| |
| Статья написана 21 августа 2013 г. 13:02 |
Написано для родной газеты. Гильермо дель Торо, режиссер разносторонний и неровный, в «Тихоокеанском рубеже» подарил Западу новых героев – огромных гуманоидных роботов, управляемых людьми из плоти и крови. Сюжет «Тихоокеанского рубежа» незамысловат и по большому счету сводится к борьбе упомянутых роботов с чудовищными порождениями океанской бездны, которые всплывают невесть откуда и норовят разрушить наши города. Однако испанец Гильермо дель Торо знаменит в том числе хитроумием. Он работает в стиле «и нашим и вашим», чередуя умную и элитарную фантастику вроде «Лабиринта фавна» (в котором ужасы фашистской Испании соревнуются с ужасами потустороннего мира – и оказываются много кошмарнее) с чуть менее умным, но абсолютно крышесносным кино вроде двух «Хеллбоев» по комиксу Майка Миньолы (о сыне падшего ангела, который из ада попадает в наш мир и периодически борется тут со злом). ![](http://f.pmo.ee/f/2013/08/12/1963442t100h9b41.jpg)
В «Тихоокеанском рубеже» дель Торо решил расширить культурные рамки Голливуда в «японскую» сторону. Глубинные чудо-юды не зря называются тут кайдзю, «чудовища» по-японски, – и не зря противостоят им гигантские человекоподобные роботы... Давай врежем этой суке! Согласно прогнозам дель Торо, уже в этом году из открывшегося в Мировом океане разлома между измерениями вынырнет первое страшилище, озабоченное одним: как бы уничтожить побольше домов и людей. В ответ объединившееся против общего врага человечество создает титанических роботов, которыми управляют пары пилотов. Пары – потому что один пилот справиться с роботом не в состоянии, «слишком велика нагрузка на нейроны». Иное дело – двойка. Оказавшись в голове робота, пилоты синхронизируют сознания, чтобы в буквальном смысле слова слиться духовно, и ведут свою махину в бой. Роботов называют Егерями. (Конечно, никакие они не Егери, а совсем даже Jaegers, «охотники» с немецкого. Но переводчики фильмов положат на лопатки любой здравый смысл.) Какое-то время Егери побеждают кайдзю, однако те продолжают выныривать из бездны, причем все чаще. Один из кайдзю побеждает робота по имени «Бродяга», ведомого братьями Беккетами, и убивает одного из них. Оставшийся в живых Райли Беккет (Чарли Ханнэм) устраивается на стройку Стены, как называют огромное сооружение, призванное обезопасить прибрежные города от океанских атак. Проходит пять лет. Власти считают, что от Егерей проку нет, и закрывают программу; вся надежда теперь на Стену. Чернокожий маршал Пентекост (Идрис Эльба), бывший глава программы, не сдается и переводит оставшихся Егерей на сингапурскую базу. Призывает он туда и Райли Беккета, чтобы тот вновь встал за виртуальный штурвал «Бродяги». Напарницей пилота станет прекрасная японка Мако Мори (Ринко Кикути), коллегами – пилотирующие четырехрукого Егеря китайские тройняшки, отец и сын из Америки, а также русские супруги Алексей и Саша Кайдановские, которые сами выглядят, двигаются и разговаривают, как роботы, если не считать боевого клича Саши «Давай врежем этой суке!», переведенного с русского на русский в субтитрах как «Давай врежем этому гаду!». К счастью, ходячими манекенами геройский состав фильма не ограничивается. Тут есть еще колоритная пара ученых – доктор Ньютон Гейшлер (Чарли Дэй), биолог, и доктор Герман Готтлиб (Бёрн Горман), математик. Гейшлер мечтает о том, чтобы слиться мозгами с каким-нибудь кайдзю и разузнать, чем живет и дышит этот монстр, ну а хромой Готтлиб пытается его отговорить. Особого упоминания заслуживает торговец трупами кайдзю Ганнибал, которого играет Рон Перлман, любимый актер Гильермо