Статьи некоторых людей, выкладывающих фотографии своего рукотворчества, не могли оставить меня равнодушной. Но так как я — создание несколько "узконаправленное" (читай: книжный червяк), то мои поделки тоже связаны непосредственно с книгами. К сожалению, с переплетным искусством я пока не знакома, да и сложно заниматься такой кропотливой работой с моей непоседливостью. А вот, например, к решению такого практического вопроса, как сохранение обложки ценного издания я постаралась подойти с некоторой долей фантазии.
Закладки
Должна сразу сказать, что традиция рукоделия у нас в семье существует помимо скудного курса школьного "домоводства" — как-то так само, кажется, вышло, что мы (я и мои братья-сестры) учились вышивать, вязать и шить, мастерили, лепили и моделировали из самых разных материалов с раннего детства, глядя на старшее поколение. Так, например, маменька моя создают совершенно фантастическую бижутерию, которой, естественно, одарены все родственники и друзья. И глядя на ее запасы всяческих материалов, просто невозможно остаться в стороне от процесса. Бусины из металла, дерева и стекла, подвески, цепочки, леска, ланка, шнурки и веревочки, шлифованные камни и россыпи разноцветного бисера — нельзя, находясь рядом, не запустить руки в эти сокровища.
Но увы, несмотря на глубочайшее мое восхищение, для меня это занятие сродни китайской каллиграфии, красиивоо! И совершенно непонятно. К тому же, требует внимания и усидчивости. А чего нет — того нет!
В итоге, внимание мое обратилось на предметы более простые и насущные. Закладки! Как оказалось, даже в самом простом магазине фурнитуры можно найти заготовки — металлическую основу соответствующей формы — на любой вкус. Аххаа! — сказала Санечка. — Вот сейчас-то я оторвусь на славу!
(Дальше — несколько примеров закладок. Это не мои работы!)
И оторвалась. Правда, не все творения моей больной фантазии оказались жизнеспособны или хотя бы удобны для использования.
Главной проблемой оказались сами заготовки: некоторые из них, особенно большеразмерные, со всякими декоративными элементами на "черенке", оказались очень толстыми, и не лежали как следует между страниц, а распирали их.
Маленькие, в свою очередь, все время норовили убежать. Декоративные "хвостики" цеплялись за все вокруг, хрупкие элементы ломались, а цепочки и шнурки рвались или перетирались о металлические детали. Так что книжку с такой закладкой из сумки, например, было вытащить не так-то просто.
С другой стороны, несколько штук — даже казавшихся поначалу не слишком удачными — выдержали и прижились. И хотя мне случается проложить страницы тем, что под руку попадется, закладки мои неизменно при деле.
(А вот здесь начинаются мои фоторгафии. С претензией на художественность, поэтому на части кадров ничего не разобрать. В съемке так же принимали участие книги и всяческие украшения — для дополнения образа )
Подготовка к торжествам, приуроченным к традиционному декабрьскому цветению финиковых пальм была приостановлена из-за ВНЕЗАПНО выпавшего снега. В администрации разводят руками: увы, такая погода для нашего города необычна и, прямо скажем, аномальна! Соответствующие службы оказались просто не готовы к этому катаклизму.
Тем не менее, петербуржцы и гости нашего города не желают отчаиваться. Не увидели пальм в этом году — может быть, увидим в следующем!
На самом деле, уже и могут, и хотят. Более того, едят уже не только свой, специальный 'babycat'-корм, но и объедают кота. Он не отстает — с удовольствием пожирает котеночий.
(Оффтопик, длинный, с фотками)
Шесть часов утра, самый разгар отпуска, о котором я так долго мечтала. По моей физиономии, призывно урча, ползают две кошки возрастом месяц и три дня каждая. Тому, кто считает, что кошка — лучшее успокоительное, стоит пообщаться с этой парочкой!
Четыре утра другого дня, тайком пробравшаяся под одеяло кошка (которая именно — в темноте не понятно), недовольная тем, что я неудобно ворочаюсь, вцепляется когтями мне в живот. Вопль будит всех: мужа, которому с утра на работу; вторую кошку, которая воспринимает это как знак к тому, что уже можно начинать носиться как безумная; кота, который решает носиться вместе с кошкой; и крыса, который, как и муж, считает, что в такое время еще надо спать, и начинает сердито громыхать поилкой. Домашняя идиллия.
