Я всякий раз несказанно удивляюсь, становясь свидетелем некоторых явлений: службы в церкви, блюдущие суеверные ритуалы Темных веков, где ни у кого из участников не возникает чувства несоответствия. Жирный советский бюрократ, читающий мораль о разложении буржуазии. Радикал (1), превозносящий творчество Роберта Хайнлайна. С воодушевлением читаемые в метро томики «Майн Кампф» меня покоробили бы не намного сильнее, чем вид книг Хайнлайна, Толкина и Ричарда Адамса в руках у публики. Вообще, у этих представителей визионерской фантастики, на мой вкус, немало общего. От самых своих истоков литература утопий была по большей части реакционной и по большей части скучной, постоянно крутившейся вокруг идеи «упадка» нынешних времен. И ответы почти всегда предлагались авторитарные – со всей решительностью, если не сказать твердолобостью. Сейчас в списке лидеров продаж в Cienfuegos Press(2) фигурируют все те же авторы – Лавкрафт и Рэнд, Хайнлайн и Нивен. Их любят люди, для которых подписка на Daily Telegraph(3) или членство в Monday Club(4) смерти подобны, хотя на фоне суждений этих авторов передовицы Телеграф читаются как работы Бакунина, а речи членов Monday Club напоминают ораторствования времен Парижской Коммуны.

Помню, как несколько лет назад читал статью Джона Пилгрима в «Анархии»(5), откуда почерпнул утверждение, что Роберт Хайнлайн – революционно настроенный писатель левого толка. В итоге я годами не мог заставить себя купить еще хоть один выпуск журнала. Раньше меня поражало, когда ортодоксальные коммунисты говорили нечто прямо противоречившее их же собственным антиавторитарным заявлениям. Но уж от анархистов я точно не ждал услышать чего-то подобного. Посещение ежегодных НФ-конвентов, в основном в Штатах и Англии, убедило меня, что большинство фанатов настроено реакционно. Все в один голос утверждали, что стараются держаться подальше от политики, хотя на самом деле из раза в раз голосовали за тори и были убеждены, что Колин Джордан(6) «не так уж неправ». Я допускал, что такие люди все же исключение среди энтузиастов от НФ. Затем тут и там начали подниматься самопальные газеты, и, как оказалось, я во многом разделял их взгляды. Но старые язвы вновь открылись: Толкин, К. С. Льюис, Франк Герберт, Айзек Азимов и прочие – реакционные буржуа, апологеты христианства, тайные поклонники Сталина – удостаивались хвалебных эпитетов в IT, Frendz и Oz(7) и вообще среди тех, кого я полагал своими единомышленниками. Тогда я сам начал доказывать, что упомянутым писателям в высшей мере присуща любовь к авторитаризму. В ответ меня, как правило, самого обвиняли в консерватизме, элитизме, в неумении снизойти до того, чтобы просто получать удовольствие от хорошей фантастики. Поэтому по просьбе Стюарта Кристи я снова привожу здесь свои аргументы, которые уже не раз озвучивал.

В 60-е наши «Новые миры»(8), как и многие другие печатные издания того времени, были исполнены веры в революцию. Основной упор мы делали на революцию в искусстве и науке – т.е. в области, которую мы лучше всего понимали. Мы нападали, нападали и на нас – при помощи старых и слишком хорошо знакомых приемов. Smiths(9) попросили нас «снизить градус» материалов под угрозой разрыва отношений. Мы отказались. В нас видели богохульников, нигилистов, распространителей непотребства и прочее в том же духе. Нас критиковали в Daily Express(10). Какой-то тори в Палате общин спросил, почему на такую «мерзость» тратятся общественные деньги (т.е. маленький грант от Совета по Искусству). Обо всем этом я вспоминаю не только, чтобы показать, какой ценой мы продолжали гнуть свою линию. (Smiths и Menzies Distribution от нас, в конце концов, отказались.) Я хочу сказать, что «Новые миры» был единственным последовательно радикальным НФ журналом – и фэндом был первым и самым ярым нашим противником. На самый пик наших бед пришлась серийная публикация «Подслушивай за Джеком Барроном» Нормана Спинрада. Автор долгое время принимал участие в радикальных движениях в США, и, работая над романом, поставил себе задачу описать плачевную ситуацию с демократией и СМИ в Америке. Позже он создал «Стальную мечту», сатиру на истории в духе «меч-и-магия». В книге вытаскивались на свет все признаки фашизма, присущие жанру. По сюжету автор романа жил в альтернативной реальности, и его звали Адольф Гитлер. Целью книги было показать, сколько писателей-фантастов в некотором смысле — «несостоявшиеся Гитлеры».