дель Торо, воплотивший на экране образ Хеллбоя. Увы, эпизоды с этими персонажами остаются эпизодами, а основное время занимает бесконечная борьба людей-роботов с монстрами, которые, как выясняет Гейшлер, всего лишь десант, посланный навредить человечеству. Из Японии с роботами Обычно наличие контекстов и подтекстов маркирует кино многослойное, умное и сложное. «Тихоокеанский рубеж» в этом смысле – увлекательное исключение. С одной стороны, многослойности тут хоть отбавляй. С другой, сюжету эта многослойность нужна, как козе пятая нога. Скажем, были бы кайдзю не кайдзю, а просто монстрами, ничего не изменилось бы. Однако режиссеру важно донести до нас, что это именно и только кайдзю – именно так с 1950-х годов японцы называют своих киночудовищ вроде исполинского ящера Годзиллы, крупногабаритного рака Эбиры или громадной бабочки Мотры, которая стреляет желтыми лучами из усиков и любит кусать Годзиллу за хвост. Правда, Годзилла символизировал ядерную опасность – после Хиросимы и Нагасаки Япония стала единственной страной на земле, для которой атомная угроза обернулась реальностью, вот кинематографисты Страны восходящего солнца и превратили ракету в ящера, не оставляющего от Токио камня на камне. Что символизируют кайдзю «Тихоокеанского рубежа», кроме самих себя, – глубоко неясно. Гигантские человекоподобные роботы также заимствованы из Японии, только не из кино, а из мультфильмов: первым таким роботом стал Мазингер Z из комикса (впоследствии экранизированного) художника Го Нагаи. Этого робота профессор Кабуто создал на основе нового элемента таблицы Менделеева «джапаниум», найденного на Фудзияме. Внук профессора, первый пилот Мазингера Z, борется с механическими чудовищами доктора Хелла, а помогает ему в этом благородном деле напарница Саяка, пилотесса Афродиты S, «женского робота», в арсенале которого – только две ракеты-груди. После анимационного сериала «Мазингер Z» гигантские человекоподобные победным маршем пошли по японским мультикам, включая популярные анимэ «Гандам» и «Макросс». Кульминацией роботомании стал сериал «Евангелион», в котором роботы модели «Ева»пилотируются подростками, воюют с неземными Ангелами и скрывают немало страшных тайн. «Евангелион» считается одним из самых сложных анимэ всех времен, и тем обиднее, что новозеландский режиссер Питер Джексон (тот, что экранизировал «Властелина Колец») так и не поставил по этому сериалу полнометражный фильм. Еще обиднее то обстоятельство, что «Тихоокеанский рубеж» японским мультикам и в подметки не годится – фильм получился слишком простым, стереотипным и, увы, глуповатым. Но, может, это только начало?
|
| | |
| Статья написана 20 августа 2013 г. 16:46 |
Это была as far лучшая ФА на моей памяти — как в общем, так и в личном. Первая была окей и первая, вторая была в развитии, третья — вот эта — опять в развитии, что не может не. В общем плане — офигенное количество разнообразнейших мероприятий, когда хотелось разорваться (людям, которых интересует практически все, это простительно, но), умные хорошие писатели в количестве — Иэн МакДональд, Алан Кубатиев, гешвистер Зоричи, Юля Зонис, Ина Голдин, список можно длить, — и не только писатели: Катя Гопенко и концерт группы "Немного нервно", а также концертная версия "Финрод-зонга" с Лорой Бочаровой и опять-таки Катей Гопенко, с новыми, как я понял, песнями — это, ну, что-то настолько прекрасное, что даже слов нет. Кстати, Лора Бочарова внезапно написала мне хокку. Оно не очень приличное, но зато единственное такое в мире. В личном плане — например, прокачка скиллов: мне впервые ни капли не стыдно за свою полуторачасовую лекцию (про гигантских человекоподобных роботов, с концепцией, слайдами и отрывками), а равно за дискуссию по запретной манге (нас было пятеро или шестеро, но мы были круты и договорились аж до трех китов: контекстность, моральность, сюжетность), а равно за участие в дискуссиях о переводе и о фанткритике (кажется, я кого-то шокировал неприятием теории, huh), а равно за внезапно выдавшийся параллельный перевод на встрече с МакДональдом. К сожалению, видеозапись этого дела утрачена, так что останется в итоге одна лишь легенда. Ну и хорошо. Но, разумеется, конвент не был бы конвентом без старых и новых друзей. Тут длинный список имен всех тех, кого я был бы рад видеть каждый день. Надо чаще встречаться :) Из минусов: очень много и вкусно кормили (все вспомнили песню Слепакова "Жопа Растет"), а также друзья успевали еще и ссориться между собой (я не принимал участия, но очень грущу по всем этим поводам), а также, окей, иногдашнее тяготение дискуссий к теме "какая-то фигня с нашей фантастикой". Но ведь и правда какая-то фигня. C'est la vie. Про озеро, свиней, танцы на столе и многое прочее я вам ничего не расскажу; как говорил Аксенов, жаль, что вас не было с нами. А вот фотки воспоследуют. Beware. Чтобы жизнь медом не казалась — вот маленький фотоанонс того, что будет потом в ЖЖ: ![](https://lh6.googleusercontent.com/-IoTfNm2ywP8/UhNfjZ8NaTI/AAAAAAAAH_k/0UmD1EUy2QE/s640/IMGP8943.JPG)
![](фото удалено по просьбе сфотографированного)
![](https://lh4.googleusercontent.com/-Lv2PJ23sKvM/UhNgT0wttII/AAAAAAAAH_0/9Bkzba3jaDM/s640/IMGP9091.JPG)
![](https://lh5.googleusercontent.com/-zsX0kLALtOs/UhNhLzY2W5I/AAAAAAAAIAM/_JL_YFH2XOI/s640/IMGP9397.JPG)
![](https://lh3.googleusercontent.com/-BumM3JOrQ4w/UhNhhFGLWOI/AAAAAAAAIAU/3tS04BjQLkQ/s640/IMGP9381.JPG)
Кстати, если кто хочет, можно посмотреть, а то и откомментить фотки с Финнкона. Они вот тут: часть первая часть вторая часть третья Ёвэлкам :)
|
| | |
| Статья написана 14 августа 2013 г. 17:55 |
Дочитал "Игру Эндера" Орсона Скотта Карда. Впервые в оригинале. До того дважды читал лет двадцать назад на русском. История, понятно, не изменилась, но в оригинале она круче — Кард пишет якобы простым и очень точным языком, и эти качества в переводе немного потерялись. Пожалуй, я дополнительно уяснил себе христианский слой-layer этой истории. В остальном — все по-прежнему. До слез. И, кстати, вот про вашу так называемую свободу: Welcome to the human race. Nobody controls his own life, Ender. The best you can do is choose to be controlled by good people, by people who love you. Это сестра говорит герою: "Добро пожаловать в человечество. Никто не контролирует собственную жизнь, Эндер. Лучшее, что можно сделать, — это выбрать для контроля над своей жизнью хороших людей, таких, которые тебя любят". Абсолютная правда. Хотя, боюсь, свободолюбам она не очень доступна. Так как я наблюдаю свободолюбов в количестве последние годы, мне это все очень огорчительно. А еще я с ужасом подумал, что сам Орсон Скотт Кард с его страшненькой, про-республиканской, не очень-то местами христианской колонкой на Ornery.org — ну точно как Демосфен. Отсюда возникает много вопросов, которые совершенно бессмысленно задавать. Я уже подзабыл линии Локка и Демосфена, а тут перечел — и как-то сразу все запуталось. Читаю "Эндера в ссылке". Очень забавно: книга написана чуть не четверть века спустя, но начинается тогда, когда заканчивается "Игра". ОЧЕНЬ жду фильма по "Игре". С Асой Баттерфилдом в главной роли, Харрисоном Фордом в роли полковника Граффа. Если они сделали его хоть немного по книге — я имею в виду основной сюжет, — это будет хит.
