Однажды Грэю Ф. Грину приснилось, что он – стайка бабочек, порхающих над лугом. Но вдруг он проснулся, удивился, что он – Грин, и не мог понять: снилось ли Грину, что он – стайка бабочек, или бабочкам снится, что они – Грин…

Авторство «Китов и броненосцев» перестало быть тайной чуть раньше, чем обрела очертания фигура Грэя Ф. Грина, он же Халлдор Олафур – да обрела ли? Родился то ли в 1955-м, то ли в 1965-м; по-английски то Gray, то Grey; то ученый, то авантюрист; сын то рыбопромышленника, то профессора. На деле отцов и матерей было дважды восемь – от Шимуна Врочека до Карины Шаинян, – но все как один предпочли не заявлять о родительских правах и спрятаться за масками переводчиков. Свидетельствующими акушерами выступили Дмитрий Володихин и Андрей Лазарчук, а также несколько сайтов Рунета. Состоялась ли мистификация? И да, и нет. Да – для тех, кто склонен верить людям и не жалует поисковые системы. Нет – для любителей сложить два и два, получив четыре. Самая яркая стекляшка в мозаике, повесть об инспекторе Баклавском, была впервые опубликована в ежегоднике русской фантастики – с пометой «пересказ такого-то», которая для знакомых с классикой не хуже лакмусовой бумажки.

Но пока текст не затерялся в толпе отцов и нянек, посетим сам Кетополис – город-государство, разлегшийся на угрюмом острове где-то в Тихом океане. В «Китах и броненосцах» мгновенным снимком запечатлен единственный день из альтернативного 1901 года. До ближайшей европейской столицы тысячи миль, но миллионному Кетополису знакомы все язвы и радости нового века: затяжные войны, буйная индустриализация, грязные рабочие кварталы, изнеженная богема, контрабанда, танго и немое кино. Есть и местная экзотика: в туннелях под городом ютятся мутанты-подземники, с легкой руки молодого Уэллса прозванные морлоками – и в самом деле, без них шестеренки городского хозяйства разом встали бы; им приписывают похищения детей, их боятся – но без них не могут. По улицам ковыляют жертвы Вивисектора – безумного хирурга, мастерящего из людей машины. В трущобах хозяйничает клан плетельщиц – слепых чародеек, сведущих в магии сетей. За религию отвечает орден ионитов, дружный с китовой символикой; еще в городе верят, что киты поют, и песни эти предназначены для людей – а услышать их помогут запрещенные сомские бобы, коими, впрочем, промышляют и обычные наркоманы. В культурном авангарде вместо поэзии главенствуют графические романы. Во дворце прожигает дни монарх, но реальная власть над островом принадлежит одноногому Канцлеру. Его жгучая ненависть к китам прорывается ежегодно Большой Бойней, мало отличимой от войны, – и океанские волны буреют от крови…

Если б меня попросили описать эту книгу одним словом, я ответил бы вежливым отказом. Если бы просьба повторилась, я изменился бы в лице и указал просителю на дверь. Если бы тот не отступился и в третий раз, я выдавил бы из себя слово «лукавство» и выставил бы наглеца вон, а потом пошел бы в ванную и застрелился.

Ну вот и я начал лукавить. Оказывается, это заразно.

Врочеку удается сочетать несочетаемое – иронию с пафосом, постмодерн со жгучей искренностью, Ктулху с советскими подводниками, мишек в сосновом лесу с перерезанными венами. И никак не поймешь, с верной ли стороны ты смотришь на очередную монету, вышедшую из-под его рук – может, глядеть-то надо не на аверс и не на реверс, а на самое что ни на есть ребро, где мастер и оставил свое неуловимое клеймо.

