| |
| Статья написана 29 октября 2023 г. 00:08 |
 Путешествие во времени,в котором время тратится попусту*возможны (и будут) спойлеры*В далеком 2018 году, в заметке-рецензии на польский сериал от Netflix, я многословно негодовал о том, как же измельчала антиутопия. Дескать, в литературе господствует оруэлловщина, а за исключением нескольких интересных проектов выстраивание ужасных миров будущего ведется по лекалам квазисоциалистического реализма. Не могу сказать, что я совсем отрекаюсь от своих слов, но реальность вносит коррективы в условия их истинности. В который раз... Во-первых, сама окружающая действительность стала более оруэлловской. Дабы никого не оскорблять и не нарушать какие-либо правовые скрижали, не буду уточнять этот пункт. Но важнее то самое "во-вторых", которое как раз исходит из положения дел в антиутопиях литературных, киношных и сериальных, а не покрытых плотью материального существования. Ведь, если посмотреть на другой проект, инициированный и реализованный все тем же Netflix, теперь проявилась совершенно иная проблема. То, что заявляется как антиутопия, не преподносится, не показывается и не высказывается как антиутопия. И тут мы проделываем странную (ин/э)волюцию от книжных утопий древности (которые на самом деле были антиутопиями) через также книжные антиутопии прошлого века (которые стали эталонными, как казалось в рецензии на польскую альтернативную историю, даже устаревшими, надоевшими и набившими оскомину) к антиутопиям современным (которые непонятно почему и зачем самоименуются антиутопиями). Но обо всем по порядку. Мини-сериал "Тела" ("Bodies") преподносится как триллер, детектив и хроноопера в одном флаконе. Тизеры с трейлерами обещали, что такая смесь не станет амальгамой несочетаемого и разнородного, сохранит не просто целостность, но станет оригинальным, в меру сложным и не в меру интригующим проектом, от которого не оторваться на протяжении всех восьми эпизодов. И тут сразу надо напомнить — в первую очередь для самого себя — что тизерно-трейлерный видеоряд давно стал сам по себе искусством, самостоятельным и преследующим одну-единственную цель — завлечь аудиторию к будущим сериалу или фильму. И я, каюсь, завлекся. Прежде, чем привлечь к критическим суждениям о сериале вопрос неправдоподобности — и невысказанности — антиутопии, вернемся к амальгамному содержанию "Тел". Действительно, детектив, триллер и хроноопера не соединились тут в целое, развалившись на неудобоваримые куски. Детектив в плане интриги почти сразу же аннигилировал сам себя (авторы в первой же серии вводят четвертый временной отрезок — крайнее будущее, 2053 год, а в следующей же серии сразу приводят труп героя, точнее, персонажа, пока еще не перешедшего в статус трупа, и детективная часть на самом старте сериала становится в лучшем случае анти-детективом), триллерное напряжение не появилось вовсе (мы примерно с третьей серии знаем, кто главный злодейский-злодей, который будет делать гадости — так что как-бы-напряженные моменты неудачной реализацией хронооперы заранее становятся предсказуемыми для зрителя), а хроноопера... она как всегда больше опера, чем первый корень (я не буду много высказываться о логичности и/или алогичности темпоральных переходов и событий сериала, т. к. недавно понял, что нуждаюсь в большем изучении самопричинных объектов и иных научных интервенций в эту сторону, чтобы обоснованно разбирать подобное из мира творчества). Но помимо этой куцей амальгамности бросаются в глаза следы других проектов Netflix. Именно из них и слеплен образ "Тел", но вот зачем этот бриколаж вообще потребовался — бог весть. Например, не углядеть "Тьму" как одного из доноров для рассматриваемого франкштейна сложно (наверное, это тот сериал, в котором важнее не сам фантдоп, конфликт героев или сюжет, а идея, даже идеология, а именно идеология антинатализма с прямым цитированием Шопенгауэра — об этом писал немного ранее). Тут и сама идея тройного сюжета с детективной связкой и кровосмесительной подоплекой. Куда и без упомянутого в самом начале "1983" — тоталитарный строй, оформившийся путем мобилизации нации перед организованными врагами взрывами, а также технологическая сложность режима, его общая симпатичность (об этом далее) и даже привлекательность социального порядка. Детективную линию сквозь время для борьбы с правым поворотом, волной насилия и взрывами уже не в Англии, но Штатах можно встретить в фильме от этой же стриминг-платформы — на который я также составлял заметку — "В тени Луны". Наверняка тут можно найти и что-то еще, но, в конце концов, нет греха во вдохновении чем-то иным, а тем более своим собственным. Основная проблема сериала в том, что он выдает себя за одно. а оказывается другим. Практически на первых двух-трех эпизодах все становится кристально ясно с основными интригами, что лишает выявленную триаду выше какой-то ценности. Но на сцену выходит другой жанровый элемент, ранее не заявленный, как из четвертого временного отрезка, в котором только предстоит возникнуть тому самому триединому телу. Это борьба бравых повстанцев с тоталитарным режимом будущего, сформированного вокруг слогана "Know You Are Loved" / "KYAL ("Знай/Помни, Что Ты Любим"). И, пусть тема избитая, зато вечная. Но для подобного конфликта нужен сам конфликт. Уж пусть он не дорастает до сложных антизлодеев и антигероеев из "Пацанов", но хотя бы будут мазки противоположных цветов, контраст и понимание, почему перед нами именно злостный тоталитаризм, требующий низвержения и замены демократией. Но и здесь жанровая составляющая никак не реализована. Непонятно, почему Лондон режима KYAL плох. Нет, безусловно, ужас, кошмар и бесчеловечность, какими путями было основано все это предприятие (атомный взрыв при помощи основателя тоталитарного культа и нескольких десятков убийств до взрыва), но а результат? Вон, на странице фантлаба с "О дивным новым миром" есть много отзывов, доказывающих, что перед нами утопия, в которой хочется жить. Так и здесь есть только упоминание того, что ликвидирована парламентская демократия и выборы (а кто бы сегодня под этим не подписался? Желающих найдется вдоволь). Несогласные с режимом не в подземельях скрываются, а в городских окрестностях, с освещением, водоснабжением и доступом к Сети. А властители этого политического образования настолько то ли тупы, то ли правда сверхгуманитичны, что после завершения цикла временной петли, из-за которой они и существуют, после выполнения этой экзистенциальной задачи, они, например, не убивают персонажа Ширы Хаас, не проверяют ее на всех футуристичных детекторах лжи, выжила ли революционерка, которую играет Амака Окафор, а просто повышают ее по службе и даже не устанавливают постоянное наблюдение... с их-то технологиями, которые позволяют калекам ходить на собственных ногах. Но, повторюсь, самое главное — это неясность того, почему будущее преподносится как антиутопия. У них даже экостаканчики есть, смех и грех прямо. В конце концов, ну раз уж вы заявляется как центральное противоречие в становлении главгада — отсутствие любви и стремление к ней — то режиму KYAL можно было добавить замятинского шарма. Например, секс по талонам. В общем, сделать хоть что-то, что выявило бы в нем его коллективистскую тотальность, кровавую убогость, отсутствие индивидуальной свободы. Я даже не знаю, отчего — может, сами авторы считают, что для зрителей давно просто можно указать словом на то, что это нечто — антиутопия, и все станет на свои места. Настолько это штамп... И можно проходиться и по другим странным, неудачным и абсурдным сторонам "Тел" (например, о невероятно тупом и наивном плане из последней серии положительных персонажей по поводу того, как порвать петлю), чтобы показать, что никакие жанровые заявления не реализуются в итоговом продукте, входят в конфликт друг с другом, из-за чего эстетической целостности ну никак не выходит. Какая-то какофония отдельных событий, да, порой любопытных персонажей, которым и посопереживать можно, за развитием которых интересно наблюдать (по сути, это один лишь герой Джейкоба Форчуна-Ллойда, еврейского детектива в Великобритании времен нацистских авианалетов, который из ненастоящего детектива с грязными руками становится антигероем с примитивным, но все же моральным компасом), но второй элемент — исключение, нежели чем правило. Смотреть не советую — трата времени бесценного на бесцельное путешествие во времени.
|
| | |
| Статья написана 20 сентября 2023 г. 15:33 |
 Почему компьютеры не смогут сделать себя умнееМы боимся и стремимся к «сингулярности». Но она, похоже, никогда не наступитИсточник:https://www.newyorker.com/tech/annals-of-... Предисловие (от меня): От прочтения заметки Теда Чана «ChatGPT Is a Blurry JPEG of the Web» я загорелся идеей написать статью с прицелом на академическую публикацию, где бы изобразил различные модификации аргумента «китайской комнаты» Джона Серла. Правда, написать ее, по разным причинам, выйдет не скоро, а тем более опубликовать. Тем не менее поиск источников успел дать побочные, но приятные следствия. Я обнаружил сразу два очерка Теда Чана в «The New Yorker», помимо эссе о ChatGPT, так или иначе связанных с вопросами ИИ: «Will A.I. Become the New McKinsey?» и «Why Computers Won’t Make Themselves Smarter». Ниже я предлагаю свою версию (с корректировками от сестры-филолога) перевода второй из этих заметок. Эссе «Почему компьютеры не смогут сделать себя умнее» опубликовано 30 марта 2021 г. – примерно за полтора года до шумихи вокруг ChatGPT. Но рассуждение в нем косвенно связано и с умными чат-ботами, и со ставшим легендарным письмом с не менее легендарными подписантами против продолжения разработок нейросетей. Да, речь о нашей любимой Технологической Сингулярности – о том, насколько она возможна.
