ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ! В нижеследующем тексте вы обнаружите некоторое количество СПОЙЛЕРОВ. Также в этом тексте будет изложена ЛИЧНАЯ ПОЗИЦИЯ автора по отдельным вопросам, чаще всего он не любит так делать (регулярно читающие его авторскую колонку могли заметить), но... Причина и первого, и второго в том, что «Институт» получился у Стивена Кинга спорным и неоднозначным, если уж говорить о нем серьезно, то без СПОЙЛЕРОВ и ЛИЧНОЙ ПОЗИЦИИ не обойтись. Пожалуйста, учтите все это перед тем, как приняться за следующий (и много последующих) абзацев.
Где-то в дебрях штата Мэн (ну, а где же еще?) находится некий секретный объект — Институт. Сюда привозят похищенных по всей стране детей с экстрасенсорными способностями, при этом обычно их семьи убивают. Ничего хорошего этих детей не ждет: болезненные обследования, уколы, порой пытки. Все это происходит на так называемой Ближней половине. После того, как маленьких экстрасенсов доводят до нужной кондиции, их отправляют на Дальнюю половину. Оттуда уже никто не возвращается. Ребятишкам говорят, что все будет хорошо, скоро уже сотрут им память и вернут домой, где их будут ждать семьи, а пока, мол, послужите на благо родины. Но никто, конечно, в это не верит. В начале книги Стивен Кинг дает следующую статистику: «Согласно данным Национального центра по проблемам пропавших без вести и подвергающихся эксплуатации детей, ежегодно в США пропадает 800000 детей. Большинство находятся. Тысячи — нет». Согласитесь, такое предуведомление делает очередную фантазию Стивена Кинга не только правдоподобней, но еще и усиливает оторопь от основного допущения.
Все это безобразие длится уже много лет, в какой-то момент выясняется, что уже порядка пятидесяти. И так бы все и продолжалось, если бы однажды в Институт не привезли двенадцатилетнего Люка Эллиса, мальчика более чем экстраординарного. Да, у него есть слабые зачатки телекинеза, но самое важное в том, что он — гений, уже закончил школу и поступил сразу в два университета. Сотрудникам Института плевать на умственные способности их очередной жертвы, это всего лишь малозначительное для них качество. Ведь он просто еще один ребенок, выбранный ими на заклание ради некоей благородной цели. Конечно, это они зря. И вот еще одна пугающая (лично меня) идея. Люк Эллис воспринимается сотрудниками Института именно что, как расходный материал, его интеллект ничего не значит в их глазах. Почему-то (то ли родительское воспитание виновато, то ли какие-то идеи, которые я почерпнул в детстве из книг и фильмов) умственные способности и творческие навыки всегда казались мне непреложной добродетелью, неким гарантом, залогом безопасности, данным тем или иным людям свыше. Их же боженька поцеловал в макушечку, они могут или в науку, или в искусство, по определению с такими людьми ничего плохого произойти просто не должно. Да, от удара молнии вряд ли спасет. Или там от гибели в авиакатастрофе. Хотя хотелось бы. Но уж общество точно должно их оберегать и пестовать. На деле, конечно, так не происходит. На раз-два пускают в расход, примером чего могут быть все те талантливые люди, погибшие на войнах, во время репрессий или просто всеми забытые из-за того, что не смогли вписаться в социум. Факты налицо, просто признай это. Стивен Кинг еще раз указал мне на то, что я глубоко заблуждаюсь (до сих пор, до сих пор, пусть и прожил на этом свете почти сорок лет). И сделал это мистер Кинг максимально грубо, максимально жестко. Уже от одного вот такого пассажа меня продерет гораздо сильней, чем от описания какого-нибудь зловредного монстра: «Миссис Сигсби не ответила: она, конечно, знала, что он прав. Даже Люк Эллис — всего лишь ребенок, хоть и умный. И после Дальней половины он останется ребенком, а вот умным уже никогда не будет».
При чтении «Института» невольно возникает мысль, что Стивен Кинг решил сочинить свои «Очень странные дела». Мысль, безусловно, абсурдная, так как сериал братьев Даффер был во многом вдохновлен именно книгами Стивена Кинга. Если уж рассуждать в таком ключе, то правильней было бы сказать, что автор решил вернуться к корням, тряхнуть стариной, сдуть пыль со старых сюжетов. И вот тут-то мы приходим к одной из проблем «Института»: явная вторичность истории. Все это уже встречалось в творчестве мистера Кинга. Дети с экстрасенсорными способностями? Да, их есть у меня — от «Воспламеняющей» до «Безнадеги». Побег из очень плохого места? Этим Постоянного читателя точно не удивишь. Борьба с чем-то, что в разы превосходит силы протагониста? При желании это можно увидеть и в «Долгой прогулке», и в «Бегущем человеке», и в «Мобильнике»... Список можно продолжить. Для финала Стивен Кинг, вообще, припас один из своих самых любимых способов решения всех проблем: большой БАБАХ!. Но это, давайте будем честны, фишка не только одного отдельно взятого автора, но и всей американской массовой культуры, потому штамп штампом, но его уже можно назвать культурным кодом каким-то. В общем, «Институт» точно не сможет удивить Постоянного читателя. Но ругаться на это не стоит, следует просто принять правила игры. В конце концов, это очередной роман Стивена Кинга, сделанный им в привычной для него манере. «Институт» является всего лишь еще одним кирпичиком в том вторичном мире, который Стивен Кинг строит всю свою жизнь. Какого-то феноменального прорыва не случилось, но это же не означает, что роман плохой.
