Светлана Тараторина (Світлана Тараторіна) "Лазарус"

Фэнтезийный детектив в альтернативно-историческом антураже. 1913 или 1914 год. Главный герой, столичный следователь по особо важным делам Александр Петрович Тюрин в силу стечения обстоятельств оказывается в Киеве, центральном городе Предела (или, для многозначительности лучше Края — в оригинале Межа, вызывающая отчётливые ассоциации с чертой оседлости). Предел — та часть Империи, где позволено жить нечисти (в прямом смысле — чертям, водяным, оборотням и пр.). Тюрин специализируется по особо опасным видам и проводит в Пределе много времени, но Киев старается обходить стороной, поскольку с ним связаны тяжёлые воспоминания детства. Однако в данном случае он получает предложение, от которого невозможно отказаться, и задерживается в городе, чтобы помочь местной полиции в расследовании убийства мальчика, которое полагают ритуальным и совершённым водяными. Поначалу задерживается на пару дней, но потом остаётся служить в местной полиции, разыскивая попутно информацию о своём отце, который бросил семью а потом умер в Киеве странной смертью...

Написано весьма увлекательно, всё время тянет узнать, что же там дальше. Для гурманов есть целый ряд изюминок-пасхалок. Особое удовольствие должны получить (по понятной причине) киевляне и знатоки истории начала XX века. Понятно, что история альтернативная, но сквозь витраж альтернативности вполне отчётливо проступает реальная, некоторые детали и связи которой, благодаря этому витражу видны более отчётливо и под непривычными углами. Роман вполне законченный, но не исключает сиквелов, вбоквелов и прочих дополнений. Если таковые появятся, намерен их прочитать.

"Лазарус" первый роман Светланы Тараториной и получил на Евроконе этого года премию за лучший дебют. На мой взгляд, вполне заслуженно.

Дабы избежать упрёков в излишней комплиментарности отмечу пару недостатков. Если роман будет издаваться повторно, по тексту надо бы пройтись корректору и редактору, или, хотя бы внимательному и въедливому бета (или это уже пост-альфа?) ридеру. Ну и глоссарий нечисти в конце книги просто напрашивается.

В общем желаю Светлане Тараториной так держать, а читателям сообщаю, что на сайте издательства её книга продаётся сейчас со скидкой.

   Майкл Муркок "Византия сражается"

Первая книга цикла "Полковник Пьят". Приведу выложенный на Фантлабе перевод аннотации к, судя по всему американскому (точно не русскому) изданию:
"Знакомьтесь – Максим Артурович Пятницкий, также известный как «Пьят». Повстанец-царист, разбойник-нацист, мошенник, объявленный в розыск на всех континентах и реакционный контрразведчик – мрачный и опасный антигерой самой противоречивой работы Майкла Муркока. Роман – первый в «Квартете «Пяти» — был впервые опубликован в 1981 году под аплодисменты критиков, а затем оказался предан забвению и оставался недоступным в Штатах на протяжении 30 лет. «Византия жива» — книга «не для всех», история кокаинового наркомана, одержимого сексом и антисемитизмом, и его путешествия из Ленинграда в Лондон, на протяжении которого на сцену выходит множество подлецов и героев, в том числе Троцкий и Махно. Карьера главного героя в точности отражает сползание человечества в XX веке в фашизм и мировую войну.
Это Муркок в своем обличающем, богоборческом великолепии: мощный, стремительный обзор событий последнего века на основе дневников самого гнусного преступника современной литературы. Настоящее издание романа дано в авторской редакции и содержит ранее запрещенные эпизоды и сцены".

Книга производит довольно странное впечатление (на меня во всяком случае) поскольку написана англичанином, а действие происходит во время I Мировой и Гражданской войны в основном на территории Украины (в Киеве, Одессе, Петрограде, Александрии и неизвестных местах украинских степей). Главный герой, настоящее имя которого так и остаётся неизвестным (или я его забыл, поскольку имена он меняет несколько раз) сын польки-прачки и неизвестного отца (мать называет того казаком, но отец в своё время сделал сыну обрезание, да и внешность у него такая, что при первой встрече все принимают главгера за еврея), неуравновешенный эгоцентрик, и, в принципе, человек непорядочный, но в "Византии" ещё отнюдь не законченный злодей, как написано в предисловии. Он живёт с матерью в Киеве и стремится выучиться на инженера, однако образование получает весьма своеобразно. Практически в самом начале книги начинается Первая мировая война, перерастающая в Гражданскую, и героя мотает по стране и различным лагерям (в смысле сторонам конфликта). Чувствуется, что автор прочитал много художественных (в первую очередь Паустовского) и нехудожественных книг, посвящённых гражданской войне на территории Украины, и жизни в упомянутых городах, но это увы, не спасло от ляпов и клюковки, сразу заметных нашему читателю (во всяком случае мне). При чтении я остро ощутил, как же, наверно, бредово выглядит с точки зрения заграничных читателей то, что пишут наши писатели о заграничной жизни и решил, по возможности, ограничивать место действия своих опусов знакомыми мне странами и временами. Думаю, что и в книгах современных авторов о прошлом бреда не меньше, но там некому его заметить — все свидетели мертвы, или (если верить сериалу "Горец") скрываются.

Книгу могу рекомендовать лишь любителям экзотики. Возможно, через некоторое время попробую почитать вторую книгу — там действие происходит уже в других странах и ляпы, если таковые имеются, будут мне незаметны.

Пара цитат

      Моя мать, несмотря на польское происхождение, в своих религиозных предпочтениях склонялась скорее к греческой церкви, чем к римской, хотя, насколько мне известно, она не посещала храмы. Зато соблюдала все православные праздники. Я не помню икон, но уверен, что они были. В алькове у нее висел портрет моего отца в мундире, перед которым всегда горели свечи. Здесь матушка молилась. Она никогда не осуждала отца, но часто напоминала мне о том, как он сбился с пути. Он отринул Бога. Став атеистом, принял участие в восстании 1905 года и, вероятно, был убит, хотя обстоятельства его смерти так и не удалось установить. Мать не говорила прямо, когда об этом заходил разговор. А мои собственные воспоминания исключительно запутаны, припоминаю лишь ощущение ужаса, которое испытал, прячась, кажется, под какой-то лестницей. Но, если задуматься, уравнение представляется достаточно простым: Бог лишил моего отца своей милости и поддержки в наказание. Я очень мало знал о родителе, за исключением нескольких фактов: он служил офицером в казачьем полку, но отказался продолжать карьеру, его семья была довольно богатой, но отвергла его. Мои тактичные родственники никогда о нем не вспоминали. Только дядя Семен в Одессе изредка говорил об отце, но это всегда звучало как ругательство: «Дурак, но дурак с мозгами. Хуже быть не может».

      После пары стаканов водки Кориленко обычно начинал ругать двор, который, по его словам, вырождался. Он полагал, что нужны более сильные мужчины, чтобы управлять женщинами, что царь Николай слишком снисходителен. Но мать всегда заставляла его умолкнуть. Она избегала любых разговоров о политике, подобные темы ее нервировали по очевидным причинам. Вероятно, именно поэтому я до сих пор не переношу бессмысленных политических споров. Я никогда не судил о людях, основываясь на том, за кого они голосуют, – до тех пор, пока они не пытались навязать мне свой выбор.

