«Я боюсь будущего. Я не хочу жить в таком будущем. Оно нежизнеспособно». Дмитрий Глуховский будто твердит это снова и снова, но иносказательно и в многочисленных вариантах. Действительно, написанная им картина грядущего мира ужасает, как полотна Иеронима Босха. Чем дольше вглядываешься, тем больше замечаешь деталей, тем яснее видишь их значения и взаимосвязи, и тем страшнее и омерзительнее становится.
Мир без мечты, труда, цели и смысла
Вертикально организованные мегаполисы-«свечки», нехватка натуральной пищи и рециркуляция отходов, социальное расслоение вплоть до степени «смертный – бессмертный», диктатура и грызня политических партий и корпораций, неумелое вторжение в человеческую ДНК, «человек-винтик», «таблетки счастья», химическое подавление эмоций и инстинктов. Всё это уже было, и много раз. Но чтобы всё вместе и в таком освещении – не припомню. Человечество, застрявшее на количестве без перехода на иной уровень качества. Больше людей, больше благ и лет жизни для них – но какой ценой? Государство не просто позабыло о духовной составляющей своих граждан в погоне за всё усложняющимся обеспечением их базовых материальных потребностей или бросило все силы ради всепоглощающей Идеи или Великой Цели. Нет, оно сознательно и на законодательном уровне отказало в самом праве на существование мечте о выходе в космос, стремлению куда либо вообще, любви, семье и деторождению. Это временная, вынужденная и обусловленная необоримыми причинами мера? Нет, в романе упоминается ещё два не менее значимых государства, которые пошли по другому пути и по-своему преуспели. Был сделан сознательный выбор, он оказался ошибочным, но признавать это, исправлять и менять что-то никто не собирается. «Мы живём хорошо, у нас всё есть». Самодостаточный самодовольный коллапс. Форма, сохраняющая свою структуру не из-за устойчивости её компонентов, а только благодаря полному исчерпанию всех источников и запасов внутренней энергии.
Идея человеческого «муравейника» тоже не нова. Жёстко организованное общество с набором узкоспециализированных каст в большинстве своём стерильных особей. Похоже? И да, и нет. «Улейного» сознания нет. Нет чувства сопричастности чему-то большему. Главное же отличие в том, что нет развития. Здесь инертны и бесплодны все, от «рабочих» до «трутней», и рой отсюда не вылетит никогда. Это не единый живой организм, стремящийся к адаптации, самоулучшению, самовоспроизведению и освоению новых территорий, а, скорее, механизм. Механизм не из тех, что производят или делают хоть что-то помимо поддержания собственного состояния существования, а сложная настольная конструкция со множеством шарниров и противовесов. Движение есть, толку нет. Топтание на месте. Вечный двигатель, замкнутый на самом себе.
В этом обществе будущего забыли о смерти, старости и болезнях, но взамен оно оказалось поражено пандемией разнообразных и вроде бы взаимоисключающих фобий. Боязнь замкнутых и открытых пространств. Боязнь толпы и одиночества. Отторжение лиц даже с первыми признаками старения и детей. Ксенофобия и отвращение к себе подобным. Тотальный, довлеющий страх, ставший небом нового мира и привычным для всех состоянием. Как следствие – наркотики, антидепрессанты, алкоголь, сексуальная раскрепощённость. Горы таблеток, море алкоголя и многокилометровые траходромы с тёплой водичкой, со скруглёнными углами и водяными горками, чтобы слишком часто в них не застревали и не давили в толчее насмерть. Одна беда – ко всему вырабатывается устойчивость. Необходимая доза «успокаивающего» уже способна убить, а тереться с противоположным или даже со своим полом надоело до полной физической дисфункции и атрофии. Куда идти и что делать? Некуда бежать, буквально некуда. Пространство и само небо над головой вытеснены, их уже века как имитируют на мониторах. Заняться нечем: нет ни работы как таковой, ни развлечений, поскольку всё давно автоматизировано, надоело или устарело. Никто не видит результатов своего труда. Бездумное вечное общество, как биомасса мяса крупного рогатого скота в питательном растворе. Немногочисленная прослойка всё ещё осознающих своё существование особей ярится и рвёт на части себе подобных, как кормовая саранча в узких стеклянных колбах. Бессознательное довольство и слепой гнев – вот два полюса нового мира. Первый заменил счастье пассивным обывателям, второй дал иллюзию выхода деятельным и сильным людям. Право выбирать между ними тоже отсутствует, государство всё сделало за тебя и без твоего ведома, ещё в раннем детстве. Ничего не изменить. Ни-че-го. Государственный механизм настолько отлажен, что давит любой бунт в зародыше, ещё на уровне идей и эмоций.
