Интересно, что статья Евгения БРАНДИСА «Пора отбросить предубеждения!», опубликованная в газете «Литература и жизнь» 7 августа 1960 года, – в аккурат между предшествовавшими и последовавшими позициями участников дискуссии о научной фантастике — ни в одной библиографии частью этой дискуссии не обозначена. Полагаю, причина тому иная рубрика – «О книгах науки и мечты». Создается впечатление, что ни один из библиографов ее просто не читал. В тексте есть не только прямая ссылка на эту дискуссию: «В дискуссионных статьях, опубликованных в газете «Литература и жизнь», выявились разные точки зрения на развитие и задачи научно-фантастической литературы, но, к сожалению, почти ничего не сказано о...», но и прямая полемика с предыдущей статьей Бориса ЛЯПУНОВА. А что касается иного наименования рубрики, то, как человек 40 лет имеющий прямое отношение к выпуску газет, заявляю: бывает и не такое, каждый новый номер – это маленький аврал, в ходе которого, случается, что и не вспомнишь сразу под какой именно рубрикой была предыдущая публикация на ту же тему.
Кстати, данной статьи БРАНДИСА тоже, похоже, нет в открытом доступе.
Е. Брандис. Пора отбросить предубеждения!
Сама жизнь выдвигает ныне научную фантастику в ряд важных жанров литературы. Тяга к этому жанру так велика, что любая книга с заманчивым грифом «научно-фантастический роман» или «научно-фантастическая повесть» раскупается буквально за несколько часов.
Выпускают фантастические произведения главным образом Детгиз и «Молодая гвардия», а из толстых журналов, находящихся в ведении Союза писателей живой интерес к фантастике проявляет пока что только «Нева». Лишь отдельные книги, и притом отдельны авторов издаются «Советским писателем» и в редчайших случаях Гослитиздатом.
Еще несколько лет назад у нас выходило ежегодно не более четырех-пяти новых фантастических книг и десятка полтора рассказов, рассеянных по страницам молодежной периодики. Заметно тормозила развитие научной фантастики пресловутая «теория предела», сторонники которой заявляли, что фантастика «дальнего прицела» отрывает писателя от нашей действительности и незачем ему отправлять героя в космическое
пространство, когда у нас на Земле и без того хватает неотложных дел.
После всероссийского совещания по научно-фантастической и приключенческой литературе положение резко изменилось к лучшему. Писателям-фантастам сейчас гораздо легче публиковать свои произведения. На их пути возникает меньше ненужных помех. И книг стало издаваться гораздо больше, и отряд активно действующих писателей-фантастов пополнился новыми именами.
Всероссийское совещание сыграло свою положительную роль, хотя важнейшие творческие вопросы остались почти не затронутыми. Можно только приветствовать предложение Б. Ляпунова (см. «Литература и жизнь» от 5 февраля 1960 г.) об организации нового совещания специально по научной фантастике. Необходимость большого и серьезного разговора на профессиональном уровне давно уже назрела.
Фантастические книги мало стоят в поле внимания критики. Большая часть из них вообще не встречает в печати никакой оценки. Не всегда серьезно относятся к этому жанру и в издательствах, принимая к печати заведомо слабые книги. Достаточно упомянуть в этой связи совершенно нелепый по сюжету и беспомощный в научном отношении роман Леонида Оношко «На оранжевой планете», изданный недавно в Днепропетровске.
Некоторые критики считают научную фантастику переходным жанром между художественной прозой и научно-популярной литературой. Но можно ли сводить к столь утилитарным и узко практичным задачам целую отрасль художественной литературы? И в этом случае мы имеем дело с одним из наиболее укоренившихся предубеждений. Возникло оно, конечно, не случайно. Как часто еще приходится читать фантастические рассказы и повести, в которых люди выглядят лишь придатками к хитроумным машинам, а подлинными «героями» являются роботы, электронные агрегаты, саморазвивающиеся механизмы!
В дискуссионных статьях, опубликованных в газете «Литература и жизнь», выявились разные точки зрения на развитие и задачи научно-фантастической литературы, но, к сожалению, почти ничего не сказано о низком художественном уровне подавляющего большинства произведений. Недавно я прочел новую повесть Б. Фрадкина «Пленники пылающей бездны» и роман-трилогию Г. Мартынова «Звездоплаватели». Обе книги очень разные по содержанию и творческому темпераменту авторов, бедны и неряшливы по языку. Неумение воплотить мысль в образ – главная беда не только Б. Фрадкина и Г. Мартынова, но и других писателей, обладающих незаурядной выдумкой и запасом оригинальных фантастических сюжетов.