Многие американские фантасты использовали «Новые миры» в качестве посредника, потому что не могли опубликоваться в Штатах. Томас М. Диш, Джон Сладек, Харви Джейкобс, Харлан Эллисон и др. высылали нам свои лучшие – в то же время наиболее противоречивые – вещи, тогда как фанаты Хайнлайна неустанно обвиняли нас в том, что мы «убили» НФ. Допускаю, что фантастике присущ эскапизм, но ее провозглашали «литературой больших идей», с чем мы были резко не согласны. (В противном случае «Зеленые береты»(11) — глубоко философская лента.)

Еще один пример: в 1967 г. Джудит Мерил, одна из основателелей Ассоциации писателей научной фантастики Америки (SFWA), а ранее либертарианка, отказавшаяся от троцкизма в пользу анархизма, предложила НФ-журналам приобрести у них рекламные колонки под кампанию против войны во Вьетнаме. Я был тому свидетелем. Многие члены организации с готовностью откликнулись, в том числе англичане, как и я. Джон Браннер, Брайан Олдисс, Роберт Силверберг и Гарри Гаррисон выразили крайнюю заинтересованность, за ними последовали Харлан Эллисон, Джеймс Блиш и – буду честным – Франк Герберт и Ларри Нивен. Но не меньшее число пришло в негодование от этой идеи, утверждая, что SFWA «не должно вмешиваться в политику». «О-кей», — сказала Мерил. – «Тогда давайте напишем: «Такие-то члены SFWA осуждают войну во Вьетнаме». В итоге, в НФ-журналах было по две колонки, посвященных американскому вмешательству – за и против. В поддержку высказались Пол Андерсон, Роберт Хайнлайн, Энн Маккефри, Дэниэл Ф. Галуэй, Кейт Лаумер и другие писатели, числом не меньшим, чем противники войны. Интересный факт: проамериканские фантасты пользовались в то время куда большей популярностью в англоговорящих странах, не говоря уже о Японии, Советском Союзе, Германии, Италии, Испании, где немалое число читателей относят себя к свободомыслящим. Пару таких писателей (родом как из Британии, так и из Штатов) я причисляю к своим близким друзьям, лично их зная как добрых, смелых, без единого признака двуличия людей, но от их политических убеждений, если не действий, выворачивает наизнанку.

Большую часть людей следует судить скорее по делам, чем по словам, которые подчас на удивление противоречат друг другу. Писателей же получается судить только по содержанию их работ. Так вот, большинство популярных среди свободомыслящих людей фантастов в отношении обоих полов имеют вполне фашистские взгляды. Лавкрафт – женоненавистник и расист, Хайнлайн – авторитарный милитарист, Айн Рэнд – фанатичный противник профсоюзов и левых, видящая, как и многие реакционеры до нее, корень всех мировых проблем в том, что капиталисты недостойно несут бремя «доброго властелина». Толкин и прочие авторы христианской фэнтези для среднего класса постоянно воспевают буржуазные добродетели. Их злодеи – завуалированные образы агитаторов рабочего класса, а их сельскую романтику насквозь пропитал страх толпы. Для них рабочий класс – неразумный зверь, которого надо держать на цепи, иначе он в клочья разорвет весь мир (т.н. буржуазная безопасность). Ответ на угрозу всегда остается один и тот же – лидерство, «достоинство», патернализм (в чем особенно силен Хайнлайн), христианские ценности…

Что общего у всего этого со свободомыслящими людьми любых убеждений? Возможно, ответ прост – романтика. Разделяющая линия между правой романтикой (нацистские символы и мифы) и левой (кавалерия повстанцев) не всегда четко различима. Вдохновляющий образ всегда таким остается и вполне может быть использован, дабы пробудить в нас любые отмершие или ребяческие эмоции. Эскапист и «жанровая» литература взывают как раз к таким. От того, что мы раз-другой сбежим в иные миры, большого вреда не будет, зато крайне опасно путать упрощенную фикцию с реальностью – как раз то, чем занимается пропаганда.

