Судя по тому, как много придумано песен, воспевающих дорогу, нет ничего скучнее и утомительнее путешествия.
Тяжела и уныла судьба путешественника зимой. Дуют холодные ветра, свинцовое небо посыпает промерзлую землю снегом. Стоит только удалиться от жилья, как начинается метель или буран. Усталые лошади сбивают копыта и безрадостно жуют холодное сено, озябший путешественник тщетно пытается согреться крепкой настойкой или у жалкого костерка. Хлеб замерзает и становится твердым как кирпич, колбасой можно оглушить голодного медведя – только даже медведей нет на дороге, они давно спят в берлогах. Чуть устанешь, чуть заплутаешь – и все, конец, лежать тебе среди сугробов оледенелой мумией!
Не радует в дороге и весна. Освободившаяся от ледяной корки земля превращается в мокрую кашу, выползают на свет бесчисленные множества мелких кусачих насекомых, одуревшие от любовных игр волки воют ночами вокруг привала, всплыла из вод и вытаяла из земли вся дрянь, что накопилась там за зиму – только выпей некипяченой воды, будешь путешествовать от кустика к кустику!. Ярко светит в небе солнце, голубеет небо, но все это сплошной обман, стоит скинуть с вспотевших плеч теплый плащ – и здравствуй верная весенняя спутница, простуда!
Ничуть не приспособлено для странствий и лето. Изнуряющий зной наваливается на плечи, но стоит раздеться – как налетят сменившие мелкую мошку слепни и мухи, от каждого шага дорога пылит, вынуждая путешественника чихать и сморкаться, трава пожухла, в горах растаяли ледники и реки вышли из берегов. Именно летом разбойникам чаще приходит в голову мысль подстеречь путника и всадить ему в спину стрелу, именно летом суслики разносят чуму, комары – малярию, а птички – грипп.
Но хуже всего – осень! Рыдает небо, поливая дождями мир, превратившийся в сплошное болото. При взгляде на свинцовую мерзость над головой, на голые облетевшие деревья вокруг и вонючую грязь под ногами – хочется немедленно удавиться. Развести костер – подвиг, просушить у него одежду – чудо. Даже у молодых вечерами ноют усталые члены, ломит суставы и крючит спину. В самом надежном вещмешке еда превратилась в мокрую кашу из хлеба, мяса и давленых овощей, сапоги хлюпают при каждом шаге, поскользнуться и потянуть или сломать ногу – проще простого.
Есть только одно время года, когда путешествие не столь отвратительно. Именно его и выбирают для дальних дорог опытные и умные странники.
Это – бабье лето. Краткая неделя (две, если повезет), между летом и осенью. Еще светит солнце – но уже не обжигает, ветер приносит прохладу и отгоняет комаров – но не пробирает до костей, деревья оделись в королевский багрянец и золото – но листья еще не облетели. Созрели, но не успели испортиться плоды, сытые звери путешественниками не интересуются, разбойники готовят к зимовке свои лесные логова, встречные пейзане слегка пьяны и гостеприимны.
Так что нет ничего удивительного, что именно бабьим летом великий волшебник Радион Щавель вместе со своим учеником Триксом Солье, оруженосцем ученика Иеном и формально не входящим в отряд маленьким Халанбери по прозвищу «Ага» отправился из княжества Дилон в столицу королевства.
В отличие от всех прочих городов, столицу никто не называл иначе, чем Столицей. Нет, если хорошенько порыться в летописях, то можно было обнаружить, что много веков назад на месте столицы было село Гнилопустое. Потом, после набега самаршанских завоевателей, там лет пятьдесят стояла порубежная крепость Баш-Небаш. Когда прапрапрапрадед короля Маркеля, Маркель Разумный, отправился в большой освободительный поход, который успешно завершил, увеличив размеры государства в три (некоторые даже считают, что в четыре) раза, на месте крепости вновь возникло село, которое называли попросту Вонючее Пепелище. Прапрадед нынешнего Маркеля, король Маркель Неожиданный, на заре своего правления решил начать новую эру в истории государства. Он повелел сжечь старую столицу, как источник скверны, заразы и разврата (даже самые недоброжелательные летописцы признают, что к этому были некоторые основания), а сам, собрав весь двор и встав с закрытыми глазами на расстоянии тридцати шагов от карты королевства, принялся стрелять в карту из лука. Первым выстрелом король поразил в глаз своего военного министра, вторым – казначея, а третьим пробил карту как раз в том месте, где располагалось Вонючее Пепелище. (Кстати, многие летописцы на основании результата первых двух выстрелов отвергают всякие все разговоры о «случайном выборе» или «персте Божьем», склоняясь к версии о твердых руках, зорких глазах и случайно приоткрывшихся веках короля Маркеля. В пользу этой версии говорит и то, что главный турнир лучников королевства с тех пор проходит под патронажем королевской фамилии и называется Перст Маркеля.) Под мудрым руководством Маркеля Неожиданного, Вонючее Пепелище было снесено, а на его месте построена новая столица королевства – не сразу, конечно, но перед смертью король все-таки успел полюбоваться и огромным дворцом, и разбитым вокруг него садом, и чистенькими аккуратными кварталами для торгового и мастерового люда (даже сточные канавы для нечистот были упрятаны под землю). Единственное, чего не успел Маркель Неожиданный – так это назвать столицу, а сын его, Маркель Нерешительный, в полном соответствии со своим именем, так и процарствовал почти полвека, не решившись вписать хоть какое-то слово в заготовленный еще для отца пергамент «О наименовании столицы королевства…»
Сын Маркеля Нерешительного (как нетрудно догадаться, он был единственным ребенком в семье), король Маркель Бережливый, велел подсчитать, во сколько обойдется наименование столицы – которую уже давно все называли просто Столицей, после чего велел отскоблить пергамент и отдать его обратно в канцелярию.