Герой, любовник, психопат
Главному герою сложно даже думать о себе по имени. Зато у него есть личный порядковый номер и работа. У него есть жилая ячейка, куб со стороной в два метра. Кровать, шкаф, полка, стул и монитор во всю стену. Он ещё хорошо обеспечен. Жаль, что у него клаустрофобия. Ничего, уже терпимо. Он научился, едва переступив порог, запивать текилой снотворное и отключаться до следующего оперативного вызова. Он представитель силовых структур, он в Фаланге. Надевает маску Аполлона, как все, и делает то, что должно. Он с детства в неоплатном долгу у государства. Он рождён незарегистрированным, изъят у родителей и выращен в детдоме воспитателями в масках гневного Зевса. Общество потратило на него ресурсы, он отрабатывает, изымая детей и отдавая их представительницам парной своей службы в масках Афины. Вся его жизнь в службе. Уйдя с неё, он потеряет абсолютно всё и сразу. Он ненавидит себя, службу, государство, своих родителей, вопреки закону родивших его, людей, заставляющих его служить своим нежеланием сопротивляться скотскому инстинкту размножения. Спрессованный гнев, копящийся годами, как раздражение, лишь заставляет его лучше исполнять свои обязанности. Только развитая химическая промышленность не даёт ему окончательно сойти с ума.
Как водится, героя находит неожиданный покровитель из правящей верхушки – Олимпа – и даёт ему особое задание на грани политики и криминала. Это послужило катализатором для начала многих событий и, главное, пробуждения его личности. Прямо сказать, не самой приятной личности. Читателя проводят по кругам его ада: подробности воспитания, экзаменов, службы. Ни детства, ни дружбы, ни любви. С виду здоровый ампутант, не знающий даже, каково это – быть целым, но болезненно переживающий и ощущающий свои уродство и неполноценность. Он полностью слился бы с общей безликой массой, не будь у него нескольких мучительных и навязчивых воспоминаний: деревянное распятие с Христом и пара коротких фраз матери о религии. Непрекращающийся внутренний монолог о вере и ненависти, раскрученное до предела и уже перегретое динамо. Вот это действительно интересный и новый ход Дмитрия Глуховского: использование религии без морали, мистики, откровений, чудес и фанатизма. Его герой наделён чувством сродни инстинкту, чем-то подсознательным и привитым с детства. Чем-то, что можно выразить словами: «Я не знаю, как должно быть правильно, но то, что сейчас, неправильно». Это даже совестью назвать в полной мере нельзя, но на том он и стоит, тем только и интересен.
Очень жёсткое, намеренно жестокое и эпатажно бесстыдное повествование. Дмитрий Глуховский не использует иносказания, не замолкает при описании многочисленных отвратительных моментов из прошлого и настоящего своего героя. Он будто упивается чернухой. Если за ним в детдоме гонится, чтобы изнасиловать его, старший воспитанник, это чувствуешь. Если он пошёл к проститутке, то уж будьте уверены, что полка будет навешена на все три дырочки. Бьют беременную женщину в живот – это видишь. Герой получает по морде – читатель, имеющий этот опыт, узнаёт свои ощущения. «Любовный» треугольник – их тут висит целых два на одном герое – изображён в том же стиле. Никакой возвышающей любви и никаких нежных чувств. Вместо диалога влюблённых – один его безумный монолог. Мысли, чувства и желания женщин не важны настолько, что отсутствуют в фокусе книги. Им приходится раздеваться, как-то по-особенному отдаваться, изменять, отбиваться, скандалить и орать только для того, чтобы их заметили. В чём ценность и особость женщины, если деторождение под запретом, а заниматься сексом можно с кем угодно? «Заткнись и двигай телом!» Намотать волосы на кулак и по лицу отхлестать, чтобы в крик, чтобы в слёзы, чтобы тушь потекла. Женщина – жертва? Нет, обоюдный эгоизм и взаимное непонимание во всём. У обоих полов только телесное, только низменное. Грубо и изощрённо удовлетворяемая похоть, больше похожая на издевательства. Хирурги будущего всё зашьют. Что это, демонстрация бездумной трансляции порно, теперь уже из мозга в реальность? Может быть. Зависть, ревность, обида, гнев. Желание либо полностью обладать, либо растоптать, унизить и уничтожить. «Я тебя люблю – я тебя убью – я себя убью». Деградация налицо. Вопрос в том, только ли общество будущего деградировало?
