Основой визуального ряда — стали рисунки Сталенхага. И сам неторопливый ритм повествования задается необходимостью тщательно рассмотреть все подробности, проникнуться атмосферой, ощущение той странной техники. Смотреть сериал лучше, если вы никуда не торопитесь. Образность приятная. Есть пластика, светотень, цвета, ощущение поверхностей — и машины там действительно необычные.
Удались как изначальные рисунки, так и перенос их на экран.
По содержанию — это очередная мифологизация ХХ-го века. Размеренное повествование без мобильных телефонов и всемирной сети. Люди очень могущественны, но знают лишь то, что услышали или прочитали сами — в кармане нет подсказчика. Вот Проект, вот Установка, вот поселок. Утро, день, вечер — можно ощутить всё...
Но что стоит за неторопливой художественностью?
.
Мифологизация прошлого века — не только в образах механизмов, но и в отношениях людей с техникой. Индустриальная техника вмешивается в человеческие жизни — почти как артефакты "Зоны". Не бесцеремонно, как утренний поезд рядом с домом и не удушливо, как газовая атака. Перед нами технопочтифэнтези — ни разу не отступая от НФ, как основания допущений, авторы сделали их максимально человечными. Я бы даже сказал антропоцентричными. Одичавший робот все-таки находит общий язык со старым знакомым. Психика перебрасывается из тела в тело, а потом и в машину. Можно крикнуть в старую металлическую сферу, и она, точнее любой кукушки, скажет, сколько тебе осталось жить. Увлеченная наукой мать фактически бросает дочь, чтобы участвовать в эксперименте, но дочку саму перебрасывает вперед во времени — чтобы она могла встретить саму себя взрослую... И почему бы девушке не остановить время в мире, чтобы можно было закрутить роман с приглянувшимся молодым человеком?
Каждая серия — это мелодрама. И каждая серия — это проникновение техники в саму суть человеческих отношений. Протез для охромевшей судьбы, при том, что каждый раз техника оказывается недостаточно могущественной. Можно прыгнуть во времени, но невозможно спасти умирающего деда.
Приносит ли она счастье? Или толкает к ужасу? Она хороша или плоха?
Когда ищешь ответ на эти вопросы, становится ясно, что кроме мелодраматических эффектов — пробивается сериал к еще одному уровню смыслов.
.
Кто хоть раз смотрел хронику середины ХХ-го века — может ощутить те усилия и надежды, которые шли в комплекте с очередной ГЭС, с новым самолетом или авианосцем, с только вот построенным заводом или просто большим мостом. Люди хотели дожить до запуска комбината. Отправить на фронт новое оружие. Довести до ума танковый двигатель. А там можно и умереть. Ритмы человеческой жизни срастались с ритмичностью конвейера и большого индустриального мира.
Естественно, подобное напряжение не могло поддерживаться десятилетиями. Были приливы и отливы.
Которые совершенно особым образом стали задерживаться или ускоряться в секретных городах для постройки бомб и ракет.
Жизнь вокруг может идти своим чередом — а весь коллектив, сцепив зубы, старается успеть с конструкцией водородной бомбы. И наоборот, выборы могут никак не волновать "академиков", которые знают, что получат финансирование при любых результатах.
Но там тоже проходят десятилетия.
Война или не состоялась, или уже стала прошлым.
Великие создатели проектов или состарились, или уже покоятся с миром.
А люди продолжают жить. Причем население городов не такое большое, все друг друга знают. Жизнь вокруг немного провинциальна, и время будто остановилось. Сплетни, покупки, пикники, праздники — они как бы бесконечный фон. А на нём — создаются семьи, рождаются дети, подростки заканчивают школы и покидают родительские дома, а старики вспоминают молодость...
Одновременно — почти в соседней комнате — делаются новые открытия, строятся невиданные механизмы и совершаются перевороты в науке.
То, что ты сделаешь — это может быть архиважно, оно будет касаться буквально всех людей на Земле.
Только твои дети заинтересуются в жизни немного другим.
Очередные перевороты и очередные поколения. От разговора между мальчиком и девочкой, жизнь которых в реальности оказалась разнесена больше чем на полвека — к воспоминанию о бабушкиной иллюзии, которая увидела кого-то на "большом адронном коллайдере". Вдруг это был ты?
"Коллайдер" простоит еще, может быть, сотни лет. Но кто будет жить рядом с ним?
Семья — это совершенно отдельная работа.
И ритмы индустриальной техники — какой бы антропоцентричной она не была — всегда останутся чуждыми для человека.