Герой-разбойник, восстающий против заведомо более сильного противника, слишком часто становится политическим тираном, а мы всякий раз подобным фактам удивляемся. Романтические образы героев находят отклик в самом инфантильном внутри нас; в реальной же жизни эти люди незрелы, без толики самодисциплины, и зачастую держатся на плаву лишь за счет собственного обаяния. Литература позволяет навеки сохранить их шарм, как например, в случае Зорро или Робин Гуда. На самом деле они раздражительны, ребячливы, добиваются своего за счет чередования угроз и хныкания из жалости к себе – совсем как дети. С завидной частотой они становятся революционными лидерами, на которых мы возлагаем надежды, за которых мы отдаем жизни и которыми иногда пытаемся стать, спутав факты и вымысел. На деле к власти приходят приземистые фанатики с лицом и статью клерка-невротика, тогда как харизматичные герои, если повезёт, погибают в зените славы, оставляя нас наедине с мыслями, что пока мы следовали за ними, пытались быть как они, отдавали всю энергию, живя жизнью полной романтической чуши, до престола интригами и подкупом добрался новый царь, и началась новая эра террора.

Герои предают нас. Воссоздавая их в реальной жизни, мы предаем себя. Герои Хайнлайна и Айн Рэнд всегда всесведущи, всегда правы: они – оракулы и защитники, волшебные родители (пока мы следуем их правилам). Они с готовностью берут на себя ответственность, которая нам не по силам. Они – «лидеры». Традиционная НФ – по большей части литература героическая, но по-настоящему пагубной она становится, когда называет себя «литературой больших идей». Чарли Мэнсон и сайентология (выдумка фантаста Рона Хаббарда и авторитарная система не хуже папства) – наиболее впечатляющие примеры. Получать удовольствие от текста – это одно. Утверждать, что такие книги «освобождают» — совсем другое. В них чувствуется недостаток фантазии; как правило, они дурно написаны, герои – пустопорожни, а пропаганда – твердолоба и консервативна. Старый добрый опиум, по всей вероятности специально разработанный для потенциального революционера.

У Лавкрафта и подобных ему писателей страх перед противоположным полом, как правило, идет рука об руку со страхом перед «мерзкой» толпой (либо маскируется под него). Это настолько характерный для хоррор-литературы прием, что вряд ли он достоин отдельного обсуждения. Лавкрафт психически ненормален. Его работы имеют дело с той же мрачной романтикой, что присуща нацистскому искусству. Он был непоследовательным антисемитом и мизантропом, проповедником антирационалистических идей о «расовом инстинкте», в немалой степени перекликающихся с «Майн Кампф». Будучи ярым приверженцем «арийской» теории и женоненавистником, он, в конце концов, женился на еврейке (что то ли было, то ли не было признаком света в конце туннеля – на этот счет ее мысли нам не известны). Лавкрафт нам нравится в первую очередь тогда, когда мы сами чувствуем себя психически расшатанными. Он отвратительно пишет и потому неспособен отписать свои страхи, перепоручая эту функцию нам, читателям. Вот в чем секрет его популярности – все мы лучше пишем, чем он! И, тем не менее, он не так уж пугающ на фоне других весьма популярных фантастов, описывающих не «воющих тварей», а идеализированные общества. От «Свободного владения Фарнхэма» до гитлеровского Lebensraum путь не так уж долог.

Должен признаться, что веду спор не совсем по правилам. Я смею надеяться, что мои читатели знакомы по крайней мере с некоторыми упомянутыми писателями, и критикую их книги потому, что они любимы столь многими радикалами – отнюдь не за поверхностное описание псевдосредневековых обществ а-ля Герберт. Беллетристика про королей с королевами не обязательно стоит на позициях монархизма, равно как и книги об анархистах нельзя автоматически причислить к либертарианской литературе. Я выпустил немало фэнтези-романов, где в качестве героев фигурируют короли и королевы, лорды и леди, тем не менее, я остаюсь убежденным антимонархистом. Уловка-22 никогда не казалась мне милитаристской вещью. Равно как и то, что в романах Хайнлайна фигурирует много военных – на службе и в отставке – еще не доказывает, что автор слагает гимны войне. Все зависит от того, какая роль отводится этим персонажам в сюжете и что, в конечном итоге, Хайнлайн пытается сказать.

