Если «О дивный новый мир» и «1984» — два великих антиутопических видения в современной британской фантастике, то «Лимбо» Бернарда Вульфа может претендовать на то, чтобы считаться их американским эквивалентом. Однако, как ни странно, это представление не удалось зафиксировать ни у массового читателя, ни в литературно-критических оценках. Я думаю, что это шедевр, хотя должен признать, что книгу, к сожалению, не заметили. Возможно, центральный образ — общество ближайшего будущего, в котором люди отрезают себе конечности, чтобы не развязать войну, — слишком тревожен и слишком безумен, чтобы его можно было легко принять. Легче представить, как мы поддаемся «чувствам» и соме, или даже соглашаемся на вечные удары ботинком по лицу, чем перенестись в созданный Вулфом мир 1990 года, в мир персонажей, лишенных конечностей, подвергнутых лоботомии.

Но какой грандиозный рог изобилия представляет собой книга «Лимбо»! Роман объемный (413 страниц в издании «Эйс» в мягкой обложке), он полон черного юмора и страстной озабоченности проблемами своего времени — особенно проблемами войны, узаконенного насилия и человеческой склонности к саморазрушению. Это роман, который выходит за рамки общепринятого, изобилует каламбурами, философскими отступлениями, сатирой на американский образ жизни, рассуждениями о наркотиках, сексе и ядерной войне, рисунками и типографскими приемами, медицинским и психоаналитическим жаргоном — настоящий «Тристрам Шенди» эпохи атомной бомбы.

В послесловии автор отдает дань уважения Норберту Винеру, Максу Веберу, Достоевскому, Фрейду и, что удивительно, писателю-фантасту А.Э. ван Вогту. «Я пишу, — продолжает он, — о подтексте и претексте настоящего — под маской 1990 года, потому что потребовались бы десятилетия, чтобы такой год, как 1950-й, очистился от возможных последствий». Бернард Вулф (родился в 1915 году) получил степень бакалавра психологии в Йельском университете и некоторое время работал телохранителем Льва Троцкого в Мексике, хотя и не присутствовал при покушении на Троцкого. Его первая книга «Настоящий блюз» была посвящена джазовой музыке, а затем он написал множество романов и научно-популярных произведений. Очевидно, он был одаренным человеком. За исключением нескольких коротких рассказов, «Лимбо» остается его единственным научно-фантастическим произведением, но роман служит достаточным доказательством, что Вулф понимал формальные требования лучше большинство «профессиональных фантастов». «Претекст и подтекст настоящего» — тема всех самых серьезных научно-фантастических произведений.

Сюжет посвящен путешествиям и страданиям доктора Мартино, нейрохирурга, который в 1972 году бежал от ядерной войны в убежище на забытом острове в Индийском океане. Он провел там восемнадцать лет, делая лоботомии наиболее асоциальным из туземцев (это гуманное продолжение древней практики туземцев – мандунги, или грубой операции на мозге). В 1990 году Мартино отправляется заново открывать для себя мир. Он находит частично разрушенную Северную Америку, в которой господствует идеология «Неподвижности». В этом гротескном обществе после взрыва бомбы мужчинам удаляют руки и ноги и заменяют их компьютеризированными протезами, полагая, что членовредительство предотвратит повторение мировой войны. Это ошибочный вариант мандунги островитян, лоботомии, которая уничтожает агрессивные побуждения. Мартино с ужасом обнаруживает, что основные идеи «Неподвижности» почерпнуты из дневника, который он сам вел и потерял в том роковом 1972 году. Мартино — невольный пророк этого кошмарного государства; его шутки восемнадцатилетней давности были восприняты слишком серьезно. В любом случае все оказалось напрасно, потому что мир разваливается на части и вот-вот начнется новая война. История заканчивается тем, что Мартино бежит на свой мирный остров, когда бомбы снова падают на города Америки.

Всё это звучит мрачно и фаталистично, но на самом деле роман чрезвычайно забавный и бодрящий, а в конце книга даже вселяет некую надежду. Богатый идеями, всеобъемлющий с точки зрения использования научных данных, роман Вулфа использует психологические и естественнонаучные представления 1950-х годов для решения важнейших проблем нашего века. Настало время, чтобы «Лимбо» признали таким, каков он есть: самым амбициозным романом в научной фантастике и одним из самых успешных, когда-либо выходивших в Америке.

Перевод любезно предоставил А. Сорочан

Издание 1961 года:

Издание 1963 года:

Французское издание 1969 года:

Французское издание 1976 года:

Французское издание 1978 года:

Испанское издание 1983 года

Издание 1987 года:

Издание в Германии (ФРГ), 1989 год:

Английское издание 2016 года:

Александр Чаянов – арестован в 1930 за принадлежность к «Трудовой крестьянской партии», тюрьма, ссылка, расстрелян в 1937, реабилитирован в 1987.

Утопический роман "Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии"

Грааль Арельский – арестован в 1935 за антисоветскую агитацию, получил 10 лет лагерей, умер в 1937, реабилитирован в 1964.

Сборник "Повести о Марсе"

Георгий Гуревич – арестован в 1936 за то что проходил мимо режимного объекта, получил 3 года лагерей как СОЭ (социально опасный элемент), из которых 2 года были заменены ссылкой. В 1941 арестован на вокзале, через месяц отпущен.

Мемуары на бумаге не напечатаны, но доступны в сети: "Записки социально опасного" (1979-1981) и "Письма семье из лагерей" (1936-1937)

В фантастике известен романами "Мы — из Солнечной системы", "В зените"

Дмитрий Бузько – арестован в 1937, за то что в 1920 году состоял в петлюровских организациях, расстрелян. Роман "Хрустальный край" — об изобретении крепкого чудо-стекла.

Михаил Зуев-Ордынец – арестован в 1937 как англо-финский разведчик, 20 лет лагерей, выжил, реабилитирован в 1956. Наиболее известен книгой "Сказание о граде Ново-Китеже". О годах проведенных в лагере изданы небольшие мемуары под названием "Дело №179888".

Александр Мееров – арестован в 1937 вместе c другими ракетчиками ГИРДа, 10 лет лагерей, частично отбывал в спецтюрьме, конструкторском авиамоторном бюро.

Наиболее известные фантастические книги "Сиреневый кристалл" и "Защита 240"

Захар Львович Дичаров (Дич) — арестован за троцкистскую деятельность, получил 8 лет лагерей. В 1948 арестован за посещение Ленинграда, выслан в Игарку. Реабилитирован в 1956.

Из фантастики известна повесть "Тайны острова Эль-Параисо"

Валентина Мухина-Петринская – арестована в 1937 по делу брата писателя Льва Кассиля, 10 лет лагерей и запрет на поселение, выжила, реабилитирована в 1954.

Фантастический роман "Планета Харис" о ближайшем будущем и контакте с инопланетянами.

Вячеслав Пальман – арестован в 1937 за контрреволюционную агитацию, 3 года лагеря плюс ссылка, вернулся с Колымы в 1950. Наиболее известная книжка — "Кратер Эршота"

Сергей Снегов – арестован в 1937 за подготовку свержения сов. власти, 10 лет лагерей, выжил.

Из фантастики наиболее известен роман "Люди как боги"

Мемуары изданы в нескольких томах:

https://fantlab.ru/work140163

https://fantlab.ru/work280783

Глеб Алексеев (Чарноцкий) – арестован в 1938 по делу Бориса Пильняка, обвиняется в участии в террористической организации, обстоятельства гибели неизвестны.

Роман с элементами фантастики "Подземная Москва"

Вивиан Итин – в 1938 году арестован как японский шпион, в том же году расстрелян, реабилитирован в 1956. В историю фантастики вошёл повестью "Страна Гонгури" (1922) — пожалуй, одна из первый советских утопий, описывающих свершившийся коммунистический рай на Земле.

Вадим Никольский – арестован за шпионаж в 1938 и в том же году расстрелян либо погиб в тюрьме до 1942 года. Самое известное его произведение — книжка "Через тысячу лет", описывающая мир, покоривший солнечную систему и энергию атома.

Михаил Козырев – арестован в 1941 за повесть 1924 года, расстрелян зимой 1942, точная дата неизвестна. Фантастические рассказы собраны в сборнике "Пятое путешествие Гулливера" 1991 года. Футуристический роман "Город энтузиастов" (1930) — о самодвижущихся дорогах и круглосуточном освещении Москвы искусственными лунами.

Ян Ларри – в 1941 году арестован за дискредитацию комсомола, 15 лет ГУЛАГа, выжил, реабилитирован в 1956. Широко известен сказкой "Необыкновенные приключения Карика и Вали"

Борис Генрихович Володин (Пузис) — арестован 8 января 1944. Володин, 17 лет, студент второго курса литературного института, вместе с другом "готовили государственный переворот, во главе которого должен был встать маршал Рокоссовский". По статьям 58.10 и 58.11 получил шесть лет (по другим данным — три года) исправительно-трудовых лагерей, отбывал в Норильске, через два года амнистирован. В 1957 реабилитирован. В 1960-70-е писал статьи про творчество Шекли, Азимова и других фантастов.

Борис Четвериков — арестован 12 апреля 1945 года за террористический акт, антисоветскую агитацию, участие в антисоветской организации, разглашение сведений, не подлежащих оглашению, и за хранение холодного оружия. Получил 10 лет лишения свободы. Реабилитирован в 1956. (Константин Симонов пишет что в 1948 году Сталин хотел включить пьесу Четверикова "Вороний камень" (1943) в список лауреатов Сталинской премии по литературе. Узнав что автор осуждён, вопрос снял). Фантастику писал еще во времена НЭПа, известна его книжечка про летающие танки "Огненные дни", изданная в 1925 году под псевдонимом Антон Горелов. Судьба интересно распорядилась: за книги о Котовском в 1969 году Четвериков награждён холодным оружием.

Владимир Дмитревский – арестован в 1948 за измену родине, получил 15 лет лагерей, освобожден в 1956, реабилитирован в 1957. Художественных произведений написал мало, замечен в буриме "Летающие кочевники". Более известен как популяризатор фантастики и соавтор Евгения Брандиса, например монографии об И. А. Ефремове "Через горы времени" и составитель антологий, среди которых "Экспедиция на Землю" и "Талисман"

Олесь Бердник – арестован в 1949 за критику начавшейся борьбы с космополитизмом, осужден на 10 лет, после смерти Сталина пытался бежать из лагеря, добавлено еще 10 лет. Помилован в 1955. Наиболее известен романом "Пути титанов", сокращенный перевод которого вышел в седьмой книжке популярного альманаха "Мир Приключений" (1962), а так же фильмом "Мечте навстречу" 1963 года.

Генрих Альтов – в 1950 за письмо Сталину с объяснением ситуации с изобретательством в стране, приговорен к 25 годам, освобожден и реабилитирован в 1954. Снискал мировую известность как автор ТРИЗ (Теории Решения Изобретательских Задач), но и как фантаст запомнился книгами "Легенды о звездных капитанах" (1961) и многочисленными рассказами, написанными в соавторстве со своей женой, Валентиной Журавлёвой.

Альфред Хейдок – в 1947 году вернулся из шанхайской эмиграции в СССР, арестован в 1950 за переписку с Н. Рерихом который жил в Индии. Осужден на 10 лет, освобожден в 1956 и тогда же реабилитирован. В жанровые сборники мистики и ужасов часто включают его новеллу "Маньчжурская принцесса" (1930), а наиболее полно рассказы Хейдока представлены в антологии "Храм снов" (17-й том серии "Библиотека русской фантастики", М., 2000)

Абрам Палей – арестован в 1953 за подготовку заговора против Сталина и Маленкова, после года пребывания в Лубянской тюрьме вышел. Наиболее известны его книги "Планета КИМ" (1930) и "В простор планетный" (1968)

Вторая часть списка — это дети репрессированных родителей, ущемленные в правах, лишенные семьи, с переломленными судьбами, обозначавшиеся в милицейских документах аббревиатурой ЧСВН.

Василий Аксенов – ЧСВН (оба родителя арестованы в 1937, 10 лет лагерей, выжили).

Чингиз Айтматов – ЧСВН (отец расстрелян в 1938).

Владимир Войнович – ЧСВН (отец арестован в 1938, лагерь, штрафбат, выжил).

Север Гансовский – ЧСВН (мать расстреляна).

Сергей Другаль – ЧСВН (член семьи врага народа) (отец арестован в 1936, лагерь, штрафбат, выжил, реабилитирован).

Михаил Емцев – ЧСВН (отец расстрелян в 1937).

Александр Колпаков – ЧСВН (отец расстрелян в 1938).

Валерий Медведев – ЧСВН (отец расстрелян в 1937, мать арестована, был усыновлен из детского дома, в новой семье получил новую фамилию).

Владимир Михайлов – ЧСВН (родители арестованы в 1938, мать получила 15 лет лагерей, выжила, отец освободился через год инвалидом, вскоре умер).

Рафаил Нудельман – ЧСВН (мать расстреляна в 1937).

Александр Полещук – ЧСВН (отец расстрелян в 1937, реабилитирован в 1957).

Александр Шаров – ЧСВН (оба родителя арестованы в 1937, мать расстреляна, отец погиб в лагере).

Александр Щербаков – ЧСВН (отец расстрелян в 1936, мать получила 8 лет лагерей, выжила).

Владимир Щербаков – ЧСВН (оба родителя арестованы в 1937, отец расстрелян, мать получила 10 лет лагерей, выжила).

На основе материала, который Лин Лобарев опубликовал в ЖЖ https://linlobariov.livejournal.com/88892... 2021-05-30 20:05:00

С дополнениями bvi, punker, mif1959, Fyodor, Karavaev,

============

Дополнения от 07-01-2025

• Советский журналист и писатель Эмилий Львович МИНДЛИН [12(25).05.1900, Александровск, Екатеринославской губ. (Запорожье) – 20.06.1981, Москва] в 1919-1921 годах жил в Феодосии. Затем в Москве работал в редакциях различных журналов. В конце 20-х годов – в «Вокруг света», в 1928-м участвовал в экспедиции ледокола «Красин». Печатался с 1914 года, автор стихов, прозы, пьес, многих очерков о стройках пятилеток. С 1929 года вышло более двадцати его книг, членом СП СССР был. В 1954-м подвергался аресту – за «антисов. высказывания». Автор «мистического» романа «Возвращение доктора Фауста» (опубликовано начало – 1923, 2009), «фант. повести, посвящённой советскому строительству» «Днепровская Атлантида» (1927, 2012), «сказки» «Не может быть!» (1933, 1935). © Валерий Окулов

издания:

https://fantlab.ru/autor9615/alleditions

• Советский прозаик и поэт Сергей Фёдорович БУДАНЦЕВ [28.11(10.12).1896, имение Глебково, Зарайского у. Рязанской губ. — 6.02.1940, прииск «Дусканья», ок. Магадана] родился в многодетной семье управляющего имением (был одиннадцатым ребёнком). Учился в реальном училище и частной гимназии. В 1915 году поступил на историко-филологический факультет Московского университета, но в следующем году был мобилизован (в нестроевые войска), попал в оккупированную Россией Персию. В 1918 году перебрался в Баку, работал в сов. газетах, участник Гражданской войны. Из Астрахани приехал в Москву, стал заведовать издательством Всероссийского Союза поэтов (1921). Печатался ещё с 1910 года, после романа «Мятеж» (1923) получил известность, в двадцатые был одним из известнейших сов. прозаиков. В 1938 переехал в Рязань, 26 апреля был арестован и приговорён к 8 годам лагерей по обвинению в «контрреволюционной пропаганде». Летом 1939 этапирован на Колыму, где работал забойщиком на золотом прииске. Умер в лагерном пункте «Инвалидный».