Пять часов вечера, отпуск уже давно прошел и всякие воспоминания о нем испарились. Два взрослых человека ползают по полу, пытаясь уговорить кошку вылезти из-под кресла, чтобы закапать ей в глаза лекарство. Лекарство кошке совсем не нравится, так что она сидит тихо. Знает, что пока она там, кресло никто двигать не станет — побоятся придавить. «We are the freeky people,»- пафосно возвещает Фри Домингез. С ней трудно поспорить.
Квартира похожа на огромный экспериментальных лабиринт для крыс-переростков (крысы, понятно, мы): везде перегородки, препятствия в виде латок, подушек, кормушек, игрушечных мышек и живых кошек. Кот, не ожидавший, видимо, от нас такой подлости, объявляет голодовку и сидит на недоступной для... этого! полке, оглядывая творящийся бардак тоскливым взором в духе «ну люди... ну зачем?..» Крыс, в отличие от кота отлично знающий, что делать с новыми соседями, яростно бросается на решетку клетки. Для нас начинается веселая пора пипеток, жирного, в полминуты скисающего по невероятной жаре молока, ползания по комнате с мокрой тряпкой, обзвона всех знакомых, беготни по ветклиникам... Но мы, чорт побери, счастливы, на улицах пугая прохожих идиотическими улыбками. Ведь кошки — это то единственное, ради чего стоит жить!
Так что теперь, когда мелкие захватчицы с полным правом владеют всей квартирой и нет больше необходимости каждые пять минут бежать и показывать им мисочку или латку, я могу сесть и спокойно описать эти два (всего-то!) месяца нашей совместной жизни.
Как всегда, началось все с кошки. Самой обычной, дворовой, взятой под опеку персоналом котельной нашего "бизнес-центра" (не слишком тщательно переделанной гостиницы). То ли из-за жары, то ли по каким-то иным, известным ей одной соображениям, она решила принести нагулянное потомство не в заранее оборудованный для нее уголок, а к нам, в главное здание, под диван позади моего рабочего места. Все топали ногами, выгоняли ее на улицу, но в итоге истинная натура вылезла наружу: выдворить будущую мамашу окончательно ни у кого не хватило духу. Так что придя в очередной скучный и тяжкий летний понедельник на работу, я была "обрадована" известием о том, что «а у нас под диваном котята!» Такие дела.
Что, конечно же, сделает нормальный человек, услыхавший такое? Нет, после того, как хватается за голову. Правильно, лезет «позырить»! И Санечка полезла...
Кошка оказалась поразительно спокойным созданием: она не только не перенесла гнездо после хамского вторжения — она терпеливо сносила бесконечные тягания ее потомства всеми обитателями офисов (новость, конечно же, распространилась мгновенно, так что весь день к нам наползал любопытствующий народ: "ой, у вас котятки? а посмотреть можно? за диваном? а не слазите?" — в итоге половину рабочего времени я проводила за диваном).
Вскоре возникла, впрочем, другая, менее приятная, но неизбежная проблема: что дальше делать с котятами? Увы, не для всех "утопить" является неприемлемым вариантом. Впрочем, мне без особых усилий удалось уговорить "номинального" владельца погодить с этим (в конце концов, дурное дело, как известно, не хитрое и скорое, всегда успеется). Вокруг всегда есть люди, которым совершенно необходим котенок, рассудила я. Главное — найти их. К счастью, на моей стороне было то, что очень скоро из-за дивана кошка была перемещена в ящик в углу главного холла, и котята (маленькие и невероятно, как вы понимаете, притягательные) оказались у всех на виду. Этакий подлый пи-ар ход. Как я и предполагала, тут же нашлись те, кому совершенно необходимо завести котенка! Я, например.
Мирная жизнь продлилась недолго: к месяцу пятеро мохнатых зверьков, еще слабо осознающих, как пользоваться собственными лапами, тем не менее, стали бодро расползаться — а потом и разбегаться — по холлу, причем никакие самодельные загородки не могли сдержать их надолго — в то, что они не могли перелезть, они просто упирались лбом и рано или поздно сдвигали. К рабочим обязанностям добавилась ежеминутная необходимость собирать их из-под ног посетителей и водворять на место, потому что кошка этим не особо интересовалась. Но и ее можно понять: молодая мамаша не отличается размерами, ее скорее можно назвать миниатюрной, так что быстро подрастающие детишки высасывали ее буквально досуха. Ее день был однообразным хождением от миски в гнездо, после чего она без сил заваливалась где-нибудь, где ненасытные маленькие чудовища не могли бы ее достать.
