Выступал членом жюри на "Новой Фантастике 2022" от сайта "Бумажный Слон". Согласно уставленному порядку читал рассказы одной из нескольких групп. Впечатления после нее смешанные. Из предложенных работ на годном для разбора уровне написана лишь половина. По-настоящему сильных вообще две. Хотя при судействе предыдущего конкурса этой площадки качественных работ было несравненно больше.

Но перед разбором расскажу о специфике оценивания. В предыдущем Комментарии писал о сильных работах как один из авторов рецензентской площадки «Крик». Ее целью остается поиск достойных рассказов в жанрах хоррора и триллера, чтобы открыть им дорогу в сети посредством озвучек и рецензий.

Однако из прочитанных текстов не было найдено ни одного мрачного произведения. Не исключено, они есть в других группах. Потому не хочется закрывать глаза на качественные работы из тех, с которыми получилось ознакомиться. А значит, в данном Комментарии мы выйдем за пределы «редакционной политики» Крика и изучим работы, не привязываясь к жанру. В случае, если в отдельных работах обнаружится нечто мрачное, это никак их не выделит. Потому как оценивать материал будем, в основном отталкиваясь от его цельности. Приоритет, как всегда, отдадим историям, где органично объединены стройный сюжет, изложение/стиль, проблематика, подтекст (уровни трактовки событий), а также глубина конфликта и живость героев, которые тесно связаны с подтекстом.

Таким критериям соответствуют несколько произведений из группы. Справедливости ради об этих текстах стоит говорить, следуя не от наиболее сильного к слабому, а в произвольном порядке. И начать со слов о паре историй, надолго оставивших после знакомства с ними приятное впечатление.

Сюда однозначно относятся «Санки», где широкие штрихи при емкой передаче деталей указывают на мастерство автора так же явственно, как простота слога. Благодаря красочным описаниям легко ощущается живость деревни. Ее построенная на славянском язычестве культура кажется знакомой и где-то родной. Вероятно, благодаря объемной символике бытовых сцен. Они же выступают общим костяком, вокруг которого складываются остальные части произведения. На фоне такого деревенского быта и множества его деталей органично смотрится хоррор-элемент. Образ гроба с говорящим внутри покойником акцентируют хтоническую направленность двигающего сюжет праздника. В результате, построенное на обрядовых гуляниях действие выглядит особенно правдоподобным.

Примечательно, что эта же деталь ослабляет текст. Малая слабость произведения в том, что жанровый элемент раскрыт не в полную силу. Мертвец ведет себя «по-доброму», не выходя из роли деда, который помогает внуку из мира живых. Подобная форма «доброй» сказки влияет на конец истории, делая финал легким. Из-за чего рассказ, хоть и писан рукой зрелого мастера, остается в рамках детской байки.

Схожую простоту видим в ровном во всех смыслах «Алхимике», чей сюжет легок, как в «Санках», а герои сведены до просто очерченных типажей. Может показаться, что это говорит в пользу поверхности рассказа. Но благодаря сбалансированности элементов он не выглядит «пустым». Не портится история и отсутствием в сюжете об алхимике второго дна. Наоборот, простой финал ловко объяснил интригу, что выдерживается по ходу действия. Отсутствие же прямых указаний на то, что произошло в конце, по итогу выглядит изящно.

Схожего эффекта цельности добился автор "Крутой Ляхуги". Отмечу, что он применил обратный метод, сконструировав более сложный сюжет. В отличие от «Алхимика», в данной истории нельзя встретить «позитивных и негативных героев. Как нет четкого "было" и "стало". Сюжетные повороты показаны через неоднозначные ситуации, смысл которых открывается читателю не сразу, а со временем и через контекст следующих событий. Подобная техника даёт нам возможность самим понять, что произошло.

Более сложным рассказ делает также метаморфоза героя. Из всех работ группы она подана глубже всего. Лягуха не столько меняется, сколько раскрывает истинного себя. По той же причине открыт финал, предполагающий многовариативность дальнейших событий. Это позволяет по-разному трактовать развитие открывшихся в Лягухе качеств.

Следить за ними интересно во многом благодаря специфике мира, где происходит действие. Концепция будущего, где наши чувства видны окружающим и контролируются, подана весьма аутентично. По сути, был задействован принцип "зелёного солнца" Толкина, когда несуществующей предмет кажется настоящим благодаря органично дополняющей его реальности, куда такой предмет поместили.

Но еще более детально мир будущего проработан в «Homo spiritus». Несмотря на то, что тема вампиров избита, тут она способна заинтересовать привередливого читателя. Потому, что подана не тривиально и даже приземлено. Причина появления вампиров здесь – биологическая. А их место в мире и отношения с людьми подчинены закону, специально принятому человечеством для искусственно выведенной расы. Что, конечно, рисует более упорядоченный мир. На таком фоне достаточно обыденно (как в своей тарелке) выглядят и человекоподобные роботы.

Но футуристические мотивы не ограничиваются фантастическими элементами. В выдумке есть смысловой посыл: осмысляется роль человека в новом мире и способ существования нас, как вида, в ином социальном устройстве. Не теряется и связь с прошлым, которое привело к жутковатому настоящему-будущему.

На времени завязано и то, как проявляют себя герои. В действии органично раскрывается история их жизни и отношений. Однако недомолвок между вампиром и ведьмой, а также скелетов в шкафу мало для емкости образов. Потому, что оба персонажа не имеют мотивов и живут в своем мире, выполняя нужную для общества роль. Ковыряясь в личном прошлом, парочка не преследуют личных целей. Из-за чего не приходится говорить о каком бы то ни было конфликте и, тем более, драме.

В силу этого стопорится сюжет. Деталь примечательная, потому что события как таковые не стоят на месте. Они развиваются «в ширину», показывая героев в разных местах и годах. Видно, как автор работает с пространством и временем и очерчивает границы придуманного мира. Но «в ширину» не значит «вглубь»: из-за отсутствия конфликта сюжет не стремится к конкретной точке. В результате отношения героев (наиболее глубокая плоскость рассказа) не приходят к общему знаменателю и произведение утрачивает смысл.

Подобной проблемы нет у «Нечеловеческого фактора», где роботы так же представлены частью будущего мира. Конечно, тема внедрения в наш быт передовой техники не нова для подавляющего числа фантастических сюжетов, но здесь подана оригинально благодаря комичности. Бросается в глаза, что автор ориентируется в IT-технологиях. Подкупает также ирония, посредством которой он работает с проблематикой. Сцены, где ломается техника, описаны правдоподобно. Даже, в какой-то мере, злободневно.

Текст силен идеей, темой и отдельными сценами. Назвать его полноценным произведением сложно из-за расплывчатого сюжета. То, что герой столкнулся с трудностями при обслуживании «капризных» роботов – лишь зачаток конфликта, оставшегося без развития. Мы не видим, как механик преодолевает проблему. Потому что подстроится под обстоятельства – не значит их решить. Без противодействия тому, что мешает, нет драмы. И, соответственно, сюжета. Решить это возможно. Поступкам героя нужно добавить мотив и толкнуть его против обстоятельств. Конфликт автоматически раскроется, а действие получит глубину. История оживет.

Касательно улучшения других рассказов, то из всех перечисленных текстов его требует «Homo spiritus», которому нужно проработать канву. Остальные («Санки», «Алхимик» и «Крутая Лягуха») структурно цельные. За исключением ««Нечеловеческого фактора» они не нуждаются в изменениях.

Интересно, что требующие доработки тексты отличаются от других наиболее интересной идеей. Так, отмеченный «Homo spiritus» может похвастать миром более ярким, чем сильная по всем позициям «…Лягуха», тоже написанная на тему будущего.

Проблематика грядущего мира затронута в трех сильных рассказах. По качеству исполнения они серьезно отличаются друг от друга. Хотя пара, исполненная на почти одинаково высоком уровне, вообще не эксплуатируют тему будущего. Наоборот, они затрагивают тему прошлого.

Если действие одного («Алхимик») выстроено в исторических декорациях и может считаться фантастическим благодаря финалу, то содержание «Санок» можно назвать фантастическим условно, так как выдуманный слой сведен к 1) специфичности (уникальности) культа, которому служат герои и 2) к «хулиганской» сцене с ожившим мертвецом. Зрелый читатель может воспринять ее как наваждение мальчишки, не увидев там фантастического элемента. Конечно, это не отменяет достоинств всей истории. Но явственно показывает, что сильные мастера не спешат выходить за рамки реализма — и пишут в приземленном ключе, используя фантастику в качестве одного из элементов произведения. Начинающим авторам стоит обратить на это внимание. Также я об этом говорил в Комментарии к недавно завершившейся «Русской тройке».

Представляю рецензию коллеги по Клубу Крик — Алексея Петрова. Акцентированно простой, подкупающий массового читателя стиль. Легкое изложение, которое проглатывается за раз благодаря ясным формулировкам. И, главное — точное объяснение, каким читателям понравятся конкретные рассказы из книги. Все это вы найдете здесь и сейчас! Приятного чтения!

антология Истории Ворона Издательство: М.: АСТ, 2021 год, 2500 экз. Формат: 84x108/32, твёрдая обложка, 448 стр. ISBN: 978-5-17-137053-4 Серия: Самая страшная книга Аннотация: Любите ли вы страшные истории? Ворон — просто обожает! Перед вами — уникальная антология, созданная истовыми фанатами жанра ужасов. Авторы знаменитой серии "Самая страшная книга". Известный популяризатор хоррора, составитель многих знаковых сборников Парфенов М. С… и — Руслан "Ворон" Покровский, культовый "рассказчик" жутких историй с YouTube-канала "Истории от Ворона". Эту книгу можно прочитать в печатном виде — и послушать в аудиоверсии. Ворон знает толк в страшном. Ворон умеет рассказывать страшное... Не верите? Тогда просто послушайте их — ИСТОРИИ ВОРОНА. Комментарий: Антология рассказов жанра хоррор. Иллюстрация на обложке В. Петелина.