В «Кораблекрушении «Джонатана» Жюль Верн вложил весьма дельные суждения в уста анархиста Ко-джера, главного героя, да и лучшие персонажи его книг, вроде Капитана Немо – отчаявшиеся «бунтари», отвергнувшие жизнь в обществе. Даже в защиту воздухоплавающих анархистов «Ангела революции», романа Джорджа Гриффита, найдется что сказать, несмотря на все их авторитарные замашки, несмотря на то, что по своей сути они просто романтические бандиты, и их взгляды даже для 1890-ых годов не слишком передовые.

Герберт Уэллс был отцом НФ не в большей степени, чем Жюль Верн. Он следовал стандартам тридцати-сорокалетней давности в фантастическом жанре и вековым традициям утопической романтики. Необычным в Уэллсе было то, что он – один из первых радикалов своего времени – взял все внешние атрибуты и лекала НФ и наполнил их мощными, красноречивыми образами. Так были написаны «Машина времени» и «Человек-невидимка» — аллегории в истинно баньяновском(12) духе. Персонажи Уэллса никогда не говорят о социализме, зато в его книгах красочно описаны последствия капитализма, авторитаризма, общественных предрассудков и прочих зол. При этом свои идеи Уэллс доносит с кристальной ясностью, будучи куда лучшим писателем, чем большинство фантастов до и после него. Моррис был тяжеловесен и слишком следовал традиции.

По большей части эта традиция сохранилась и после Уэллса. Начиная с «Легко как АБВ» и «С ночной почтой» Киплинга (книги о воздушных полицейских, чьи лучи умиротворяют «толпу») и заканчивая рассказами Джона Бьюкана, Майкла Арлена, Уильяма Ле Куэкса, Э. Филипса Оппенхейма и сотен других последователей Киплинга, нас преджупреждали об опасностях социализма, смешанных браков, свободной любви, интриг анархистов и заговоров сионистов, «жёлтой угрозы» и пр. и пр. Даже Джека Лондона не получается назвать либертарианцем, уж, по крайней мере, не в большей степени, чем Уэллса, который регулярно игрался с идеями элитного отряда революционных «самураев». Приблизительно так, кстати, и склонны были расценивать себя члены Компартии Советского Союза. Такими их изображали и официальная пропаганда с литературой. Квази-религиозная природа НФ (которой я уделил внимание в антологии «Пока не настал Армагеддон», посвященной фантастике до Первой Мировой) регулярно давала жизнь квази-религиозным суррогатам, целому набору авторитарно-социалистических и фашистских теорий. Лишь немногие подвергали критике теории идущих к вершинам диктаторов. Мюррей Константайн в «Ночи свастики», кажется, полагал, что лишь христианство может одержать верх над Гитлером, но в остальном у автора получился довольно язвительный взгляд на нацизм несколько веков спустя.

По крайней мере, бульварные журналы, вроде Amazing Stories и Thrilling Wonder Stories не присоединились к тиражированию идей «лидерства», ограничиваясь старым добрым коктейлем из скрытого расизма-милитаризма-национализма-патернализма, перенесенным на несколько сотен лет в будущее и на пару миллионов световых лет от нас. (Э.Э. «Док» Смит по сей день остается одним из популярнейших писателей той эры.) В конце тридцатых Джон У. Кэмпбелл возглавил Astounding Science Fiction Stories. Как многие полагают, он совершил революцию в научной фантастике, став основоположником школы, олицетворявшей в глазах фанатов Золотой век НФ. Писали в журнал Хайнлайн, Азимов, Ван Вогт и подобные им – патерналисты до мозга костей и ярые антисоциалисты. Их работы прекрасно отражали общий консерватизм, крепко втемяшившийся в мозги читателей и заставлявший видеть в каждом собрании профсоюза угрозу большевизма. Как и все поклонники сильной руки, они полагали, что радикалы по старинке хотят захватить политическую власть и превратить мир в однородную массу рабочих, заняв при этом место комиссаров. Такую точку зрения они предлагали, вступая в любую открытую политическую дискуссию. Они были такими же «левыми», как The National Enquirer(13) и The Saturday Evening Post(14), что периодически печатали их рассказы. Они были ксенофобами, чопорными и уверенными, что принципы капитализма восторжествуют во всей вселенной, при этом, конечно же, осуждали диктатуру и эксплуататоров худшего толка (уже не евреев, но все еще чужеземцев – из космоса и других стран). Кондовый индивидуализм был наиболее передовой концепцией, которую они могли осилить. Вполне в духе бульварного чтива, Кодекс Запада(15) стал Кодексом звездной границы, а капитан космолета должен был делать то, что должен был делать.