Б. Ляпунов справедливо сетует на теоретическую необоснованность жанра. Этим, вероятно, следует объяснить не совсем правильные, на мой взгляд, утверждения, имеющиеся в его статье. «В тематике литературы о будущем, — пишет он, — остается немало «белых пятен». Стереть их, расширить диапазон творческих исканий фантастов – важная и неотложная задача». Но разве расширение тематики равнозначно расширению творческого диапазона? Можно как угодно расширить круг научно-фантастических тем, охватив ими воображаемые перспективы всех отраслей науки и техники, но творческий диапазон фантастики от этого не расширится. Механические куклы вместо живых людей могут фигурировать (и так часто бывает) даже в произведении, опирающемся на самоновейшую научную гипотезу. Выбор темы, конечно, имеет большое значение, но это еще далеко не все!
И здесь мы подошли к самому существенному. Пожалуй, ни одной отрасли литературы не принесла столько вреда стандартизация героев, стиля, сюжетных положений и тем. Стоит только прочесть подряд несколько романов о межпланетных полетах, чтобы убедиться в том, что это утверждение не голословно.
Развитию фантастики мешает, на наш взгляд, еще одно предубеждение, укоренившейся среди самих писателей: некоторая робость мысли, приверженность к устоявшимся традициям. Наука и техника будущего часто изображаются как самоцель – в отрыве от человека, в отраве от социальных преобразований, которые только и делают возможным претворение в жизнь дерзновенной мечты о преобразовании природы и коренном улучшении условий человеческого существования.
Новаторский опыт И. Ефремова и писателей, идущих по его пути (вспомнить хотя бы роман Г. Мартынова «Каллистяне», являющийся продолжением менее удачного романа «Каллисто»), вселяет убежденность, что предметом научной фантастики в наше время должны быть не только близкие и отдаленные перспективы научного творчества, но и переустройство жизни общества на новых коммунистических началах.
Тем и покоряет нас «Туманность Андромеды», что, несмотря на известные художественные просчеты, недостатки, о которых много уже говорилось, она проникнута высоким гуманизмом, стремлением осмыслить исторический путь человечества к ослепительным высотам мысли и знания. Разумеется, изображение коммунистического общества и человека будущего не исключает многообразия других тем, но эта тема – самая перспективная, самая волнующая и самая нужная.
Только что вышел в русском переводе и талантливый роман Станислава Лема «Магелланово облако». Читатели увидят в нем много общего с «Туманностью Андромеды», хотя пишет Лем иначе, чем Ефремов, и ставит перед собой иные творческие задачи. У польского и русского писателей мысль развивается примерно в одном направлении, и это, конечно, вполне естественно. Наши представления о коммунизме покоятся на строгих научных основаниях.
Сейчас настало время показать коммунистическое будущее во всем его величии. На этом пути много непознанного, неразведанного. Марксистская наука указывает общие закономерности развития. Задача фантастов – домыслить детали, наметить подробности, показать взаимоотношения людей. Здесь остается небывалый простор для догадки , домысла, творческих исканий...
И последнее. Отход от стандартных тем, сюжетов и образов обнаруживается прежде всего в лучших произведениях молодых писателей, только недавно заявивших о себе в фантастической литературе. Заслуживают внимание рассказы и повести Г. Альтова, В. Журавлевой, А. И Б. Стругацких, В. Савченко, А. Днепрова и других авторов. Интересные вещи создают и писатели старшего поколения.
Советская научная фантастика находится сейчас на переломе. Но так или иначе, с большой литературой она сможет соревноваться только тогда, когда сами писатели начнут предъявлять к себе более строгие требования, а в редакциях и издательствах перестанут делать скидку на «специфику жанра».
Е. Брандис
«Литература и жизнь» № 93 от 7 августа 1960 года, стр. 3.
И вот, наконец, в этой дискуссии — статья, которая, насколько я могу судить, в новое время не была сканирована и не находилась в публичном доступе. Борис ЛЯПУНОВ в «Принцессе или Золушке?» под рубрикой «Продолжаем разговор о научной фантастике» полемизирует прежде всего с Валентиной ЖУРАВЛЕВОЙ.
«Золушка» — такое слово часто можно было встретить раньше в статьях, посвященных научной фантастике. Их авторы справедливо сетовали на то, что этот любимый читателем жанр не получает должного признания и у писателей, и у издателей. И действительно, смелой мечте, увлекательному рассказу о будущем уделялось мало внимания. Крошечными тиражами, например, выпускались произведения такого признанного мастера, как Александр Беляев. Да и с каким трудом пробивали они дорогу сквозь издательские дебри! Теперь же, после выхода его «Избранного», тираж переизданий за короткий срок превысил 4 миллиона экземпляров! А читательский спрос на фантастику Беляева еще далеко не удовлетворен. Многозначительная цифра: она говорит о том, как «изголодался» читатель по книгам крылатой мечты, как хочется ему увлекательной выдумки, романтики будущих научных открытий.
В последние годы у нас наметился бесспорный перелом. Активно работают над научной фантастикой писатели старшего поколения, и, что
особенно отрадно отметить, появилась целая плеяда молодых. Фантастику печатают юношеские и некоторые толстые журналы, газеты, центральные и местные издательства.
Казалось бы, все обстоит более или менее благополучно. Но тут начинаются разные «но». О них и хочется поговорить.