|
| | |
| Статья написана 9 августа 2013 г. 01:55 |
Я очень хочу, чтобы у Ины Голдин все получилось и эта книга была бы заслуженно оценена всеми, кто. Ее первый сборник, выходящий днями в "Фантаверсуме", — одна из тех редких хороших вещей, которые случаются иногда с этой нашей фантастикой. Я имел честь написать к "Играм в классики..." предисловие (прочесть можно тут), и "имел честь" тут значит ровно то, что значит. Ну или вот:
Герои Ины Голдин чаще всего уезжают, чтобы никогда не вернуться. Или же возвращаются — но только затем, чтобы понять: возвращение невозможно. Тут можно вспомнить Гераклита с его рекой, в которую не войдешь дважды, потому что и мы с вами, и река каждый миг меняемся, превращаемся во что-то новое, фактически — умираем, чтобы жить дальше (совсем как инопланетяне из рассказа «В последний час, в последний пляс»: «Чем меньше мы живем, тем мы бессмертней...»). Можно вспомнить о том, что сама Ина в 2007 году эмигрировала из родного Екатеринбурга (ну или «Города Е») в Париж. Можно вспомнить и вечную любовь Ины — Ирландию, чьи жители рассредоточились по всему свету. «Мы — ирландцы. Мы всегда уезжаем». Нет, неверно, поправила себя Шивон. Мы земляне. Мы всегда уезжаем. И всегда тоскуем по оставленному, но все наши книги, отчеты, учебники, вся записанная мудрость — один большой путевой дневник.Невозвращение — это вектор. Движение из прошлого в будущее. Путь. Иногда — попытка спрятаться в другой реальности (как спасаются от верной гибели еврейские дети в «Перспективе»), в междумирье (как это удалось «Тому, кто смотрит за указателями»), в ином времени (куда проваливается Стась в «Долгой ночи»), в недрах памяти (как уходит в лабиринт воспоминаний Сабин в «Городе Е»), в мире мертвых (где оказывается герой «Журавлика»), в мире фэйри (как предлагают духи ирландскому врачу в «Был я устал и одинок»). Иногда — попытка спастись от нелюбви семьи (как прячутся дети в «Я иду искать») или страны (как улетает из России героиня «Летной погоды», оставляя то единственное, что важно). Уйти под радар. Забыть, уснуть и видеть сны, как Гамлет «В ожидании Фортинбраса», как обитатели «Садов вдохновения», живущие в мире «непрочном, собранном из обрывков чужих мыслей, чужих слов, перепутанных деталей». И это всегда моральный выбор: уйти нельзя остаться. Выбор, который не оставит тебя в покое. Что вам дала эмиграция? Лишний кусок хлеба, возможность спасти свою шкуру? И что — это стоит предательства? Стоит того, чтобы оставить своих друзей, свои воспоминания, свою родину? Как пел Вячеслав Бутусов в стране, уже сгинувшей в прошлом: «И остаться нельзя, и уйти невозможно...» Ина Голдин умеет очень многое — куда больше, чем среднестатистический, замкнувшийся в НФ или фэнтези, в неумных звездных войнах или псевдофилософской невнятице фантаст. В этом сборнике представлены среди прочего три отменных детектива, причем очень разных. «Клиника доктора Х» — детектив лингвистический, о реальности, где слово материально: вместо полиции тут — корректоры и редакторы, а писатель приравнен к Господу Богу. «Наша кровь» — детектив фэнтезийный, даже вампирский, из цикла об альтернативном мире, где некая Держава объединила народы саравов, эйре и белогорцев. Наконец, «Держитесь подальше от...» — детектив французско-кельтский, с намеком на мистику, но в остальном — вполне реалистичный; так и хочется написать: в главной роли — Жан Рено... И это только детективы. Наш автор с той же легкостью пишет классическую НФ с лингвистическим уклоном, фэнтези в духе Геймана, поэтические притчи а-ля Брэдбери (заметнее всего это в «Садах вдохновения») — и много, много чего еще. Миры, создаваемые Иной Голдин, — это не «отрывок, взгляд и нечто», как бывает сплошь и рядом; у них всегда есть прошлое, а значит, и будущее. Яркий пример — рассказы о Шивон Ни Леоч, космическом лингвисте. С одной стороны — вот вам будущее в полный рост: традукторы, детекторы некорректности, автоматические исповедальни, пионеры-«зимовщики», братья и сестры ордена Гагарина... С другой — вездесущая Ирландия, которая так или иначе проявляется в любой истории. «Ностальгия межпланетного лингвиста» прежде всего, как ни странно, об Ирландии и о Боге — о том, насколько разные сценарии Он реализует в наблюдаемой Вселенной. Рэй Брэдбери, между прочим, считал, что люди найдут Бога, только если устремятся к звездам. Наверняка Шивон с ним согласилась бы. Ее Бог — это движение, познание, путь. Вечные Гераклитовы реки. Вечное невозвращение. Bienvenue в пространство-время текстов Ины Голдин. Перед вами — фантастический путевой дневник о поиске себя и чего-то большего. Вы гарантированно не вернетесь прежним.