В итоге, несмотря на все грозные предупреждения о том, что котят можно забирать от матери минимум в три месяца (иначе они заболеют, умрут и вообще станут бояться людей!), свою порцию я забрала домой 10 августа, когда им исполнился ровно месяц. И, как будто по сигналу, остальных разобрали буквально за следующую пару дней. К сожалению, не обошлось без пострадавших: для кошки столь скорое расставание оказалось настоящей трагедией. Еще неделю она ходила по всему зданию и звала своих детишек. (А потом и вовсе пропала... Но я все еще надеюсь, что она вернется к нам!)
Ну, а потом у нас дома начался тот самый бардак, что я описывала выше. Что порядком облегчало жизнь — так это огромное разнообразие специальных кормов и аксессуаров специально для таких, как я: наполнитель для приучения к туалету, корм для очень маленьких котят, разнообразнейшие котенковые игрушки, шампуни и прочая, прочая, прочая (как оказалось позже, в нашем зоомагазине продавались даже специальные соски для выкармливания мелких животных — обрати я внимание раньше, не было бы мучения со шприцами и пипетками!).
Не померли они, не заболели, людей ничуть не боятся (чему, как я полагаю, способствовало рождение "на проходной", где они научились воспринимать нас как неизбежное зло этого мира ), носятся, обрывают листья на комнатных растениях, качаются на занавесках, бросаются под ноги, утаскивают тапки, грызут провода и занимаются всем тем, чем положено заниматься каждому уважающему себя маленькому домашнему чудовищу. Не обошлось, конечно, без неприятностей: при всей своей миловидности, они остаются котятами дворовыми, что означает стандартный набор "бесплатных приложений", от которых следовало избавиться в первую очередь. Ну и, конечно же, остается факт, что у моих кошек три глаза на двоих.
Ну и напоследок, давайте я познакомлю вас с обитателями нашей квартиры (да, лучше поздно, чем никогда).
Чорная морда, неодобрительно разглядывающая всех из дальнего угла — кот по имени, как это ни банально, Сатана. Ему три года и он здесь самый старший, по сути — хозяин мира (то бишь квартиры, за пределами которой, как известно, ничего нет, — ничего хорошего, по крайней мере, — и выживают в этой недружелюбной среде только страшные-ужасные ветеринары).
Дальше по старшинству — Антоний, злобный одноглазый крыс, за дурное поведение переселенный в террариум (он таки умудрился цапнуть одну из кошек). Когда-то у него был глаз и брат Марк. Глаз он себе выбил, уронив на себя горшок с эшинантусом (эшинантус этой встречи не пережил). Марк, увы, умер весной от злокачественной опухоли в мозгу, что, как я понимаю, к сожалению, очень частая беда у декоративных крыс. В итоге характер у Тошеньки стал практически невыносимым, и в свои два года он похож на сварливого старикашку. На голову стукнутого. Нормально общаться с ним могу только я.
Улитки моложе крыса всего на полгода, всех вместе я взяла на крысиный выставке в прошлом году. Имен у них нет — при всем моем уважении, я не могу считать их достаточно разумными, чтобы отзываться. И еще у меня большие сомнения в том, что они вообще обладают слухом.
Ктулху, великий и ужасный. Анциструс с многочисленным потомством, постоянно раздаваемым всем желающим. Теперь, похоже, постарел и сдал, так что по аквариуму шкандыбается только один жалкий спаун. Живет, само собой, в Рлайхе. Про моллинезий не стану рассказывать. Они многочисленны и унылы, агрессивны и бессмысленны. И просто невероятно плодовиты. Пытались раздавать — так они никому нафиг не нужны! (Кто-нибудь в курсе, а на шпроты рыбу где принимают?)
Ну и, собственно, наши все, Лилит и Ева. Поясню насчет имен: мне показалось, что для голубоглазого котенка-циклопа Ева будет идеальным именем, так как упорно чудилось, что робот-тезка в мультике Валл-И был одноглазым! Потом оказалось, что я ошиблась, но имя уже прижилось. Ну а Лилит была поименовала за компанию, но уже немного по другой аналогии .
Сообразила, что все фотографии, которые здесь выложены — месячной давности, что, когда речь идет о растущих организмах любого вида, очень много. Решила добавить немного свежачка.
