В кои веки освободился от младенца, дорвался до компа. Сообщаю, что моя сказка "Истории рыцаря Эльтарта" добралась до шорт-листа конкурса Росмэна, о чем на фантлабе мелькало сообщение.
Сказка эта писалась по заказу семилетнего мальчика, который потребовал историю про рыцаря, которого зовут Эльтарт, у него серебренный щит и конь. При столь скудных вводных я сочинил что сочинил.
Ниже начало сказки, а продолжение по ссылке.
История первая. Обретение коня.
— Лыцарь, мама, лыцарь! — Хурра маленький торопился. Он бежал так быстро, что его толстенькие ножки едва успевали отталкиваться от упругого мха.
— Мама! — он споткнулся о большой красношляпочный мухомор, о который обычно папа — Хурра большой, вытирал сапоги после охоты и влетел в большую нору между корней черного ивобаба.
— Ай, ой, ой-ой-ей! — Хурра пролетел вниз, больно ударяясь о земляные ступеньки разными частями тела, и растянулся на полу. — Ууу, больно.
Пол был твердый, и засыпан сухими травами. В другой раз Хурра уделил бы им достойное внимание — зарылся с головой, прокопал бы ход или свил бы гнездо, но сейчас он слишком торопился. Да и голова чего-то кружилась...
— Хурреныш! — мама одной рукой поставила его на ноги. В другой руке она держала деревянный половник, которой помешивала похлебку.
Хурра принюхался и приуныл. Похоже, сегодня у них на обед суп из лживых попят с розмарином. Опять.
Вторую неделю они подъедали летние запасы лживых попят, и эта диета ему ужасно надоела.
"Очень, очень злые грибы, — подумал Хурра. — После них во рту горчит, и все время нет-нет, да и соврешь в чем-нибудь".
В их большой норе под корнями старого ивобаба царил приятный полумрак и прохлада. Тускло светились зеленым гнилушки, разливали свой желтоватый мерцающий свет пузыри со светлячками, а прямо под стволом дерева располагался очаг. Ивобаб был старый, пузатый, раскидистый и дуплистый. Внутри он весь уже прогнил и осыпался, так что дым от очага уходил прямо в небо — через сквозное дупло. Когда солнце стояло высоко над лесом, то роняло свои лучи прямо в нору и заглядывало в котелок к маме Мирре.
— Ты что — опять пасся на дальней поляне? — строго спросила мама. — Опять объелся цветов волчеглаза?
— Нет, — Хурра замотал головой, и десятки его косичек разлетелись в разные стороны — как разноцветный дождик. — Я их не ел. Хотя они вкусные.
— Я лыцаря видел.
— На старой дороге. Большой такой лыцарь, доспехи красивые, так и светятся на солнце, — мечтательно сказал Хурра. — Можно, я себе возьму шлем?
— Не дели непойманного рыцаря, — мама бросила половник и торопливо надевала боевую кацавейку на толстом русалочьем пуху. — Далеко он от ловушки?
— Ну... — Хурра задумался. — Уже нет. Совсем недалеко. Совсем-совсем недалечечко...
И, подтверждая его слова, на дальней стене зазвенел медный колокольчик. Он звенел отчаянно и громко, он звал — торопитесь, лесовики, торопитесь, а то добыча сорвется с крючка!
Мама всплеснула руками, зачем-то схватила половник и кинулась бежать. Хурра со всех ножек помчался следом, звеня всеми своими косичками — ведь в каждую из них была вплетена соловьиная бусинка.
(Это такие камешки, которые заводятся в горле у соловьев, как жемчужины в раковинах у устриц. Они-то и помогают им петь. Когда бусинок становится слишком много, соловьи обыкновенно их выплевывают. А лесовики подбирают и нашивают на одежду. Или вплетают в волосы. И я вам скажу, что такой звенящей красоты, как праздничный костюм лесовика, еще поискать надо!)
Старая дорога пролегала через Синий лес (как называли его люди из-за того, что в нем росли громадные синие ели) и по этой дороге мало кто ездил. Слишком глубоко она забиралась в глухие уголки леса, через такие чащобы вела, что и обычные путники, и купцы, и даже рыцари предпочитали потратить лишние два-три дня, и объехать Синий лес стороной. Нехорошие слухи ходили об этом огромном лесе, и лесные звери были совсем не самыми страшными его обитателями.
