Седой усатый водитель скомандовал отправление и путешествие в Донецк началось. Спустя 20 минут автобус класса «Люкс» с грацией касатки вынырнул из мутных потоков городского транспорта и, набирая скорость, заскользил по глади трассы Е59, преодолевая реки и поля, города и пустоши. Первым крупным препятствием на пути был Николаев. Вы, вероятно, слышали в новостях, что Николаевский участок трассы необычайно плох в этом году. Справедливости ради заметим, что и в прошлом году, и пять лет назад он был необычайно плох, да и все последние 20 лет не отличался особым качеством. Но в этом году, по свидетельствам путешественников, дорога была еще хуже, чем обычно. «50 километров кошмара перед Николаевом и еще неизвестно, что там дальше». С такими мыслями я покидал границы милой сердцу Одессы, готовясь к возможно худшему приключению в этом году. И оно не заставило себя долго ждать.

За Тилигульским лиманом недалеко от Коблево дорогу заволокло густым сизым дымом, из которого неторопливо, с важностью крейсеров навстречу нам выехал клин асфальтоукладчиков. Сновавшие вокруг десятки, а может сотни дорожных рабочих, вовлеченных в действо «ройся-копайся», выдалбливали углубления, поливали их смолой, равняли горы свежего асфальта и занимались прочими скрытыми сизым дымом дорожными работами. Через мгновение открылась причина столь небывалой активности – заехав за уровень катков, автобус попал в бескрайнее до горизонта море ям и ямищ, выбоин, колдобин, оплывшего и покореженного асфальта. Суровая зима, проливные дожди и грузовики наконец-то добили республиканскую трассу, не знавшую свежего асфальта со времен Советского Союза. Нельзя сказать, что дорога на Николаев была плоха – дороги не осталось вовсе.

Машины выстроились в колонну, скорость движения транспорта снизилась почти до нуля. Огромный автобус, уподобившись девушке, переходящей ручей по камешкам, медленно маневрировал не между ямами, но по ямам поменьше. Если до впереди идущей фуры было 50 метров, то чтобы преодолеть их приходилось тратить 10 минут, дважды пересекать дорогу из края в край, почти останавливаясь на некоторых участках. Когда у кого-то нервы не выдерживали такой езды, они давили на газ. Их движение превращалось в прыжки гальки по воде и довольно скоро, после полета, который составил бы честь любой жабе, незадачливый водитель садился дном на кусок асфальта между ямами, после чего медленно съезжал на обочину оценивать последствия своей поспешности.

Ехать одним колесом по обочине удобнее, поэтому за прошедшие с зимы месяцы техника разбила и ее. Обочина покрыта выбоинами, разбитым асфальтом, вывернутыми дорожными камнями. Машины, все более уходящие в бок, расширили обочину до ширины еще одной полосы. В тех местах, где поток транспорта приближался к деревьям, среди оторванных веток на полу видны обломанные зеркала, обрывки тента, краска. Стелы – памятники судеб невнимательных мотоциклистов и лихих водителей междугородних маршруток, которые ранее украшали края этого аварийно опасного участка дороги, вырваны и откинуты. Движение приобрело характер «одним колесом по обочине – одним по полю», и тяжелые грузовики стали опасно крениться. Они бы переворачивались, но скорость так мала, что они от силы сползают в кювет, там где он есть. И вот уже автобус проехал мимо дальнобойщика, прицеп которого сполз с обочины и полулежал на деревьях.

Легковые автомобили проехать по такой республиканской магистрали не могут. Вокруг трассы пробито множество грунтовых дорог и на полях развернулась настоящая война. Грунтовые дороги вспаханы, съезды на поля многократно перекопаны. Крестьяне, как и их предки от заразы, в прямом смысле слова обороняют свои наделы, хотя чума у них другая – горожане на джипах. Наиболее широкие съезды заливаются водой, превращающей грунтовку в болото и траншеями по метру шириной, которые не по зубам «паркетным» внедорожникам. Но то, что не может преодолеть внедорожник, преодолевает отчаянье автолюбителя, не желающего гробить машину о камни. И рядом с перекопанными грунтовками пробиты новые, грязь раскатана, а канавы засыпаны. Доведенные до крайности крестьяне повбивали в землю трубы и засыпали подъезды к полям кучами навоза, которые на проверку оказались самой надежной преградой, так как никто из путешественников не решился раскатывать их своим новеньким Лексусом. Столкнувшаяся с непреодолимым препятствием, колонна легковушек переезжала трассу и исчезала на поле с другой стороны, чтобы через несколько сот метров показаться снова.