Вот, когда кот сообразил, что новоприбывшее это никуда не денется, ему пришлось учиться жить с ним. И получается, кажется, очень даже неплохо. Например, теперь, возвращаясь с работы я нередко застаю вот такую умильную сценку:
А то они тут устроили большую помывку: кот мыл Еву — оооочень тщательно (недаром говорят, что черные кошки самые чистоплотные)! Лилит, решила, что это ужасная несправедливость, и постаралась привлечь внимание к собственной персоне, начав лупить лапой по голове заботливого "банщика". Мне только и оставалось щелкать фотоаппаратом под дружное мурлыкание!
Хотя почином моей колонки маленьких открытий стал "блиц-перевод" одного из стихотворений в прозе из "Рая Пророков", самым впечатляющим рассказом в сборнике "Король в Желтом" я считаю In the Court of the Dragon. Не силен он особо вычурным сюжетом или сложными отношениями героев, он один из самых маленьких в сборнике по объему, и занимает по "внутреннему хронометражу" едва ли час. И, тем не менее, я повторюсь еще раз: ни одно другое произведение в сборнике, пожалуй, не произвело на меня столь же сильного впечатления. И не задало мне столько работы по изучению фактических основ. О чем, собственно, и пойдет рассказ.
La Cour du Dragon
Я приглашаю вас в Париж! В самое его сердце, в кварталы вокруг Елисейских полей, первый и шестой округа — практически, место зарождения великого города. Причем погулять по некоторым из здешних улочек нам предстоит не только в век нынешний, придется "копнуть глубже", заглянув во времена достаточно отдаленные. (Кстати, благодаря новейшим технологиям, по современным-то улицам можно пройтись хоть сейчас: Google Maps позволяет перенестись в застывшую в сети копию города в любой момент! Каковой возможностью я теперь с радостью и пользуюсь.)
И вот, мы стоим перед домом номер 296 по улице Сан-Оноре — перед церковью Сен-Рош, где начинаются злоключения героя рассказа. (Единственная моя действительно серьезная заминка случилась здесь: в рассказе называется церковь святого Варнавы! Но я, после некоторого времени, проведенного в копании Интернета, сочла наиболее вероятным именно этот вариант. Основания сей уверенности позволю себе предоставлять по ходу повествования.)
Итак, в церкви святого Варнавы закончилось песнопение, и паства, скрипя стульями и шурша одеждой поворачивается к кафедре, куда уже подымается "красноречивый проповедник и добряк, монсеньор Ц." И герой, сидящий у самого алтарного ограждения, так же оборачивается, да так, что теперь сидит наоборот, спиной к алтарю и лицом к выходу, над которым высится большой орган, всю службу досаждающий несчастному своими неблагозвучными выходками в самый неподходящий момент:
"Во время песнопений обычно играл лишь приалтарный орган, аккомпанируя прекрасному хору. Но на это раз из западной части, где установлен большой орган, то и дело раздавался тяжкий аккорд, преднамеренно, как мне кажется, вплетаясь в безмятежность ясных голосов. И в нем было нечто большее, чем фальшь, диссонанс или неумение. Это повторялось снова и снова, заставив меня вспомнить то, что было сказано в моем учебнике по архитектуре об обычае прежних времен освящать хоры как только они возводились, в то время как неф, который порой завершался полувеком позже, зачастую и вовсе не получал благословения. Я рассеянно размышлял, не вышло ли так же с церковью святого Варнавы, и не проникло ли незамеченным и нежданным нечто, чему здесь быть не полагалось, под своды христианского храма, поселившись в западной галерее...
Тут я вспомнил, что зданию этому было немногим более ста лет, и улыбнулся нелепой ассоциации средневековых суеверий с этим образцом жизнерадостного рококо восемнадцатого века."
(Здесь позволю себе вклиниться с небольшим замечанием: Сен-Рош, построенная до 1722го года, — образец так называемого итальянского барокко, стиля, в отличие от более позднего рококо еще склонного к какой-то мере разумности.)
Как только священнослужители покинули алтарную часть, музыкант совершенно распоясался и выходки неизвестного органиста, академической игрой которого герой привык наслаждаться, теперь вселяет в него почти ужас, навевая странные мысли:
"... я почувствовал, что в лабиринте звуков, изливающихся теперь из инструмента, шла настоящая охота. Педаль (партия, исполняющаяся ногами на нижней клавиатуре) гоняла жертву вверх и вниз под одобрительный рев мануала (соответственно, клавиатуры для рук). Бедняга! Кто бы он ни был, мало же у него было надежд на спасение!" — Не такая ли погоня предстоит вскоре и ему самому? Несчастный об этом, конечно же, еще и не подозревает.