А в последние два месяца поползли и вовсе жуткие истории — будто завелось в самой чаще Синего леса Неведомое Зло, опутало лес хитрыми ловушками и не щадит никого, кто попадется. Неведомое Зло отбирает у бедных пленников все, до последнего гроша, и отпускает в одном белье на краю леса. Делает Зло это, разумеется, с коварными целями и кровожадными планами — оно хочет, чтобы его слуг принимали за простых грабителей. Но он, доблестный рыцарь Эльтарт, выведет проклятущее Зло на чистую воду. Вот только освободится от этой дурацкой сетки и обязательно выведет.
Примерно так размышлял рыцарь в блещущих серебром доспехах, вися вниз головой. Крепкая сеть спеленала его по рукам и ногам, и рыцарь Эльтарт задумчиво покачивался из стороны в сторону.
"Сейчас отдохну и пойду выводить зло, — подумал он. — Только еще немного повишу"
А потом он услышал трели и птичье пение — будто к нему быстро приближалась целая стая соловьев. Облако птичьих трелей и переливов окутало его, и затихло. Рыцарь с механическим скрипом повернул голову.
Внизу, в зеленом полумраке с некоторым задумчивым любопытством посверкивали два зеленых огонька.
Эльтарт вздрогнул и забился в сетях, как здоровенный зеркальный карп.
"Зачем полез я в этот лес? — в панике он начал думать стихами. — Сожрут ведь и костей не оставят. Мамочки!"
Мама последний раз поглядела на него, спряталась за ствол раскидистого ивобаба и обняла Хурру.
— Малыш! Умница. У него же серебряные доспехи!
— И что? — не понял Хурра.
— Как ты не понимаешь — мы быстрее вернем папу! Смотри, какие большие доспехи! А если еще их расплющить...
Мама радовалась, как маленькая девочка, а Хурре вдруг стало грустно.
Рыцарь бился в сетях, как рыбка. Или как птица — большая, красивая, привыкшая к свободе, к синему небу, чистому ветру. Плющить рыцаря не хотелось.
С другой стороны, Хурра очень хотел вернуть папу. Прошло почти два месяца, как он попался в плен водяному коню. Папа — Хурра большой, преследовал стаю рыжиков (рыжих ежиков из Сомной лощины), когда случайно оказался возле Черного водопада. Как назло, это было в полнолуние, и водяной конь купался в озере, созерцая лунные лилии. Конь, он вообще нервный, так что ни один лесной житель в здравом уме к водопаду без нужды никогда и не ходил. Да и с нуждой, если честно, не заглядывал. Была в Синем лесу такая пословица — лучше два раза к лешему, чем ни одного раза к водяному.
А уж в полнолуние, да еще когда он в озере с лилиями...
Не повезло Хурре большому. Хотя, может и повезло — конь его не затоптал и не утопил, а просто забрал в водопад. А маме сказал — соберете мне такой выкуп, чтобы все дно озера выстлать, тогда отпущу вашего Хурру Большого. А нет — так навеки в моем водопаде останется, будет рыб пасти, водоросли стричь, тину расчесывать.
Папу Хурра любил и жалел. Но свежепойманного рыцаря ему тоже почему-то стало жалко. Какой-то он был не такой, как остальные.
— А может, выпустим его?
— Конечно, выпустим, — согласилась мама. — Доспехи снимем, деньги заберем, и пусть идет на все четыре стороны.
Хурра вздохнул — мама, она такая. Ни за что не отступится, если что задумает! Сказала, что папу спасет — значит, спасет. Ее целая армия не остановит — вот какая мама у Хурры.
Сначала они водоконю предлагали грибы и орехи — хорошие, вкусные, пальчики оближешь. Потом мед. Потом сушеную малину и свежую бруснику.
Да все без толку. Упрямый водяной уперся копытом — хочу, мол, над золотом плавать, по серебру хвостом мести, медью в ручьях звенеть. Хочу, чтобы мой Черный водопад Золотым называли.
Ну как объяснить этому водоплесу, что в Синем лесу четыре мешка грибов и два короба отборных орехов намного лучше, чем мешок золота? Монеты эти — со всех сторон вещь бесполезная, ни кормят, ни греют, даже от дождя не спасают. Только швыряться во врагов удобно — тяжелые, так воздух и рассекают.
Но делать нечего. Свою голову с плеч не снимешь, и этой лошади водянистой не приставишь.