Автор фант. повести «Эскадрилья всемирной Коммуны» (1925), переизданной в 1927, 1929 и 2011 годах.

https://fantlab.ru/autor14115/alleditions

• В 1929 Фортунатов опубликовал в издательстве журнала «Всемирный следопыт» научно-фантастический роман «Остров гориллоидов», в котором была впервые разработана тема создания армии из «очеловеченных» обезьян, получившая впоследствии широкое распространение в литературе. Эта книга вышла под псевдонимом Б. Туров, видимо, связанным с планами Фортунатова по восстановлению в Аскания-Нова ещё одного вида животных — тура — которые он мечтал осуществить. В 1933 году Фортунатов был арестован и обвинён в участии в деятельности контрреволюционной организации. В частности, ему инкриминировалось проведение «подрывной работы, направленной к углублению хозяйственных затруднений в стране, путём отрыва научной работы от обслуживания нужд сельского хозяйства», а также «составление и осуществление вредительских планов гибридизации животных». Другими обвинениями были подготовка восстания против Советской власти и пособничество «созданию условий для широкого распространения заболеваний среди ценных стад животных в заповеднике». 24 февраля 1934 года постановлением Судебной тройки при коллегии ГПУ УССР Фортунатов был осуждён к заключению в исправительно-трудовых лагерях на десять лет. В том же году он был отправлен отбывать наказание под Караганду, однако уже 29 мая 1936 года досрочно освобождён, но остался работать в лагере в качестве вольнонаёмного. По данным казахстанской газеты «Экспресс К», Фортунатов скончался в Долинской больнице Карлага. Реабилитирован в 1957 году.

https://fantlab.ru/autor12240/alleditions

• Акош Наги (Ákos Nagy) (по-венгерски читается Надь) родился 19 марта 1897 года в поселке Бачборшод, Австро-Венгрия (нынче — территория Венгрии). В семье было трое братьев, Енё, Ласло и младший — Акош. В 1906 году семья переезжает в Сегед. Там братья учатся в гимназии. В 1910 году по окончании гимназии Акош поступает на медицинский факультет Университета в Будапеште.

1914 год. 15(28) июля началась Первая Мировая война. Н. мобилизован на фронт как полевой фельдшер.

22.05 (04.06) — 31.07 (13.08) 1916 года армия генерала Брусилова прорывает фронт. Взято в плен около 1,5 миллиона солдат Австро-Венгрии, в том числе и Н. Он находится в лагерях для военнопленных сначала под Киевом, потом в Восточной Сибири. В феврале 1917 года в России происходит Буржуазно-демократическая революция, затем в октябре — в результате переворота власть берут коммунисты-большевики.

В 1918–1919 годах в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке — полная политическая нестабильность. Н. под влиянием социал-демократических идей активно содействует коммунистам-большевикам и в 1920 году во Владивостоке вступает в Коммунистическую партию. Вероятно, в это же время он познакомился с зубным врачом Дорой Моисеевной Виленской. В 1921 году у них родился сын, которого назвали Густавом. В конце 1922 года японские оккупанты полностью изгнаны из Приморья и там утверждается власть коммунистов. В 1923 году Н. направлен на работу Заведующим отделением газеты «Красное Знамя» в Никольске-Уссурийском, а в 1924 году — принимает советское гражданство и становится Наги Алексеем Львовичем. Его назначают заместителем главного редактора газеты «Красное Знамя».

В 1926 году Н. командирован в Шанхай на полгода с целью закупки полиграфического оборудоания. По возвращении из Китая Решением Центрального Комитета Коммунистической партии Н. переведен в Москву на работу в ТАСС и во Владивосток уже не вернулся. В Москве в 1927 году Н. оформляют развод с Дорой Виленской. В 1929 году в Сочи, в Доме Отдыха работников печати Н. встречает работницу из Харькова Фаню Минаевну Зак. В конце года они начали совместную жизнь и 7 ноября 1930 года у них родился сын Эрвин. 1931 год. Н. командирован в Японию Заведующим корреспондентским пунктом ТАСС. Семья едет с ним. 3 июля Н. приступает к работе в Токио.

5 ноября 1937 года по вызову из ТАСС Н. с семьей выезжает из Токио для перевода на новое место работы. После недели во Владивостоке они прибывают в Москву 24 ноября. С 25 ноября А. Л. Наги и Ф. М. Зак проходят проверку в Комиссию Партийного Контроля (КПК) ЦК ВКП(б), и 9 апреля 1938 года в КПК им сообщают, что проверка А. Л. Наги и Ф. М. Зак закончена с положительным результатом, и А. Л. Наги предложено выйти на работу в ТАСС после майских праздников. Утром 29 апреля Н. арестован.

7 сентября Ф. М. Зак в НКВД сообщили, что Военная Коллегия Верховного Суда СССР (далее — ВКВС СССР) приговорила Н. к 10-ти годам заключения в трудовых исправи-тельных лагерях строгого режима без права на переписку. С этого дня Ф. М. Зак и ее сын Эрвин Наги никаких сведений о судьбе Алексея Львовича Наги не имели.

Фантастика в творчестве. Единственный известный нф роман «Концессия на крыше мира», изданный издательством «Пролетарий» в Харькове в 1927 г.

https://fantlab.ru/work1594571

• Бруно Ясенский был арестован 31 июля 1937 г. по обвинению в том, что прибыл в СССР в 1929 году, был завербован в антисоветскую шпионско-разведывательную организацию ПОВ (Польская военная организация), созданную по указанию польского генштаба, и по заданию этой организации проводил националистическую и шпионскую деятельность на территории СССР. В заявлении на имя наркома внутренних дел 15 сентября 1937 года Ясенский признал себя виновным в предъявленном обвинении, но в суде, а также в жалобах и заявлении, написанном позднее, виновность свою отрицал и указывал, что изложенное в его заявлении от 17 сентября 1937 года (так указано в справке по делу) не соответствует действительности и что указанные документы он был вынужден подписать в результате применения к нему незаконных методов допроса. Приговором Военной коллегии Верховного суда СССР от 17 октября 1938 года Ясенский был осужден к расстрелу. Был женат на Анне Абрамовне Берзинь, которая вслед за ним оказалась в ГУЛАГе, как жена врага народа и сумевшая чудом сохранить и пронести через лагерную жизнь рукопись неоконченного романа мужа «Заговор равнодушных» (1937 г.). После освобождения она долго жила на севере, где-то в землянке, и вернулась в Москву в преклонном возрасте совершенно больная.

Посмертно был реабилитирован. До сих пор неизвестна могила писателя. Польский исследователь Кшиштоф Яворский нашел в московских архивах документы, которые показывают, что возможно Ясенский был похоронен в безымянной могиле под Москвой в районе Бутово.

Наиболее известный его роман — "Я жгу Париж"

https://fantlab.ru/work220371

Библиография его тут открыта: https://fantlab.ru/autor7060

• Георг Борн

• Сергей Глаголин, "Загадка Байкала"

• Зеликович (Следующий мир)

• Владимир Кириллов (автор утопич. рассказа «Первомайский сон»)

•Сергей Бобров (Спецификация идитола, Восстание мизантропов)

• Андрей (Каррик) Иркутов (АААЕ)

• Формально ещё и Циолковский — русского «Олафа Стэплдона» содержали в тюрьме месяц в гражданскую войну.

• Автором краснопинкертоновской вещицы «Большевики по Чемберлену» под псевдонимом "Тов.Инкогнито" оказался Васильченко Семён Филиппович. Расстрелян в 1937 году. https://fantlab.ru/blogarticle89613

• Александр Владимирович Бобрищев-Пушкин, библиография открыта — https://fantlab.ru/autor14338

• Юрий Николаевич Потехин (1888-1937), библиография открыта — https://fantlab.ru/autor27277 расстрелян как контрреволюционер.

На корешке красуется удачный логотип SF, в котором считывается и парусник из книги, и перо чернильной ручки. Эмблема могла бы стать знаком новой фантастической серии, однако ничего более с таким оформлением выпущено не было. И тут мы подходим к цветовому решению бумвинилового покрытия обложки. В года лишений и страшного дефицита всего и вся, на такую фигню просто никто не обращал внимания, но обложка коричневого цвета.

Это издание "Мира Реки" было в числе самых первых фантастических книжек, выпущенных частниками. "Полярис" (которые ещё только планировал жить в парадигме многотомников) — запустил эклектичную серию сборников разных авторов "Мастера фантастики", зато с номерами на корешках, чтоб собиратели собирали всё. К тому времени издан был кажется лишь один Гаррисон, может быть и еще какой-то том был, не обязательно кстати второй, последовательности особо не придерживались, размещали заказы в несколько типографий, какой том успели раньше сдедать — тот и выпускали в продажу:

"Северо-Запад" еще только искал свой формат и выпустил синий том Муркока, начавший знаменитую желтую серию фэнтези.

Книг выходило всё ещё очень мало, были недели без новинок, а когда появлялось что-то — то ценник был кратно превышающий номинал. На указанных книгах всё еще была отпечатана цена на задней стороне обложки. Муркок стоил 10 рублей, Фармер 8 рублей. На Гаррисоне номинал был кажется вообще грандиозные 25 рублей (книги этой у меня нет, проверьте если кто может). Книги государственных издательств, сделанные точно так же (обычный размер 84х108/32, средненького качества бумага, обложка 7Б, рисунки внутри) имели номиналы около одного рубля — могло быть 90 копеек, 1 р. 10 копеек, что-то очень солидной толщины — 2 руб. Но 8?! 10?! 25 рублей, отпечатанных непосредственно на задней крышке?! Небывалое. Но на рынке они все (и государственные, и частные) продавались по 20-30 рублей, при средней зарплате примерно 150-250 рублей. Поэтому в принципе было не важно, какой номинал на книге, купить-то ее можно только на толкучке. Я же, будучи школьником, работал всего по 4 часа, поэтому зарплата у меня была и того меньше. Например на овощном консервном заводе, где мариновали кабачки, платили рубль в день, а в типографии — уже 2 рубля, но с августа 1991 там перестали выдавать зарплаты потому что предприятие принадлежало компартии, а партии заморозили все счета из-за участия её руководства в государственном перевороте. Книги стоили очень дорого, но выходило их всё еще ничтожно мало, и можно было покупать все жанровые новинки, и советских писателей, и переводных. Потом после прочтения книгу можно было продать за тот же ценник, получалась беспрерывная карусель. Умение очень аккуратно читать наверное тогда так и воспитывалось.

Так вот, возвращаясь к "Миру Реки". На рынке он появился в коричневой обложке, был сметён, потом опять появился и снова сметен, и так несколько завозов подряд. Книгопродавцы говорили что якобы есть часть тиража, где надпечатка на обложке сделана не краской, а золотом, и такие книги стоят естественно дороже. Нам их всё равно не привозили, не видел. И не видел до сих пор, и не видел описаний "Мир Реки с золотым тиснением". Может это был штучный переплет, может вообще выдумки. Были ли на книги изначально изготовлены суперобложки, или их допечатали посторонние оптовики позже — не знаю. (Известная же целая серия торговых суперов Юго-Восток. Кто-то из оптовиков креативно развил и продолжил дело знаменитого букиниста Поливановского, который был директором МосКниги целых сорок лет, с 1942 по 1982).

На книгах "Мир Реки" самого первого привоза никаких суперов не было, не было их и через месяц на довозах. Хотя на Фантлабе в карточке издания описано целых два супера, причем разных, я не уверен что это родные супера. Встречался этот "Мир Реки" от Русской Тройки и в последующие годы, он никогда не был и не становился ни редкостью, ни раритетом. Однако на днях я увидел это издание в бумвиниле синего цвета.

Вода у нас на планете синяя, действие в романе происходит возле воды и на воде, Река — главный герой сериала Фармера. Гештальт закрылся: обложка должна быть синей, книгу надобно приобрести, что и было сделано, а в карточку добавлены сведения.

От Филипа Фармера перейдём к другому Филипу, Филипу Дику. В отличии от Фармера, он был известен советским ценителям фантастики и до появления частного книгоиздания. Его произведения печатались в "Огоньке", "Вокруг света", антологиях. Целых шесть рассказов за 30 лет, и под занавес, когда в 1986 году в Главлит пришёл Владимир Алексеевич Болдырев (родом из села Каликино Добровского района Липецкой области, региона, давно славящегося вольнодумством и презрением к цензуре. Тут например в 1791 году отпечатаны первые книги Вольтера на русском языке

— в частной домашней типографии Ивана Герасимовича Рахманинова. На титуле стоит городов Козлов, но имение Рахманинова было в селе Казинка, там же размещалась и типография (позднее он перевезет станки в столицу и продаст их баснописцу Ивану Крылову)

... и отрезал у Главлита цензурные функции — в журнале "Юность" выскочил роман "Помутнение" (весна 1989). С 1990 года плотину прорвало, и по состоянию на сегодня, на 2024 год, уже пожалуй все романы и рассказы писателя изданы на русском языке, да так много раз, с повторами и дублями, что можно выбирать по вкусу по переводам — примерно 124 книжных издания, половина из которых — это омнибусы по несколько романов. Но нет, есть еще лакуны, тянущиеся с самого детства писателя.

В период с 1942 по 1944 год несколько рассказов школьника Филипа К. Дика (1928-1982) были опубликованы в “Клубе молодых авторов” на страницах ежедневной газеты его родного города Беркли "Berkeley Daily Gazette".

Эти рассказы никогда не перепечатывались, они не входят ни в одно книжное издание, их нет в собраниях сочинений. Лишь в 2014 один Фрэнк Холландер (исследователь творчества Дика и коллекционер из г. Беллвью,

Вашингтон) выпустил за свой счет скромную чёрно-белую брошюрку в мягкой обложке. Крохотным тиражом 100 экз, для истинных поклонников писателя — подписчиков фэнзина "PKD Otaku".

Книжечка стала редкостью, хотя иногда всплывает в продаже, сейчас например предлагается на Ебее за 300 долларов.

В 2020 году в Англии, в небольшом городке Пенрит, местные поклонники напечатали один лишь рассказ "Раса рабов", в крафтовой брошюрке из 8 страниц, тиражом 250 штук и стартовой ценой 8 фунтов.

