Если вы написали сказку, не спешите хвататься за голову. Возможно, еще не все потеряно.

Дарья Доцук, журналист и писатель, составила неплохой гайд по дальнейшим действиям.

Совет №1: Не торопитесь обращаться в издательство

Особенно если вы только начинаете литературную карьеру. В издательства приходит огромное количество рукописей и поэтому читают их крайне медленно. Например, в ЭКСМО официальный срок рассмотрения — от 6 месяцев.

Анна Бирюкова, редактор издательства «Махаон»: «По опыту могу сказать, что 99,9% самотека — это графомания. Рукописи, которые можно издать, приходят, как правило, по рекомендации писателей или знакомых редакторов».

Александр Альперович, директор издательства «Клевер»: «Самотек — это путь в никуда, лучшие тексты, как правило, приходят по рекомендации знакомых писателей и коллег».

Вы можете прождать очень долго и не получить ответа. А поскольку ни одно издательство не рецензирует рукописи, вы так и не узнаете, по какой причине текст не подошел. Но есть и другие способы заполучить их внимание.

Совет №2: Подайте заявку на литературный семинар

Вы получите рекомендации профессиональных писателей, которые подскажут, как сделать текст лучше. А возможно, даже порекомендуют текст в журнал или издательство.

Тамара Михеева, детский писатель, лауреат конкурсов им. Михалкова и «Заветная мечта»: «Благодаря писателю Наталье Евдокимовой я узнала, что существуют семинары для молодых писателей, пишущих для детей. Там я получила гораздо больше, чем в школе и в Литинституте».

Алла Насонова, директор издательства «Детгиз»: «В «Детгизе» в течение семи лет проходит фестиваль «Молодые писатели вокруг ДЕТГИЗа», собирающий молодых литераторов со всей России и даже из-за рубежа: Эстонии, Финляндии, Украины. И глядя на нас, наших молодых авторов растаскивают другие небольшие частные издательства. И теперь молодые авторы, которых мы открыли во время наших фестивалей, очень бурно разбираются по стране, чему мы очень рады».

Семинары

Фестиваль «Молодые писатели вокруг Детгиза»

4-5-дневный фестиваль ежегодно проводится издательством «Детгиз». Мастер-классы ведут Михаил Яснов и Сергей Махотин. Фестивали проходили в Санкт-Петербурге, Одессе, Пушкинских горах. Участие бесплатное, на конкурсной основе. Организаторы оплачивают участникам проезд и проживание.

Тексты участников издаются в коллективном сборнике, который поступает в библиотеки и книжные магазины. По итогам фестиваля издательство может опубликовать понравившийся текст отдельной книгой.

Семинар для молодых писателей, пишущих для детей

Ежегодный 3-4-дневный семинар, который организует Фонд Филатова. В последние годы семинар проводится в Звенигороде. Участие бесплатное, на конкурсной основе. Организаторы оплачивают участникам проживание. Есть мастер-классы прозы, поэзии, драматургии и критики. Прозой и поэзией руководят Валерий Воскобойников и Марина Бородицкая. По итогам семинара произведения участников могут быть рекомендованы в издательства и литературные журналы.

Продолжение читайте на сайте Дарьи.

Хорошая статья Марины Галиной в Новом мире.

"Авторский текст и сам по себе сакральный объект, то ли продавливающий реальность, то ли в пределах своего

пространства пренебрегающий линейностью времени; эти штуки может вытворять даже никакой в художественном смысле текст, но качество текста в принципе повышает

качество его профетической составляющей.

"В этом смысле тексты, использующие элементы, скажем так, нереализма, обладают большими степенями свободы и, как следствие, более широким инструментарием;

и 451 градус по Фаренгейту до сих пор остаются исчерпывающими моделями тоталитарных режимов; но, если даже уйти от социального (а как от него уйдешь?);

фантастика запускает щупальца в те области, до которых не всегда дотягивается реализм с его старательной интенцией

чтобы все было как в жизни, в

зону бессознательного.

Иными словами,фантастика при всей ее внешней рациональности, искусственности далеко не всегда апеллирует к рацио; отсюда и прорывы и провалы жанра.

Тогда может, еще раз посмотрим — а какими признаками должна обладать сугубая фантастика, чтобы не просто быть причисленной к мейнстриму, но вот именно что войти в его золотой фонд?

Качество письма — дело само собой разумеющееся, оно сразу отметает несметное количество поделок, которые

и разговора-то не заслуживают, но вот мы имеем какое-то число достаточно крепких текстов, которые несомненно

принадлежат только фантастике, никаким образом не выходя за ее границы (тут дело не в том, претендуют или не претендуют авторы за эти границы выйди — обычно

оно получается как-то само собой). Что с ними не так? Или, напротив, что с ними так, как надо, почему они на своем месте

— и ни шагу дальше?