Службу сослужила война. Она дала новые типажи героев и авторитетно, «квалифицированно» звучащие технические термины, равно подходящие для естественных наук и социальных проблем. У тех парней вьетнамские настроения звучали за двадцать лет до войны. Нередко указывалось, насколько богатый запас слов американская военная и космическая отрасли почерпнули в НФ. Например, название для погрузочного модуля «Уолдо» взято прямо из рассказа Хайнлайна. Astounding стал пристанищем для короткостриженных, жующих сигары, компетентных острословов – точь-в-точь таким Кэмпбелл считал себя самого. Но он и его писатели, видевшие себя одной командой, не писали вестернов. Они делали литературу больших идей. Эти всесведущие ребята диктовали, как нужно управлять миром. К началу пятидесятых Astounding по всем стандартам стал негласно фашиствующим мещанским журналом с претензией на интеллектуальность, предлагающим подросткам-идеалистам альтернативу, которая, разумеется, никакой альтернативой подавно не была. В то время Кэмпбелл превратил весь журнал в рупор идей, проповедуемых им в колонке редактора. Команда Astounding откликнулась на них с немалым энтузиазмом.

«Звездный десант» был последним «сериалом» Хайнлайна для Astounding и Кэмпбелла. Потом он начал писать «серьезные» книги, вроде «Чужака в чужой стране» и «Свободного владения Фарнхэма», заимствуя для них упрощенных персонажей жанровой литературы и на их основе рисуя самые смехотворные и нереалистичные образы из тех, что выходили на бумаге. «Звездный десант» повествует о слегка взбунтовавшемся кадете, постепенно приходящим к мысли, что войны неизбежны, армия всегда права, а его долг – подчиняться правилам и защищать Землю от инопланетной угрозы. Это чистой воды фабричная штамповка «под Киплинга», заложившая тем не менее фундамент для его будущих работ, претендующих уже на что-то большее, мешающих в равных пропорциях патернализм и ксенофобию с сентиментальными историями. Мне они раз от разу казались все более смешными, но однажды я не без удивления обнаружил, что люди воспринимают их так же серьезно, как прошлое поколение воспринимало «Атлант расправил плечи» Айн Рэнд. То, что американский средний класс видел в Хайнлайне радикала, еще можно было понять. Но он нравился, например, поддерживавшим «Бригаду озлобленных»(18), то есть людям, чьи либертарианские взгляды я разделял. Они фанатели от буржуазного писателя, чей патернализм вызывал у меня мурашки по коже. По сей день не могу до конца определиться почему. Я не сомневаюсь в искренности их идеализма. Но как это соотносится с почитанием писателей вроде Толкина и Хайнлайна? Разгадка, возможно, кроется в неясности подобной прозы, позволяющей различные трактовки, в том числе и либеральную.

Грубый индивидуализм идет рука об руку с верой в патернализм, будь то даже патернализм умеренный, чуть отстраненный. Многие свободомыслящие, остроумные люди не видят противоречий между вестернами Джона Уэйна и своими взглядами. А, по сути, патернализм Хайнлайна как раз уэйновский.

Анархист не ребячливый дикарь, а зрелый, реально смотрящий на вещи человек, который сам формулирует жизненные установки и меняет их, накапливая опыт, формируя свое мироощущение. Будучи настоящим бунтарем, он лишен «бунтарского шарма», умиротворяющего власть имущих, как это обычно преподносится в жанровой литературе. Каждый раз досадно видеть, как, сокрушив соперника, Робин Гуд снимает шляпу перед королем Ричардом. Подобный патернализм играет всеми красками в ныне популярных «Звездных войнах». В основе квазирелигиозной Силы, объединяющей воинов-джедаев (снова «самураи» Уэллса?) в нечто вроде священного братства тамплиеров, лежит раздражающе иррациональное начало. «Звездные войны», будучи сборной солянкой из идей других писателей, — эссенция жанра с четкой, характерной структурой: незрелые герои сражаются за отцов-властителей, в конце концов побеждают и скромно стоят пред лицом принцессы, пока им на шею вешают ордена.