Пришлось Хурре с мамой искать деньги. А откуда мирным лесовикам взять столько золота?
Его еноты, знаете ли, в ручьях не моют и белки на зиму не запасают. Две золотых монеты, серебряную ложку и медный наперсток Хурра нашел у сорок в гнездах. Шума было столько, что потом он неделю по лесу перемещался ползком и перебежками.
А сороки — птицы сварливые и злопамятные, так и норовили его клювом зацепить или лапой поддеть.
До сих пор не простили.
Хурра вздохнул.
Вот и пришлось им выйти на большую дорогу. Дорога была большая и сильно запущенная, но по ней все равно иногда проезжали купцы, егеря, курьеры, и разные темные личности, которые хотели как можно быстрее уйти от погони. В общем, по старой дороге рисковали ехать те, кому очень нужно было быстро уехать из королевства.
А на дороге их уже ждали ловушки лесовиков — подвесные сети, раскачивающиеся бревна, шагающие ели, лианы-самовязки.
Мама всегда хорошо вязала.
За два месяца они набрали уже два мешочка золота. Но дно у озера было большое и конечно, серебряные доспехи очень бы пригодились.
Мама деловито проверила крепления канатов и сложную систему блоков и противовесов, которая удерживала рыцаря в воздухе.
Рыцарь грустно качался и тихонечко поскрипывал суставами. Под ним на земле валялся большой красный щит. На щите было нарисован странный герб — белый шестиугольник. Меча у рыцаря не было. Коня тоже.
Хурра немного удивился — как это, рыцарь без коня и меча? Какой-то неправильный рыцарь. Неужели он от края леса пешком дошагал в своих доспехах?
— Ладно, малыш, начинаем, — сказала мама. Она покачала половник в руке, надвинула на голову остроконечную шапку из ивовой коры и с душераздирающим воплем выскочила из-за дерева.
Хурра схватил свою корягу-растерзягу, которую подобрал по дороге — она была кривая, черная и очень страшная. И с мужественным писком побежал за мамой.
Рыцарь закружился в сети, а мама высоко подпрыгивала и азартно била его половником. Каждый раз, когда половник встречался с металлическим лбом, по дороге плыло чистое и звучное — "БОМ!", так что никаких сомнений не оставалось, что доспехи и, правда — серебряные.
Хурра подскочил и заколотил рыцаря корягой по пяткам с острыми шпорами.
— Сдавайся! — завопил он. — Золото или жизнь! Кабаний клык тебе в селезенку!
— Малыш, что за выражения?! — возмутилась мама. — Мы грабим, а не грубим, в конце концов!
— Прости, мам.
— Чтобы я больше такого не слышала! — Мирра так разошлась, что даже прекратила лупцевать рыцаря поварешкой. — И где ты такого нахватался? Небось, опять с барсуками Звонкого ручья болтался по лесу? Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты держался от них подальше!
— И не говорите, тетенька, — неожиданно поддержал ее рыцарь. — Нынешняя молодежь, как это...совсем распоясалась. От рук отбились!
— Именно! — откликнулась Мирра. — Я и говорю...
Тут она осеклась и с размаху врезала по закрытому глухому шлему.
— Ай! Ну вы чего делаете?! — возмутился рыцарь, раскачиваясь от удара. — Хватит уже, голова гудит!
— Ты в доверие не вкрадывайся! — она грозно потрясла половником. — Живо все деньги выкладывай, доспех снимай, и топай отсюда. Пока не съели.
— А если не сниму?
— Тогда мы тебя оттуда выка..выку..выколупуем! — вступил в разговор Хурра. — И тогда точно съедим!
— Не надо меня колупать, — возмутился рыцарь. — Я вам ничего плохого не сделал. И есть вы меня не будете.
— За милую душу слопаем, — зловеще пообещала Мирра. — У меня очень хорошо получаются рыцари, запеченные в своем панцире. С диким сельдереем и голубикой.
— А вот и нет, — рыцарь покачал головой и с трудом, преодолевая сопротивление сети, скрестил руки на груди. — И вообще я вас не боюсь.
— Это еще почему? — нахмурилась Мирра. Разговор ей не нравился.
— Потому что вы лесовики. И никому зла не делаете. Добрые вы...
Мирра хмыкнула и принялась расхаживать по дороге под рыцарем — туда-сюда. Потом хитро улыбнулась.
— А ну-ка, сынок, принеси хворосту. И побольше.