«Урожай» фантастики, количественно довольно большой, еще не дает права успокоиться всем, кто болеет за судьбы жанра. Он мал, если учесть запросы многомиллионной читательской армии. Он мал, если ясно представить себе какой гигантский простор открыли для смелой фантазии поразительные успехи науки и техники в век покорения космоса и атома. Сама жизнь наша питает фантазию, о которой Ленин говорил как о качестве величайшей ценности. Величайшая ценность! Ибо мечта – путеводная звезда по дорогам грядущего, то волшебство, которое силой воображения приоткрывает завесу будущих времен. И разве можно сказать: «Золушка» уже стала принцессой, научная фантастика уже заняла достойное место среди других литературных жанров? Конечно, нет!
Необходимо не только расширять выпуск научно-фантастических книг. Нужен журнал, который объединил бы писателей, работающих в этом жанре, помог бы становлению молодых писательских кадров. Разговоры о нем ведутся давно, однако дело не сдвинулось с места. А ведь какую большую роль сыграли в свое время «Мир приключений», «Вокруг света», «Всемирный следопыт»! Именно в них выросла известность Беляева, появилось много имен, оставивших заметный след в развитии нашей фантастики. Того, что делают сейчас «Знание – сила» и «Техника – молодежи», альманах «Мир приключений», все же недостаточно. Пожелаем же, чтобы новый журнал «Спутник» — специальный журнал фантастики и приключений – начал бы выходить как можно скорее!
Приходится, к сожалению, отметить, что для критики нашей (отдельные небольшие рецензии не в счет) фантастика по-прежнему остается «Золушкой». За целый ряд лет можно назвать лишь несколько критических работ: брошюру Е. Брандиса «Советский научно-фантастический роман», статьи С. Полтавского, Ю. Рюрикова, В. Синявского. А ведь в теории жанра далеко не все ясно и далеко не все из сделанного подвергнуто серьезному, объективному литературоведческому анализу, не говоря уже о поисках, устремленных в будущее. Споры велись на Всероссийском совещании по научно-фантастической и приключенческой литературе, проходившем в июле 1958 года. Кстати сказать, издание интересных материалов совещания сильно затянулось: сборник, включающий доклады и выступления (Ленинградский Дом детской книги), не вышел в свет до сих пор. Мне кажется, что в этом году целесообразно провести такое же совещание, пригласив на него не только писателей, не только критиков, не только издательских работников, но и широкий круг читателей – тех, для кого создается наша литература. Надо практиковать выездные заседания секции по научно-фантастической и приключенческой литературе Союза писателей, а не одни лишь отдельные встречи отдельных писателей. Имеющийся, правда, небольшой, опыт «коллективных встреч» показывает, как хорошо принимают читатели живое писательское слово, какие интересные дискуссии и разговоры возникают на подобных вечерах, какую пользу приносит такое общение обеим сторонам. Следует и в печати почаще предоставлять место высказываниям читателей, публиковать их отклики, пожелания, мнения и советы.
Оценивая современное состояние фантастики, нельзя пройти мимо некоторых определившихся тенденций. Фантасты, и в том числе молодые, увлекаются «космической» темой. Конечно, такое увлечение оправданно и вполне понятно. Но нельзя же сводить фантастику к одной лишь межпланетной и звездоплавательной! А большинство произведений последних лет посвящено космическим полетам, другие же темы, тоже интересные и актуальные, освещены куда слабее. В тематике литературы о будущем остается немало «белых пятен». Стереть их, расширить диапазон творческих исканий фантастов – важная и неотложная задача.
Высказывается точка зрения (статья Ю. Рюрикова в № 12 «Нового мира»), что фантастика должна быть только «дальнего прицела» — и притом социальная; исключается, таким образом, показ решения тех или иных уже наметившихся научно-технических проблем. Статья называется «Через сто и тысячу лет», но всем ее содержанием утверждается один недвусмысленный ответ: «Через тысячу». Но ведь ограничить жанр, пренебрегать его многогранностью и возможностями, отнюдь не значит способствовать развитию фантастической литературы. Побольше книг хороших и разных! – это относится и к фантастике.
В статье В. Журавлевой «Фантастика и наука» («Литература и жизнь» № 4) развивается тезис о том, что фантастам не следует опираться на науку, а необходимо идти «впереди нее». Из определения жанра (научно-фантастический) слово «научно» надо, выходит, совсем снять и фантазировать, не заботясь, сбудутся сугубо фантастические прогнозы или нет. Лишь бы «накрутить» побольше невероятного, дух захватывающего, остальное же неважно. И в доказательство приводятся примеры из А. Толстого и Г. Уэллса и мимоходом упоминается Жюль Верн – уже в качестве антитезы, примера «несмелой» мысли, идущей лишь по линии продолжения известного.