Так уж повелось, что когда подавляющее большинство говорит о «русском хорроре», то в первую очередь имеет в виду кино. Оно и понятно, в наше время фильмы куда более востребованы, чем книги. Потреблять (смотреть) их существенно быстрее, чем перелистывать прочитанные страницы, и кинокартина предлагает набор конкретных внятных образов, в то время как в книге нужно напрягать воображение и извилины, чтобы рисовать «визуал» самому. Чтение (особенно вдумчивое) действительно отнимает значительное количество времени, поэтому многие либо не берут в руки книги вообще, либо делают это довольно редко. Кинематограф бесспорно доминирует над беллетристикой, и многие наши соотечественники, если их спросить – «Любите ли вы российские ужасы?», начнут отвечать что-то типа – «Не, у нас ужастики снимать не умеют, лучше посмотреть американские/европейские/азиатские…» и т.п. А ведь в вопросе про хоррор в массовом искусстве могут и должны подразумеваться литературные произведения. И вот здесь утверждение, что «там куда лучше, чем у нас» уже не так однозначно. Ведь если спросить того же среднестатистического обывателя – «Каких иностранных писателей ужасов вы знаете?», то наиболее частым ответом станет «Стивен Кинг», а далее, уже не большинство, но всё же значительное количество назовет Говарда Лавкрафта, Эдгара По, Дина Кунца, Энн Райс, Брэма Стокера и… здесь варианты иссякнут у очень многих, а те, кто продолжит называть имена – скорее всего настоящие ценители и знатоки хоррор-литературы.

С русскими авторами дела будут обстоять еще хуже. Говоря о глобальном опросе россиян, конечно прозвучит немало упоминаний Гоголя… и всё! Опять же, уже знатоки книжного хоррора вспомнят Леонида Андреева, Алексея Толстого, Владимира Одоевского, но с оговоркой, что у этих классиков есть отдельные произведения в жанре мрачной мистики и ужасов, но всё их творчество отнести к хоррору конечно же нельзя. А ещё большую сложность вызовет вопрос о современных «страшных» писателях отечественного разлива, и вполне ожидаем будет ответ – «А что, такие вообще есть?». Но благо, ещё как есть, и потребляющую местную «культурную жуть» российские читатели их знают. Авторы разной плодовитости, разного художественного уровня и разной степени популярности у целевой аудитории, как, собственно говоря, и должно быть. И вот здесь важно не скатиться в слепое восхваление, что «круто, так как они вообще есть, и как бы что у них не получалось – уже спасибо за попытку!». На самом деле и эти времена уже прошли, когда жанровые зачатки нужно было обильно поливать лестью и авансами, дабы они хоть как-то взошли, а не намертво почахли. Сейчас как раз тот период, когда русскоязычных хоррор-писателей немало, и стоит анализировать их творчества без скидок на «пробу пера». Конечно любая критика субъективна, но что точно с её помощью можно достичь, так как это определение «портрета читателя» у конкретного автора или конкретного рассказа/повести/романа. Тем более подобное нужно делать, осмысливая литературные сборники, понимая, что вряд ли всё его наполнение в одинаковой степени зайдет или не зайдет отдельно взятому чтецу. И лично для меня, Алексея Петрова, «любителя жутиков» в часы досуга, и маркетолога в рабочих буднях, анализ антологии «Истории Ворона» станет творческим экспериментом, цель которого – четко понять, для кого написан каждый рассказ, и обосновать это, используя собственные багаж знаний о хорроре в искусстве. Посмотрим, что получится. Может быть, общей реакцией авторов и их фанатов станет «Господи, Леха, пиши дальше про кино и Стивена Кинга (ибо про него не пишет только совсем ленивый), ты сунулся туда, где ты ни хрена не понимаешь!». А может мои мысли и домыслы хоть немного помогут писателям и читателям. Первым – еще лучше понять «свою» аудиторию, ее предпочтения и запросы, а последним – чаще попадать в цель, выбирая «что почитать?».

О предисловии

Здесь слово берет Михаил Парфенов, «отец русского хоррора», как, бывает, называют его коллеги, и с точки зрения популяризации такового, они безусловно правы. В «Историях Ворона» Михаил – один из составителей сей антологии, рассказывающий о втором – Руслане Покровском, том самом «Вороне». Данная книга – не просто сборник хоррор-рассказов, а связующее звено между печатным словом и аудиоформатом — озвучиванием литературных произведений, получающим всё большее распространение в последние годы. Фактически Парфенов – писатель, а Покровский – рассказчик, дающий возможность слушать, а не читать. Но если кто-то сейчас подумал, что вот она, ещё одна возможность. значительно сократить время на «потребление» литературы, то загляните в группу ВК СТРАШНЫЕ ИСТОРИИ ОТ ВОРОНА и зацените продолжительность записей. Книги, это вам не просто так, их надо декламировать с чувством, с толком, с расстановкой, как, впрочем, и слушать. И вспоминая о маркетинге (это слово временами будет встречаться в дальнейшем), подобное издание – наглядный пример сегментации рынка, когда почитатели литературного хоррора делятся на две группы – вербалы и аудиалы. Первые купят бумажную или электронную книгу, как ваш покорный слуга, а вторые насладятся голосом Ворона, воспринимая истории на слух.

Евгений Шиков «Цап-цап»

Если сразу же в первом предложении написать, что это «образцово-показательный рассказ ужасов», то найдутся те, кто тут же скажет – «а, ну понятно, в чем маркетинг этой статьи, она и есть реклама сборника, естественно необъективная, с одной задачей – лишь бы продать!». Посему придется быть умеренным в высказываниях и сформулировать мысль иначе. «Цап-цап» — это чистокровный литературный хоррор, в котором исключаются обманутые ожидания типа «опять под видом ужастика подсунули психоделическую муть!» или «грёбаная мелодрама вместо шокера!». Здесь всё дьявольски по-честному, когда разве что может не понравится само чудище или малый размах действия, но это уже вкусовщина, когда на всех не угодишь. Что же до структуры и стилистики рассказа, то всё по страшной классике, в самом хорошем смысле. Есть мрачная деревня с дремучим лесом, в которую приезжает по грибы незадачливый горожанин, и встречает там… впрочем без жутких спойлеров, и так уже рассказал, что будет монстр. Сравнивая с большой современной и распиаренной прозой, можно провести некоторые параллели с «Псоглавцами» Алексея Иванова, но и то в силу схожего «сельского» антуража и некой страшной тайной, довлеющей над местностью. Но Евгений Шиков не будет грузить вас мифотворческой культурологией, а просто познакомит с чем-то чертовски агрессивным и прям-таки удивительным. Размеренное вступление в итоге сорвется в залихватский хоррор-экшен с костедробительной кульминацией и брутально-красивой концовкой. И когда вы в следующий раз пойдете собирать грибы, то будете куда чаще озираться по сторонам.

Целевая аудитория «Цап-цап» — любители затяжного и динамичного противостояния Человека Отважного и Чуда-Юда Болотного, где первый отличается дюжей силой тела и духа, а последнее – мразь голодная, причем такая, какую вы еще не встречали. Рассказ, при простоте фабулы, радует буйной авторской фантазией, когда нас не ждет какой-нибудь банальный оборотень или упырь, а встречает реальный эксклюзив, гарантированно остающийся в памяти. Если за что и критиковать «Цап-цап», так это за отсутствие смысловой нагрузки, но рассказ на это и не претендовал. Это просто увлекательная и ядреная страшилка, которая хорошо ложится как на глаз, так и на слух, причем с настоящим русским колоритом, когда в процессе чтения/слушания не всплывают в мыслях иностранные хорроры. Чисто с точки зрения сборника для фанатов ужасов, это крайне эффектный вступительный рассказ, после которого большинство подумает, что точно не зря потратили деньги, или время, если «Цап-цап» попался в открытом доступе в Сети. Если же абстрагироваться от антологии, то сей опус Евгения Шикова стоит заценить всем, кто любит жестко, ситуационно, без побочных сюжетных линий и с долей черного юмора, в котором автор так же силен.

Дмитрий Тихонов «Варина вера»

Дочитав сию вторую «историю Ворона», невольно начинаешь думать, что у антологии есть и некая центральная тема, объединяющая все произведения. Конечно это более чем опрометчивое предположение (на втором рассказе-то!), но как бы там ни было, у «Вариной веры» и «Цап-цап» действительно есть общая черта. Какая – не скажу и под страхом смерти, ибо сотням (тысячам? миллионам?) еще только предстоит добраться до книги, и пусть они сами получат удовольствие от определенных открытий. Ну а сегодняшний рецензент забудет о том, что только что сказал, и со всей ответственностью заявит, что Дмитрий Тихонов жестко запудрит вам мозги. И это не ругань, а комплимент «Вариной вере», где как бы вы не представляли развитие сюжета в начале, в финале всё будет совсем не так. Причем речь не идет о внезапном финте ушами в развязке, а об оригинальной концепции в целом. Но в отличии от «Цап-цап» здесь нет удобного для разума восприятия истории, и ужас как раз в безнадежности ситуации, в которой любой «энд» отнюдь не «хэппи».

Рассказ Тихонова – для любителей жесткого «сумрака разума», когда герои погружаются в алогичный кошмар на физическом и психическом уровне, и тянут за собой читателей. Изначально кажущаяся страшилкой про «поездку не туда», по факту «Варина вера» — сумасводящий сюрреализм, в котором уйма вопросов и капля ответов. Тут не будет раскладки по полочкам, а напротив – все ваши мысли смешают в адский коктейль и как следуют его взболтнут. Ну а маркетинг… маркетинг здесь просто идёт лесом.