Надо сказать, что предыдущая отрецензированная мной статья Чана с точки зрения и иллюстративных примеров, и метафор, и изящности аргументации сильнее переведенной и рассматриваемой здесь. Тем не менее «Почему компьютеры не смогут сделать себя умнее» – очень неплохой пример критики идей, которые настолько глубоко через массовую культуру, СМИ и научпоп проникли в наше повседневное мышление, что потеряли свой первоначальный облик. Облик красивой, но спекулятивной борьбы технофильских и алармистских интеллектуальных традиций. В конце концов, где бы вы еще смогли увидеть сравнение онтологического доказательства существования божественного с гипотезой Технологической Сингулярности? Тед Чан вправду проделывает очень серьезный и стройный анализ (в духе аналитической философии) дискурсивных стратегий одного из творцов идеи сверхсильного и сверхчеловеческого ИИ. Повторюсь, его мысленный эксперимент не столь хорош, как «сжатое изображение всемирной сети», но последний – маленький шедевр. Очень удачная находка. Ждать такой в каждой статье – слишком сильное требование к любому, даже самому талантливому автору. Во всяком случае мыслительные ходы Теда Чана во много, во много и еще раз во много сильнее, глубже и находчивее, притом в каждом отдельно взятом эссе, чем все решения, большие и малые работы Бострома вместе взятые. Заявляю это со всей ответственностью. Возможно, когда-нибудь я оброню пару письменных слов о том, почему решения и аргументы этого философа – странным образом часто цитируемая чепуха и пустота, но речь тут, конечно, не о том и не о нем. Вернемся к содержанию заметки. Чан начинает с проведения логического сходства между онтологическими аргументами существования Бога и аргументами о высоковероятном наступлении Технологической Сингулярности. Схожее в обеих аргументациях и есть их слабое место – они доказываются как бы из самих себя при помощи силлогизмов с заранее необоснованными посылками. Идея о совершенном божестве предполагает наличие в действительности столь же совершенного существа, а идея (потенциально) всесильного и практически всеведущего ИИ подразумевает т. н. «рекурсивное самосовершенствование». Не прибегая к классическому кантианскому способу окончательно (или хотя бы с некоторой логической убедительностью) решить, насколько силен подобный ход рассуждений, Тед Чан идет своим путем. Частично этот путь смыкается со все тем же размышлением Серла о «китайской комнате», но лишь частично – аналогия не столь явная, как в случае с «размытым изображением всемирной сети». Смычка происходит на втором этапе аргументации писателя, где он предлагает примерить рекурсивное самосовершенствование на человеческом существе, показывая некоторую абсурдность самой идеи из сердца мечтаний сторонников наступления Техносингулярности. Далее следует скептическая ремарка о возможности конечного исследования человеческого мозга, т. е. достижения полного научного понимания всех причинных и специфических особенностей наших когнитивных способностей, включая решение «сложной проблемы сознания». Затем следует третий этап аргументации Теда Чана. Это доказательный блок с подключением эмпирики из программистской практики. И здесь тоже есть семена критического сомнения Джона Серла. Во-первых, приводится мысленный эксперимент с двумя равными друг другу по интеллектуальным способностям существами – средним программистом и программой с ИИ того же умственного уровня. По условию машина имеет очень мощное железо, по скорости в сотню раз быстрее человеческих мозгов. И для выполнения весьма сложной, одной и той же, задачи воображаемому человеку-программисту понадобится сто лет, а умной и быстрой машине – всего-то год. Но как бы мы ни увеличивали время – хоть и до многих веков и тысячелетий – ни машина, ни рядовой, но бессмертный и не скучающий, программист не смогли бы кропотливым выполнением синтаксических операций совершить прорыв в области исследований и конструирования сверхразумного ИИ. Потом этот несколько абстрактный мысленный эксперимент переводится на более конкретный язык примеров из программирования, с кратким введением в то, что такое компиляторы, раскрутка компиляторов, оптимизирующие компиляторы, предметно-ориентированные языки, языки общего назначения и т. д. И здесь в более сильном и обоснованном виде повторяется результат предыдущего мысленного эксперимента: оптимизировать работу программ с ИИ специализированного назначение можно и нужно, но из этого логически необходимо и непротиворечиво не следует возможность оптимизации, притом бесконечной (т. е. того самого рекурсивного самосовершенствования), притом для конструирования программы с полем универсальной применимости. И, наконец, в последней части текста Теда Чана дается самый сильный и интересный (контр)аргумент. Именно с такими круглыми скобками, ведь, с одной стороны, он демонстрирует, почему рекурсивное самосовершенствование невозможно (по крайней мере, в ближайшее время и в контексте, который толкуется последователи сингуляристской идеи), а, с другой стороны, автор показывает, где подобное применимо и наличествует в реальности: «Но есть такой контекст, в котором, на мой взгляд, рекурсивное самосовершенствование представляется значимой концепцией, а именно когда мы рассматриваем способности человеческой цивилизации в целом. Обратите внимание, что это отличается от индивидуального разума. Нет никаких оснований полагать, что люди, родившиеся десять тысяч лет назад, были менее умны, чем родившиеся сегодня; у них была точно такая же способность к обучению, как и у нас. Но в настоящее время у нас за плечами десять тысяч лет технического прогресса, и эти технологии носят не только физический, но и когнитивный характер» Потом, вводя понятие «когнитивных инструментов», уравновешивающих способности людей (сходно с неологизмом Владимира Фридмана «практики или техники Демосфена»: http://www.socialcompas.com/2014/06/17/pr...), а также на ряде иллюстраций, Чан доводит свою позицию до логичного предела, которая схожа с критикой, как бы мы сейчас сказали, «сильного ИИ», Ильенковым (которую я ранее считал недостаточной и слабой, но в той цепочке рассуждений, которую организовал Тед Чан, «аргумент от цивилизации» не выглядит таким уж недостаточным и слабым: http://caute.ru/ilyenkov/texts/machomo.html). И, как и в случае с предыдущей статьей писателя, заканчивается повествование важной «моралью», которая тем же Питером Уоттсом (хоть в самом интервью канадский писатель двояко относится к возможности Технологической Сингулярности, в ее иной терминологической форме – в блоке рассуждений о постчеловечества – Уоттс вполне верует в подобное: https://www.mirf.ru/book/peter-watts-inte...) и иными сторонниками того, что можно назвать «сильной верой в Технологическую Сингулярность» (такая вера заключается в том, что указанное событие решит все проблемы жалких человеков, от чего можно будет расслабить лапки и либо жить в свое удовольствие, ну или умереть от скуки и/или восстания машин), игнорируется и оттеняется: «К лучшему или к худшему, но судьба нашего вида будет зависеть от принятия решений исключительно самим человеком» Все это не отменяет того, что в разумных пределах несколько капель алармизма необходимы, но в который раз заставляет нас лучше присмотреться к тому, что мы считаем здравым смыслом эпохи, чем-то общепринятым и неопровержимым. Теперь о самом переводе. Разумеется, в нем точно будут свои огрехи, непродуманные места и слабые стороны. Думаю, коллективный разум «фантлабовской цивилизации» укажет на них, а я попробую все поправить. В квадратных скобках без внутренней пометки «(прим.)» указаны уточнения к изначальному тексту, его контексту. С пометкой «(прим.)» встречаются те места, которые я посчитал необходимыми к сторонним отсылкам. В квадратных скобках со звездочками находятся ссылки, комментирующие те или иные смысловые стороны в статье Теда Чана. Возможно, среди всей этой суммы примечаний и уточнений встречаются избыточные эпизоды, а сам перевод содержит чрезмерно много буквальных мест. Надеюсь, что все это не слишком умалит моих стараний и ценности текста оригинала. В любом случае приятного чтения! Перевод: В одиннадцатом веке Ансельм Кентерберийский предложил доказательство существования Бога, которое примерно выглядит так: Бог, по определению, есть самое совершенное, что только можно вообразить; Бог, который не существует, определенно не так совершенен, как Бог, который существует; поэтому Бог необходимо существует [ * ]. Это рассуждение известно как онтологический аргумент, и довольно много людей находят его убедительным [**], отчего дискуссии по поводу него до сих пор продолжаются. Некоторые критики подобной попытки доказать существование Бога замечают, что такие доказательства, по сути, переопределяют «бытие» в «существование», но определения не работают подобным образом [***]. Бог – не единственное, чье существование люди пытались доказать [схожим способом]. «Давайте определим сверхразумную машину как машину, которая способна намного превзойти любую интеллектуальную деятельность любого человека, каким бы умным он не был», писал информатик Ирвинг Джон Гуд в 1965 году: «Так как разработка машин – это тоже одна из форм интеллектуальной деятельности, то сверхразумная машина смогла бы разработать еще более совершенные машины; в таком случае, несомненно, произойдет «интеллектуальный взрыв», и разум человека останется далеко позади. Таким образом, первая сверхразумная машина – это последнее изобретение, которое когда-либо понадобится создать человеку при условии, что она достаточно разумна, чтобы объяснить нам, как держать ее под контролем». Идея интеллектуального взрыва возродилась в 1993 году благодаря писателю и информатику Вернору Винджу [****], который дал ей название «сингулярность». С тех пор эта концепция приобрела некоторую популярность среди разработчиков и философов. Такие книги, как «Искусственный