Сейчас за нее уже просят 50 фунтов на Абебуксе. Иных случаев переиздания первых рассказов Ф.К. Дика не обнаружил. Но обнаружил сувенирный хенд мейнд, уже на русском языке.

Филип К. Дик "Коробка фокусника".

Твердый шитый блок на толстой упругой офсетной бумаге. Переплётная крышка алого бумвинила. На антрацитовой плашке — тиснение фольгой под злато. Белоснежная глянцевая суперобложка сияет словно лёд на озере. И всё это аккуратно помещено в картонный футляр синего, как "Мир Реки" Фармера цвета, который бережно оберегает находку от пыли, солнца и заморозков.

Перевод на русский язык сделал энциклопедист К. Сташевски. Полтора десятка цветных иллюстраций ко всем рассказам и стихам выполнил неугомонный Евгений Мельников.

С о д е р ж а н и е :

Удобная лужа (The Handy Puddle)

Народ джунглей (Jungle People)

Черные искусства (The Black Arts)

Рыцарский бой (Knight Fight)

Задавака (The Highbrow)

Возвращение Санты (Santa's Return)

Сатира на перевод пророческого стихотворения (A Satire on the Translating of Sixteenth Century Prophetic Verse)

Коробка фокусника (The Magician's Box)

Маркус и его конец (Marcus and His End)

Раса рабов (The Slave Race)

Первое исполнение (The First Presentation)

Посещение (The Visitation)

Заметки в программке о великом композиторе (Program Notes on a Great Composer)

========================

P.S. Коллега omaksimov нашёл фотографию обложки Мира Реки от "Русской тройки" 1991 года издания — с тиснением золотой фольгой. Рисунок немного другой, упрощенный, зато фамилия автора более крупно сделана.

===================================

Майкл Розенблюм:

ПЛОХИЕ НОВОСТИ НА КНИЖНОМ ФРОНТЕ:

Во время бомбежки Лондона в прошлом году британские издатели сильно пострадали. Примерно у половины известных лондонских издателей порушены помещения и склады, поэтому последствия для области фантастики несомненно будут огромными. По одним оценкам, сгорело примерно шесть миллионов книг. Незамедлительным результатом стало то, что, не считая запасов в книжных магазинах, большая часть фантастических книг «вышла из печати», и некоторую часть вообще не получится достать. Никто не знает, когда в военных условиях будут перепечатаны самые достойные произведения.

Из Манчестера тоже пришли плохие новости. Там, как мы слышали, сгорел склад издательства «Атлас», и мы понимаем, что это может привести к задержке выпуска Британских Перепечатываемых Изданий.

Мы также узнали, что Эйбу Блуму из Биркенхеда пришлось покинуть дом на несколько дней в связи с близостью к неразорвавшейся бомбе, но сейчас он вернулся и находится в полном порядке. («Futurian War Digest» № 5, февраль 1941)

Р. И. Орма из Ковентри бомбы «выгнали» из дома, и теперь его можно найти по адресу 111 Хинкли-роуд, Уолсгрейв, Ковентри. Не повезло, старик, мы все очень сочувствуем тебе. Другое письмо пришло от Джона Фредерика Берка, где он сообщил, что копировальный аппарат, на котором он печатал «Fantast» и «Moonshine», канул в лету (уничтожен при налете), поэтому последней газеты больше не существует. После «выхода на пенсию» Рона Холмса, ливерпульского фанатского сообщества, некогда столь многообещающего, тоже уже нет. («Futurian War Digest» № 9, июнь 1941)

• • •

Артур Кларк (2 июля 1941):

Последнюю пару месяцев я нахожусь в Лондоне и пытаюсь узнать о радио все возможное. Такая работа подходит мне лучше всего, поэтому я отлично провожу время в компании векторных диаграмм, резонансных контуров, характеристик клапанов и интригующих сложностей теории переменного тока. Надеюсь, когда-нибудь я разберусь и в радиолокации — старом добром «детекторе» из научной фантастики! Еще одна сенсация для нф, если так подумать. Мне кажется, в войне скоро начнут применять ракетную технику (разными способами), ведь уже хорошо известно, что итальянцы подняли в воздух реактивный самолет, а нацисты используют реактивные ускорители для облегчения взлета загруженных бомбардировщиков... После этого (или, возможно, даже до), боюсь, наступит эпоха атомной энергии. И тогда масло окажется в огне...

• • •

Эрик Рассел стал рядовым ВВС второго класса и пока находится в Боскомбе, Борнмут, Улизнул и решил стать летчиком без нашего ведома! Ай-яй-яй! Еще одним негодяем является Сид Баундс, который, судя по всему, уже давно служит в ВВС. Как нам поддерживать репутацию источника самых свежих новостей (предполагая, что она у нас есть), если все сначала все рассказывают вам? («Futurian War Digest» № 14, ноябрь 1941)

Эрик Фрэнк Рассел:

Брат, теперь я лучший стрелок эскадрильи, потому что получил на стрельбище 63 очка из 65 возможных. Более того, я остаюсь единственным фанатом фантастики, поддерживающим традицию Гернсбека, поскольку кое-что изобрел. Сегодня мне удалось избежать дневной муштры, и теперь я сижу в компании командования эскадрильи, занимаясь черчением и перечислением спецификаций моего детища, — одобренного сержантом, уоррент-офицером и командующим офицером. Дальше всю информацию отправят капитану группы, который, возможно, перешлет ее воздушному министерству, где ее могут передать техническим экспертам, а те уже, наверное, уберут бумаги в архив и забудут обо мне. Мне нельзя описывать подробности идеи Рассела, однако фиолетовый луч, уничтожающий планеты после нажатия кнопки, тут ни при чем. Это нечто очень простое и, надеюсь, столь же эффективное. Так или иначе, умники, взглянувшие на мои чертежи и спецификации, кажется, считают, что моя задумка заслуживает внимания. Если на практике все будет так же, как в теории, возможно, мне в награду дадут увольнение. (Вау.) («Fantast» № 11, ноябрь 1941)

• • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • •

• • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • •

Декабрь 1941

КОРОТКАЯ ИСТОРИЯ ФАНТОКРАТИИ (1948-1960)

Артур Кларк

Часть I

Стоял прекрасный день конца лета 1948 года. Рядом с мэрией Саутгемптона местные племена играли в крикет, — так мало изменился английский характер, — как вдруг их отвлек гул авиационных двигателей. Хорошо отработанные рефлексы быстро сработали, и только пара наиболее упрямых или неопытных осталась на ногах (в хорошем укрытии) и увидели, что происходит.

Самолет был один, только он производил больше шума, чем эскадрилья «Бофайтеров». Пятьдесят тысяч лошадиных сил тащили его по воздуху с крейсерской скоростью 600 километров в час. На крыльях виднелись символы англо-американского бомбардировочного флота.

Местные жители выбрались из укрытий. Они не доверяли символам, но знали, что самолет с размахом крыльев свыше пятидесяти метров был американским.

Он сделал пару неторопливых кругов над Саутгемптоном, потом из бомболюков повалились листовки. Пара бомб тоже упала, но они, очевидно, были ненастоящими, поэтому никто не успел испугаться. Хотя к этому времени сбрасываемая с воздуха литература едва ли могла кого-то удивить, памфлеты быстро собрали и чуть позже начали передавать по всему Гэмпширу. Материал был весьма странный. На одной стороне каким-то неизвестным образом напечатали изображение полуголой леди с разноцветными крыльями, ниже виднелась загадочная надпись:

«ЧИТАЙТЕ «VOM»! УВИДИМСЯ НА ПОДУКОНЕ!».

Больше ничего не было. Другая сторона казалась понятнее:

«ЕСЛИ КТО-НИБУДЬ ЗНАЕТ МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ СЭМА ЙОУДА ИЗ ИСТЛИ, ХЭМПШИР, ПОЖАЛУЙСТА, ПОПРОСИТЕ ЕГО НЕМЕДЛЕННО ОТПРАВИТЬСЯ В БАЛЛИФАНТС, БИШОПС-ЛАЙДЕРД, ТОНТОН.

Подписано: Ф. Д. АККЕРМАН, ПОЛКОВНИК ВВС США, А. Ч. КЛАРК, КОМАНДИР ОТРЯДА КОРОЛЕВСКИХ ВВС».

Так Англия впервые узнала о прибытии Кларка и Форреста на бомбардировщике «Калифорния», полученном не совсем законным путем.

Неофициально война закончилась в начале 1947 года, когда одну из наступающих британских армий отказались пропустить на французской таможне. По факту все сражения прекратились после захвата Берлина русскими и Москвы — немцами.

Артур, испытывавший бомбардировщики в Америке до полета в Европу, воспользовался возможностью и вернулся домой на новом гиганте под названием «Калифорния», заглянув в Лос-Анджелес, чтобы забрать грозного полковника Аккермана. Преисполнившись рвения, два реформатора вознамерились установить в Европе новый порядок при помощи множества копировальных аппаратов и десятков пушек, пулеметов и водородно-кислородных бомб. Они поняли, что первым делом требуется собрать старую гвардию британского сообщества. С таким ядром можно добиться всего.

Форри был занят на другом берегу океана, распечатывая обращения к верным любителям фантастики. Артур, разумеется, выбрал в качестве места встречи свой дом, не размышляя о том, что у северян, возможно, уйдет несколько месяцев на дорогу. Один за другим очаги инфекции вроде Абердина, Манчестера, Ливерпуля, Нанитона и Лидса забросали соответствующими уведомлениями, и, значительно облегчив таким образом самолет, парочка миссионеров направилась в Сомерсет, чтобы подождать развития событий. Возложив большую нагрузку на детали самолета, Артур сумел посадить «Калифорнию» на кукурузном поле, хотя нужно сообщить, что, взглянув на окружающую местность, полковник Аккерман поспешно покинул машину, надев парашют. Этот инцидент попортил отношения парочки, да и неудачное приземление полковника в пруд с уточками не улучшило ситуацию.

Пару дней они скоротали в Баллифантсе, обсуждая бесконечные планы на будущее. Ожидание их не тревожило, потому что они вооружились множеством фанатских журналов, и Аккерман редактировал сразу шесть, хотя Артур был единственным подписчиком.

Морис Хансон первым приехал к ним: он знал путь (несмотря на все сложности). Его друзья удивились, обнаружив, что человек с умом Мориса за десять лет так и не получил повышения, до сих пор оставаясь рядовым. Позже выяснилось, что Морис все же поднялся на головокружительную высоту звания капрала, но затем был понижен обратно за то, что ударил сержанта, пожелавшего услышать свинг во время трансляции вокальной симфонии.

Вскоре после этого офицер-летчик Тернер зрелищно прибыл на реактивном «Тайфуне». По крайней мере, он сказал, что многочисленные трубы, торчащие из хвоста, это именно сопла, однако никто не видел их в действии, и скептицизм усилился после обнаружения мыши в одной такой трубе. Ни один другой «Тайфун» никогда не летал так медленно, как самолет Гарри.

На следующей неделе на борту «Калифорнии», по общему согласию ставшей штаб-квартирой, сержант Темпл, прибывший вместе с караваном в компании многочисленных потомков (включая знаменитых тройняшек Темпл), выглядел по-прежнему и очень удивился баллифантскому прессу для сидра, который он очень быстро привел в порядок.

Профессор Мидхерст, Мудрец из Оксфорда (также известный под именем Бромптон Лозенге), объяснил, что его задержали продолжительные расчеты для вычисления быстрейшего маршрута. Его транспорт, коляска с закрепленным снаружи двигателем, являлся самым странным аппаратом, пока несколько потрясенный Д. Р. Смит не появился на прыгающем через живые изгороди танке с пружинами разной упругости. Путешествие Дональда Рэя по стране напоминало движение кузнечика на последней стадии алкогольного опьянения. Математик Мидхерст тут же взялся за исследование уникальных данных, полученных в ходе Прыжков Пьяницы.

Пространство на страницах не позволяет мне описать все странности, поразившие долину Тонтона в грядущие месяцы. Можно только вкратце упомянуть изнуренного Дага Уэбстера, ведущего крупного пони, загруженного макетами «Fantast», Фрэнка Арнольда на двухсотпятидесятитонном танке, зловеще похваставшегося тем, что он ехал строго по прямой, лейтенанта Берчби, в большой спешке приехавшего поздно вечером вместе с преследующими его сотрудниками казначейства военной полиции, занимающимися делом о хищении средств, и те самые средства, частично использованные для убеждения последних в том, что это все ошибка. Кроме того, нельзя не сказать о могучем Расселе, ныне сержанте отделения физподготовки из Королевских ВВС с огромными мышцами и кучей историй, которых, как все надеялись, никто не поймет. Надеялись тщетно.

Все это время Артур занимался усилением обороны Баллифантса, чтобы при случае отбить нападение остального мира. По сельской местности все еще бродили банды фундаменталистов и евангелистов, и все фанаты научной фантастики, встретившиеся им по пути, столкнулись бы с ужасным концом. В итоге поселение было окружено глубоким кольцеобразным рвом, а в некоторых углах появились хитрые электрические ловушки. В качестве легкой артиллерии установили сотни старых ракетных установок, которые можно приводить в действие дистанционно (по расчетам) с общего пульта. Командир эскадрильи Кларк сумел добыть большой объем имущества ВВС, включая двадцатиметровые грузовики с припасами, которые приехали ночью и исчезли еще до утра...

Большая часть жителей Фанаполиса, как окрестили поселение, не одобрили это нарушение литературной и социальной деятельности, однако, поскольку у Артура был ключ от бочек с сидром, ему удалось добиться своего. Так что в случае возникновения чрезвычайной ситуации лагерь был готов.

Вскоре после достройки укреплений Артур и Аккерман получили новости о приближении с юга большой армии. После уточнения сведений выяснилось, что численность врагов составляет 500 единиц, и при себе у них была легкая артиллерия, а командовал всем мрачного вида генералиссимус в очках, одетый в нечто похожее на форму отрядов местной обороны. Фанаты очень растерялись, особенно когда начали поступать слухи о грабежах и — э-э... недостойном поведении.

Пару дней спустя на периферии появился всадник с сообщением военачальника приближающейся армии. Оно было короткое и ясное:

«Дорогой Артур! Спасибо за теплый прием. Можешь где-нибудь разместить моих людей? Предлагаю попробовать захватить Европу... если дашь мне топлива и пару винтовок, а также носки и армейские ботинки (размер 42-44). Если хочешь помочь, у меня есть для тебя должность советника Казначейства. Увидимся через пару дней. С уважением, Сэм (фельдмаршал).

P.S. Ты что-нибудь получал от Гарри Кея?

P.P.S. В последнее время у меня выходят неплохие тексты — непристойные, но с назойливым идеализмом, — которые я хотел бы тебе показать.»