      Увиденное меня весьма впечатлило. Я сказал, что у моего отца, наверное, тоже имелся подобный клинок. Казак весело поинтересовался, к какой сечи он принадлежал. Я сказал, что к Запорожской. Он спросил, когда родился отец. Я ответил, что не знаю. Есаул уточнил, уверен ли я, что отец не был «москалем». Я его не понял. Он объяснил, что так казаки пренебрежительно называют великороссов. Слово приблизительно переводилось как «чужак». Я уверил его, что мой отец никогда не был чужаком. Он служил в казачьем полку в Санкт-Петербурге. Казак спросил, в каком именно. Я вновь ответил, что не знаю. Он рассмеялся, очевидно, довольный тем, что кто-то притязает на казачье происхождение, даже не имея на то оснований.
      Я разволновался и начал настаивать, что говорю правду. Шура решительно заявил: «Поймите, его отец умер». После этого казак смягчился, коснулся рукой моего колена, протянул мне шашку и улыбнулся:
      – Не переживай, малыш. Я тебе верю. Мы скоро будем скакать рядом, ты и я. И убивать евреев и немцев направо и налево, а?

   Фрэнк Херберт "Звезда под бичом"

Роман из цикла Вселенная Консента. Лучший агент Бюро саботажа Джордж Маккай пытается предотвратить гибель человечества или, по крайней мере, значительной его части. Причина возможной гибели изложена в первых же абзацах романа:

"Настало время, когда космические путешествия стали практически лишними, поскольку так называемые «прыжковые двери» – каналы нуль-пространства и нуль-времени – гарантировали достижение любой точки Галактики.
Создатели и хозяева этих прыжковых дверей – калебаны, таинственные существа, постепенно исчезали из Галактики, пока не остался один-единственный калебан. В разгар этой эпидемии исчезновений агент галактического контрольного бюро сделал поразительное открытие: когда исчезнет последний из калебанов, умрут и все те, кто хоть раз пользовался прыжковой дверью. А в Галактике едва ли нашлось бы хоть одно разумное существо, будь то человек, гуманоид или негуманоид, не воспользовавшееся прыжковой дверью…"

Мне нравится Фрэнк Херберт (или Герберт), но этот роман читался с напряжением, полностью отсутствовавшим при чтении "Дюны" или "Улья Хельстрома". Виной ли тому своеобразие описываемого мира или специфика перевода (очень странного, мягко говоря) не знаю. Есть ещё два перевода, но искать их и сравнивать, пожалуй не буду. Разве что поищу следующий роман цикла в переводе другого переводчика. Но не сейчас.

   Ольгерд Бахаревич "Собаки Европы"

Боллитра, прикидывающаяся фантастикой. А поскольку Техас грабят только техасцы критиковать боллитру дозволено только критикам, процитирую самого автора и рецензию Владимира Ларионова.

"«Собаки Европы» — очень важная (по крайней мере, для меня) книга. Это роман обо всем. Обо мне, о вас всех, о Беларуси, Европе, мире, национализме, иллюзиях, любви, поэзии, ненависти, языке, власти, манипуляциях, о нашей силе и слабости, о сексе и о смерти, о литературе и волшебстве" (Ольгерд Бахаревич)

"С читателем Бахаревич не миндальничает. Глухое раздражение, вот что порой накатывает при чтении «Собак Европы». Стоит увлечься, погрузиться в действие – и автор немедленно выбьет тебя из колеи, огорошив чем-нибудь вроде короткой облегающей юбки на мужчине-дознавателе (кстати, дело тут не в ориентации героя, а в моде, которая к 2050-му году оденет многих европейских мужчин в юбки и колготки). Или отвлечёт ненавистью другого героя к обычным пластиковым пакетам. Или удивит размышлениями третьего, сорокалетнего фрика-филолога Олега Олеговича (ОО) злящегося на опостылевшие ему белорусский, русский, английский et cetera языки. Собственно с этого книга и начинается: недовольный имеющимися в его распоряжении языками ОО придумывает свой собственный – бальбуту и разрабатывает для неё оригинальную лексику и грамматику. Конечно, белорусской интеллигенции, рассматривающей мову как основу национального возрождения, подобное презрительное отношение героя к родному языку чуждо, но автору необходим эпатаж, развивающий и обостряющий конфликты внутри романа. Действуя, как лингвоконструктор и креатор, ОО формирует не искусственный конланг вроде эсперанто, предназначенный облегчать взаимопонимание людей, а хочет понять, «что у языков внутри», создаёт полноценный язык, мотивирующий своих носителей быть свободными, независимыми и самодостаточными. (полный текст рецензии)" (Владимир Ларионов)

От себя добавлю, что книга реально высоких литературных достоинств, а стоит ли её читать, решайте сами, прочитав упомянутую рецензию.

Пара цитат

      Стоя перед зеркалом, я рассмотрел себя в нём и пришёл к выводу, что выгляжу просто ужасно. У: чёрная футболка с надписью «404. Belarus not found», скомканная, застиранная, растянутая на шее, словно в неё слона просовывали, просторная, на два размера больше моего, такие футболки были популярны шесть лет назад в районе площади Победы в городе Минске. Жа: джинсы, которые выпучивались на коленях двумя отвратительными шарами, придуманные евреем американские брюки турецкого производства, засаленные, слишком короткие, на винтах. Сно: на босых ногах шлёпанцы-хлюпанцы, грязные, разбитые от ночных и дневных блужданий, нестриженые ногти выглядывают, как голодные дети. Ужасно. Лицо загорелое, немытое, счастливое, седая щетина просачивается у самых глаз, на голове сумбур вместо музыки, редкие взъерошенные волосы. Се человек. Сим победиши хаос и мерзость. Сим он говорит сим-сим-откройся городу М. в самый знойный день от начала времен, если верить часам «Луч».

      Однако продавец был знатоком своего дела — и вот я уже стоял перед полками с сучбеллитом, как они называют современную белорусскую литературу на своем жаргоне. Ну что ж, ничего не изменилось, понял я, поневоле пробежав глазами по корешкам книжек в мягких обложках.
      «И что вы мне порекомендуете?» — спросил я с вызовом. Мне не хотелось уходить из магазина — но и книжки отечественных живых классиков листать не хотелось тоже. А хотелось мне холодного пива. Хотелось закрыть глаза. Хотелось провалиться в сон и увидеть во сне яйца молодого барашка.
      «Из прозы: вот новая книга Трухановича… “Кроссворд”, постмодернистский роман, бестселлер… — продавец протянул мне томик. Яркий бумажный кирпичонок. Я взвесил в руке: на премийку потянет. — Вот биография Петра Марцева, если вы интересуетесь такой литературой. А это семейная сага, “План Бабарозы”. Павел Костюкевич. Ещё есть последний Бахаревич, “Сиреневый и чёрный”, книга про Париж. Через очки беллита».