интеллект. Этапы. Угрозы. Стратегии» Ника Бострома, «Жизнь 3.0. Быть человеком в эпоху искусственного интеллекта» Макса Тегмарка и «Совместимость: как контролировать искусственный интеллект» Стюарта Рассела [все три книги есть в русскоязычных переводах (прим.)] описывают варианты возникновения «рекурсивного самосовершенствования», при которых ИИ будут постоянно разрабатывать все более совершенные версии самих себя. Я полагаю, что аргументы Гуда и Ансельма имеют нечто общее, а именно в том пункте, что во многом оба примера доказываются своими исходными определениями. Внешне они [исходные определения] кажутся приемлемо сформулированными и даже допустимыми, отчего обычно принимаются за чистую монету. Но эти определения заслуживают более тщательного рассмотрения. Думаю, чем больше мы строго изучим скрытые посылки в рассуждении Гуда, тем меньше правдоподобности останется в его идее интеллектуального взрыва. Как могло бы выглядеть рекурсивное самосовершенствование для людей? Для удобства мы будем описывать человеческий интеллект в терминах IQ, но не по причине одобрения системы количественной оценки умственных способностей. Дело в том, что IQ воплощает идею об удобном и практичном измерении интеллекта конкретным числом, а это – одно из допущений сторонников интеллектуального взрыва. В этом случае рекурсивное самосовершенствование выглядело бы следующим образом: если есть человек с IQ равным, скажем, 300, то одна из проблем, которую этот человек может решить, заключается в том, как превратить человека с IQ=300 в человека с IQ=350. И тогда человек с IQ=350 сможет решить более сложную проблему преобразования человека с IQ=350 в человека с IQ=400. И так далее. Есть ли у нас какие-либо основания допускать, что именно так функционирует интеллект? Я не думаю, что мы ими обладаем. Например, есть множество людей, у которых IQ=130, и есть меньшее число людей, у которых IQ=160. Никто из них не способен повысить интеллект человека с IQ от 70 до 100, что, как предполагается, является более легкой задачей. Никто из них не сможет повысить даже интеллект животных, чьи умственные способности считаются слишком низкими, чтобы замерить их тестами IQ. Если бы повышение чьего-либо IQ было занятием того же рода, что решение набора математических головоломок, мы должны были бы увидеть успешные примеры этого на начальном этапе [этапе перед моментом интеллектуального взрыва], где задачи решаются легче. Но мы не видим убедительных доказательств того, что подобное происходит. Возможно, этого нет в настоящее время из-за того, что мы слишком далеки от необходимого порога; возможно, IQ=300 – тот минимум, который необходим для повышения интеллекта любого человека вообще. Но даже если так и есть, у нас все равно нет веских оснований предполагать, что бесконечное рекурсивное самосовершенствование возможно. Например, вполне может быть, то лучшее, на что способен человек с IQ=300, – это увеличить IQ другого человека до 200. Это позволило бы одному человеку с IQ=300 обеспечить всем окружающим IQ=200, и одно это, откровенно говоря, было бы удивительным достижением. Но подобный исход все равно вывел бы нас на плато; не было бы ни рекурсивного самосовершенствования, ни интеллектуального взрыва. Инженеру-исследователю из I.B.M., Эмерсону М. Пью, приписывают высказывание: «Если бы человеческий мозг был так прост, что мы могли бы его понять, мы были бы настолько просты, что не смогли бы его понять» [*****]. Это утверждение имеет интуитивный смысл, но, что более важно, мы можем указать на конкретный пример в его поддержку: микроскопическая нематода C. elegans [Caenorhabditis elegans (прим.)]. Вероятно, это один из наиболее изученных организмов в истории; ученые секвенировали его геном и знают последовательность клеточных делений, которые дают начало каждой из девятисот пятидесяти девяти соматических клеток в его теле, и нанесли на карту все связи между его тремя сотнями и двумя нейронами. Но они все еще не до конца понимают поведение этих нематод. По оценкам, в среднем в человеческом мозге насчитывается восемьдесят шесть миллиардов нейронов, и нам, вероятно, понадобится большинство из них, чтобы понять, что происходит в трехстах двух клетках C. elegans; такое соотношение не сулит ничего хорошего для наших перспектив понимания происходящего внутри нас самих. Некоторые сторонники интеллектуального взрыва считают возможным усилить интеллект без полного понимания функционирования той системы, в которую он встроен. Они подразумевают, что такие интеллектуальные системы, как человеческий мозг или программа с ИИ, имеют одну или несколько скрытых «умственных кнопок», и всего-то нужно быть достаточно умными, чтобы найти эти кнопки. Я не уверен, что в настоящее время у нас есть много достойных кандидатов на эти кнопки, поэтому трудно оценить достоверность такой идеи. Пожалуй, наиболее часто предлагаемый способ «включить» ИИ – увеличить скорость аппаратного обеспечения, на котором выполняется программа. Некоторые заявляют, что как только мы создадим программное обеспечение, которое будет таким же разумным, как человек, его запуск на более быстром компьютере успешно создаст сверхчеловеческий интеллект. Приведет ли это к интеллектуальному взрыву? Давайте представим, что существует программа с ИИ того же уровня, что и естественный интеллект у рядового человеческого программиста. Теперь предположим, что мы увеличиваем скорость компьютера, на который установлена наша программа, в сто раз, после чего даем ей поработать в течение года. Это было бы равносильно тому, чтобы запереть среднестатистического программиста в комнате на столетие, притом ему бы не оставалось ничего другого, кроме работы над поставленной задачей по программированию. Многие сочли бы это адским тюремным заключением, но, для целей нашего воображаемого расклада, представим, что ИИ не чувствует того же. Мы предположим, что ИИ обладает всеми желаемыми свойствами человека, но не обладает другими свойствами, которые могли бы стать препятствиями в этой выдуманной ситуации, например, потребность в новизне или желание делать свой собственный выбор. (Мне не очевидно, насколько обоснованно и здраво допущение выше, но оставим этот вопрос на другой раз). Итак, теперь у нас есть ИИ, эквивалентный человеческому, который тратит сто человеко-лет на выполнение одной задачи. Каких результатов мы можем ожидать от него? Предположим, что этот ИИ мог бы писать и отлаживать тысячу строк кода в день, что является потрясающим уровнем производительности. При таких темпах века почти достаточно для того, чтобы в одиночку написать код Windows XP, который предположительно состоял из сорока пяти миллионов строк. Это впечатляющее достижение, но оно далеко от того, чтобы создать ИИ, более совершенный, чем умная машина из нашего примера. Создание более умного ИИ требует нечто большее, чем просто умение писать хороший код; это потребовало бы крупного прорыва в исследованиях ИИ, а это не то, чего гарантированно достигнет среднестатистический программист, независимо от того, сколько времени ему предоставить. Когда вы разрабатываете программное обеспечение, вы обычно используете программу, известную как компилятор. Компилятор берет исходный код, написанный вами на таком языке, как C, и преобразует его в исполняемую программу: файл, состоящий из машинного кода, понятного компьютеру. Предположим, вы не довольны используемым компилятором для C, назовем его CompilerZero. Этому компилятору требуется много времени для обработки вашего исходного кода, а запуск генерируемых им программ занимает много времени. Вы уверены, что можете добиться большего, поэтому пишете новый компилятор для C, который генерирует более эффективный машинный код; этот новый компилятор известен как оптимизирующий компилятор. Вы написали оптимизирующий компилятор на C, поэтому можете использовать CompilerZero для преобразования вашего исходного кода в исполняемую программу. Назовем эту программу-компилятор CompilerOne. Благодаря вашей сообразительности, CompilerOne теперь генерирует программы, которые выполняются быстрее. Но запуск самого CompilerOne по-прежнему занимает много времени, потому что это продукт CompilerZero. Что вы можете сделать? Вы можете использовать компилятор для компиляции самого себя. Вы вводите в компилятор его собственный исходный код, и он генерирует новый исполняемый файл, содержащий более эффективный машинный код. Дадим ему имя CompilerTwo. CompilerTwo также генерирует программы, которые выполняются очень быстро, но у него есть дополнительное преимущество в том, что он сам выполняется очень быстро. Поздравляем — вы написали самосовершенствующуюся компьютерную программу. Но на этом все и заканчивается. Если вы скормите исходный код CompilerTwo в него же, то все, что он сделает – это сгенерирует другую копию CompilerTwo. Он не сможет создать CompilerThree и инициировать нарастающую серию все более совершенных компиляторов. Если вам нужен компилятор, который генерирует программы, выполняющиеся безумно быстро, вам придется поискать такой в другом месте. Метод, при котором компилятор сам компилируется, известен как «раскрутка компилятора» [иначе: bootstrapping, бутстрэппинг, самозагрузка (прим.)], и он используется с шестидесятых годов прошлого века. С тех пор оптимизирующие компиляторы прошли долгий путь, поэтому различия между CompilerZero и CompilerTwo могут быть намного больше, чем раньше, но весь этот прогресс был достигнут программистами-людьми, а не компиляторами, совершенствующими самих себя. И, хотя компиляторы сильно отличаются от программ с ИИ, они предлагают ценный прецедент для размышления об идее интеллектуального взрыва. Потому что, во-первых, это компьютерные программы, которые генерируют другие компьютерные программы, и, во-вторых, при этом оптимизация часто является приоритетом. Чем больше вы знаете о планируемом применении программы, тем лучше вы сможете оптимизировать ее код. Программисты-люди