Правда, от техники XXI-го века — можно ждать своих сюрпризов :)))
.
Недостатки тоже есть — и они выпирают тем больше, чем рациональнее вы оцениваете происходящее на экране. Перенос сознания из тела в тело — для медицины это покруче антибиотиков и рентгена в одном флаконе. Но путевкой в вечную жизнь отчего-то не пользуются. Эпического масштаба возможности буквально валяются под ногами, но развитие цивилизации идет как-то иначе.
Только сериал — он ведь не про НТР, не про научно-техническую революцию. Это мелодрама. Чтобы не плеваться в экран — смотрите на него одним глазом домохозяйки.
Если же рацио отключить не выйдет — возникнет недоверие. Я предупредил :)
Суть метафизики — говоря совсем просто — в неизменных понятиях. В раз и навсегда установленных соответствиях, применимых ко всей вселенной.
Килограмм, секунда и метр — которые и ныне, и присно, и вовеки веков будут именно такими. Когда речь идет о геометрии — прямых, треугольниках и тетраэдрах — неизменность эта почти абсолютная, и надо быть Лобачевским, чтобы заподозрить иное.
А вот в отношениях между людьми — всё течет, всё меняется.
Это в 1850-х обыватель желает императору здравствовать, и его слова воспринимаются, как адекватный жест лояльности. Но не пройдет и ста лет, как фраза "Да здравствует император Франц-Иосиф Первый!" — изобличит жителя Праги в качестве полного идиота.
Потому, когда конструируют метафизику какого-то времени, какого-то народа или даже города — всегда получается некое подобие карты Земли: у экватора очертания стран правильные, а у полюсов — дикие искажения. Видны гигантские острова и материки, которые на глобусе выглядят куда скромнее.
Собственно, так и поступили авторы "Вивариума".
Абсолютно синтетическая субурбия — бесконечные кварталы одноэтажных пригородов, откуда невозможно выехать. Но поселиться можно лишь в одном доме — это и есть центр безлюдного мира, где существует молодая семья.
Не живет.
Настоящие, живые люди — медленно умирают. Их переменчивые и слабые натуры не совместимы с нормоконтролем.
Муж тяжело работает, чтобы выбраться оттуда, причем тратит на безнадежное дело все свои силы, готов прямо дневать и ночевать в самодельной шахте — но лишь роет себе могилу, и жизнь его кончится в тот день, когда он потеряет надежду.
Жена — пытается оживить дом, как-то поддерживать здоровье и что-то менять вокруг.
Однако мир — абсолютно стандартен. Наши "Ночь, улица, фонарь, аптека" — это еще цветочки.
Облака на небе — из рекламного проспекта. Изгиб дороги — по нормативам, чтобы удобно было развернуться легковой машине. Освещенность придомовой территории — санитарно необходимая, а её площадь — в рамках ценовой категории "среднего класса".
Индустриальная, конвейерная штампованность как основа вселенной — любой хаос вытесняется. Это в Средние века природа не терпела пустоты. В американской субурбии она не терпит естественности. Причем стереотипность, повторяемость и стандартность — даны сама по себе, безо всяких переходных форм и денежных эквивалентов.
Электричество берется из розетки, а еда — полиэтиленовые вакуумные упаковки — из картонных коробок, что просто так материализуются перед крыльцом. Трава на лужайке — может исчезнуть или появиться, но никак не сгореть. Если же горит дом, то с последними клубами дыма он перезагружается.
Матрица без компьютера, существующая в сознании некоего американского духа. Зазеркалье американской мечты.
Но все это мелочи. Даже если тебя посадили в синтетическую тюрягу с другими законами физики, можно планировать побег. Хотя бы воображать себя Монте-Лобачевским.
Только тут перемена — в коробке присылают синтетического младенца.
Он быстро растет, и при том не становится человеком.
Ребенок превращается в агента — по продаже недвижимости или пылесосов, по добыванию сведений или приличным похоронам. И до агента Смита ему далеко, как дворовому хулигану до супергероя — все слишком обыкновенно и пресно. Просто есть в нём некая жадность. Если субурбия вокруг — это пассивный мир, лишенное воли начало, обреченное воплощать себя без всякой фантазии, то агент — имеет некую инициативу, потенцию, нуждается в заботе, которую никогда не вернет приемным родителям. В его жизни главное даже не зарабатывать деньги, но исполнять обязанности. Быть винтиком системы.