Оксана Ветловская «Дела семейные»

Третий рассказ антологии – пугающее ностальжи по Советскому Союзу, пусть и основное действие происходит в наши дни. Есть же в российских городах множество домов СССР-ской постройки со старыми квартирами, но отнюдь не только в прошлом коммунальными. И в давно ушедшей социалистической эпохе жили богатые люди, включая приближенных к «верхушке», у которых практически не было материальных проблем. У таких и квартиры были, условно как готические замки с приведениями, большие и зловещие. Подобная обитель достается по наследству главному герою Николаю, и конечно она хранит в себе зловещую тайну…

Подобные рассказы, даже при небольшом объеме, зачастую воспринимаются как миниатюрные романы, так как фабула растянута на многолетний период, с акцентом на важные исторические особенности, и в целом производя впечатление семейной саги. И у Ветловской события охватывают более чем полувековой период, напоминая о печальном «красном терроре» и его отголосках в наши дни. Впрочем рассказ нисколько не политический, когда корни зла ищутся в большевистских деяниях, а скорее фэнтезийный, подчеркивающий, что магия могла быть у любого народа и при любом государственном строе. Посему «Дела семейные» — это чисто жанровая жуть, культурологически достаточно универсальная, могшая иметь истоки и при «царе горохе», которые мистически докатились до настоящего времени.

Рассказ Ветловской потенциально способен украсить и другие хоррор-сборники, особенно в обозначенной теме «домов с призраками», а также «детских бугименов». Неспешное повествование четко по нарастающей аккумулирует напряжение, с вкусными антуражными деталями зловещей квартиры, и заставляет задуматься о том, сколько секретов хранят в себе раритетные вещи, и не до всех из них стоит дотошно докапываться. Субъективно и с поправкой на размер произведений, «Дела семейные» производят не меньшее впечатление, чем многостраничный ретро-хоррор Алексея Иванова «Пищеблок», также рассказывающий о годах советских, пусть и более позднего периода. Посему «Дела семейные» так или иначе просятся в антологию «совковых страшилок», но в рамках художественного произведения, а не пропагандистского опуса.

Максим Кабир «Море, полное звезд»

«Лето, ах, лето, Лето звёздное, будь со мной». Почему-то именно эти строки из старой песни Аллы Борисовны всплыли в памяти в процессе поглощения четвертой истории. Хотя правильнее будет сказать, что рассказ Кабира не столько про лето, сколько про юг. Читаешь, и сразу хочется купать, загорать и, простите, осуществить половой акт. Потому что «Море, полное звезд» вполне себе такой эротический хоррор, где есть намеренно соблазнительная героиня Снежана, и подросток Юра, у которого «топорщится». Да, автор не стесняется в выражениях, создавая реалистичную картину томления и потаенного желания, в то время как ближе к финалу секс-атмосфера уйдет на второй план и начнутся конкретные ужасы.

«Море…» вообще обманчиво, когда поначалу кажется полудетской историей о том, «как я отдыхал вместе с бабушкой и грезил о взрослой жизни», а потом переходящей в мистический триллер с натуралистичными подробностями и безжалостным насилием. Фактически Кабир пишет легко и завораживающе, однозначно для аудитории «18+», пусть его главный герой и ребенок. Сила авторского слога в том, что ужасы в контексте «курортно-подростковой» зарисовки воспринимаются как само собой разумеющееся, как будто повествование в принципе не могло развиваться как-то по-другому. Вот так придешь на пляж, заполненный обычными людьми, заприметишь сногсшибательную красотку, познакомишься, а потом… нет, не триппер и не сифилис, «Море…» не об этом, а о вполне художественном, леденящем кровь кошмаре, который стоит заценить самим, без спойлерных подсказок.

При всём вышесказанном, рассказ Кабира к разнузданно-сексуальным хоррорам на грани фола все же не относится. Как раз напротив, в рамках жанра это произведение с изящной словесностью, написанное смелым слогом, и однозначно подходящее в качестве примера написания «ужастика», без оглядки как на внешнюю цензуру, так и на самоцензуру. По «Морю…» стоит учиться писАть как думаешь и как чувствуешь, при это не забывая о стиле и об искусстве, к чему так или иначе относится любая профессиональная литература, у которой, при заданной цели, нет понятия «недопустимого».

Дмитрий Костюкевич «Снегири»

«У вас несчастные случаи на стройке были? Нет? Будут!». Именно эта цитата из «Операции Ы» вспоминается во время чтения пятого рассказа, а совсем не какие-нибудь «Снегири-негири улетят, и не поймаешь» Иванушек International. В истории Костюкевича вообще нет ничего веселого, за исключением, разве что, сравнения прожорливых чудищ с красногрудыми птичками. А так ужасов здесь будет по полной программе, как, впрочем, и грустной лирики, связанной с брачной и послебрачной жизнью, интересно вплетённой в повествование фантастического хоррора.

Злоключения главного героя Артема начинаются внезапно и шокирующе. А виной всему таинственное строительство за окном, где возводят странное здание непонятного назначения. Помимо жутких звуков, доносящихся из-за забора, на строительных лесах время от времени можно увидеть сверхъестественных существ отвратной наружности. Ну а Артема, по закону жанра, прям-таки тянет узнать – а что же там происходит, несмотря на явную угрозу…

«Снегири» — жутик для любителей густого мессива из различных идей, когда тут вам и секретные эксперименты, и полицейские будни, и раскол семьи, и уголовщина, и зубастые монстры. При этом лейтмотив – терзания разведенного мужчины, в силу расставания с сыном и угасшей любви к его матери. Откровенно говоря, сложно утверждать, что драма получилась по-настоящему сильной, но тем не менее серьезная линия удачно гармонирует с кромешным ужасом, в свою очередь компенсируя его общую сумбурность. Рассказ интересен яркими деталями и отдельными неожиданными фрагментами, когда сам процесс чтения круче итогового результата. Хотя, по сути, финальная точка также достаточно неожиданная в контексте рассказа ужасов, когда жанровые атрибуты отступают на второй план, вновь ради лирики. В целом это незаурядное и эффектное произведение, которое несомненно «зайдет» многим любителям экстравагантных ужастиков.

Дмитрий Лазарев, Кирилл Малеев «Сверлящие»

Ха, а не привет ли это «Двигающемуся пальцу» Стивена Кинга? Причем такой, когда авторы не испытывают прямого влияния, под действием которого и пишут рассказ, а оно им передается из глубин подсознания. Ведь фактически «Сверлящие» совсем про другое, но на уровне необъяснимого квартирного ужаса — ситуации условно схожи. И если у Короля Хоррора обычного мужика донимал палец, вылезающий из слива раковины, то героя истории от Лазарева и Малеева кошмарит работающий у соседей перфоратор. Сначала фрилансер Денис всеми силами старается не обращать на это внимание, погрузившись в работу на компе, но в итоге сдается и идет на словесные разборки.

Как говорил упомянутый Кинг про тот же «Двигающийся палец» — «это мой любимый тип рассказа, где ничего не нужно объяснять. Всё происходит, потому что происходит». И стоит сказать наперед, что в «Сверлящем» вы не получите исчерпывающих ответов на конкретные вопросы. Хотя опять же, смотря что считать трактовкой творящегося трындеца. Формальное объяснение лежит на поверхности, но одним оно покажется слишком банальным, а другим – наглой обманкой, уводящей от истинного положения дел. Впрочем авторы писали свою страшилку явно не ради глубокого смысла, подвластного лишь избранным, а откровенно развлекались, ввергая главного героя в пучину паранойи и небывальщины. Чем дальше хронометраж, тем шизоиднее воспринимается происходящее, когда Денис не то, что на грани безумия, а уже просто в другой реальности, лишь маскирующейся под заурядную бытовуху.

«Сверлящие» — подарок для хоррорманов, любящих ситуационные рассказы линейного действия, когда «крышеснос» возникает из неоткуда, терроризирует несчастную жертву и идет гулять дальше. Всё держится на мастерстве авторов, которые виртуозно визуализируют трэшевую идею, заставляя читать не отрываясь, и не претендуя со своим рассказом на почетное место в мировой литературе. Чисто развлекательные адреналиновые страшилки нужны многим почитателям «темного чтива», и с этой позиции «Сверлящие» однозначно круты.

Вадим Громов «Шестиэтажка»

Это было жёстко. Ну когда под раздачу попадает ни какие-то там один-два героя, а целый дом. И еще как попадают… Впрочем не буду лишать удовольствия от чтения, раскрывая подробности сюжета, так как если вы подумали, что я уже наспойлерил выше, то поверьте – этого и близко нет. Ведь Громов – тот ещё выдумщик по части болепричинения вымышленным российским гражданам, когда читаешь и думаешь – «а было ли ещё где-то такое?». Хотя вступление не предвещает адского побоища, ибо в поле зрения всего лишь соседская бытовуха, когда одни жильцы слегка взъелись на другого жильца. Кажется, что уж такой-то «ужас» мы видим за год раз так тридцать-сорок, в разной степени экспрессии, но в общем-то дело житейское — побыковали и разошлись. Но на то они и рассказы в жанре хоррор, где местная заварушка может завариться в такой расчленительный трындец, что начнешь шарахаться от собственных однодомушников. Ведь как знать – что у каждого за душой, и есть ли вообще душа…

Легкий слог способствует быстрому прочтению «Шестиэтажки», но при этом отдельные моменты хочется пропускать сквозь себя не торопясь, по-хорошему смакуя оригинальный боди-хоррор, когда Зло в рассказе проявляет себя во всей красе, на беду отдельным жителям адского домишки. Тот случай, когда красота формы превосходит содержание, в силу камерности последнего. Но не думайте, что влёгкую разгадаете финал, ибо автор приготовил большую приколюху, и оказался не только знатным пугальщиком, но и жанровым пересмешником. Вообще в процессе чтения и жутко, и весело, ибо колоритные персонажи даже на грани паники и гибели выдают разнообразные перлы, а главный герой вообще предстает на удивление смекалистым малым, хотя поначалу производит впечатление мнительного неврастеника. В общем «Шестиэтажка» за малый хронометраж преподнесёт достаточно сюрпризов, и молодым авторам хорроров определенно есть что почерпнуть для себя, как с точки зрения описания зверских ужасов, так и с точки зрения ударного финала, делающего рассказ еще лучше.