иногда вручную оптимизируют разделы программы, т. е. напрямую задают машинные инструкции; человеческие специалисты могут написать машинный код, который более эффективен, чем тот, который генерирует компилятор, потому что они знают о том, что должна делать программа, больше, чем компилятор. Компиляторы, которые лучше всего справляются с оптимизацией – это компиляторы для так называемых предметно-ориентированных языков, которые предназначены для написания узких категорий программ. Например, существует язык программирования под названием Halide, предназначенный исключительно для написания программ обработки изображений. Поскольку предполагаемое использование этих программ настолько специфично, компилятор для Halide может генерировать код не хуже или даже лучше того, который способен написать программист-человек. Но такой компилятор не может скомпилировать сам по себя, потому что язык, оптимизированный для обработки изображений, не обладает всеми функциями, необходимыми для написания компилятора. Для написания такого компилятора нужен язык общего назначения, а компиляторы общего назначения испытывают проблемы с подбором компетентных программистов-людей, когда дело доходит до генерации машинного кода. Компилятор общего назначения должен быть способным к компилированию чего-угодно. Если вы скормите ему исходный код для текстового процессора, то он сгенерирует текстовый процессор; если исходный код для MP3-плеера, то MP3-плеер; и так далее. Если завтра программист изобретет программу нового типа, что-то столь же незнакомое нам сегодня, каким был самый первый веб-браузер в 1990 году, он введет исходный код в компилятор общего назначения, который послушно сгенерирует эту новую программу. Таким образом, хотя компиляторы ни в каком смысле не являются разумными, у них есть одна общая черта с человеческими существами: они способны обработать входные данные, которые они никогда раньше не получали. Сравните это с тем, как в настоящее время разрабатываются программы с ИИ. Возьмем одну из них, которая на входе получает одни шахматные ходы, а на выходе должна выдать шаги фигур в ответ. Ее работа очень специфична, и знание об этом очень поможет для оптимизации ее производительности. То же самое верно и для программы с ИИ, которой будут даны только подсказки «Опасность!», а от нее потребуется лишь выдать ответы в форме вопроса. Бывают ИИ не для одной, а сразу для нескольких сходных игр, но его ожидаемый диапазон входных и выходных данных все еще остается крайне ограниченным. Теперь, в качестве альтернативы, предположим, что вы пишете программу с ИИ и у вас нет предварительных знаний о том, какого типа входные данные она может ожидать или какую форму примет правильный ответ. В такой ситуации трудно оптимизировать производительность, потому что вы понятия не имеете, для чего проводить оптимизацию. Насколько универсально [для сохранения и улучшения способности обработать любые входные данные и получить адекватный ответ на выходе] вы сможете оптимизировать такую программу? В какой степени возможна одновременная оптимизация системы для каждой ситуации, включая такие, с которыми ни вы, ни ваша программа ранее не сталкивались? Наверное, определенное улучшение возможно, но идея интеллектуального взрыва подразумевает, что, по сути, нет предела степени оптимизации, которая может быть достигнута. Это крайне сильное утверждение. Если кто-то заявляет, что такая бесконечная оптимизация [для гипотетической универсальной программы с ИИ] возможна, я хотел бы увидеть некоторые аргументы, помимо отсылки на примеры оптимизации для специализированных задач. Очевидно, ничто из этого не доказывает, что интеллектуальный взрыв невозможен. Действительно, я сомневаюсь, что можно было бы доказать такую гипотезу, потому что подобные обсуждения, видимо, не входят в область математического доказательства. Это не вопрос доказательства того, что что-то невозможно; это вопрос о том, каким образом составить хорошее обоснование для веры [и возможно ли это вообще]. Критики онтологического аргумента Ансельма не пытаются доказать, что Бога нет; они просто говорят, что аргумент Ансельма не является веской причиной полагать, что Бог есть. Так же и определение «сверхразумной машины» не является достаточным основанием для того, чтобы полагать, что мы можем сконструировать подобное устройство. Но есть такой контекст, в котором, на мой взгляд, рекурсивное самосовершенствование представляется значимой концепцией, а именно когда мы рассматриваем способности человеческой цивилизации в целом. Обратите внимание, что это отличается от индивидуального разума. Нет никаких оснований полагать, что люди, родившиеся десять тысяч лет назад, были менее умны, чем родившиеся сегодня; у них была точно такая же способность к обучению, как и у нас. Но в настоящее время у нас за плечами десять тысяч лет технического прогресса, и эти технологии носят не только физический, но и когнитивный характер. Давайте, для иллюстрации, сравним арабские цифры с римскими. С позиционной системой счисления [т. е. таким представлением чисел, при котором значение цифры зависит от ее положения в числе (например, обычная десятичная запись) (прим.)] из арабских цифр проще совершать умножение и деление; если вы участвуете в конкурсе по умножению, арабские цифры дают вам преимущество. Но я бы не сказал, что тот, кто использует арабские цифры, умнее того, кто пользуется римскими. По аналогии, если вы пытаетесь затянуть болт и используете гаечный ключ, у вас получится лучше, чем у того, у кого есть плоскогубцы, но было бы несправедливо говорить, что вы сильнее. У вас имеется инструмент, который дает большее механическое преимущество; только когда мы дадим вашему конкуренту такой же инструмент, можно справедливо судить, кто же сильнее. Когнитивные инструменты, такие как арабские цифры, дают аналогичное преимущество; если мы хотим сравнить интеллект отдельных людей, они должны быть оснащены одинаковыми инструментами. Появление простых инструментов делает возможным и создание более сложных; такая закономерность верна и для когнитивных, и для физических инструментов. Человечеством разработаны тысячи изобретений на протяжении всей истории, начиная от двойной бухгалтерии и заканчивая декартовой системой координат [стандартная система из двух координатных осей на плоскости (прим.)]. Таким образом, даже несмотря на то, что мы не стали умнее, чем наши предки, в нашем распоряжении имеется более широкий спектр когнитивных инструментов. И последние, в свою очередь, позволяют изобрести еще более мощные устройства и техники. Таким образом, рекурсивное самосовершенствование присутствует не на уровне отдельных индивидов, а на уровне человечества в целом. Например, я бы не утверждал, что Ньютон стал умнее после изобретения анализа бесконечно малых [calculus в оригинале (прим.)]; хотя, разумеется, прежде чем создать математический анализ, он уже был очень умен. Разработанный Исааком Ньютоном метод позволил ему решать некоторые задачи, но все же не он был основным выгодоприобретателем собственного изобретения – им оказалась человеческая цивилизация вообще. Те, кто пришел после, извлекли пользу из математического анализа двумя способами: в краткосрочной перспективе они смогли решать задачи, с которыми не могли справиться ранее; в долгосрочной перспективе следующие поколения, основываясь на на работах Ньютона, разработали другие, еще более мощные и эффективные математические методы. Способность людей опираться на работу друг друга (именно поэтому я не верю, что запуск программы ИИ, эквивалентной человеческому, в течение ста лет в изоляции [произведет нечто грандиозное]) – хороший способ совершать серьезные прорывы. Человек, работающий в полной изоляции, тоже способен на серьезное открытие, но вряд ли этот одинокий гений сможет повторить его множество раз. Лучше, если много людей будут черпать вдохновение друг у друга. И им не обязательно сотрудничать напрямую, ведь любая область исследований просто будет работать лучше, когда в ней участвует много людей. Пример – исследования ДНК. Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик [вместе с Морисом Уилкинсом все трое получили Нобелевскую премию по физиологии и медицине 1962 г. с формулировкой: «за открытия, касающиеся молекулярной структуры нуклеиновых кислот и их значения для передачи информации в живых системах» (прим.)] оба продолжили насыщенную исследовательскую жизнь после публикации в 1953 г. совместной статьи о структуре ДНК, но ни один из крупных прорывов в этой сфере не был сделан ими. Не они изобрели методы секвенирования ДНК; это сделали другие ученые. Не они разработали полимеразную цепную реакцию, которая сделала синтез ДНК доступным; это совершили иные исследователи. И все это никоим образом не оскорбление Уотсона и Крика. Сказанное означает, что при наличии ИИ, запущенного со скоростью в сто раз превышающую норму, вероятно, на выходе отсутствовали бы столь хорошие результаты, как в случае с множеством молекулярных биологов по всему миру, изучающих ДНК. Ведь инновации не происходят изолированно; ученые черпают вдохновение из работ друг друга. Разработка и внедрение инноваций ускоряются даже в отсутствии какой-либо машины, способной разработать своего преемника. Кто-то мог бы назвать это явление интеллектуальным взрывом, но, по-моему, правильнее было бы представить этот процесс как «технологический взрыв», который включает в себя когнитивные технологии наряду с физическими. Компьютеры и ПО – это новейшие когнитивные технологии, ставшие мощным подспорьем для инноваций, но сами по себе они не могут вызвать технологический взрыв. Для этого вам нужны люди, и чем больше, тем лучше. Предоставление лучшего оборудования и ПО одному умному человеку полезно, но реальные преимущества приходят, когда они есть у всех. Наш нынешний технологический взрыв – результат того, что миллиарды людей используют эти когнитивные