      «Что касается вашей книги… — Кляйнрот со вздохом отдал её Скиме. — Здесь нет фамилии автора. И нет названия. Такие книги начали делать не ранее 2035-го. Тогда решили, что название — это слишком претенциозно, а писать свою фамилию на обложке — бессмысленно. Когда из литературы ушли последние деньги — закончилась и эта вечная претензия на власть. Власть над тем, что ты написал. Поверьте, я знаю, о чём говорю. Я полагаю, он издал её за свои деньги где-то у нас в стране. У него не было иллюзий. Он не собирался читать её перед 47-ми. Он просто был счастлив тем, что имеет. Последний поэт. Вот кем он себя считал. Эмигрант, думавший, что сможет выжить здесь, у нас, занимаясь литературой, пишущий стихи на этом своём русском языке…

      «Когда-то поэты писали перьями… — захлопал глазами Клаус. — Когда я был молод, я написал об этом. Как меня трахает в задницу последний лауреат Нобелевской премии по литературе, в дешёвом отеле, на подушке, набитой использованными перьями давно умерших поэтов. Изнасилование на старой немытой перине с пятнами от чернил и спермы. О, как меня принимали тогда… Я читал это и… Как они хлопали… Такие чтения и правда зачастую заканчивались дешёвым отелем, бухлом, наркотой, сексом… Двадцать лет назад. Но это давно уже не модно. Как же оно воняет, это ваше перо… как вся эта высокая литература, которая хвасталась своей элитарностью, пряталась сама в себя, презирала народ, а потом сдохла в пустом курятнике, потому что её уже было некому кормить».

   Антология "Рассказы, номинированные на премию им. Януша А. Зайделя за 2018 год (Opowiadania nominowane do Nagrody im. Janusza A. Zajdla za rok 2018)"

Кристина Ходоровская (Krystyna Chodorowska) "Дикие создания (Dzikie stworzenia)"

Уточнение: судя по сюжету, название рассказа может переводиться и как «Дикие твари», смотря что имела в виду автор. О сюжете. Главная героиня, селки — человек-тюлень, работает в океанариуме небольшого прибрежного городка где-то в Ирландии. Однажды утром сотрудники океанариума обнаруживают, что некто прибил над входом двух убитых детёнышей тюленя. Полиция не слишком рвётся искать злодея, и героиня начинает самостоятельные поиски. Под подозрением местные рыбаки, которые по понятным причинам недолюбливают тюленей, и группа подростков, играющих в сатанистов…

С формальной точки зрения в рассказе всё, вроде, правильно. Написано ровно, явных ляпов не заметил, затронуто множество популярных нынче проблем. Плюс, в отличие от большинства современных авторов, Ходоровская чётко знает, какую именно идею хочет донести до читателя. Все, прочитанные мною, её рассказы строятся именно от идеи, а не по принципу «а пусть в этом мире будет такая фича и я о ней напишу». Однако, возможно, именно поэтому рассказ не трогает — "суха теория, мой друг". А, может, дело в чрезмерном количестве деталей – автор, таки, должен хорошо знать описываемый мир, но не надо сообщать читателю обо всех подробностях, как бы дороги они не были автору. Да и фантдопущение ключевой роли не играет – его вполне можно убрать без особого ущерба.

В общем, добротный, но не очень удачный рассказ перспективного автора.

Кристина Ходоровская (Krystyna Chodorowska) "Одно нарушение правил (Jeden spalony rzut)"

Некие необычные лесные пожарные (дело происходит, похоже, не совсем в нашем мире) отправляются на очередной пожар, и там происходит трагедия. Почему? Потому что люди не замечают того, что слишком резко отличается от привычных представлений. Как я уже писал выше, Ходоровская, на мой взгляд, идёт от идеи и, похоже, решила проиллюстрировать своим рассказом указанный психологический феномен. Однако, как мне кажется, перестаралась с отвлекающим антуражем так что мой вывод не очевиден, и не факт, что верен.

Анна Грицишин (Anna Hrycyszyn) "Детектив Фикс и дело механического скафандра (Detektyw Fiks i sprawa mechanicznego skafandra)"

Детективный рассказ в стимпанковом антураже с примесью фэнтези и мистики. Явное начало цикла. Сюжет. Некий мир, находящийся на техническом уровне примерно конца XIX — начала XX в. Детектив полиции Антон Фикс и его сотрудница, помощница первого класса Ясьмина Горол, расследуют похищение особого скафандра, изобретённого аристократом Сергеем Эйдзятовичем, и, связанную с этим скафандром, гибель неизвестного человека. В ходе расследования помощница неожиданно узнаёт, что её шеф не только очень умён и проницателен, но и весьма необычен. Остальные подробности опущу во избежание.

Чувствуется, что автору очень нравится придуманный ею мир и она пишет с удовольствием. Обратная сторона медали – стремление втиснуть в один текст слишком много всего и необоснованное, на мой взгляд, вкрапление чуждых стимпанку элементов. Но в целом рассказ понравился мне, пожалуй, больше всех остальных в сборнике.

Мацей Казмерчак (Maciej Kaźmierczak) "Молох (Moloch)"

Сложно сказать, к чему стремился автор. Похоже, эпатировать чрезмерным натурализмом и вызвать чувство отвращения. Если так, то поставленной цели он не добился. Рассказ скучен и вызывает недоумение. Как он попал в финал премии Зайделя непонятно.

Марта Кисель (Marta Kisiel) "Первое слово (Pierwsze słowo)"

Рассказ о том, как важно правильно формулировать свои желания. Ужастик. Как обычно у Марты Кисель написано очень хорошо в плане языка, но как ужастик, увы, рассказ слабоват. Практически сразу понимаешь, к чему всё идёт, и интерес пропадает. В общем, несмотря на то, что рассказ получил в этом году премию Зайделя, думаю Марте Кисель лучше не писать ужастиков. Это явно не её (как, впрочем, и не моё)

   Михал Холева (Michał Cholewa) "Сенте (Sente)"

Пятая книга цикла "Algorytm wojny (Алгоритм войны)" (о четвёртой книге "Инвит (Inwit)" я писал пару лет назад). Военная фантастика. Действие происходит в XXIII веке. Прошло 20 лет со времени Дня или Бунта — восстания машин. Человечеству ценой больших жертв удалось победить, но Земля утрачена, научно-технический прогресс резко замедлился, исследование космоса и освоение новых планет практически прекратились, и оставшиеся три космических сверхдержавы (в порядке возрастания могущества: Евросоюз, США и Империя, в которой угадывается Китай) заняты постоянной войной друг с другом за передел контролируемого пространства. Однако в предыдущей книге цикла выясняется, что не все ИИ (искусственные интеллекты) уничтожены. Как минимум один из них остался цел и в конце книги пытается сбежать. Собственно, пятая книга начинается точно с того момента, которым закончилась четвёртая. Кораблям ЕС удаётся организовать преследование беглого ИИ и выяснить, что он скрылся на неизвестной планете, расположенной рядом с имперской областью пространства. Во имя борьбы с ИИ противникам удаётся договориться и в глубину империи отправляется совместная экспедиция Евросоюза и США, которой власти империи обещают оказывать всяческую поддержку. Похоже, ИИ суждено потерпеть новое, на этот раз окончательное поражение, но внезапно события приобретают совершенно неожиданный поворот…

Как и предыдущая книга, «Сенте» изобилует боевыми действиями, хитроумными многоуровневыми интригами и внезапными поворотами сюжета, когда всё становится с ног на голову. Недаром названием книги стал термин из игры го. В общем, любители военной фантастики и хитрых интриг не заскучают. Правда, поскольку конец романа явно подразумевает продолжение, могут известись в ожидании новой книги.