В целом произведение Громова для любителей жестоких и динамичных мистических хорроров, когда действующие лица выписаны ровно настолько, чтобы ярко проявить себя в основных сюжетных поворотах, без предысторий и лирических ответвлений. «Шестиэтажка» увлекательна и стремительна, сугубо развлекательна, но вместе с тем и красива в своей честной брутальности и ироничной беспощадности.

Иван Белов «Голос мертвого леса»

А ведь лес может быть не только обителью зла в плане жилища маньяка, берлоги медведя-людоеда или сборищем болотных кикимор. Лес сам может быть Злом в чистом виде, когда жестокая непостижимая сила терроризирует и убивает случайного путника, без разницы – хорошего или плохого. Лес хочет есть, и он жрёт со смаком сырую человечину, уже думая об очередном обеде. А кто станет следующим – на всё воля божья.

Иван Белов сразу погружает читателей в гнетущую атмосферу бесконечного кошмара, когда одной деревне страшно не повезло оказаться рядом с кровожадным массивом, испокон веков забиравшим людские души. Главная героиня по воле сердца отправляется на выручку пропавших туристов, которые мало того, что настоящий лес до этого видели только в кино, так еще и поперлись в самую опасную его разновидность, обладающей сверхъестественной губительной мощью. Шанс их спасти невелик, но Екатерина не может поступить иначе. Женщина мужественно идет в дремучую чащу, навстречу сильнейшему ужасу…

«Голос мертвого леса», под стать своему названию, для любителей внегородских хорроров, в которых всемогущие флора и фауна лишний раз напоминают человеку – насколько он мелок и слаб перед силами природы. Впрочем рассказ не экологический, а глубоко мистический, в котором для одних мертвецы и монстры – сводящее с ума чудо, а для других, местных – само собой разумеющееся. Фантазия у Белова – будьте-нате, рождающая занятных в своей кошмарности чудищ, которые достойны куда более объемного произведения. Вообще из подобной миниатюры могла бы появиться целая лесная хоррор-серия, так как придуманный земной ад завораживает, и о нем хочется узнать ещё больше. Но и в своем единичном воплощении «Голос…» по-хорошему вставляет за счет кромешной жести, воздействующей на читателя как на психологическом, так и визуальном уровне. Фанатам «не ходи, олухи, в темный лес гулять!» — в самый раз.

Дмитрий Тихонов, Богдан Гонтарь «Гнилые»

Побратим «Дел семейных» Оксаны Ветловской, отсылающий нас в советскую эпоху. Но здесь не городская номенклатурная квартира, хранящая страшную тайну, а под стать предыдущим «Голосам мертвого леса» жуткая провинция, включающая и беспощадную чащу с «хищными» деревьями, и зловещую деревню, в которой случилось невесть что. Главные герои – два экс-зека, промышляющие темными делишками с иконами. Так они забредают во вроде бы обычное селение, чтобы прихватизировать образы христовы, и сталкиваются с… адовой фантазией Дмитрия Тихонова и Богдана Гонтаря, с гарантированными мурашками по коже.

«Гнилые» — первостатейная жуть, написанная по всем правилам захватывающей истории, когда поначалу рассказ кажется чернушной криминальщиной, но постепенно и безвозвратно превращается в то ли в мистический, то ли в фантастический хоррор (ибо природа условно персонифицированного Зла остается за страницами). В целом это рассказ для любителей динамичного кошмара, так как когда «мирное» вступление остается позади, действие убыстряется и сохраняет прыть до самого финала, когда даже в разговорных эпизодах ощущается хоррор-экшен.

С одной стороны, фабула «Гнилых» достаточно универсальна, в том смысле, что действие рассказа могло происходить и в наши дни. Но совковая атмосфера и всякие вкусные фишки, типа неоднократного упоминания Гагарина, как живого современника, придает «Гнилым» уникальное историческое очарование. Впрочем здесь нужно быть готовым не к культурологическим экскурсам, а к брутальному натурализму, ибо в сценах насилия авторы бесцензурно-конкретны. Фактически большинству любителей «жестяных страшилок» должно понравиться.

Герман Шендеров «Симфония Шоа»

Рассказ искренне удивил, в первую очередь тем, что стоит особняком от ранее прочитанных в сборнике. Дело не в том, что он как-то ощутимо лучше по стилистике, а просто потому, что кардинально другой по сюжету и настроению. Если бы не обязательная для антологии хоррор-составляющая, в виде привычных жанровых атрибутов (сверхъестественный сюжетный поворот и натуралистичное насилие «здесь и сейчас»), то в своей сути «Симфония Шоа» — антинацистская шокирующая трагедия о Холокосте, напоминающая, ни много ни мало, «Искру жизни» Ремарка и «Мальчика в полосатой пижаме» Бойна. Причем со стороны Шендерова это, по читательским ощущениям, не целенаправленно-техничное подражание, а как будто собственный крик души. Понятно, что подобное впечатление – лишь иллюзия, но создана она чертовски мастерски, как будто бездна геноцида посмотрела на тебя, простите за излишнюю пафосность.

Таким образом «Симфония Шоа», построенная в виде неравноценного диалога молодого блогера и старого композитора – бывшего узника концлагеря, мало того, что не для излишне впечатлительных, так и для поклонников констатации исторических ужасов в рамках художественного произведения. Несмотря на то, что в рассказе есть явный жанровый элемент, к которому фактически и сведется повествование, лучше всего запоминаются именно кошмары лагерного бытия, как будто прочитал документальную хронику военных времен. Такие «тяжелые» произведения, несомненно, нужны, так как, увы, не теряют своей актуальности и по прошествии многих лет со времен Второй Мировой. И «Симфония Шоа» вполне достойна войти в состав не только хоррор-сборника, но и серьезных рассказов о зверствах гитлеровцев.

Олег Кожин «Среди дождя»

Он поехал не по той дороге…, хотя, дорога ли виновата? Пожалуй так можно охарактеризовать атмосферный рассказ Олега Кожина, где весь хронометраж будет лить как из ведра и звучать песни про непогоду, а шоу-бизнесмен – пытаться добраться до пункта назначения. «Среди дождя» — стопроцентное литературное роуд-муви, в котором ведущий на корпоративах Артур мчится на арендованном «Опеле» к провинциальному клиенту, а дорога всё не кончается. Но это рассказ не о бесконечном пути, хотя так кажется на протяжении двух третей повествования, а о внезапных обстоятельствах, врывающихся в нашу жизнь, и переверчивающих ее вверх тормашками.

«Среди дождя» — своего рода жутик-предупреждение о том, что всегда нужно быть начеку, тем более за рулем. В ненастье может привидится какая угодно чертовщина, и благо, если только привидится. Ведь демоны всегда рядом и стремительно атакуют, стоит нашему разуму или душе дать слабину. И сию истину в полной мере на себе ощутит Артур, для которого командировка обернется диким злоключением.

«Среди дождя» в первую очередь для любителей автодорожных ужасов, но не в визуальном, а в психологическом воплощении. Здесь нет ярких сцен насилия, но много саспенса и зловещей мистики, которая, при пристальном рассмотрение, не такая уж и потусторонняя. Жизнь коротка и трагична в своей хрупкости, а смерть окончательна и неотвратима. Вроде бы банальные истины, но рассказ Кожина лишний раз заставляет их ощутить в полной мере.

Дмитрий Витер «Банкомат»

А что произойдет, если…? Именно так Стивен Кинг рекомендует коллегам придумывать сюжеты для своих хоррор-нетленок, ибо такой простой вопрос – обширное поле для креативных идей. Главное здесь – побыстрее уйти от затертой банальщины, типа «…мертвецы восстанут из могил…», и изобрести незаурядную жуткую ситуацию, которая при этом гипотетически близка практически любому человеку. Так Дмитрий Витер вычленил ядреный кошмар из такой бытовушной реальности, как очередь в банкомат. Фактически мы вообще не запоминаем подобные моменты, так как время ожидания, как правило, не такое уж и долгое, и мы просто погружаемся в смартфон или в собственные мысли, пока стоим. Но если посмотреть на ситуацию глазами автора страшилок, то сколько же таинственного и жуткого можно выжать из общения с шайтан-машиной, пожирающей и выплевывающей банкноты!

Игорю, главгерою рассказа, мало не покажется по всем статьям. Помимо того, что он сам по себе печальный персонаж, в духе многих жителей Российской Федерации (это вы поймете еще до начала настоящего трындеца, ознакомившись с предысторией мужика), так и еще конкретно сегодня ему везет, как утопленнику. Думаете, вас может засосать только болотная трясина? О, финансовые инструменты куда опаснее, во всех смыслах! Так «Банкомат» можно воспринимать и как зверскую фантастическую страшилку, а-ля «прикольно, но такого не бывает!», и как злободневный сарказм, напоминающий многим, что они, увы, кредитно-ипотечные «рабы». Поэтому порекомендовать рассказ стоит не слишком впечатлительным на почве нехватки денег, или наоборот, относящимся к этому с черной иронией.

Оксана Ветловская «Третья смена»

Причудливо-пугающий рассказ, как по форме, так и по содержанию. Оксана Ветловская рисует локальный апокалипсис, много лет по нарастающей накрывающий мрачный промышленный город. Жуткий металлургический завод с незапамятных времен масштабно травит местных жителей, которые тяжело болеют и умирают, но в большинстве своем всё равно остаются на насиженном месте. Однажды сюда приезжает государственный инспектор, жаждущий разобраться в катастрофической обстановке и призвать к ответу руководство предприятия. Но когда честный чиновник доберется до правды, его шоку не будет предела!

Даже без оригинальной фабулы рассказ очень хорош адской атмосферой, когда кожей чувствуешь мучительную погибель, рано или поздно неизбежно настигающую каждого «аборигена». Здесь угасаешь просто потому, что дышишь ядовитым воздухом. И главный герой – инспектор Елагин, кажется настоящим «дураком» из одноименного фильма Юрия Быкова, сражающийся даже не с местной властью, а с несокрушим и необъяснимым Злом, воплощенном в заводе-убийце. Малюсенький храбрый Человек против исполинского Дракона.