«Звездные войны» несут четкий патерналистский посыл практически всех клише приключенческого жанра (и да не прибудет Сила на порог Вашего дома в три часа ночи). Все персонажи мастерски подобраны, «инстинкту» отдается предпочтение перед разумом (фундаментальный принцип нацистской доктрины, между прочим), а романтика привлекает молодых идеалистов. Хотя никакой революцией не пахнет – всё говорит о защите существующего строя. Идеи, присущие жанру, заложены в саму структуру картины, хотя автор – а зачастую и аудитория – не осознают их.

В НФ меня привел Альфред Бестер. Я читал фэнтези и Э.Р. Берроуза, пока не наткнулся на «Тигр! Тигр!» и не понял, что это моя литература. Лишь через несколько лет я осознал, что Бестер был скорее исключением. В конце романа работяга-самоучка, выходец из «отбросов космоса» по имени Гулли Фойл завладевает ПирЕ – некой субстанцией, способной взорваться по мысленному приказу и уничтожить как минимум Солнечную Систему. Сюжет вертится вокруг попыток разных людей добраться до нее. Силой и увещеваниями Фойла пытаются заставить передать ПирЕ «ответственным» органам. В конце концов, он раздает ее народам солнечной системе, «толпе». Вот она, говорит он. Она принадлежит вам. Она теперь ваша судьба. Делайте с ней, что считаете нужным.

Это один из очень, очень немногих действительно либертарианских НФ-романов. Не натолкнись я на него, вряд бы стал продолжать читать фантастику. Там есть прекрасная приключенческая история. Там есть герой, который из беспомощного и неграмотного разнорабочего вырастает в умную зрелую личность, неся возмездие тем, кто причинил ему зло, и постепенно обретая, скажем так, политическое сознание. Для меня нет второй такой книги, где романтика и идеализм были бы столь же естественно переплетены. Показательно, что ее популярность значительно ниже по сравнению, например, с «Чужаком в чужой стране».

За исключением очень достойных, хотя на мой вкус с излишним налетом журнализма, «Обделенных» У. Ле Гуин, я с трудом назову НФ-книги, в которых бы проповедовалось свободолюбие. М. Дж. Харрисон – настоящий анархист. Анархистов полно в его книгах, подчас довольно странных, вроде эстетов из «Аппарата Центавры». Харрисона, типичного представителя школы «Новых миров», я бы отнес к анархистам экзистенциальным. Есть Брайан Олдисс, который в книге «Босиком в голове» описывает, как ЛСД наводнило Европу, и рассказывает о всеобщем освобождении и новых странных обычаях, принятых вслед за этим. Есть Дж.Г. Баллард с его «иронией висельника» – такие вещи, как «Выставка зверств» и «Автокатастрофа»(24), навлекли на него обвинения в нигилизме. Есть замечательный «Человек-женщина»(25) Джоанны Расс. Другие примеры привести затруднительно – столь мало фантастики посвящено общечеловеческим ценностям, не говоря уж о либертарианских идеях. Мои собственные литературные пристрастия, полагаю, находятся в некотором противоречии с политическими убеждениями. Я восхищаюсь рассказами Баррингтона Дж. Бейли(26) – зачастую крайне сложными для восприятия. Недавно вышла одна из самых талантливых его работ, «Душа робота», где ставится вопрос о самосознании личности. Еще один мой фаворит — Чарльз Л. Харнесс(27). Например, его «Роза» лишена упрощенности большинства НФ-беллетристики, а «Парадоксальные люди», с их уникальным чувством природы времени, с героем-разбойником, с ироничными отсылками к имперским Штатам, на мой вкус, отличное развлекательное чтение. Я также питаю слабость к К. Корнблату, у которого, на мой взгляд, политическое сознание было сильнее развито, чем он показывал то в своем творчестве. Его рассказы, в которых он пытался слить воедино мысли американского среднего класса с собственными радикальными идеями, зачастую сбивают с толку. Мне больше всего нравится «Синдик», где миром правит довольно миролюбивая мафия, пускай даже вещь слабовата с точки зрения композиции. Фриц Лейбер – возможно, один из лучших американских писателей старшего поколения, подкупающий своим стилем, остроумием и человечностью, равно как и своим неизменным презрением к авторитаризму. Его «Мрак, сомкнись», где проводятся параллели между политической властью и религиозной – одна из лучших работ в фантастическом жанре на эту тему (Astounding ее печатали в сороковые). Джон Браннер – автор гимна Кампании за ядерное разоружение(28) «Гром водородной бомбы»(29), периодически пишет с откровенно социалистических позиций. Имя Харлана Эллисона было какое-то время связано с нью-йоркской уличной бандой, и он сам заявлял о себе как об участнике американского радикального движения. Герои рассказов Эллисона лишены какого бы то ни было пиетета перед властью, хотя порой условности жанра одерживают верх над самой сутью его произведений. Это, к сожалению, верно для большей части фантастической литературы. Лучшее, что написано Эллисоном, написано за пределами жанровых рамок. Еще есть Филип К. Дик, Джон Сладек, Томас М. Диш, Джоанна Расс…