С положением В. Журавлевой согласиться никак нельзя. Оно опять (хотя и с другой стороны) ограничивает рамки жанра, прикрывая это – на словах – призывом к смелости, точнее к сверхсмелости фантазии писателя-«сверхученого». Автор забывает, что для Толстого и Уэллса фантастическая (и, кстати сказать, все же неосуществимая в первозданном ее виде) предпосылка не была самоцелью, главное в обоих романах – их социальное звучание, социальные идеи. Потому-то и живут подобные произведения, потому так велика их ценность. Что же касается Жюля Верна, то даже современная техника не смогла пока осуществить ряд его идей. Наиболее яркий пример – «Наутилус»: такой подводной лодки еще нет, хотя люди проникли глубоко в океан, покорили атом и вырвались в космос.
«Фантазии маленький избыток» едко высмеивал Ленин у людей, для которых фантазия существует ради фантазии. Нельзя отрицать права на смелую выдумку, но и нельзя терять при этом чувство меры. Голое фантазирование присуще многим произведениям американских фантастов, нагромождающих всевозможные «чудеса», которые позволяют им «закручивать» сюжет. А все это нужно, чтобы увести читателя от невеселой капиталистической действительности в «мир иной», в царство несбыточных грез. Гамильтон, например, в романе «Звездные короли» в увлекательной форме повествует... о перевоплощении одного человека в другого. Действие происходит в отдаленном будущем в Галактической империи... Вот какая подоплека скрыта за «смелой фантазией». Но стоит ли следовать апологетам абсолютно ненаучной фантастики, даже если действие развернется на ином «социальном фоне»? Стоит ли загромождать умы молодежи сверхвыдумками, отрицая тем самым перспективы науки реальной, которая уже сегодня заглядывает в будущее и которой в смелости отказать никак нельзя? Думается, что нет.
В связи с этим хочется еще раз подчеркнуть необходимость углубленной разработки теоретических вопросов научно-фантастической литературы.
«Литература и жизнь» от 5 февраля 1960 года, стр. 3.
На статью Николая ТОМАНА «Фантазировать и знать!» в «Литературе и жизни» 8 января следующего 1960 года появилось сразу два отклика. Первый из них – от библиотекаря Е. КАПЛАН я напечатал ранее. Теперь представляю второй – писателя-фантаста Валентины ЖУРАВЛЕВОЙ (плюс – предисловие от редакции к обоим откликам). Он и стал нервом всей этой дискуссии: чуть ли не все последующие выступающие будет полемизировать именно с позицией ЖУРАВЛЕВОЙ.
Заглядывая в грядущее
18 декабря прошлого года в нашей газете была опубликована статья писателя Николая Томана «Фантазировать и знать!», посвященная проблемам развития научно-фантастической литературы.
Мы живем в эпоху, когда свершаются самые дерзкие замыслы, мечты и планы. Как отметил Н. С. Хрущев в своих ответах на вопросы директора аргентинской газеты «Кларин»: «Развитие науки происходит сейчас настолько быстрыми, прямо фантастическими темпами, что даже само понятие «будущее» приобретает весьма относительный смысл». И естественно, что в наше время читатель требует от научно-фантастической литературы смелого проникновения в грядущее.
Ниже мы печатаем два отклика на статью Н. Томана из числа полученных редакцией. Надеемся, что этот разговор будет продолжен.
В заметках писателя Н. Томана о научно-фантастической литературе поставлен вопрос: «Какой должна быть научная фантастика?». Н. Томан ставит этот вопрос, чтобы «помочь авторам кое в чем разобраться». Меня, начинающего литератора, это обрадовало. Однако, к сожалению, то, что я прочитала, оказалось совершенно неожиданным.
По мнению Н. Томана, читатели считают, что фантастика должна быть научной, а писатели (Н. Томан оговаривается – «некоторые писатели») отдают предпочтение фантастике, так сказать, фантастической. Вызвано это, утверждает автор статьи, тем, что часть
писателей-фантастов просто ленится изучать достижения современной науки, а другой части кажется, что наука тормозит полет фантазии.
С этим нельзя согласиться.
Так уж повелось еще с Алексея Толстого, инженера-технолога по образованию, что большинство советских фантастов — научные работники, инженеры, врачи. Подозревать их в том, что по лености или невежеству они не желают быть в курсе достижений современной науки, — несправедливо.
Иначе обстоит дело с вопросом о том, сдерживает ли наука полет творческой фантазии писателя или нет. Это вопрос принципиальный, и на нем следует остановиться подробнее.
В «Основах химии» Д. И. Менделеев писал: «Простые тела не способны превращаться друг в друга, по крайней мере до сих пор не замечено ни одного случая подобного превращения». Эта точка зрения отражала убеждение всей химии XIX века в устойчивости элементов. Мог ли в то время писатель-фантаст высказать предположение о распаде элементов? С точки зрения Н. Томана, не мог, ибо это было бы «игнорированием научных данных». Видимо, право писать о распаде элементов фантаст получил бы только после 1896 года, когда была открыта радиоактивность...