Хурра тут же сорвался с места. Хворост — это просто. Хвороста у них в лесу много запасено, на целый полк рыцарей хватит.
Рыцарь тем временем вертелся и с тревогой наблюдал, как под ним растет куча валежника.
— Вы чего это? Вы это зачем?
— Значит, не съедим? — спросила Мирра, доставая кремень и кресало. — Добрые, значит?
Она постучала кремнем о кресало. Искра попала на горстку сухого мха и Мирра, упав на колени, начала ее усердно раздувать.
— Эй! Это не смешно! — рыцарь заскрежетал всеми своими деталями. — С ума вы в этом лесу сошли, что ли?!
Огонь вцепился в хворост, оседлал его, взвился огненной гривой, погнал вверх поток жара.
— Ай! — завопил рыцарь тонким мальчишеским голосом. — Прекратите сейчас же! Иначе я вам, я вас, я всех...
— Мам, — Хурра подергал ее за кацавейку. — Может, не надо? Попугали и хватит. А то он и правда изжарится.
— Не изжарится, — отмахнулась Мирра. — Сейчас поругается еще и попросит пощады. Еще немного, еще чуть-чуть...
И она подбросила немного влажного мха. Блестящая фигура, запеленатая в сети, тут же окуталась клубами густого дыма.
— Кха, кхе, кху...ну что вы... кха, — донеслось из сизого облака.- Все, кха... обиделся.
В следующее мгновение что-то громко треснуло, во все стороны разлетелись какие-то обрывки веревок, и серебряный рыцарь с грохотом свалился в костер.
Мама схватила Хурру и испуганным зайцем прыгнула с дороги в заросли. Позади что-то гремело, трещало и проламывалось сквозь подлесок, как медведь, которому на голову уронили улей.
— Тихо, Хурреныш, — прошептала мама, когда они нырнули в нору, — Не шуми, а то он нас найдет.
Они замерли. Хурра прильнул к маме, и только слышал, как стучит ее сердце — торопливо и немного сбивчиво.
Мама боялась.
А потому Хурра услышал, как кто-то большой неторопливо обошел вокруг ивобаба. Прошуршал по траве. И деликатно постучал по стволу.
— Эй, лесовики, вы там?
Они не отвечали. Мама настороженно поглядывала вверх, а Хурра надул щеки и показывал маме — мол, вот я как умею молчать. Как рыба. Как головастик. Как земляной червяк.
— Слушайте, я зла на вас не держу. Всякое бывает. У меня все равно денег нет, так что все в порядке. Эй?
Рыцарь поскреб дерево.
— Ну ладно. Половник хоть возьмите. На дороге потеряли.
В дупле загремело, зашуршало, и сверху в котелок упал мамин половник, разбрызгав грибную кашу.
— Аккуратней нельзя? — возмутилась Мирра. — Я эту кашу все утро варила.
— Ага, — обрадовался снаружи рыцарь. — Значит, вы там.
— Кто?
— Вы. Лесовики.
— С чего ты взял?
— Ну... — рыцарь растерялся. — Тут на дереве вывеска — "Дом Мирры, Хурры большого и Хурры маленького, лесовиков".
— Это не наша вывеска. Это чужая. А мы скромная семья барсуков.
— Барсуков??
Хурра заворожено слушал — оказывается, мама умеет сочинять такие истории...
— А зачем вы повесили чужую вывеску на свой дом? — продолжал допытываться рыцарь.
— Она тут всегда висела. Мы думали, что так надо. Что это часть декора.
На этот раз рыцарь замолчал надолго. Хурра уже обрадовался, что он ушел, как сверху донеслось:
— Ну ладно. А почему тогда на пороге валяется деревянный башмачок? В вашем лесу у барсуков мода такая?
Хурра ахнул и торопливо спрятал правую ногу без новенького липового башмака, который только позавчера вырезала мама.
— Есть тут один такой барсук, который вечно все теряет, — Мирра мрачно поглядела на сына. — Ладно, рыцарь, мы сдаемся. Ты нас поймал.
— Слушайте, я зла на вас не держу.
— Ты за нами гнался, чтобы это сказать?
— Ну, в общем, да... и еще. Слушайте, выходите, а то как-то глупо — стою в лесу и разговариваю с деревом.
— По твоему, скакать на белом коне и рубить голову дракону — более нормальное поведение? — пробурчала Мирра, выбираясь наверх. — Что глупого в том, чтобы поговорить с деревом? Иные деревья, я так скажу, куда умнее некоторых людей.