Одной из лучших работ в послевоенной сюрреалистической литературе я бы назвал «Подвиги Энгельбрехта» Мориса Ричардсона. Книга была написана в сороковых и недавно переиздана Джоном Конквестом. Эти «Хроники сюрреалистического спортклуба» — восхитительно лаконичные тексты, в которых максимум оригинальных идей облачено в минимум слов. Второго такого автора мне затруднительно назвать. «Подвиги» затмевают все хоть сколько-нибудь напоминающее их, включая труды Борхеса и других адептов образных текстов. Ричардсон играет идеями, не задерживаясь ни на одной, при этом его проза удивительно выверена. Авторская ирония, которую я считаю даже более важным фактором, чем лаконичность, принесла ему неоспоримое преимущество. Подобная манера письма – потенциально убедительнейшее оружие в литературном арсенале. Меня потрясает, как Киплинг оказывал влияние на одно писательское поколение за другим – просто за счет своей небрежной, воздушно-ироничной прозы. Многие писатели – совсем не обязательно разделяющие взгляды Киплинга – использовали его приемы. Дурно сделанную с них кальку мы ныне можем наблюдать на полках с остросюжетным «правым» чтивом и фантастикой. Возможно, этот самый тон, взятый, чтобы показать умеренность и здравый смысл автора, способствует «перевариванию» читателем идей, в противном случае, наверняка бы им отторгнутых. И вот чего Хайнлайн и Толкин начисто лишены, так это хоть намека на самоиронию. Они по своей природе рафинированные Тори. Они кладут вам руку на плечо, чтобы доверительно сообщить, что их идеи на самом деле вполне радикальны. Что они по молодости лет так же лезли в драку. Что есть разные способы добиться перемен в обществе и что нужно быть реалистом и прагматиком. В следующий раз, как возьмете в руки книгу Хайнлайна, вообразите человека, смахивающего на генерала Эйзенхауэра. Или, если картина недостаточно ярка, представьте себе какого-нибудь малого лет под сорок, добродушного и приятного на вид, с пробивающейся сединой на висках, в костюме-тройке и при синем галстуке. Он вам с блуждающей улыбкой говорит, что Маргарет Тэтчер более всего на свете радеет об индивидуализме и перспективах – не менее рьяно, чем вы, просто по-своему. Вот тогда вам будет понятно, что вы собираетесь читать.

Май 1977 г.

Перевод сделан по http://web.archive.org/web/20021224193414...

Впервые статья опубликована в чуть сокращенном варианте в Cienfuegos Press Anarchist Review № 4, 1978 г.

(1) М. Муркок использует термин «радикал» в обычном британском ключе – ближайший аналог в устоявшейся у нас терминологии «социалист-анархист».

(2) Cienfuegos Press – британское издательство анархистской литературы (1974 – 1982), работало под руководством лидеров движения — Стюарта Кристи и Альберта Мельцера.

