Сюрреалисты всегда останутся модернистами и будут приписывать себе даже изобретение колеса, как случилось у Гийома Аполлинера. Сальвадор Дали в рамках сюрреализма создал собственный образ и логотип «Чупа-чупса», а после ушёл от «модернистской деградации» к академизму. Чайна Мьевилль называл себя использующим эстетику фантастики «продуктом развлекательного крыла сюрреалистов», нимало не заботясь о том, как это логически сочетается с манифестом и утверждениями о клише и коммерции. Поэтому, сколько бы ни говорилось о новейшем жанре «weird fiction», «спасающем» фэнтези и фантастику в целом «из тисков коммерции» и утешительных «жанровых клише эпигонов Толкина», выглядит это очередной эпатажной и странной выдумкой.
Джефф Вандермеер в трилогии «Зона Икс» не идёт своим путём и не ищет новое, как, предположим, Льюис Кэрролл. Он берёт готовые фантастические клише инопланетной инвазии и репликации, но воплощает их при использовании приёмов сюрреализма таким образом, что чтение воспринимается неоплачиваемой работой в законный выходной. Невозможность не то что взаимопонимания – распознавания и общения с иной формой жизни стара, как сама фантастика. Помнится, одного такого пришельца почти современные земляне забили и сожрали, особенно им понравился его мозг. Что делает Вандермеер нового и нетривиального в рамках фантастического штампа? Играет с композицией. Режет сюжет на части, перемешивает их и выдаёт блоками. Всё самое интересное, предсказуемое и, увы, не своё оставляет на конец третьей книги.
«Аннигиляция» представляет собой поток «потрясённого сознания» в исполнении женщины, «Консолидация» – его мужской вариант. «Ассимиляция» выходит на новый, современный уровень и даёт мысли, чувства и видения скоро пятидесятилетнего гомосексуалиста, а также сводит всё, включая побочные сюжетные ответвления, воедино. Не надо умствовать, искать логику и хватать ртом каждую блесну, которой дразнит автор. Читатель, расслабься и терпи, ты же мужчина или женщина! Отдайся потоку сознания женщины, мужчины и представителя «третьего пола». Поднимись на Башню, чтобы взглянуть в глаза Левиафану, спустись в Нору и попробуй пройти сквозь Слизня. Иди во Тьму, и Свет примет тебя в свои объятия. Может быть. Скорее нет, чем да. Никто не знает.
Как и у всех сюрреалистов, выставляется на обозрение великое множество символов, образов и смыслов, тянущих за собой ещё большее количество ассоциаций. Загвоздка в том, что сюр – не символизм, и потому все нагромождения бесполезны. Это как груда отчётов и дневников членов экспедиций, написанных неизвестно кем, для кого и с какой целью. Это как трёхкомнатная квартира умершей от рака безумной старухи с тридцатью тремя с половиной кошками, заваленная мусором, отходами жизнедеятельности и барахлом под самый потолок. Её мужа-священника лишили сана за гомосексуализм и он ушёл в неизвестном направлении. Её сын служил в ФСБ и пропал без вести, а невестку, преподавателя-естественника, уволили за фото в купальнике, размещённое в соцсетях, и она утопилась.
Контроль, не надо контролировать Кукушку – она сама не знает, чего хочет! Пусть подсознательное и бессознательное вольно летают под черепом, как пищащие летучими мышами белые кролики по ночному небу. Это кажется неправильным, но пусть будет так: вне разума, эстетики и нравственности. Чудеса случаются с каждым и постоянно, они в природе вещей. Иерархии и границ между жизнью, чудом и грёзой не существует. Усилия одного человека или организации не влияют на происходящее, которое складывается из поступков всех и каждого на планете Земля. Субъект растворяется в объекте, он одновременно целен и рассеян, един и множественен, активен и пассивен. Каждый персонаж – спаситель и палач, жертва и судия по отношению к себе самому и ко всему миру.
Формально, если не обращать внимания на воплощаемую как по учебнику «философию» сюрреализма, «Зону Икс» можно назвать остросюжетным детективом, движущимся от научной фантастики к мистике. Описываются экспедиции, попытки анализа добытой информации и выход ситуации из-под контроля. По стилю исполнения трилогия приближается к произведениям «ЛСД-культуры» и прочих практик «расширения сознания». Подобное уже было в литературе и кинематографе, к примеру, фильм «Другие ипостаси» от режиссёра Кена Расселла 1980 года. Тем не менее, есть и существенные отличия. У Вандермеера нет «утешительного» хеппи-энда, нет достижения результата, нет понимания смыслов и приобщения к истине. Понимания нет, приходится снова возвращаться к сюрреализму и отключать сознание.