Вторая проблема «Института» посерьезней: от нее уже так просто не отмахнешься. И имя ей — рыхлость композиции. Пусть Люк Эллис и главный герой, но первые пятьдесят страниц (объем стартовой главы) читаешь вовсе не про него, а про некоего стопроцентно положительного американца средних лет (типичный хороший кинговский персонаж). Читать про него достаточно интересно, пусть ничего значимого за эти пятьдесят страниц и не происходит, сплошная экспозиция. А потом он исчезает из повествования на добрую его половину, а нужно это вступление только для того, чтобы у читателя не возникло впечатления, что ему подсунули очередной рояль в кустах (персонажа, который безоговорочно готов помогать главному герою, пусть тот и кажется слетевшим с катушек). И да, это ситуацию не решает: deus ex machina остается deus ex machina, как ты его не представляй читателю. Эх, если бы Стивену Кингу было достаточно только одного рояля, будет и еще.
Композиция хромает не только в этом отношении. История рассказывается (косвенным образом) с точки зрения нескольких героев. Конечно, чаще всего видишь происходящее глазами именно Люка Эллиса. Периодически подключаются и позиции иных персонажей. Во-первых, того самого положительного американца средних лет. Во-вторых, миссис Сигсби, она же главная злодейка (если ее можно таковой считать, все-таки Стивен Кинг уходит в данном случае от однозначного прочтения зла и ставит читателя в положение этического выбора в оценке поведения противников главного героя). В-третьих, еще кое-кого. Это дает возможность посмотреть на события с разных точек зрения. Будем считать плюсом. А минусом то, что делается это крайне неравномерно. Более того, кажется, что автору некоторые персонажи (например, та же Сигсби) просто надоедают, и он перестает вести их субъективную линию. Автор, безусловно, является хозяином своего текста и волен включать нужный ему угол зрения, когда захочется, или когда удобно. Но в данном случае получилось кривовато. Все-таки было бы интересно узнать, как все та же миссис Сигсби восприняла свой проигрыш, Стивен Кинг не удосуживается для этого заглянуть в ее голову, словно торопится добраться до финала самым коротким и удобным для себя способом. Результат: обеднение повествования.
Вообще, Стивен Кинг слишком уж часто в «Институте», скажем так, отворачивает в сторону камеру. Некоторые ключевые события даны либо скороговоркой или же и вовсе остаются за кадром. Да, они предельно жестоки. И эта жестокость особенно жестока (прошу прощения за тавтологию), так как ее объектом становятся дети. Вот один ребенок отрезает себе ножом ухо. Полнейшая жесть! Стивен Кинг уделяет этому всего пару предложений. А вот другого ребенка топят в баке с водой. До смерти. Чтобы потом вернуть к жизни. Кромешный ужас! Так вот, не переживайте, эту сцену нам и вовсе не опишут. Кто-то может сказать, что оно и к лучшему. И да, с этим, пожалуй, имеет смысл согласиться. Но раньше уважаемого писателя подобные нюансы как-то не смущали. И читаем мы его во многом из-за той бескомпромиссности, которая завораживала в ранних романах. Примеры таковой может привести любой Постоянный читатель. Лично мне первым делом на ум приходит сцена с наручниками в «Игре Джералда». Кто читал, поймет. И дело тут не в том, что сам Стивен Кинг с годами, наверное, стал сентиментальней и милостивей к читателям (это можно понять, все-таки возраст такой, к тому же известно, что по вполне понятным причинам после очередного инцидента со скулшутингом он изъял из продажи роман «Ярость»), включает самоцензуру и всякое в том же духе. Дело в том, что в данном случае местами ведь не стесняется же описывать всякие ужасы, происходящие с детками. Наверное, у автора в голове есть какая-то шкала жестокости. Мол, вот это можно описать. А вот это — нельзя. Вот только принципы этой шкалы не понятны. А результат один: повествование получается не только структурно кривоватым, но и эстетически.
Ко всему этому можно было бы добавить претензию, что персонажи «Института» недостаточно раскрыты. Но от нее надо отмахнуться. Это с точки зрения Постоянного читателя — недостаточно. Действительно, привыкаешь же к тому, насколько тщательно Стивен Кинг конструирует своих персонажей, в какой-то момент создается впечатление, что все о них знаешь. В «Институте» — наоборот, персонажи обрисованы лишь несколькими штрихами. Вот — очень умный мальчик, а вот — задиристый бунтарь, а вот — затюканный малыш, вот эта тетка — стерва без совести, а вот эта — садистка. И так далее. Но все равно это работает, в персонажах не путаешься, все вышли достаточно живыми.