(3) Daily Telegraph – ежедневная газета, один из оплотов Консервативной партии Великобритании

(4) Лобби-группа, принадлежащая к правому крылу Консервативной партии Великобритании.

(5) М. Муркок ссылается на статью журналиста Дж. Пилгрима «Научная фантастика и анархизм», опубликованную в декабре 1963 г.

(6) Британский нео-нацист.

(7) Британские фэнзины.

(8) Английский НФ-журнал, где в 60-ых Муркок занимал редакторское кресло.

(9) Британский дистрибьютор периодики.

(10) Британский таблоид

(11) «Зеленые береты» (The Green Berets), (1968) – голливудский кинобоевик, выпущенный в поддержку войны во Вьетнаме. Реж. и в гл. роли – Дж. Уэйн

(12) Баньян, Джон (1628 – 1688 гг.) – английский христианский писатель, автор аллегорического «Пути паломника».

(13) Американский таблоид.

(14) The Saturday Evening Post – американский журнал консервативной направленности.

(15) Кодекс Запада (Code of the West) — приключенческий роман-вестерн американского писателя Зейна Грея (1872 – 1939)

(16) Уоттсовские беспорядки — волнения в негритянских пригородах Лос-Анджелеса в 1965 г.

(17) «Доктор Стрэйнджлав, или как я перестал волноваться и полюбил атомную бомбу» (Dr. Strangelove or: How I Learned to Stop Worrying and Love the Bomb), (1964 г.) — картина реж. С. Кубрика, сатира на американское общество времен холодной войны. В гл. роли – Питер Селлерс.

(18) «Бригада озлобленных» (Angry Brigade) — британская боевая группа анархистов, ответственная за серию акций насилия в 1970-1972 гг. в отношении лиц, поддерживающих Вьетнамскую кампанию, и правительственных учреждений. Альтернативные переводы названия – «Сердитая бригада», «Сердитый отряд» и др.

(19) М. Муркок неточно цитирует название картины 1968 г. «Большой Джим Маклейн» (реж. Э. Людвиг). Антикоммунистическая лента, традиционно считающаяся одной из худших в фильмографии Уэйна.

(20) Уоллес, Джордж (1919 — 1998 гг.) – 42-ой губернатор шт. Алабама, четырежды неудачно баллотировавшийся на пост президента США. Выступал в защиту сегрегации черного и белого населения штата.

(21) Маккарти, Джозеф (1908 – 1957 гг.) – сенатор от республиканской партии США. С именем Маккарти связано радикальное антикоммунистическое движение в США, взлет «красной истерии» и «охота на ведьм» в американском обществе 40-ых-50-ых годов XX века.

(22) Бакли-младший, Уильям Фрэнк (1925 – 2008 гг.) – американский консерватор, основатель и редактор журнала Нэшнл Ревью (National Review), один из идеологов эпохи Р. Рейгана, известный своей эрудицией.

(23) М. Муркок, разумеется, имеет в виду картину не 2010 г. (реж. Дж. и И. Коэны), а 1969 г. (реж. Г. Хэтауэй), где Дж. Уэйн исполнил главную роль, принесшую ему высшую награду американской киноакадемии.

(24) «Выставка зверств» (The Atrocity Exhibition) (1970) и «Автокатастрофа» (Crash) (1973) – сборник рассказов и роман Дж. Г. Балларда. Центральная тема обоих произведений – психопатологические отклонения. По «Автокатастрофе» в 1996 г. был снят одноименный фильм (реж. Д. Кроненберг).

(25) «Человек-женщина» (The Female Man) (1975) – НФ-роман писательницы-феминистки Дж.Расс.

(26) Бейли, Барритгтон (1937 – 2008 гг.) – британский фантаст, один из редакторов журнала «Новые миры», близкий друг М. Муркока.

(27) Харнесс, Чарльз (1915 – 2005 гг.) – американский фантаст. Неоднократно номинировался на Хьюго и Небулу. Один из писателей, к которому слава сначала пришла не на родине, в Штатах, а в Великобритании.

(28) Кампания за ядерное разоружение (CND) – британская организация, образовавшаяся в 1957 г. Ее эмблема, разработанная в 1958 г. – признанный знак пацифизма.

(29) Полный текст: http://www.antiwarsongs.org/canzone.php?i...