***
Я действительно удивлён, встретив антиутопию столь высокого уровня, и рад, что её написал именно российский автор. Рано, рано ещё заколачивать гвозди в крышку гроба современной отечественной литературы. Форма не та? Ну да, согласен, отнюдь не классическим слогом писано. Так ведь и мы с вами уже давно не дамы и господа. Порой, чтобы прийти в себя, просто необходимо получить хорошую полновесную затрещину. Некоторым помогает. Что такое страх будущего? Это боязнь неизвестности, любых перемен, и прежде всего – смерти. Дмитрий Глуховский в этом романе возвёл страх будущего в принцип, сделал его законом существования. Но убежать от будущего невозможно, как нельзя остановить само время. Стремление контролировать абсолютно всё, и даже смерть, лишило общество развития, привело его к ступору, следом погрузило в кому, которая, в свою очередь, грозит перейти в смерть. Парадокс: смерть от желания её избежать. «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Смешно, вот только почему-то никто уже не смеётся.
Ну что же, вот и вышел ещё один «шедевр» отечественного кинематографа, дождались на свою голову. Дмитрий Грачёв, до того штамповавший каждые год-два пошленькие мелодраматические комедии о москвичах и их невероятных приключениях в России («Невеста любой ценой», «Свадьба по обмену» и «С новым годом, мамы!»), решил приложить свои «ясну голову» и «силушку богатырскую» к повести «Вычислитель» фантаста Александра Громова («Феодал», «Мир матриархата», «Мягкая посадка»). Лучше бы он этого не делал… Поругание великолепной фантастики тут же было отомщено полным кассовым провалом фильма. И поделом.
Произведение Александра Громова почти линейно, зрелищно и динамично, оно словно было создано для экранизации. Для тех, кто не читал оригинального «Вычислителя», поясню. В нём описывается выживание отдельного незаурядного человека в очень разнородной по происхождению и способностям, случайно собранной и небольшой по размеру группе при полном отсутствии регуляции и охранения со стороны закона, без моральных норм и вне привычных природных условий существования. Необходимо дойти из точки А в точку Б и выжить. Просто выжить там, где все погибают. Другая планета, её флора и фауна интересны, но они лишь добавляют условия в шахматную партию, разыгранную главным героем. Эрвин умён и бессердечен, люди для него только средство достижения цели. Любая ситуация видится ему хитро заданным уравнением со многими неизвестными. Гению легко просчитать наперёд поведение, возможности и степень полезности девяти личностей и действовать сообразно полученным результатам, но совершенно невозможно предвидеть такую случайную мелочь, как распустившийся на верёвке узел. Книжный Эрвин дошёл до Счастливых Островов. Он питался условно съедобными существами и отобранной у каннибалов человечиной, скармливал местным монстрам и дикарям других там, где должен был погибнуть сам, подчинял людей и унижался сообразно ситуации, ликвидировал альфа-самца чужими руками. Этот живой вычислительный автомат не совершил ни одного бесполезного поступка, не поддался стереотипам лишней здесь морали и не страдал муками совести. Он совершил невозможное, но остался в полном одиночестве. Женщина, которую он точно выверенными действиями влюбил в себя для комфортного житья-бытья в райском оазисе, утонула, и это неожиданно обесценило победу. Ничтожная для математики погрешность в жизни изменила всё, и Великий Счетовод сошёл с ума. Как видите, простенько и вкусно, с фирменным громовским юмором. А теперь давайте сравним этот сюжет с трепыханиями кадавра на экране.
