Неожиданно. Оказывается фильм "Когда на земле царили динозавры" (When Dinosaurs Ruled the Earth, 1970, Великобритания) мог бы быть экранизацией романа Балларда "Затонувший мир". Вот что пишет биограф Дж.Г.:
цитата
Продюсер Айда Янг из «Hammer», британской киностудии, снимавшая фильмы ужасов и фэнтези, попросила его (Балларда) придумать продолжение для их крупнейшего недавнего хита, «Миллион лет до нашей эры» Дона Чаффи. Ремейк голливудского фильма 1940 года, он был обязан своим успехом сексуальности Рэкел Уэлч в замшевом бикини и ее роману с красавчиком Джоном Ричардсоном, чужаком из другого племени. Янг читал «Затонувший мир» или, по крайней мере, читал об нем, и решил, что гигантские игуаны и непроходимые джунгли как нельзя лучше соответствовали надеждам студии «Hammer» в том, что касалось продолжения. По большому счету, им нужна была та же история, только другая. Джим сочинил болванку под названием «Когда динозавры правили Землей», из которой режиссер Вал Гест, закаленный профессионал, удалил все, что не повторяло оригинал. В версии Джима не было никакого диалога, — «просто невнятные восклицания», — но Гест дал актерскому составу «язык пещерного человека» из двадцати семи слов, предположительно взятых из финикийского, латыни и санскрита.
В фильме 1968 года Рэкел Уэлч сменила Виктория Ветри («девушка года» с обложки журнала «Playboy»), но все прочее в истории, изображавшей доисторических любовников в кожаных набедренных повязках, бегающих от динозавров, осталось практически прежним. Хореографический номер в начале фильма был единственным признаком оригинальности фильма. На фоне высоченного утеса — натурные съемки происходили на Канарских островах — племя «Камень» ждет восход солнца. На самом краю утеса стоят три красивые блондинки. За ними мужчины в масках крокодилов, они размахивают пращами, полными камней. Еще дюжина человек ритмично стучит бедренными костями по человеческим черепам. Как только солнце встанет, блондинки будут принесены жертву, а их тела выброшены в море. К счастью, от солнца откалывается кусок и, по ходу фильма, превращается в нашу луну. Нельзя исключать, что Джим как-то причастен к подобному безвкусному трюку, но он всегда старался не обсуждать этот фильм. Вэл Гест был указан в титрах как автор сценария «по мотивам Дж. Б. [sic!] Балларда». «Сначала ведутся высоколобые разговоры про мотивацию персонажей, психологию, символику и все такое прочее, — рассказывал Джим, — но когда доходит до дела, то мы имеем одного пещерного человека, который лупит дубинкой другого пещерного человека по голове».
Старый дом Лема, где он жил в 1950е-1978, фото 1978 года:
Дом, в котором родители поселились под конец 50-х, был образцово-показательным продуктом гомулковской программы семейного жилого строительства. Там имелся подвал, в котором иногда не бывало воды (впоследствии устроили нормальный сток, и вода перестала возвращаться, за исключением лишь самых сильных дождей и паводков), и в этих случаях территорию можно было, нарезав на отдельные комнатушки, приспособить под что-то полезное. Под лестницей хранили картошку. В котельной стояла печь, а запасы угля пополнялись через окошко под потолком.
У дома в Клинах, 1960-е:
Кокса, дорогой мой, у нас совсем нет, в связи с чем приходится топить обычным углем: социалистическое благоустройство дошло до того, что спустя пятнадцать лет в стране, некогда славившейся на весь мир добычей угля, невозможно достать нормального кокса. Усрешься, а кокса не достанешь. (Из письма Александру Сцибору-Рыльскому, март 1960)
Заселенная часть Клин, фото 1960 года:
Еще в подвале имелась кладовка, где, кроме закруток, накапливалось все больше бутылок из-под бенедиктинского ликера и шартреза: зеленоватый ликер, приобретаемый за валюту, служил катализатором высвобождения творческой энергии. Качество ликеров отец определял по двум важнейшим критериям: вдоволь алкоголя и очень много сахара.
