В Комарове нам давали иногда бесплатные путевки в межсезонье.
Именно там познакомился с братьями Аркадием и Борисом Стругацкими. Один жил в Москве, другой — в Ленинграде.
Когда братья приступали к завершению работы над очередным романом, они съезжались в Комарове и месяц проходил у них как один день. На общение с кем-либо еще времени не оставалось. Мне повезло: мы сидели за одним столом. Я даже, не сразу поняв, в каком они цейтноте, заходил к ним ненадолго. Потом Борис говорил: «Общий стол сблизил. Иначе бы и не познакомились». Вот тогда он напомнил мне, что был моим соседом по дому на проспекте Карла Маркса. Много позже, прочитав роман, написанный Б. Стругацким уже после ухода старшего брата, я нашел в нем знакомые реалии его блокадного детства... А с Аркадием мы однажды ехали вместе в Москву. Я пришел к поезду за полчаса до отправления. Аркадий Натанович сказал мне, что он уже давно здесь. Я удивился. Оказалось, что порой, когда он приходил, его место бывало занято. «Случайность» повторялась, и он решил «не ждать милости от природы», ни с кем не выяснять отношений. И вот — всегда едет по своему билету на своем месте.
Сижу, гляжу на обе фотографии. Самые простые по исполнению, какие только могут быть. Сдвинул их вплотную. Так мы с Левкой часто сидели в моей комнате на десятом этаже. Я сидел за столом, Лева — рядом, ближе к окну. Раскрыта толстая тетрадь. На тетради фабричная марка «Светоч». Левка читает свой научно-фантастический роман «Подземный клад» о Зеленой пещере и Зеленом океане. Такие же тетради шли у него и под дневники. Я, подперев ладонями голову, слушаю. Вечереет. Но так как Левка сидит у окна — света ему пока что достаточно, и я не зажигаю лампы. Да и он надел очки.
Роман о земном шаре, о сохранении жизни на земле, начиная от древней формации. Группа ученых обнаруживает под землей уцелевшую древнюю формацию с растительностью, различными древовидными хвощами, плаунами, гигантскими папоротниками и животным миром — подземный клад. Левка умел придумывать сюжеты, выстраивать их. Ученые находят место по знакам, оставленным на скалах древними жителями земли для будущих поколений. Впервые в Левином романе я услышал вопрос: когда лишенная костей родила первого, обладающего костями? Главным героем романа был Докембрий или Декомбрий. Точно не помню. Что-то из геологического календаря. Эволюционист Докембрий или Декомбрий искатель окаменелостей, и поэтому действие разворачивалось в огромной пещере. Пещера была зеленого цвета — древний окаменевший песок, оставленный тоже как знак для будущих поколений древним Зеленым океаном. В пещере сохранился даже запах океана. В экспедиции принимала участие девочка по имени Трубадур. Я знал, что у Левки в Ленинграде была маленькая племянница, которую он называл Трубадур, конечно, в память о любимом композиторе Верди. Немного Майн Рида, немного Жюля Верна и много научных знаний и Левиных гипотез.
Левка увлекался всем — от рептилий и панцирных рыб до птиц и минералов, до какого-нибудь керолита и магнезита из нижней части древней коры выветривания. От полетов на Марс до классической музыки и живописи. У него было планетарное мышление, он чувствовал Землю как планету — подвижное, живое тело. Войну рассматривал как состояние катастрофы планеты, катастрофы падения разума.
