Что будет, если я скажу «Олдос Хаксли»? Примерно тоже самое, если начну произносить «О дивный...». Да-да, мы друг друга поняли. Британского прозаика прошлого века славят за антиутопию «О дивный новый мир», обзывая ее «гениальной», «реалистичной», «пророческой» и проч. И я полностью согласен со всеми этими дифирамбами и хвалебными песнями! С каждым положительным эпитетом, ведь фантастический роман вышел ужасающе правдивым. Тонким и глубоким настолько, что его текстуальные щупальца опутывают все больше и больше явлений в нашем мире вещей. Недалеки те прекрасные уже настоящие деньки, когда реалии потребительской утопии станут обыденным бытом. Быть может, до этого не дойдет или получится в итоге изменить, но значения не имеет. Книга уже классика, даже не культовый феномен. Лично для меня уровнем выше «1984» и на одном месте с «451 градус по Фаренгейту». А как же так случилось? Кроме поразительной прорицательной стороны работы Хаксли, «О дивный новый» мир еще и пугающе притягателен своим миром бесплатных и доступных удовольствий. И, взглянув на рецензии и отзывы на том же фантлабе, можно с определенным негодованием заметить, что для многих это и не антиутопия. Вполне себе великолепная идиллия воплощенных грез серой жизни. Ультима туле масс и их культуры. И, казалось бы, в своем позднем романе, зарекомендованном как утопия, автор хочет представить нечто совершенно иное и противоположное «О дивному новому миру». Свой Город Солнца, где есть настоящие райские кущи и счастливая, справедливая жизнь... Но так ли это?
Если предвосхитить мои дальнейшие рассуждения по роману Хаксли «Остров», то выйдет примерно следующий тезис: «Остров» — это как «О дивный новый мир», только на одиноком острове в океане с индусами, буддизмом и западным рационализмом». И давайте попробуем вместе доказать этот тезис, что эти два романа суть одного и того же и не противоположны друг другу. Но будем исходить из антитезы: «Остров» — не «О дивный новый мир»; это противоположные по прописанному миру книги». Итак, давайте сравним некоторые детали описываемых (анти)утопий. Если части целых различны, то и эти целые — разные вещи. Пропагандируемый безопасный свободный секс и употребление наркотиков? Есть. Негативно-нейтральное отношение к религии и искусству, которые-таки в описываемых обществах отсутствует? Есть. Культ специализации человека? Да, есть, пусть в обозначенной антиутопии он доведен до официальной кастовой системы, а в мире «Острова» все не так четко (цитата: «...Определяем, кем и чем является тот или иной ребенок с точки зрения анатомии, биохимии и психологии. Что главенствует в его органической иерархии: пищеварительный тракт, мускулы или нервная система?..» — и далее находим и читаем). Существует ли в данных мирах евгеника? В «О дивном...» она доведена до своей закономерной квинтэссенции с кастовой градацией общества, где заранее выращиваются необходимые обществу немногочисленные интеллектуалы и доминирующие по численности низшие касты. В «Острове» данная отрасль только получила свое развитие; материалы гениев или «гениев» сохраняется и скрещивается искусственно с себе подобными для выведения примерных и тонко чувствующих граждан. Классическая модель семьи уничтожена? Так что. В обеих книгах. Даже главные герои книг являются одним типом персонажей — робинзонствующий чужак в стране чужой (тут, конечно, различия существеннее, но главное вы уловили). Как минимум четыре совпадения. Как максимум — больше, но предоставляю эту возможность для анализа вам.
Но это было, конечно, посредственное сравнение. Отдельные мазки пейзажей, определенные элементы антуражей. Для сравнение двух этих вещей, точнее миров в них, которых автор кличет как «контра» и «про», «анти» и «не-анти», прибегнем к более детальному взгляду на их сущности. Ведь коль сущности двух объектов есть одно и тоже, да и внешне они имеют похожие родимые пятна, стоит задуматься об нерациональности применения к ним мерил разных жанров. Какое общество описывает «О дивный новый мир»? Социум, доведенный до крайней степени механизации, распределения, систематизации и рационализации. Т.е. до абсурда. До фактической кастрации всего, что мы называем возвышенным и человеческим. До полной деиндувиализации. Идеал самых сумасбродных технократов и крайне мечтательных капиталистов. Экономическая модель, в которой наконец животное (что равно «человеческому») поставлено под контроль индустрии, а все естественное — искусственным. И только лишь в плане распространенности, вездесущности и незыблемости осталось естественным. Столь сюрреастичный (пост)капитализм, что он наконец способен не только производить все блага, но и своих производителей, и потребителей, и даже управителей. Религия и искусство, а в некотором плане и наука, под запретом. Очаги старого мира остались в виде изолированных резерваций. А что отвечает на такую антиутопичность утопический «Остров»? Изолированная от «старого» мира маленькая «Атлантида» (в плане рисуемого «великолепия», а также его недолговечности). Фактический запрет на религию, а в некоторой степени и на науку с искусством. Искусство здесь просто не ценится, ибо есть иные возможности познания себя, заключающиеся в выражении самого себя через самого себя (медитации с психовоздействующими веществами). Науке обучают, наукой пользуются, но в меру и не всей. А лишь той, что надо и считается здешними мудрецами-пророками полезной. Биологией и частично психологией, то бишь. Описываются начальные этапы разложения общества на невзаимодействующие касты; детей уже распределяют по их способностям, которые, как считается, генетически застолблены за каждым. А также начинают потихоньку разводить тех, которые будут лучше, по мнению здешних управленцев, опять же, искусственным путем. Казалось бы, здесь есть, кроме экологической составляющей, более существенное отличие с «О дивным...»: наличие некоторой общей духовности. Все-таки жители острова критикуют миры восточные коллективистские и миры западные индивидуалистические, где в одних правят навязываемые через кнут-да-голод идеократии, а в других зомбоящики, диктат рекламы и христианство. А предлагают взамен одну из вариаций буддизма, которая в связке с базисом психологии и психотропными веществами дает великолепную возможность для самопознание. Самопознание, которое, по сути, никак выразить нельзя. В смысле описать-то его можно, но вдохновляться им на великие свершение — не имеет значения, какие — нельзя. Просто лицезрей Пустоту и Бренность Бытия. И подобное превозношение Ничто — путь-дорожка к деиндувиализации. А еще как самая лучшая правильная (не)идеология тантрические островитянские умники не отвечают на животрепещущие для всех людей вопросы — есть Бог, нет. Неважно! Не задумывайся! Серьезно, свобода выбрать, у тебя, конечно, есть, но лучше пойди потрахайся или чего другое полезное поделай.