Н. Томану, который строит свои доказательства на высказываниях Эйнштейна, Винера, Косса, следовало бы, пожалуй, помнить, что иногда научные представления, кажущиеся незыблемыми, изменяются в течение нескольких лет. В этой связи характерна история двух научно-фантастических романов – «Гиперболоид инженера Гарина» Алексея Толстого и «Первые люди на Луне» Уэллса.
Идея теплового луча, высказанная в романе А. Толстого, долгое время считалась классическим примеров беспочвенной фантастики, примером игнорирования всех и всяческих законов оптики, термодинамики и химии порохов. Профессор Слюсарев опубликовал выдержавшую несколько изданий книгу «О возможном и невозможном в оптике», в которой доказывал абсурдность идеи гиперболоида. Книгу Слюсарева и сейчас, наверное, можно найти в магазинах. Но вот в комментариях к последнему изданию «Гиперболоида инженера Гарина» (в десятитомнике Гослитиздата) уже сказано: «Современная техника знает так называемое кумулятивное действие при взрывах... Хотя кумулятивное действие ограничено расстоянием, в какой-то мере принцип концентрирования энергии взрыва вокруг общей оси по заданному направлению перекликается с идеей гаринского гиперболоида». К этому можно было бы добавить, что описанное в романе А. Толстого бурение гиперболоидом фактически осуществлено: в Советском Союзе успешно работают огневые буры.
Разумеется, нельзя требовать от художественного произведения, чтобы предвидения, изложенные в нем, сбывались во всех деталях. Важно верное направление общей идеи. Именно так и произошло в конечном счете с гиперболоидом. Алексей Толстой показал, что фантастика может быть впереди науки, может предвидеть то, что еще и не вытекает из современных научных данных.
В романе Уэллса «Первые люди на Луне» описан кейворит — материал, экранирующий тяготение. Кеворит также считался классическим образцом фантастики, противоречащей научным данным. Но несколько лет назад стали известны результаты опытов французского ученого Мориса Алле по экранированию тяготения. Более того, за последние годы, в противовес релятивистской теории тяготения, продолжает развиваться гравитонная теория, с точки зрения которой управление тяготением — далеко не бессмысленная утопия.
Несколько слов о сверхсветовых скоростях. Н. Томан пишет: «Фантасты придумывают сверхсветовые (субсветовые) скорости...» И в дальнейшем слово «субсветовые» Н. Томан употребляет в значении «сверхсветовые». Здесь прежде всего фактическая ошибка. Слово «субсветовые» не означает «сверхсветовые». «Субсветовые скорости» — это скорости ниже световых, хотя и близкие к световым. Именно в таком смысле использовано это слово в «Туманности Андромеды» Ефремова.
Наличие предельной скорости, действительно, камень преткновения для фантастов, пишущих о межзвездных перелетах. Но вряд ли следует считать это положение теории относительности не допускающим никаких изменений. Академик С. Вавилов писал: «Дальнейшее экспериментальное исследование может расширить теорию включением новых аксиом». Мысли, которые высказываются писателями о сверхсветовых скоростях, возможно, и не подходят для журнала «Успехи физических наук». Но для художественного произведения они приемлемы, и нет смысла накладывать на них «вето»: ведь это просто литературный прием для перенесения героев в фантастическую обстановку, прием условный, как, например, «машина времени» Уэллса.
Фантастика прошла длительный путь развития и во многом изменилась со времен Жюля Верна. В XIX веке фантаст мог идти «количественным» путем: есть паровозы — будут еще лучшие паровозы, есть воздушные шары — будут совсем хорошие воздушные шары. В наши дни наука и техника развиваются стремительными темпами. На протяжении нескольких лет качественно меняются научные представления. В технике происходит одна революция за другой. В этих условиях фантаст уже не может ограничиться продолжением линии известного. Надо уметь предвидеть то, что сегодня еще кажется неосуществимым, даже противоречащим научным данным, но что сбудется завтра.
Разумеется, речь не идет о том, чтобы фантазировать безрассудно. Наоборот. Фантаст должен быть не в стороне от науки, а впереди нее. Речь, следовательно, идет не о том, чтобы «облегчить» работу фантаста, а о том, чтобы ее «усложнить», сделать более ответственной.
Поэтому на вопрос о том, какой должна быть фантастика, хочется ответить так:
Она должна быть фантастикой гиперболоидов и кейворитов, фантастикой субсветовых, а иногда и сверхсветовых скоростей, фантастикой прозорливой, пророчески мудрой, проникающей туда, куда наука еще не проникла. Иначе она превратится в популяризаторскую, иллюстративную литературу. Пусть не все прогнозы фантастики сбудутся. Что ж, даже прогнозы погоды на завтрашний день не всегда сбываются...
И еще одно. Не надо считать научные данные сегодняшнего дня абсолютной и неизменяемой истиной. Мы живем в такое время, когда сбываются самые дерзновенные мечты. Советский человек, сумевший послать ракету на Луну, сумевший сфотографировать ее невидимую сторону, сумеет преодолеть и колоссальные межзвездные расстояния, научится управлять процессами, идущими в недрах звезд, будет создавать новые планеты и новые звезды. Хорошо сказал об этом поэт Павел Антокольский:
Еще ни в одной теореме
Не вычислен был
Человеческих крыльев размах.