Столь долгожданное яркое Солнце раскалило автобус, кондиционер с практически бесполезными при такой скорости движения воздухозаборниками не справлялся. В автобусе стояла столь удушающая жара, что даже не было сил плохо думать о людях, отправивших меня в эту поездку. Наконец, через 3 часа на горизонте спасительным берегом показалась полоска ровного асфальта с разметкой – мы подъезжали к Николаеву. Движение упорядочилось, с полей на дорогу вернулись легковушки, колонна по-деловому покидала разбитую дорогу. Вот и автобус, преодолев последние ямы, выехал на ровный участок. Тишину взорвал единый вздох облегчения, вырвавшийся у пассажиров, безудержные разговоры пришли на смену молчанию последних часов, ранее незнакомые люди торопливо делились впечатлениями от поездки. Водитель пригладил взмокшие волосы и попросил у стюардессы минералки. Путешествие продолжалось.

Кто бы мог представить, как, оказывается, мил моему сердцу этот приятный серый цвет дороги, эта полустертая разметка! Асфальт успокаивал и ничто не отвлекало мое серое сердце горожанина из единения с серой дорогой – ни теплое Солнце, ни буйная зелень, цветущая вокруг, ни мигание фар встречной машины, уже не беспокоили предстоящие часы путешествия – ведь они пройдут как по асфальту. Казалось, что сами вырвавшиеся на дорогу машины, отряхивая с себя пыль, радостно устремляются вперед, быстрей и быстрей по своим делам к своим заботам. Как, вдруг, путешествие остановилось – на пригорке за изгибом дороги колону встречали 3 бригады николаевских гаишников с радарами.

Оба они были рождены в Советском Союзе и оба покинули его — А.Хаит для лечения, А.Климов для продолжения обучения современному искусству мультипликации. Оба столкнулись с проблемами на родине и оба получили международное признание как выдающиеся мультипликаторы. Но наибольшее их сходство обнаруживается в наивысшей точке человеческого выражения – творческом процессе. Мультипликация для А.Хаита началась со сценария маленького отрывка про приключения Волка и Зайца в альманахе «Веселая карусель». Для А.Климова путь к славе пролегал через сценарий к рисованному видеоклипу в стиле анимэ о приключениях отряда пионеров во время 2й Мировой войны на реп-обработку песни «Наша с тобой победа». Оба этих фрагмента оказались так хороши, что авторам предложили дальнейшую работу над полнометражными мультфильмами. И оба автора взялись за немыслимые, рискованные для своего времени произведения. Аркадий Хайт в 1969 году во время расцвета «развитого социализма» написал сценарий мультфильма «Ну, погоди!», в котором в качестве главного, а потому харизматичного, героя выступал хулиган и дебошир Волк. Через 40 лет Алексей Климов в 2009 году во время

Эти и многие другие совпадения судьбы и творчества показывают нам, что все не так уж безрадостно, что все хорошее так же имеет свое продолжение, и идеи классика отечественной мультипликации А.Хайта нашли свое продолжение в работах начинающего сценариста и режиссера А.Климова. И это не удивительно. Ведь Аркадий Иосифович Хаит и Алексей Аркадиевич Климов – это отец и сын.

Итак, поэма "Охота на Снарка" это веселая (не)детская и весьма тонкая сатира на работу и работающих. В поэме перед нами предстают следующие главные герои:

— охотники за Снарком, т.е. коллектив предприятия. Гениальный автор точно, от названий до описаний манеры поведения, передал основные типажи работающих, притом сделал это не на манер механистического перечисления каких-то форм поведения, как это принято в современных руководствах для начальников, а путем аналогии по основным атрибутам, что позволяет с легкостью узнать в описываемых персонажах своих коллег и, О, ужас!, себя (я, например, явный Мясник, у меня на работе даже Бобер свой есть);

— охота за Снарком, т.е. рабочий процесс, который, в свою очередь, делится на 2 составляющих — корабельное путешествие, т.е. манеру выполнения работы, и собственно охоту, т.е. способ достижения Снарка. И снова гениальнось Л.Керролла позволяет ему точно показать, что выполняемая работа для работающих — ерунда, условность. В то время, как помысел Старка на рабочем месте — дело крайне серьезное и должно выполняться строго по правилам с помощью лести, угрозы материальному благополучию, ласки и прочих радостей т.н. "неформальной" рабочей обстановки;

— Снарк и Буджум. Снарк (которого многие типа критики почему-то считают олицетворением Счастья), имеет 5 легко узнаваемых признаков — сытость, празность, комфорт, гнев и гордость (в тексте напрямую указаны только празность и гордость, но остальные так же не вызывают сомнений), которые преподносятся, как стремления охотников. И у любого из нас, взявшего на себя некий труд, имеются ровно те же мотивы, так как фантики зарплаты — это средство, а не цель. Буджум это и есть Снарк. Я вижу 2 возможных трактовки. Во-первых, человек достигший сытости, празности, комфорта и гневающийся в своей гордости на окружающих, т.е. обладатель Снарка, автоматически перестает быть охотником за Снарком, и следовательно лишается своей главной жизненной цели, обретая ту самую пустоту Буджум, о которой мне, например, расказывали на защите кандидатской старые профессора "- Вот завтра ты проснешся кандидатом наук, и у тебя на душе будет пусто, а когда ты решишся и защитишь докторскую, тебе уже не зачем будет вставать на следующий день." В предлагаемой же Л.Керроллом концепции исчезновения, мне видится вторая трактовка.