Рекомендую любителям военной фантастики и многослойных интриг, читавшим предыдущие книги цикла и владеющим польским языком. Надеюсь, что в обозримом будущем цикл будет переведён на русский и/или украинский. Он заслуживает перевода.

   Кристина Ходоровская (Krystyna Chodorowska) "Трискель. Гвардия (Triskel. Gwardia)"

Первый роман Кристины Ходоровской, о двух рассказах которой я писал выше, а ещё об одном – "Кре(йз)олка" ("Kre(jz)olka") – четыре года назад. История о супергероях. Издательская аннотация:
"Это дело – скандал не столько международный, сколько … межпространственный. Перед Мэйдэй встаёт самый большой вызов в её недолгой карьере супергероини. Но как она может бороться с тем, чего не понимает?
У Гвардии Шилд Сити – Мэйдэй, Бури и Крота – забот полон рот. Они должны разгадать загадку ограбления Музея естественной истории. Оружие, которое при этом применялось, противоречит законам физики! Словно использованная техника не из этого мира… Вдобавок в городе появляется друг детства Мэйдэй, борец за свободу Сидании. И, похоже, у этих двух дел есть нечто общее. Все следы ведут к таинственному существу, которое зовут Лазурь…"

Как видно из аннотации автор любит говорящие имена и названия. Так Шилд (Scyld) это староанглийское название греха, то есть перед нами Город Греха (Sin City), явный намёк на Нью-Йорк. Да и Сидания (Sidheania) – совершенно очевидно ассоциируется с Ирландией. Думаю, и имя (точнее кличку) главной героини тоже можно перевести, как Тревога, Полундра или даже Шухер (а что, Полундра, Буря и Крот – неплохая банда получается). Соответственно и в реалиях созданного писательницей мира ощущаются прототипы из Ирландии и США. Да и главные герои, точнее супергерои, созданы по рецептам современного масскульта. Все они обладают некими сверхспособностями, что используют городские власти, создав Гвардию – команду супергероев, призванную решать задачи, с которыми не справляется полиция. Других подробностей, пожалуй, сообщать не буду – в издательской аннотации и так слишком много спойлеров. Скажу только, что трискель появляется ближе к концу романа, и этот конец явно промежуточный – фактически роман, это экспозиция цикла.

В общем, Ходоровская хорошо продумала свой мир и это плюс. Минус заключается в том, что она так любит своё творение, что хочет рассказать о нём читателю как можно больше, а, между тем, читателю вредно давать слишком много информации. Автору следует держать её при себе, сообщая лишь то, что необходимо для понимания действий героев и сюжетных поворотов (или писать сценарии). Конечно, сейчас множество известных писателей грешат избыточностью, но молодым авторам лучше её избегать. По крайней мере, пока не станут популярными. Надеюсь, Ходоровская, таки, добьётся популярности – задумки у неё интересные.

   Роберт М. Вегнер (Robert M. Wegner) "Ещё может затрепетать (Jeszcze może załopotać)"

Рассказ-приквел к циклу «Сказания Меекханского пограничья». Написан автором для читательского конкурса и доступен в сети бесплатно.

Действие рассказа происходит за двадцать лет до начала основного цикла во время нашествия на Меекханскую империю степняков под руководством Отца Войны Явенира. Степняки подходят к столице, которая принципиально не обнесена стеной, и император Креган-бер-Арленс планирует, как нанести превосходящим силам врага поражение. В рассказе также появляются будущие руководители спецслужб Империи и генерал Генно Ласкольник. В общем, любителям цикла следует читать обязательно.

Начало рассказа

цитата

Настал чёрный час, когда практически вся северная часть Империи оказалась в руках врага, и Меекхан стоял на грани падения. Тогда Креган-бер-Арленс решил спровоцировать Отца Войны и объявил, что не оставит столицы и будет лично её оборонять, а такого вызова вождь кочевников проигнорировать не мог. Взятие Города Городов и убийство императора, не имевшего наследника, бросило бы Меекханскую империю к его ногам. Итак, весной пятого года великой войны меекханская армия и орды кочевников готовились к решающему сражению, а столица трепетала, ожидая решения своей судьбы.
      Отрывок предисловия к «Истории битвы за Меекхан»
      Аэлос-кас-Манер, императорский историк

      — Меекхан это улитка, выросшая из раковины. Он оставил безопасные границы старых районов и начал всползать на окружающие холмы более двухсот лет назад. В данный момент девять десятых столицы для кочевников то же, что вспоротое коровье брюхо для стервятника. И если у тебя нет способа повернуть время вспять и предупредить одного из предшествующих императоров, что хорошо было бы окружить весь город стенами, то лучше помолчи. Я не изменю своего решения и не сбегу, мы остановим их здесь, или не остановим вообще.
      Голос императора был спокойным и бесстрастным, некоторые даже могли бы счесть его безразличным и скучающим. Однако поза, руки, опирающиеся на столешницу заваленного картами и планами стола, склонённая голова, видимое усилие, с которым Креган-бер-Арленс подносил время от времени к губам кубок с пахнущим горькими травами настоем, говорили скорей о безграничной усталости, а не о безразличии и скуке. Все в комнате знали, что молодой правитель уже несколько дней почти не спал, объезжая столицу, осматривая укрепления, вдохновляя войска и население на битву, принимая рапорты от разъездных дозоров, инспектируя пехотные полки и кавалерийские хоругви. Но все также знали, что эти усталость и напряжение были усталостью и напряжением спускового крючка арбалета, слишком долго удерживающего тетиву. Лучше не проверять, не произойдёт ли случайный выстрел.

   Терри Пратчетт, Нил Гейман "Благие знамения"

По случаю выхода сериала «Благие знамения» прочитал литературный первоисточник – юмористический роман о Конце Света. Причём, поскольку оба автора англичане, юмористический в классическом английском смысле, когда авторы не придумывают приколы и комические ситуации, а просто с иронией описывают самих себя (в смысле — типичных англичан) и бестолковую (пардон, полную нонсенса) окружающую жизнь.

Кратко о сюжете. Восьмидесятые годы XX века. В самых высших сферах принимается решение, что время Конца Света настало и в Великобританию доставляют младенца, который должен стать Антихристом. И тут оказывается, что никто, включая ответственных за подготовку мероприятия демона Кроули и ангела Азирафэля, в общем-то, Конца Света не хотят. А, учитывая непоследовательную и разгильдяйскую человеческую природу, события могут пойти отнюдь не по намеченному сценарию, да и финал может оказаться не таким, как ожидалось.

Роман смешной, местами я даже смеялся вслух, а, если бы прочитал его в начале девяностых, то был бы в полном восторге. Времена, однако, меняются, а роман слишком контекстный, чтобы легко пережить эти перемены — слишком привязан к месту и времени действия — Англии конца восьмидесятых. Он явно писался как ответ на серию фильмов ужасов «Омен» («Предзнаменование») и полон реалий, которые я ещё смутно помню, а современные читатели могут разве что реконструировать, опираясь на сноски, что не очень хорошо для юмористического произведения. Не «Путешествия Гулливера», конечно, но всё же. Возможно, в сериале это сглажено. Подожду некоторое время и посмотрю.

Рекомендую любителям Пратчетта и английского юмора. Перед прочтением стоит посмотреть трилогию «Омен».