Вот так и получилось, что Щавель с тремя несовершеннолетними спутниками держал путь в безымянный город. Впрочем, он не был бы волшебником, если бы не посмотрел на эту ситуацию со своей колокольни… точнее, со своей башни.
— Имя – это очень важно, — рассуждал Щавель, восседая на коне благородных кровей, которого не устыдился бы и знатный аристократ. Трикс, Иен и Халанбери тряслись рядом на повозке, в которую была запряжена старая серая кобыла. – Имя несет в себе наименование, символ, открывает дорогу к искомому объекту… Ты понял?
Трикс неуверенно покачал головой.
— Допустим, я решил превратить тебя в жабу, — сказал Щавель. Трикс, которому пример не очень понравился, поморщился. Зато Халанбери сразу стал внимательно слушать. – Если я не знаю твоего имени, мне придется долго и нудно описывать тебя: высокий худощавый мальчик, черноволосый, с полуоткрытым ртом, наивными глазами… Ну и так далее. А если я знаю имя, то могу просто сказать: «Мальчик по имени Трикс, стоящий рядом со мной, внезапно позеленел и превратился в жабу!»
Трикс испуганно посмотрел на свои руки, ощупал лицо и сказал:
— Не сработало.
— Конечно, не сработало! – воскликнул Щавель. – Такое простое заклинание уже давно стерлось. Разок кто-то кого-то во что-то превратил. Второй раз. На третий раз объект приложения волшебства только позеленел. На четвертый раз квакнул. А на пятый вообще ничего не случилось. И это прекрасно, что заклинания стираются от использования, иначе каждый человек мог бы творить волшебство!
— А это плохо? – поинтересовался Иен.
— Конечно! – возмутился Щавель. – Магию можно доверять только умным и выдержанным людям. А не то… Поссорилась жена с мужем, бац – и превратила его в вонючего козла. Или муж ее превратил в глупую курицу. Сосед наорал на соседа – тот стал куском навоза. Весь род человеческий извел бы сам себя! Так вот, имя – это большое подспорье для мага, оно позволяет лучше нацеливать заклинание. И вот представь себе, что началась война. И враг решил уничтожить нашу столицу, применить магию массового поражения. Собрал лучших волшебников, те придумали могучее заклинание… А как его нацелить? Если нельзя сказать «Огненный дождь выпал из сумрачных небес на город такой-то?»
— Можно сказать «Огненный дождь выпал с сумрачных небес на столицу», — предположил Трикс.
— На какую? На твою собственную? Магия – она как вода. Всегда ищет ближние пути. Если сказано «на столицу», так ударит по твоей собственной.
— Можно сказать «Огненный дождь выпал с сумрачных небес на столицу проклятого королевства, где правил злобный тиран Маркель Веселый, сжигая пышные дворцы и жалкие лачуги, руша каменные стены…»
— Эй! Эй, замолчи! – Щавель тревожно посмотрел на Трикса. – Ты поосторожнее, Трикс… ты же все-таки волшебник. Нам еще не хватало пожечь собственную столицу!
— Так значит – работает? – спросил Трикс. – Можно и без имени?
— Ну… можно… — неохотно признал Щавель. – Но труднее и дольше. Чем более громоздкое получается заклинание, тем хуже оно воспринимается и труднее работает. Настоящее заклинание должно быть кратким! Четким! Ярким! Неожиданным! Оно должно ошеломлять и восхищать!
— Так я не сжег столицу? – на всякий случай уточнил Трикс.
— Нет, конечно. На что, по твоему, нужны мы, волшебники? Над всеми крупными городами королевства висят заклятия ПВО – Противоволшебной обороны. Например, такое: «Едва насланный колдуном огненный дождь пролился с небес, как над городом сгустился густой магический туман – он легко гасил огненные струи и те не долетали до земли.» Понимаешь?
— Ничего себе, — пробормотал Трикс. – Так это сколько всего нужно предусмотреть! Огонь, воду, камни, чудовищ…
— Да, — подтвердил Щавель. – Волшебники ПВО день и ночь придумывают новые опасности и методы борьбы с ними. Это вечное соревнование меча и щита, нападения и обороны.
— Все равно, невозможно предусмотреть все опасности, — сказал Трикс встревожено. – Почему же враги до сих пор нас не уничтожили?