Он максимально чужд обычным людям. Его воспитывает непонятная, надоедливая культура субурбии. По телевизору ему показывают какие-то узоры, которые он начинает понимать, а когда приезжают учебники — в них только странные значки и немного иллюстраций. От младенческой истерики или прямолинейных вопросов маленьких детей — идет почти мгновенный скачок к инаковости, непонятности и ничего не значащим фразам, которыми люди отгораживаются друг от друга.
Увы — фильм слишком прямолинеен. Нам показывают победившего Грегора Замзу, который и человеком-то никогда не был, а сейчас — агент с шестеренками в потрохах. Демонстрируют стандартизированный мир, предназначенный для воспроизводства агентов. А потом в лоб сопоставляют его с обрывками воспоминаний героини. Она ведь жила в стандартном мире, и отгораживалась от собственных родных, и жаждала чего-то простого и прямолинейного. Дескать, зритель, оглянись, ты и так живешь в хомячьей клетке и крутишь рабочее колесо — просто предметы у тебя в комнате не такие стандартизированные...
Как эвклидова геометрия сама по себе не содержит иной геометрии — так и "Вивариум" не содержит малейших намеков на улучшение или распад субурбии. Полная самотождественность в коридоре отражений меж двух зеркал. Канон пригородного американского бытия. Герои, в итоге, не раскрываются, сходят со сцены без реализации потенциала — как и множество жителей пригородов, разменявших свою жизнь на сидение перед телевизором. Только вот от персонажей в неординарных обстоятельствах ждешь хоть какой-то неординарности, неоднозначности, второго слоя...
Ведь человеческая жизнь всегда сложней, и в маленьких сегодняшних странностях нам улыбается грядущее...
Итого: Получилась школьного уровня притча, которая сделана с претензией стать очередным вариантом "Американской готики" — не для живописи, но для кинематографической философии. Увы, это лишь претензия... Нравоучительность не позволяет ленте стать настоящим ужастиком, а предельная стилизация — хорошей воспитательной историей.
Что захотел увидеть автор в новых поселениях на спутнике Земли? Какую картину захотел нарисовать и представить читателям? Финал трилогии дает ответы.
.
В первую голову — показать, как человек еще может двинуть вперед нашу цивилизацию. Личность, индивидуальность, характер — становятся определяющими качествами для исторического масштаба событий. При том, что у многих индивидуальные ИИ, высчитывающие проценты прибылей и варианты угроз, за человеком остается воление. Упорство. Месть. Ярость. И пока лидеры могут воплощать эти свойства человеческой натуры — они ведут за собой людей. Иногда как организаторы, иногда — как живые примеры;
.
Интригам будущего нужны технологические ограничения. И дело не только в особенностях реголита, уровне радиации или трансформации человеческих костей. Как бы не были энергичны лунники — человеческое разнообразие может смениться лишь машинной биржей, которая приведет к уничтожению всех людей на Луне. Есть человеческие субъекта и есть растущая безличностная техносфера, которую относительно легко прогнозировать, и которая опасна не меньше пожара или наводнения. Приходиться быть инициативнее машин, чтобы управлять ими. И демонстрация этой постоянной угрозы — несомненный успех третьей книги;
.
С одной стороны показано физиологическое — из-за особенностей скелетов — рождение нового народа. С другой — носители новой культуры, которые еще недавно были "варварами" на Земле — очень быстро превращаются в отдельную общность. Вчерашние жители фавел, кое-как обучившиеся работать с оборудованием, и сдавшие десяток экзаменов — волею судьбы становятся миллиардерами и основателями новых кланов. В таком культурном переходе — максимум чувственных переживаний, когда от приевшегося обжорства или надоевшего разврата приходиться переходить к более возвышенным удовольствиям и более серьезным целям. Но от низких удовольствий так непросто отказаться :) Фактически, поселения лунников — это города итальянского Возрождения. Гордись, Фьоренца, долей величавой! / Ты над землей и морем бьешь крылом, / И самый Ад твоей наполнен славой! — новые социальные структуры держаться буквально на нескольких семьях, которые только начали обрастать непробиваемым коконом из приживалок, помощников и придворных. Потому роль личности — просто зашкаливает. Любой недостаток или порок могут стать критической уязвимостью, мультиплицироваться в подражании тысяч других людей. А позитивные качества — основой для созидание новой империи. Как интеллект, так и физиология — архиважны для сюжета вообще и раскрытия персонажей в частности. Обилие эротических описаний, и реконструкция дуэльных поединков — красной нитью проходят сквозь всю трилогию.
.