Часть II

Наиболее робкие из тех, кто раньше не жаловал Сэма, выступали за немедленное бегство и принялись просить Артура отвезти их в относительно безопасные Штаты. Однако казалось, что Сэм не находится в мстительном настроении, поэтому поступило распоряжение разместить его армию в пустующих конюшнях и курятниках. Если начнется мятеж (наседки оставили большое количество следов своего временного пребывания), Сэм справится. Думаю, он привык к такому.

Вскоре он приехал на великолепном боевом коне колоссальных пропорций. На его каске военного посыльного торчало кольцо страусиных перьев, растрепанных на концах. На плече у него висел протертый ковер с выцветшей надписью «ОДЕОН», а на форме болтались ремешки и патронташи, держащие, среди прочего, бинокль, револьвер, несколько перьевых ручек, фонарик, пару коктейлей Молотова и значительное количество наступательного снаряжения. Под грохот и звон всех этих предметов генералиссимус слез с коня и официально поздоровался с изумленным комитетом по встрече.

Вечером Сэм, Форри и Артур совещались за запертыми дверями. Неизвестно, что там происходило, потому что никого не впускали. Все дело было в том, что те, с кем Сэм был готов разговаривать, не желали разговаривать с ним.

Беседа шла до самой ночи. До мира доходили только бесконечные щелчки печатной машинки Форреста. Затем, незадолго до рассвета, дверь распахнулась, и усталые часовые получили сообщение: «Одно пиво, один молочный коктейль с клубникой и сельтерская вода... да как можно скорее!».

Вскоре после этого наступила тишина, временами нарушаемая звуком работающей бензопилы, касающейся обитого сталью сундука. Встревоженные наблюдатели ворвались в зал и обнаружили, что все трое мирно спят в разных углах, а на столе лежит знаменитый документ, позже ставший Декларацией Прав Фанатов.

Полное содержание слишком велико, чтобы приводить его здесь, но позже все узнают, что стороны договора согласились провести реформы, требующиеся для создания безопасного мира для фанатов. Они поклялись помогать друг другу всеми возможными способами ради искоренения неподобающей для фанатов деятельности с отдельным акцентом на Общество Предотвращения Открытия Ящиков Джоанны Сауткотт, Ассоциации Пирамидальных Мер, Сторонников Возрождения Ноттинг-Хилл Гейта, Воскресной Лиги Услужливости, Федерации Британских Астрологов и похожих структур. Кроме того, Триумвират обязался делать все возможное для распространения идеалов сообщества с конечной целью в виде достижения Утопии. Пока еще не решили, о какой Утопии идет речь в связи с тремя разными мнениями. Наконец все согласились отложить этот вопрос на неопределенный срок. Декларация заканчивалась буйством многословной риторики:

«Необходимо стать примером для остального мира и установить центральную законодательную власть на основании разумных философских принципов, свободных от суеверий и всех иррациональных элементов, поскольку наша цель заключается в максимальной независимости всех индивидуумов в рамках единого общества. После этого появится возможность регион за регионом охватить всю планету и распространить на нее наше влияние ради создания научно организованного Мирового Государства. Мы надеемся, что мистер Уэллс все еще останется достаточно активным для работы политическим советником.

Мы рассчитываем, что эту мировую революцию можно совершить мирными методами, но, если появится необходимость применить силу, незачем бояться исхода, потому что мы обладаем сверхсовременным оружием, которое мы постоянно совершенствуем.

Будут созданы необходимые политические, научные, экономические, пропагандистские и военные комитеты для разработки подробных планов операции. Подписано нами пятнадцатого числа декабря 1948 года.

Йоуд, Аккерман, Кларк».

Когда эта троица проснулась тридцать шесть с лишним часов спустя, никто не вспомнил ни одной подробности конференции, однако внимательное прочтение Декларации вскоре прочистило головы после недолго забытья. С тех пор в Фанополисе бурлила активная деятельность по реорганизации Англии и после — мира. В следующем месяце Артуру трижды приходилось летать в Штаты, где все еще превалировали высокие стандарты цивилизации, для сбора новых запасов бумаги и ленты для печатных машинок. Один раз он на обратном пути пролетел над Азией и Европой и сообщил, что нигде не видел ни самолетов, ни установок ПВО.

— Если начнется война, — сказал он, — мы в хорошем положении. Сомневаюсь, что в Европе остались боеприпасы. Пока Банк Манхэттена продолжает выдавать нам кредиты, нас ничто не остановить.

За несколько месяцев напряженной работы было многое достигнуто. Местность вокруг Баллифантса в радиусе тридцати километров оказалась под влиянием Фанополиса, и уже были предприняты масштабные шаги, ведущие к построению цивилизации. Было удивительно наблюдать за тем, как местные прониклись идеалами Фанатской Федерации: возможно, тот факт, что больше никто в Англии не мог найти сигареты и шоколад (переправляемые через Атлантику). Штаб-квартира стала центром активности. Небольшое ядро фанатов многократно выросло ко времени прибытия новых новообращенных. В огромном числе появились школы, лаборатории, цеха и лекционные залы. Сообщество по большей части было двуязычным. Уведомления на английском и Аккерманском часто сбивали с толку тех, кто подходил к хорошо укрепленным воротам.

Ежедневно десятки путешественников из далеких уголков Корнуолла, Уэльса, Ланкастер и даже Шотландии приезжали в Фанополис, загоревшись энтузиазмом после новостей, дошедших до их далеких фанатских крепостей. Этих людей сначала просили оставить ценные вещи на хранение в караульном помещении, а потом вели на комиссию, возглавляемую сэром Хансоном. (Можно сказать, что вся элита фанатского сообщества, то есть первые подписчики «Novae Terrae» и «Fantast», стали руководством, что вызвало множество проблем.) Сэр Морис был главным экспертом по определению коэффициентов, и мы несколько пытались поднять его коэффициент интеллекта со 152,5 до 160. Люди с Ай-Кью меньше 80 при отсутствии уникальных способностей получили общие обязанности от чистки картофеля до опустошения секретной корзины для бумаг, принадлежащей Триумвирату. Люди с интеллектом от 80 до 100 удостоились общих канцелярских и низших руководящих должностей, простых исследовательских заданий и практик в цехах. Фанаты с Ай-Кью от 100 до 120 стали крупными руководителями и главными инженерами. Еще более сообразительные взялись управлять различными государственными департаментами. Гении с коэффициентом интеллекта свыше 140 автоматически становились представителями верховного законодательной власти.

По специальному приказу Триумвирата, всех людей с коэффициентом интеллекта выше 175 отправили на остров в Южное море с парашютом и экземпляром «Odd John».

В общем, Фанополис рос, пока со временем не стал достаточно крупным для отправки экспедиций в удаленные части страны. Первая вышла весной 1950 под началом сэра Гиллингса, которого убедили оставить «Tales of Wonder» в руках заместителя. Его сопровождали тридцать активных фанатов, специально обученных пропаганде. Они все поехали на велосипедах из-за нехватки топлива, однако лидер и оборудование путешествовали на небольшом танке, являвшемся лучшим способом передвижения по английским дорогам на данный момент. Остальные припасы вместе с пропагандистскими материалами были сброшены с воздуха древними самолетами, купленными сообществом. Время от времени сама «Калифорния» величественно поднималась в воздух, на всякий случай следуя пути экспедиции. Благодаря силе духа и достойным восхищениями лидерским навыкам, сэру Гиллингсу удалось захватить большую часть южного берега вплоть до Кента, затем он пересек устье Темзы и добрался до Эссекса, Бакса, Оксфорда и Глостера, вернувшись после годового отсутствия и удостоившись геройских почестей. Гиллингс поступил совершенно типичным для себя образом, когда, едва составив отчет, взялся судить участников конкурса, устроенного «Tales of Wonder» по написанию эссе на тему «Что, по моему мнению, думают марсиане о том, что мы думаем о них».

В следующие годы фанаты методично захватили остальную Англию. Разумеется, на пути встречались трудности и даже настоящие катастрофы. Никто не забудет черный день, когда сэр Уэбстер, шатаясь, прошел через ворота крепости, став единственным выжившим в шотландской экспедиции. В истории навсегда останется то, как фельдмаршал Йоуд учинил жуткое возмездие, облетев всю Шотландию и сбросив тысячи бутылок с настойкой хинина, на которых была наклеена этикетка «Джонни Уокера».

Так или иначе, к 1955 году работа закончилась. Англия стала страной с научной организацией, управляемая благожелательной Фантократией. Народ был доволен, общественные службы пришли в порядок, открылись школы. Криминал искоренили. Правительство перебралось в Оксфорд, хотя Сомерсет все еще оставался центром исследований и воздушного транспорта, а также домом Триумвирата и их помощников.

В эти напряженные годы почти никто не размышлял о мире за пределами Англии, однако теперь настало время одарить благами фанатского сообщества все остальное Человечество. Именно в этот важный психологический момент исследователи открыли неуничтожаемое оружие, способное принести победу — Зудящий Луч.

Поэтому на равнинах Уилтшира революционные армии маршала Йоуда скоро начали тренироваться пользоваться этим новым и смертоносным оружием, пока над головой жужжали самолеты Фантократии, ожидающие дня полного освобождения.

Заключение

События последующих лет все могут прочитать в учебниках истории. Пыл, с которым легионы федерации любителей фантастики взялись захватывать мир, способен сравниться только с тем, что наблюдали в дни Французской Революции. Более того, победы оказались бескровные, потому что военачальники (по большей части) стремились к мирному разрешению конфликта. В некоторых случаях, когда требовалось применить силу, все решала пара минут воздействия Зудящего Луча.

Во всех захваченных странах Фантократия создавала ответственное правительство, выбранное народом и отвечающее перед штаб-квартирой в Англии. Затем, оставив пару опытных советников для надзора за происходящим, армии отправлялись дальше. Интенсивная пропаганда везде готовила для них проторенный путь, поэтому страны, по территории которых пролегал маршрут, отлично знали, что насилия можно не бояться.

Самыми известными кампаниями стали африканская экспедиция генерала Берчби, марш-бросок фельдмаршала Йоуда из Франции в Палестину и его же размеренное (и продолжительное) возвращение по Средиземноморью, а также захват Азии силами генерала-майора Смита («Смита из Сингапура»).

Генерал Берчби почти не натыкался на сопротивление, двигаясь по Черному Континенту, не считая препятствий вроде непреодолимых гор, джунглей и рек. По возвращении смелый генерал сообщил, что в некоторых частях Африки еще темнее, чем в посещенных им регионах, и посоветовал установить обширные системы прожекторов. Он привез с собой гориллу, считающуюся ручной, и ненавистного крокодила, питавшегося только человеческим мясом и вечно голодающим.

Фельдмаршал Йоуд истратил два года на завершение Великого Пути и, хотя он, несомненно, консолидировал Южную Европу, поход посчитали неудачным из-за того, что его армия осталась на континенте. В начале операции у него была тысяча человек, — в мире не существовало более крупной организации, — а после возвращения в Саутгемптон на борту «Чеснока» с ним было всего пара офицеров и столько же арабских танцовщиц, купленных на рынках Алеппо по бросовым ценам. Однако такая у фельдмаршала была репутация и такие острые у него остались авторучки, что никто не посмел его критиковать.

Генерал-майор Смит, несомненно, получил самое трудное задание. Он с огромным нежеланием покинул Англию: его имя первым достали из шляпы, и он проиграл Сиду Берчби при вытягивании жребия для определения, кто отправится в Африку, а кто в Азию. С пятью сотнями людей и китайским словарем Смит в подавленном состоянии двинулся на восток, и много месяцев от него не приходило никаких вестей. Коллеги начали подозревать лучшее, как вдруг поступило срочное сообщение: «Пожалуйста, пришлите экземпляры всех рассказов Престера Джона. Смит, от главного ламы, монастырь Невыразимого Апофеоза, Верхний Тибет».

Просьбу удовлетворили, и опять наступило затишье, но ненадолго: казалось, Смит навсегда застрял в Азии. Оттуда начали приходить странные истории об огромной армии, вихрем проносящейся по континенту. За продвижением этого сборища не получалось нормально следить: насколько было известно, орды Смита промчались через Бирму и попали в Малайзию, одержали очень важную победу в Сингапуре, поспешно вернулись в Китай и резко остановились в Верхней Монголии. Судя по всему, здесь генерал-майор резко передумал, потому что армия пошла назад в Корею и быстро разобралась с Японией, а следом вернулась, спешно пересекла Манчжурию и Сибирь и попала по замерзшему Берингову проливу в Аляску. Дальше Смит направился на юг и повидал многих знакомых, пока армия автостопом двигалась по Америке, сбив с толку власти. Наконец командир и армия отправились в Европу с побережья Атлантики. Торопливо отправляемые телеграфные инструкции наконец переубедили бойцов, и те повернули в Европу, где их с огромными трудностями уговорили вернуться к мирным занятиям. Победитель Смит, следовательно, смог сказать после возвращения в Фанополис: «Я справился один». Стоит запомнить слова сэра Хансона, встретившего старого коллегу: «Ну, Дональд, кто мог бы предположить, что ты добьешься этого?» — мягко спросил он, когда вошел современный этот Чингис Хан.

Вот так один из величайших периодов в истории закончился в начале шестидесятых. Фантократия внезапно с ужасом осознала, что работа завершена: наконец мир находится во власти научного порядка. Те, кто строили эти масштабные планы и дождались их осуществления, все еще не вышли за пределы среднего возраста, и многие чувствовали раздражение в связи с отсутствием военных побед. Чувство досады усиливало осознание того, что такой Мировой Порядок дальше будет держаться и без них, как впоследствии и оказалось.

Распад Фантократии, несмотря на неизбежность, происходил медленно и по частям. Первым ушел огнедышащий фельдмаршал, поняв, что захватывать больше нечего. Генерал-майор Смит, в отсутствии тех, с кем можно поспорить, быстро последовал за ним, — двое бывших солдат осели в Гэмпшире, взявшись писать монументальную «Историю военных операций 1950-1960».

Сэр Гиллингс, всегда следовавший миротворческим идеалам, посвятил все силы издательскому делу, и мир скоро заполнил поток научной фантастики.

Большая часть остальных стала путешествовать по теперь уже цивилизованным странам, читая лекции. Какое-то время они собирали огромные толпы, пока население не устало от того, что все ораторы начинают речь с одной фразы: «Как я основал Мировое Государство».

Полковник Аккерман, как все знают, вернулся в Штаты и занял свое место в сенате, откуда периодически сотрясал мир загадочными заявлениями.

Впрочем, не все руководители Фантократии разбрелись кто куда. Как только закончились дела в Европе, небольшая группа, состоящая из, помимо прочих, сэров Темпла, Хансона, Берчби, Мидхерста, Тернера и Кларка, покинула Англию на корабле, загруженном научной аппаратурой. Довольно долго о них не поступало никаких вестей, но наконец из Перу из пришли сообщения, сводящиеся к тому, что в районе озера Титикака идет необъяснимая активность. Местные власти отправили на разведку экспедицию, и так удалось обнаружить пропавших Фантократов. Они отказались делать какие-либо заявления, поэтому экспедиции пришлось вернуться с пустыми руками. С того дня из Перу не поступало никаких вестей. Время от времени окрестности озера сотрясают мощные взрывы, а воздух периодически с пронзительным свистом рассекают снаряды или ракеты.