Есть у меня, правда, еще одна трактовка, но она столь черна, что и выкладывать ее нет смысла.

Если сравнивать "Охоту на Снарка" с другими литературными произведениями, то ближе всего, как мне кажется, сатирическая книга комиксов про работу "Принцип Дилберта", в которой звучат все те же мотивы и даже сверт того, но не будучи единым произведением комиксы не имеют связаного сюжета и обретение Снарка/Буджума у ГГ происходит в середине книги в комиксе про надомную работу.

Записался. Обобщу. Книга меня впечатлила сразу и надолго, став одной из любимых книг про работу и работающих.

П.С. Как, скажите мне, как он мог это написать? Он же никогда у меня на кафедре не был!

П.П.С. Когда я решусь уволиться, я подарю эту книгу своему начальнику, предварительно прочитав пару строф о Bellman'е.

Слабонервным все-таки не стоит...

— Нельзя сказать ничего такого, что не было бы сказано ранее.

Римский комедиограф ІІ века до н.э. Теренций Публий Афр, (т.е. африканец Публий, отпущенник Теренция) широко известен благодаря своим комедиям, дошедшим до нас в полном объеме. Жизнь Теренция и судьба его произведений столь же удивительны с первого взгляда, сколь нравоучительны при внимательном изучении.

Официальная версия жизни Теренция выглядит следующим образом. Кем по происхождению был этот африканский ребенок, попавший рабом в Рим после разрушения Карфагена мы никогда не узнаем. Зато о его дальнейшей истории нам подробно (и необязательно правдиво) рассказал Светоний Транквилл. Теренций наверное был талантлив. По словам современников, своим талантом он заслужил любовь хозяина, обучение и в итоге свободу. На свободе юный Теренций практически сразу же оказался под покровительством семьи Сципионов — Луция Эмилия Павла и его сына Публия Корнелия Сципиона (младшего). За свою короткую творческую карьеру Теренций пишет 6 комедий, последняя из которых "Братья" была поставлена на похоронах Эмилия Павла в 160 г. до .н.э., после смерти которого Теренций прекращает лит деятельность и уезжает в Грецию, где вскоре умирает (или гибнет) по неизвестным причинам.

Сколько раз перечитываю, столько не понимаю. Дело даже не в прочих свидетельствах о жизни Теренция, пока не упомянутых нами, благо их можно было бы попробовать списать на попытки очернения или стандартно скандальный характер жизнеописаний от Светония. Элементарный здравый смысл заставляет усомниться в вышесказанном.

Первый, к тому же не вызывающий сомнений, факт – Теренций не обладал сколь-нибудь выдающимся талантом. В доказательство можно почитать его произведения, которые имеют весьма малое отношение к юмору. И это не проблемы перевода – как известно 5 из 6 «типа комедий» были полностью провальными еще при первых постановках. А если Теренций не был древнеримским аналогом Александра Сергеевича, то и причины, по которым один римский вельможа дал ему образование и свободу, а второй содержал до своей смерти, должны быть иными.

Кроме того, Теренций был карфагенянином. Кто-то может себе представить причины, по которым после недавней войны с Грузией один российский депутат привезет и воспитает грузинского подростка, а второй депутат будет до конца жизни его спонсировать? Но война с Грузией и близко не подходит по степени межнациональной неприязни к отношениям Рима и Карфагена, и если это невозможно сейчас, то уж тем более было невозможно во времена куда как страшнее и суровее нынешних.

В современном мире Теренция можно было бы назвать литературным вором, потому как его произведения это не более чем переводы недошедших до нас греческих авторов*. /*В качестве отступления заметим, что если и 23 столетия назад авторы, не стесняясь, приписывали себе чужие произведения, только на том основании, что большая часть публики не знакома с первоисточником, то как можно требовать от современных авторов оригинальности. Так вот, хотя Теренция можно было бы назвать литературным вором, он не был им, так как не являлся фактическим автором своих комедий, в чем был неоднократно обвинен и в чем собственноручно признался в прологе к последней комедии «Братья».

Учитывая вышесказанное, возникает вопрос, как бесталанный потомок врагов Рима смог приобрести известность при жизни и славу выдающегося римского комедиографа в веках? Ответ, который предлагает нам Светоний, традиционно считается скандальной попыткой очернительства первого негра в литературе, поэтому на нем мы останавливаться не будем.