В таком подходе к проработке действующих лиц есть что-то от сценария. И вот тут пришла пора поговорить о самом существенном плюсе «Института»: он получился просто до неприличия кинематографичным. Да, Стивен Кинг долго запрягает, экспозиция занимает примерно половину романа. А вот потом на читателя обрушивается абсолютный драйв. Один бежит, другие догоняют, третьи затаились и ждут. И все это дается с помощью параллельного монтажа эпизодов. Рассказ ведется то с одной точки зрения, то — с другой, то — с третьей. Читатель знает больше, чем герои, и это только усиливает напряженность. На вас вряд ли обрушится экзистенциальный ужас, которого всегда ожидаешь в романах Кинга, но от чтения вряд ли удастся оторваться, надо же выяснить, чем там все закончится, кто кого и как. В общем, отличный материал для современного сериала эпизодов так на восемь, где половина хронометража отводится расстановке фигур на доске, чтобы потом действие унеслось в стратосферу. Поэтому нет ничего удивительного, что сразу же после выхода книги были выкуплены права на нее, вроде бы готовится именно что мини-сериал. Понадеемся, что киношники избавятся от описанных выше проблем первоисточника и все улучшат.
«Институт» — роман политический. Да, мы понимаем, что тут про детей, опыты, всякую экстрасенсорику, но это не делает его основную идею поверхностной. Основной политический аспект, разумеется, не выражен в том, что автор ругает Дональда Трампа и превозносит Барака Обаму. Это так — мелочи, простим автору его мировоззренческие слабости, над ними можно разве что посмеяться. А вот основной идеологический вопрос, который ставит Стивен Кинг в «Институте», далек от сиюминутной повестки. Он, вообще, вечен. Мы знаем его, прежде всего, по Достоевскому, все эти рассуждения о слезинке ребенка, но в культуре он, конечно, всплывал и раньше. Должен ли отдельно взятый гражданин жертвовать собой ради своей страны? Или даже больше — ради человечества. Имеют ли право власть имущие отправлять на смерть людей, предполагая (исключительно только предполагая), что эта смерть будем всем на благо (кроме тех, конечно, кто умер)? В общем, оправдывает ли цель средства? Понятное дело, однозначно решить эти вопросы сложно, практически невозможно. В каждом конкретном случае надо учитывать достаточно много весьма неоднозначных входящих обстоятельств. И Стивен Кинг не спешит давать свой ответ. Точнее, он его дает, но чувствуется, что сам в нем сомневается. Потому что в романе речь идет не просто о выживании США, а о выживании всего нашего вида. При этом однозначно судить о реальной угрозе сложно, все построено исключительно на домыслах некоторых персонажей. Ну, думается, все уже стало понятно: детей мучают не просто так, а ради высокой цели, на самом деле дети тут герои. При этом происходящее ужасно: мучители заслуживают самой мучительной смерти. И кто тут прав, кто тут виноват? Автор стоит на стороне малых мира сего, молодых, нового поколения, у которого есть шанс перекроить мир. И, вообще, мир уже давно изменился, вот только власть предержащие этого не заметили. Но при этом вероятность того, что они правы, вполне себе значительна. Так что, Стивен Кинг не только развлекает, но и дает пишу для размышлений. И это опять же плюс данного романа. Увы, то, что казалось в 2019 году (именно тогда «Институт» был опубликован на английском) интересным таким упражнением для ума, всего через несколько лет стало гораздо актуальней. Читая сегодняшнюю новостную сводку, сложно отделаться от мысли, что Стивен Кинг что-то там почувствовал, уловил и выразил. Хотя это может быть исключительно моим личным обманом зрения.
«Институт» интересен еще и тем, что стал причиной некоего ожесточенного спора среди русскоязычных читателей Стивена Кинга. Точнее его причиной стала Галина Юзефович, которая принялась активно продвигать эту книгу как чуть ли не первое нормальное издание Кинга в наших палестинах. Мол, раньше Стивена Кинга позиционировали исключительно в качестве этакого Короля ужасов и публиковали исключительно под обложками с монстрами зубастыми, а теперь издатели, наконец, поняли, что работают с представителем большой литературы. Наверное, Галине Юзефович неизвестно, что еще в 2000-ом «Сердца в Атлантиде» были первоначально изданы в серии «Мастера. Современная проза», в которой издавались, например, Джулиан Барнс и Малькольм Брэдбери, а «Почти как «бьюик»» — в серии «Bestseller», в которой вы можете обнаружить книги Джона Фаулза и Йена Пирса. Так что, да — Стивена Кинга уже давно у нас в стране продвигают именно как практически современного классика. Помимо того, Галина Юзефович сообщила наивным своим читателям, что издатели впервые взяли для романа Стивена Кинга оригинальную обложку. Ну да, да, да, да, верно, такую штуку с «Под куполом» до этого не провернули. Изучение материала — это, конечно, не для глубокоуважаемого критика. Затем было много сказано, что вот, наконец, хоть какой-то роман Стивена Кинга вышел в хорошем переводе. Безусловно, Екатерина Доброхотова-Майкова — прекрасная переводчица, практически живой классик, и Екатерина Романова уже успела хорошо себя зарекомендовать, но говорить, что никто кроме них хорошо не переводил книги Стивена Кинга, — это, мягко скажем, погрешить против истины. Оценка перевода, вообще, дело очень даже субъективное. И да, в 1990-ых на русском было издано много просто ужасных переводов (порой вольных пересказов) Стивена Кинга. Но даже тогда случались прекрасные работы. В какой-то момент пришел Виктор Вебер и на долгие годы стал практически ведущим переводчиком всех новинок от Стивена Кинга. Переводы Виктора Вебера многие ругают, но назвать их непрофессиональными и чудовищными — это, знаете ли, перегнуть палку. В нулевых, вообще, была затеяна компания с заменой плохих (иногда немилосердно) переводов, на новые, без искажений, купюр и прочего. Все это делает просто смешным уверение, что «Институт» — первый добротно переведенный роман Стивена Кинга. Если это субъективщина, то не следует выдавать ее за объективное мнение критика. Если это пиар конкретного издания и переводчиц, то какой-то неловкий. Зато споров после этого случилось преизрядно.