Барбара Лем на прогулке с Диком. В 1960-х заселенная часть Клин выглядела довольно скромно. Фото 1966 года:
В гараже дома на Клинах:
Важнейшим подвальным помещением, помимо ко-ельной, был, разумеется, гараж, в котором прописывались разные автомобили, начиная с P70, купленного в 60-е, и заканчивая большим пятиметровым желтым «мерседесом» из 80-х. Различия в габаритах этих машин потребовали перестройки дверей гаража, но самого помещения отец не менял. Со своей стороны, однако, он приложил усилия, чтобы его постепенно «расширить»: чем крупнее был автомобиль, тем энергичнее отец парковался в гараже, после чего в стене оставалась дыра диаметром несколько сантиметров. В детстве я иногда задавался вопросом, а что, если отец однажды обрушит стену и въедет прямо в кладовку, перевернув банки и бутылки бенедиктинского ликера, но такого не произошло ни разу. Вероятно, стена га-ража была построена со значительным запасом прочности, хотя архитекторов аскетичных гомулковских 50-х в подобном заподозрить трудно. Более правдоподобным кажется объяснение, что пятиметровый кана-реечный «мерс» попросту недостаточно долго гостил в этом гараже, чтобы прорубить себе дополнительное жизненное пространство.
.
.
.
.
НОВЫЙ ДОМ
.
.
.
.
Вдобавок в нашем доме сделалось крайне тесно: хуже всего пачки авторских экземпляров на самых экзотических языках, непонятно, что с ними делать. Сваливаем в подвал, а на чердак их складывать боязно, чтобы не треснул потолок, так и мучаемся. Хотя, понятное дело, это всё embarras de richesse. (Муки от чрезмерного выбора (франц.). Прим. перев.) (Из письма Владиславу Капусциньскому, ноябрь 1975)
.
.
.
Под конец 70-х тысячи скопившихся книг, журналов и машинописных листов склонили родителей к мысли о переезде на новое место. Вначале они носились с мыслью приобрести более крупный, но в пору, когда метраж семейного дома был строго ограничен указом свыше, чудес ожидать было нельзя — все осмотренные ими дома оказывались по площади более-менее идентичны. Поэтому после длительных дискуссий и бурных споров решили новый дом не покупать, а возвести недалеко от старого, на той же улице. Преодолев административные препоны, отец добился, чтобы его уравняли в правах с надомными работниками (в самом деле, он же писал дома), благодаря чему в новом доме можно было рассчитывать на «дополнительную комнату для писателя», сиречь библиотеку и кабинет — два в одном. Краеугольный камень нового дома был заложен в конце 1978 года, а текст из капсулы времени в фундаменте оказался, по отцовским меркам, невероятно оптимистичным: речь там шла о событии, затмившем тогда своею важностью все прочие, а именно, об избрании Кароля Войтылы римским папой.
Начало стройки нового дома, снимок 1979 года:
Автором проекта стал брызжущий энергией молодой архитектор. Здание на его рисунках напоминало альпийские домики, с немного приплюснутой крышей, как если бы на дом сверху упал огромный груз, а затем постройке не позволили вернуться к изначальным пропорциям.
На этапе проектирования с архитектором дискутировали как о важных вещах, так и о тривиальных. Помню, например, что отец категорически не соглашался с планом разместить выходящие на юг окна так, чтобы стена образовывала большую букву L, архитектор же горячо доказывал ему необходимость такого решения и считал его одним из лучших своих замыслов. Потом выяснилось, что архитектор не всё просчитал так скрупулезно, как в том уверял нас: двери открывались не в ту сторону, а в отцовской спальне нижняя рама окна разместилась почти под потолком, и эту проблему удалось решить, только подняв уровень пола, поскольку, опустив окна, мы не добились бы ничего, кроме панорамы участка крыши с утеплением минеральной ватой. В моей комнате должен был находиться эвакуационный пожарный столб: родители, видимо, полагали, что мне вечно будет девять лет. К счастью, столбу, как и многим другим гениальным дизайнерским идеям, в итоге не суждено было воплотиться в жизнь.
Строительство дома имело и другие побочные эффекты. С кирпичами из куч было очень интересно играть, архитектор оказался приятным и добродушным человеком. В ту пору я увлекался киносъемкой на отцовскую любительскую камеру; сюжеты моих лент обращались преимущественно вокруг пластилиновых динозавров-пришельцев или катастроф с участием межпланетных звездолетов, а самодельные спецэффекты являли собою специфическое сочетание приемов Звездных войн, Дознания пилота Пиркса (снятого Пестраком по "Дознанию") и моего воображения. Пестрак несколько раз посещал отца для консультаций и охотно делился своими секретами: как, подсвечивая сзади ящик из черного картона с дырками, имитируют звездное небо, как изображают невесомость (в его фильме она, впрочем, почему-то не ощущается) и так далее. Помимо замедленной киносъемки, я использовал клише с ненужными рентгеновскими снимками, которые мама приносила с работы. Отмачивал их в ванне, отскабливал и применял для мультипликационных рисунков. Почетное же место в моем арсенале занимали модели звездолетов, которые я создавал из клея, обрезков пластика и моделей «Як-1М»: эти последние продавались в любом киоске и были снабжены непременными наклейками «За Родину!». Архитектора я немедленно посвятил в свои замыслы и тайны кинематографического королевства, и полагаю, что ему эта забава пришлась по душе, поскольку он любезно согласился помочь мне с оживлением космической конструкции из нескольких метровых досок.