Никто не представляет, что происходит, но перуанцы уже привыкли.

Конец рассказа КОРОТКАЯ ИСТОРИЯ ФАНТОКРАТИИ (1948-1960)

(Опубликовано в фэнзине «Fantast» №№ 12, 13 и 14 (декабрь 1941, апрель 1942, июль 1942)

• • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • •

• • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • •

Седьмого сентября 1942 года пришло интересное письмецо Олафа Стэплдона:

«Я почти не контактировал с научно-фантастическим движением, хотя изредка с интересом читал некоторые журналы, показавшиеся мне очень разными по качеству. Одни задумки оригинальные, другие любопытные, а третьи просто не удались. Так или иначе, отдельные произведения действительно заставляют шевелить мозгами, хотя человеческий аспект почти везде весьма банальный. Очень мило с вашей стороны отправлять мне каждый месяц номера «Futurian War Digest», и очень грубо с моей стороны не отвечать. Однако вам не стоит тратить на меня бумагу, потому что я слишком занят писательским делом, чтением лекций перед солдатами (и другими) и производством овощей, и, соответственно, не могу справиться со всем, что мне посылают.

Вы спрашиваете о моем отношении к происходящему в мире. Кажется, мы добрались до очень важной поворотной точки в карьере нашего вида. Я согласен с Уэллсом в том, что мы можем кануть в лету или, по крайней мере, погрузиться в ужасный темный век, однако есть вероятность и создания мирового порядка, гораздо более подходящего для чего человека, чем все, что существовало прежде. Если мы успешно преодолеем этот опасный момент, то за пару поколений сумеем превратить расу в нечто схожее с новым видом, то есть в некотором смысле станем сверхлюдьми. Будущее, как мне кажется, меньше зависит от дальнейшего развития науки (несмотря на её важность), чем от поиска мудрости и осознания того, каким человек должен быть. У нас есть сила, но не мудрость».

И типичное письмецо Эрика Рассела:

«В данный момент я нахожусь не по вышеуказанному адресу — Лимавади, внутренние войска, — а в Уотчфилде, рядом со Суиндоном, на специальных радиокурсах, но в конце недели вернусь в Лимавади. Здесь я оказался не особенно далеко от Артура Кларка, расквартированного в Йетсбери (или уже покинувшего эту базу), с другой стороны Суиндона, поэтому с толикой удачи встречусь с ним до моего возвращения. Кроме того, я пишу и потому, что с приезда в Уотчфилд пытаюсь найти фаната фантастики, удостоившегося имени Уилли Лей. Он проходит примерно тот же курс, что и я, однако я не мог поверить, что его так зовут, пока он не предоставил мне доказательства.

Я не видел никого из наших в последнее воскресенье в Лондоне, потому что мне не хватило времени ни с кем связаться. Кроме того, я еще не откопал ни одного известного имени в толпе янки в северной Ирландии, хотя не сомневаюсь, что парочка скоро найдется. Я сдружился с десятком шумны парней из Миннесоты в соседней палатке. Они все из Сент-Пола, и считают Артура Беркса отличным писателем... вестернов!

Вам явно интересно узнать, что я надеюсь взяться за тексты где-то через месяц, но, учитывая то и се, боюсь, времени у меня будет мало. Я жду пару своих рассказов — «Парень из Каламазу» в «Amazing Stories» и «Черт подери!» в британских «Short Stories», — но мне надо как-то обеспечить свое регулярное появление, идет война или нет.

Вам явно интересно услышать, что я пытаюсь сделать из «Wild Talents» Форта цикл в «Tomorrow». Пока еще ничего не решено, но надеюсь на успех, потому что многие фанаты хотели прочитать «Wild Talents», однако не могли добраться до «Омнибуса Форта».

Кажется, у меня мало новостей. Джулиусу Шварцу дали еще одну отсрочку от армии и все еще редактирует. Отто Биндер, когда я в последний раз получал от него весточку, был занят работой над комиксами. (Черт! Я имел в виду, что он ищет агента). И, насколько я смог определить, американские бульварные журналы вряд ли столкнутся с нехваткой бумаги в ближайшие двенадцать месяцев. Судя по всему, влияние Уэллса на общественное мнение (не особо значительное, но все же существовавшее) со временем даже близко не сможет сравниться с влиянием Стэплдона. Приглядывайте за ним.

(опубликовано в «Futurian War Digest» № 23, октябрь 1942)

• • •

ДОКЛАДЫВАЕТ АРТУР КЛАРК

АРТУР КЛАРК, все еще находящийся в Йетсбери, но предпочитающий использовать домашний адрес, сказал нам:

«Возможно, вам интересно, что я скоро появлюсь на книжных полках, потому что выпустил статью «Больше телевизионных каналов» в ноябрьском номере «Электроники и электрики». Там идет речь о проведении анализа Фурье экспоненциальных волн, возникающих при проходе линейного напряжения через пары конденсатор-сопротивление. Думал, вам будет интересно. (Нам действительно очень интересно!!) Кроме того, в ноябрьском издании «Wireless World» будет мое письмо на тему межпланетного радио. В прошлом месяце там вышла статья на эту тему, и я оставил комментарии, показавшиеся редактору достойными включения в следующий номер. Как вы догадываетесь, я слишком занят, чтобы вести активную деятельность в сообществе, поэтому я и не стал вступать в Британское Фантастическое Общество. (Мне жаль!) Время от времени, или когда у меня закончится подписка, вы будете получать от меня известия, и на этом все».

(«Futurian War Digest» № 24, ноябрь 1942)

• • •

Эрик Фрэнк Рассел:

«Существует химический процесс под названием спонтанное воспламенение, и иногда мне кажется, что есть фанатский эквивалент — «спонтанный съезд». Он всегда происходит, когда в небольшой области скапливается достаточно большой объем материалов. Поэтому, как можно догадаться, нечто подобное прошло в столице. Встреча состоялась в среду вечером, 17 февраля, в квартире некого Мэннинга, психолога, оккультиста, необычного фаната и так далее, и на нее пришел сам Мэннинг, Гарольд Чиббетт, Лили Чиббетт, Джойс Ферберн, Герберт Какой-то (Старк? Майкл Розенблюм), Джордж Мидхерст, Сид Берчби, Морис Хьюги и я. Гиллингсу отправили уведомление, но, видимо, его не оказалось дома. Артур Уильямс тоже должен был прийти, но у него не получилось, — наверное, напился и заблудился по пути. Так или иначе, встреча вышла отличная. Мэннинг обеспечил всех чаем и пирожными. Мы трепали языком, пока я не пропустил последний поезд, поэтому мне пришлось провести ночь на станции».

Между прочим ЭФР добавляет, что пытается опубликовать в Англии «Зловещий барьер».

(«Futurian War Digest» № 27, апрель 1943)

• • •

Артур Кларк:

Я очень спокойно прошел всю войну, не отдаляясь от дома больше чем на 250 километров. Мне даже понравилось, потому что я за это время раздобыл сотни килограмм оборудования, включая очень хороший трехдюймовый рефрактор, подаривший мне много приятных минут и позволивший узнать о Луне кучу нового. Война заканчивается, и теперь я буду еще больше времени посвящать космонавтике, потому что она обещает огромные возможности. Разумеется, многие уже поняли, что «Фау-2» первый рукотворный объект, оказавшийся в космосе. Работа по проектированию корабля уже фактически завершена, и осуществление этой задумки приблизилось на поколение или около того. Всем будет интересно узнать, что я веду очень интересную переписку с Лордом Дансени по поводу космических путешествий. Он теперь на нашей стороне и, можно сказать, загорелся идеей отправить человека в космос.

(«Fantast’s Folly» № 1, декабрь 1944)

• • •

Февраль 1945

Последнее письмо «VOM» — Артур Кларк

В 36 номере «VOM» я с большим интересом прочитал письмо Билла Темпла: одно из лучших когда-либо опубликованных в этом журнале, четко описывающее то, что все разумные фанаты должны ощущать после тридцати лет и начала угасания пылкого энтузиазма юности. Хотя в фантастическом сообществе много всего незрелого: школьные перепалки и скучные высказывания безграмотных эгоистов, если вам нужен пример, под всей это жижей находится нечто очень важное. Стойкость и даже рост фанатских организации в тяжелых военных условиях является отличным тому доказательством.

Как и Билл, я никогда не смогу окончательно порвать с сообществом. Я не верю, что когда-либо демонстрировал такой энтузиазм, как считает Билл: для меня АНФ всегда уступало БМО. Впрочем, я действительно был полон энтузиазма. Мне кажется, я больше никогда не испытаю огромное удовольствие, какое ощущал, собирая в юности свою коллекцию. Передо мной открывалась целая вселенная: «Skylark III», «Острова в космосе», «The Time Stream» — даже сейчас от этих названий у меня по спине пробегают мурашки. Я лихорадочно собирал все. Когда я переехал в Лондон, где находилась штаб-квартира АНФ (Ассоциация Научной Фантастики), я скопил почти все, что хотел, и именно поэтому начал терять интерес. Однако огонь, который не найти ни на суше, ни на море, все еще витает вокруг этих старых произведений и никогда не погаснет.

Не могу сказать, сколько теплился бы мой энтузиазм: вероятно, очень много лет. Но затем началась война и вместе с ней «реальная жизнь». Однако моя реальность отличалась от реальности Билла. Я сидел перед блестящими пультами управления и думал:

Пять лет назад я сказал бы, что эта машина появится только через столетие, а теперь она удивляет меня не больше электрического чайника.

Чуть позже я снова оказался перед этой машиной и понял, что она уже устарела, и ее давно заменили новыми. Для меня Вторая Мировая стала не медленно движущимися по карте фронтами, а тайной войной, о которой остальной мир толком ничего не знал — очень напряженной гонкой по электромагнитному спектру, мимо частот, прежде называемых ультравысокими, по направлению к загадочной территории насыщенного инфракрасного излучения. Эта гонка подарила миру больше чудес, чем у него было когда-либо прежде. Некоторые помогли одержать верх в Битве за Британию и, возможно, избежать новых Темных Веков. Их последователи, установленные на гигантских линкорах, рассекающих Тихий океан, и сотнях бомбардировщиков, летающих над измученной Европой, не только приближают победу, но и строят технологическое будущее на многие поколения вперед.

А теперь, помимо этого, первые рукотворные объекты достигли космоса. Те из нас, кто работал в космонавтике до войны, еще долго не смогут вернуться к активной деятельности. Время разговаривать о мечтах прошло, пора превращать их в реальность.

Я продолжал встречаться с остальными и читать лучшие фанатские издания с неугасающим интересом. Возможно, иногда я буду даже публиковаться, но нечасто. Продав первые рассказы (включая длинный, который вы увидите, как только в Англии снова появится бумага), я попробую ограничить время, затрачиваемое на художественную литературу, и больше внимания уделять профессиональной и технической деятельности. Когда БМО (Британское Межпланетное Общество) возобновит работу, и я попытаюсь профессионально заниматься электротехникой и электроникой, любая литература станет для меня отдушиной, и я буду очень ценить каждое соприкосновение с ней.

Биллу, кажется, не повезло в армии: в ВВС я познакомился с целыми десятками потенциальных фанатов. Моя служба усеяна научной фантастикой, и я никогда не покажу никому Astounding, потому что просьбы со слезами на глазах и отчаянные приставания настолько жалобны, что о них страшно думать. Я больше не удивляюсь, когда сталкиваюсь с коллегой, прочитавшим сагу про «Линзменов» от корки до корки, — это происходило слишком часто. Однако не сомневаюсь, что в другой области, не так насыщенной техникой, все будет по-другому.

Просмотрев остальной выпуск, я с радостью сообщаю, что вижу значительное улучшение в плане писем и всего остального, причем этому немало поспособствовало исчезновение эротических изображений. Ладно, сдаюсь. Если можно, мне хотелось бы вернуться в список получающих пособие по бедности. Взамен вы будете и дальше получать примерно одно письмо каждый выпуск, если что-нибудь не заставит меня писать чаще. Спасибо!

Смотря на странный список имен Спира, я вижу, что знаю восемнадцать. И что с того? Они охватывают весьма узкую область, поэтому не доказывают ничего, относящегося к общей культуре. В детстве старая нянька читала мне веселые истории Крафта-Эбинга, и в воскресной школе меня наградили собранием сочинений Гюисманса. Старомодная мораль Андре Жида казалась мне скучной: для веселья дайте мне хлесткие воспоминания де Сада. Рембо всегда интересовал меня, он единственный поэт, которому удалось измениться. Когда я говорю об Эйзенштейне, на меня всегда обрушивается страх того, что я имею в виду Пудовкина, и наоборот. (То же самое происходит с Шостаковичем и Прокофьевым.) Хиндемит, Барток (несмотря на Менухина), Шенберг и Берг — просто шум для меня, и я отказываюсь иметь что-либо общее с Шпенглером.

Морис Хансон только что напомнил мне, что в моей «Истории Фантократии», написанной в начале войны, я сделал тебя, Форри, полковником, а себя командиром эскадрильи (майором) где-то в конце сороковых. Вообще, я был рядовым второго класса во время создания этого творения, а ты — гражданским, если помнишь те далекие годы. Мое произведение должно было стать поразительно маловероятным пророчеством... но мне остался всего один шаг, и, если война продлится столько, сколько я подозреваю, мне точно дадут полковника.

(«VOM» № 40, март 1945)

Перевод любезно предоставили Игорь и Александра Фудим

Рассказ Артура Кларка можно оценить в свежесделанной карточке произведения:

https://fantlab.ru/work1999846

Можно и аннотацию предложить, пока там совсем пусто.

В каком-то смысле величайшим препятствием к пониманию современной американской фантастики является ее родство с специализированными американскими бульварными журналами, возникшими между мировыми войнами. Те журналы и их первые издатели, такие как Хьюго Гернсбек и Джон В. Кэмпбелл, подхватили существовавшую традицию и принялись переплавлять ее в современную НФ в, можно сказать, определяющие годы жанра. Но, в особенности потому, что её образ в немалой степени сформирован такими комиксами, как «Бак Роджерс в 25-м веке» и «Флеш Гордон», а несколько позднее телефильмами и сериалами наподобие «Звездного пути» и «Звездных войн», многие нынешние читатели до сих пор считают НФ порождением исключительно американской поп-культуры, а не продолжателем литературной традиции. Эта ошибка, бесспорно, хотя бы отчасти объясняет неровное отношение критики, которую этот жанр получает от популярной прессы и текущего литературного истеблишмента.