Как нет идеальных переводов, так и нет, собственно, идеальных романов. Одним читателям что-то уж очень приходится по душе, а кому-то — и нет. Все, безусловно, упирается в конвенцию. «Институт» же, по-моему мнению, вышел середнячком со своим достоинствами и недостатками и точно не стал вехой в творчестве Стивена Кинга. Но прочитать его однозначно стоит, даже если вы не Постоянный читатель.
При чтении «Долгого пути вниз» вспомнилась шутейка из Интернета: мем, не мем, картинка с забавной надписью. В общем, на картинке Пушкин с дуэльным пистолетом в руках, целится. А над ним написано: «Как и положено настоящему черному пацану, Пушкин нигде не работал, писал тексты и погиб в перестрелке». Как всегда в случае таких вот как бы афоризмов, все чуток не так. Пушкин некоторое время все-таки работал. Но да, тексты писал, а дуэль можно назвать перестрелкой. Но все равно — смешно. А ассоциация пусть и индивидуальная (ну, не все же, кто прочитал «Долгий пути вниз» Джейсона Рейнольдса, видели, скажем так, данный мемас), но вполне закономерная. Потому что тут и черные пацаны с особенностями их жизни на районе (в том числе и с нежеланием работать), и тексты, и перестрелки (много).
Сам сюжет проще не бывает. Суровая жизненная ситуация. Брат главного героя — Шон — погибает от шальной пули, когда просто возвращался домой из магазина. Главный герой — Уилл — на следующее утро решает отомстить. Берет пистолет, засовывает его за пояс и отправляется на улицу. Живет он в многоэтажном доме, потому надо спуститься на лифте. И вот неожиданный поворот событий: на каждом этаже в лифт заходит по призраку (Бак, Дэни, дядя Марк, папа Майки, парень по кличке Фрик и сам Шон, что, конечно, уже и не удивляет). Они рассказывают свои истории с простой моралью: в законах улицы нет ничего хорошего, ведь они умерли именно потому, что все вокруг им следуют. Главная интрига: поймет ли это главный герой? Но вот что сразу становится ясно — по дороге вниз ему явно придется несладко.
Книга вызвала в США невиданный резонанс. Такой букет премий, который мало кому даже в самых сладких снах снился. Через несколько лет после выхода «Долгого пути вниз» появился основанный на нем графический роман, что, конечно, признак невиданной популярности. Разве что экранизации не подоспело, но это в принципе понятно — адаптировать для кино книжку Джейсона Рейнольдса весьма затруднительно.
Столь феноменальному успеху есть вполне логичное объяснение.
Во-первых, сам Джейсон Рейнольдс хорошо понимает, о чем пишет. Знаком он с законами улиц не понаслышке. В девятнадцатилетнем возрасте потерял друга, его, как, думаю, вы уже догадались, убили; ему, в частности, в послесловии Рейнольдс и посвятил свою книгу. Тяжесть утраты, гнев, желание отомстить — все это автор прочувствовал на себе.
Во-вторых, тяжелая жизнь негритянских кварталов, царящая в них атмосфера постоянного насилия уже давно находятся в фокусе пристального интереса американского общества. Для граждан США это более чем актуальная тема, чего мы, жители совсем другой страны с совсем другой историей и совсем другими проблемами, вряд ли можем до конца прочувствовать. Хотя проблемы, который подняты в «Долгом пути вниз», в целом универсальны, специфичен сам материал.
В-третьих, «Долгий путь вниз» необычно написан. Это вам не роман и не повесть, это самая настоящая поэма. Рифм вы тут, правда, не найдете, перед нами верлибр в чистом виде. И, кстати, легко представить, что данный текст мог бы начитать какой-нибудь рэппер, что вполне закономерно, учитывая тематику. Да, вспоминая все того же Пушкина, книгу Джейсона Рейнольдса вполне можно назвать романом в стихах. Стремительным романом в стихах, так как его вполне реально прочитать за пару часов (а то и быстрей). И именно так и стоит, чтобы полностью погрузиться в переживания главного героя. Это роман-вдох, роман-крик, роман-гнев. В данном случае форма действительно выбрана не выпендрежа ради, она служит замыслу, теме, эмоциям, заложенным в тексте.
Правдивость, актуальность, новаторство — вот слагаемые успеха «Долгого пути вниз» за океаном.