![](https://lh5.googleusercontent.com/-PT8TJam0uD4/UgQEYhIa_TI/AAAAAAAAH-c/yXhacsuHoJU/s640/InaGoldin.jpg)
Пару слов без протокола :) Надо сказать, что я совершенно не ожидал ничего такого. У Ины есть два качества, которые я бы с легкостью обозвал главными: она умеет писать очень по-разному — и она умеет писать о важном. О неважном тоже, но о важном у нее лучше получается. В этом сборнике до фига жанров, от джеквэнсовских приключений космической лингвистки до рассказов, в которых есть настроение, скажем, Геймана, или Брэдбери, или Стивена Кинга — но это не подражание; это та же волна. И множество других. "Город Е" пронизан каким-то сновидческим киберпанком, "В ожидании Фортинбраса" — гамлетовская фантасмагория, "Сады вдохновения" — отчасти дань литературным играм, "Наша кровь" — про вампиров, то есть фэнтези, а "Был я устал и одинок" — тоже фэнтези, но совсем другое, реалистическое, про Ирландию. Вообще, о чем бы ни писала Ина, она пишет про Ирландию или схожие мотивы изгнанничества. Я не знаю, кармическое это или наоборот, но. Впрочем, я начинаю повторяться. Главное вот что: всякий рассказ и всякая повесть тут — о чем-то большем. И настолько, что перехватывает дыхание. А это везде редко встречается, не только в фантастике. Ина пишет увлекательно, умно, комично, трагично и точно. И всегда интересно. Это реклама, да. Делиться тем, что прочел с восхищением и во что поверил всей душой, легко и приятно. Не пропустите.
|
| | |
| Статья написана 5 августа 2013 г. 11:25 |
В таллин(н)ском издательстве "КПД" вышел фантастический роман Карла Ристикиви "Остров чудес" ("Imede saar" в оригинале). Перевод вашего непокорного. 256 стр., 500 экз., мягкая обложка; кроме самого романа там есть мое небольшое послесловие, с которым все, кто читал, спорят, и это хорошо. https://picasaweb.google.com/lh/photo/8WW..."> https://lh6.googleusercontent.com/-2vW8g6..." height="400" width="276" /> Я всецело убежден, что если бы не язык и судьба, Карл Ристикиви (1912-1977) сейчас котировался бы на уровне Эко и Борхеса. Он родился в эстонской провинции, крещен был, кстати, православным именем Карп (и оставался православным до конца дней, сколько мне известно), начинал писать в 1930-х с фантастики, точнее, с альтернативной истории ("По следам викингов"), и с детских книжек. Быстро переключился на реализм и к тридцати годам стал одним из ведущих эстонских писателей. Только эпоха ему выпала ужасная: в 1940 году Эстония вошла в состав СССР, в 1941-м сюда вошли немцы, Ристикиви какое-то время был писарем в армии, а потом, очевидно, не выдержав всего этого ужаса, в 1943 году, задолго до конца немецкой оккупации, на лодке сбежал от всех оккупаций в Хельсинки, а оттуда — в Стокгольм. Для меня это важный момент: эстонцы, которые были на стороне рейха, бежали ближе к сентябрю 1944-го, когда сюда опять пришли советские. Ристикиви не был ни на стороне рейха, ни на стороне Союза. Вполне достойный выбор, по-моему. Всю оставшую жизнь он прожил в Швеции. Писал в основном на эстонском (детективный роман, две радиопьесы и рассказ на шведском не в счет; шведы о Ристикиви ничего не знают). Сначала написал реалистическую дилогию, потом — неожиданно — роман-притчу — христианско-кафкианскую, я бы сказал — "Ночь духов" (на русский переведена как "Ночь душ", плюс — отрывок — как "Навья ночь"). А потом, начиная с 1950-х, видимо, совершенно уже освободившись от всех привязанностей, начал сочинять громадную "историко-философскую серию" — одиннадцать романов и сборник рассказов. Романы делятся на три трилогии и два отдельных, включая последний, совершенно фантасмагорический "Римский дневник". Там есть крестовые походы, средневековые хроники, пересечения времен, пьесы внутри пьес внутри пьес, исторические детективы и много чего еще. Второй стоящий особняком роман — это как раз "Остров чудес" (1964). По-хорошему это единственный фантастический роман у Ристикиви. По-моему, он чудесный. Это якобы восстановленная Ристикиви рукопись