Такие критики, как Брайан Олдисс, Э. Ф. Блейлер, Томас Д. Карлсон, Джемс Ганн, Брайан Стеблфорд и Дарко Сувин показали, что НФ является позднейшим проявлением давней литературной традиции. Первый серьезный импульс, к примеру, она получила из двух областей, нарушивших кажущуюся неподвижность западного христианского мира: начиная с Ренессанса, народы Западной Европы все больше обращали внимание на материальный мир и все более очаровывались неведомыми пространствами земного шара, между тем как новая астрономия Галилея и Коперника в свой черед подрывала устои на протяжении семнадцатого столетия. К концу этого века нарождающаяся научная фантастика отыскала один из своих основных и наиболее стойких приемов: воображаемое путешествие ― на Восток, на Луну или в Южные океаны. Сэр Томас Мор видоизменил этот прием, создав один из наиболее устойчивых мотивов жанра в своей «Утопии» (1516), где изобразил идеальное общество на неведомом острове: этот прием позволил ему критиковать социальную и политическую жизнь Англии. Как отмечали в начале 1940-х Марджори Николсон и Филип Бэбкок Гоув, на протяжении семнадцатого и восемнадцатого веков такие путешествия стали популярнейшей формой сочинений. В тех ранних сочинениях ― от столь известных, как «Человек на Луне» (1963) Френсиса Годвина и «Жизнь и приключения Питера Ууилкинса из Корнуэла» (1750) Роберта Пэлтока до малоизвестных «Современных путешествий Гулливера» (1796) Г. Уитмора (Сюзана Грэхем?) ― сатира на европейское общество преобладает над научной составляющей. Только выход в свет «Путешествия на луну» (1827) американца Джорджа Такера, писавшего под именем Джозефа Аттерли, изменил акцент ― он уделил внимание самому кораблю и механике полета, ввел понятие отрицательной гравитации и суперметалла (лунариума). Оба нововведения оставались непременным элементом многих космических полетов вплоть до двадцатого века.

Таким образом путешествия в неведомое и мечты об идеальном государстве оставались основой жанра. Готика внесла в него измерение ужаса, продвигаясь от внедрения сверхъестественного во внешний мир к драматическому изображению скользящего на грани безумия человеческого сознания. Хотя «Франкенштейн» (1818) Мэри Шелли может читаться как современный миф о Фаусте и Прометее, сколько бы Виктор Франкенштейн ни утверждал, что описывает не «видения безумца», он много внимания уделяет «ранам, нанесенным его рассудку» предваряя тем легионы «безумных ученых», терроризировавших научно-фантастические миры. Его безымянное творение, отвергнутое создателем, возможно, воплощает одиночество человека в равнодушной вселенной ― тема, характерная для фантастики двадцатого столетия. Однако еще важнее для понимания фантастики утверждение Мэри Шелли в предисловии и к изданию 1818 года, что ее роман – не «фантазия», поскольку в своей основе опирается на работы доктора Дарвина и некоторых германских физиологов и не является невероятным. Коротко говоря, «Франкенштейн» ― сочинение чрезвычайно актуальное, он использует теории и предположения, еще не испытанные (и не могущие быть испытанными) в лаборатории. Не представляется ошибкой увидеть в самом известном произведении Мэри Шелли предтечу той современной НФ, что занимается генной инженерией и биотехнологиями. Ничто не пропадает, а только претерпевает изменения вместе с наукой.

Другой пример актуальности появляется в последних десятилетиях девятнадцатого века. Отзываясь на франко-прусскую войну и гонку вооружений между странами империалистической Европы, многие писатели, среди которых нередки были журналисты и памфлетисты, изображали неизбежное столкновение между силами и союзами, какие тому или иному автору казались наиболее вероятными. В количественном отношении, как верно показано И. Ф. Кларком в «Голосах пророков войны» (1966), эти «войны будущего» вместе с мотивом забытой расы составляют два самых популярных мотива НФ от 1870-х до Первой Мировой войны (и даже после нее не пропали совсем). Актуальность ― да, точность предсказания ― нет. Явно взволнованные внезапным пришествием одетых в броню дредноутов, большинство авторов полагали, что следующий конфликт решится в гигантском морском сражении. До 1914 те, кто вообще обращали внимание на воздушную войну, сосредотачивались на флотилиях дирижаблей. Герберт Уэллс, в тот период часто оказывавшийся в числе исключений, показал в «Войне в воздухе», как летательный аппарат с Востока уничтожает атакующие Нью-Йорк немецкие дирижабли. В годы войны в «Завоевании Америки» (1916 после публикации в серии журналов Макклюра) Кливленд Моффетт едва ли не единственный позволил «незначительным силам авиации» нанести поражение флоту Германии, поддержавшему оккупацию восточной части США. Вообще говоря, точность предсказания, возможно ― наименее важна черта научной фантастики.

Здесь нет нужды давать подробное описание американской фантастики на переломе веков, а следует лишь показать, как она прокладывала дорогу тем бульварным журналам, что определили облик современной научной фантастики. К примеру, Эверетт Картер еще в «Хоуэлл и эпоха реализма» (1954) заявил, что в последние десятилетия девятнадцатого века «общим местом реалистической литературы стало преклонение перед учеными. Ученый, как наблюдатель с незамутненным зрением, рисовался видящим истину сквозь завесу сентиментальности». Такая интеллектуальная проницательность делала его подходящим на роль рассказчика начиная от сельского доктора в «Илси Вернер» Оливера Уинделла Холмса (1861) и молодого ученого в «Кэйт Бомон» (1873) Джона В. де Фореста до психолога Ванхоупа у Хоулла, Перси Дарро и Стюарта Эдуарда Уайта и Крейга Кеннеди у Артура Б. Рива ― подвиги этих «ученых детективов» ежемесячно описывались в «Космополитен» с 1910 по 1916.

Насколько же выросла эта героическая фигура после того, как Эдисон, Маркони, Морзе, Белл, Тесла и братья Райт с Фордом преобразили аграрную Америку. (И это если не упомянуть таких личностей, как Бор, Планк, Рентген и мадам Кюри, заложивших основания современной физики) На протяжении одного поколения появились телефон, электрическое освещение, беспроводное радио, фонографы, аэропланы, автомобили и небоскребы ― фундамент, на котором начался экспоненциальный рост общества двадцатого столетия ― современного общества.

Нынешние читатели слишком часто забывают, что, как указал в 1927, еще до Первой Мировой, Аллин. Б. Форбс, индустриализация стала величайшим определяющим факторам на всех стадиях американской жизни.

Не только новые романы, такие как «Великий военный синдикат» (1889) и «Великий камень Сардиса» (1898) Фрэнка Стоктона, но и «Роман за дайм» и еженедельные газеты и серии книг для подростков готовили американского читателя к научной фантастике, основанной на предвидении новой техники и ее возможностей. Широта взгляда и популярность нарождающегося жанра наиболее внятно описана в «Тот еще парадиз» Томаса Д. Кларесона (1985). Читателю разожгли аппетит, но не было единого источника, отвечавшего бы его новым вкусам, пока Фрэнк А. Манси не взялся издавать «Argosy», «The AllStory Magazine» и «Cavalier» («Аргози», «Журнал обо всем» и «Кавалер»)

Невозможно переоценить значение тех журналов. Они формировали НФ периода Первой Мировой войны, печатали НФ и фэнтези до сороковых годов. Если бы не они, специализированные журналы двадцатых не нашли бы подготовленного рынка. Эдгар Райс Берроуз вдохнул новую жизнь в созданный Райдером Хаггардом мотив затерянной расы, «развернул научную фантастику от пророчеств и социологии (утопической романтики) к романтике приключений… и стал самой влиятельной фигурой жанра» до середины тридцатых годов». По его следам двинулись легионы подражателей, рисовавших красавиц в экзотических декорациях от Антарктики и внутриатомного мира до планеты Палос у звезды Сириус. Но из множества подобных авторов один только А. Меррит соперничал в репутации с создателем Тарзана и марсианина Джона Картера. Его журнальные публикации почти немедленно переиздавались в виде книг: «Лунный бассейн» (1919), «Корабль Иштар» (1926), «Лик в бездне» (1931) и «Обитатели Миража» (1932). Возвращались ли они к сюжету с затерянной расой или, как Рэй Каммингс и Гаррет Смит, рисовали чудеса техники далекого будущего, авторы журналов Манси давали жанру новую жизнь. Следует вспомнить еще одного автора: Мюррей Лейнстер- псевдоним изобретателя Уилла Дженкинса ― начал карьеру в НФ с «Убежавшего небоскреба» (1919) в «Argosy» и стал одним из самых привязанных к журналу авторов Кэмпбелловского «Astounding» в сороковых годах.

В недавней работе по Джеку и Шармейн Лондонам Кларис Штац, хоть и не касается непосредственно фантастики Лондона, отчасти объясняет привлекательность новой литературы. «Запад был покорен, а характеры, необходимые для завоевания, плохо приспосабливались к нарождающемуся миру городов и промышленности». Воспоминания о фронтире мифологизировались литературными и кинематографическими вестернами, но американскому читателю выпала возможность грезить не только о дальних края земли, но и об иных мирах, не говоря уже о чудесах будущего. Эти новые фантазии не тускнели, потому что от 1939 до 1953 те рассказы и повести ― главным образом Меррита ― перепечатывались в «Famous Fantastic Mysteries» и «Fantastic Novels» сперва Манси, а потом «Популярным издательством», предавшими их новым поколениями читателей НФ, для которых те уже стали ранней классикой жанра.

Зачастую научная составляющая ― от археологии, геологии и древней истории до предсказаний передовой технологии ― служила всего лишь эффектным фоном для приключенческого сюжета. Мало кто их тех авторов раннего периода был специалистом в естественных науках. Они были профессиональными журналистами в поисках нового рынка и черпали сведения из желтой прессы, воскресных приложений и журналов вроде «Популярной науки». Олицетворением тех авторов был А. Меррит, всю жизнь проработавший редактором «The American Weekly». Многие его современники, подобно Гаррету П. Сервиссу, писавшему для «New York Sun» еще до того, как стал столпом популярной астрономии, зачатую отмахивались от объяснений устройства своих кораблей и оружия, объявляя их недоступными пониманию читателя.

В результате жанр получил такие наименования как «псевдонаучный», «научные фантазии» и «супернаука». В 1949 Мелвин Коршак признавал, что ранние сюжеты «намечали новые темы и доказывали, что читающая публика ради хорошего рассказа примет и фантастическое допущение», но утверждал, что «несколько типов сюжетов, основанных на воображаемой науке… не объединились в единый корпус текстов». Он, как многие другие, не относил те первые произведения к научной фантастике, отсчитывая начало жанра от первых публикаций в «Amazing Stories» Хьюго Гернсбека весной 1926. Еще одна сложность с определением и историей жанра происходит от специализации дешевых журналов 1920-х годов. «Blue Book» и «Adventure» Манси оставались прежде всего приключенческими, хотя и публиковали иногда НФ и фэнтези. Однако, временно и неполно, НФ и фэнтези разделились по специальностям. Правда, основанный в 1923 «Weird Tales» публиковал НФ – в числе которой заметнее всего ранние рассказы Эдмонда Гамильтона, но в первую очередь он продвигал Г. Ф. Лавкрафта и его круг, делая акцент на фэнтези и хорроре. От 1932 до 1936 он предоставил Роберту Э. Говарду приложение, где тот мог разрабатывать Хайборийский мир Конана-варвара, заложив основы «Меча и колдовства», ныне не только преобладающих в героической фэнтези, но и ставший важным ингредиентом НФ.

Таким образом научная фантастика стала владениями энтузиастов во главе с очарованным техническими новшествами Хюьго Гернсбеком. Можно сказать, что НФ выражала одержимость машинами. Гернсбек проявлял интерес к жанру, начиная с публикации в «Современной электрике» (1908) своего романа «Ральф 124С41+», но лишь основанный в апреле 1926 журнал «Amazing Stories» (апрель 1926) он целиком отдал «наукообразию», как именовал он тогда этот жанр. Его эмблемой стала зарисовка надгробия Жюля Верна: закутанный в плащ человек простирает руки к небесам, а девиз гласил: «Сегодня экстравагантная выдумка ― завтра холодный факт». В том первом номере Гернсбек определил жанр как «Истории в роде Жюля Верна, Герберта Уэллса и Эдгара Аллана По ― чарующая романтика, перемежающаяся с научными фактами и пророческими видениями». В том номере он поместил три рассказа этих трех авторов. В следующие несколько лет он много перепечатывал, опираясь на таких фаворитов публики как А. Меррит и Мюррей Лейнстер. В 1927 он переиздал «Землю, забытую временем» Берроуза (уже вышедшую отдельным изданием после публикации с продолжениями в «Blue Book» 1924) и купил последний марсианский роман Берроуза, «Великий ум Марса» для первого ежегодника «Amazing Stories Annual» (июль 1927).

Его редакторские статьи в «Amazing Stories» раз за разом напоминают, что он считал целью журнала обучать и побуждать к новым исследованиям и экспериментам. Он несомненно и себя причислял к пророкам, но из-за приближения Депрессии не сумел выйти на прибыльность. В начале 1929 его издательству пришлось объявить о банкротстве, хотя в июне он выпустил новый журнал «Science Wonder Stories» под девизом: «Пророческая литература ― мать научных фактов». К 1933 его вытеснили из занятой области, но основанные им журналы выжили. Он оказал глубочайшее влияние на жанр. Под его влиянием читатели тридцатых сбивались в группы, из которых вырос современный «фэндом» Он был почетным гостем на чикагском Вордконе 1952. Премия Хюьго ― в НФ равносильная Оскару или Эмми ― врученная впервые в Филадельфии в 1953 ― носит его имя. Сэм Московиц не раз провозглашал его «Отцом научной фантастики. Однако уже с середины века Гернсбека все чаще упоминали в уничижительном смысле, как воплощение забитой гаджетами фантастики, увязшей в описаниях и пояснениях.

Оценивая его роль в развитии жанра, вновь сталкиваешься с вопросом актуальности НФ. К двадцатым годам активно действовали как Британское межпланетное общество, так и Американское ракетное. Задним числом можно только восхищаться уверенностью, с какой Роберт Х. Годдард запускал свою первую жидкотопливную ракету в 1926 ― в тот самый год, когда вышел первый номер «Amazing». Потому что, в резком противоречии с проблематикой раннего периода, с 1930-х сердцем научной фантастики становятся космические полеты. Действительно, вскоре стало считаться, что для этого жанра вполне подходит определение: «литература о космосе». Правда, Гернсбек еще в редакторской статье к первому номеру «Science Wonder Stories» 1929 года выдал термин «научная фантастика, но устоялся он лишь после того, как Джон В. Кэмпбелл ввел его в заглавие «Astounding Science Fiction» (поразительная научная фантастика) в апреле 1938). От обложек Гернсбековских журналов работы Фрэнка Р. Пауля (говорят, он ни разу не повторился в конструкции своих космических кораблей) до звездолета «Энтерпрайз» из «Звездного пути», эмблемой ― Гэри Вулф сказал бы «иконой» ― научной фантастики оставался ракетный корабль.