Если выкинуть актуальность, остальные два компонента прекрасно работают на территории любой культуры. Правдивость чувствуется в том, как автор развертывает сюжет, строит диалоги главного героя не только с призраками, но и с самим собой (да, можно считать, что и разговор с призраками — всего лишь метафора сложного внутреннего выбора). Новаторство формы неминуемо хотя бы заинтересует потенциального читателя. Да, это как раз тот случай, когда книгу надо читать исключительно в бумажном виде: текст напечатан на специфическом фоне под кирпичную стену, верстка играет значение, расположение строк на странице передает эмоции главного героя (фрагменты текста находятся то вверху, то внизу, порой четко по середине, на отдельную страницу может быть вынесено всего одно слова, межстрочный интервал порой дает ощущение смысловых пауз и прочее в том же духе). Ладно, можно, конечно, читать и в электронке, но тогда это должны быть именно сканы разворотов.
Правда, при переводе возникает сложность с передачей соответствующего жаргона. Уличного сленга, судя по всему, в оригинале предостаточно, нельзя сказать, что в русском издании вы что-то такое заметите. Конечно, всегда можно начать дискуссию о том, как переводить стихи с одного языка на другой, как сохранить не только ритмику, но и смысл, насколько буквально надо его переносить из другой лингвистической и культурной системы. Дискуссия эта давняя, но даже сторонники буквалистского подхода неминуемо упираются в то, что некоторые выражения и речевые обороты просто не имеют нормального эквивалента в другом языке. Так что, возможно, хорошо, что переводчица С. Алукард в данном случае не попыталась сленг либо русифицировать, либо снабдить книжку развернутыми комментариями, так как блатная феня и примечания, которые тормозили бы чтение, явно не пошли бы на пользу. Да, понятно, что в итоге мы получаем скорее вариацию по мотивам, но это обычная ситуация с поэзией, с этим остается только смириться. Хотя вот билингвистическое издание было бы неплохим выходом, чтобы, по крайней мере, у знающих английский появилась возможность сопоставить оригинал и перевод и заметить всяческие нюансы и смысловые тонкости.
В любом случае с нами остаются основные идеи текста. А что касается призраков... Пришли ли они и впрямь к главному герою? Или это его галлюцинация? А может быть автор использовал вот такую вот метафору внутреннего монолога? На самом-то деле это и неважно. Ведь книжка Джейсона Рейнольдса вовсе не про мертвецов, а про живых.
Выдающийся британский ученый XIX века Космо Каупертуэйт (фигура вымышленная) выращивает на основе Cryptobranchus alleganiensis (скрытожаберника) идеальную женщину. Она глупа, сладострастна и похожа на королеву Викторию, но вот только земноводное, к тому же любит кушать мух. Когда сама королева Виктория неожиданно исчезает из дворца, ее заменяют именно на это существо. Но было бы неплохо найти и настоящую. Потому Космо Каупертуэйт отправляется на поиски в зловонные трущобы Лондона.
Швейцарский ученый Луи Агассис (фигура реальная, известен тем, что отрицал эволюционную теорию, зато был основоположником гляциологии) в абсолютно безумной компании вынужден искать половые органы Готтентотской Венеры (фигура реальная, звали ее Саарти Баартман, эту африканку привезли в начале XIX века в Европу, где выставляли на потеху публики), так как с их помощью можно вызвать Древних Богов. Ну, вы поняли, если случится провал, то мир в буквальном смысле слова накроется сами знаете чем.
Выдающиеся американский поэты XIX века — Эмили Дикинсон (фигура, конечно же, реальная) и Уолт Уитмен (точно так же фигура более чем реальная) — принимают участия в экспедиции в загробный мир. С начала все это кажется какой-то аферой, но потом и в самом деле начинается полная эзотерика.
Первая история называется «Виктория». Вторая — «Готтентоты». Третья — «Уолт и Эмили». Все три образуют сборник Пола Ди Филиппо «Стимпанк». На английском: «The Steampunk Trilogy». Повести связаны друг с другом столь незначительными перекличками, что могут считаться вполне себе самостоятельными произведениями. На языке оригинала «Стимпанк» был выпушен в 1995-ом году. Тогда это направление в фантастике только-только входило в моду, и Пол Ди Филиппо существенно на это повлиял, хотя как такового стимпанка в его книжке меньше чайной ложки.
Если завязки повестей вам показались дикими и абсурдными (третья все-таки более-менее), то вы не обманулись. В текстах царит именно что дикость и абсурд (в третьей, повторимся, все более-менее). Пол Ди Филиппо берет, в общем-то, палп-сюжеты (исчезновение высокопоставленной особы, поиск артефакта, путешествие живых на тот свет) и наполняет их жесткой сатирой и черным юмором, выкручивая при этом на максимум всевозможные штампы. Людей брезгливых и обходящих стороной простое упоминание секса в художественных произведениях точно надо предостеречь от чтения данной книги, тут столько всего ниже пояса, что порой хочется сказать автору: «Горшочек, не вари». При этом Пол Ди Филиппо наполняет тексты столь многочисленными историческими и культурными аллюзиями и отсылками, что это сразу выносит их куда-то за пределы привычной палп-литературы. Нет, конечно, смешно, из чего сделан могущественный артефакт в «Готтентотах», но гораздо смешней будет, если вы разберетесь в прототипах персонажей, а еще имеете представление о творчестве Говарда Филиппса Лавкрафта. В этом отношении самой сложносочиненной повестью в сборнике можно считать «Уолта и Эмили». В ней настолько много раскавыченных цитат из стихотворений Уитмена и Дикинсон (да и множество образов завязано именно на их творчестве), что даже разбирающийся в теме читатель может многое пропустить. Хотя даже при поверхностном чтении видно, что очень даже тонко и любопытно получилось, не без грубостей, конечно, но тон предыдущих историй обязывал. В общем, для хорошего издания этой книги нужно бы еще составить приличные по объему комментарии, пусть переводчики и попытались сделать что-то в таком духе, но явно надо больше.