Валентина ЖУРАВЛЕВА
БАКУ.
«Литература и жизнь» от 8 января 1960 года, стр. 3.
На статью Николая ТОМАНА «Фантазировать и знать!» в «Литературе и жизни» 8 января следующего 1960 года появилось сразу два отклика. Представлю их отдельно. Нижестоящая позиция библиотекаря Е. КАПЛАН – пожалуй, самое известное выступление из всей этой дискуссии. Оно не раз цитировалось, особенно рекомендация о том, что вместо межпланетных приключений братьям СТРУГАЦКИМ в «Стране багровых туч» надо было написать про борьбу сторонников и противников создания фотонной ракеты.
Научно-фантастическая литература — литература мечты, литература о прекрасном будущем, которое строится нашими современниками. А будущее неразрывно связывается с коммунизмом. Вот почему так велик интерес читателей к научно фантастическим книгам о коммунистическом обществе. Я, как библиотечный работник, могу сказать, что большинство читателей предпочитает, например, книгу Мартынова «Каллисто» таким остросюжетным произведениям, как научно-фантастические повести того же Мартынова «220 дней на звездолете», «Страна багровых туч» А. и Б. Стругацких и другим. Но, к сожалению, произведений о людях будущего очень мало: «Туманность Андромеды» Ефремова, «Каллисто» Мартынова... и, пожалуй, больше нет.
Это приводит к тому разрыву, который, к сожалению, есть во многих научно-фантастических произведениях,
когда технику будущего (технику коммунистического общества) обслуживают (именно обслуживают) бледноликие люди, смутно напоминающие наших современников, смутно потому, что им далеко и до наших-то современников.
Научно-фантастическая литература — неотъемлемая часть художественной литературы, в центре которой всегда стоял образ человека. С такой точки зрения, думается, и надо оценивать книги этого жанра.
Н. Томан поставил на пьедестал научно-фантастическую повесть братьев Стругацких «Страна багровых туч», видимо, оттого, что сам он — автор ряда приключенческих остросюжетных книг — покорен межпланетными приключениями героев «Страны багровых туч»!
Анализируя же эту повесть, надо говорить прежде всего о ее недостатках, а не достоинствах, так как последних куда меньше, чем первых.
«Страна багровых туч» во многом напоминает книги Владко «Аргонавты Вселенной», Волкова «Звезда утренняя», Мартынова «220 дней на звездолете». У Стругацких, как и во всех этих книгах, главный герой — зеленый новичок, которому волей случая (авторского, разумеется) приходится участвовать в сложнейшем межпланетном полете. Новичка же надо познакомить с астрономией и теорией межпланетных полетов. И начинаются бесконечные цитаты из астрономических и прочих справочников.
Н. Томан утверждает, что «Страна багровых туч» написана «с серьезными знаниями науки и техники». Но слова А. М. Горького о том, что «науку и технику надо изображать не как склад готовых открытий и изобретений, а как арену борьбы, где конкретный живой человек преодолевает сопротивление материала и традиции», звучат и сейчас укором авторам повести. Стругацкие лишь упоминают о той борьбе, которую вели противники «практического осуществления фотонного привода». А именно тут и была блестящая возможность показать «арену борьбы», показать, как писал А. М. Горький, «не только конечные результаты человеческой мысли и опыта, но вводить читателя в самый процесс исследовательской работы, показывая постепенно преодоление трудностей и поиски верного метода». Тогда ярко раскрылись бы характеры героев «Страны багровых туч», которые живут уже в Союзе Советских Коммунистических Республик! Но накал страстей, борьба мнений, наконец, победа сторонников фотонной ракеты — все происходит за рамками повести.
Хорошо, что газета «Литература и жизнь» начала разговор о советской научной фантастике. Ведь в библиотеках и стар, и млад интересуются ею. А вот критической литературы о ней очень мало. Книг нет совсем. Читателям, библиотекарям, самим писателям, наконец, всем любителям научной фантастики (а их миллионы!) нужен серьезный откровенный разговор о путях ее развития.
Е. КАПЛАН
(Ленинград)
«Литература и жизнь» от 8 января 1960 года, стр. 3.
Дискуссия о фантастике 1960 года в газете «Литература и жизнь» началась статьей Николая ТОМАНА 18 декабря предыдущего 1959 года. Честно говоря, я был в сомнениях: есть ли смысл в публикации? Ведь четыре из семи (а может, даже из восьми) выступлений участников этой дискуссии вполне доступны (в частности, их напечатал в «Истории фэндома» Юрий ЗУБАКИН). Но все же обнародованы до сих пор не все высказанные тогда позиции. Поэтому считаю необходимым представить дискуссию полностью, тем более, что теперь есть возможность оснастить ее гиперссылками и читаемыми фотографиями оригиналов.