инструменты. Могут ли программы с ИИ занять место этих людей, чтобы взрыв в цифровом мире произошел быстрее, чем в нашем? Возможно, но давайте поразмыслим о том, что для этого потребуется. Стратегия, наиболее вероятная для успеха, состояла бы, по сути, в дублировании всей человеческой цивилизации в ПО, при этом восемь миллиардов ИИ, эквивалентных человеку, занимались бы каждый своим делом. Это, вероятно, непомерно дорого, поэтому задачей становится выявить наименьшее подмножество в человеческой цивилизации, которое может генерировать большую часть инноваций. Один из способов помыслить такое – просто спросить: а сколько людей необходимо для [организации и осуществления] Манхэттенского проекта? Обратите внимание, что подобная постановка вопроса отлична от [простого учета] того, сколько ученых на самом деле работало над Манхэттенским проектом. Ведь смысл вопроса в другом: насколько многочисленное сообщество необходимо для выборки из него достаточного числа ученых [и специалистов, способных участвовать в таком масштабном проекте]? Точно так же, как только один человек из нескольких тысяч может получить степень [PhD в оригинале (прим.)] по физике, вам, возможно, придется создать еще больше количество ИИ, равных [среднему] человеческому, чтобы получить всего лишь один ИИ, эквивалентный уровню человека со степенью доктора по физике. В 1942 г. Потребовалась выборка из совокупного населения США и Европы, чтобы исполнить задачи Манхэттенского проекта. В настоящее время научно-исследовательские лаборатории при подборе персонала не ограничивают себя двумя континентами; для формирования сильной команды из компетентных специалистов необходимо задействовать наибольший резерв из всех доступных талантов. Если цель [наступления интеллектуального взрыва] состоит в том, чтобы выработать столько же инноваций, сколько и весь человеческий вид, то вряд ли получится кардинально сократить это первоначальное число в восемь миллиардов [думающих индивидов-машин]. Мы еще очень далеки от того, чтобы построить единичный ИИ, подобный человеческому, не говоря уже о миллиардах таких ИИ. В обозримом будущем продолжающийся технологический взрыв будет обусловлен тем, что люди будут использовать ранее изобретенные инструменты для создания новых; таким образом, не будет «последнего изобретения, которое когда-либо понадобится человеку». С одной стороны, это обнадеживает, потому что, вопреки утверждению Гуда, разум человека никогда не будет «оставлен далеко позади». Но точно так же, как не стоит беспокоиться о сверхразумном ИИ, уничтожающего нашу цивилизацию, не надо ожидать появления другого сверхразумного ИИ, спасающего нас вопреки нам самим. К лучшему или к худшему, но судьба нашего вида будет зависеть от принятия решений исключительно самим человеком. Примечания:[ * ] – один из самых ранних – и канонических, классических – вариантов онтологического аргумента, от Ансельма, содержится во второй главе «Прослогиона»: «…одно дело – быть вещи в уме; другое – подразумевать, что вещь существует. Так, когда художник заранее обдумывает то, что он будет делать, он, правда, имеет в уме то, чего ещё не сделал, но отнюдь не подразумевает его существования. А когда он уже нарисовал, он и имеет в уме, и мыслит как существующее то, что уже сделал. Значит, убедится даже безумец, что хотя бы в уме есть нечто, больше чего нельзя ничего себе представить, так как когда он слышит это (выражение), он его понимает, а всё, что понимается, есть в уме. И, конечно, то, больше чего нельзя себе представить, не может быть только в уме. Ибо если оно уже есть по крайней мере только в уме, можно представить себе, что оно есть и в действительности, что больше. Значит, если то, больше чего нельзя ничего себе представить, существует только в уме, тогда то, больше чего нельзя себе представить, есть то, больше чего можно представить себе. Но этого, конечно, не может быть. Итак, без сомнения, нечто, больше чего нельзя себе представить, существует (existit) и в уме, и в действительности» [**] – одним из наиболее известных сторонников онтологического доказательства сегодня является Алвин Карл Плантинга, американский аналитический философ. Он же модифицировал аргументацию Ансельма посредством логического инструментария т. н. «возможных миров». Подробнее о нем, о других версиях рассматриваемого способа доказать бытие Бога, а также о критике оных вместе с шуточными вариациями на тему – в статье Грэма Оппи: https://www.philosophy.ru/ru/ontological_... [***] – проведение различ(ен)ия между «существованием» и «бытием» (в оригинале «existence» и «being»), по сути, основная стратегия по развенчанию онтологического аргумента в различных его версиях (хотя, видимо, и для современного здравого смысла и интуиции, на нем оформленной, сложно без доли сомнений воспринимать этот способ доказательства всерьез). В наиболее ясном виде подобная критика была сформулирована Кантом (где-то в Сети существовала мини-лекция Дианы Гаспарян из ВШЭ по аргументу Ансельма и кантовскому опровержению, но в открытом доступе ее уже нет). Я бы преподнес ее так: «Быть чем-то» («быть определенным образом») нельзя приравнять к «нечто есть» («нечто существует») Притом «нельзя приравнять» означает то же самое в этом случае, что и «[из этого] с необходимостью следует [это]». Эту логическую максиму можно применить к онтологическому аргументу о существовании бога таким образом: «Если быть богом равно быть самым совершенным, то это означает, что такой бог с необходимостью есть» И, предполагает в статье Тед Чан, подобное же строение аргументации содержится в первых формах доказательства о необходимости наступления Технологической Сингулярности. Видимо, адаптируя критическую формулу выше к рассуждению Гуда, можно получить такую запись: «Если быть сверхразумной машиной равно быть рекурсивно самосовершенствующейся машиной, то будут существовать (появляться после создания первой сверхразумной машины) все более и более сверхразумные машины (без потенциальной границы роста для подобного «поумнения», за исключением, быть может, границ физических)» [****] – переводы статей Винджа о Технологической Сингулярности можно найти у FixedGrin https://medium.com/@LoadedDice/the-fu... и М. Левина (в сборнике Сингулярность. М.: АСТ, 2019). [*****] – не ради уточнения высказывания, а в силу ассоциаций и параллелей, приведу похожие афоризмы от Витгенштейна и Брехта: «Берберини: А не кажется ли вам, друг мой Галилей, что вы, астрономы, просто хотите сделать свою науку более удобной? (Ведет Галилея опять на авансцену.) Вы мыслите кругами или эллипсами, мыслите в понятиях равномерных скоростей и простых движений, которые под силу вашим мозгам. А что, если бы господь повелел своим небесным телам двигаться так? (Описывает пальцем в воздухе сложную кривую с переменной скоростью.) Что было бы тогда со всеми вашими вычислениями? Галилей: Ваше преосвященство, если бы господь так сконструировал мир (повторяет движение Барберини), то он сконструировал бы и наши мозги тоже так (повторяет то же движение), чтобы именно эти пути познавались как простейшие. Я верю в разум» «Людвиг Витгенштейн как-то спросил у Элизабет Энском: «Почему люди всё время говорят, что представление о вращении Солнца вокруг Земли было естественным?». «Потому что всё выглядит так, будто Солнце вращается вокруг Земли», – ответила Энском. «А как тогда должно было бы всё выглядеть, чтобы людям казалось, что Земля вращается вокруг Солнца?» – поинтересовался Витгенштейн»
|
| | |
| Статья написана 4 августа 2023 г. 23:05 |
 Деконструкция патриотического романа,или углубленная романная версия анекдотического, но не сбывшегося пророчества одного рабби* в амплуа политика из наших времен«Привет, Америка!» Джеймса Балларда можно сравнить с «Почтальоном» Дэвида Брина (помимо того, общие мотивы и черты можно найти и с романами Рида Кинга, Паоло Бачигалупи, Роберта Ч. Уилсона и т. д.). Такое сходство бросается в глаза сразу, сравнивая хотя бы жанровую характеристику, аннотацию и описание романных событий. Но есть и разительное отличие, которое придает интеллектуальную силу и литературную грандиозность творению Балларда. И притом оставляет в тени вышедшею несколькими годами позже бриновскую книжку. Об этом чуть ниже, а пока, к последней веренице слов во вступлении. Ведь именно из-за нее, по сути, я и решил написать о романе британского «нововолнового» писателя. Или, точнее, отзыв на отзывы с низкими оценками «Привет, Америке!». Ведь совокупный сумбур во мнениях, скорее с преобладанием отрицательного отношения к роману у русскоязычной публики, напоминает гораздо более негативную встречу американскими критиками и зрителями экранизации «Почтальона» (1997). И последний «радушный» прием в разы к месту, чем первый... Но пойдем далее. Джеймс Баллард, как известно, один из основных авторов «новой волны», наравне с Майклом Муркоком и Баррингтоном Бейли. Их не только объединяет внедрение в традиционные фантастические сюжеты новых приемов и тем (хотя куда без этого, к примеру, без баллардианских экологических катастроф). Но этих же писателей собирает в одно литературное явление то, что можно обозвать «деконструкцией». Я уже писал об этом в отзывах на романы «Берег динозавров» и «Дом в ноябре» Кейта Лаумера и на «Дзен-пушку» того же Бейли. Подобный род деконструкторской политики в литературе, в ее фантастических жанрах — это предложение пересмотра старых оснований и решений, включая системы клише, наборы образов, способы повествования, инструменты воздействия на читателя и т. д. И как Муркок своим творчеством во многом воюет с классическим толкиеновским фэнтези (во всяком, такое впечатление у меня сложилось после прочтения его литературоведческой работы «Волшебство и дивный роман»), так и Баллард тоже производит необычную деконструкцию, выходящую даже за пределы «фантастического гетто». Ведь «Привет, Америка!» — это не критика общества потребления, не стеб