Деконструируя непонятно что, потешаясь над расистами, феминистками, марксистами, любителями сладеньких викторианских романов и любителями всей этой американской метафизической поэзии, выставляя шутами гороховыми великих деятелей XIX века, Пол Ди Филиппо изобрел столь многое, что оно не могло не проникнуть в массовую культуру. Если вы видите в современном как бы викторианском сериале школу-интернат для благородных девиц, в которой обучают абсолютно неожиданным вещам, то это, конечно, из «Стимпанка». Равно как и все сопутствующие сексуальные девиации, числящиеся ныне за благородными лордами и леди. Перечень можно и продолжить. И не будет ничего удивительного, если выяснится, что «Страна вечного лета» Ханну Райаниеми вышла из «Уолта и Эмили». Кто знает, может быть и «Танатонавты» Бернара Вербера появились благодаря означенной повести, так как впервые она была опубликована в 1993 году, как раз перед названным романом прославленного француза. Правда, никто не исключает обмана зрения, все-таки Данте был задолго до всех них. И вот тут-то у Пола Ди Филиппо явно все получилось, так как именно обман зрения он и затеял.
На первом месте среди художественных целей, которые ставил перед собой Пол Ди Филиппо, явно стоит именно что эпатаж. В этом ключе название сборника не менее провокационно, чем его содержание. Называется «Стимпанком», а стимпанка-то в нем, как уже и говорилось, считай что и нет. Никаких вам бесконечных поездов, технологий на паровых основах и прочего-прочего-прочего. Даже гоглы никто не носит. Перед нами, скорее, этакая разухабистая альтернативка, в которую куча всего намешано, а не стимпанк. Потому, если хочется про поезда, пар, гоглы и прочее, то эта книга явно не подойдет. Это не минус, это просто возможность завышенных ожиданий, возможно, так и задумано для пущего эффекта.
А вот действительным минусом можно считать смазанные концовки. Во всех трех повестях автор сильно над финалами не мучился. В первой повести еще куда ни шло, это все-таки по форме детектив, потому надо было дать внятное объяснение. Во второй — на автора нападает скоропись, раз-два и все заканчивается, хотя ожидается гораздо больше всякого действия. В третьей — присутствует любопытное обрывание повествования, сделано это не без выдумки, но, тем не менее, читатель может оказаться разочарованным. Все это объясняется тем, что сюжеты в данном случае лишь повод для игры, забавы, они тут — не самоцель. Хотя волей-неволей Полу Ди Филиппо пришлось ими заниматься, местами получилось вполне себе. Но раскавыченные цитаты и бесконечные шутки — важней.
Однажды Алая Ведьма по наущению (не без причины) своего брата Пьетро (более известного как Ртуть) пожелала, чтобы все супергерои получили то, что они хотят. Реальность мгновенно изменилась: дядя Человека-паука не погиб, Гвен Стейси так же не умерла, более того, она теперь, собственно, жена Человека-паука; Уэйд Уилсон не стал Дэдпулом; Тони Старк теперь просто очень богатый человек и так далее, и тому подобное. А вот мутанты под предводительством Магнето добились признания всеми государствами мира, они практически получили мировое господство. Только с одним Алая Ведьма просчиталась: сбылось желание Росомахи, который хотел помнить все. А так как он помнил предыдущую версию реальности (а все остальные все забыли, иначе изменение не имело бы особого смысла), то решил перезагрузить реальность обратно. Как это обычно бывает в комиксах, проблема, в конце концов, свелась к драке. В итоге Алая Ведьма проиграла. Но успела-таки произнести фразу: «Больше никаких мутантов»...
Такова предыстория комикса «Сын М» авторства Дэвида Хайна и Роя Аллена Мартинеза. И знать эту предысторию надо, иначе многое будет не очень понятно. Комиксы «Marvel» уже давно превратились в бесконечный сериал, в котором огромное количество персонажей тесно связано друг с другом, а события из одного цикла историй влияют на еще несколько циклов. Причем выстроить какую-то одну магистральную сюжетную линию вряд ли получится, слишком уж много всего придумано и отрисовано. Хотя да, ключевые события можно вычленить и перечислить. Изложенная в первом абзаце предыстория «Сына М» как раз и является одним из таких ключевых событий. К счастью, составители серии «Marvel. Официальная коллекция комиксов» предварили тридцать восьмой том с «Сыном М» пересказом «Династии М» (и не только), в которой, собственно, Алая Ведьма и натворила делов. Так что, не знакомый с этим комиксом читатель вполне сможет разобраться в событиях «Сына М». Более того, если он не очень в теме, для него в финале припасен сильный сюжетный ход, который может по-настоящему удивить. А вот знаток вселенной «Marvel» даже плечами не пожмет. Вот оно — преимущество незнания. Если что, речь идет о способностях Черного Грома. Знающие покивали, незнающие ничего не поняли, а мы уходим с территории явных спойлеров.