Что же до непосредственной хоррор-составляющей, то лично мне до сей поры и в ночном кошмаре не могло такое приснится. Идея поистине отличная, которой не позволил раскрыться в максимальном великолепии хронометраж малой прозы. Впрочем в своей сути «Третья смена» не о сражении с нечистью, а о выборе без выбора, когда в поисках справедливости ты оказываешься практически в патовой ситуации. И это не спойлер трагического финала. Как раз наоборот, конечную точку можно трактовать по-разному. Ведь смерть – это не всегда самое страшное, что с тобой может случится.

Дмитрий Костюкевич, Евгений Абрамович «Замок в лесу»

После «Третьей смены» рассказ Костюкевича и Абрамовича кажется её кровным родственником. Вновь вредное и пугающее округу промышленное производство, опять «черная» местность (у Ветловской был Черноголовск, а здесь – Черная страна) и странные исчезновения (смерти?) людей. Более того, у рассказов будет ещё одна яркая параллель, в виде… (не спойлерю, сами прочтете), но в целом, как оказывается далее, это существенно отличающиеся произведения, впрочем несомненно намеренно идущие один за одним, дабы создать от чтения объединяющий мощный эффект. Если у Оксаны всё же условно «социальный» хоррор, то у Дмитрия и Евгения – невообразимый, буквально лавкрафтовский ужас, когда человек сталкивается с нечто таким, чего его мозг не способен осознать.

«Замок в лесу» — ядреная атмосферщина, когда даже с учетом, что повествование ведется от третьего лица, возникает мощный эффект присутствия, сродни тому, который хорошо удавался упомянутому Говарду Филлипсу. Когда интеллигентный человек сталкивается с чем-то ужасающе удивительном, в его душе равноценно борются страх и любознательность. Первый буквально орет в ухо – «Скорее спасайся, пока еще можешь!!!», а вторая требует оставаться на месте и во всём разобраться. Здесь сильно и поклонение фатуму: если суждено сейчас умереть, то ничто меня не спасет. А вдруг это кошмарное откровение явилось ко мне не просто так, и я должен что-то понять и впоследствии сделать?

Вполне можно сказать, что в «Замке в лесу» Костюкевич и Абрамович размышляют о смысле жизни и предназначении конкретной личности, подавая это через вопиющий визуальный кошмар. Мы боимся того, чего не понимает, что абсолютно не означает, что ЭТО – Зло, несущее гибель человечеству. Ведь кто вообще знает, как на самом деле выглядит Бог? А может нами правят пришельцы с других планет, или всемогущие существа из недр Земли или со дна океана? При всей своей жанровости, «Замок в лесу» действительно заставляет задуматься о высших силах, которые направляют нас по жизни, параллельно потешаясь над нашей мнимой важностью.

Евгений Шиков «Родительстан»

Сложно сказать всеобъемлюще – какие ассоциации вызывает подобное название рассказа у большинства из целевой аудитории, но по факту это перевернутая хоррор-версия классической детской повести Сергея Михалкова «Праздник непослушания». Кто читал, тот помнит, что на самом деле это поучительное и доброе произведение, к хоррору не имеющее отношения. Но естественно на его основе можно создать и настоящий ужастик, пересобрав и представив фабулу в «злобном» ключе, когда некоторые дети действительно плохие, а их родители – еще хуже. При этом каждый из них считает, что не делает ничего ужасного, а просто слегка «перевоспитывает» членов семьи, изолируя их от себя и помещая в некий «образовательный дом». Так действует один из главных юных героев «Родительстана», сбагрив «предков» в место не столь отдаленное, у которого даже есть сайт и рекламные буклеты. Ну а что в итоге из этого выйдет… ух!

«Родительстан» можно воспринимать по-разному. И как подростковый хоррор с простой, но важной мыслью, что «бумеранг всегда возвращается». И как аллюзию на американскую классику «Вторжение похитителей тел», когда некая сволота из глубокого космоса (или еще откуда-то) пытается поработить нас жестокой хитростью. А еще рассказ Шикова интерпретируется как параноидальная фантазия несносного старшеклассника, хотящего от жизни всё и сразу, но не желающего прикладывать к этому каких-либо усилий. В наше время, когда, увы, многие представители молодежи не хотят учиться и работать, а жаждут легких денег, идея «продать маму и папу» не кажется столь уж безумной. Пусть это абстрактный вымысел, но говорящий о явном падении нравов и разрастающуюся вседозволенность, с точки зрения легкого переступания через моральные принципы. Посему рассказ стоит прочитать как любителям фантастико-социальной жести, так и крепко задумывающимся о проблемах подрастающего поколения.

Богдан Гонтарь «Пробуждение»

Завершает антологию вновь лавкрафтианский хоррор о столкновении «твари дрожащей» с Непостижимым, но сюжетно и финально не похожий на «Замок в лесу». Рассказ Богдана Гонтаря начинается как охотничий триллер, в котором трое суровых мужиков идут в горы, дабы выследить особого барана по требованию богатого заказчика. Путь тяжел, зверя и след простыл, а время идет, и силы потихоньку заканчиваются. Но вскоре одному из охотников, сделавшему разведывательную вылазку, улыбается удача. Он рассказывает компаньонам, что баран рядом и нужно лишь настигнуть его. Но товарищи тут же замечают странные и зловещие изменения в поведении старшего группы.

Здесь в процессе чтения тебя пронизывает холод дикой природы, безжалостной к людям, вступающим на сугубо звериные тропы и блуждающим по свободной от цивилизации земле. Фактически, если глубоко погрузиться в суть «Пробуждения», то это рассказ о закрытых для хомо сапиенса территориях, зайдя на которые, ты получаешь неоднократные предупреждения, но если все же упорно продолжаешь идти, то… пеняй на себя! Нечто подобное и происходит с главными героями рассказа, причем с каждым в своей степени. Между сумасшествием и физической смертью проводится своеобразная параллель и ставится вопрос; нужно ли пытаться спасти тех, кто уже оказался за гранью здравого смысла? А ответ для большинства может оказаться весьма неутешительным.

«Пробуждение» определенно для ценителей ужаса запредельных миров, которые если и открываются избранным, то непременно забирают их с собой. В рассказе немало своеобразного и жесткого натурализма, который сосредоточен преимущественно в третьем акте, но подготовительная атмосфера не менее крута и завораживающа. Ну а финал как будто насмехается над понятием «хэппи-энда», ибо последний аккорд прям позитивно-катастрофический, иначе не скажешь.

***

В первую очередь хочется похвалить составителей за разнообразные истории, когда по совокупности получаешь широкий спектр впечатлений, с какими только тварями и ужасами не встретившись за хронометраж антологии! Книга первостепенна для любителей хоррор-миксов, не настроенных на какую-то одну сюжетную или стилистическую волну, а желающих попасть под ковровую бомбардировку разносортных кошмаров. И к тому же «Истории Ворона» — реально показательный пример, что «современные русскопишущие» что-то да смыслят в качественных кошмарах, когда «страшные рассказы» — отнюдь не школьные или графоманские сочинения. По этой антологии можно судить о состоянии современной жанровой литературы в целом, когда у издаваемых писателей есть и ум, и фантазия.

Второй немаловажный момент, говоря о связи литературы с «важнейшим из искусств» (по мнению В.И. Ленина), большинство рассказов сборника кинематографичны, в том смысле, что поддаются экранизации, как минимум в виде короткометражек и отдельных серий телепроектов, а как максимум – для превращения в полнометражные фильмы. У нас часто говорят, что одна из главных проблем отечественного жанрового кино – это отсутствие оригинальных идей и стабильная кривая перепевка американских фильмов. В «Историях Ворона» таких идей – воз и маленькая тележка. Вот серьезно, чем пытаться адаптировать западные киноужасы под российского зрителя, стоит просто читать сегодняшнюю отечественную хоррор-литературу и находить в ней истории на разный бюджет и художественную концепцию.

Третий момент – возможность расширения мирков рассказов до вселенных романов. Когда монстры и/или страшные ситуации получаются по-настоящему оригинальными, они так и требуют продолжений или предысторий. Причем любителям литературы очевидна прелесть качественных хоррор-миниатюр, когда при минимуме лишнего ты получаешь максимум удовольствия от точного раскрытия сущности главного персонажа, и его действий в рамках экстремальной сверхъестественной ситуации, глобально непонятной ему самому. Недосказанность отлично работает на атмосферу и шоковую сущность маленького произведения, но лично у вашего покорного слуги слюнки текут узнать больше, и подозреваю, не только у меня одного.

И в заключении, если еще попытаться ужать целевую аудиторию «Историй Ворона», отвечая на вопрос прожжённого и требовательного хоррор-фаната – «Ну а всё-таки, про что в сущности рассказы? Если половина про приведения / зомби / вампиров (каждый вычеркнет свое), то лично я такое не люблю и покупать не буду!» В данном случае справедливо сказать, что в большинстве рассказов Зло лишь условно персонализировано. Даже когда пред героем предстает конкретный монстр, его природа оставляет столько вопросов и возможных трактовок, что Истинный Ужас остается за пределами понимания человека. Поэтому то, что я отмечал в некоторых мини-отзывах в рамках материала, корректно применить и ко всей антологии в целом; «Истории Ворона» — это Лавкрафтианские ужасы.

Автор — А. Петров

Первая публикация — на сайте "Клуб Крик", 7 ноября 2021 г.

Клуб «Крик» заинтересован в развитии русского хоррора.

Авторы Крика уверены, что мощные факторы роста мрачного жанра в любой культурной среде – это время, помогающее сформироваться мрачной традиции, опыт отдельных мастеров и огонь в глазах новичков, только пришедших в жанр. Поэтому, изучая темные направления русской литературы и кино, Крик анализирует как классические мрачные произведения, так и следит за развивающимися авторами, недавно вступившими на стезю русского мрака. Соответственно, задачи Крика понять и рассказать вам, как зародился Русский Ужас и чем он живет сегодня. Также, отыскав новые имена среди русскоязычных авторов, дать им зеленый свет посредством критики, рецензий и публикаций на различных интернет-площадках.