Но что добавляется в третьей книге? Идет завершение войны. Нашествие землян было во второй. Личности, которые подобно ниобиевым магнитам собирали вокруг себя узоры из железных опилок — заканчиваются. Или умирают, или меняются, или настолько теряют собственную репутацию, что уже не могут быть живыми кумирами. Те, кто хотел проявить себя в качестве злодея — раскрылись, и должны погибнуть. Кто оказался недостаточно храбр или удачлив — отсеялись. Их не стоит принимать во внимания. В пространстве человеческих отношений формируется новый рельеф, который теперь больше зависит от законов и потребностей общества, чем от капризов и случайных встреч двадцатилетней давности. Чисто личностные конфликты, как завод часовой пружины — постепенно исчерпывают себя, но еще далеко не кончились. Раз за разом автор показывает концовку очередных противостояний — кого-то отравят ядовитыми иглами в грязевой ванне, а кто-то не станет выпускать родственнице кишки на арене. При том, что дружба и любовь — продолжают жить. Не все узлы развязаны и не все линии завершены. При желании легко можно выйти на четвертый и пятый том — но это будет история про совсем другой мир...
.
А будет это мир другим, потому что завершается золотой век полубандитских кланов — идет становление государства. Лунного государства.
Солдаты-бизнесмены, которые с ножом в руках были готовы выходить на судебные поединки, сменяются юристами. То есть вопрос власти отделяется от вопросов управления — и Луной теперь руководит промежуточная фигура адвокатессы.
А с чего начинается становление государства в плане законов? Старик Энгельс не даст соврать — с введения социальных гарантий. Если Солон запретил продавать афинян в рабство — то на Луне становятся бесплатными "четыре базиса". Воздух, вода, углерод и данные — для всех, даром. Это означает снижения уровня напряжения, когда каждый лунник точно знал, что если он не заработает сколько-то денег — задохнётся. И если в обществе есть единый для всех контракт, который никогда не подписывался и никак не скреплялся даже личными обещаниями — и он имеет власть над каждым — то это называется "закон". Анархические договоренности — ты мне я тебе и плевать на все остальное — уходят в прошлое. То есть общество фронтира, которое в чистом виде существовало несколько десятилетий — готово исчезнуть. Легендарная эпоха завершается.
.
Этот диалектический (Карл!) процесс — когда из вражды кланов рождается государство — показан идеально, и трилогия может считаться образцом научно-политической фантастики, иллюстрацией "хитрости исторического разума".
Но читателю придется делать изрядную скидку — автор откровенно подыгрывает лунникам. Это, конечно, не уровень Хайнлайна, когда в "Луне, суровой хозяйке" игра шла в одни ворота, а скорее амальгама из нескольких "бонусов".
В отношении с землянами — полный аналог сериала "Правосудие". Есть некая провинция, временами туда приезжают ребята из центров мира, которые раз за разом пытаются купить всех провинциалов за три копейки, но в силу местной специфики — у них ничего не получается. Местные продолжают враждовать между собой, воровать и охранять, и по отдельности это не самые замечательные люди. Только вот дух глубинки неизменно берет своё.
В отношении с наукой — удача. Есть университеты на темной стороне Луны, которые готовы фактически собирать заново личность человека. Это уже почти воскрешение. Есть воплощенные в фабриках прорывные технологии. И фактическое опережение земных разработок. Земля упорно показывается как территория, утратившая задор и тягу к новизне — будто США XIX-го века, говорят Старому свету XXI-го — "а в тылу путь Европа дальше гниет без нас". Луна может стать фронтиром, где части научных разработок будет комфортнее, чем в тисках земных законов. Но сложность и разнообразие конфликтов на Земле — громадные. Количество кадров — исчисляется миллиардами. Инфраструктура — уже создана. Значит снова и снова земляне будут вытаскивать белого кролика из цилиндра. И не только биологическое оружие, которого так опасаются лунники. Автор слишком уж нарочито проводить аналогию с загнивающей Римской империей...
Наконец, в отношении трансформации человека — Макдональд продолжает линию первой книги на сумму специфических черт, которые формируют новый этнос или даже расу. Технологические фокусы, которые позволяют работать с шизофренией или бороться с параличом — работают на единство лунников. Но нет эпидемии расчеловечивания, описанной во "Всесожжении" Збешховского — когда бы у каждого лунника крыша ехала на свой градус и они бы отчаянно конкурировали, имплантируя себе ярость, талант к интриге или же сообразительность...
.
Итого: рождение нового народа и государства — из чувственной ярости и запутанной интриги.
.
П.С. Название лично я — перевел бы как "Восходящая Луна". Здесь она восставшая не "против тирана", а "из праха", причем тотальной катастрофы не случилось. Идет рождение, восход, подъем.
облако тэгов