За последние годы необычайно возрос интерес читателей к научно-фантастической литературе. По заверению библиотекарей, спрос на книги этого жанра велик. Читают научно-фантастические повести и романы не только молодые, но и весьма почтенные по возрасту люди.
В немногочисленный отряд писателей-фантастов пришли новые талантливые авторы. Больше стало появляться интересных произведений, серьезно ставящих проблемы науки и техники. И нашей критике пора бы обратить внимание на эту литературу, помочь авторам кое в чем разобраться. В том, например, какою же все-таки должна быть научная фантастика.
На первый взгляд, вопрос может показаться странным. Конечно же, она должна быть научной, ответят на это читатели. А писатели? Есть опасение, что некоторые из них отдадут предпочтение второму слову названия этого жанра — фантастике — и притом без особых ограничений.
Почему? По многим причинам. Одних это устроит, потому что тогда, дескать, не обязательно изучать все достижения современной науки. Другим вообще кажется, что наука слишком уж ограничивает полет фантазии, приземляет ее. Некоторые фантасты, например, совершенно убеждены, что можно создать "электронный мозг", превосходящий человеческий. А наука им возражает, отрицая такую возможность. Вот, к примеру, что говорит ученый А. Эйнштейн: "Что бы ни делала машина, она будет в состоянии
решить какие угодно проблемы, но никогда не сумеет поставить хотя бы одну из них".
Поскольку у некоторых наших фантастов фетишизация электронных машин получила довольно широкое распространение, я позволю себе привести еще одно критическое высказывание о "думающих машинах". Вот что говорит о них прогрессивный французский ученый Поль Кocca в недавно вышедшей у нас книге "Кибернетика":
"Дело в том, что машина, построенная человеком, ничего не может сделать без него. Она остается в точности тем, чем человек захотел, чтобы она была: чудесным орудием, но все-таки орудием. В ней полностью отсутствует мысль, а есть только отражение мысли ее творца..."
Небезынтересны и заключительные слова его книги:
"Великолепно, что человек, продолжив ловкость своей руки с помощью орудия, силу своей руки с помощью машины, сумел даже продолжить с помощью новых машин и эффективность своего ума. Парадоксально, что этот триумф человеческого ума мог привести некоторых, даже из числа содействовавших ему, к отрицанию примата Разума".
И еще несколько слов о А. Эйнштейне. В его теории относительности есть положение, именуемое "парадоксом времени", согласно которому временной ритм процессов в телах зависит от скорости их движения и потенциала гравитационного поля. Чем выше скорость, тем медленнее относительно Земли течет время.
Этими релятивистскими законами изменения времени широко пользуются многие фантасты. Герои их книг, совершая космические путешествия, преодолевают такие грандиозные пространства, которые даже свет проходит миллионы и миллиарды лет. На такой срок продлить жизнь героев рискованно, а попасть на другие галактики очень уж хочется, — и фантасты придумывают сверхсветовые (субсветовые) скорости и антипространство (нуль-пространство). А это вступает в противоречие уже не только с Эйнштейном, но и со всеми основными законами современной науки и марксистской философии.
По Эйнштейну, скорость света есть наибольшая из известных скоростей. А принцип постоянства света в пустоте является одним из самых фундаментальных законов его теории относительности. И поскольку теоретические расчеты скорости света, произведенные Эйнштейном, получили в дальнейшем блестящее подтверждение на опыте, у нас нет оснований сомневаться в их достоверности.
Бесспорны наши знания и о пространстве, являющемся объективно реальной формой существования материи. Теория относительности Эйнштейна не только не противоречит этому, а напротив, закрепляет конкретные формы связи пространства и времени с движущейся материей математически выраженными законами.
Понятие прерывности и непрерывности пространства марксистская философия трактует ведь как смену лишь качественных состояний и конечную протяженность материальных тел в бесконечной протяженности пространства. Само же пространство, как сплошная материальная среда, непрерывно в том смысле, что между двумя произвольно взятыми элементами его протяженности всегда существует, третий, который соединяет эти элементы в единую пространственную протяженность.
Допуская существование не только субсветовых скоростей, но и антипространства (нуль-пространства), наши фантасты рассуждают так: "Есть частицы и античастицы, поля и антиполя. Почему же не быть пространству и антипространству?.."
Не следует забывать, однако, что античастицы и антиполя не перестают быть материальными объектами, у них меняется лишь знак электрического заряда и магнитного момента. А отсутствие пространства исключает и материальность, ибо материя немыслима без протяженности, вне пространства.
Все эти отклонения от бесспорных научных истин слишком далеко могут увести фантастов от генерального направления нашей науки, руководствующейся методом диалектического материализма.
Каким же может быть решение научно-фантастической проблемы в пределах достигнутого современной наукой?