В связи с этим Крик поддерживает жанровые конкурсы нескольких сетевых площадок, выступает на этапах жюри в выборе финалистов. Рецензирует прошедшие в финал истории, а также публикует победителей на своих ресурсах. Поддержав, например, конкурс «Бумажного Слона», мы публикуем ряд рецензий на рассказы, набравшие максимум голосов в финале.

Ради справедливости честно отметим: нашими авторами было принято решение отрецензировать два рассказа-финалиста вместо трех. Потому что третью работу («На орбите Юпитера…») к хоррору можно отнести с большим трудом. Это, конечно, фантастика, но таких жанровых штампов, как оторванная рука, по нашему мнению, не достаточно, чтобы назвать произведение причастным к ужасу или триллеру. Для этого история должна пугать или, как минимум, держать в напряжении как тщательно соблюденным саспенсом, так и усиливающими его жанровыми приемами.

На высоком уровне жанровые приемы раскрываются и дополняют друг друга в «Болезни куклы». Такие распространенные в западном хоррор-кинематографе штампы как проникновение героев в мрачный дом, встреча с ожившей куклой, маниакальная одержимость этой игрушкой и зловещая тайна вокруг нее могут, на первый взгляд, показаться избитыми клише, на которых трудно построить оригинальное произведение.

Но «Болезнь куклы» органично совмещает перечисленные жанровые элементы, превращаясь в цельный, проработанный рассказ с многоуровневой фабулой. Отдельные сцены и детали здесь отражают атмосферу и, в ряде неожиданных моментов, оказываются сюжетообразующими. Примечательно, что благодаря такому универсализму в рассказе нет фрагментов, лишних для действия. Благодаря чему оно не стопориться и, выдерживая темп, накаляет конфликт серией взвинчивающих настроение сцен. Так, если представить действие в виде голографической модели, то оно развивается не столько в ширину (из точки А в точку В), сколько в глубь, высекая каждой деталью скрытое дно из, как могло показаться изначально, простой, исчерпавшей себя сцены.

Возможно, успех такого эффекта кроется в том, что внимание читателя не успевает рассмотреть сложных деталей и, не задерживаясь на конкретном эпизоде, перемещается к другому. Это происходит из-за живости образов, что предстают перед нами с первых строк, и действию, в которое герои вовлекают читателя при первом своем появлении. К ярким образам относится престарелая кукольница, чахнущая над пыльными игрушками в нищенской конуре. Если судить поверхностно, то фигура отшельницы-старухи из-за своей распространенности может быть отнесена к числу штампов в мрачных сюжетах. Но, так как пугающих образов в принципе немного, и все упираются в небольшое кол-во общих архетипов, то называть старуху-отшельницу штампованной трудно. Как минимум потому, что специфика ее странности — помешанность на куклах – здесь оригинальна.

Обратная ситуация с отношением к куклам у главного героя. Страх Михаила перед ожившими игрушками описывается внятно, но почувствовать его трудновато. Ситуация, обрушившаяся на парня — триггер и возврат к психической травме из прошлого, которая в реальном времени обнажает брешь в психике и травмирует ее еще сильнее – имеет сильный драматический заряд. Он мог сработать, если бы читатель осознавал все с героем, а не наблюдал происходящее со стороны.

Конкретно в этой точке нарушено правило «показывай, а не рассказывай», успешно применяемое автором с самого начала истории. То же касается и спектра других ощущений, могущих глубже погрузить читателя в произведение, которые не исчерпываются зрительными образами, хотя акцент здесь поставлен на последних. В результате связь с описываемой реальностью не так прочна, как могла бы быть, потому что при контакте героя с потусторонним не хватает сенсуализма.

Тем не менее, связь присутствует и, как плотная ниточка, ведет нас от одного события к другому, периодически закручиваясь в спираль, которая углубляется, обнажая скрытое дно у знакомых сцен. Брешь этой продуманной конструкции спрятана в маленькой логической детали. Несмотря на то, что легкость, с которой девушка доверилась герою, передана внятно, нет объяснения появившейся у нее мании к куклам. Как в случае с образом старухи, это оправдывает частный случай рассказа — но лишь впоследствии, когда события сворачиваются в единую, замыкающуюся в себе спираль. Тогда четкость мотивов конкретного героя уступает заданости, к которой должны прийти все герои. Только такой сюжет, превративший действующих лиц в статистов, что подчиняются высшей неумолимой воле, оправдывает отсутствие мотивов у большинства из них.

Как было отмечено выше, частный случай рассказа внес корректировку в то, что можно было посчитать его слабостью. Грамотно проработанное кольцо времени с завязанными в цикл событиями и оригинальное использование знакомых всем жанровых образов типа куклы и старухи органично встроились в другие жанровые «клише», благодаря чему превратились в качественный триллер. В котором есть игра со смыслами, когда одни и те же словосочетания приобретают иное значение в зависимости от контекста. Что, безусловно, придется по вкусу ценителям сложной литературы.

Более грамотно мотивы и внутренний мир героя проработаны в рассказе «Сиринкс». Так как эта история тяготеет к лирическим легендам, объясняющим происхождение и поведение животных, которые, по поверьям, ранее были людьми, акцент на внутренней трансформации здесь просто обязан быть. И выделять его как нечто особое в данном произведении не хочется. Но, тем не менее, он есть. Что, безусловно, делает конфликт более объемным в сравнении с предыдущей работой.

Тем более интересно наблюдать, как лирическая история о человеке, чьи чувства обрекли его на внутреннюю метаморфозу и заставили принять внешность зверя, раскрывается в жанровой форме. Несмотря на зависимость большинства триллеров от внешней жанровой атрибутики, акцент «Сиринкс» поставлен на психологизме. Парадоксально, но уход рассказа от одной жанровой формы привязывает его к другой. Потому как сюжет, отдаляясь от старинных сказок о человеке, ставшем зверем из-за неразделенной любви, больше привязывается к историям о маньяках.

Маньяк здесь более чем живой. Процесс его метаморфозы в животное раскрыт исчерпывающе. Емко выдержано возрастание отчаяния, которое привело героя к тупому желанию причинять страдания другим. В этом смысле превращение трудяги-парня в убийцу имеет мотив. Но, к сожалению, логики нет в событиях, последующих за превращением: осознав связь между жизнью человека и птицы, парень с головой погружается в охоту – но читателю какое-то время сложно понять, чем охотник живет и обеспечивает себя. Этот вопрос стоит ребром и бросается в глаза из-за акцента на том, что ранее герой с трудом выживал из-за безденежья.

Да, тяжелые жизненные обстоятельства выступили мотивом превращения в убийцу, но сама метаморфоза их не отменила. Вопрос, как герой, оказавшись в изменившихся условиях, справляется с тем, что ранее его тяготило, кажется нелогичным пятном долго, пока автор не объясняет, что охотник устроился на новую работу. Хотя связи между новыми обстоятельствами внешней среды и тем, что происходит внутри героя, нет. Или она попросту не показана. Такая деталь бросится в глаза критику. Читатель же, скорее всего, будет поглощен лирическим сюжетом, который грамотно выстроен вокруг душевного конфликта охотника.

Лирики здесь, несомненно, больше, чем жанра. Упомянутая же привязанность истории к сюжетам про маньяков не делает ее одной из них. Принадлежность к жанру здесь по-прежнему условна и держится только на связи героя с фигурой садиста, которая был выдержана не до конца. Вероятно потому, что во второй половине повествования не завинчиваются гайки жестокости или безумия, хотя это необходимо в жанровой литературе о маргиналах. Она предполагает контраст чувств и ощущений у героя, который возможен благодаря черно-белой передаче его мировосприятия. Последнее же здесь неоднозначно, сложно и, несомненно, более изящное, чем требует жанр. Поэтому «Сиринкс» трудно оценивать в системе координат хоррора или триллера. Он, скорее, напоминает сложную, изящную сказку с элементами притчи.

Резюмируя, хотелось бы отметить исключительность «Сиринкс». Безусловно, эта работа заслуживает высокой оценки за свою поэтичность и изящно переданный душевный конфликт. Но она не соответствует жанровым рамкам так же, как и рассказ, занявший третье место, который мы не отрецензировали. Если бы литературный уровень «Сиринкса» был таким же, как у упомянутой работы, она бы также не прошла сквозь сито Крика, и рецензия была бы дана только на рассказ-победитель. Но качественный слог и достойное исполнение лирического сюжета оставило «Сиринкс» в числе отрецензированных работ.

Возможно, в списке других рассказов, не дошедших до тройки, есть достойные представители жанра. Не исключено, что они могли занять второе место по версии Крика, если бы наши авторы могли ознакомиться с этими текстами. Но мы судим только тройку победителей! А значит, говорим о произведениях, попавших в финал – при условии, что жанровые элементы в них работают, как часы.

Сегодня в литературном конкурсе мрачных рассказов "Бумажный Слон", №13 завершен этап голосования промежуточного жюри! Как было сказано ранее, Клуб Крик выступил в числе площадок, поддержавших конкурс. Публикуем рецензию на конкурсные рассказы, которые прочел один из авторов "Крика". В дальнейшем каждый из финалистов получит от наших авторов по рецензии. Материалы выйдут публично на авторской странице А. Холодного Территория Мрака, колонке "Крика" на ЛитМаркет и, конечно же, здесь, на ФантЛаб.

Прочитав работы из своей группы, был приятно удивлен качеством попавших в нее работ. Отметил для себя рассказы, заслуживающие публикации на бумаге или, как минимум, озвучки. Ставку в разборе сделал на цельность рассказа. Потому, что считаю, что отличие мастера – способность органично объединить противоречивые детали, превратив их в единое целое. Поэтому наибольшее кол-во голосов отдал историям, в которых органично объединены сюжет, живость героев, глубина конфликта, уровни трактовки событий и стиль. Признаюсь, что всеми перечисленными элементами может похвастать лишь один рассказ «Кукуреку». Но остальные произведения из четверки лидеров отличаются как минимум тремя важными составляющими из перечисленных.