Итак, в результате пожелания Алой Ведьмы почти все мутанты лишились своих сил. Сто девяносто восемь почему-то все-таки их сохранили, но объяснений этому феномену в «Сыне М» мы не получим. В центре повествования, собственно, Пьетро. Раньше он был супербыстр, теперь же стал обычным человеком. (Кстати, эта коллизия прекрасно отражена на обложке комикса.) Потеря способности на него повлияла удручающе, соответственно, горемыка погряз в пьянстве и мечтах о том, чтобы все стало, как раньше. Однажды Пьетро обнаруживает способ вернуть мутантам силы. Или точнее: Пьетро кажется, что он нашел такой способ. Заблуждающийся никогда не поймет, что он заблуждается, в итоге Пьетро бросает все силы на то, чтобы исправить совершенное Алой Ведьмой. Тем более, что он чувствует за это большую вину. Конечно, все пошло не так, как хотелось бы Пьетро.
Чисто сюжетно, не смотря на то, что «Сын М» состоит всего из шести выпусков, действие отличается насыщенностью, можно даже сказать, концентрированностью. Авторы успевают показать последствия деяния Алой Ведьмы для супергероев (они-то теперь помнят перезагрузку) на примере Человека-паука. Он имел жену и детей, был счастлив, а потом оказалось, что все это было лишь миражом. Да, такого озлобленного Человека-паука редко когда увидишь. Далее они отправляют опустошенного Пьетро (его драме, конечно, сразу же уделяется максимальное внимание) в место, где он находит как бы ключ к решению своей проблемы. И вот тут-то поднимаются важные смысловые и мировоззренческие вопросы. На что может пойти человек, чтобы вернуть свое благополучие? Насколько высокой может быть цена за искупление грехов? И будет ли это искуплением, если в результате пострадают многие и многие? Разрабатывая эту линию, авторы демонстрируют поразительную безжалостность. Станет ли читателю в итоге жалко заглавного героя? Вряд ли. Но повод подумать над некоторыми неприятными вопросами точно найдется. Нашлось место и для сатиры. Военные и правительственные агенты, как частенько бывает, выведены уродами и наглыми тварями. В этом отношении показательна фраза одного из них, адресованная девочке, отца которой только что подстрелили: «Все в порядке, девочка... мы американцы». Ага-ага, было бы смешно, если б не было так грустно. Во всех этих отношениях «Сын М» ярко демонстрирует, что комиксы уже давно перестали быть чистым развлечением для подростков. Ныне в них не боятся поднимать важные философские вопросы и не стесняются критиковать характер политических решений. В итоге мир супергероев оказывается на пороге нового страшного конфликта, но это уже совсем другая история, и расскажут нам ее в другой раз.
Важной составляющей любого комикса является рисунок. И в данном случае он, мягко скажем, на любителя. Много серых тонов, невыразительные лица, некоторая размытость. Ярких цветов не будет, четкой прорисовки сражений не случится, такое впечатление, что рассматриваешь графическое изображение чьего-то долгого и тоскливого сна. С одной стороны, это хорошо оттеняет общее настроение истории Пьетро: затяжная депрессия, алкоголизм, отчаянная попытка все исправить, борьба с собственными демонами (практически в буквальном смысле этого слова) и сильнейшее разочарование в итоге. С другой — подобная рисовка может оттолкнуть неподготовленного читателя, больно уж картинки невеселые. Эта раздвоенность в оценке рисунка «Сына М» не позволяет однозначно его оценить, потому такое решение художника кажется все-таки спорным.
Не смотря на то, что «Сын М» является развитием одного из ключевых событий вселенной «Marvel» и заканчивается открытым финалом с жирным намеком на продолжение, стоит все же признать, что у Дэвида Хайна и Роя Аллена Мартинеза получилась законченная история, с которой вполне может ознакомиться неофит (и вполне во всем разобраться). Главное перед знакомством не полениться и прочитать предисловие.
Официально «Тополята» не входят в цикл «В глубине Великого Кристалла», но так и хочется их к нему отнести. Действие-то вполне может происходить на какой-нибудь ближней к нам Грани. Мир очень похож на наш: только Федерация — не Федерация, а Империя, президент — не президент, а Регент, и еще щепотка различий. Во всем остальном — вполне себе наш мир, вон, например, персонажи в какой-то момент едут отдыхать в Крым. Можно предположить, что Крапивин сознательно дистанцировал «Тополят» от вселенной Кристалла в силу того, что они, конечно, про наш мир, про наше общество, про наши проблемы. А то, что описанные события происходят в некоем альтернативном мире, является удобным допущением, которое позволяет усилить некоторые ситуации без оглядки на критику в духе: «У нас так не бывает». Это очень напоминает ситуацию, как писатели в СССР, когда затрагивали острые общественные проблемы, помещали действие в какую-нибудь абстрактную европейскую страну, чтобы всегда можно было отговориться — «Пардон, это не про нас, это про загнивающий Запад».