Место действия номинально сохранено, но Дмитрий Грачёв почему-то решил, что мир-болото лучше всего снимать в песчано-галечной приливной зоне Исландии. Во всей России этому творческому человеку не нашлось ни единой болотины по вкусу! Видимо, сказался многолетний опыт работы на телеканалах «НТВ», «Культура» и «ТВ-6» — богема, что с неё взять… Более разумных вариантов объяснения выбора местности для изображения болота у меня нет. Так и гуляют персонажи с палками наперевес весь фильм по каменистому пляжу, делают вид, что это бездонная трясина, и жгут костры. Спасибо, хоть песен под гитару не поют и картошечку в золе не запекают. Анна Чиповская даже ополоснуться успела под струями неизвестно как оказавшегося здесь водопада (как будто мы её голой нигде не видели).
Следующим режущим глаз «улучшением» стало обращение к жанру антиутопии. Всё это чрезвычайно многозначительно, «заставляет задуматься» и соответствует поучительным традициям русской культуры, но, позвольте, где же она, эта самая антиутопия? Её нет, она лишь заявлена. Александр Громов зубоскалит над метаморфозами понятия «смертная казнь» в так называемом гуманном обществе, и только. Грачёв отказался от многого из этих размышлений, практически утратив при вольной передаче их смысл, но не смог родить ничего умного. Получилось два очень разных по уровню и почти не связанных друг с другом пласта рассуждений: громовский кастрированный и невнятный грачёвский. Оба удалось прилепить к фабуле только в форме закадрового вкрадчивого голоса а-ля шансон, которому очень и очень далеко до голоса автора в экранизации «Войны и мира» от Сергея Бондарчука. Вся режиссёрская фантазия иссякла на нескольких репликах злодея-такого-злодея из голографического ящика и «самолёте» в бункере, из-за которых пришлось вводить в сюжет лишние действующие лица и совершенно ненужные движения для всех остальных персонажей.
Наконец, наивное и неправдоподобное решение абсолютно всех конфликтов бесповоротно испортило всё, что только смогли вытянуть актёры, Евгений Миронов в особенности. Апофеоз небывалого: здоровенный урка, об лоб которого поросят убивать можно, тащит на закорках отказавшегося идти интеллигента. Как мило, просто Серый Волк с Иваном Царевичем! Советская «Сказка странствий» при всей своей доброте и душевности была куда как жёстче и правдоподобней, про мультипликационный фильм «Маугли» Романа Давыдова вообще лучше не вспоминать.
Простите, но анализировать здесь нечего: интересная повесть и неинтересный фильм существуют отдельно. У Александра Громова взяты лишь несколько имён собственных, всё остальное возникло в головах режиссёрского коллектива. «Вычислитель» мог бы стать зрелищным фантастическим боевиком с немалой долей приключений и драмы, ничем не хуже «Враг мой» Вольфганга Петерсена, но превратился из-за отвратительной режиссуры и неуважения к литературному источнику в несвязное и абсурдное нечто. Я считаю эту неудачу невосполнимой потерей российского кинематографа и оскорбительным плевком в лицо всей русскоязычной фантастики.
Фильм эпатажный, непонятный и непонятый. После просмотра поджатые куриной попкой губы, плевки и восклицания. Инцест! Безумие! Аморальность! Разрушение института семьи и брака! Недолюбленные мамой дети бесятся! Гнилая Европа! Зараза западной толерастии! Порно ввело моду на инцест! Всё так. Всё правильно. Но для чего понадобилась настолько явная провокация режиссёру Анне Севитски? Чтобы привлечь внимание. К чему? Это очень интересный вопрос.