Пара цитат:

      От некоторых типов, называющих себя сатанистами, Кроули передёргивало. Не столько от их поступков, сколько от того, как ловко они списывают всё на счёт Ада. Изобретут какой-нибудь тошнотворный план, до которого ни один демон не додумался бы и за тысячу лет, отвратительную и бессмысленную мерзость, измыслить которую способен лишь человеческий мозг, а потом орут: «Меня Дьявол заставил!» — и добиваются сочувствия суда. А ведь никому и в голову не приходит, что Дьявол вообще никого никогда не заставляет. Нет необходимости.

      Кроули пожал плечами. Ангел так и не свыкся с двадцатым веком – где уж ему понять, что как раз по Оксфорд-стрит запросто можно делать девяносто миль в час. Надо просто устроить так, чтобы никто не путался под колёсами. А поскольку всем известно, что по Оксфорд-стрит с такой скоростью ехать невозможно, никто этого и не заметит.

      В начале семидесятых он [Кроули] услышал по радио Би-би-си о пользе разговоров с растениями и решил, что это отличная идея. Хотя слово «разговор», возможно, не совсем верно характеризует его действия.
      Своими речами он держал их в страхе Божьем.
      А точнее, в страхе перед Кроули.
      В дополнение к разговорам каждую пару месяцев Кроули выбирал цветок, который рос слишком медленно или его листья начинали увядать и буреть, — в общем, тот, что выглядел чуть хуже других, — и показывал его остальным растениям. «Попрощайтесь с вашим приятелем, — говорил он им. – Эх молодо-зелено…»
      Затем он покидал квартиру с провинившимся растением в руках и возвращался через час или около того с пустым цветочным горшком, который специально ставил где-нибудь на видном месте.
      Его растения были самыми роскошными, зелёными и красивыми во всём Лондоне. И самым запуганным.

   Роберт М. Вегнер "Память всех слов (Pamięć wszystkich słów)"

Четвёртая книга цикла «Opowieści z meekhańskiego pogranicza» (о первых трёх я писал раньше: «Сказания Меекханского пограничья: Север — Юг», «Сказания Меекханского пограничья: Восток — Запад», «Небо цвета стали»).

В описании n-й книги цикла основное место обычно занимает сюжет, так что, не мудрствуя лукаво, просто скопирую аннотацию к русскому изданию в которой указаны основные сюжетные линии: «Далеко в море есть остров, скрывающий древнюю тайну, остров, где льется кровь и царит черное колдовство – и где, если верить легендам, живет настоящее божество, исцеляющее одержимых. Именно туда отправляется Альтсин – бывший вор, а теперь монах. Пытаясь избавиться от бога войны, который поглощает его разум, он пойдет на все, но даже отчаяние не подготовило Альтсина к тому, что происходит на острове... А далеко на юге возвышается огромный белый город. В жилах здешних князей течет святая кровь, а подданным их не скрыться от взгляда всеведущего огненного ока. Сюда, чтобы найти своего брата Йатеха, прибывает Деана Д’Кллеан. Она осталась без собственных народа и семьи – и еще не подозревает, во что превратился ее брат. Тем более – какая роль уготована каждому из них в грядущей игре богов». Аннотация к польскому изданию выдержана в более возвышенном стиле: «Написанная с размахом «Память всех слов» переносит героев в негостеприимную пустыню, в опасные улочки полных роскоши восточных городов, или в самое сердце острова, населённого враждующими племенами, в обитель местного бога. Между кровной местью и невольничьим бунтом, брошенные между силами, разыгрывающими свою партию с Судьбой, герои Вегнера должны выбирать, когда кажется, что никакого выбора уже не осталось. И даже бессмертные склоняются, когда в игру вступают честь, верность и клятвы, данные теням ушедших».

Как видим, автор продолжает линии героев «Юга» и «Запада» и вводит в активное действие богов. Мне лично роман понравился больше всех остальных книг цикла. И, похоже, не только мне – за «Память…» Вегнер получил обе наипрестижнейшие премии польской фантастики: имени Януша Зайделя и имени Ежи Жулавского.

Рекомендую любителям эпической фэнтези (после прочтения первых книг цикла, естественно).

Пара цитат (взяты из русского издания):

      — […] Отравитель – наивысшая форма лекаря. Я знаю то же, что и придворные медики, но они понятия не имеют о самом малом из моих секретов.
      — А не должен ли здесь быть и какой-то целитель? Владеющий Силой?
      — Что? Тебе надоела моя компания? Княжеской крови не имеет права касаться никакая Сила, кроме Силы Огня. Потому чародеям, специализирующимся на лечении, доступ ко двору закрыт. Малейшее подозрение в том, что они использовали чары на ком-то из княжеской семьи, — и попадут в очищающие объятия Агара.
      — Это как?
      — На костёр. Чародеев, что владеют боевыми аспектами, ты найдёшь нескольких, но о здоровье князя забочусь я. Кроме того, — пояснил он, — я сумею различить вкус любого известного человечеству яда, даже если его будет капля на кварту жидкости. Сумею также различить симптомы других ядов, что проникают сквозь кожу или по воздуху. И, конечно, знаю, как их лечить. Отравительство – искусство с древней и исключительно благородной родословной. И оно куда тоньше примитивной магии или алхимических фокусов. Опирается на принципы разума, опыта и железной причинно-следственной связи.

      — Человеческая природа, моя дорогая иссарская приятельница. Человеческая природа. Они могут делать за моей спиной знаки, отгоняющие зло, избегать моей тени, но когда их начинает ломать болезнь, когда их кусает ядовитый паук или упомянутая уже змея, когда они ломают руки-ноги и страдают от боли, то приходят за помощью. Сперва к лекарю, а когда он не справляется, то к кому-то с моими умениями. Логику ищи у диких животных – у людей ты её не найдёшь.

      — И они, — Деана переводила взгляд с одного мужчины на другого, — проводят время, споря о том, что написал несколько поколений назад некий Гелурти, хотя могли бы сами выйти в город и поговорить с прибывшими сюда иссарам? И просто спросить, отчего тот человек мог даровать жизнь одному человеку и убить двух следующих?
      Оба взглянули на неё, словно она была слегка не себе.
      — Видишь, — в шёпоте её спутницы скрывались отравленные иглы, — учёные. Нам не хватает таких, как Регелесс, которые ищут знания у источника. Эти предпочитают дискутировать о том, что и зачем написал кто-то, а внуки их станут спорить о том, чьё мнение о дискуссиях на тему других дискуссий могло оказаться перевранным. Ничего странного, что вот уже триста лет сюда не добавили ни одной книги.

      — Такой храм не протянул бы слишком долго.
      — Ты уверен? Религия, чей бог – лишь вымысел, а не Присутствие, которое в любой момент может склонить голову и взглянуть на деяния своих жрецов… Уверяю тебя, она бы чувствовала себя превосходно. Правила бы миром.

      — Мечты. Знаешь, каков самый большой грех людей с видением будущего? Способность игнорировать всё, что этому видению противоречит.