— Потому что и у нас есть волшебники массового поражения, — ответил Щавель. – Служба их трудна и ответственна. В тайных укрытиях, про которые не знает враг, они день и ночь придумывают атакующие заклинания. И если враг пустит в ход свою магию массового поражения – они нанесут сокрушительный ответный удар. Это так называемая доктрина взаимного магического сдерживания.
— А помаленьку воевать магией можно, ага? – спросил заинтересовавшийся разговором Халанбери.
— Помаленьку можно, — снисходительно ответил Щавель.
— Огненный шар во врага запустить, или дождик из камней на вражеское войско?
— Да.
— А как решить, что еще можно делать, а что уже нельзя?
— Это все решается в рабочем порядке, — уклончиво ответил Щавель. – Скажем, против какого-нибудь мелкого государства, где своих магов раз-два и обчелся, можно почти все. А вот против Самаршана или Хрустальных Островов – тут надо поаккуратнее.
— Ага. То есть, если могут сдачи дать, то надо быть вежливым? – продолжал допытываться Халанбери.
— Ну… в общем-то да, — Радион почему-то смутился.
— Все как в жизни, — вздохнул Халанбери. – Скажите, господин волшебник, а Столица – она красивая?
— О, да! – Радион закивал. – Белоснежные башни вздымаются к облакам, дворцы из красного мрамора и зеленого малахита привольно раскинулись среди холмов. Маленькие озера с чистейшей водой окружают город, и по связующим их каналам снуют быстрые лодки. А на горных кручах высится королевская крепость Вечный Оплот – самое красивое, безопасное и роскошное сооружение в мире!
— Ух ты… — прошептал Халанбери и от волнения засунул в рот палец.
— А нельзя сразу перенестись туда? – спросил Трикс. – Ну, телепортироваться… вот как вы из башни в свой дилонский дом…
— Есть два серьезных препятствия, — любезно сообщил Щавель. – Первое – система ПВО очень затрудняет телепортацию в город. Понятно, почему?
— Чтобы враги не высадили магическим образом десант! – догадался Трикс.
— Верно. Второе – маг может телепортироваться только в то место, которое хорошо знает. А я в никогда не бывал.
Халанбери вытащил палец изо рта и задумался. Потом спросил:
— Господин волшебник… Скажите, а можно научиться магии маленькому мальчику? Ну, вроде меня…
— Все можно, — великодушно сказал Халанбери. – Великий маг Эльнор Быстрый начал колдовать в пять с половиной лет. В шесть он превратил свою злую мачеху в добрую няню, в десять стал помощником Маркеля Разумного, а в семнадцать возглавил капитул магов. Правда, в двадцать два ему надоела магия и он ушел в монастырь.
— Ага. А если мальчик еще не очень хорошо читает и пишет? – продолжал Халанбери. – Ну… некоторые слова хорошо читает, некоторые хорошо пишет. Но не все.
— И такое возможно, — явно развеселившись, ответил Щавель. – Древний маг Хельмер вообще был слеп, но придумал ряд полезных заклинаний для путешественников, для супружеской верности и для осады города. В старые времена вообще было плохо с грамотностью. Некоторые умели читать и писать, некоторые колдовать. А то и другое вместе – очень редко.
— Ага… — задумчиво сказал Халанбери. – Ага…
Щавель наклонился к Триксу и доверительно сказала:
— Такова притягательная сила магии, что даже самые бесталанные и неспособные, никогда не помышлявшие заняться в волшебством, в обществе великих волшебников проникаются любовью к чародейству и пытаются сложить свои немудреные заклинания. Конечно, я не вижу в малыше никакой склонности к волшебству… но пусть старается. Это очень трогательно.
— Вы настоящий учитель, — сказал Трикс, тронутый добротой Щавеля. – Вам надо преподавать в академии чародейства.
— Нет, нет, нет! – возмутился Щавель. – Я против этих новомодных штучек. Массовое обучение – как можно? Это не пошив штанов и не изготовление арбалетов. Волшебник должен постигать магию самостоятельно, под руководством наставника, но никак не в классе, заполненном толпой олухов. Вот ты слыхал хоть про одного знаменитого волшебника, который учился бы в академии?
— Нет.
— И я нет! А их полно! Ходят потом по королевству, размахивают грамотами об окончании академии, требуют себе должности при дворах глупых баронов и герцогов… а сами только позорят магию! Настоящих талантливых волшебников они к себе не принимают, о, нет! Как можно – ведь сразу станет ясна их бесталанность! Обязательно найдут, к чему прицепиться – пишет с ошибками, простонародные выражения в заклинании употребляет… А идут к ним купеческие сынки, младшие отпрыски аристократов, экзальтированные ведьмочки…
Щавель так разгорячился, что еще с полчаса бурчал по поводу академии и негодных методик массового обучения магии. У Трикса зародилось легкое подозрение, что давным-давно сам Радион был отвергнут приемной комиссией академии, но вслух он этого говорить не стал.
облако тэгов