Впрочем, в этот раз герой пришел в церковь не ради эстетического наслаждения, а в поисках покоя для измученных души и тела:
"Я был изнурен тремя ночами физических страданий и умственных колебаний. Второе было хуже всего: изнуренное тело и, сверх того, оцепенелое сознание и острая чувствительность. И я пришел в любимую церковь за исцелением. Ибо я прочел "Короля в Желтом"..."
Но увы, он не способен найти покоя даже в храме божием, что, казалось бы, должен быть способен оградить его от грядущей тьмы. Но ужас врывается и сюда, невидимый и неслышимый для кого-либо другого, кроме своей жертвы. Отвратительная музыка рождается под руками чудовищного органиста, оказавшегося, к тому же, носителем жестокой, убийственной, потрясающей до самой глубины души ненависти — к одному, к несчастному герою повествования. Как кто-либо из живущих на Земле может вызывать столь ужасное чувство, у совершенно незнакомого человека, к тому же? Как укрыться, где спастись от этого кошмара, когда и в церкви нет надежного убежища?
"Я огляделся. вот уж подходящее место для сверхъестественных ужасов! Гладко выбритое, спокойное лицо монсеньора Ц., его собранное поведение и легкие, грациозные движения — не было ли этого уже достаточно, чтобы развеять самые темные фантазии? Я глянул поверх его головы, и едва не рассмеялся. Эта летающая леди (Опять же вклинюсь: судя по фотографиям, там не летающая леди, а какой-то юноша, ангел, видимо? А вот взбесившаяся скатерть точно присутствует!), поддерживающая одну сторону балдахина над кафедрой, выглядящего как дамасская скатерть с бахромой на сильном ветру — стоит лишь василиску явиться на органной галерее, как она направит на него свою золотую трубу и станет дуть в нее, пока он не подохнет! Посмеявшись про себя над этой причудливой картиной, которая в тот момент показалась мне чрезвычайно забавной, я стал подшучивать над собой и над всеми вокруг, начиная со старой гарпии перед ограждением, заставившей меня заплатить десять сантимов за место, прежде чем позволить мне войти (она даже более походила на василиска, чем мой субтильный органист). Итак, я упомнил всех, начиная с этой пожилой дамы, и заканчивая — увы! — самим монсеньором Ц. От благочестия не осталось и следа. Никогда еще в своей жизни я не делал ничего подобного, но сегодня я чувствовал особую тягу к насмешкам."
И это (позволю себе снова нелитературно вмешаться), как мне кажется, один из великолепных ходов автора в данном рассказе: даже не зная, очевидно, всей губительной силы прочитанной им книги, герой приходит в церковь — не из-за того ли, что бессознательно осознавая уже, какая угроза нависла над его смертной душой, застывшей на самом краю пропасти того самого сверхъестественного ужаса, надеется на этот последний шанс на спасение. Но увы, его отравленный разум уже не может сдержаться, и от попыток чем-то смешным вытеснить что-то пугающее он переходит к бездумным насмешкам надо всем вообще, а затем — к прямой непочтительности и почти богохульству. Все, что происходит потом, как мне кажется — уже лишь бесплодные метания смертельно раненного животного, последние судороги рыбы, выброшенной рыбаком на песок.
Еще одна черта, обратившая на себя внимание: абсолютная топографическая точность произведения: если не считать заминки с церковью святого Варнавы, весь остальной путь героя рассказа можно проследить по карте. Выйдя по Сан-Оноре на площадь Согласия, он смотрит вдоль проспекта Елисейских полей на Триумфальную арку, и, двигаясь в этом направлении, проходит под ней. В жалких попытках укрыться от неизбежного, злосчастный молодой человек скитается по Булонскому лесу, но, вконец отчаявшись, возвращается на проспект, чтобы попытаться найти убежище у себя дома, во Дворе Дракона.
И, несмотря на такое довольно фантастическое название, это место тоже существует!
цитата
Я живу во Дворе Дракона — узком проулке между улицами Ренн и Драгон.