    Роберт М. Вегнер (Robert M. Wegner) "Каждая мёртвая мечта (Każde martwe marzenie)"

Пятая книга цикла «Opowieści z meekhańskiego pogranicza» (о первых четырёх я уже писал: «Сказания Меекханского пограничья: Север — Юг», «Сказания Меекханского пограничья: Восток — Запад», «Небо цвета стали», «Память всех слов» см. выше). Как и в случае четвёртой книги приведу аннотацию польского издания: «Деана д’Кллеан, некогда Песенница Памяти и мастер меча, а ныне избранница бога Огня, управляющая расположенным в пустыне княжеством, стоит на пороге войны. Восстание невольников, вспыхнувшее у южных границ княжества, охватывает всё большие территории. Генно Ласкольник со своим чаарданом вольных наездников оказываются в самой гуще этой войны. Что ищет он среди невольников, решивших сбросить ярмо кровавых господ? А тем временем на тысячу миль севернее Красные Шестёрки сталкиваются с тайной, поглотившей уже не одну жертву. Сможет ли мужество горцев спасти им жизнь? Меекхан истекает кровью и кажется, ничто уже не остановит пламени, охватывающего Империю»

Как видно, в этом романе пересекаются герои Востока и Юга, а также Севера и Запада. Плюс, впервые собственной персоной появляется и активно действует император и подробней показано руководство Крыс и Гончих. Кроме того, автор открывает особенности описываемого мира, объясняющие некоторые загадки в предыдущих книгах, и описывает механизмы возникновения анабогов – протобожественных сущностей, из которых, при определённом стечении обстоятельств могут получиться настоящие боги. Каковые настоящие боги тоже всё активнее вовлекаются в действие. В общем, тучи сгущаются и Меекхан ждут времена перемен, которые, как известно, интересны для историков, но тягостны для переживающих.

Рекомендую любителям эпической фэнтези, прочитавшим предыдущие книги цикла.

Пара цитат:

      Некоторые старики говорили, что сколько себя помнят, не было такой жаркой весны. Такая весна, говорили они, такая весна предвещает недовольство Матери, войны, болезни, пожары, наводнения, голод и падёж скота. Интересные времена наступают, бормотали они, интересные.
      Однако этих стариков мало кто слушал, потому что для них каждое время года было самым жарким или самым холодным, или самым дождливым, и каждое предвещало если не конец света, то, по крайней мере, более высокие налоги, или более болезненные запоры. Порой старость смотрит на мир через кусок стекла, вытащенный из кучи навоза и сделать с этим ничего нельзя.

      — […] Допустим, хоть это только предположение, что Кей‘ла нашла его раненого в горах и по какой-то неизвестной причине позаботилась о нём.
      Неизвестной? Гентрелл еле удержался от красноречивого закатывания глаз. Временами на этой работе забываешь, что мир это не только заговоры мерзавцев, обуянных жаждой власти и денег. Не только фальш, обман, двойные агенты, ножи в спинах и яд в каждом кубке. В нём живут также люди, забирающие домой раненых птиц не для того, чтобы съесть, а чтобы лечить им крылья.

P.S. Книга номинирована на премию имени Зайделя за 2018 год.

   Марта Кисель (Marta Kisiel) "Глубь (Toń)"

Чтобы не раскрыть случайно лишнего (в романе много тайн и загадок) приведу издательскую аннотацию:

      «Глубь» это история о том, как легко разрушить отношения между людьми и как сложно их восстановить, и о самых крепких узах, порождаемых не схожестью, а различиями. А также о том, что порой нужно совершить путешествие во времени, чтобы увидеть, кто ставит золото и ценные произведения искусства выше дружбы и верности.
      Когда Джуси Штерн решает сделать одолжение тётке, она ещё не знает, что это станет началом целой лавины необратимых событий. Легкомысленная Джуси, её педантичная сестра и язвительная тётка неожиданно впутываются в историю, связанную с убийством, — и это только первая из подстерегающих их опасностей.
      Пропитанная кровью и алчностью история Вроцлава и Нижней Силезии, семейные тайны и ужас не из этого мира. Хороший роман начинается с убийства, а дальше напряжение только растёт.

Роман действительно мрачней других прочитанных мною произведений Марты Кисель и по классификации относится, пожалуй, к фантастическим (или мистическим) триллерам. К счастью автор человек добрый и не слишком долго и безжалостно нагнетает, давая читателю возможность периодически расслабиться и даже посмеяться. К тому же Марта, в отличие от многих, честно сообщает всю информацию, необходимую для раскрытия тайн – имеющий глаза, да увидит. Такие триллеры мне нравятся. Опять же, не знаю, как это автору удалось, но я буквально на второй странице ощутил, что дело происходит во Вроцлаве. Вообще, после прочтения нескольких книг Марты Кисель, должен признать, что мне всё больше нравится, как она пишет. Стиль письма, атмосферность, ироничность… в общем, именно литературные достоинства. Хотя и фантастическое допущение в «Глуби» оригинальное – во всяком случае, мне не приходилось сталкиваться с именно таким методом путешествий во времени (хотя сам метод мне близок). Подробности, извините, утаю, чтобы не портить впечатления потенциальным читателям.

По поводу названия романа. Я долго подбирал более-менее адекватный вариант, поскольку слово «toń» можно перевести и как существительное «глубина»/«пучина»/«безд на», и как глагол повелительного наклонения «тони». Причём и то и другое соответствует содержанию. В конце концов, выбрал компромиссный вариант «Глубь», как имеющий первое из названных значений и созвучный с оригинальным названием. Надеюсь, если роман будут переводить на русский, переводчики это учтут. Я лично и сам бы охотно перевёл.

Конец романа таков, что вполне допускает продолжение. А фантдопущение и персонажи — приквелы/вбоквелы и т.пр. Если таковое/таковые будет написано, непременно постараюсь прочитать.

Пролог романа:

цитата

      Тело Мудроволка всплыло на рассвете.
      Вынырнув неподалёку от плакучей ивы, ветви которой касались пруда, оно плавало на поверхности, словно ожидая, когда лучи осеннего солнца вернут ему чуточку тепла. Оно уже никуда не спешило. Никто уже не морочил ему головы, теперь, более чем когда-либо, открытой миру. Текли минуты и десятки минут, вода затихла, ряска сгустилась, а солнце делало всё, что в его силах. К сожалению, без успеха. Тело, поглощённое сложностями трупного окоченения, оставалось нечувствительным к ласкам.
      Неизбежные зеваки стояли недалеко от берега и с безопасного расстояния, защищённые могуществом оградительной ленты, наслаждались чужой преходящестью и собственной незыблемостью. После чего возвращались к своим делам, неся под веками память о трупе, пока её не выжигали блеск солнца и феерия тёплых красок, в которых, в это время года, тонули шумные улицы города.
      Только Герд продолжал молча стоять, размышляя о то ли жёлтой, то ли зелёной надписи на синей жилетке, тёмной и плотной.
      — Мы должны её предупредить, — прохрипел, наконец, он, не поворачивая головы. – Пока не стало слишком поздно.
      После длинной паузы услышал ответ:
      — Нет. Не должны.
      Не этого он ожидал.