Попробуем представить себе это в следующем виде. Допустим, нам нужно "населить" планету, о которой науке известно, что на ней нет или слишком мало кислорода, отсутствуют углерод и азот, неподходящая температура и наличествуют еще какие-нибудь неблагоприятные для органической жизни обстоятельства. Как же быть? Проще всего отвергнуть все это и придумать более благоприятную обстановку. Но верно ли такое решение? Думаю, что нет. Правильнее создать такую гипотезу, которая не противоречила бы науке. Преимущество писателя-фантаста тут в том, что он может придумать что-нибудь еще не известное или не открытое наукой. Но опять-таки в пределах реально допустимого, то есть на основании бесспорных законов природы.
Предлагается, следовательно не игнорировать научные данные, а, опираясь на них, предвидеть дальнейшее развитие науки и техники. Желательно также развивать свою точку зрения на гипотетические положения современной науки.
Мне могут заметить: "Позвольте, какая же это фантастика? Это скорее научное исследование". Если хотите — то да, но при условии, что исследование осуществляется средствами не только науки, но и художественной литературы. Положение это должно относиться к фантастике научно-технической в такой же мере, как и к социальной.
В связи с этим возникает вопрос: не засушит ли глубокая научная аргументация литературно-художественную сторону? Но тут уж все зависит от чувства меры и степени литературной одаренности. Во всяком случае, серьезное знание науки авторами, пришедшими в последние годы в научную фантастику, явно способствует успеху их произведений. А пришли такие новые писатели, как В. Савченко, А. и Б. Стругацкие, А. Полещук, А. Днепров. Их повести и рассказы завоевывают все большую популярность.
Особенно удачными считаю я повести "Черные звезды" В. Савченко и "Страна багровых туч" А. и Б. Стругацких. Оба эти произведения, написанные с серьезными знаниями науки и техники, не нуждаются ни в какой "скидке на жанр". Савченко рассказал увлекательную историю создания сверхпрочного металла, а Стругацкие — драматическую повесть об освоении Венеры. В последнее время появилось довольно много произведений о вояжах на эту планету, свидетельствующих о легкомысленном отношении некоторых авторов к данным современной науки и упрощении всей необычной сложности подобного путешествия...
Произведения Савченко и Стругацких не лишены, конечно, недостатков, но в целом удача их несомненна.
Любопытна повесть М. Ляшенко "Человек-луч" (альманах "Мир приключений" № 4). Она не случайно названа просто фантастической, ибо научная проблема ее нереальна, хотя и основывается на одной из идей основателя кибернетики Норберта Винера. В своей книге "Кибернетика и общество" Н. Винер допускает возможность разложения человеческого организма на простейшие его элементы, а затем передачу их в виде обычных телевизионных или телеграфных сигналов на большие расстояния. При этом сам Винер вынужден заметить, что любое "развертывание" человеческого организма должно представлять процесс прохождения луча через все элементы его структуры, что повлечет за собой разрушение живой ткани.
М. Ляшенко и не берет всего этого всерьез. Идея Винера о возможности передачи человека с помощью электромагнитных волн нужна ему лишь как условный прием, позволяющий героям совершать сказочные приключения.
И снова возникает вопрос: а могут ли наряду с произведениями научно-фантастическими существовать просто фантастические? Думается, что могут, но, конечно же, в границах нашего материалистического миропонимания — без мистики и явного абсурда. И дабы не вводить читателей в заблуждение, их так и следует называть престо фантастическими.
В связи с этим хотелось бы сказать несколько слов о статье Ю. Рюрикова "Через сто и тысячу лет", опубликованной в № 12 журнала "Новый мир" за 1959 год. Справедливо критикуя писателей-фантастов за недостаточное внимание к социальным темам, темам коммунистического завтра, статья эта создает впечатление, будто вся наша научно-фантастическая литература должна решать только эти задачи. А это, неверно, ибо литература требует разнообразия. Согласен, что социальному устройству будущего общества надо уделить главное внимание. Но не нужно забывать и других темах научной фантастики, героями которых могут и должны быть наши современники. И не следует бояться, что это слишком приземлит полет фантастики. Почти все герои произведений Жюль Верна были ведь его современниками. В талантливой повести В. Савченко "Черные звезды" действие тоже происходит почти сегодня, однако произведение читается с неослабевающим интересом и волнением за судьбу описываемого в нем открытия. Все дело, значит, не в "дальней" или "ближней" фантастике, а в мастерстве автора, глубине знания им научной проблемы, в умении интересно ее поставить и решить.
То же самое нужно сказать и о сюжете. В зависимости от замысла он может быть либо острым, полным динамики и неожиданных поворотов, либо, напротив, лишенным внешнего эффекта, но углубленным в область психологии. Готовых рецептов никому не следует навязывать.
Хотелось бы также, чтобы критики приключенческого и научно-фантастического жанра поосторожнее обращались с "бранным" словом "детектив". А то ведь "детективом" стали "обзывать" почти любую попытку создания острого сюжета.
С моей точкой зрения на научную фантастику не все, видимо, согласятся. Хорошо было бы шире поговорить о ее задачах на страницах нашей печати.
Николай ТОМАН
«Литература и жизнь» от 18 декабря 1959 года, стр. 3
облако тэгов