Это "тупичок", пройти по которому можно только пешком. Над выходом на улицу Ренн нависает балкон, поддерживаемый железной фигурой дракона. Внутри двора по обеим сторонам стоят высокие здания, а заканчивается он выходом на две расходящиеся улочки. Тяжелые ворота в течении дня остаются распахнутыми, створки прижаты к стенам глубокого арочного проема, а на ночь запираются, так что попасть внутрь можно только позвонив в одну из крохотных дверец рядом. На проседающей мостовой собираются отвратительные лужи. Высокие ступени лестниц спускаются к дверям, выходящим во двор. Нижние этажи заняты комиссионными магазинчиками и кузнями. Целыми днями окрестность наполнена звоном молотков и лязгом металлических болванок.
Точнее, существовало, ровно до тех пор, пока здание, давшее название и двору, и улице, не было снесено, приблизительно в 1926м году.
Но давайте для начала вернемся в прошлое, когда он еще существовал. Точнее, еще не существовал.
А существовали улицы Эсгуст (Rue de l'Esgoust, она же de l'Egoust, она же de l'Egouts, то бишь Канализационная) и Сепюлькре (Rue de Sepulcre), получившая название от обосновавшихся в квартале ажно еще в XV веке рыцарей Ордена Святого Гроба Господня (L'ordre équestre du Saint-Sépulcre de Jérusalem).
При Людовике Двор Дракона уже фигуриирует под своим названием, хотя обе улицы, что он соединяет, носят прежние названия. Это хорошо видно на "Плане города Парижа и его окрестностей, разделенном на двадцать кварталов" Роберта де Вогонди, 1771-го года (Plan de la ville et des faubourgs de Paris divisé en ses vingt quartiers par Sr Robert de Vaugondy):
В Les anciens plans de Paris, notices historiques et topographiques 1878го года упоминается все та же улица Л'Эсгуст, по правую руку от коей
цитата
с'est sur les ruines de ce batiment, qui ne figure pas sur l'edition de 1676, que fut ouverte la cour du Dragon.
(расположены руины здания, которое не упоминалось в издании 1676го года, что открывало вход во Двор Дракона.)
Район Сен-Жермен (называемый так и по сей день из-за древнейшего в городе аббатства Сен-Жермен де Пре, L’abbaye de Saint-Germain-des-Prés) тогда был не просто благополучным, но вполне, как говорят теперь, "элитным". Здесь размещалась старинная Королевская Академия, где под руководством Франсуа де Гард де Лонгпрэ (Francois du Gard de Longpre) и Жана Бернарди (Jean Bernardy):
цитата
Les jeunes gens y apprenaient surtout ce dont un gentilhomme se passe le plus difficilement l'équitation, les armes, les mathématiques et la danse. En cette cour du Dragon, rue du Sépulcre, demeurait vers l'année 1770 Mlle Dubois, de la Comédie-Française, chez laquelle M. de Sarral avait ses grandes entrées, dans le même temps que Dorat ses petites.
(Молодые люди изучали здесь науки, особенно потребные дворянству: верховую езду, фехтование, математику и танцы. В том же дворе Дракона на улице Сепюлькре, до 1770го года проживала мадемуазель Дюбуа, звезда Комеди-Франсез, в честь которой господин де Сарраль устраивал свои пышные приемы, а Дора — скромные.)
Но, если судить по фотографиям, да и по самому рассказу, роскошь покинула Двор Дракона, сменившись простотой торгового люда, а затем — бедностью ремесленного квартала. Если Рю де Драгон поменяла свое название еще в восемнадцатом веке, Рю де Ренн возникла во времена Второй империи, а точнее, была "открыта" 9 марта 1853 года, и вела от улицы Богоматери Полей до Вожирар, и была продлена до бульвара Сен-Жермен в 1866м году. Название свое она получила он вокзала Париж-Монтпарнас, откуда ходят поезда до города Ренн в Бретани.
Вернемся к нашему герою и двору, к которому он так стремится, в надежде обрести отдых и укрытие.
цитата
Прежде чем я вошел под сенью драконьих крыльев, было достаточно времени, чтобы не раз повстречать моего врага, но я ни разу не заметил его. Теперь же мое мое убежище было совсем рядом.
Дом, который я уже упоминала, находился по адресу Рю де Ренн, 50, и был действительно впечатляющим произведением архитектуры! Немногие удачные фотографии, что мне удалось отыскать в сети, донесли до нас его облик.