Однако до Гернсбека великое множество космических путешественников удовлетворялись полетами на Луну или планеты Солнечной системы. Сколько ни проклинай Гернсбека, перенесшего НФ в дешевые журналы – так называемое «гетто», на которое поныне жалуются и авторы, и издатели ― главным его достижением остается открытие Э.Э. «дока» Смита, чей «Космический жаворонок («Amazing Stories» 1928) открыл супернауке космической оперы всю галактику. Борьба блестящего Ричарда Ситона со своим бывшим коллегой и злодеем д-ром Марком «черным» Дюкеном за экономический контроль над «всесильным металлом» закладывает основу драматического конфликта. Оба, разумеется, выдающиеся ученые. Когда Дюкен похищает нареченную Ситона, тот преследует их через межзвездное пространство, где его втягивают в войну между народами планеты за сто световых лет от Земли. Он выбирает сторону, благодаря своей изобретательности побеждает врага и провозглашается верховным правителем Осномы. Еще не вышла в свет последняя часть «Космического жаворонка, а Смит уже писал продолжение «Жаворонок Три («Amazing» 1930), в котором Ситон возобновляет войну против разнообразных инопланетян. Его космические корабли длиной в милю и передовое оружие не укладываются в краткий пересказ. Кульминацией действия становится масштабная, сокрушающая планеты битва (огромные лучевые пушки палят энергетическими импульсами через миллионы миль космоса) между Ситоном и последними остатками «цивилизации чудовищ» бесчеловечного Фенахрона, посягавшего на завоевание галактики. «Жаворонок Валерона (в «Astounding» 1934) превосходит даже эти грандиозные декорации, поскольку Ситону приходится сразиться с бесплотными разумом, помогавшим Дюкену взять власть над Землей; он спасается в четвертом измерении, где ненадолго задерживается, чтобы поразить других бесчеловечных инопланетян из нескольких миров. В конечном итоге, впитав знания всех культур, с которыми сталкивался на протяжении трех романов, он становится сверхчеловеком, силой мысли материализующим любые желания, и спасает Землю.

Современному взгляду «Жаворонки» Смита напоминают марсианские романы Берроуза ― если заменить череду планет пустынями Барсома и вместо меча с колдовством положиться на фантастическую технику. Кое-кому в них видится и вариация мотива будущих войн, остающегося ― изменившись преимущественно в интонации ― заметной составляющей современной фантастики.

Однако деяния Ситона ― детские игры в сравнении с титаническими сражениями добра и зла, ставшие главной темой Смитовской «Саги о ленсманах» в «Astounding»: «Галактический патруль» (1937-38), Серые ленсмены» (1939-40), «Линзмены второго уровня» 1941-42) и «Дети линзы» (1947-48). Кимбелл Киннисон и его будущая жена Кларисса Макдугал ― ключевые фигуры в сборише молодежи разных рас, которую в особой академии готовят для службы в галактическом патруле ― службе охраны порядка в межпланетном сообществе; идея восходит к «Гаснущим здвездам» Эдмонда Гамильтона (1928). Все ленсманы носят браслеты-линзы – полуразумную форму жизни, которая настроившись на личность носителя, дает ему паранормальную способность к телепатии. Еще не сознавая своего предназначения. Киннисман сотоварищи в «Галактическом патруле» включаются в борьбу против пиратов Боскона.

На протяжении всех романов ленсмены ведут войну с иерархией зла, возникшей несколько миллиардов лет назад при слиянии двух галактик. Древние расы (добрых) эрайзиан впервые сталкиваются с (невыразимо злобными) эддорианами: с этого момента начинается война за власть над космосом. Эрайзиане вооружены не только линзами, они веками вели племенную программу, позволяющую «цивилизации» взять верх над беспощадными силами. Пятеро детей Киннисона и Макдугалл ― сверхчелвоеки, возглавляющие последнее торжество над эддорианами. Коротко говоря, ленсманы физически и умственно представляют собой элиту, стоящую на страже мироздания и обеспечивающую в нем закон и порядок. Брайан Олдисс заключил, что сага о ленсманах ― «самая крупная в мире игра в копов и разбойников», он мог бы добавить, что она, как и прочие космические оперы, переносит в космические масштабы американский вестерн.

Не приходится удивляться, что романы Смита публиковались в «Astounding» в десятилетия редакторства Джона В. Кэмпбелла, его «золотого века» ― ведь Кэмпбелл в начале 1930-х считался одним из основных соперников Смита. В своих «Piracy Preferred» (пиарстство предпочтительно) и «Путь черной звезды» (1930) Кэмпбелл вывел трио, состоящее из физика Аркота, математика Мори и инженера-конструктора Фуллера. В частности Аркоту позволялось использовать самый замысловатый жаргон при объянении принципов его сверх-науки. Они, если не спасали землю от инопланетных нашествий, носились сквозь время и сквозь галактики, ввязываясь в попадавшиеся по дороге войны, и всегда выступали против бесчеловечных созданий, заслуживающих полного уничтожения. В «Astounding» Кэмпбелл начал следующий цикл о межгалактических войнах с «Самой могучей машины» (1934), где изобразил еще одного гения ― мускулистого супермена Аарна Мунро ― сына человека, поселившегося на поверхности Юпитера. Ф. Блейлер, когда писал об экстравагантных «сказках о могуществе», имел в виду как Смита, так и Кэмпбелла.

В подобные предприятия пускались не только эти двое. Джек Уильямсон в «Космическом легионе («Astounding» 1934) дает хронику побед легионеров над предателями из числа людей и межпланетными медузоидами, угрожавшими Земле в тринадцатом столетии. Сюжет был уже избитым, зато Уильямсон создал самого примечательного персонажа того периода, позаимствовав черты Жиля Хабибулы как в «Трех мушкетерах», так и у сэра Джона Фальстафа. Еще одно его новшество: он доверил супероружие АККА молодой женщине, Аладори Антар ― единственной представительнице поколения, знавшего его секреты. Он продолжил приключения этих героев в «Кометчиках» (1936) и «Один против Легиона» (1939) ― все они горячо одобрены Айзеком Азимовым. Его «Легион времени» (1938) наиболее отчетливо показывает, скольким он обязан А. Мерриту. Главный герой оказывается втянут в столкновения между альтернативными вариантами будущего, и в каждом пытается изменить прошлое, чтобы сохранить себя. Сюжет оказывается не только приключенческим, но и любовным, поскольку каждый мир олицетворяется женщиной: Летони из Джонбара (хорошей) и Зораной из Гирончи (злой.) Добро, разумеется, торжествует, но в отличие от меррритовских сюжетов, главный герой, отправившись на поиски Летони, обнаруживает, что две женщины слились воедино.

В 1939 году Клиффорд Д. Саймак ― ныне известный пасторальными интонациями и контактами с пришельцами ― внес в этот парад авантюр своих «Космических инженеров». Когда миллиардолетняя раса Инженеров призывает на помощь команду землян, чтобы спасти галактики от столкновения, команда вступает в войну между Инженерами и так называемыми «Церберами» ― существами, способным существовать вне галактического пространства времени и потому желающими уничтожить земную галактику, чтобы править следующей. Бессмертный Гуссейн из «Мира Нуль-А» А. Э. Ван Вогта (1945) должен справиться с космическими заговорщиками, которые помешали бы ему привести к полной зрелости просвещенное человечество. Так называемая «космическая опера» (это необычное наименование породил Уилсон «Боб» Такер в 1941) становится столь популярной, что между 1940 и 1944 Эдмонд Гамильтон на время открывает для бесшабашного «волшебника науки» Курта Ньюмана свой новый журнал «Captain Future». Ньютон сражается со вселенским злом вместе со своими несгибаемыми соратниками: роботом Крэгом, андроидом Ото и наставником Саймоном Райтом ― дряхлым гением, хранящим свой мозг в отдельной коробке.

В то время как космические перелеты, грозящие Земле катастрофы, галактические войны и сверхчеловеческие герои все отчетливее становятся симптомами большей части научной фантастики 1930-40-х, Ф. Орлин Тремейн ― бывший редактором «Astounding Stories» до Кэмпбелла, словно бы наперекор этой тенденции предлагает авторам подавать рассказы с, как он выразился «вариативным мышлением» ― то есть, разворачивающие научные идеи, а не берущие отправной точкой некое техническое изобретение. Очень немногие из тех рассказов известны широкой публике, однако историки жанра хотя бы бегло упоминают первый из них ― «Голоса предков» Ната Шахнера (дек. 1933), где главный герой возвращается в прошлое, чтобы убить осаждающего Рим варвара-германца. В результате он и тысячи людей разных классов и рас двадцатого века, (вплоть до карикатурного Гитлера), оказавшиеся потомками этого общего предка, просто перестают существовать. Майк Эшли недавно похвалил тот рассказ как удачную социальную сатиру, поскольку он в «во времена острого расизма» намекнул, что «характеристики рас» явно абсурдны, если вспомнить о смешении генетических линий на всем протяжении истории»/ Впрочем, читатели 1930-х были так захвачены необычностью так называемого «парадокса дедушки» (если он погибнет, откуда возьмется тот, кто его убил?), что не заметили удобства подобных сюжетов для социальных и политических намеков. Все же рассказы с «вариативным мышлением» стали переходной точкой в НФ, поскольку приучили авторов уделять больше внимания характерам героев и особенно воздействию науки и техники на общество.

Кэмпбелл под псевдонимом Дон А. Стюарт внес в этот перелом свой вклад. В особенности два его рассказа отмечают за уэллсовские интонации. В часто цитируемых «Сумерках» главный герой, путешественник во времени, отправляется на семь миллионов лет в будущее, где находит на земле «безнадежные… растерянные останки человечества, живущие среди огромных и блестящих автоматических городов». Осознав, что в период зрелости человечество по меньшей мере миллион лет «заполоняло другие планеты солнечной системы», расстроенный позднейшим упадком герой, покидая это будущее, обращается к «превосходным, бессмертным машинам» и приказывает создать механизм, обладающий тем интеллектуальным любопытством, которое утрачено человечеством. Предполагается, что эта, самая могучая машина, продолжит дальнейшее развитие разума и прогресса. А вот в «Ночи» (1935) обнаруживают себя самые темные стороны воображения Кэмпбелла, поскольку другой путешественник, забираясь еще дальше в будущее, находит машины и города лишь на нескольких внешних планетах системы, в то время как остальные миры заливает энтропия ― тепловая смерть вселенной.

Куда меньше писалось о настойчивом влиянии Кэмпбелла на жанр после того как он стал редактором «Astounding» зимой-весной 1937-38 (и немедленно сменил заглавие с «Astounding Stories» на «Astounding Science Fiction») и соответственно, стал уделять немалое внимание рассказам, которых он требовал от своих авторов. Все работавшие с ним в 1940-50-х годах авторы восхваляют его манеру направлять и, зачастую, подсказывать идеи или предлагать рассмотреть следствия тех или иных тем. Многие уверены, что он желал через НФ в доступной обществу форме показать последствия развития науки. Среди прочих, Лейстер дель Рей цитирует одно из его высказываний, сделанных в «Writer’s Yearbook» за 1938 (важная дата) ― о том, что он хотел не столько действий, сколько реакций, даже от действующих в рассказе роботов, потому что «читателю-человеку нужны человеческие реакции». Согласно другим сообщениям, он надеялся получить для «Astounding» рассказы технически подкованных авторов для интересующейся техникой аудитории. Рассказывая о Кэмпбелле в роли редактора «Analog» (это заглавие «Astounding Science Fiction» получил в 1960), Дональд А. Уоллхейм, полвека бывший выдающимся редактором и издателем жанра, сказал, что Кэмпбелл продолжил жюльверновсие традиции НФ.

Пожалуй, его известная «Кто ты?» (1938) не только представляет Кэмпбелла на высоте писательского дара, но и показывает, какого рода сочинений тот хотел для своего журнала. Первая реакция на «Кто ты?» ― ужас, поскольку группа заброшенных в Антарктику ученых воскрешает пришельца, по-видимому с разбившегося в дальние времена космического корабля; этот оборотень способен принимать форму любого человека (или собаки), и, выпущенный в мир, мог бы уподобить себе всех живое на Земле. Это угроза. Проблемой ученых становится распознание существа, способного копировать носителя как физически, так и умственно, сохраняя его личность.

Научную фантастику часто сравнивают с детективами, потому что она обращается к интеллекту, предлагая решить головоломку, загадку, задачу. Так, основной прием НФ: представить задачу научного характера ― из научных или технических областей ― которую герой может решать, по словам Хола Клемента только обращаясь к своим знаниям о законах природы. Айзек Азимов поддержал этот взгляд, заявив, что его сочинения имеют дело с рассудочным, а не с иррациональным миром, и кризисы нем разрешаются разумной дискуссией и действиями персонажей. Уже не раз говорилось, что такое понимание взывает к мировоззрению эпохи Просвещения, считавшего высшим свойством человеческой души разум, саму вселенную представлявший управляемой единой рациональной природой, а поиск и достижение научных знаний ― желательным для человечества и общества. Это мировоззрение, модифицируясь, никогда вполне не исчезало из Западной мысли. В сочетании с идей перемен (и с ней – с беспокойством за будущее) она остается естественными владениями научной фантастики, так что для понимания происходившего в современной НФ желательно понимать, что происходило с этим мировоззрением.

Такая основа сюжета и повествовательных приемов порождала и художественные проблемы для писателей-фантастов. На какую бы точку зрения ни становился автор в своем повествовании, акцент обычно делается на внешнем действии (сюжете), а не на исследовании сложных персонажей, разрываемых внутренними психологическими конфликтами. Сколько ни вводи читателя во внутренний для персонажа процесс принятия решений, сам он остается в сущности статичным. (Эта проблема тем сложнее, что, как и в историческом романе, автор вынужден уделить внимание подробностям незнакомых читателю декораций). Как бы красочно не был обрисован персонаж, он становится синонимом действия, потому что единственный или почти единственный смысл его существования ― решить задачу или выполнить задание. Таким образом, особенно в НФ до 1940-х годов, сюжеты приводят на память Беовульфа и прочих королей-воинов, а также рыцарей средневековых романов, не говоря уж о Айвенго и Натти Бампо. Примечательно, что, как и те ранние герои, герой НФ, будь то отдельная личность или член избранной элиты, может рассматриваться и как культурный герой. В самом деле, миры героической фэнтези и галактики научной фантастики можно считать эпическими декорациями, в которых совершаются подвиги двадцатого столетия.