Читать «Звёздочку» Юна Айвиде Линдквиста – тяжёлый и грязный труд, всё равно что палас выбивать. Этакий видавший виды ничейный палас, десятки лет пролежавший в общем коридоре секционки. «Чернухи» из него на читателя вываливается столько, что кажется, будто Стивена Кинга хотят превзойти лишь массой и количеством наименований. Тривиальные адюльтеры и бытовое насилие дополняются внезапным осознанием собственной микрофаллии, подростковым ожирением, педофилией, социопатией, влиянием порнографии на сексуальное поведение, жестоким обращением с детьми и родителями, подробными описаниями убийств и посмертных расчленений. Единственное бросающееся в глаза фантастическое допущение в романе – вдыхание убийцами некого «красного тумана», высвобождающегося при вскрытии черепной коробки пока ещё живого человека. Я не уверен, что эта дымка не появляется на самом деле из-за разницы атмосферного и внутричерепного давления, но в романе она временно устраняет опустошённость и ненадолго возвращает интерес к жизни. Это немного похоже на вампиризм или тягу зомби к мозгам, но куда больше на заигрывания с читателем, после «Впусти меня», «Блаженны мёртвые» и «Человеческой гавани» того же автора ищущим мистику привычного толка.
Основная сюжетная линия проста, как всё та же ковровая дорожка – это жизнь двух девочек от младенчества примерно до шестнадцати лет, «изнаночная» её сторона и «лицевая». Сложность в том, что в книге прописано множество таких же по размеру и даже больших историй, годами описывающих житьё-бытьё других людей. Есть противопоставление найдёныша и её «двойника», выросшего в нормальных условиях так называемой «благополучной» семьи, но некоторые вставные сюжеты кажутся откровенно избыточными. Главные герои истории ещё малы, и Линдквист будто решает занять читателя на всё то время, пока они растут, целым сборником других рассказов. Тот ещё «срез общества» вышел! Лишь потратив немало сил и времени, продрав глаза от пыли и откашлявшись, читатель начинает различать хитросплетения узоров ковра: в центре повествования жизнь одной девочки в двух лицах. Ребёнка дважды особенного, необычайно одарённого и психически искалеченного одновременно. Девочки, обладающей уникальным талантом и даром чувствовать и вести за собой сверстниц.
Не знаю, насколько реальна в современной Швеции возможность годами прятать в подвале ребёнка, регулярно покупая ему вещи и детское питание, но мне она кажется странной, как и некоторые другие ситуации. Например, приобретение безработным квартиры без внимания налоговых органов, участие в национальном конкурсе при подаче одного поддельного детского удостоверения, самостоятельные поездки несовершеннолетних к знакомым, которых родители в глаза не видели. Этих ситуаций действительно много, и они выполняют сюжетообразующую функцию: нарушь цепочку странностей, и книги не будет. Просто один человек пошёл в лес по грибы, а нашёл младенца, прикопанного в полиэтиленовом пакете неизвестно кем и почему. Кажется даже, что он бы и не стал брать на себя ответственность, не закричи этот младенец с чистотой камертона. Ничего особенного, прошёл бы мимо. Волчьи времена – волчьи нравы. Неудивительно, что автору приходится отвлекать читателя от алогизмов, начиная повествование презентацией сцены будущей трагедии в стиле «сейчас прольётся чья-то кровь» хорового припева «Пиф-паф, ой-ой-ой!» Юрия Энтина.
