История исламской цивилизации – это история экспансии, здесь него скрывать. Расширение «дар ал-ислам» всегда являлось одной из главных целей образованной и военной элиты, и они стремились к выполнению этой святой миссии. Однако этим вовсе не ограничивается дух религии Полумесяца. Ислам знал свой расцвет, Золотой век, когда росли города, процветала торговля и ремёсла, когда учёные, писатели и теологи расширяли горизонты видимого мира, и их имена с трепетом уважения повторялись в каждом просвещенном уголке Афразии.

...Сейчас всё забыто. В Мосуле провозглашён новый халиф, первый за последние сотню лет. Его адепты не несут в себе ничего, кроме уничтожения, ради слепой веры, «голого света», злого и жгучего. К чему, зачем, почему? Отчего достижения цивилизации, её великие имена, её открытия забыты и преданы анафеме? Новый халифат несёт в себе только зёрна абсолютного уничтожения, и, возможно, это знаменует окончательный закат Зелёного Знамени… Но культуру его нужно сохранить.

Для того, чтобы сохранить лучшее, что было в исламе, необходимо изучать его историю. В 90-е гг. определённым событием стала книга Исаака Фильштинского, «История арабов и Халифата». По сути, она представляет из себя курс лекций, который московский исламовед-культуролог прочитал в Институте Азии и Африки в 1992 году. Своей задачей он считал описание истории Халифата Аббасидов, который существовал со времени свержения Умаййадов (750 г.) и вплоть до 1517 г., пока Селим не захватил Египет, и не состоялась передачи регалий «амин ал-муминин» в руки турецкой династии.

Впрочем, обширную эпоху духовной власти Аббасидов Фильштинский рассматривает не через призму их политики. Его куда более интересует культура и наука, которая очень быстро выходила из-под контроля не только халифов, но и наиболее агрессивной части уммы. Му’тазилитский калам, рационалалистическое движение, развивавшееся в VIII веке, и получившее сперва поддержку власти, быстро зажил собственной жизнью. Именно его представители переводили на арабский греческих философов, изучали труды восточных учёных, творили свои собственные открытия. Этот многоголосый синтез и породил самую передовую научную мысль Средневековья, в сфере математики, астрономии, медицины, и многих прочих сферах знания. Фильштинский много пишет и о своём любимом предмете – литературе – которая также являлась продуктом синтеза жанров и направлений, порождающая оригинальные, красивые и интересные сюжеты.

Впрочем, Фильштинский не отделяет историю культуры от политической. Основу глав его книги составляет именно история Халифата – сложная, противоречивая. Очень кратко, но при этом ёмко и полно, автор поведал об особенностях правления каждого халифа Багдада, а позже – Каира. История культуры тесно связана с политическими потрясениями разных эпох, считает автор, и небезосновательно. Ряд политических решений раннего времени привёл к расцвету различных шиитских направлений, череда потрясений привела на трон в Каире династию Фатимидов, нагрянувшие с востока сельджуки своей мощью практически свели на нет власть багдадского халифа… Один правитель мог запретить то или иное направление в философии, и тогда его представители подвергались гонениям, другой – поддерживал их, открывал медресе и поддерживал светские науки. Всё зависело и от политической ситуации, которая никогда не была по настоящему спокойной.

В общем, эту книгу можно посоветовать любому, кто хочет узнать больше о «золотом веке» исламской цивилизации. Курс лекций написан в достаточно популярной манере, и его прочтение не составит труда даже тому, кто впервые слышит об этой эпохе. Главное – постичь эту цивилизацию, понять её, причём в первую очередь – самим мусульманам, уровень знаний которых о собственной истории порой чудовищно низок.

Семёнова Л.В. Салах ад-Дин и мамлюки в Египте. М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1966. – 217 с.

В этой книге делается попытка привязать к средневековому Востоку марксистского понятия «феодализма». Несмотря ни на что, идеология была в нашей науке практически всесильна, слишком привлекательна и логична была схема, и все спорны моменты истории исследователям приходилось едва ли не насильно уминать в рамки теории формаций. Молодым исследователям казалось, что они идут единственно верным путём диалектического материализма, расшифровывая тайные смыслы мировой истории в готовые и истинно правильные научные схемы, как в три закона Ньютона.

