Эпоха видеосалонов.
Последний год большой страны.
И слух: "Всё будет по талонам"!
И ожидание войны.

И мы тогда сбегали разом
В красивый мир киношной лжи,
Туда, где злой всегда наказан,
А честный — непременно жив.

Бесились страшные зверюги,
Хлестала кетчупная кровь,
Но, если честно, Фредди Крюгер
Был не страшнее люберов.

Когда из старших классов парни
Нас обували почём зря,
Мы верили — вернётся Арни
И отомстит за всех ребят.

Развал страны, конечно, рана,
Как в омут бросило людей.
С другой же стороны экрана
Всё было проще и честней.

Для нас он был почти что чудом,
Подвал со стопкою кассет,
Сейчас представить даже трудно,
Как нас манил неяркий свет.

Висели постеры в подвале —
Сталлоне, Арни, Брюса Ли,
Тех, кто в кино не предавали,
Кому поверить мы могли.

Уподобляясь алым парусам
На мачте — тряпка, на потеху дурам...
К бананово-лимонным сингапурам
Добраться удалось не всем судам.

Алиса ключ волшебный унесла
И в милый садик дверь навек закрыта.
Осталось море, ночь и плеск весла,
Что в путь отправит старое корыто.

Я не умею быть успешным,
Мои поступки так легки,
Всегда задумчив и неспешно
Пишу ненужные стихи.

Со мною ты не сваришь каши,
Со мною не добудешь хлеба,
Беги, пока не стало страшно,
От глупого вассала Феба.

Мне по душе —
всё, что нелепо,
Всё то, что не имеет смысла,
В моих мечтах всё время лето,
В моей судьбе простые числа.

И большинство людей вокруг
Меня считают идиотом,
Такая у меня работа —
Вращать небесный зверокруг.

Когда жрецы с тебя снимают путы,
Не обольщайся, даже и без пут
В пустыне Йондо только шизанутый
Способен выжить.
Несколько минут.

В пустыне Йондо очень неуютно,
Песок и монстры — ну какой уют.
Бредёшь, чуть жив, и замечаешь смутно,
Тебя уже немножечко жуют.

Пустыня Йондо — всё, что мы не любим,
Пустыня Йондо — всё, что нас гнетёт.
В пустыне Йондо часто гибнут люди,
Когда никто за ними не придёт

В пустыне Йондо ты умрёшь от жажды,
Вампиры выпьют кровь твою, как сок.
В пустыню Йондо не заходят дважды,
Беги, завидев пепельный песок.

Кларк Эштон Смит вполне мог жить в России
И на излёте Века Серебра
Он похмелялся бы в «Додоне» синий
С титанами мольберта и пера.

С Кондратьевым бы спорил он о культах,
А с Калмаковым обсуждал чертей,
Довёл бы Блока точно до инсульта
Безумством поэтических идей.

И сам Валерий Яковлевич Брюсов,
На что любитель всякой темноты,
Читая Смита становился трусом,
И опасался звать его на «ты».

Смит создавал бы демонов мохнатых
И ими заселял Аверуан…
Забрали бы его в конце тридцатых,
И по этапу сразу в Магадан.

На Колыме он умер бы от рака,
Худой как жердь, прозрачный как вода,
Но нацарапал на стене барака:
"Жизнь мимолётна, Ктулху навсегда".

Кларк Эштон Смит не смог прожить в неволе
И к Древним он ушёл в конце концов.
Его бы звали здесь, в России – Коля.
Да, просто Коля. Коля Кузнецов.

Маленький принц вернулся домой:
Грязный, бухой, с кассетой Летова.
А дома Гоморра, Содом, ой
Снова зазря прошло лето-то.

А сколько было чужих планет,
Ярких встреч, рок-н-ролльных вписок,
Но самого главного в мире нет.
Лишь погубил какого-то лиса.

Чужие планеты всегда пусты
Для тех, кто летит, любить не умея.
И где-то там, на краю пустынь,
Причастные Тайнам, плачут змеи.