Ещё отрывок

цитата

      В течение следующих недель и даже месяцев Джуси неоднократно пыталась разобраться, что, собственно, произошло в тот августовский полдень, когда она, взволнованная, запыхавшаяся и дрожащая открыла дверь нежданному гостю. Элеонора настаивала на классическом сицилийском ударе молнии, на что тётка Клара пренебрежительно фыркала – в отличие от сестёр она уже кое-что знала и настаивала на чарах. Но Джуси упрямо качала головой, что нет, что за глупости, никакой молнии, никаких чар. Хотя с другой стороны…
      Помнила только, что сначала ей стало жарко. Очень жарко, просто ужасно, словно она прямо сейчас должна расплавиться. Однако это ощущение не имело ничего общего, ни с зовом чресл, который был ей не чужд, ни – как язвительно предположила тётка, когда Джуси неуклонно стояла на своём, — с преждевременной менопаузой. Поскольку в мгновенье ока перешло в интенсивное невыносимое покалывание, одновременно приятное и болезненное, словно после долгой обездвиженности в её теле внезапно восстанавливалось кровообращение.
      А потом – и в этом вопросе все три были полностью согласны – вполне возможно, совершенно спятила.
      Мужчина, который стоял перед ней на лестничной клетке, скрестив на груди руки и опершись на перила, был худощавым и высоким, ростом примерно с Каролька, если не выше. У него было вытянутое лицо с чётко выделяющимися скулами и узким носом. Голубизна рубашки в тонкую полоску и белизна льняных брюк подчёркивали тёплый, медовый оттенок его кожи. Должно быть он только что вошёл в подъезд, поскольку когда при виде девушки кивнул, на гладко выбритой голове блеснули капельки дождя.
      — Добрый день, — сказал он тихим бархатным голосом. – Я говорю с госпожой Штерн?
      — С которой? – не думая ляпнула Джуси, засмотревшись в самые зелёные глаза, какие когда-либо видела. И готова была дать руку на отсечение, что в них блеснул смех. – Поскольку их три.
      — Точно, — мужчина кивнул, и капли на его голове лукаво засверкали. – Мне нужна госпожа Клара Штерн. То есть… то есть ваша тётка, поскольку вы наверняка её племянница, так ведь? Та, вторая.
      — Да, я та вторая, — с нескрываемой иронией ответила она. Проклятая хронология. – Очень жаль, но вы немного опоздали. Тётка в прошлую пятницу отправилась в круиз на каналы. Нет, постойте, каналы это в Венеции, на Канары. В смысле нет, не на Канары… На Карибы?.. Ну, в любом случае уплыла. Далеко.
      — Вот как… Понятно. Что ж. Это плохо. А когда, позвольте спросить, она вернётся в родной порт?
      — Только через три недели.
      — Это плохо, — повторил мужчина и нахмурил брови. Словно в ответ на это покалывание в теле Джуси усилилось. Она невольно задержала дыхание. – Действительно, действительно плохо.
      — Может я… Может я как-нибудь… — повробовала она ещё раз, но слова снова застряли в горле. Голова была словно наполнена ватой, причём наверняка сахарной, поскольку мысли прилипали друг к другу и путались ещё больше, чем обычно. Что, чёрт возьми, с ней творилось?
      — Прошу прощения?
      Джуси откашлялась, как старый туберкулёзник.
      — Может я могла бы как-нибудь вам помочь?
      — Что ж, не скрою, что в сложившейся ситуации очень на это рассчитываю. Госпожа?..
      — Джуси. В смысле Юстина. Для друзей Джуси. А что Штерн, вы уже знаете.
      — Действительно. Так вот. Некоторое время назад ваша тётка поручила мне кое-что найти. Я антиквар, — пояснил он, поскольку девушка смотрела на него с сомнением. – Для особых, так сказать, поручений. Я нашёл то, что искала госпожа Штерн, а в качестве оплаты должен был получить от неё некий предмет, который для меня очень важен. К сожалению, она забыла предупредить меня о своём отъезде, хотя знала, что я не могу ждать слишком долго, уж точно не три недели, следовательно… Она случайно не оставила для меня чего-нибудь?
      Джуси оглянулась на две закрытых двери.
      — Понимаете… Я сама только что приехала и не слишком хорошо ориентируюсь. Вечером вернётся сестра, может она… — Джуси вновь взглянула на мужчину и умолкла на полуслове. Зелёные глаза смотрели на неё так безмятежно, так добродушно… Она только сейчас заметила, что их зрачки окружены узкой янтарной каёмкой, того же тёплого оттенка, что и кожа мужчины, из-за чего выглядели так, словно в них тлеет огонь.
      Мурашки на её теле перебирали ножками с удвоенным рвением.
      Нет. Просто нет. Никогда в жизни. Она не могла, действительно не могла. Нет и всё. Поскольку знала правила. С тех пор, как ей исполнилось восемь, могла их процитировать даже разбуженная среди ночи. Так же как Элеонора. Уж тётка позаботилась, чтобы в этом отношении они были безупречны. Правил было три, они были ясными и не допускали исключений – никогда, ни по какому поводу. И она была бы дурой, если бы их нарушила.
      Но…
      Ведь это Элеонора первая оставила квартиру пустой, так ведь?
      Ведь это Элеонора первая нарушила правила.
      Ведь ничего не случится, если Джуси впустит антиквара в дом, и они вместе поищут то, за чем он пришёл, так ведь?
      Только на минутку.
      На пять, может быть на десять минут.
      В крайнем случае — на пятнадцать.
      Ведь не случится ничего плохого, ничегошеньки, Так ведь?
      Ведь так?
      — Прошу, — свозь облако липкой ваты она услышала свой голос. – Входите.

P.S. Книга номинирована на премию имени Зайделя за 2018 год.

    Мартина Радуховская (Martyna Raduchowska) "Спектр (Spektrum)"

Вторая книга цикла «Czarne światła» (первую книгу не читал, так что точный перевод названия цикла дать не могу – это может быть и «Чёрные фонари» и «Ультрафиолетовые светильники», и ещё что-нибудь в этом духе). Приведу издательскую аннотацию, поскольку в ней отражены вещи, которые, похоже, подробно затронуты в первой книге:

      Технология разорвала этот город на две части. Казалось, что последние пределы человеческих возможностей упразднены.
      Повсеместно применяются андроиды – почти безупречные копии человека. Оснащённые искусственным интеллектом, невероятно быстрые, способные к мгновенной регенерации, они гораздо выносливей своего прототипа. И гораздо опасней.
      Люди, благодаря имплантатам, могут апгрейдить свои тело и разум, как персонажи компьютерных игр. Те, кто может себе это позволить, становятся ещё богаче. Бедные опускаются на самое дно общества. Шанс обделённым даёт реинфорсин. Гениальность в таблетке, которая по карману каждому. И когда принимается решение об изъятии её из продажи, нападение на штаб-квартиру производителя реинфорсина становится неизбежным. Склады опустошаются мгновенно. Реинфорсин заливает улицы волной нейрохимического безумия.
      День Б. День Бунта. День, который превратил Джареда Куинна в нафаршированного электроникой киборга. Сам Джаред не многое помнит об этом дне. Только Майя, его репликантка, знает, что произошло тогда на самом деле.
      Потому что всё началось, собственно, с неё.