итальянского писателя Никколо Казарманы (ок. 1320 — ок. 1374), который описал, как подростком случайно оказался на борту корабля Лоренцо ди Шарра, князя Рагузы и Спалато, искавшего остров, куда в свое время бежали из Греции ученики Платона, чтобы создать там по заветам учителя идеальное Государство. Никколо, князь и прочие находят этот остров и обнаруживают на нем натуральную утопию. Причем очень скоро становится ясно, что эта (анти)утопия — почти один к одному наше время, точнее, эпоха Ристикиви: 1960-е, американско-европейский экономический бум. В романе есть отсылки к Америке ("На конце мола высилась гигантская скульптура женщины, державшая в воздетых руках факел или зеркало, что отражало солнечные лучи и казалось словно бы зажженной лампой"), но куда больше их к Европе, а совсем конкретно — к Скандинавии с ее синтезом социализма и капитализма; парадоксальным образом многие элементы жизни Аллотрии, как называется остров, напоминают и брежневский СССР. Еще на Аллотрии есть самобеглые колесницы, летающие люди, мыследрамы, искусственные ослы и денежная система, именуемая, huh, странгуляцией. Переводить было непросто — надо было архаизовать язык немного. Я старался. Без опечаток не обошлось, но отзывы вроде хорошие. Стиль Ристикиви архаичен, кстати, очень обманчиво. Ирония местами пробивается совершенно пелевинская. Такой вот роман в романе в романе. Ниже будет отрывок про театр. Никифор — это византийский старец, патер Иеронимо — священник, оба приплыли на Аллотрию с князем Лоренцо; Софрон — местный гид, поминаемая Ипатия — одна из архонтов, философов-правителей Аллотрии. Абсолютный Дух — это водка :) Повествование ведется от лица Никколо, само собой; весь отрывок под катом. *** – Как? У вас и театр есть, как в Афинах? – поразился Никифор. – Никогда бы не поверил, что мне доведется увидеть нечто подобное своими глазами. Но до сих пор я полагал, что Платон был против театра и даже считал его вредным. Телка-Лаура
– Наш театр не похож на афинский, – сказал Софрон. – Как вы знаете, в афинском театре шли представления о том, что никогда не происходило и было всего лишь чьей-то выдумкой. Там играли актеры, делавшие вид, будто они цари, герои или даже боги. Понятно, что столь явная ложь вредна. В нашем театре выступают не актеры, а обычные люди. Вы узрите в нем не блеклое отражение жизни, но саму жизнь. Такие слова всем нам пришлись по душе, только Никифор сожалел о том, что не сможет увидеть театр, существовавший в Афинах в седой древности. Однако Софрон сказал Никифору, что если тот интересуется выдуманными историями, впоследствии можно будет посмотреть мыследрамы, где наличествуют и цари, и герои, и боги, и прочая невидаль. Дорога привела нас в обширный сад или парк на окраине города. Поскольку стены Гелиополю для защиты от врагов не требовались, места тут было с избытком, в числе прочего и для прекрасных садов, и для арен, предназначенных для всевозможных состязаний. С наступлением вечера их осветили множественные лампы и светильники, сияние коих, как я теперь знал, было не чем иным, как собранным в течение дня и сохраненным солнечным светом. Сад, куда мы пришли, вечером был столь светел, как и огромный зал для празднеств, и только звезды над головой напоминали, что мы пребываем в средоточии дикой природы. Всякий выбирал здесь времяпрепровождение по себе. Одни сидели на траве либо на скамьях и беседовали, пели или миловались. Другие принесли с собой вечернюю трапезу и пригласили соседей присоединиться. Не было недостатка и в тех, кто под воздействием Абсолютного Духа облегчал душу к вящему веселью наблюдателей. Кого-то притягивали разнообразные игры и соревнования, но и две большие площадки для плясок, одна для молодежи и вторая для стариков (они и здесь держались поодаль), были забиты до отказа, причем пляшущие лучились счастьем, пусть теснота и вынуждала их наступать друг другу на ноги. Стражи прохаживались по двое туда-сюда и вмешивались, только если надо было