Впрочем, мы немного не с того начали. Речь у нас о вполне конкретном исследовании вполне конкретного места и времени. Смотрим: XII – начало XVI века, Египет. Династия шиитов Фатимидов рухнула, на её престол в Каире взошёл курд Салах-ад-Дин Йусуф ибн Аййуб. В середине XIII века Аййубиды, как называли эту династию, также оказались сметены Муиззом Айбеком, мамлюком – половцем из наших степей, и эта власть продержалась вплоть до завоевания Египта армией османских турок. Период далеко не самый простой, множество источников, большая часть из которых даже не переведена на европейские языки. И тем не менее, молодой учёный Лидия Семёнова, выпускница питерского истфака, берётся за эту нелёгкую в высшей степени эпоху. Почему?

Потому что здесь легче всего найти пресловутый феодализм – вернее сказать, нечто, на него похожее. Один из учителей Семёновой, Сергей Певзнер в конце 50-х публиковал статью о существующем аналоге европейского лена в мусульманских странах – «икта», представляющем собой наделение государственной землёй или доходами с неё служилого человека. Икта, по мнению Певзнера, представлял собой продукт нормального общественного развития, и являлся наследственны феодом, ведущим постепенно к раздробленности и феодальной эксплуатации крестьян.

Семёнова тоже тщательно пытается упаковать материал в рамки теории феодализма. Впрочем, не особо получается – экономическая система средневекового Египта на феодализм не похожа, и автор полностью отдаёт себе в этом отчёт. В Египте икта — ненаследственное владение, с которого, впрочем, мукта (его держатель), собирал весь положенный харадж, ушр’ и джизью до последнего дирхема. В принципе, это можно считать одним из новшеств Салах-ад-Дина в обеспечении своей немаленькой армии, однако – вряд ли элементом нарождающейся феодальной системы, особенно если учесть их частые учёты и перераспределения. Впрочем, отбирать их не разрешалось. При мамлюках система икта тоже не приблизилась к феодализму ни на шаг – наоборот, контроль со стороны государства усилился. Пожалуй, относительно независимыми от государства, и наследственными, были вакфы – земли, которые передавали из госфонда мечетям, медресе, религиозным организациям, мусульманским и христианским – чаще всего новь, однако известны факты и покупки земли в этот статус. В XIV-XV вв. структура собственности усложнилась – появились «ризки» — земли, даваемые чаще всего отставным мамлюкам или их семьям, неотчуждаемые и не облагаемые налогами, и росла доля «мулька» – возможно, полный аналог частной собственности, подвергающейся купле-продаже, и защищенной маликитским законодательством на юридическом уровне.

Отдельная глава посвящена городской жизни в Египте. Цехов и гильдий в них, конечно, не сложилось, но купечество с ремесленниками были относительно свободны в своих предприятиях. Впрочем, государство имело возможность монополизировать доходное производство, а иногда – и попросту запретить тот или иной вид деятельности. Это неудивительно, ведь очень многие ремесленники работали именно на государство, и делало свои товары на заказ чиновникам. Так что далековато городу было до зарождения «капиталистических» отношений…

…И на фоне всего этого многообразия данных тем паче удивительным служит утверждение Семёновой, что феодализм таким образом укреплялся, эксплуатация росла и государство теряло свою монополию на власть. Фактически автор проигнорировала многое из проанализированного материала, показывающего многообразие общественных отношений, которые были намного шире всех и вся схем. Но, несмотря на псевдомарксистские купюры, в книге изучен уникальный материал, который нигде в русской историографии просто не найти, да и в зарубежной – трудновато. Но эта книжка – только не для тех, кто первый раз решил приобщится к истории Востока. Исследование практически целиком социально-экономического характера, и требует предварительной подготовки к ней.

Большинство людей, достаточно отдалёно знакомых с историей Средних веков, и, кстати, историей вообще, ищут какие-то столпы, основания, на которых можно делать широкие обобщения. Так делали достаточно часто. Примеров – несть числа, можно хотя бы вспомнить хрестоматийные «зарубы» на тему «феодализма», когда локальную, жёсткую систему общественных отношений экстраполировали на всю человеческую цивилизацию.

Также повезло и достаточно известным в своё время католическим мыслителям – Адальберону Ланскому и Герарду Камбрейскому. Их сочинения о Tripartitio стали для многих поколений историков идеальной социологической схемой всего Средневековья, вписывающуюся не только в концепции «феодализма», но и отвечающему космологическим построениям Жоржа Дюмезиля. Стоит, пожалуй, напомнить, что Tripartitio – система, разделяющая общество на три «ordines» — «oratores» — молящихся, «bellatores» — воюющих и «laboratories» — трудящихся. Но – как было на самом деле? Есть ли нечто такое, что остаётся в подсознании общества, заставляет вновь и вновь строить свою жизнь вокруг священного числа «три»? Но… Дюби марксист. То есть – материалист. И понятие «коллективного бессознательного» его мало трогает. Интересный поворот для тех, кто знает школу «Анналов» по Ле Гоффу, не так ли? Между тем – разделение на oratores, bellatores и laboratories созрело не на пустом месте. Если это не психологически зревшая в умах конструкция – то что?