С исключениями и оговорками, причин несколько.

1) Большинство текстов, остающихся в границах жанра, написаны потому, что у автора есть определенный устоявшийся, сложившийся круг поклонников — а

читательские ожидания нельзя обмануть.

Иными словами, автор пишет не потому, что испытывает потребность выговориться(письмо вообще физиологический процесс,пускай это и душевная физиология), а

потому, что этого от него ждут. К тому же жанровый автор вынужден писать много, именно это и делает его жанровым

автором, то есть повторяться, досуха выдаивать перспективные темы и надувать объем с помощью определенных приемов. При соответствующем профессионализме и таланте такие вещи бывают очень неплохи, но шансов быть замеченными вне уже сложившейся аудитории у них немного.

2) В тот самый золотой фонд (меня саму раздражает это определение, а как еще сказать — в классики, что ли?) входят

вещи, написанные по очень мощному внутреннему побуждению — автор чувствует настоятельную потребность рассказать о чем-то сущностно для него важном,

выговориться, а уж какую форму, какой жанр он для этого выберет, вопрос второй; в долгом забеге выигрывают тексты, где за рассказанной историей стоит еще что-то; какая-то навязчивая идея, какая-то мысль, толкающаяся в горячую лобную кость. Очень мало авторов чувствует настоятельную потребность ежегодно выговориться романом объемом в

десять-пятнадцать печатных листов, -

и см. первый пункт.

3) Преимущества имеет текст, сознательно или несознательно выстроенный автором как многоплановый, открытый

толкованиям и интерпретациям; могущий рассматриваться как метафорическое воплощение некоей идеи или комплекса

идей. Критики, кстати, это любят — такой текст дает им возможность строить вокруг него свои собственные конструкции. То есть жанровый текст рассказывает только

одну историю, хороший жанровый текст рассказывает ее хорошо, а внежанровый рассказывает сразу несколько историй,вложенных одна в другую...

4) Приоритет важен не только в науке — следование старым добрым классическим образцам упускает тот факт, что в свое время эти образцы были дерзким вызовом и пощечиной общественному мнению. Все мы склонны так или иначе

оглядываться на несуществующий канон, одергивать себя; выигрывает тот, кто на канон не обращает внимания — и создает тем самым новый канон (в фантастике таких примеров достаточно, ну хотя бы тот же Толкиен). Тексты экспериментальные, странные имеют, таким образом, преимущество над текстами ровными — но вот сколько

шансов, что издатель подумает так же?

Тем не менее именно эти признаки объединяют тексты, со временем (не сразу, не сразу) ставшие мейнстримом

5) Этот пункт примыкает к предыдущему — в тексте, выходящем за рамки жанра, в идеале решается еще и некая художественная задача, хотя лично я довольно смутно

понимаю, что это такое. Но, так сказать, чувствую.

И, да, я знаю, все это относится и к авторам реалистам, мало того, как ни странно, у них еще меньше шансов войти в тот самый золотой фонд (как раз по причине трудновыполнимого пункта номер три). И вот вам, кстати, одна из причин, почему авторы мейнстрима так охотно обращаются к фантастике.

Литературный критик Василий Владимирский специально для Rara Avis составил список книг, реабилитирующий российскую фантастику.

Фантастику называют массовой коммерческой литературой — но скорее по инерции. Время расставило всё по своим местам: среди ныне живущих фантастов, пишущих по-русски, можно по пальцам пересчитать тех, чьи тиражи сопоставимы не только с тиражами Бориса Акунина или Виктора Пелевина, но Дины Рубинной или Евгения Водолазкина. Куда точнее для определения жанра, на мой взгляд, подходит литературоведческий термин «формульная литература» . Плоть от плоти конвейерного, поточного производства, фантастика пишется в основном по готовым лекалам, проверенным годами схемам, согласно технологической спецификации. Шаг вправо, шаг влево — попытка к бегству, прыжок на месте — провокация. Тем не менее и шагают, и прыгают.

Ежегодно в мире выходит 500-800 новых фантастических романов на русском языке, что не так уж много, реалистических книг печатается в разы больше. И среди этих пятисот-восьмисот изданий набирается с полдюжины текстов (в особо урожайные года — до десятка), не укладывающихся в прокрустово ложе. За десять лет, с 2005 по 2015-й — более полусотни наименований, не такой уж скудный урожай. В этот обзор можно было включить книги Евгения Лукина, Святослава Логинова, Марины и Сергея Дяченко, Ивана Наумова, Марины Козловой, Яны Дубинянской, Тима Скоренко, Карины Шаинян, Владимира Аренева, Шамиля Идиатуллина, Романа Шмаракова, Александра Золотько, Анны Старобинец, Сергея Кузнецова, Юрия Арабова и многих других авторов разной степени известности... Но и этой десятки хватит, чтобы понять: далеко не все писатели, чья проза маркируется как фантастическая, связаны «формулой» по рукам и ногам.