подобрать служителей Абсолютного Духа, у коих иссякали силы, и сдержать подростков, пожелавших въехать в сад на искусственных ослах. Столь радостный и непринужденный совместный отдых пришелся мне весьма по душе; я стал размышлять о том, как бы мне вернуться сюда с Андромахой, хоть меня и тревожило то, что здесь было так светло. Никифор же интересовался театром, хотя, по мнению старца, то был не очень правильный театр, и подстрекал Софрона быстро идти далее. Наконец, мы добрались до дома в форме подковы, украшенного живыми, движущимися огненными надписями, от коих у меня сначала зарябило в глазах. Я слышал, как патер Иеронимо пробормотал у самого уха «Мене, мене, текел!», и видел, что он тайком перекрестился. И все-таки патер самоотверженно шел с нами. Когда Софрон пояснил, кто мы такие, стражи отвели нас на почетные места поблизости от сцены, чтобы мы лучше смогли разглядеть и расслышать выступающих. В тот момент на сцене стоял некий мужчина и о чем-то говорил, возбуждая в зрителях неистовый смех, но я не понимал ни слова, да и говорил мужчина так быстро, что Никифор не успевал нам переводить. Тем проще нам было наблюдать искусство акробатов, умения коих взаправду были столь велики, что я подобных им никогда не видывал. Танцоры в масках или с лицами, выкрашенными в черный цвет, представили танцы различных народов, а юноши в блестящих доспехах воспроизвели перед нами рыцарский турнир настолько искусно и в то же время гипертрофированно, что мы чуть не задохнулись от смеха. Впрочем, Никифор сказал потом, что обманулся, ибо представление куда больше походило на наши шутовские балаганы, чем на театр, о коем он читал. – Но именно поэтому Платон и был против театра, – разъяснил Софрон. – Наша цель – развеселить людей и душевно ободрить их, а не потрясти и сокрушить, показывая то, чего давно нет на свете. Театр Платоновой эпохи запугивал народ, как родители пугают детей, рассказывая им истории о привидениях, между тем врачеватели душ давным-давно установили, что такие истории вредны. Но подождите – самое лучшее еще впереди! Действительно, зрители заметно оживились и принялись рукоплескать, завидев на сцене тридцать танцующих женщин самого цветущего возраста. Одежды на них почти не имелось, и тем более примечательно было то, что открывалось глазу. Танец был очень прост, он заключался в том, что женщины высоко задирали ноги, причем проделывали сие весьма искусно и подвижно и притом все одновременно, словно бы кто-то управлял ими, дергая за нити. Взлетающие и опускающиеся ноги напомнили мне о самодвижущихся веслах, и не исключено, что женщины должны были изображать как раз корабль. Я вознамерился горячо посоветовать зрелище нашим матросам, коим оно наверняка было бы весьма любопытно и поучительно. Когда женщины удалились, зрители стали нетерпеливо шуметь, и вышедшие вслед паяцы не нашли в них большого сочувствия. Все громче раздавались крики: «Телка-Лаура! Телка-Лаура!» Тут прозвучала далекая барабанная дробь; заслышав ее, тысячеглавая толпа умолкла, и настала мертвая тишина. Но когда на сцене появилась молодая женщина с развевающимися золотыми волосами и округлыми телесными формами, едва скрытыми ее почти прозрачным нарядом, грянула громовая овация, а приветственные вопли переросли в оглушительный гвалт. Я в жизни не поверил бы, что народ Аллотрии, столь умеренный во всем остальном, способен выражать чувства так невозбранно, не прибегая к помощи Абсолютного Духа. Подобное воодушевление поначалу было мне совершенно непонятно. И хотя нужно признать, что молодая женщина, именуемая Телкой-Лаурой, отличалась красотой и пышностью и не стыдясь демонстрировала свои прелести, все представление сводилось к тому, что она расхаживала по сцене туда-сюда и медленно поворачивалась. По движениям ее губ я заключил, что она пытается что-то сказать или спеть, но вследствие того, что зрители непрерывно выражали восхищение, нельзя было услышать ни звука. Когда женщине, судя по всему, прискучило