Рассмотрим поподробнее. Место действия – Северная Франция, время – XI – XIII вв. Методология? Во французской историографии это именуется histoire-probleme («проблемная история»), объект – по сути, идеология становления истинной христианской королевской власти как помазанника, то есть – отчасти продолжение линии исследования Марка Блока и его «Les rois thaumaturges». В принципе, и интерпретация проблемы у француза лежит в схожей области, в области политическо-социальной идеологии – как части «новой политической истории», «истории идей».

Может быть, сами церковники сотворили подробный конструкт? Да, Дюби пишет об этом достаточно много. Идеально сбалансированное общество не раз всплывает в сочинениях теологов самых разных мастей – идеи, близкие идеям ordines. Иногда их два, а иногда – и три. Естественно, для монахов, корпевших над нравоучительными трактатами, куда важнее было доказать, что их, духовный ordines стоит неизмеримо выше. Но монашество, как показывает развитие мысли тех времён, терпит поражение в борьбе за умы. По мнению Дюби, место главного «виновника» закрепления Tripartitio занимает именно королевская власть.

Скажу ещё раз поднадоевшую уже сентенцию: Дюби – марксист. И культура для него, прежде всего – часть идеологии, насаждаемой классом эксплуататоров… Помните его знаменитую цитату: «феодализм – это средневековый менталитет»? В данном случае я бы поменял слова местами. Исходя из этого, можно сказать, что для Дюби Tripartitio – очередное звено в борьбе за влияние в опасном мире расцветающего феодального строя. X – XI вв. – время «феодальной революции», образование средневекового социального строя во всей красе, и создание системы ordines призывало людей к упорядочиванию, к порядку. В особенности – королевская власть, ведь французский король выступал как Помазанник, стоящий над всей системой… Невероятную выгоду эта система имела и для феодалов – ведь она чётко и логично обосновывала массам крестьян, почему они должны кормить эти бесчисленные орды то ли воинов, то ли разбойников, периодически развлекающихся грабежами и грызней.

Дюби, нужно сказать, в своих построениях очень убедителен – он очень подробно и глубоко рассматривает источники своего времени, касается и популярного «Elucidarium» Гонория Августодунского (XII в.), автобиографии Гвиберта Ножанского и аббата Сугерия, другие источники. Однако, стараясь осмыслить материал, анализируемый Дюби, поневоле приходишь к выводу, что идеологической составляющей здесь дело не ограничивается. В сочинениях представленных авторов – кстати, не только французских, но и англосаксонских – система ordines представлена очень по разному. Конечно, это можно списать на поиски путей формирования идеологии, но… Если бы идея о разделении общества на структурные единицы было бы идеологическим, строго говоря – наносным (впрочем, здесь Дюби на этом вовсе не настаивает), то оно не продержалось бы несколько столетий. Не проявлялось бы снова и снова, в разных вариациях, в разных текстах. Значит, где-то в уголках душ присутствовала эта идея – идея о чётком и объяснимом делении мира, делающим его спокойным, устойчивым и постоянным? Безусловно, это – вопрос. Проблема mentalite человека средневековья слишком зыбка…

Но Дюби всё же пытался найти истоки Tripartitio – правда, исключительно во Франции, не залезая далеко ни за её границы (сделав, впрочем, исключение для Англии времён Альфреда Великого), ни уходя глубоко в прошлое. Занятно, однако, что в рамках Каролингского Ренессанса подобные идеи не высказывались – ни Алкуином, ни Рабаном Мавром, ни Павлом Орозием никем иным. Отчего? Потому что Император Запада не нуждался тогда в подобных подпорках? Потому что круг каролингской «интеллигенции» был закрыт от светских проблем, и не занимался тварным? Или Tripartitio действительно ещё не созрело? Нужно исследовать, изучать опыт других регионов и стран. Возможно, компаративистика сможет дать внятный ответ…

В результате – очень сильная книга, тщательно и дотошно проработанная, честно и открыто выставляющая сам механизм работы историка. Вопрос о соотношении идеологии и, скажем так, «устремлений народа» — тема невероятно сложная и открытая, и Жорж Дюби подпёр её весьма внушительным, едва ли не «замковым» камнем.