Героев, вызывающих симпатию, в романе нет. Обладай хоть кто-то из них пусть одной и насквозь порочной, но по-настоящему живой страстью, ему многое бы простилось. Но всем всё равно. Равнодушие и серость, эгоизм и чувство собственной неполноценности, зависть и невезение. Тотальная пустота всех вместе и каждого по отдельности, и желание заполнить эту пустоту, пожрав другого такого же целиком или оторвав от него хотя бы кусочек. Откуда могла взяться эта всеобщая депрессивная атмосфера? До 2000-го года Церковь Швеции считалась государственной организацией, а священники, соответственно, госслужащими. Шведы до сих пор платят церковный подоходный налог, а их вероисповедание определяется по тому, какой конфессии эти деньги уходят. Налицо абсурдная ситуация, когда 67,2 % населения Швеции приписана к христианам, но при этом 85 % того же населения считают себя атеистами. В романе «Звёздочка» Бог не упоминается, но как-то так совпало, что единственной ненарушенной в нём осталась лишь третья заповедь (о том, что нельзя упоминать имя Господа всуе). Люди, потеряв само понятие греха и спасения, опустели и опустились во вседозволенности, впусте проходят их жизни и в запустении. Люди забыли о Боге, но первородный и все остальные грехи остались, переродившись в необъяснимое чувство вины и вечную неудовлетворённость. Возможно, потому здесь нет положительных персонажей. Скрытый христианский смысл произведения, описывающего атеистическое общество, кажется мне подходящим и объективным прочтением современного шведского романа.
Двуединая героиня – Терез и Тереза, взявшие псевдоним Тесла – владеет словом; одна поёт, другая сочиняет песни. К чему бы это? Обратимся к Евангелию от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Всё чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нём была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его». Стоит ли напоминать о том, что тот самый Иоанн записал свои апокалиптические откровения? Название романа буквально переводится со шведского как «маленькая звезда», так что «звёздочка» сохраняет все авторские смыслы. Звёздочка, свет во тьме, путеводная и Вифлеемская звезда. Но в мире романа нет места даже упоминанию о Боге, и потому изначально чистые божественный свет, талант и дети в нём непоправимо замараны, искажены, искалечены деяниями и равнодушием взрослых. Рефреном повторяется убеждение Терез, что она умерла, но живёт, что её едят. Что это – воскресение, психологическая тренировка погребением для группы «апостолов» или посттравматическая деперсонализация? Как бы то ни было, благодаря своему дарованию и сети интернет Тесла стала духовным пастырем для множества девочек-подростков, заняв, к примеру, место реальной группы «Тату». Автор будто ставит вопрос: может ли поп-идол и кумир молодёжи заполнить зияющую пустоту, нежданно-негаданно возникшую в людях взамен чего-то важного, утраченного и забытого? Роман действительно полон христианских аллюзий, но здесь все они почему-то ведут не к свету, а к страданию и смерти, взять хоть плотницкие увлечения Леннарта. Житие Терез и Терезы заканчивается тем, что они вдвоём, рука об руку заходят в клетку к волкам, как мученики за веру в звериную яму римского Цирка. Искупление это или просто гибель? Финал обрывается на этой сцене, и ответа нет. В спасение хочется верить, но доказательств для веры, надежды и любви нет.
«Туман» 1980 года, режиссёром, сценаристом и композитором которого является Джон Карпентер, окупился десятки раз при бюджете в миллион долларов, получил «Приз критики» на французском кинофестивале в Авориазе и номинировался на «Лучшие спецэффекты» и «Лучший фильм ужасов» в американской премии «Сатурн» Академии научной фантастики, фэнтези и фильмов ужасов. Одноимённый ремейк 2005 года, снятый Рупертом Уэйнрайтом, не понравился публике настолько, что стал лауреатом в номинациях «Худший фильм» от международного журнала «Fangoria» и «Самый не страшный хоррор-фильм» от Лос-Анджелесского объединения любителей и кинокритиков «The Stinkers Bad Movie Awards». На мой взгляд, оба фильма оценены по заслугам: первый смотрится и сейчас, несмотря на устаревшие за сорок лет актёрские приёмы и технические эффекты, второй воспринимается как проходной, толерантно-уступчивый, ситуационно неправдоподобный и подростково-пошлый. Странно то, что обе картины объединяет Эдгар Аллан По, точнее, используется прямое цитирование строк его стихотворения, эпиграфом в оригинале и скрытое в послесловии ремейка: «Разве всё, что мы видим, или нам кажется, что мы видим, Это не мечта внутри нашего огромного сна?» Речь идёт о поэме «A Dream Within A Dream», переводимой как «Сон во сне» или «Мечта во сне». Предлагаю ознакомиться с её текстом в переложении В. П. Фёдорова, поскольку он сохранил многозначность английского «Dream»:
Целую в лоб, — прощай! Прости!
Раз’единяются пути —
И завтра розно нам итти.