ЛГБТ и заразная «толерантность» отпадают сразу. Ну нет их тут. Совсем нет. Никак нет! Многократно показано и доказано крупными планами, с камерой на подрагивающую пудингом на блюдце грудь героини. Аппетитный такой пудинг, с вишенкой… Аморальное поведение и всё перечисленное выше есть. Мать-кукушка, разведёнка и многомужка. Допившийся до гроба отец-алкоголик. Абсолютное, прямо таки зияющее отсутствие всяческих родственных связей. Секс до брака, вне брака и без всякой надежды на брак в будущем. Хорошо, пожалели чужие люди сиротинушку, приютили, приняли в семью и даже дружить с ней стали. Вот она и отрабатывает, не отказывает новоприобретённому «брату». Он музыкант талантливый, ему между гастролями расслабляться надо в домашних условиях. Очень удобно – мамкины харчи и подруга сестры, никуда бегать не надо. Почему такое положение вещей, все эти больные на голову и ущербные «ячейки общества», сделки с совестью и моральные допущения, эта проституция дружеских и семейных отношений не вызывают такого же неприятия и омерзения в социуме, как внезапно вспыхнувшая страсть взрослых и дееспособных мужчины и женщины? Потому что не инцест. Не инцест. Остальное тоже, конечно, неприятно и неправильно, но приличные люди предпочитают этого не замечать и не говорить об этом. Сор из избы не выносят, а заметают под коврик! Вот инцест возмутителен, он оскорбляет общественность и разрушает традиции семьи и брака.
Да, поскольку у Шарлотты и Хенрика есть общая биологическая мать, их связь бесспорно кровосмесительна и незаконна. В фильме именно она возмущает зрителя. Но для чего всё же это понадобилось? В фокусе внимания, лишь усиленном инстинктивным возмущением против инцеста, находится, по сути, всего пара любовников. Совершеннолетние и полностью самостоятельные женщина и мужчина, фактически впервые увидевшие друг друга, никогда не бывшие рядом и не ощущающие себя родственниками. Нас буквально принуждают подглядывать за ними. Для чего это надо режиссёру? Нам показывают не романтику и даже не камасутру немецкого или голливудского производства, а бытовые рваные фразы, которые и диалогом-то не назвать, и неприукрашенный естественный секс на две минуты. Нас, зрителей, ставят в положение сторонних наблюдателей внешних проявлений того, чего мы не понимаем. Того, что нам не дано. Подглядывайте, если не в силах оторвать бесстыдных глаз от сплетения обнажённых тел. Сплетничайте и осуждайте, если заняться больше нечем. Этим двоим наплевать.
Хенрик с Шарлоттой понимают друг друга без слов. «На счёт «три» ударь головой по столу», – и тест на полное, безграничное доверие пройден. «Я ушёл от жены», – и не надо ничего больше. Или всё-таки надо? Краденое ожерелье, ставшее подарком и залогом тайной любви, как символ украденного, вырванного зубами у судьбы счастья. Ожерелье вернуть, счастье потерять. Любовь как гром, любовь как удар лбом о стол. Откуда она взялась, почему они сделали это? Гм, а откуда берётся и почему возникает любовь вообще?
Так ли уж плохи и испорчены Шарлотта и Хенрик? Ей по работе доверяют целую группу детей, и дети от неё без ума. Он – примерный муж и любящий отец. Странно, не правда ли? Традиционно считается, что дети из неполных семей генетически не способны на это. Оба всеми силами пытаются не допустить рокового сближения, но судьба сильнее их.
Что ты бродишь неприкаянный,
Что глядишь ты не дыша?
Верно, понял: крепко спаяна
На двоих одна душа.
Будешь, будешь мной утешенным,
Как не снилось никому,
А обидишь словом бешеным –
Станет больно самому.
Анна Ахматова.
Общество право, оно право всегда. Великовозрастные дети! Играют в любовь! Отшлёпать и развести, каждого в свой угол! Женя должен вернуться в Ленинград, к Гале! Распутница пусть сменит свой хохолок-гульку на нормальную причёску и поступит в университет! Глядишь, и замуж возьмут! Мы им всё простим! Всё правильно. Всё так. Главное, постараться забыть и не вспоминать больше никогда взгляды Шарлотты, её объяснения в любви одними только глазами.
«… Думайте сами, решайте сами – иметь или не иметь. Иметь или не иметь».
Фильм «Не зови волков» снят по мотивам автобиографического романа «Не кричи: «Волки!»» Фарли Моуэта, который в 1959 году по заданию Службы изучения животного мира Канады лично наблюдал в канадской тундре волков и опроверг их вину в вымирании оленей-карибу, доказав, что питаются они в основном леммингами и другими мелкими грызунами. Записки натуралиста сугубо описательны, сухо документальны и невыносимо скучны? Только не в этом случае. Представьте себе молодого кабинетного учёного, вчерашнего студента, мягкого телом и духом, заброшенного самолётом на практику в белое пятно на карте севера Канады. Зимой. Со снаряжением, список которого составляли теоретики. С подробным письменным планом действий, рассчитанным максимум на ночёвку в пригороде. Представьте себе его удивление и потрясение при столкновении с реальным, диким и суровым миром. Но он выжил. «Значит, нужные книги ты в детстве читал!»