ради стеба, не пародия на приключенческие романы первой половины прошлого и второй половины позапрошлого столетия (хотя, вновь, куда без этого: «языковые игры» Джеймса Балларда захватывают и эти детальки для построения собственной хитро сложенной мозаики). Но прежде всего этот роман — деконструкция патриотизма. Т. е. деконструкция патриотического кино, литературы прославления былого и всяческих абстрактных лозунгов для мумификации в настоящем уходящей или вовсе ушедшей старины. Все остальное — обилие юмора, гротескные поступки персонажей и сами их образы, американский пейзаж с руинами прошлого и трайболизмом пустынного настоящего — все это лишь («лишь») строительные леса, за которыми виден собор чистой критики, направленный в сторону огульного патриотического пафоса и слез о величии всех былых дней. Притом этот патриотический нарратив плетется без всякой оглядки на чаяния настоящих, живых людей в удручающей современности, посреди умирающего мира, в котором простые люди и фанатичные патриоты обитают. И погибают, порой быстро, а чаще медленнее. И большой вопрос, что из этого хуже. Конечно, здесь есть место, как и заметил bvelvet, для пародирования и отсылок на «Симулякров» Филипа Дика, а также для продолжения дел в любимой вотчине Балларда — в субжанре эко-катастрофической беллетристики. Вообще юмористический, гротескный, отсылочный пласт в книге производит должное впечатление. Прямо как на старой восточной картинке со сказочным мотивом, в повествовательный каркас «Привет, Америка» вплетено множество изящных и интересных деталей. Среди них: забавная борьба за президентство в несуществующей стране; различные социальные и профессиональные группы (Разведенки или Бюрократы), ставшие американскими бедуинами; представление о затонувшей Статуе Свободы, о древнем фильме «Челюсти» и о еще более древней книге «Моби Дик» как о морской хтонический мифологии исчезнувших американцев; последний американский президент-буддист; Оруэлл-Орловский, а также другие чудесные и веселые образы из вязи слов и смыслов. Есть и просто отдельные красивые места, без пародии и трагикомедии, вроде сравнения пустыни и ее путников с разумом. И не только. Поэтому я и не согласен, например, с nworm, который принижает героев романа через сравнение с детализированными уродами с полотен Босха. При всей моей любви к Босху, скорее всю «новую волну» и Балларда в частности — в плане проработки мира и персонажей, а также способа работать с ними — скорее нужно сравнить с импрессионистами в живописи. Ведь и у «нововолновых» писателей множество мазков складываются в причудливые узоры внутри гипнотического рисунка. Не обходится если и не без минусов, то без некоторых странных неточностью и огульной смелостью штрихов. Например, идея о ядерном разоружении после ресурсного кризиса таких стран, как Советский Союз (ну или того, что после него осталось). Да ладно, кто бы от такого отказался в мире постоянных поисков угля и здоровых почв. Потом глобальный геоархитектурный проект по изменению течения Гольфстрима выглядит как-то странно для мира, который не только от недостатка энергетических мощностей страдает, но и от упомянутой несколько раз выше экологической катастрофы. Ясное дело, что для восстановления баланса потребуются и в нашей реальности точечные, а порой и планетарные целенаправленные воздействия человека на среду. Но уж точно не с таким радикальным планом терраформирования Старой Терры, который сопоставим только с чрезмерной утопичностью советских проектов по изменению направления течения сибирских рек. Ну и, напоследок, сюжетный ход, сопоставимый с «Янки из Коннектикута...», где один инженер может изменить весь мир своими руками, тоже выглядит ну слишком уж оптимистичным. Точнее, если в случае с героем Твена, у того были энциклопедические знания вместе с предпринимательской волей вкупе с сотнями рабочих рук для постройки вестерно-около-индустриальной копии старой Америки в раннесредневеково-артурианской сказочной Англии, то у Балларда один или три инженера способны собственными руками возродить почти постиндустриальный антураж в захваченном природой городе-казино. Верится в такое слабо, но все подобные ходы можно приравнять к возведению гротескных сводов для критического собора. Подходя к концу, вернусь к тому смыслу и деконструкторскому мотиву, который я углядел в романе (иначе зачем такое многобуковье?). Вполне возможно, что такая интерпретация — лишь мое неверное видение не самого лучшего произведения Джеймса Балларда. Всего-навсего попытка разглядеть что-то большее за чем-то меньшим. Но именно критика патриотизма вообще и многочисленных (около-/пара-)художественных форм его выражения становятся неплохим каркасом и формой, в которой можно отлить в единое целое множественное покрывало из образов, поступков, мыслей и речей героев в этой книге. Благодаря этому все становится на свои места, а сам роман «Привет, Америка!» преображается в роман взросление через разочарование в идеологических клише главного его героев, Уэйна. Ведь его юношеский максимализм и безмерная вера в картинки из отсыревших журналов в дни трудного детства сделала из него человека, способного использовать других как инструменты для достижения якобы общих для всех целей, а также заставляла его до конца следовать за сумасшедшим диктатором, чуть ли не уничтожившим мир. Ну или значительную часть этого мира. Эти старые образы, возможно, и вправду великой и свободной Америки, не позволяют выходцам из Старого Света (потомкам выходцев из Света Нового) вновь стать американцами. Ведь быть американцем — это не бомбить ядерными зарядами собственные города, равно как и чужие. И не возрождать индустрию фастфуда или попсового кино. И не заставлять себя слушать надоевший джаз из бог весть какой эпохи. Быть американцем — это быть свободным и от самой Америки. От ее старых воплощений. А быть свободным — это быть в пути, творить новое вокруг себя и нового себя же. Так что нет, Орловский не прав, конечно, говоря о свободе как об одной из старых и позабытых идей, погубивших мир. Нет, свобода — это идея, которая может мир возродить. Возможно, удивительные летательные аппараты Флеминга — это как раз то новое воплощение свободы, которое преобразит увядающую Землю из «Привет, Америка!». Но никак не реконструкторский запал Уэйна из начала романа. *Весь предыдущий абзац, если что, написан в рамках происходящего в книге и как бы изнутри ее, в т. ч. и фразы по типу «быть американцем — быть свободным», ну и все про патриотизм — тоже; а то мало ли, может, кто-то подумает, что я не патриотичен? Но все-таки оглянитесь вокруг, и почувствуйте ту же тоску, что и персонажи романа — волнения патриотического характера о временах великой Америки. Но только попробуйте обратить эту тоску на то время, когда термин «патриотизм» звучал реже и не превратился в том, во что... Впрочем, это уже совершенно другая история, для иной деконструкции. Или реконструкции?..* * — ни в коей мере не антисемитская отсылка на вполне антисемитского квазиполитика не титульного ("титульного") рода, уже почившего, но живущего в притчах во языцех. К сожалению, а для кого-то к счастью, другие его пророчества оказались либо прогнозами удачными, либо самосбывающимися пророческими угрозами. А вообще, т. к. в начале романа читатель заметит выстоявшие экологическую катастрофу и ресурсный кризис башни-близнецы, уже не говоря про хронологию катастрофических событий в книге Балларда, перед нами уже не футуристическая, а альтернативно-историческая фантастика. "Привет, Америка!" на фантлабе
|
| | |
| Статья написана 27 марта 2023 г. 00:32 |
 Вечный вопрос "быть или не быть понимающим машинам",или новая версия "китайской комнаты" от американского фантаста и программиста*публикую заметку не только в своей колонке, но и в "Рецензиях на фантастические книги", понимая, что создаю не рецензию, а эссе, притом на нефантастическое эссе, но на фантастического автора*Не так давно, 9 февраля сего года, в "The New Yorker" появилась заметка прекрасно известного русскоязычному читателю умной и красивой научной фантастики писателя и программиста Теда Чана под названием "ChatGPT Is a Blurry JPEG of the Web" с подзаголовком "OpenAI’s chatbot offers paraphrases, whereas Google offers quotes. Which do we prefer?". Об эссе автора я узнал только из перевода (под заголовком "ChatGPT это лишь сжатое изображение всемирной сети") на портале syg.ma (ссылки на все будут в конце этого текста). Далее я хотел бы помимо того, чтобы просто сообщить о существовании что оригинала, что переводной версии очень интересной и донельзя актуальной нехудожественной работы Теда Чана, но и вкратце раскрыть ее основные тезисы, а также сравнить их с неоднозначным, но очень известным (по слухам, ставшим причиной закрытия ряда проектов по разработке ИИ — отсылаю к интервью "Финикового компота" с Серлом, а также послужившим идейной почвой для институционального оформления когнитивистики как науки) мысленным экспериментом американского аналитического философа языка и сознания Джона Серла. С "китайской комнатой" из культовой статьи "Сознание, мозг и программы". Итак, если вкратце, то Тед Чан на пальцах и путем аналогий-метафор старается донести до массового нетехнического читателя простую истину — чат-GPT не есть т. н. "сильный ИИ". Это очередное, новаторское и интересное, но все-таки звено в цепи усовершенствований и изобретательских итераций в цепи прогресса "слабых ИИ". Притом дальнейшие усилия в этом конкретном процессе совсем не точно приведут к выполнению истматовского "перехода количество в качество". Т. е. совсем не факт, что из очень-очень-очень сильного "слабого ИИ" получится "ИИ сильный". Но обо всем по порядку. Начиная с небольшой исторической ремарки из области программирования, Тед Чан напоминает о двух путях в процессе сжатия данных — с потерями и без: "Сжатие данных подразумевает два процесса: кодировка, когда данные компрессуются в более компактный формат, и декодирование — обратный процесс. Если восстановленный файл идентичен оригиналу, то использовалось сжатие без потерь: не было утеряно никаких данных. Если же, напротив, востановленный файл лишь приблизительно тождественнен оригиналу, то применялось сжатие с потерями: некоторые данные были утеряны и теперь не подлежат восстановлению. Сжатие без потерь обычно используется для текстовых файлов и компьютерных программ, потому что в этих форматах утрата даже единственного символа может повлечь серьезные последствия. Сжатие с потерями зачастую используется для фото, аудио и видео — там, где абсолютная точность не критична" Неразличение двух этих подходов — по недосмотру, случайности или продуманно — порой приводит к неприятным ситуациям. А именно к случаю с ксероксом одной немецкой компании, который при копировании (которое, как отмечает Чан, давно уже "не то, что раньше", ведь "...