Я вижу: ты права была —
Все в жизни — Сновиденье, мгла.
Надежды отлетели прочь, —
Их день развеял, или ночь? —
Зачем гадать, искать ответ, —
Они мечта… их больше нет.
И всё, чем жили мы, поверь —
Виденья смутных снов теперь!
У моря буйного сижу
И за игрою волн слежу —
И слушаю хорал морской.
Я горсть песку зажал рукой —
Песчинки… мало… — и скользят
Меж пальцев, сыпятся назад —
К бежалостным волнам спешат.
Возможно-ль крепче руку сжать
И золотинки удержать?
— Туманятся глаза слезой:
Не сохранил я ни одной!
— Ужели всё, чем я живу,
Мечта — во сне — не наяву?
Коротко о сюжете фильмов. Прибрежный американский городок, выросший из нищего рыбацкого поселения, готовится отмечать свой столетний юбилей. Именно под эту дату ночью с моря наползает неестественный туман, начинают происходить странные события полтергейстного типа, пропадают и гибнут люди. Наконец, появляется парусный корабль-призрак, с которого на берег сходят разгневанные духи, мстящие за что-то потомкам отцов-основателей города. Есть четыре острых момента: выяснение причины гибели рыбаков, застигнутых туманом в море накануне основных событий, наблюдение и отчёт за продвижением тумана ведущей местной радиостанции, попытка спасения оставленного дома ребёнка ведущей и, наконец, раскрытие некой тайны из прошлого, послужившей причиной нападения призраков в настоящем. Все эти ключевые сцены есть в обоих фильмах, и разница в подаче трёх первых из них обусловлена одной лишь современной модой. К примеру, герои становятся моложе и обнажённее, скрытая любовная линия преподносится как неприкрытый «любовный треугольник», появляются лишние персонажи (незамерзающие «девчонки-танцевалки» и выживающий вопреки всему дублирующий запись видеокамеры афроамериканец), убийства показываются со всеми подробностями, женщины становятся активнее, появляются бестолковая динамика и несуразный экшен, компьютерная зрелищность и кочующие по «ужастикам» штампы. Всё это достаточно предсказуемо. «Соль» в последней сцене – причине возвращения мстителей с того света, и об этом подробнее.
«Туман» Карпентера безусловно лучше по стилю, качеству исполнения и воздействию на зрителя, но в нём преступление основателей города было материальным и юридическим, а искупление подано в христианских ветхозаветных тонах. При чём здесь, спрашивается, Э. А. По? Для чего он цитировался? Чтобы показать мечты, рассыпающиеся в пыль, и ускользающие, как песок сквозь пальцы, богатство и надежды земные? Этого явно недостаточно, ведь почти в каждом стихотворении поэта есть тоска по утраченной, погибшей до срока возлюбленной, и цитируемая в обоих фильмах поэма также не является исключением. При всех своих недостатках, вторичности сценария и слабости исполнения именно «Туману» Уэйнрайта удалось развить эту намеченную, но оставленную без внимания и не реализованную Карпентером тему утраченной любви, конкретной потерянной женщины. К сожалению, неряшливо, рвано и без должного акцента: вместо «нового прочтения» ремейк смог выдать лишь наложенный поверх основного второстепенный сюжет, сахарные фигурки жениха и невесты на пластмассовом торте.
«Девятая жизнь нечисти» Алексея Атеева не похожа на роман в привычном понимании. Её четыре отдельные истории, объединённые пятой, могли бы напомнить структуру «Декамерона» Джованни Боккаччо, но рамочный сюжет здесь не развит. Можно предположить, что обрамление появилось с целью украшения этого, по сути, сборника и лишь формально соединяет входящие в него рассказы, но нельзя также полностью отрицать возможность существования заложенных в их выборе и взаимодействии скрытых авторских смыслов. Как бы то ни было, единого повествования тут нет.
Завязка обрамляющего сюжета-зарисовки и всей книги такова: смешанная компания наших соотечественников, мужчин и женщин разного возраста, отдыхает на даче поздней осенью. Сходили в баньку, выпивают, сидя не чинясь и кто в чём за накрытым столом у горящего камина. Внезапно поваливший снег будто отрезает их от всего остального мира, и разговор невольно заходит о возможности существования сверхъестественного в современной жизни. Как водится, некоторые из присутствующих начинают приводить собственные, случившиеся с ними самими или с их знакомыми, примеры.
