Николай Тихонов
УТОПИЯ УЖАСА
Когда мечта, пленившая народ
Чешуйнотелым обернулась гадом,
Осмысленно зачавкал пулемет —
Беззубый зверь, плюющий верным ядом,
Распалися утопий корабли,
Умы сгорели, точно клочья ваты,
По улицам кричали и влекли
Назойливо ненужные плакаты.
На выбор били провода, давясь,
Храпели в спазме сдавленных известий,
И смерть взяла оправданную власть.
Придя к толпе, как суженый к невесте.
И годы шли в могильности седой,
В одной тюрьме, склонясь над общей чашей
Жуя солому с затхлою водой
По праздникам сражаясь из-за каши.
Народы жили, слушая часы
Свидетелей лениво-равнодушных,
И только стук железной полосы,
На воротах, в стенах тяжелодушных
Их пробуждал к минутным миражам —
Неясным и глухим воспоминаньям,
Что жизнь была, когда-то где-то, там,
А им остались: клетка и страданье.
Тогда они рычали сгоряча,
Косили взор, плевались и ругались,
Потом молились, про себя, ворча,
Ложились спать, а утром просыпались
И умирали не в часы, не в срок
То молодой, то старец, то малютка,
В известкою разбавленный песок
Тела бросали с торопливой шуткой.
Никто не знал ни скорби, ни стыда,
Инстинкт царил отчаянно и круто —
И только крик: еда, еда, еда, ~~
Объединял на тощие минуты.
И шум и говор висли над столом,
Глаза блестели жадностью несытой,
Когда юнец сойдясь со стариком,
Вгрызались разом в жесткое копыто.
Но мясо было лакомством. — Вода,
Солома, гниль отброса и отсева —
Обычная и гнусная еда
Людей не знавших мужества и гнева.
За родом род покорно вымирал,
Тюрьма пустела, окна зарастали
Травой и мальвой, редко выпадал
Из свода камень. Слабых убивали.
И мясо их бросали ястребам,
Собакам, кошкам, крысам из подвалов, —
И много их сбиралось по углам,
И мертвецов, бывало, не хватало.
Тогда больных сбирали и калек.
На праздниках с вином вносили чашу,
И пели гимн: свободный человек,
И получали гречневую кашу.
И шли года и многие пройдут
Еще года, а может быть столетья,
И будут ждать, что своды упадут
Отцов-теней безжизненные дети.
Или найдется кто-нибудь другой,
Укажет путь и гордо скажет: что же,
Растопчем цепи крепкою ногой,
И эти стены сами уничтожим.
Но многих ли он выведет на свет
Но многие ль последуют призыву?
Остановись, безрадостный поэт,
Не жги давно уж выжженную ниву.