Военная история всегда будет популярна среди любителей. Кровавые битвы, красота оружия, большая политика – всё это действительно интересно, действительно привлекает взор. Мы воспринимаем сражение, войну как одно из самых захватывающих и интересных событий истории. Недаром огромным спросом пользуются энциклопедии о великих сражениях, каталоги оружия и доспехов, военные мемуары… И реконструкторское движение приобрело в наше время огромный размах – вспомнить хотя бы Грюнвальдский фестиваль 2010 года. Поэтому книги о военном искусстве всегда будут пользоваться спросом.

Эта книга является памятью моего студенческого увлечения военной историей. Конечно, перед глазами нынче встали иные проблемы, однако интерес – остался. Лет в 19 эта книга кажется шедевром исторической мысли, теперь же возникают определённые вопросы.

Сперва должен сказать, что она небезынтересна. Издание неплохо иллюстрировано. репродукции и фотографии выполнены достаточно качественно, хоть местами – и зернисто (первые были взяты из европейских изданий Osprey). Здесь ярко и доступно показывается ход знаменитых сражений Средневековья, иногда даже – с цитатами из источников, немало сведений о вооружении и амуниции воинов. Но!

Во первых – взглянем на список литературы. Выглядит он внушительно, ничего не скажешь. Однако из содержания книги ясно, что минимум половина, а скорее всего – намного больше, не пускалось в ход во время работы. Использовался Делюбрюк, это точно, Разин, Девриз, Дюпюи, фон Винклер, вроде бы – Перруа, Кесслер, Мишо. Но что делает, например, в списке сочинение Петра Бицилли о средневековой культуре? Что оттуда было взято? Или причём здесь «Песнь о Нибелунгах» — хоть убейте, не могу понять, что Жарков взял из её текста. А книга Михневича о иезуитах? Тоже мне не ясно.

Во вторых. Книга позиционируется, как работа, показывающая эволюцию тактик использования пехоты, в противовес рыцарской коннице. Конечно, толкового анализа здесь мы не увидим – такого как, например, у Эварта Окшотта. Основное – это описание сражений, в исходе которых пехтура сыграла более или менее важную роль – Хафрс-фьорд (872), Куртрэ (1302), Баннокберн (1314), Лаупене (1339), и ещё с десяток других. Единственная цель Жаркова – показать, что не только конницей была жива эпоха средневековья, но и пехота играла большую роль в военном деле. При этом он, в общем-то, забывает о том, что каждому времени и каждому региону соответствует своя специфика, свои индивидуальные особенности. Не было линейного развития военного дела — по крайней мере, до конца XV в., когда начали серьёзно и целенаправленно совершенствовать оружие для пехоты.

Другой недостаток. Повествование вообще не разбивается на части и параграфы, текст един и неделим, что делает чтение несколько неудобным. Между описаниями битв следует краткий рассказ о значении сего события, и перескока к следующей, быть может, совсем иной теме. Книжка лишена структуры как класса – единый текст выливает на читателя огромное количество информации, не давая ему ни передышки, ни времени для размышлений.

Конечно, человеку «в теме» здесь искать нечего. Ну а в целом – ничего. Написано живенько, хотя и без огонька, информации достаточно много. Другое дело, что Жарков, мягко говоря, нетворчески подошёл к делу, и скомпилировал работы других авторов – часто весьма слабо соблюдая последовательность и равномерность этих кусков. Для любителя, впрочем, совсем неплохая компиляция, который позволит несведущему человеку, начавшему увлекаться военным делом, приобрести базовые знания. Так что – рекомендую только новичкам на бурном и тёмном поле исторической науки.

Небольшой блог в ЖЖ — http://alisterorm.livejournal.com/

Как известно, бренное тело распавшейся Римской империи дало жизнь современной Европе, сохранило и трансформировало античное наследие, образовав на таком густом замесе культуру современности. Синтез римского и варварского создал причудливый облик Европы средневековой – яркой и страшной цивилизации, переполненной, с одной стороны, кровью и насилием, с другой – невероятной социальной динамикой и духовными взлётами.

Истоками этой цивилизации послужили эфемерные варварские королевства, покрывшие своими границами остатки романского населения, вбираю потихоньку их культуру и обычаи. Однако как это происходило? В процессе становления Европы много неясного. Каким образом, в нескольковековом промежутке, отделяющем бурный расцвет Medieval Avum, сложились государственные институты, социальные слои, духовные учения, одновременно и похожие и непохожие на предшествующие?