для решения проблемы понадобился именно информатик, потому что современный ксерокс уже не использует физический ксерографический процесс как в 60-х годах — вместо этого изображение сканируется дигитально, а затем распечатывается") допускал странные ошибки — заменял различные записанные числа на планах на одно и то же число: "Главной проблемой в этой истории стало не то, что в копировальном аппарате использовался метод сжатия с потерями, а то, что аппарат искажал копию незаметно, и артефакты сжатия не сразу бросались в глаза. Если бы на выходе получались размытые изображения, всем стало бы ясно, что копии не соответствуют в точности оригиналу. Но копии казались точными — данные на них были ясно читаемыми, будучи неверными. В 2014 году Xerox выпустили патч, исправляющий эту проблему с их копировальными аппаратами" Запомним это на будущее. И вот, ознакомившись с базовым и тривиальным программистским знанием, мы можем прийти к более сложным материям, которые талантливый писатель объясняет элегантно и просто. А именно для понимания сути чатаGPT, почему он не обладает пониманием и возможностью создать что-то действительно новое (ну и почему он не есть "сильный ИИ", как бы то не хотелось его технофобным или всего лишь грамотных в маркетинге создателям), американский писатель и программист предлагает нам поучаствовать в мысленном эксперименте. Сравнить чат-GPT с помянутым выше копировальным аппаратом, который тоже сжимает данные с потерями. Только здесь он старается копировать (подчеркнем этот термин) не просто какой-то текстовый документ, а всю мировую паутину: "Мне кажется, что этот случай особенно актуален сегодня, когда речь заходит о ChatGPT и подобных программах, известных в кругах исследователей ИИ как большие языковые модели. Конечно, сходство между копировальным аппаратом и большой языковой моделью не сразу может показаться очевидным, но представьте, что вы вот-вот потеряете доступ к интернету навсегда. Вы решаете создать сжатую копию всех текстовых данных в сети, чтобы хранить ее затем на своем локальном сервере. К сожалению, объем вашего сервера лишь 1% от объема всех данных, поэтому вы не можете использовать алгоритмы для сжатия данных без потерь. Вместо этого, вы пишете алгоритм сжатия с потерями — он будет распознавать статистические закономерности в тексте и сохранять их в собственном формате. Добавим неограниченную вычислительную мощность вашего компьютера, так что даже малейшие закономерности в тексте не ускользают от вашего алгоритма, и вам удается достичь необходимого уровня сжатия сто к одному. Теперь потеря доступа в интернет не кажется столь катастрофичным событием, ведь у вас есть копия всей информации в сети на собственном сервере. Проблема лишь в том, что из–за столь плотного уровня сжатия, вы не сможете искать нужную информацию, пользуясь точными цитатами — вы не найдете совпадений. Для решения проблемы вы создаете интерфейс, принимающий запросы в формате прямых вопросов, и дающий ответы, передающие суть информации, сохраненной на вашем сервере" И эта странная, на первый взгляд, аналогия оказывается очень рабочей и позволяющей через то самое "размытие" объяснить феномен "бреда" (или "вранья", как говорит уже российский специалист по машинному обучению на стриме канала "Рабкор" — тоже ссылку прикреплю ниже): "Эта аналогия не только помогает понять каким образом ChatGPT парафразирует информацию, найденную в интернете, но также и объясняет «бред» или нелепые ответы на конкретные вопросы, столь часто наблюдаемые в поведении ChatGPT и прочих больших языковых моделей. Этот бред — это артефакты сжатия, только как и в истории с ксероксом, они настолько «читаемы», что их не распознать без скрупулезного сравнения с оригиналом. Оригинал в нашем случае — либо интернет, либо наши собственные знания о мире. Когда мы рассматриваем такой бред сквозь данную призму, он становится вполне ожидаемым: если при сжатии 99% оригинальной информации было утеряно, закономерно ожидать, что существенные доли реконструкции при декодировании будут полностью сфабрикованы" Все это — результат интерполяции, процедуры, проделываемой программы для восстановления утерянных данных по аналогию, за счет сравнения с сохранившимися. И пока что чаты-GPT плохо справляются с этими потерями, по замечанию Чана. Именно этим писатель объясняет, почему создатели этих программ пока не смогли взять и, видимо, не претендуют в ближайшее время на становление лауреатами премии "Приз Хаттера" ("...с 2006 года исследователь ИИ Маркус Хаттер вручает денежную награду тому, кто сможет без потери данных сжать конкретный текстовый файл объемом в 1ГБ компактнее, чем предыдущий рекордсмен. Премия известна как Приз Хаттера или Премия за сжатие человеческих знаний"): "Большие языковые модели распознают статистические закономерности в тексте. Любой анализ текста в сети покажет, что такие фразы как «низкое предложение» часто соседствуют с такими фразами как «повышение цен». Чатбот, уловивший данную корреляцию, способен ответить про повышение цен на вопрос об эффекте недостаточных поставок товаров на прилавки. Если большая языковая модель уловила огромное количество текстовых корреляций между экономическими терминами (причем настолько огромное, что способна правдоподобно отвечать на широкий спектр вопросов), можем ли мы сказать, что она на самом деле понимает экономическую теорию? Модели на подобие ChatGPT не становятся лауреатами Премии Хаттера, среди прочего, потому что не способны в точности воссоздать оригинальный текст — иными словами, они не сжимают данные без потерь. Но может быть их способ сжатия с потерями все–таки показывает на скромные начала в понимании концепций, на которое так рассчитывают исследователи ИИ?" Далее следуют примеры с арифметикой. И они ярче всего показывают неудачи в области понимания (как бы сказал Серл, семантики), ведь чат-GPT в поисках ответов, например, на пример "245 + 821". В Сети просто-напросто крайне мало идентичных трехзначных сложений, вычетаний и т. д., а, значит, мало соответствующих корреляций. Отчего чатбот показывает всяческое отсутствие математических компетенций из стандартов начальной школы. Но далее (и я приближаюсь к финалу как цитирований из эссе, так и своего эссе об эссе) Чан предлагает представить себе таковой "мыслящий" чат как программу сжатия без потери данных. Может, таковой механизм способен понимать, производить новое и думать? И снова нет: "Представьте, что было бы если бы ChatGPT была алгоритмом сжатия без потерь? В таком случае, она бы всегда отвечала на вопросы точными цитатами соответствующих страниц в интернете. Нас бы вряд ли сильно впечатлила такая технология — не особо существенное улучшение обычных поисковых движков. То, что ChatGPT парафразирует текст из интернета, а не цитирует его, делает модель похожей на ученицу, способную выражать мысли собственными словами, а не только «зубрить» фразы из учебника. Это создает иллюзию понимания. В человеческом обучении механическое запоминание не является показателем понимания, поэтому неспособность ChatGPT цитировать информацию из источников — это именно то, что создает впечатление ее обучаемости. Когда речь идет о последовательности слов, сжатие с потерями впечатляет больше, чем сжатие без потерь" Идем к завершению пересказа и, наконец-то, к сравнению. В заключении американский писатель отмечает, что, вполне возможно, чуть позднее чатботы смогут — при некоторых "но" — заменить поисковики. Феномен "размытия" так вообще может сослужить полезную службу т. н. "контент-фермам". Но такая виртуальная машинерия вряд ли сможет помочь в работе писателя. Если мы говорим просто о контенте (уж простите за намек о дихотомии, при которой есть "высокое" и "большая литература"), то его умножение методом чатботов может привести к "искривлению" Интернета и осложнению поиска информации в нем для пользователей ("Расцвет такого типа пересказа контента усложняет поиск нужных данных уже сегодня — чем больше текста, сгенерированного большими языковыми моделями, будет публиковаться в сети, тем больше интернет станет походить на все более и более размытую версию самого себя"). Но все равно — может, чатбот хотя бы позволит "настругать" некий шаблон, материал для облегчения "технических" задач писателя и любого другого создателя самого различного текста? Но ведь именно через движение через ошибки, через писание неудачных, вторичных и пошлых вещей, выбрасывание их не в стол, а в окно, и получается действительно сильная вещь. Только так и не иначе ("Если вы писатель, вы напишете множество вторичных вещей прежде, чем удастся написать что-нибудь оригинальное. При этом, время и усилия, вложенные во вторичные тексты никоим образом не тратятся зря — напротив, именно они и позволяют вам в итоге создать нечто неповторимое. Мучительный выбор верного слова и бесконечная перестановка предложений в инстинктивном поиске наиболее приятного течения текста — этим и познается проза"). Но это я все к чему? Как по мне, Тед Чан (наверняка