Любопытный список

Дочитываю Тень Эндера и встал намертво. Понял, что не хочу узнавать конец истории Боба. Вообще не хочу находится в этом мире. Скотт хорош, но все-таки страшно, исполински зануден.

«Китай не хочет, чтобы его постигали»

АЛЕКСЕЙ МАСЛОВ — один из ведущих российских китаистов и востоковедов, доктор исторических наук, профессор, автор 15 научных монографий, президент Федерации шаолиньских боевых искусств.

"А. К.

Получается, что диалог западной цивилизации и Китая — это разговор слепого с глухонемым? Не в этом ли и сила, и слабость Китая в смысле его экспансионистских намерений?

А. М.

Это сила, но не слабость. Потому что Китай удовлетворен той картинкой, которую он транслирует во внешний мир. Если картинка транслируется плохо, он ее подправляет. Например, долго считалось, что Китай в военном и технологическом плане слабая страна. Сейчас Китай развивает вооруженные силы и всем об этом громко рассказывает. В Китае многим приятно, что мир рассуждает о китайском чае, о терракотовых воинах в Сиане, что к ним едут иностранцы тратить деньги. Но если речь идет о реальном постижении Китая, встает вопрос: а зачем Китаю нужно, чтобы его постигали, как какую‑то лягушку? На этом была основана критика востоковедения со стороны представителей стран Востока — некогда колониальной науки, в которой есть хозяин и есть объект для экспериментов. В Китае же нет никакого «западоведения» — есть изучение, например, экономики Европы, Америки, но комплексного «западоведения» не было никогда. Китай не хочет, чтобы его постигали. Мы со своим западным сознанием считаем, что культурное тело цивилизации, внутренний закон, имманентный моральный кодекс равноценны для всех — просто выражаются в разных формах, что китайцы мыслят так же, как и мы, только выражают свои мысли по‑другому. А китайцы не считают, что европейцы мыслят так же, как они. Вот в этом и есть главная нестыковка. Китай никогда не затрагивает чужие культурные традиции. Он не подавляет их, не поддерживает, они для него внефеноменологичны. То есть он не воспринимает их никак. Китай не экспортирует свою идеологию и не будет. Он не будет обращать никого в правильность своей веры. Для Китая экономика — прежде всего. И в этом плане, казалось бы, хорошо, что Китай, в отличие от американского экспорта демократии, никого не подавляет идеологически. Но, с другой стороны, надо понимать, что вещи, которые ценны для нас в нашей культуре (поэзия Петрарки, роспись Сикстинской капеллы), с китайской культурой несоотносимы. Это не значит, что китайцы будут их уничтожать, — ни в коем случае. Они просто не будут поддерживать те ценности, которые Европа пестовала в течение столетий, в том числе и вытекающие из культуры морально-этические достижения вроде вольтерьянства и культуры Ренессанса, которые несоотносимы с китайской психологией. Сейчас Европа волнуется по поводу наплыва беженцев из Сирии, которые приносят иную культуру общения. Но беженцы экономически слабы, они приходят, чтобы сесть на стул местной культуры. А когда приходит Китай, он создает свое пространство и вытесняет из этого пространства всех остальных. И самое главное — он не требует от принимающей культуры ничего, не хочет, чтобы она его финансировала или спонсировала. Китайцы говорят: дайте нам пространство. Мы будем платить налоги, поддерживать местную рабочую силу, но мы будем самостоятельны с культурной точки зрения. В этом плане он безопасен, он не требует ресурсов, Германии не надо будет платить китайцам пособие. Но они окапываются, расширяют свое культурное пространство. Вот это и есть логика китайской культуры. Европейское пространство схлопывается, в Китае, равно как и в большинстве восточных стран, нет очагов роста европейской культуры. А вот очаги роста китайской культуры есть повсеместно. Она оказалась более витальной, чем европейская, — потому что европейцы очень ценили сохранение культурной идентичности со своими ценностями и пытались ее экспортировать, а китайцы экспортировали только экономику. Китайцы не пытаются делать китайцами европейцев, не обращают в свою веру, их просто становится все больше и больше, и они вытесняют, раздвигают плечами несуществующую стену. "

http://primerussia.ru/interview_posts/595