Сомневаюсь, чтобы приведенная в движение конструкция порождала какие-то впечатляющие эффекты, хотя в иных обстоятельствах, сохрани я интерес к этому занятию еще на несколько лет, не исключаю, стал бы экспертом по спецэффектам в кино. Среди нереализованных моих проектов надлежит упомянуть сценарий фильма об обезьяне, написанный совместно с отцом, а также историю о руке из конструктора «Лего», которая «построила себя сама».
Мое детское увлечение кинематографом поспособствовало сохранению в семейном архиве более ценного произведения, чем картонные небеса и модели космических кораблей: черно-белого фильма продолжительностью несколько сотен секунд о спасательном круге с малость корявой надписью ПОДВАЛЬНАЯ СТУДИЯ ЛЕМОВ. В этот круг отец просовывает голову и, грозно вращая очами, «рычит» (лента немая), подобно льву «Метро-Голдвин-Мейер», но гораздо искуснее.
Дом тоже должен был получиться совершенством своего рода — и в некотором смысле стал им, с оглядкой на тогдашние реалии. Там имелись подвал, кухня, литературный салон, просторный гараж (на обработку его благородных деревянных дверей поверх коричневой морилки отец, к негодованию матери, истратил запасенную для точечных ремонтов автомобиля желтую краску), спальни, кабинет с двухуровневой библиотекой, большой сад, а еще — резервный дизельный генератор, поскольку к началу 80-х отключения электричества стали обычным явлением.
Дизельный генератор, фото 2003 года:
Плановое строительство дома было прервано военным положением: отец решил вывозить нас с мамой из Польши, поэтому дом «строился» без нашего присмотра несколько лет. Руководство проектом взяла на себя сестра мамы, а ее сыну с женой отвели обязанности интерьерных дизайнеров. Это был выстрел в яблочко: интерьеры получились симпатичные и совсем не претенциозные.
Когда в 1988-м родители вернулись в Польшу, то, само собою, не все оказалось так приятно и спокойно, как можно заключить из вышеприведенного рассказа. В подвале откуда ни возьмись появлялась вода, крыша протекала, а резервный генератор капризничал именно в те моменты, когда был нужен. Не так уж это было и плохо, если сравнивать с эпизодами его активности: дело в том, что генератор происходил с рыбацкого катера. При его работе земля под домом содрогалась, а в кладовке рядом от высокой температуры засыхали бабушкины помидоры. Соседи проявили себя исключительно тактичными людьми и не стали жаловаться или обращаться в правоохранительные органы. Быть может, они догадывались, что отец питает к этому агрегату нежные чувства и с нетерпением ждет шанса им воспользоваться. Однако и мать, и ее сестра, также поселившаяся в новом доме, учитывали мнение соседей (и помидоров), поэтому активации генератора обычно противились, а контроллер его автоматического зажигания при отключении света испортился еще в самом начале. Они-то выросли при керосинке и невозмутимо возражали:
— Керосинка создает такую уютную атмосферу, зачем ее портить?
Основные усилия они прилагали к отвлечению внимания отца, чтобы тот не заметил, что пропало электричество. В противном случае отец поспешно лез за любимым ключом, спускался в пристройку рядом с кладовкой для солений и там, в помещении, напоминавшем двигательный отсек «Наутилуса», оживлял монстра, чей громоподобный рык разносился на сотни метров кругом. Убедившись, что исполинский генератор заработал, отец закрывался у себя в кабинете, устраивался на диване с книгой и — независимо от времени суток — с наслаждением включал лампу.
Затем, спустя более-менее одинаковое время, около четверти часа, он появлялся на кухне, включал электрическую духовку и начинал внимательно наблюдать за ней. Непосвященные могли дивиться такому поведению, но в действительности оно было пронизано рациональностью. Ради экономии генератор отключали, когда снова появлялось электричество, а кухня была единственным на весь дом помещением, куда ток от него по каким-то причинам не доходил. Поэтому духовка служила отцу аналогом перископа, и по наблюдениям за ней он определял, когда наступит время в сопровождении многочисленных такс и дворняжек возвращаться в машинный отсек, чтобы скомандовать «полный стоп».
Станислав Лем и Барбара Лем на балконе нового дома, фото 1992 года:
4 ноября 2019 года в 16 часов на 93 году жизни скончалась один из моих самых дорогих и давних друзей — Таисия Иосифовна Ефремова. Вдова великого писателя Ивана Антоновича Ефремова. Вечная память!
облако тэгов