Интересно, что персонажи этого вводного сюжета перечислены, но не поименованы. Для автора имеют значение их пол, возраст и социальный статус. Указываются элементы одежды и уровень образованности. Даются характеризующие определения в два-три слова, как лёгкие мазки кистью: «начитанный хозяин дачи», «обладательница махрового халата», «почитатель Фрейда», «литературная дама». Никакой конкретики – и, одновременно, даётся возможность вжиться в происходящее для почти любого читателя. Создаётся располагающая атмосфера задушевного разговора, усиливающая впечатление от четырёх рассказанных под влиянием момента и общего настроения историй.
Основные новеллы выглядят, как осовремененные бывальщины и былички в литературном изложении. Одни рассказчики преподносят их от первого лица, другие – от третьего, признавая или скрывая свою личную сопричастность. Хорошо заметна близость с городской легендой и влияние классической русской прозы 19-20 веков. Композиционно каждой новелле посвящена целая глава, в начале и конце которой повествование возвращается к тесному кружку у камина, где активно обсуждается действующими лицами. Примечательно, что их короткие реплики предвосхищают многие читательские реакции и соображения. Что это, игра с читателем?
История первая, «Проделки ведьм»
Россия конца девяностых или начала двухтысячных. В меру привлекательная двадцатипятилетняя девственница-библиотекарь наконец-то решилась снять «венец безбрачия». Естественно, у гадалки-ворожеи, и, конечно же, по рекомендации подруги. Последствия были ужасны и поучительны! Народный сюжет о сделке с ведьмой в реалиях современного провинциального города страшен, жесток и драматичен. Вызывают недоумение отсутствие положительных черт у главной героини и та лёгкость, с которой она меняется, мечась из крайности в крайность. Оборванный финал, наоборот, кажется полностью естественным.
История вторая, «Плевок на могилу»
Украина времён становления советской власти. В семействе еврея, извозчика и контрабандиста, поспела дочка на выданье. За кого бы выдать? Один претендент в немалом военном чине и обеспеченный, но русский и коммунист, другой – еврей и книжник-каббалист, но беден. Основа – почти классический сюжет о двух женихах, послушной отцу невесте, страшной свадьбе и проклятии. Исполнение – в стиле «Пентакля» Г. Л. Олди, М. и С. Дяченко и А. Валентинова. Исторические реалии, национальный колорит, мистика и юмор.
История третья, «Чума»
Юг СССР, начало семидесятых годов двадцатого века. Набирается – и неожиданно хорошо оплачивается – студотряд для проведения археологических раскопок местной «Чумной горки», пользующейся в народе дурной славой. Люди в нём подобрались самые разные: спортсмены, идейные, заучки, простаки, халтурщики, демагоги, провокаторы, рвачи и мародёры. Результаты полевого исследования можно оценить, как минимум, трояко… Пожалуй, этот рассказ стоит наособицу. Он близок не мистике, классике или фольклору, а поздней советской научной фантастике или, к примеру, раннему творчеству В. Головачёва.
История четвёртая, «Зримая тьма»
1950-й год. Выпускник столичного педвуза, учитель русского языка и литературы, попал по распределению в райцентр на стыке Рязанской и Московской областей. Дело своё знал хорошо, но скучал дико в захолустье. Страдал по-интеллигентному, пока не подсказали ему заняться охотой. Всё бы ничего, да завела «благородная страсть» в запретное болото… Культурно, красиво, философично. Тургенев, Чехов, Толстой, Гоголь, Бунин и другие в реминисценциях. Труды С. В. Максимова и А. Н. Афанасьева. Размышления о язычестве и христианстве в советское время.
Все четыре новеллы прежде всего разные. Не скажу, что в них нельзя угадать одного автора, но стиль изложения, а в какой-то мере и жанр, меняются значительно. Фольклор, мистика, классическая литература и научная фантастика. Вместе – своего рода отечественный магический реализм, описывающий жизнь нечисти во времена становления советской власти, существования СССР и современной России. Забавно, что в начале и конце рассматриваемого периода проявления нечистой силы активны и опасны, а в середине нейтральны настолько, что возникает соблазн объяснить их рационально.
