информацию о происходившем в другой части экрана. В конце концов диагональ исчезла. Неподвижное лицо вернулось на передний план, позволяя видеть сквозь него, как геометрические структуры поглощаются пурпурным вихрем. Бледные губы по-прежнему не шевелились, но глаза горели под медными бровями. Мне показалось, что я растворяюсь в тёмном пламени отчаяния конца света.
Облако вышло из кадра. Вслед за ним ввинченные в небо пирамиды, кубы, сферы и спирали начали терять свою консистенцию, переплетаться, превращаться в вязкую субстанцию. Только сейчас я вспомнил про фотоаппарат, и поспешил достать его из шкафа. Выставил на глазок выдержку и диафрагму: никогда ещё я не пытался запечатлеть что-то с экрана телевизора. К тому моменту, когда я нажал на спуск, процесс размытия почти завершился. Последний взгляд, словно беззвучный крик, и прозрачное лицо рассыпалось. Ещё несколько мгновений я видел слой субстанции, покрывающий землю, подобно замёрзшему океану, а затем экран стал пустым серым прямоугольником.
Я подождал появления диктора, титров, какого-нибудь знака, подтверждающего гипотезу о приёме дальнего сигнала. Ничего. Я сказал себе, что благоприятные условия пропали. Встал с кресла, чтобы выключить телевизор, и почувствовал, как навалилась усталость. Но я был слишком возбуждён, чтобы лечь спать. Я записал увиденное, стараясь не упустить ни одной детали, и попытался определить происхождение программы с учётом разницы в часовых поясах. Если она не рассчитана на страдающих бессонницей зрителей, то Европу и ближайшие регионы можно не считать. Источник, скорее всего, находился на территории двух Америк, на Дальнем Востоке или в Океании. Десятки стран, со множеством каналов... У меня закружилась голова, и я отправился спать.
Эмиль слушал меня подозрительно внимательно. Ни одного язвительного взгляда поверх очков, ни одного двусмысленного комментария по поводу размытой фотографии — единственного доказательства существования ночной программы. Когда я закончил рассказ, он спросил после продолжительного молчания:
— И что ты собираешься делать?
— Выяснить, что это за фильм и кто его транслировал.
Он покачал головой:
— Всё не так просто.
— Я достаточно упрям, чтобы идти до конца.
— Надеюсь...
Он встал, чтобы уйти. Я остановил его жестом:
— В этой истории есть ещё одна загадка.
Он посмотрел на меня, явно заинтригованный. Я продолжил:
— Сбитая антенна принимает передачу с большого расстояния...
Выдающийся лысый физик покраснел, будто школьник, и ухмыльнулся:
— Знаешь, тот затянувшийся эксперимент... Я не успевал к тебе и подключил твой кабель к институтской антенне.
Я поморщился:
— Может, этим всё и объясняется!
— Может быть, — чуть помолчав, кивнул он. — Прости, но мне пора. Я к тебе ещё загляну.
Он вышел, помахав рукой на прощанье. Его замешательство подстегнуло желание раскрыть тайну ночного эфира. Я начал искать нужные адреса.
Через несколько месяцев, когда я получил с десяток отрицательных ответов, снова объявился Эмиль. Он звонил мне уже несколько раз, знал, как обстоят дела, и голос его всегда оставался напряжённым. Я решил развлечься:
— Интересно, не шло ли вещание из далёкого далёка...
— Что ты имеешь в виду?
Его голос дрогнул. Я решил не тянуть:
— Эксперимент той ночью... Уж не вышли ли вы на связь с другой ли планетой?
Он вдруг расслабился:
— Для этого бы потребовался… Ну ты же представляешь, как выглядит радиотелескоп!
— Конечно. Но тебя точно что-то беспокоит.
Он просмотрел книги на столе, поправил узел галстука перед зеркалом и как раз, когда я собирался заговорить, повернулся ко мне лицом:
— Возможно, мы и установили связь, но не через космос.
— Не через космос? — растеряно повторил я.
— Эксперимент должен был открыть врата в четвёртое измерение.
— Путешествие во времени!
Он улыбнулся уголками рта:
— Не стоит тревожить тень Уэллса!.. Мы всего лишь проводили техническое исследование. Чтобы понять суть процесса, нужны знания в совершенно особой области. Вкратце, автор эксперимента утверждал, что, забравшись достаточно далеко в будущее, мы попадём в прошлое.
Я немного занервничал:
— Ты уверен, что у вас что-то получилось?
Эмиль ответил, очевидно, не поняв моего вопроса:
— Тебя не удивило, что «фильм» немой?
— Я решил, что есть рассинхронизация между изображением и звуком.
— Да... В ту ночь мы записывали не только показания приборов.
Он достал из кармана компакт-диск. Я выхватил его у него из рук и вставил в открытый лоток проигрывателя — когда пришёл Эмиль, мы решили прослушать свежий музыкальный сборник. Раздалось несколько шипящих звуков (летящие диски), несколько низкоинтенсивных взрывов (лазерное излучение, остановленное энергетическим экраном), апокалиптический рёв (ядерный взрыв), нечто похожее на скольжение ледника по скалам (дезагрегация геометрических фигур).
Я медленно проговорил:
— Похоже, вы записали звуковую дорожку к фильму.
— Такую возможность исключить нельзя, пока ты не получишь все ответы.
— А если все они будут отрицательными?
— Я могу предложить только гипотезу.
Я кивнул, предлагая продолжать.
— Ты писал о тайнах древних санскритских текстов. Палеоастронавтика — модная штука...
— Мы никогда не обсуждали это. Я не думал, что тебе это интересно.
— Мне много чего интересно, но не думаю, что летающие машины древней Индии и атомные войны — дело рук инопланетян. Правдоподобнее, что ранние цивилизации были уничтожены природными катаклизмами или...
Он сделал паузу, видимо, не желая пускаться в пустые рассуждения. Я подхватил мысль:
— И ты предполагаешь, что я стал свидетелем такой трагедии... Как думаешь, когда примерно это могло произойти?
Эмиль потеребил усы пальцами:
— Трудно сказать. Установка находится на стадии эксперимента... Но теоретические выкладки безупречны!
Не было причин сомневаться. Я ещё раз прослушал запись, затем Эмиль забрал диск, пообещав сделать копию (жду до сих пор). Он ушёл, попросив держать в курсе моего эпистолярного расследования. Несложное дело, учитывая монотонную череду отрицательных ответов вкупе с несколькими предложениями прислать конспект сего «интересного сценария» для возможного сотрудничества...
Терпение кончилось, и я вскрыл оранжевый конверт. Подобный фильм никогда не транслировался — слово было подчёркнуто — в Новой Зеландии. Круг завершился. Я снял трубку и набрал номер Эмиля.
— Гипотеза, похоже, подтвердилась, — спокойно сказал он, выслушав новость.
— Если только ваш эксперимент не остановился на полпути.
— На полпути... А точнее?
— Если зайти достаточно далеко в будущее, то окажешься в прошлом, — так утверждает ваш коллега. Боюсь, вы зашли недостаточно далеко.
Эмиль не ответил мне. Я медленно положил трубку на аппарат. Я видел рассыпавшееся лицо, геометрические фигуры, превращённые в вязкую субстанцию. Я чувствовал, как во мне просыпается демон обречённости. Неужели будущее — необратимый апокалипсис?