Тот самый дракон, как хорошо видно, уютно расположился прямо над воротами. Изнутри, впрочем, двор выглядел куда более зловеще. (Здание с витыми башнями в глубине и есть здание 50 по Рю де Ренн, это его, так сказать, задник)
К сожалению, как я уже говорила, в 1926м году здание было снесено (потому ли, что обветшало, или по каким-то другим причинам — не знаю) и Двор, как таковой, прекратил свое существование, хотя на спутниковой фотографии Парижа легко найти место, где он был:
Теперь по адресу 50 по Рю де Ренн находится совсем другое здание, о судьбе входа со стороны Рю дю Драгон тоже можно лишь гадать. Тем не менее, на новом здании по Рю де Ренн можно увидеть все того же дракона! Копию, конечно же, ибо оригинал проживает ныне в музее Лувра.
Знаете, вокруг внезапно наступило лето со всеми атрибутами: солнышко светит, цветочки цветут (и пахнут, так что все "счастливые" обладатели аллергий становятся еще более "счастливыми"), птички — поют. И еще как поют, должна заметить!
Общепризнанно, что Питер — город большой, шумный, грязный и для жизни, в общем-то, не слишком приспособленный. То асфальт ломит, то мост отваливается... Несчастные жители с привычными проклятиями пакуются в забитое метро, задыхаются в простаивающем в пробках наземном транспорте или, глотая пыль, бредут до работы пешком. Но! В любой пустыне, наверное, найдется свой оазис. То, что делает жизнь более сносной, а зачастую — буквально прекрасной и удивительной. Мой "оазис" — парк Тихий Отдых, что на Каменном острове.
К чему все это нелитературное сяо? — спросите вы. Ну, я же предупреждала, что мои маленькие открытия — в основном — литературные!
Занимательное городское птичковедение
Наверное, каждый городской житель знаком с такими постоянными своими соседями, как Крысус Крылатус Вульгарис, Наглос Дурным-Голосом-Кричалис Обыкновенис. Ну и, конечно же, с воробьем — эти пыльноперые создания, как мне кажется, вездесущи — и вороной! А, уток еще забыла упомянуть. Но эти-то, кажется, живут не повсюду.
(Эти фотографии взяты мной из Википедии — они, по-моему, очень хорошо иллюстрируют мою мысль: и безумие голубиного взгляда, и злобная чаячья наглость, воробьиная местячковая хитрожо ухватистость и вечная воронья настороженность на них вполне качественно "схвачены". Дальше пойдут уже мои "шедевры".)
И, как ни удивительно, оказалось, что пернатая фауна нашего города гораздо богаче! Приспособившись к шуму Каменноостровского проспекта, игнорируя стрекочущие газонокосилки и бесконечно шастающих туда-сюда людей, в парке Тихий отдых очень даже неплохо живут, плодятся и размножаются, как и было заповедано, куда более интересные создания. (Не райские птицы, конечно, но все же...)
Принадлежа к шастающей части парковых обитателей, я поначалу просто наслаждалась хоть какой-то причастности к природному ходу вещей: парк великолепен в любое время года — и всегда есть что-то, делающее именно этот момент особенным (непролазные сугробы зимой, затопленные по самые скамейки дорожки — по весне...). Кхм, простите! О чем это я? Ах, да, птички!
Впервые на местных обитателей я обратила внимание в прошлом году: на меня накричала птица, сидящая в кустах, когда я пыталась обойти последствия очередного дождепада. Первая мысль была, с опаской: "болеют ли птицы бешенством?" Чуть позже пришло подозрение, что что-то там, в кустах, было такое, очень для этой птицы важное. А потом я выяснила, что это вообще птенец был!
Так или иначе, это сподвигло меня оглядеться повнимательнее, что оказалось делом увлекательным и познавательным. Сразу замечу, что занятие это потому и было окрещено мною столь пренебрежительно, что на орнитологию это ну никак не тянет: я не таскаю с собой целую библиотеку всяких справочников, микрофон с параболическим отражателем и телескопический объектив, не ныкаюсь ночами по мокрым кустам (я только днем в них ныкаюсь, но об этом чуть дальше). Короче, я ничего не исследую и не наблюдаю — просто смотрю по сторонам чуть внимательнее, чем раньше.