Не переживайте. Я понимаю, что я вас мало убедил в истинности равенства олдосовских утопий-антиутопий, «Острова» и «О дивного нового мира». Все-так утопический по мнению автора же роман построен таким образом, что модель островитян кажется самым лучшим из всех остальных путей для человечества. Ведь давайте посмотрим на описание прочих возможностей в произведении. Окружающий мир по мнению идеологов тамошнего рая — собрание шизофреников и ненормальных людей. Убийц да насильников. Фанатиков тоталитарных политических идей и шовинистических религий. И в этой геенне огненной нет никакого просвета, кроме острова. Острова, где идеологий и религий нет (ага, нет лишь во множественном числе, ибо иные взгляды на остров не допускаются, а свой так или иначе навязывается жителям), как и искусства. Зато есть — дозволенная степень механизации (дозволенная лишь в плане экологии, что безусловно хорошо; а вот холодная систематизация и бесчувственная стратификация в социальной жизни — такое себе), возможность закидываться наркотой и совокупляться без остановки, а в перерывах всегда возможно заняться рациональной буддо-тантро-духовностью (которая есть лишь пульсирующая пустота, которая пытается своим галлюциногенным рацио заменить нечто иное). А что же иное? Любовь, мечты, ненависть, гнев, страдания, жажду созидать, страсть разрушать, страсть как таковую. Это пытаются выкорчевать, точнее, уже выкорчевали из людей «Острова». «Острова», чья утопия в итоге пала от рук капиталистической западной химеры и деспотического восточного меча, страстных людей, пусть и фанатиков.
Что имеем в итоге? Понятия не имею, доказал ли я вам равнозначность утопии и антиутопии Хаксли. Быть может, да, может быть, нет. Для меня это все же очевидный факт. Безусловно, прекрасный, талантливый и классический британский писатель мечтает о следующем мирке. Вселенной лишенных эмоций, чувств и страстей людей, подчиняющихся лишь эволюционному рацио. Прагматики, не лишенные удовольствий, но лишенные высоты. Автор мечтает об обществе контроля гораздо более скрытого и ненавязчивого, нежели чем у Оруэлла в расцитированном до дыр «1984». Именно в холодной кукле, которую как фен для волос воспроизводят на заводском конвейере, Олдос Хаксли видит идеал человека. И это далеко не мой идеал — человек Возрождения, энциклопедист-логик, развитый во всех направлениях и тонко чувствующий. Я же хоть и согласен, что все нуждается в нашем мире в глобальном пересмотре и переделе, в ограничении религий, фанатизма идеологий, в реформах института семьи (но не до полного же уничтожения), но не до такой степени. Я под человеком понимаю существо, полное противоположностей. А таково оно не из-за холодности своей, а как раз наоборот горячести. Я согласен с посылом рассуждения в романе, что нет разницы, есть Бог, или нет, религиозный опыт (от наркоты) от этого не потеряет своей красоты. Мне кажется, что коль мы и любим полезную, разумеется, рациональность в виде науки, она не должна исключать иррациональное из нашей жизни. Конечно, любовь — это набор химических формул. Конечно, душа (сознание) — крайне связано с мозгом, и, скорее всего, есть его продукт. Конечно, наши возможности определяются нашими генами. Но что мешает нам при этом возвышенно и жертвенно любить? Превозносить ее и одухотворять? Что мешает нам извечно философствовать на тему природы сознания и жизни после смерти? Что мешает нам становиться кем мы пожелаем, стараться овладеть какой угодно профессией и родом занятий? Как сказал однажды один тренер, «мастерами спорта и чемпионами становятся не те дети, которые были изначально одарены подобающими навыками, а те, кто были ими обделены». Человек не ограничен природой. Глупости. Он ограничен собой и общественной догматикой. Гены нас определяют, но какой бесконечно большой выбор они дают! Любовь лишь химические элементы, но какой неописуемо прекрасной и непередаваемо сверхреалистичной она может быть. Да, возможно, Мира Идей Платона нет. Возможно, правит всем бесчеловечная неодушевленная материя. Да, но она породила нас, существ, способных одухотворять любой феномен. Мы способны приносить в бессмыленность смысл, и разве это плохо? И разве от этого стоит избавиться? Не потеряем ли мы в погоне за благом ту сущностную бездну, которая способна будет эти блага оценить?
7/10 — великая антиутопия явно лучше, а перемещать ее в очертанья утопии дело провальное...