Лева стал писателем еще в школе, не «писакой», как соизволил я пошутить в детстве, а Левка занести в дневник, а настоящим писателем, готовым к вполне серьезным работам, серьезным обобщениям, выводам. Писали мы все — Юра Трифонов, Олег Сальковский, и я, и многие наши девочки. В классе выходил рукописный журнал. Юра для журнала сочинил рассказ под названием «Взгляд смерти»: у человека от сердца к глазам шла тонкая трубка, и глаза человека силой сердца могли погубить врага. Олег пытался написать рассказ, в котором шпион срисовывал железнодорожный вокзал в городе Линце. Почему в Линце? Олег до сих пор объяснить не может. Но что поразительно, уже в зрелые годы, скажем так, Олег попадет в Линц и увидит вокзал… Вика (в детстве — Тора: это от полного имени — Виктория) и Неля Лешукова — обе они из параллельного класса «Б» — выпускали свой журнал «Торнель», в основном он у них был поэтическим. «Каменный ящик — Правительства дом. В каменном ящике все мы живем…»
Википедия безаппеляционно утверждает, что Олег Шмелёв, соавтор трилогии о резиденте, — это псевдоним чекиста Олега Михайловича Грибанова. Ни ссылок, ни независимых подтверждений, ни авторитетных источников. Якобы "Идентификация личности «Олега Шмелёва» произошла только в 1990-х годах". Где? Кто? Самый ранний результат для бумажных изданий, который выдаёт гуглбукс — 2011 год. Статья о Грибанове в Википедии, сразу с присвоением псевдонима, написана раньше, 3 апреля 2009 года. Ещё раньше, 26 февраля 2006 года, написана статья о фильме "Возвращение резидента". Первоначальный вариант имел такой вид:
Ничтоже сумняшеся, один из редакторов статьи о Грибанове даже отмечает:
цитата
В аннотациях к книгам Грибанова-Шмелёва, издававшихся в советское время, иногда публиковались следующие «сведения об авторе»:
О. М. Шмелёв родился в 1924 году в Подмосковье. Восемнадцатилетним юношей он служил в отряде подводников-балтийцев, затем в стрелковых частях Ленинградского фронта. Снайпер Шмелёв участвовал в боях, в том числе на знаменитой Невской Дубровке. Был дважды ранен. Среди его воинских наград — медаль «За отвагу». После демобилизации репортер и очеркист Олег Шмелёв работал в «Комсомольской правде». Тридцать пять лет жизни он отдал «Огоньку».
Вот, дескать, как легендировались чекисты!
Между тем, на сайте "Память народа" легко отыскать документы (числом 12), относящиеся к Олегу Михайловичу Шмелёву, 1924 года рождения, служившего в стрелковых частях Ленинградского фронта, награждённого медалью "За отвагу".
Начиная с 1951 года корреспонденции и рассказы Олега Шмелёва регулярно появлялись в журнале "Огонёк". Писатель Борис Леонов вспоминал (в книге 2005 года издания):
цитата
Это Олег Михайлович Шмелев, известный многим любителям приключенческой литературы своими романами о резиденте и ошибке оного. Вчерашний фронтовик, он много доброго сделал людям. Не прост по характеру, но прям и честен в отношениях. До сих пор испытываю чувство неловкости после разговора с ним, на который меня настроил Анатолий Владимирович [Софронов, главный редактор], решивший было отправить Шмелева на пенсию. У Олега Михайловича не все было ладно со здоровьем, он охрип, с трудом говорил. И я решил по-свойски, без всяких словесных «буферных» намеков предложить ему пойти на заслуженный отдых.
— Слушай, Андреич, зачем ты взял на себя этот разговор? Меня не ты принимал на работу. А те, кто принимали, почему-то не хотят сами напрямую поговорить со мной. А поскольку они не хотят, то и ты со мною не говорил. Понял? А я на тебя не сержусь, хотя мог бы, — улыбнулся он, потом добавил: — Я сам с ним пообщаюсь...
Алексей Николаевич переделал все свои книги для Детиздата. Они ехали на пароходе – А.Н., Людмила и секретарша – и спешно переделывали “Инженера Гарина”, а в стену все время стучал гэпэушник: скоро ли, т. к. должен был срочно отвозить книгу из Нижнего в Москву. Вы представляете себе, чтобы Лев Николаевич взял “Войну и мир” и сказал: “Соня, стриги”
облако тэгов