стоять на сцене, она удалилась, но ее семь раз вызывали обратно, всякий раз – бурными возгласами и рукоплесканием, причем отовсюду на сцену бросали цветы и зеленые венки, так что по временам Телка-Лаура вынуждена была от них отбиваться. Наконец, она стянула с себя воздушный наряд и швырнула его в толпу, а зрители моментально разодрали сие одеяние на тысячу кусочков, ибо каждый возжелал заполучить себе его часть. К финалу мы были настолько поражены увиденным, что Софрон счел необходимым дать нам дальнейшие пояснения. – Вы не знаете, само собой, что Телка-Лаура – это Любимица Народа. Дело обстоит так, что ежегодно мы выбираем носителя этого почетного звания. Кто его получит – решать народу, а поскольку от Любимцев Народа не требуется особенных умений, возможности тут у всех равны. – Но чем-то они должны выделяться, – молвила княгиня. – Эта девушка, конечно, очень красива, пусть ее и называют столь уродливым именем. – В том и состоит особая притягательная сила Любимца Народа, что он не выделяется вообще ничем, – продолжил Софрон терпеливо. – Я должен отметить, что у нас тысячи и тысячи девушек, столь же красивых, а то и еще прекраснее. Но именно за то, что Любимцем Народа может стать каждый и каждая, их все и любят. Так, в прошлом году некий юноша был избран Любимцем Народа за песню, хотя, честно говоря, он совсем не умеет петь. Телка-Лаура, как показывает и ее имя, – простая дочь землепашца, не умеющая ровным счетом ничего, кроме как доить коров. Оттого каждый может ощутить себя равноценным Телке-Лауре. Вот почему быть Любимцем Народа даже почетнее, нежели первым архонтом, ибо до такого положения могут возвыситься лишь единицы. И пока у каждого есть возможность сделаться Любимцем Народа, люди не беспокоятся о том, что не могут стать правителями, и ничуть не завидуют последним. Вряд ли вы отыщете женщину, жаждущую быть Ипатией, но всякая женщина мечтает быть Телкой-Лаурой. А значит, Ипатии не нужно бояться ни людского тщеславия, ни зависти. Не знаю, удалось ли мне донести до вас мою мысль? – Теперь мне все ясно, – сказала княгиня раздумчиво. – А что станет с этой бедной девочкой на будущий год? – Она вернется к своим коровам – и ей на всю жизнь останутся воспоминания, коих другие лишены. А когда у человека есть что вспомнить и о чем мечтать, он всем доволен. Ведь то, что мы зовем настоящим, есть лишь краткий миг по сравнению с прошлым и будущим.
*** Из рецы Володи Аренева (полностью в будущем номере "МФ"): ...Ристикиви — автор интереснейший и очень разнообразный. «Остров чудес» — самый новый его перевод на русский, выполненный Николаем Караевым, и, надо добавить, выполненный отменно. Между тем, задача стояла крайне непростая, поскольку перед нами стилизация под так называемые средневековые странствия — и одновременно под их современные литературные аналоги. «Плавание святого Брендана» и многие другие рассказы о том, как древние мореходы отправлялись в неведомые моря и открывали диковинные острова, впоследствии были не раз перелицованы писателями поздних времён. В этой традиции работали многие авторы, от Свифта до Уильяма Морриса. Но Ристикиви написал не просто роман-фантазию. «Остров чудес» — это одновременно и иронический взгляд на современную западную цивилизацию. Роман не устарел за полвека, прошедшие со времён его первой публикации, — и здесь, наверное, следовало бы добавить «к сожалению». Вот тут можно прочесть рецензию Бориса Туха, напечатанную в "Дне за Днем". Пока что роман продается только в Аллотрии Эстонии. Есть несколько возможностей приобрести "Остров чудес" и за ее пределами: 1) на "Фантассамблее", которая пройдет в 16 по 19 августа (пятница-понедельник) под Питером (а также в Москве, но тут надо договориться о времени); 2) издательство "КПД" будет продавать книжку в Москве на ММКВЯ с 4 по 8 сентября; 3) наконец, я могу переслать книжку по почте куда угодно, но тут опять же надо договариваться. Если кого это всё заинтересовало — прошу в комменты.
|
|
|