Темы и художественные особенности этой повествовательной стратегии, как и ее последствия, весьма заметны в Кэмпбелловском «Astounding Science Fiction» даже в промежутке между 1939 и концом 1940-х, хотя, парадоксальным образом, как подчеркивает Барри Мальберг, в это десятилетие «все стороны жанра определялись и перестраивались редактором, авторами и читателями, ставшими в буквальном смысле соавторами». Брайан Олдисс уподобил «Astounding» того времени «исследовательской лаборатории», где «намечались в общих чертах и с любопытством надкусывались на пробу позднейшие проблемы». Однако все согласны, что именно Кэмпбелл решал, что пойдет в журнал. Он добивался, чтобы его авторы исследовали психологическое и социологическое влияние на общество вечно меняющейся технологии. Он охотно помогал им развивать их идеи, как это было в случае с Айзеком Азимовым. И он собрал вокруг себя таких авторов, как Л. Спрэг де Камп, А. Э. Ван Вогт, Лейстер дель Рей, Джек Уильямсон, Хол Клемент, Фриц Лейбер, Л. Рон Хаббард, Клиффорд Д. Саймак, Мюррей Лейнстер, Теодор Старджон, К. Л. Мур и Генри Каттнер ( зачастую в соавторстве под именем Льюиса Паджетта), Айзек Азимов и Роберт Хайнлайн. Не будем забывать и «Дока» Смита, в те годы выпускавшего в свет сагу о ленсманах. Результат получил название «Золотого века» ― что безусловно отражает ностальгию таких его поклонников, как Альва Роджер, и в то же время видится «самовосхвалением и некритичностью».

Многозначительно, что весной 1939 года Кэмпбелл поставил «Unknown» «локомотивом» для «Fantasy Fiction» ― это подзаголовок был им вскоре добавлен. Мало того, что авторы его, так называемой «конюшни» давали свои сочинения для обоих журналов ― «Unknown» включал много повестей и рассказов, использовавших мотивы, сыгравшие главную роль в будущей фантастике. В первом номере появился британский автор Эрик Фрэнк Рассел с «Зловещим барьером» (март 1939», почерпнувшим у Чарльза Форта идею выставить челвоечество «домашним питомцем» инопланетных существ витонов, превративших Землю в консервы и паразитирующих на нервной системе землян. Роберт А. Хайнлайн развивает ту же тему одержимости пришельцами в достопамятном «Они» (апрель 1941). Подборка «Unknown» варьировала от легкомысленной классики де Кампа, описывающей случайное перемещение во времени ― «Да не опустится тьма» (декабрь 1939), где герой оказывается в Италии шестого столетия и пытается уйти от наступающих Темных веков, вводя столь практичные средства, как арабские цифры, печатный станок, газеты и почтовую службу, до «Страха» Л. Рона Хаббарда (июль 1940), «Оно» Теодора Старджона (август 1949) и «Мрачнее, чем вам кажется», Джека Уильямсона (декабрь 1940) ― эротической фантазии, напоминающий о А. Меррите и объясняющей ликантропию второй линией человеческой эволюции. Одним из последних была повесть «Ведьма» Фрица Лейбера (апрель 1943) ― этюд о современной жене-ведьме, социологе с дипломом по этнографии из колледжа Хэмпнелл. За несколько месяцев «Astounding» выпустил с продолжениями его же «Мрак, сомкнись!» (1943), изображающий бунт против разлагающейся теократии будущего, в котором злоупотребляют наукой, а телепатия сосуществует в космическими кораблями и колдовством (матушка Жюи???) При том, что редакторские статьи Кэмпбелла и его аннотации к рассказам показывают, что НФ он воспринимает серьезно, а фэнтези ― как забаву, нельзя не задуматься, не стал ли «Unknown» приютом для сочинений, не одобряющей предполагаемого влияния технологии на будущее. Никто до сих пор не рассматривал такой версии.

Поскольку историей будущего занимались такие разные писатели, как «док» Смит и Олаф Стэплдон, главным литературным достижением «Astounding» Золотого века ― оно пошло на пользу жанру в целом ― было обеспечить сложные повествовательные рамки, которые будущим авторам предоставлялось расширять или перестраивать по своему усмотрению. В редакторской статье (март 1941) Кэмпбелл впервые упомянул «общую картину воображаемой будущей истории мира и Соединенных Штатов», использованную Хайнлайном как фон своих сочинений. Два месяца спустя в другой статье он привел схему начерченной Хайнлайном «истории будущего». Начиная с первого рассказа «Линия жизни» (1939) и заканчивая выходившими с продолжением «Детьми Мафусаила» (1941) Хайнлайн охватил период от 1939-40 до 2125, перечислив множество технических достижений, обозначив период империализма, когда Земля доминирует над Луной, Венерой и Марсом, после чего эти миры восстают против угнетающей тирании, а теократическая диктатура в Штатах в двадцать первом веке подавляет науку и технику, что в том же столетии заканчивается «Возрождением науки» и возвращением гражданских свобод с началом межзвездных путешествий. В социологическом отношении Хайнлайн переходит от «Безумных дней» (The Crazy Days ) третьей четверти двадцатого века (ретроспектива, данная с восхитительной иронией) через теократию к «первой цивилизации человечества», выросшей из Ренессанса 2075. Но только к 2600-ым – последняя дата добавлена как бы задним числом ― он говорит об окончании подросткового периода человечества и начале его зрелой культуры».

Рассмотрение сочинений Хайнлайна о двадцать первом веке в промежутке от 1939 до 2125 года покажет, что в каждом историческом периоде доминирует элитарный класс, будь то властные жрецы авторитарной теократии или просвещенные хранители завета, помогающие человечеству выйти к звездам. Обычная сюжетная линия включает бунт свободолюбивой элиты, возглавляемой учеными и техниками, против тиранического и зачастую выродившегося статус кво. Например, он использует для завязки «Детей Мафусаила» давнюю идею, что в начале девятнадцатого века втайне была выведена элита долгожителей: когда те объявляют о себе в начале двадцать второго века, их возглавляет старейший долгожитель, Лазарус Лонг, к которому Хайнлайн вновь и вновь возвращается в позднейших сочинениях, так что Лонга можно рассматривать как уста автора. Питер Николлс, хоть и не одобряет политических и социальных взглядов Хайнлайна, признает его автором «одомашнившим будущее для целого поколения читателей: он научил их чувствовать себя в нем как дома: жителями, а не туристами». Также он затрагивает нервный центр споров о Хайнлайне, говоря, что «в эмоциональном ядре его работ всегда была политическая и социальная природа человека и культуры, выстроенных им для жизни». Разность в восприятии Хайнлайна лучше всего, пожалуй, подчеркивает тот факт, что он был первым автором, которому общество Американских писателей-фантастов присвоило звание Гранд-мастера (1975) и его же по меньшей мере дважды признавали «лучшим писателем всех времен» читатели НФ.

Хотя Хайнлайн первым из американских авторов формализовал идею «истории будущего», но расширил ее до сложной повествовательной системы Айзек Азимов. Одновременно, в 1940-х годах, он прославился тем, что освободил роботов от роли франкенштейновских чудовищ, которую, за редкими исключениями, предписывали им раньше. В рассказах серии «Я, робот» (1950) блестящий робопсихолог доктор Сьюзен Келвин направляет развитие «Ю.С.Роботс Инк.», сделавшей роботов практически неотличимыми от людей. С помощью Кэмпбелла Азимов формулирует «три закона робототехники», включив их в рассказ «Хоровод» (1942). В их мозгу глубоко прописана идея невозможности причинения вреда человеку. Этот догмат остается ключевым камнем современной НФ.

В отношении истории будущего Азимов заложил еще один ключевой камень ― написанными между 1942 и 1949 годом повестями и новеллами, сложившимися в «Основание» (1951), «Основание и империя» (1952 и «Второе основание» (1953). Сутью этих его работ было представление о циклическом движении истории. Галактическая империя, разрастаясь двенадцать тысячелетий, охватила единой человеческой цивилизацией двадцать пять миллионов планет. Психолог Гари Сэлдон, опираясь на усовершенствованную, точную науку о поведении масс ― психоисторию, предвидит ее гибель. Чтобы сократить период междуцарствия, он приводит в движение «план Сэлдона», создавая два тайных основания ― одно из ученых естественников, другое из психологов, не знающих друг о друге. В некотором смысле повести, покрывающие промежуток в четыреста лет, являются упражнением в социоинженерии: приверженцы плана Сэлдона предотвращают предсказанное сползание в варварство на тридцать тысяч лет.

Дональд Уоллхейм возложил на Азимова ответственность за «Космологию будущего», начиная с первых полетов к планетам солнечной системы и через флуктуации ― империи и отдельные случаи варварства к «подъему устойчивой галактической цивилизации, бросающей, наконец, «вызов Богу» ― времени окончательной гармонии и творчества. Брайану Олдиссу, пожалуй, недостает горячности и мистицизма Уоллхейма, зато он подчеркивает важность исторических рамок, в которых, по его мнению, писатели-фантасты «могли изображать технологическую культуру как непрерывный процесс, длящийся зачастую тысячами или миллионами лет».

Как было отмечено в другом месте, сюжет может использовать любую часть цикла по выбору автора, а читатель, отмечая те или иные постоянные признаки, немедленно распознает необходимый контекст. Так к концу 1940-х научная фантастика создала мифологию не уступающую в сложности мифологии классической Греции ил Рима, скандинавов или средневековой Европы. В ней уместились множество вариаций, введенных писателями начиная с середины века.

От космических опер до истории будущего, НФ 1930-40-х годов играла важнейшую роль по меньшей мере в двух отношениях. Во-первых, в ответ на требование рынка привлечь к НФ более широкую аудиторию, чем прежние бульварные журналы, из романов с продолжениями и подборок из специализированных журналов сложилась большая часть предложенных публике книжных изданий. Еще важнее, что эти рассказы несли в себе полноту традиции, зачатой в девятнадцатом веке и расцветшей первым цветом в утопической литературе на переломе веков. В 1971 году статья «НФ: другая сторона реализма» предполагала, что научная фантастика дает иной ― противоположный отклик на новую науку, нежели реалистическая и натуралистическая литература. Об этом противопоставлении достаточно сказать вкратце. Эмиль Золя, черпая от современного мышления таких людей, как Клод Бернал, доказывал, например, в «Le roman experimental» (1880) что роман следует рассматривать как тщательно контролируемый эксперимент, позволяющий автору хотя бы приступить а анализу тех естественных законов, что позволят сделать психологию и социологию точными науками. Подразумевалось, что это должно привести к справедливому обществу. Его, так сказать, пробиркой были главные герои цикла Ругон-Маккаров. Век спустя его слова звучат, с одной стороны, не менее утопично, чем у мечтателей наших дней, а с другой он сводит человечество чуть ли не к химическим реакциям на внешние раздражители. Ему очень хотелось верить, что субъективное искусство может достичь объективности, какая приписывается лабораторным экспериментам и науке. Такие романисты, как Уильям Дин Хоуэллс и Джордж Гиссинг представляли мир набором феноменов, которые литератра должна воспроизводить возможно точнее: в особенности Хоуэллс приоткрывает недостижимую глубину своих желаний, уверяя, что такие попытки могли бы открыть «красоту… истину» человеческих переживаний.

По мере того, как следовавший из науки девятнадцатого века детерминизм подкашивал традиционные ценности и религиозные системы, подобные авторы в отчаянии стали искать основание морали в науке. Эхо их неудач отдается на всем протяжении двадцатого века. Оно отзывается в негодовании Кэтрин Баркли из хэмингуэевского «Прощай, оружие» (1929) на ловушку биологии. Оно, через нарстающее чувство оторванности и фрагментации (отчуждения, отстранения) ведет к французскому экзистенциализму и абсурдизму, отнимающим у человечества веру в свою способность понять вселенную, представляющуюся теперь непознаваеммой. Оно приводит к одержимости сознанием и поискам методологии. Литература, рассматривающая человека в тисках повседневной жизни, приводит к антигерою. Может быть, из всех романистов середины века лучше всех ухватил эту дилемму Роберт Пенн Уоррен в романе «Вся королевская рать» (1946), где его герой Джек Берден сталкивается с «великим Тиком» и наконец принимает «конвульсию мира… и ужасающую ответственность Времени».

Ключевое различие между натурализмом и научной фантастикой кроется в отрывке из «Мактига» Фрэнка Норриса (1899). После того, как Мактиг, убив Трину, бежит в горы, Норри утверждает, что «в округе Плейсер, Калифорния, она (природа) ― огромное непокоренное чудовище плейстоценовой эпохи ― дикое, мрачное и величественно равнодушное к человеку (гл. 20). Норрис здесь в явном виде называет ключевой камень мрачного натуралистического воззрения ― жестокую, равнодушную природу. Человек среди неподвластных ему внешних сил, осаждаемый случайностями, становится жертвой природы. Эта картина продержалась во всей литературе двадцатого века.

Хотя примитивизм, в диапазоне от Джека Лондона до Эдгара Райса Берроуза мог отражать неприятие нового урбанистически-индустриального общества, и хотя многие видения американских утопистов на переломе веков составляли часть общей конфронтации между западной капиталистической олигархией и рабочим классом, это основополагающая разница между тупиком социального реализма/натурализма и жизнелюбивым духом ранней американской фантастики яснее всего виден в конечном выводе Саймаковских «Космических инженеров» (1939, 1950)

«Жизнь – это случайность. Это очевидно. Это нечто непредусмотренное. Нечто постороннее в налаженном механизме вселенной. Вселенная враждебна жизни. Глубины космического пространства слишком холодны для нее, абсолютное большинство скоплений материи слишком горячо для нее, космос пронизан враждебной ей радиацией. Но жизнь побеждает. В конечном итоге вселенная не убьет ее… она станет управлять вселенной» (пер. А. Шарова)

Этот взгляд на мир безусловно лежит в философской подоплеке представлений Хола Клемента о природе как нейтральном или враждебном оппоненте его персонажей, поскольку он признает, что интеллектуальные загадки, которые его герои решают силой разума и знанием законов природы. являются и сюжетом, и темой его сочинений.

От юных изобретателей и «ученых детективов» до космических опер и историй будущего, главным стимулом американской фантастики тридцатых-сороковых годов была устремленность в будущее, будь это будущий месяц или одно из бесконечных будущих тысячелетий. Большей частью эта фантастика беззастенчиво оптимистична. Американские фантастические журналы лелеют мечту, что американский изобретатель или инженер уведет лучшую часть человечества к звездам. Это утопическое видение, хотя и стало под конец несомненно элитаристским, исходит из американской мечты девятнадцатого века о совершенном человеке и обществе. Дэвид Брин недавно уничижительно отозвался о той ранней НФ как об «инженерной» научной фантастике, а ранний Роберт Силверберг одним махом списал ее как «пустую и бессмысленную авантюрную литературу», хотя и признал, что в лучших ее образцах обнаруживается «могущественный миф о заре галактического человечества».

Пессимизм, омрачивший европейскую фантазию после Первой Мировой войны ― от горечи Джона Глоуга и меланхолии Олафа Стэплдона до страхов Олдисса Хаксли ― не замутил ликующей американской фантастики. Этого добились общественные и политические волнения, последовавшие за Второй Мировой.

Перевод любезно предоставлен Галиной Соловьевой