«Кукареку» заслуживает высшего балла за выдержанную структуру сюжета и полифонию смыслов. Крепкая сюжетная кривая, которая взвинчивается подобно витой лестнице и, сужаясь к «шпилю», заостряет конфликт, из прочитанных мной рассказов есть только здесь. Большинство работ быстро читались благодаря легкому тепморитму. Но «легко читается» и «проглатывается» — разные понятия. К «Кукареку» же заслуженно стоит применить второе. Что примечательно, рассматриваемый рассказ хотелось отнести к группе проходимых середнячков. Причиной было отсутствие конфликта, которого нельзя обнаружить на первой четверти истории. На первых сценах читатель просто следит за бытом заключенных, не чувствуя свойственного жанру саспенса и не сталкиваясь с чем-то необъяснимым, что хотя бы отдаленно через мистику приближало бы историю к мрачному направлению.

На первых порах единственными плюсами, которые хотелось отметить, были темпоритм и аутентично переданный быт заключенных. Лишь после сцены с пресловутым «кукареку» читатель начинает понимать, что происходит нечто неправильное. И автор не ослабляет появившегося саспенса, накаляя тревогу последовательной серией сцен. В дальнейших событиях эффектно раскрываются загадка смерти одного из заключенных, необъяснимые события после нее и опасность, подстерегающая героя на каждом шагу в закрытом коллективе. Такие детали органично дополняют и усиливают друг друга, давая на первых порах чтения возможность трактовки событий как параноидального бреда героя. Это держат в напряжении, взвинчивая гайки с каждой последующей сценой по принципу упомянутой «витой лестницы».

Кроме конфликта и сюжетной структуры руку мастера выдают яркие сравнения, метафоры и, что обязательно порадует искушенного читателя, двойной подтекст у слов. Микроскопические детали лишь усиливают эффект от макро-картинки, к которой хочется отнести многослойность трактовки Лехиного образа, его реалистичность благодаря зековской внешности и мистичность, раскрывающуюся через сходство с образом из славянского и мирового фольклора.

В качестве ложки дегтя нужно назвать блекло очерчиваемый в начале конфликт. Как было сказано, он раскрывается ближе к середине, усиливаясь и удерживаясь на нужном уровне вплоть до финальной сцены. Но такая структура не свойственна жанру, и придерживаться ее не значит выходить за рамки, тем самым, качественно выделяясь. Наоборот, уход от свойственной триллеру структуры просто нарушает оправдавшиеся годами законы жанра, и ослабляет драматургию слабой завязкой. В то время как благодаря следованию жанровым канонам, она могла быть сильней.

По жанровым канонам отлично выстроен «Контрольный пакет», выделяющийся, как и «Кукареку», драматургией. В истории нет лишних деталей, все работает на сюжет. Мотивы героев, их шаги и независящие от воли конкретных персонажей события складываются в органичное целое. Взаимозависимость элементов кажется особенно цельной благодаря проявлению мотивов. Они не прописываются автором, но раскрываются посредством слов, поведения и характеров героев, создавая единую картинку, которая не расширяется, но углубляет саму себя. Создается необходимый напряжённому триллеру эффект «приоткрытой дверцы», когда саспенс накаляется с каждой минутой. В какой-то мере, сам накал напряжения – следствие именно такого подхода в раскрытии мотивов героев, когда читатель не знает до конца, чего ожидать от человека, глазами которого смотрит на развивающееся действие.

Подобно структуре, в рассказе четко и достоверно прописана логика подготовки преступников к убийству. И, что понравится искушенному взгляду, между строк просматривается проблематика. Вопрос, как себя поведет человек в условиях борьбы с формой жизни, которая сильнее его, в последнее время значим. Поэтому идея и конфликт некоторыми могут чувствоваться особенно остро. И автор этих строк относится к читателям, ощутившим актуальность темы.

На первых порах, чтобы не быть пристрастным, хотелось закрыть глаза на повестку дня и оценивать только произведение, а не тему. Но благодаря нескольким деталям стало понятно, что закрывать глаза на тему борьбы человека с другим видом в конкретном случае неуместно. Потому, что она – часть структуры рассказа. Дело в том, что повестка ощущается остро, несмотря на неродную русскому читателю культуру, в которой развивается действие. Также стоит учитывать время прошлого века, когда, возможно происходят события — несмотря на другую среду и ушедшую эпоху, история кажется актуальной и интересной даже сейчас, при всей, на первый взгляд, фантастичности темы противостояния людей и нелюдей. С таким набором условностей актуализировать проблематику сложно. Но автор этого достиг, опередив «Кукареку» проблематикой.

Важно, что он рассмотрел противостояние человека с враждебным видом с нескольких сторон и без утрирований. Как следствие, читатель получил реалистичный триллер, цепляющий темой, подачей и сюжетом, который на протяжении всего повествования выдерживает свойственный жанру саспенс. А значит, производит впечатление. Рассказ, взявший на один голос больше, опередил такую каноническую подачу благодаря своей многослойности. Которой здесь, к сожалению, нет.

Подобным по цельности, хоть и не таким напряженны, оказался «Шелег», который наряду с «Инцидентом» оказался построенным на двух историях. Если в «Инциденте» настоящее действие было обрамлением к сюжету из прошлого и поводом его пересказать, то здесь дела минувших дней стали обрамлением сами и, что важно драматургически, задали настроение последующей истории. Лейтмотивом, вокруг которого разворачивается ее сюжет, послужила фольклорная легенда. Что можно назвать отдельным плюсом для построения конфликта, так как это углубляет действие через связь с сюжетами прошлого.

Грамотность текста выдается цельностью его конструкции. Фольклорная легенда служит не только обрамлением, но и настоящей, действующей в реальном времени историей, которая ведет героя к его участи спустя много лет после того, как события минувшего схоронились в горах. То есть, оба сюжета пересекаются, влияя друг на друга и, как показывает финал, современные события также влияют на жизнь потусторонних сущностей из древнего предания.

Но, к сожалению, влияние фольклорной легенды на современные события слишком велико. И герой оказывается заложником того, что с ним делает призрак прошлого, который, будучи ребенком потусторонней сущности из сказки, связан также с личным грехом молодых лет героя. В чем видна некоторая бесхребетность последнего. Потому что его действия не зависят от личной воли, но продиктованы мистическим существом, напоминающим о грехах. Возможно, интуитивно автор хотел замкнуть кольцо вечных сюжетов, повторяющих друг друга и, тем самым, показать метафизическую заданость описываемых событий. С этой точки зрения композиция выглядит еще более цельной.

Если так, то столь же цельным является образ героя, который из прочитанного мной наиболее завершен. У мужчины есть мотивы, темное прошлое с грехами, страхи и желания, которые органично смотрятся, даже не смотря на то, что он ведет себя несколько бесхребетно в ситуации потерянности. Впрочем, это укладывается в ситуацию страха, проживаемого мужчиной. Отмечу, что некоторый страх и вполне ощутимое напряжение читатель однозначно испытает, несмотря на то, что насыщенные саспенсом сцены построены на диалоге. Выдержать накал, опираясь на реплики, сложнее чем с опорой на действие, и автор смог его передать. Так что, рассказ настолько же цельный, как «Кукареку» и «Контрольный пакет».

Им в спины дышит «Я знаю пять имен», нарушающий одни рамки и укрепляющий другие. Как показывает опыт, повествование от 1-го лица часто снижает эффект истории, убавляя в ней свойственное жанру напряжение. Но стоит признать, саспенс в «Я знаю пять имен» на месте. Не могу сказать, что рассказ становится исключением из правил и смотрится выигрышно благодаря тому, что нарушил традицию повествования от 3-го лица. Уверен, что накал оказался бы более высоким в наиболее распространенной форме изложения, потому что читателю приходилось бы ломать голову, чтобы понять, что в голове у героев. Здесь же мысли последних поданы явно, и читатель просто следит за повествованием — соответственно, без головоломки триллер-составляющая проседает.

Но проседает только в элементе повествования. Потому что сюжетное напряжение построено грамотно и наглядно показывает принадлежность истории жанру психологического триллера. Несмотря на упрощенное изложение, в рассказе присутствует свойственные триллеру тайны, разгадка которых пугает или, как минимум, создает нужный саспенс. Так что, оригинальный сюжетный поворот в конце вполне соответствует триллер-канону, хоть и не бьет наотмашь искушенного в жанре читателя.

Что касается идеи, то сплав психологического триллера с мистическим встречается нечасто. Как правило, произведения из этих школ в темной русскоязычной прозе появляются как типичные представители своей поджанровой ниши, редко пересекаясь. Здесь мы и видим тяготение к конкретной школе психологического триллера, где мистическая канва не доминирует и подана в виде жанрового элемента. Так что, сплав остается сплавом. Более интересной в этом смысле предстает сама идея с доктором, который не борется с субличностью в пациенте средствами науки, а наоборот – предполагает в ней демона и, не воспринимая потустороннюю сущность как болезнь, желает достать ее из больного.

Выстроенный на схожей теме «одержимости» «Запах рыжика» более реалистичен. Он повествует о проникшей в человека инопланетной жизни. Хоть и не так претенциозно, как предыдущий рассказ. Простая по конфликту история, где все более-менее однозначно, держит заявленный в начале саспенс до финала. Напряжение сводится к простому интересу — что вылезет из инфицированного человека. Построенный на таком ожидании сюжет прост. А сам рассказ подтверждает, что с помощью незамысловатой интриги можно создать интересный сюжет. Но, к сожалению, этого недостаточно для полноценной драматургии с внезапными сюжетными поворотами, развилками и выбором, открывающимся герою перед очередным шагом навстречу к уготованной им участи.

Тем не менее, несмотря на простоту, рассказ ровный и читается легко – даже на одном дыхании. Возможно, именно благодаря незамысловатости. Так что, впечатление история оставляет хорошее. Но, что касается послевкусия, не понятна главная интрига: что же это была за сущность внутри жены героя, почему она приняла облик чертенка в финале и, главное, зачем ей для развития был нужен запах гриба? Это компенсация потребности, которую испытывала носитель-женщина в момент проникновения в нее сущности? Если да, к столь тонкому объяснению придет не каждый читатель и большинству завершение рассказа может показаться невнятным.