В целом, роман «Девятая жизнь нечисти» оставляет впечатление умной и реалистической прозы, несмотря на присутствие мистики. Возможно потому, что позиция автора нейтральна, что автор повествует и описывает сверхъестественное, интригует, подталкивает к размышлению, иронизирует, но не имеет своей целью пугать или развлекать читателя. Идея произведения не на виду, и это даже к лучшему.
Пожилая английская чета выписывает для своего малолетнего сына американскую няню. Прибыв к месту работы, девушка с удивлением обнаруживает, что её подопечный – кукла с восьмилетнего мальчика величиной, с которой обращаются, как с настоящим ребёнком. Списав странности нанимателей на неспособность иначе справиться с давней потерей, она решает остаться, но необъяснимые происшествия заставляют её поверить в то, что кукла действительно может быть живой…
***
Фильм с самого начала подкупает предощущением готического романа. Огромный частный дом, воспринимающийся в наши дни старинным замком. Роскошь и запустение повсюду, и картина несбывшейся семейной идиллии на стене у лестницы. Старинная тяжёлая мебель и дорогие ковры во всех комнатах. Чопорная пара состарившихся вместе супругов, выглядящих настоящими аристократами в глазах пришлой американской девицы и большинства зрителей. Следы давнего пожара на фасаде, безмолвно кричащие о трагедии и тайне. Явно сильно пьющий втихую согбенный глава семейства, пытающийся залить горе, вину или ещё что-то. Строгая, как преподаватель этикета, и эффектная, как испанская танцовщица, молодящаяся женщина, хозяйка дома, надменность которой уже не в силах скрывать её безумие…
В замкнутый ритуализированный мирок тихих и богатых сумасшедших приходит молодая, но уже больно битая жизнью Грета Эванс. Другая бы сбежала после знакомства с блажью работодателей от греха подальше – но эта уже в бегах от собственного прошлого. Из двух зол, как известно, всегда выбирают меньшее... Признаться, узнав в Грете разбитную бабёнку из сериала «Ходячие мертвецы», Мэгги Грин, я представил себе восхитительную, но неуместную здесь и потому ужасную картину: мускулистая амазонка в ковбойской шляпе и коротком топе на голое тело выгоняет из парадной двери староанглийского особняка чем-нибудь тяжёлым и длинным жалобно стенающих призраков, заламывающих руки скелетов и лысых, испуганно сутулящихся вампиров… К неподдельному моему восторгу, красотка Лорэн Кохэн оказалась не столь проста и счастливо избежала навязанного внешностью типажа. Здесь она другая – зажатая, погружённая в себя молодая женщина с потухшими глазами, пытающаяся собраться воедино из осколков. И знаете, многие из её реакций на происходящее выглядят действительно естественными.
Действие развивается в стилистике всё той же готической литературы, но с небольшими поправками на современность. Грета решается всего лишь подыграть чудаковатой семейке, чтобы получить хорошие деньги и крышу над головой вдалеке от личных проблем. Одиночество, бокал-другой хозяйского вина, тёплый плед и кресло, в которое можно забраться с ногами – вот предел её мечтаний на настоящий момент. Она вовсе не собирается тетешкать тряпичную куклу с фарфоровой головой без надзора со стороны планирующих выехать на длительный отдых нанимателей. Она ведь не сошла с ума, в отличие от некоторых. И тут, по законам жанра, начинается чертовщина. Мальчик, жалкая игрушка впавших в детство родителей, оказывается тем ещё озорником. Открывается вечно запертый чердак. Симпатичный сосед-разносчик делится слухами. И прагматичная американка с пугающей лёгкостью становится частью дома и ритуала.
Финал поражает смешением английской литературной и американской кинематографической традиций. Культурный шок от лёгкого до среднего присутствует, но нельзя заявить, что такое соединение портит всё удовольствие от просмотра. Точнее будет сказать «выводит из себя, но освежает», хотя кого-то может только покоробить. Изначально фильм планировался как ужасы категории «R», и некоторые сцены так и просятся быть дополненными словно изъятыми наспех действиями и обстоятельствами. На мой взгляд, это могло бы сделать историю логически верной и более правдоподобной, но большая часть мистики в этом случае ушла бы безвозвратно, и «американская» составляющая перевесила. Заключительный эпизод кажется мне сверхкомплектным, но даже такой конец ничуть не хуже «классического» пожара и смеющейся в дыму и пламени твари на крыше.
облако тэгов