Отчасти на этот вопрос ответила книга Марка Блока «La feodale social». Она показала эпоху IX-XIII веков как время невероятной социальной динамики, настоящего цивилизационного взрыва. Изданная в 1940 году книга определила направление исследования для многих историков и Франции, и других стран. Несмотря на то, что школа «Анналов» частенько обходила стороной исследования подобного толка, определённые круги историков продолжили это комплексное исследование социума. В середине 60-х гг. историки Р. Бутрюшь и П. Лемерль запустили серию «Nouvelle Clio», посвящённые самым значительным процессам в истории. Тему становления Европы, конечно, не могли обойти, и предложили историку-германисту Люсьену Мюссе написать пару обобщающих томов по этой проблеме. Так возникла знаменитая трилогия Мюссе, посвящённая межэпохальным миграциям…

Надо отдать должное французу – поставленную задачу он понял правильно. Не стал растекаться мыслью по древу, а просто деловито, сжато и по пунктам набросал общую картину состояния изучения того, как складывалась политическая, социальная, вообще цивилизационная специфика Европы. Без методологии здесь нельзя, и Мюссе взял за отправную точку проблему синтеза варварского и римского, пришлого и устоявшегося. Книга, которую я сегодня описываю, рассказывает нам об эпохе с IV по VII вв., основной волне германских нашествий.

Сначала, конечно, политическая история, событийная. Мюссе пытается максимально чётко подробно выудить из источников сведения о переселениях германцев через limes, о том, где, кому в каких границах римляне давали право на поселение (feadus), а кто просто приходил и брал – по праву сильного. Историку удалось классифицировать переселения в три этапа:

1. Гунны, аланы, готы (IV-V вв.)

2. Франки, аламанны, бавары (V-VI вв.)

3. Лангобарды, авары (VI-VII вв.)

Отдельно автор рассматривает проблему морской миграции в Британию, становление Англосаксонской цивилизации короля Артура.

В целом, конечно, этот раздел найдёт своих читателей – здесь максимально сжато и чётко показаны перипетии становления и развития варварских королевств, их история – часто ярка и короткая – и судьба. Конечно, здесь Мюссе касается и вопросов права – коротко – для того, чтобы показать, как выстраивалась линия взаимоотношений пришлый и местных, ведь далеко не всегда успевал начаться процесс интеграции.

Как бы то ни было, вторая часть – заметно интереснее. Политическая история варварских королевств была восстановлена в общих чертах историками-позитивистами позапрошлого столетия, а отдельные аспекты методологии изучения были предложена Марком Блоком. Здесь же Мюссе говорит о том, какие в дальнейшем могут быть перспективы исследования, какие проблемы стоят перед историком его времени. Конечно, прежде всего – проблема соотношения варварского и римского – во всех аспектах. Причём проблема эта – вовсе не однозначна. Нам сложно установить границы непосредственно народов германского языка, понять, какие взаимоотношения они имели друг с другом. Какова доля пришлого, германского варварства, и исчезло ли до конца варварство галльское, иберийское, бриттское? Что из себя представляли сами германцы – до и после пересечения Рейна? Какова роль арианства в истории элит варварских королевств, насколько сильно было его распространение и влияние? Как происходила организация населения, на разных социальных и этнических уровнях? Как действовало право германское и право римское, какие были здесь точки пересечения? Вопросов – море, ответов – с озерцо, и вывод Мюссе неутешителен, но строг – понадобиться ещё не одно поколение исследователей, масса региональных и проблемных работ, чтобы сделать хоть примерные обобщения…

Стоит помнить, что перед нами – книга 1965 года, то есть – пятидесятилетней давности. Уровень знаний, конечно, за полвека вырос, активно копают в Германии, Франции, Испании, Англии, открыты новые способы классификации топонимики, пытаются по новому взглянули на давно известные письменные источники. Несмотря на солидный возраст книги, её следует прочитать даже тем, кто считает себя великим специалистом в вопросах германского варварства. Во первых, здесь содержится одна из самых лучших реконструкций варварских нашествий – наиболее чётко структурированная и ясная. Во вторых – это замечательная возможность познакомится с методологией исследования истории. Мюссе сторонник комплексного анализа, и вопросы, им заданные, прекрасно показывают те методы, к которым пришли и западные, и наши, отечественные историки за годы практических исследований.