Следующий по кол-ву баллов «Инцидент» относится к историям, значительно уступающим по качеству тем, что были разобраны выше. Если в предыдущих работах сюжет, живость героев, глубина конфликта и, в редких случаях, уровень трактовки событий и стиль работали на саспенс, провисая лишь в одном из перечисленных пунктов, то здесь они просто не дотягивают до свойственного жанру эффекта напряжения или, как минимум, дискомфорта.

Простота работ просматривается в самой структуре. Например, интересующий нас «Инцидент» — это история в истории, события которой переданы в формате рассказа. К сожалению, он сводится к простому пересказу, где события излагаются одно за другим без внезапных поворотов – в результате, значительно ослабляется сюжет. Этот формат больше подходит сказке, которую читаешь для расслабления. Он не может сделать конкурентоспособной историю, если та соревнуется на конкурсе, где много произведений, берущих читателя сюжетом и обязательным для жанра (!) напряжением. Его в «Инциденте» нет потому, что не обозначен конфликт. Мистическое происшествие или фантастические обстоятельства жизни героя – возможный повод заинтересоваться историей, но это еще не повод сопереживать герою и, тем более, ощущать обязательный триллеру саспенс.

Эмоционально вникнуть в рассказ мешает также плоскость героини. Женщина кажется неживой, так как в ее поведении нет логики. Героиня узнает, что ее родственник – колдун, желающий передать свою силу внучке, и при этой новости не испытывает ни замешательства, ни, как минимум, удивления и, тем более, волнения за ответственность перед силой, которой нужно обладать. Такое же нарушение логики есть в ситуации с директрисой, когда потомственная ведьма вспоминает о своей колдовской силе внезапно, как будто забыла о ней при получении. К логическим ошибкам хочу также отнести прокол в основе основ действия: если речь идет о преемственности поколений, почему старик передает дар внучке, а не дочери?

Основной массив ошибок здесь касается логики, а наиболее бросающиеся в глаза ошибки относятся к живости героев. Но кроме оплошностей стоит отметить интересный образ ведьмы, оригинальный, хоть и не бьющий по голове, финал и мягкий темпоритм, с которым рассказ читается так же легко, как сказка. В подобной подаче он может органично смотреться в формате историй у костра.

Еще более простым оказался «Торговец скотом», который может считаться интересным за счет идеи. Вымирание человечества и приход на его смену новых, плохо понимающих цивилизацию предков, потомков интересно. Но оно служит лишь фоном, не создавая действия, которое здесь ощутимо вяло. К примеру, немалый фрагмент рассказа посвящен пути героев на рынок и продаже скота на нем – но сюжета с поворотами как такового нет. История развивается и, одновременно, стоит на месте.

Тем не менее, она легко читается за счет плавного слога и повествования в настоящем времени, которое погружает читателя в действие глубже, чем истории, излагаемые в распространенном прошедшем времени. За счет такого приема слабое действие несколько компенсируется, вовлекая в себя читателя. Также органично смотрятся сцены из прошлого, которые вплетены в настоящее и составляет с ним единое целое, вытекая описаниями из повествования.

Жанровым рассказ можно назвать лишь за счет твиста в финале. Но, к сожалению, он выглядит «внезапной пугалкой», которая, появившись без предварительного накала, кажется холостым выстрелом в воздух.

Более динамичным и сюжетно живым можно назвать «Осуждающий лик». Но, несмотря на множество событий и их масштаб, они не составляют цельного материала с остальной композицией. И даже с оригинальной идеей этот рассказ мало приближен к жанру. Считать его слабейшим из прочитанных можно по ряду причин, которые уйдут, если в дальнейшем автор продолжит работать над новыми историями и шлифовать стиль.

Нюансы стиля и проработанной структуры упомянуты вместе не просто так. На примере рассказа видно, как ошибка в одной плоскости повлияла на допущение второй. Речь идет о пафосных выражениях в прямой речи. Они редко бывают оправданы, и только при условии, что пафосу в прямой речи предшествует накал. Перед «громкой» фразой должно сформироваться напряжение, а перед ним – очертиться конфликт. Здесь же, на первых порах, конфликт не очерчен. Как следствие, нет напряжения, и пафосная речь выглядит неуместной. То есть, предварительная работа над структурой произведения позволит укрепить динамику и, как требует жанр, саспенс. А затем, при необходимости, осторожно использовать пафосные выражения.

Несмотря на слабо очерченный в начале конфликт, он четче проявляется в последующих сценах. Но, к сожалению, читатель узнает о происходящем из объяснений, которые не являются частью повествования, а поданы в виде «объяснительных кусков». Из-за чего не ощущается цельность действия и оно кажется нарезкой перечисляемых событий.

Дальнейшие ошибки касаются логики, которая слабо просматривается в мотивах героя. Например, Илья решает отправиться к Аномальной зоне не потому, что так по здравому смыслу сделал бы каждый на его месте, а основываясь на опыте и «седьмом чувстве». Притом, объяснения, что это за седьмое чувство, нет, хотя оно должно было появиться раньше момента, когда герои его используют. Это касается всех деталей, которые, появившись в действии пост фактум, смотрятся как появившийся из ниоткуда рояль в кустах.

Также являются нелогичными сомнения героя, когда он, сидя в лодке, думает, стоит ли ему плыть к озеру: они выглядят искусственно, потому что, как в вышеописанном случае с деталью, не имели предпосылки в предыдущем действии; но, вдруг, появились из ниоткуда – для чего? Из-за своей искусственности они не прибавляют действию правдоподобия и, наоборот, только ослабляют последнее. Это чревато особенно чревато для реалистичности, так как у героя не видно ни мотивации, не характер, ни личных (!) страхов и желаний. То, что он желает спастись – мотив общий и свойственный каждому, но что заставляет его действовать именно так, а не иначе.

И, завершая короткий разбор, вернусь к стилистическим нюансам, с которых начал. Кроме пафосных выражений в тексте много деепричастных оборотов, усложняющих восприятие. Среди слов попадаются канцеляризмы типа «являлось», «заключалось» и т.п. Несколько рябит в глазах от излишней детализации, когда многие не относящиеся к сюжету фрагменты перегружают восприятие так же, как деепричастные обороты. В результате картинка становится пестрой и размывается в голове читателя. Наверное… может быть…

Да, троеточия убрать! Они добавляют словам двусмысленности, с которой могут работать только опытные мастера. Но уверен, вы заметите, что двусмысленность в языке мастеров достигается иными приемами, когда выражения имеют двойственный контекст (как в «Кукареку, например). Троеточий в произведениях зрелых писателей попросту нет.

Зрелые же авторы на конкурсе есть. Ваш покорный определил их по цельным произведениям, к которым относятся «Кукареку», «Шелег», «Контрольный пакет» и стоящий вровень с сильнейшим рассказом группы по эмоциональному накалу «Я знаю пять имен». Интересно, что в этом психологическом триллере личные проблемы героя раскрыты не столь емко, как в «Шелег», находящемся в тройке лучших. В независимости от того, какое место займет последний вместе с «Кукареку» и «Контрольным пакетом», после окончания конкурса ваш покорный намерен опубликовать эти рассказы на авторской странице «Территория Мрака». Благодаря чему они так же, как этот отзыв, появятся на площадках Клуба Крик и получат рецензии от наших авторов.

Для ценителей страшного!

Книга о малоизвестных образцах ужаса в России!

Надоело искать, чего бы жуткого почитать или посмотреть? Мы расскажем вам!

ВЫ ХОТЕЛИ ЗНАТЬ, ЧТО ТАКОЕ "СТРАШНО"?

Ждали, когда на экраны выйдет заграничный фильм ужасов? Искали кассеты с кино, которое не показывали на советских каналах? Задерживались ночью перед телевизором, чтобы посмотреть жуткий триллер, пока спят старшие? Собирались в видео-салонах у друзей, просматривая кровавый жутик? Вспоминая себя ребенком, даже сейчас чувствуете дрожь от фразы «Позовите Вия!»

А что, если «Вий» был не один? Может быть, страшные вещи находились всё время рядом с вами? Рассказывали ли родители про жуткое кино, снимаемое в России до американских ужасов? Смотрели ли старшие мрачные ужастики, когда сами были детьми? Просматривали ли их родители, ваши дедушки и бабушки? Мы знаем, что да! Но взрослые вам ничего не рассказывали, потому что было не принято!

Мы же расскажем! Сколько было снято «Виев»? По какой истории Гоголя был снят фильм, заслуживающий считаться предтечей жуткого «Звонка»? Каким был первый русский ужастик? Где впервые появились знакомые вам «пугалки» со звуком? Кто снимал русские ужасы ещё при Царе? Служил ли русский Кино-Страх интересам Революции? В каком из старых фильмов появилась кровь невинно убитых? И какими были мрачные фильмы, не сохранившиеся до наших дней?

Мы расскажем обо всем этом — и даже больше!

Но кто эти "мы"?

МЫ, КЛУБ "КРИК" — ЭТО:

— интересный разбор классических (старых) и новых фильмов ужасов;

— история жанра, которую мы "разжёвываем" на наглядных примерах знаковых хоррор-кинолент;

— разбор методов нагнетания страха в кино, изобретённые корифеями жанра, а также того, как они работают в современных страшных кино и литературе;

— и, самое главное, честность с читателями: мы сразу говорим, стоит ли конкретный страшный фильм просмотра и, таким образом, экономим ваше время!

Вы хотите книгу уже сейчас? Получите ВЫГОДУ! Первая 20-ка репостнувших эту запись получат книгу сразу после ее выхода:

— со скидкой 50%

— с автографами авторов!

Для этого напишите в комментариях к записи о своем репосте, прикрепив на него ссылку!

ПРОЧЕСТЬ ОЗНАКОМ. ФРАГМЕНТ — ЗДЕСЬ!!