Город-миллионник Айзенверкенбаум уже давно превратился в скопище высоток, власти снесли почти все старые дома, чтобы построить на их месте ультрасовременные жилые комплексы. Но все равно еще остались полузаброшенные дворы, в которых растут высокая трава и раскидистые деревья, здесь так привольно гулять кошкам и играть ребятне. Рядом с такими дворами и живет десятилетний Тенька Ресницын. Кстати, прозвище образовано от имени Степан, получилось гораздо правдоподобней, чем порой выходит у Крапивина. Май на исходе, в школе уже и домашку не задают, впереди такое огромное лето. Именно про это лето и рассказывается в «Тополятах», про то, что предстоит пережить и прочувствовать Теньке и его друзьям (в том числе и воображаемым, а может быть и не таким уж воображаемым).
Давним поклонникам творчества Владислава Петровича все здесь будет знакомо: правильные ребята, которые воспитывают в себе характер и стараются всегда поступать по совести, немножко ненавязчивой фантастики, хорошие взрослые, которые всегда помогут детишкам, прекрасно выписанное лето опять же. Но не надейтесь, что в этой книге вас ждут беспечные летние приключения. Боли, отчаяния, несправедливости Владислав Петрович насыпал в «Тополят» предостаточно. Даже, пожалуй, больше, чем надо. Иногда просто хочется закричать: «Может, хватит?!». В конце концов, образ «тополят» Крапивин выводит из давней истории расстрела рабочих в Новочеркасске, тогда в том числе погибли и дети. Один из персонажей, рассказывая об этом, упоминает о ребятах, которые сидели на деревьях и, попав под пули, попадали на землю. Страшный образ, жуткий символ, через него автор еще раз подчеркивает уязвимость детей, незащищенность перед большим и жестоким миром. Создается впечатление, что автор таким образом признает то, что в новом мире, в современной социальной действительности дети, которых он описывал все эти годы, просто обречены, им тут нет места. Да, истории героев «Тополят» завершатся более или менее хорошо, правда, этот условный хэппи-энд кажется несколько натужным, словно автор не мог написать по-другому, но внутренне понимал, что просто хочет, чтобы мытарства милых его сердцу персонажей закончились. Хотя бы на время.
В «Тополятах» нет магистрального сюжета, Крапивин просто описывает жизнь своих героев. Порой фокусируется на мелких радостях и огорчениях, которые, конечно, важны для этих детей, но при этом не собираются в какое-то единое полотно. Но все это в какой-то момент отступает на задний план, когда приходит настоящая беда. И она тут далеко не одна. По сути перед нами четыре повести, которые, конечно, тесно связаны, но могут быть прочитаны и по отдельности. Первая про развод родителей Теньки и про то, как Теньку чуть не отобрали у мамы. Вторая про кошку Теньки. Третья про сироту Кабула, с которым однажды пересекся Тенька (и, конечно, не оставил в беде). Четвертая про битву за тополя, которые решила вырубить городская администрация. Пожалуй, самая жесткая именно история Кабула, читать про его злоключения впечатлительному человеку порой будет невыносимо. Потому, наверное, стоит сказать, что именно для него Крапивин припас по-настоящему чудесный поворот сюжета. Все будет хорошо, не переживайте, правда, это хорошо все равно с привкусом горечи.
Любопытно, что Крапивин — хотя на первый взгляд, учитывая все входящие, может показаться обратное — напрямую не критикует государство. Зло исходит не от общественной системы как таковой, а от конкретных людей. Кто-то злоупотребляет властью, кто-то хочет набить себе карман, кто-то просто запутался в собственных убеждениях. Но всегда найдется тот, кто будет противостоять всем этим хамам и негодяям. При этом этот кто-то вполне может работать в тех же самых учреждениях, которые как раз и могут показаться олицетворением несправедливости и черствости. По Крапивину всегда найдутся мудрый, добрый и решительный уполномоченный по правам детей, неподкупный участковый, неравнодушная к проблемам своих пациентов заведующая больничным отделением. В конце концов, даже простой дворник может вовремя накормить и обогреть беспризорного мальчишку. Пока есть такие люди, не все потеряно, пусть они так же уязвимы, как дети, как тополята.
Эта книга Крапивина не из тех, которые могут вызывать примерно одинаковую реакцию. Она противоречива. Но учитывая поднятые темы, иной не получилась бы. Найдутся те, кто обвинит автора в манипулировании, в натужном выдавливании слезы. Не обойдется без тех, кто согласится, что детская литература порой обязана быть вот такой, иначе не достучишься. Будут и те, кто скажет, что раньше было лучше, что Крапивин исписался, что вместо «Тополят» надо читать его ранние вещи. Им, конечно, кто-нибудь возразит, что все наоборот. И, в общем-то, это правильно. По-настоящему цепляющие книги не могут понравиться всем-всем-всем, ведь они заставляют думать и чувствовать, а ведь, согласитесь, все мы думаем и чувствуем по-разному. В этом отношении «Тополята» однозначно удались, хотя, положа руку на сердце, стоит все-таки заметить, что истории можно было интересней связать, да и без надрыва в некоторых эпизодах читатель легко обошелся бы.
облако тэгов