зная, как мне кажется, об аргументе "китайской комнаты") оформляет второе издание, так сказать, дополненное, исправленное и сжатое — без потери данных! — "китайской комнаты" Джона Серла. Я говорю именно об отдельно взятом мысленном эксперименте из статьи "Сознание, мозг и программы", без привлечения работ философа по его собственной теории сознания, социальных институтах и устройства языка. Ведь, так скажем, негативная программа (проект) Серла, его скептические и критические нападки на современные проекты, громогласно заявляющие о создании чего-то близкого к "сильному ИИ", т. е. сознающему и разумному искусственному существу, до сих пор актуальна хотя бы своим запалом. Я не стану цитировать Серла — и так превысил объемы для быстрого чтения. Просто скажу, что у обоих авторов совпадают не только цели текстов (у Чана, кстати: "Учитывая, что большие языковые модели как ChatGPT зачастую превозносятся чуть ли не как прорыв в сфере искусственного интеллекта, может показаться пренебрежительным или уничижительным описывать их как алгоритмы сжатия текста с потерями. Я на самом деле считаю, что рассматривать большие языковые модели в данной перспективе полезно для усмирения тенденции их очеловечивания"), но и средства. И Чан, и Серл прибегают к мысленному эксперименту для сокрушения спеси проектировщиков якобы "сильных ИИ". Оба различают синтаксическое и семантическое, т. е. то, что кандидаты в разумные машины не обладают пониманием, а просто оперируют рядом формальных правил (Джон Серл в указанной статье четко проводит это различение — между синтаксисом и семантикой языка — для ликвидации лишь поверхностной адекватности метафоры человеческого сознания как компьютерной программы). А из последних напрямую не проистекает, не создается и не формируется понимание, т. е. человеческий разум, настоящее сознание и ментальные состояния с убеждениями и прочим человеческим, слишком человеческим. Притом и писатель, и философ не считают, что "сильный ИИ" принципиально невозможен. И критикуемые философом программы, и писателем нейросети если и проходят тесты Тьюринга, то только потому, что это неудовлетворительный тест на определение у собеседника ментальных состояний и разумности. Т. е. (выше я говорил запомнить момент с термином "копировать") копирование (имитация) работы сознания современными машинами происходит с такой потерей содержания и качества процесса, что дубликат не идет ни в какое сравнение с оригиналом. Серл настаивает на смещении внимания с "софта" на "хард", а Чан скорее говорит о том, что стоит затянуть пояса скорых и завышенных ожиданий. В любом случае, при всех прочих равных, фантаст-программист справляется с созданием четкого, понятного, приятного для чтения и вместе с тем сильного с аргументационной точки зрения текста с критикой реализации в настоящее время "сильного ИИ" лучше, чем философ-лингвист-когнитивист. При всей моей симпатии как к фигуре Серла, так и к этой его статье и другим произведениям. Притом "подкопаться" к эссеистскому эксперименту Чана сложнее, чем к мысленному эксперименту Джона Серла. Как ни крути, при всей изящности "китайской комнаты", в самой ее основе есть родовая травма, слабое место: вопрос "который сейчас час?" и иже с ними. Да, можно вводить модификации "...комнаты" для преодоления набегов секты "ИИ здесь-и-сейчас", но чем статья Чана — не такая идеальная, преодолевшая слабости прародителя, версия критики от Серла? Это тот из немногих случаев, когда ремейк лучше оригинала. Примечания: 1. Оригинал статьи Теда Чана 2. Перевод статьи Теда Чана №1 3. Нейросети учатся врать? (Сергей Марков, Борис Кагарлицкий) 5. Джон Серл. Сознание, мозг и программы 6. Создатель ChatGPT "опасается своего творения" 7. Истина это здравый смысл, а не наоборот (интервью с Джоном Серлом) 8. Наверное, даже более верное сравнение аналогии Чана не с "китайской комнатой" Серла, а с "китайской нацией" Блока (которого и Серл упоминает, кстати), как заметил при обсуждении эссе фантаста FixedGrin. 9. Это сотая, юбилейная публикация в моей колонке. Спасибо всем тем, кто читает мое многословие и многобуковие!
|
| | |
| Статья написана 17 февраля 2023 г. 19:53 |
 Рассказ уже не только о (и от) служанке,или как трикстер, спасая мир, спасает и сериалВ свое время я уже писал про сериал "Рассказ служанки", который до сих пор выходит на канале Hulu. В этом, 2023, году проект наконец-то должен завершиться последним, шестым по счету сезоном. После просмотра третьего сезона пару лет назад я успел несколько устать от интересного, но все-таки противоречивого сериального произведения. О некоторых преувеличениях мира, диалогах персонажей и некоторых иных если не минусах, то специфических характеристик сериала я писал в уже указанной заметке. Здесь же я хотел бы рассмотреть в паре абзацах буквально одного единственного персонажа, сыгранного актером Брэдли Уитфордом, который появился еще в далеком втором сезоне, но наиболее активно проявил себя в последних двух. В общем, эссе посвящается командору Джозефу Лоуренсу. Второй и третий сезон, особенно третий, конечно, стал выводить этого героя на все более важные сюжетные тропинки. Например, самолетного бегства нескольких десятков детей в Канаду не было бы без Лоуренса. Тем не менее особо он никак не светился, и отношения между персонажами Элизабет Мосс, Джозефа Файнса, Ивонн Страховски и Энн Дауд теснят роль и развитие этого героя. Но с первой же серии четвертого сезона все меняется. Джозеф Лоуренс с первого появления на экране привлекает внимание зрителя, привыкшего к постепенной "картонизации" и рутинизации действий, диалогов и взглядов командоров, Служанок, Жен, Теток... Да, поначалу Лоуренс кажется лишь функциональным трамплином для нескольких спасений Фердовой / Джун, но четвертый и пятый сезон все меняют. Персонаж, который даже не присутствовал в книге, начинает вытаскивать с картонного дна весь проект. Уже не только на одной красавице Мосс лежит бремя волоков сериала (в моих глазах, во всяком случае). Почти сразу намеками нам показывают, что с Лоуренсом далеко не все так просто. Это не обычный двуличный и лицемерный командор. Он любит свою несчастную больную Жену, тяготится судьбой Служанок и других несчастных обитателей Галаада, не занимается освященным изнасилованием над женщинами, а вообще являет собой фигуру скрытого в тоталитарных одеяниях интеллигента, любителя запрещенных книг, произведений искусства и т. д. Ну и одним кадром третьего сезона нам дают понять, что командор Лоуренс участвовал в создании экономического фундамента государства религиозных фундаменталистов. Но в предпоследних двух сезонах Джозеф Лоуренс раскрывается в полной мере. Во-первых, появляется новая арка / повествование — политическое возвышение нетипичного командора до практического главы Галаада. Во-вторых, персонажу добавляют экранного времени и его диалоги со всеми героями — самое главное достижение сценаристов. Ерничанье, открытый сарказм, в чем-то снобистская интеллектуальная речь Лоуренса, порой чрезмерно вызывающее и рискованное поведение героя Уитфорда — все выдает в нем трикстера. Лоуренс как бы находится между двух миров. Между, с одной стороны, мирским, светским, интеллектуально и по духу близким ему западным цивилизованным обществом, а, с другой стороны, традиционалистским, тоталитарным, политиканским, жестоким бытом Галаада. Да, в чем-то внутри он близок к первому миру, а внешне старается хамелеонски встроится во второй. Но все, разумеется, сложнее. Лоуренс, как выясняется, настоящий серый кардинал, подлинный творец псевдохристианской республики. В проникновенном диалоге с Джун в одной из последних серий пятого сезона (начатого по телефону, а продолженному при личной встрече), он говорит, что видел угрозу полного вымирания человечества и исчезновения цивилизации. Лоуренс был экономистом, утилитаристом, и при помощи фундаменталистов, "Сынов Иакова", думал решить глобальную проблему с "минимальными издержками" (начало восьмой серии). Но эксперимент, как водится, вышел из-под контроля, и в пламя демографической фабрики под именем "Галаад" полетело слишком много щепок и поленьев в виде человеческих жизней и столь близких Лоуренсу достижений цивилизации. Правда, в весьма пафосном монологе, он клеймит "потребительский поздний капитализм", который и привел мир к проблеме снижения фертильности. Брэдли Уитфорд отлично отыгрывает такого сложного и необычного персонажа, вовремя сдерживая, и столь же вовремя не сдерживая эмоции, горестные слезы по понимаю того, что он натворил. Но Лоуренс все равно считает, что делает необходимое зло длиною в пару-тройку поколений, после которых Галаад изменится и станет "традиционализмом с человеческим лицом". Его даже иронично связывают с Горбачевым, который проектом "Нового Вифлеема" старается преобразить тираническую сущность своего детища. Но экс-Фредова, Джун, не согласна с антигероем / антизлодеем или просто трикстером, вынужденно, перед лицом демографического рагнарека, старется быть героем. Так что весь шестой сезон будет конфликтом между героями Мосс и Уитфорда. Двумя единственными оставшимися интересными персонажами всего проекта. Тетя Лидия откровенно выдохлась, ее внутренние демоны, потуги стать духовной матерью для Джанин уже наскучили. Переменчивые отношения четы Уотерфордов себя исчерпали, да и Фред все равно почил в конце четвертого сезона. Оставшаяся живой Серена тоже порастеряла свой глянец и интересность, разве что поначалу привлекала более-менее предсказуемая линия преображения овдовевшей, но беременной героини в квази-Служанку. Конфликт оформен, ждем ценностной, идейной дуэли между архитектором жестокого спасения человечества в лице саркастического интеллектуала-трикстера Лоуренса и второй раз ставшей вынужденно беглянкой Джун. Самое главное, чтобы создатели "Рассказа служанки" не пошли по пути шоураннеров "Атаки титанов", и не множили последний сезон до бесконечности. 
|
|
|
облако тэгов