Порой лукавство переходит в коварство – как и требуют законы жанра, в котором самозародился некто по имени Шимун Врочек. Читатель будет долго вертеть в руках некоторые рассказы, тыкать в них отверткой, стучать по ним молотком, бить об угол стола – пока кудесник-интернет не подскажет ему, что батарейки и прочая начинка будут в следующей серии, а до тех пор придется довольствоваться изящным корпусом – гладким, блестящим, не хуже всяких там импортных гейманов. Иначе говоря, автор вручает нам главы из недописанных романов (ладно бы еще сцены из несуществующих фильмов — чем не жанр), обрывки незаконченных повестей, берет расписку в получении – и с довольным хохотом убегает. Таковы «Комсомольская сказка», «Животные» и «Мы – стена» – лакомые кусочки от невиданных тортов, которых мы можем и не дождаться.

Бывает, Врочека сносит на хмурые просторы традиционной фантастики, где некуда сесть и нечего съесть. Такие тексты дельно смотрятся в уютненьких рамках сетевых конкурсов, но на бумаге быстро превращаются в гербарий. А гербарий – это, знаете ли, мертвая натура. Чтобы писать про банкиров-людоедов («Ипотека»), не обязательно быть Врочеком. Чтобы писать про сумасшедших вивисекторов («Мокрые»), достаточно быть Колоданом.

А вот там, где нет ни хитромудрия, ни засушенных травок, начинаются чудеса. Книжные страницы расползаются, уплывают куда-то влево и вверх – и жертву затягивает в сумасшедшую вселенную, над которой властвует безумный (или просто умный) демиург. В этом мире возможно всё, потому что слеплен он не из мыслей и логики, а из эмоций – самого текучего и самого надежного материала в литературе. В их тепле даже безжизненная химера вымахивает в красивого, рослого зверя – и не поверишь, из какого барахла ее состряпали. Что уж говорить о привычной реальности: углы заостряются, резкость подскакивает до предела, цвета ударяют по глазам. Действительность, пропущенная через соковыжималку; осторожно, концентрация психоактивных веществ может превышать рекомендованные Минздравом нормы.

Вот боевой робот, работающий на пару и авторской фантазии. Прежде он вгонял в ужас и янки, и конфедератов – а теперь стережет груду золота, аки дракон под горою. Но нужно ему совсем иное – то, чего не нашлось бы даже у волшебника страны Оз… А вот люди-куклы. Откуда они здесь, не из книжек ли Гофмана? И как отличить человека от мешка, набитого магической трухой? Ответ у Врочека есть – а как с ним быть дальше, дело хозяйское. Вот ностальгический дизельпанк: механические гибриды с человеческими чувствами, разбитые сердца (даром что из железа) – и порох в пороховницах, что не сыреет ни на каких морях. Вот угрюмый феодал, затеявший игру с собственной смертью. А вот моряк, который обязательно вернется домой. И небритый тип из Калифорнии, стиснувший рукоятку револьвера…

Хоровод лиц, личин, обличий – выбирай любое. Можно обратиться в Грэма Грина и взглянуть в глаза геноциду. Притвориться Эдгаром По – и да свершится месть! Вернуться в прошлое Голливуда, беспощадное к погасшим звездам. Поиграть в попаданцев – и переписать правила набело. Будет страшно, будет горько и радостно – только скучно не будет. Каждая фраза – как крючок, на который нас подцепляют, чтобы утянуть в веселую и жуткую бездну. И срываться совершенно не хочется...

БАХ! Врочек обрушивает на нас каскады слов, сплавленных в колдовское целое.

БАХ! Припечатывает чеканной стилистикой.

БАХ! Ослепляет разноцветьем сюжетов.

И мы убиты. Но непременно восстанем из могилы и явимся к автору, чтобы покарать за гордыню и лукавство. И приговор наш будет суров: писать, писать, писать. Не все еще песни спеты, не все патроны растрачены, не каждая пуля — в цель. Ктулху шевелится во льдах, лихой люд рыщет по лесам...

А значит, повоюем. Танцуйте с нами.