Кстати о книгах: в фильме чётко прослеживается влияние творчества Джека Лондона и, особенно, юмористическая полемика с ранним его периодом. Тайлер — совсем не сверхчеловек, прогибающий под себя мир своей волей. Безусловно, Джек Лондон использовал в качестве персонажей «канцелярских мальчиков», но у него они воспитывали и тренировали себя до требуемого Ницше идеала. В фильме вроде бы всё то же самое, но искажённое, как в кривых зеркалах комнаты смеха. Человек так же оказался в неимоверно тяжёлом положении, наедине с первобытной природой, на грани жизни и смерти. Но кто он здесь? Не просвещённый варвар, а беспомощный интеллигент. Не господин над дикарями и хищниками, а мирный сосед и чудаковатый отшельник в дружеской пикировке с ними. Не преодоление обстоятельств, а дрейф по течению. Закаляться в ежедневных походах на морозе? Увольте, так и простудиться можно! Лучше впасть в спячку до весны. Биться со зверем грудь на грудь? Предпочтительнее будет мирно разделить территорию и по-животному разметить границы личных владений. Охота и здоровая мужская диета из медвежатины и солонины? Ну, когда кончатся консервы, можно и мышами с галетами питаться... Обыкновенный городской житель в необычных обстоятельствах. Романтический пафос сходит, как жирок с тела, но остаётся множество анекдотических ситуаций, которые и делают фильм таким привлекательным.
Режиссёр Кэррол Бэллард часто обращается к проблеме «человек-природа-цивилизация» на конкретных примерах, есть у него истории про людей и диких гусей («Летите домой»), лошадей («Чёрный скакун»), гепардов («Мысли о свободе»). Тут мы видим учёного, решающего поставленную перед ним задачу о «волке, олене и капусте» на лоне природы и невольно переходящего от неё к переоценке смысла жизни вообще. Это сближает фильм с идеалом уже позднего Джека Лондона, заключающимся в тихой, мирной, патриархальной, но деятельной и творческой жизни в единении с природой и культурой. Таков Тайлер, он больше не городской неженка и вполне способен позаботиться о себе и других, и волк стал ему младшим братом. Таков пожилой абориген, носитель заветов предков. Но эти двое — реликты прошлого, изгои наступающей цивилизации. Чудо, что им довелось встретиться. Вдвойне чудо то, что Тайлер, чужак, стал наследником шамана и сохранил преемственность поколений. Прост и гениален найденный Бэллардом образ оцивилизованного, но внекультурного современного человечества, воплощённый в молодом аборигене. Он примитивен и безобиден, пока беззуб. Все его интересы — деньги, еда, выпивка и женщины на стороне. Он не способен стать носителем культуры, ему не дано перехватить подхваченную Тайлером эстафету, для него всё это лишь забавные байки больше ни на что не годного старика. Получив от цивилизации искусственные зубы, такой человек становится опасен, из бездумного обывателя становясь беспечным разрушителем. Второй подобный персонаж, случайно разбогатевший лётчик, лишь усиливает эту мысль в более наглядной форме. Что, помимо самосохранения, делать носителям культуры в сложившейся ситуации? Противиться злу насилием, кидаясь в самолёт камнями? Безрезультатно, глупо и смешно. Остаётся только пытаться малыми личными действиями сглаживать ошибки человечества, смягчать нанесённый природе вред в надежде, что сама она достаточно прочна для того, чтобы выжить в современном мире.
Трогательная история любви и величайшего испытания, какое только может ей грозить. Молодая английская пара приезжает на отдых во Французские Альпы — и попадает под лавину. Выбравшись из-под снега, они возвращаются в гостиницу и находят её абсолютно пустой. В деревушке вокруг также ни единого человека. Им остается сидеть и ждать, когда прибудут спасатели, но никто не приходит. Тогда они пытаются самостоятельно выбраться к людям, но всякий раз тропа выводит их к тем же самым пустым домам. Странные видения испытывают на прочность их любовь и рассудок, исподволь внушая, что никто не мог выжить после этой лавины, а законы природы перестают работать вовсе...