Она раздраженно отряхнулась. Следом выбрался Хурра, спрятался за маму и оттуда стал изучать рыцаря.
— Наверное, умнее. Я не пробовал говорить с деревьями, — смутился рыцарь и развел бронированные руки. — Меня зовут Эльтарт. Рыцарь Эльтарт.
Хурра загляделся — рыцарь был большой. Очень большой и красивый. Эльтарт был с ног до головы закован в доспехи, которые мягко поблескивали в сумрачном лесном свете. По латам вился тонкий черненый узор — разные листочки, кружочки, звездочки, стрелочки и еще какие-то птички. За спиной у рыцаря висел тот самый красный треугольный щит.
Всю красоту немного портило то, что доспехи над костром слегка подкоптились, и от доблестного рыцаря ощутимо несло дымом.
"И не жарко ему там?" — Хурра поглядел на черную решетку забрала, за которой весело поблескивали глаза. И моргнул от удивления — ему показалось, что рыцарь — страшный и могучий, показал ему язык.
— Очень приятно. А мы — Мирра и Хурра, — твердо сказала мама. — А теперь извини — у нас много дел, мы пойдем.
Она решительно потащила Хурру за собой.
— А куда вы идете? — рыцарь зашагал рядом — с тихим скрипом и каким-то механическим пощелкиванием. — Давайте, я вам помогу.
— Не стоит, мы сами, — сквозь зубы пробормотала Мирра и ускорила шаг. Хурра уже бежал за ней, а рыцарь все так же ровно топтал темную зелень мхов своими длинными ногами. Казалось, что он может идти так целый день, и ни капельки не устанет.
Мирра это тоже поняла и остановилась.
— И вот чего ты к нам привязался? — с тоской спросила она. — Выпутался и иди себе своей дорогой, железяка. Другой бы на твоем месте уже скрипел отсюда, как лось весной.
Хурра знал, что это мама специально сказала. Она не злая, просто хотела отпугнуть рыцаря — чем-то он ей не нравился. А вот Хурре он был по душе решительно весь — от маленьких звонких шпор, крутящихся на пятках до высокого глухого шлема с плюмажем из невиданных ярких перьев. Перья, правда, тоже немного обгорели, но все равно — даже то, что осталось, смотрелось очень красиво. У них таких птиц в Синем лесу не водилось.
Рыцарь покачал шлемом — вышло это у него до смешного ловко, и неожиданно уселся на землю. Ноги его лязгнули и сложились каким-то немыслимым образом.
— Я вам помочь хочу, тетя, а вы ругаетесь и убегаете, — с укоризной сказал Эльтарт. — я же знаю, что лесовики добрые и золото им не нужно. Значит, у вас какая-то беда случилась. Раз вы путников грабите и золото отбираете. Я так и думал — что-то неладное с этим Неведомым злом. Какое-то оно не злое. Это зло. А это вы, оказывается.
— А тебе какая печаль? — нахмурилась Мирра. Доверяться какому-то первому встречному рыцарю, и рассказывать, что у них в семье произошла такая беда, она совсем не хотела. Мирра была гордым лесовиком.
— Так я же рыцарь! — всплеснул руками, как какой-то металлический журавль, Эльтарт. — Я же должен защищать обиженных, и помогать обездоленным. Или наоборот? Ну, неважно. У вас беда и я вам помогу.
Он со щелчком распрямил ноги и одним прыжком вскочил на ноги.
— Доблестный рыцарь Эльтарт спасет вас! — тонким, удивительно не подходящим к его мощной фигуре, голосом воскликнул рыцарь, — Итак — кого спасать, чего крушить?
— У тебя меч-то есть, рыцарь? — фыркнула Мирра. — Чем спасать будешь, шпорами своими? Жук-серебрянка...
Из шлема послышалось обиженное сопение. Эльтарт протянул руку, схватил толстенную ветку ивобаба — толще Хурры — и сжал кулак.
Раздался жалобный хруст, посыпались щепки, и ветка тяжко рухнула на землю — прямо на перепуганных лесовиков.
— Я рыцарь, — грозно сказал Эльтарт, подхватив ветку у них над головой. — Не надо смеяться.
Мирра открыла глаза, отпустила прижавшегося к ней Хурру и устало вздохнула:
— Уговорил. Слушай про нашу беду.
облако тэгов