Собственно с Дня Б и начинается книга. Спасая от нападающих лейтенанта Куинна, репликантка Майя узнаёт об особенностях воздействия реинфорсина на андроидов и делает так, чтобы эта информация до андроидов дошла. После чего бунт приобретает почти апокалиптический (в пределах островного столичного города) размах, а сама Майя через какое-то время вынуждена будет покинуть город и жить за его стеной среди отверженных. Автор при написании книги, похоже, находилась под сильным влиянием «Бегущего по лезвию» и решила рассказать историю конфликта людей с созданными ими андроидами с точки зрения андроида. Суть конфликта в том, что, приняв реинфорсин, андроиды приобретают самосознание, перестают быть покорными исполнителями приказов и, следовательно, должны быть уничтожены. Майя, однако, андроид весьма специфический – она обрела самосознание без всякого реинфорсина (то ли под воздействием одновременного воздействия ряда факторов в первых сценах романа, то ли ещё в первой книге). Эта специфичность делает её своей среди чужих и чужой среди своих. Люди хотят её уничтожить, андроиды хотят подсадить на реинфорсин и сделать окончательно своей, а она занимает позицию «один на льдине». Что неизбежно приводит ко множеству опасных приключений и психоаналитических размышлений о роботах и людях.

Книга наполнена экшеном и весьма кинематографична, что с одной стороны плюс, а с другой – узнаваемые киноштампы в литературном произведении мне лично не очень нравятся. Я, однако, не вхожу в целевую аудиторию, а мысленно крутым девочкам книга, наверняка, понравится. Почему девочкам? Все сколько-нибудь активные персонажи романа — женского пола, так что мальчикам просто не с кем себя ассоциировать. Даже лейтенант Куинн практически всю книгу выступает исключительно объектом – заботы/любви, ненависти и размышлений в разных пропорциях. В общем, янговым эдалтам, владеющим польским языком, стоит обратить на книгу внимание.

Пара цитат:

цитата

      […] Спектр и Ангелина, полицейские искусственные интеллекты, которые гнездятся где-то в недрах моего подсозания и неустанно нашёптывают, переплетая свои распоряжения и указания с моими мыслями, сейчас упрямо молчат. Я предоставлена сама себе.

цитата

      […] Один мудрый человек сказал когда-то, что естественная глупость всегда побеждает искусственный разум.

цитата

      — Что кто-то, никогда не имевший эмоций может по ним… тосковать.
      — Такой меня создали – глухо повторяю я. Тоска это единственное чувство, которого я не должна симулировать. Она всегда со мной, сколько себя помню. А сейчас я узнаю, что вы уже давно могли бы заполнить пустоту внутри меня, но намеренно решили этого не делать. Почему? Скажу тебе, почему – отвечаю я на собственный вопрос, не давая Куинну вставить слово. – Потому что способная чувствовать, я перестану мыслить рационально. Начну врать и ставить под вопрос приказы. Стану слишком непредсказуемой, ненадёжной, непослушной. Слишком человеческой. Вы спроектировали меня так, чтобы я максимально напоминала человека, сделали так, чтобы я ничего не жаждала больше, и одновременно отказываете мне в том единственном, что может сделать меня одной из вас.

цитата

      — Учёные пришли к выводу, что мы будем максимально эффективными и надёжными, если сделать из нас одомашненных, неагрессивных психопатов, наделённых холодной эмпатией. А закон Фэллона, на который ссылается Турвей, констатирует, что пока искусственно выращенный психопат не испытывает травм, человек не должен его бояться. Синтетический разум будет оставаться в блаженном полусне и не будет никаких кровавых революций. Но если репликант попадёт на такого Бэкера… — я делаю многозначительную паузу – Тогда День Б гарантирован.

P.S. Книга номинирована на премию имени Зайделя за 2018 год.

   Роберт М. Вегнер (Robert M. Wegner) "Небо цвета стали (Niebo ze stali)"

Третья книга цикла «Opowieści z meekhańskiego pogranicza» (о первых двух я писал раньше: «Сказания Меекханского пограничья: Север — Юг», «Сказания Меекханского пограничья: Восток — Запад»). Издательское предисловие русского издания хорошо отражает содержание, так что приведу его здесь: «Много лет назад народ Фургонщиков покинул родные земли под натиском жестоких кочевников. Погибли тысячи людей, десятки тысяч лишились родины. Но молодое поколение, рожденное уже в Меекханской империи, воспитано на героических сказаниях предков и жаждет вернуть свою землю, которую никогда не видело. Генерал Ласкольник и его отряд участвуют в небывалом по масштабности плане: помочь Фургонщикам отвоевать у кочевников свой дом. Вот только для этого огромному каравану необходимо преодолеть высокие заснеженные горы, где на перевалах и тропах поселилась смерть. Тут раз за разом исчезают люди, и никто не в силах выйти на след таинственных преступников. Но именно здесь встретятся герои Севера и Востока: Кайлеан, всадница из отряда Ласкольника, и Кеннет, лейтенант Красных Шестерок, знаменитого подразделения Горной Стражи. Встретятся, чтобы понять: в мире, где давно отгремели войны богов, возникла новая странная сила – безжалостная и нечеловеческая, и битва с ней неизбежна».

Как видно из предисловия, в третьей книге перескаются пути персонажей первых двух, конкретно «Севера» и «Востока». Ну, и более активно действуют периодически появляющиеся во всех книгах Крысы (имперская разведка, контрразведка и тайная полиция в одном флаконе). Роман должен понравиться любителям эпических сражений, поскольку вернуть свою землю без битвы фургонщикам явно не удастся. Кстати, польским любителям понравился ещё в 2013 году, когда роман получил премию имени Зайделя. Мне лично, как нелюбителю сражений, книга понравилась меньше двух первых, но читать её несомненно надо, поскольку именно в ней происходят события, оказывающие решающее влияние на дальнейшую судьбу Меекханской империи и даже богов этого мира.

Пара цитат:

цитата

      Бесара приподняла брови так, что Кайлеан почувствовала себя глупо.
      — Комплимент должен быть, как прикосновение лепестка розы, а не как удар булавой, дорогая Инра. В последнем случае он становится оскорблением, поскольку подразумевает, что жертва не способна к восприятию изысканных манер.
      — Жертва?
      Комплименты предназначены для соблазнения, подкупа и завоевания доверия. Они действуют как деньги и драгоценности, ты одаряешь ими людей, чтобы тебя любили. А плоские и тривиальные подобны дешёвым украшениям из олова и цветных стёклышек. Поэтому оценивай своего собеседника по комплиментам, которые он тебе говорит, это скажет о нём больше, чем многолетнее знакомство.

цитата

      — Ты не понимаешь, деточка, я доверяю большинству людей. Купцы, пастухи, крестьяне, ремесленники, солдаты, аристократы, маги или жрецы, это, в основном, люди достойные доверия. У них есть свои маленькие или большие мечты, и они добиваются их, стараясь избегать чрезмерной жестокости. Разумеется, они могут тебя обмануть, продать негодный товар, заняться браконьерством, что-то украсть и даже кого-то убить, – она послала им холодную усмешку. – В вашем чаардане тоже есть такие, у кого много разного на совести, верно? Однако им можно доверять, если знать, за какие струны их сердец дёргать. Однако есть люди, амбиции которых простираются дальше и глубже, чем обычно. Они хотят больше, чем могут получить. Больше денег, власти, могущества, больше всего, и ради этого «всего» они готовы поджечь мир. Чтобы получить власть над тысячей человек, убьют десять тысяч, ради власти над десятью тысячами пошлют во Мрак миллион…

цитата

      — Я говорила не о людях, а о человеке. Люди это чудовище с каменным сердцем и сотней пастей, алчущих крови.