***
«Безмолвная земля» британца Грэма Джойса действительно выделяется в череде книжных и кинематографических «чистилищ» для потерявшихся между жизнью и смертью душ. Правдоподобный психологизм приземлённого и атеистического сознания персонажей он сумел довести до глубины и мощи первичных общечеловеческих архетипов. Полностью современная и узнаваемая в мелочах супружеская пара, оказавшись выдавленной обстоятельствами в метафизическую изнанку бытия, вынуждена повторять процесс созидания мира с самого начала.
Пространство этого небольшого романа – хрустальный шар с домиком, парой ёлок и снегом. Потрясёшь его – и сами знаете, что будет. Начнёшь читать и тут же понимаешь, что он собой представляет и что будет дальше. Удивительно, но ни шарик, ни роман не теряют от этого своего очарования. Нисколько. Почему? Этот маленький пузырёк личного пространства вмещает в себе вселенную. Вечная и старая как мир, повторяющаяся снова и снова история. Мужчина и женщина, любовь и смерть, эгоизм и альтруизм. Достаточно одной действительно экстремальной ситуации, чтобы отвалилось всё лишнее, чтобы обнажилась основа. Лавина сойдёт, а скалы останутся. Именно это и случилось с Зоей и Джейком.
Вначале – хроническая усталость и отсутствие смысла жизни. Отдых на модном горнолыжном курорте на деле приносит всего несколько раз по три минуты удовольствия. Всё остальное – длительный период накопления средств, проезд, давка в автобусе и ресепшн гостиницы, утомительная дорога вверх по склону. Любви нет, есть брак – взаимное удовлетворение похоти, положение в обществе и привычка. Даже продолжение рода сейчас не обязательно. Существование – всего лишь мельтешение скучных, примитивных, однообразных и повторяющихся движений. Дыхание, еда, сон, выделение отходов, фрикции.
Как быть, если не только в повседневности, но и при выходе за рамки обычного отсутствуют активная борьба и прямая угроза жизни? Если вдруг напрочь пропадёт каждодневная жвачка, позволяющая не думать о смысле личного – своего собственного – существования? Что делать тогда? Поневоле придётся остановиться и оглянуться на пройденный путь. Оглядеться вокруг и попытаться осознать себя, личный круг освоенного пространства. Ужаснуться: где я, кто этот человек возле меня, как и почему мы вместе, кто я сам и зачем?
Наедине с собой, вне времени, показухи и необходимости, все дела и занятия теряют смысл. Еда безвкусна. Алкоголь не пьянит. Сексу чего-то не хватает. Лихорадочная гиперактивность вскоре сменяется скукой и раздражением, а те – апатией. Мир вокруг распадается, осыпается прахом, исчезает. Внезапно замечаешь, что и сам теряешься по частям. Только что было что-то – и вдруг его не стало. Ноющая, зияющая и всё разрастающаяся пустота внутри. Угасают воспоминания, слова, мысли. Начинаешь говорить и забываешь начало фразы, не знаешь, как закончить. Молчишь. Засыпаешь. Умираешь. Гаснешь. И только фоновый, не дающий благословенного забытья и полного покоя шум в голове: «Ш-ш-ш-ш-ш…»
Вначале не было ничего. Ничего, кроме Бога. А может быть, человека. Нет, двух людей: мужчины и женщины. Ей было темно и холодно. Он зажёг для неё огонь и поддерживал его, а женщина в круге тепла и света рассказывала ему сказки. Она боялась кого-то во тьме, и мужчина защищал её. Она готовила ему пищу и называла её вкус. Он ел, слушал и верил ей на слово. Они были. Они – стали. Но нельзя гореть, не сгорая. Когда вокруг нет ничего, единственное, из чего можно творить – это ты сам. Вспыхнут чувства, появятся воспоминания, жизнь обретёт свет, тепло, цвета, форму, вкус и смысл. Живёшь, лишь отдавая себя друг другу. Даёшь жизнь, лишь жертвуя собой. Финал великолепен: живи, живите!
облако тэгов