По весне первыми на себя обратили внимание соловьи: казалось, что они, обезумев, решили посоревноваться, кто кого перекричит. С определенной точки можно было услышать как минимум трех певцов, остервенело выводящих свои трели, щелчки и вовсе неописуемые звуки. Оказавшись как-то непосредственно рядом с "поющим деревом" и разглядев саму птичку, я поразилась тому, как много шума может получаться из такого крохотного организма! (Не стала его фотографировать — он маленький и вечно садится на каком-то исключительно неудачном фоне. Думаю, та же Википедия одарит любого желающего нужными кадрами.) К этому разнообразному шуму присоединяются более скромные синицы и трясогузки. Их пение гораздо скромнее, но не менее звонко, а все вместе они творят партитуру сложно синкопированного контрапункта.
Собственно, главным моим открытием стало гнездо, находящееся непосредственно в "зоне доступа", что при моем росточке — просто неправдоподобная удача! Не знаю, то ли в прошлом году его там не было, то ли это я смотрела невнимательно, но заметила я его только этой весной. Лезть к гнезду я, разумеется, не стала — только мне еще не хватало, чтобы потревоженные хозяева забросили кладку! (Да и высоковато, по гладкому-то стволу ползти. Не стремянку же с собой таскать!) Но завела привычку поглядывать на него по дороге на работу и домой. И то это, похоже, нервировало несчастную мамашу. Теперь она определенно считает меня какой-то вороной, большой и странной, но вовсе не безопасной.
И вот, буквально в прошлый понедельник, я обнаружила, что "клуша" не сидит больше в гнезде, а устроилась рядом, а изнутри к ней тянутся желтые птенячьи клювики. (И не говорите мне, что такого слова нет! "Щенячий" есть, "цыплячий" тоже — так что и такой теперь будет.) Впрочем, сфотографировать эту умильную картинку мне так и не удалось: как только мамаша улетела за новой порцией корма, птенцы тут же попрятались, так что со стороны гнездо выглядело вовсе пустым.
Но я существо, обладающее не только бесконечной детской наивностью, но и столь же бесконечным упрямством! Так что на обратном пути я устроилась в кустах, вооружившись своей любимой "мыльницей". К сожалению, совершенно слиться с бэкграундом мне не хватило времени и сил, и мое присутствие все-таки беспокоило хозяев гнезда. Прилетев снова, мамаша деловито уселась на свое место (хотя вообще-то должна была по очереди с супругом носить детям корм), поглядывая на меня с откровенной неприязнью, и слезала лишь ненадолго, когда прилетал папаша, закрывая от меня весь и без того неширокий обзор. Короче, целый час проработав кустом, насчитав как минимум пять визитов "отца семейства" и основательно промочив ноги, я была вынуждена ретироваться практически ни с чем. Но по тому, что у меня вышло, я, по крайней мере, идентифицировала птиц: похоже, что это черный дрозд, и если верить все той де Википедии, мне стоит поторопиться с фотосессией...
(Понятно, что все мое "определение" — лишь приблизительное. Я бы не стала ставить на то, что опознала местных жителей стопроцентно точно.)
Зато по дороге мне удалось заснять препотешное общение другого семейства: по газону бегала небольшого росточка черная птичка, а за ней — три чуть побольше. Внимание к этой компании привлек дикий ор троицы. Птенцы обыкновенного скворца, уже вполне самостоятельные (то есть, чуть позже, когда я подошла уж слишком близко, они улетели на ближайшее дерево, откуда, впрочем, продолжали настойчиво требовать пропитания), бегали за родителем, а тот только и успевал отыскивать и совать еду в разинутые клювы своих дурно воспитанных чад.
А вот птенцов дрозда-рябинника мне заснять не удалось. Видимо, их гнезда находятся где-то повыше. Зато сами птицы куда смелее прочих и подпустили меня совсем близко.
Ну, еще там, где повыше, летают какие-то то ли зяблики, то ли чижики. Птички совсем крохотные и настолько юркие, что мне не удается вовремя спохватиться и их сфотографировать. Вот самое лучшее, что у меня вышло. (По совести, надо было делать видео: небольшая птичка, сидевшая, при том, довольно высоко, издавала ужасный, почти безостановочный стрекот под стать отбойному молотку, разве что немного тоном повыше — и сотрясаясь при этом, как этот самый молоток! Как ее с ветки собственным воплем не сбивает, мне остается только гадать.)
И еще на участке вокруг нашего бизнес-центра водятся белки и дятлы. Но их отловить у меня не получилось вовсе: если зимой кое-кто появлялся, привлеченный развешанными на деревьях кормушками, то сейчас, видимо, они и так не голодают.