| |
| Статья написана 21 декабря 2017 г. 17:52 |
О письменном согласии.
Парламент Швеции одобрил закон "О согласии на секс", который предписывает получить согласие партнера прежде, чем вступить с ним в интимную связь. В противном случае половой акт могут приравнять к изнасилованию, пишет издание Local. https://www.thelocal.se/20171218/swedish-...
Согласно документу, одобрение действий сексуального характера можно получить в словесной или в письменной форме.
Правда, не ясно, сможет ли устная договоренность сработать в случае судебного разбирательства.
В последнее время Швецию захлестнула целая череда изнасилований. В ряде городов прошли акции протеста. Подданные королевства обвиняют власти в слишком мягкой миграционной политике, которая провоцирует вспышки насилия со стороны приезжих.
Закон, как ожидается, вступит в силу в июле 2018 года, передает "Россия 24".
https://www.vesti.ru/doc.html?id=2968647
|
| | |
| Статья написана 19 декабря 2017 г. 16:02 |
Честно говоря, я уже и забыл, когда Новый год радовал меня как праздник. То ли потому, что количество хорошего вокруг стремится к критическому минимуму, то ли в силу возраста и отсутствия былого здоровья, то ли просто кризис жанра... Не знаю. Факт состоит в том, вот — нет Праздника. И всё тут. Мне возразят, что, мол, праздник — дело такое: сам себя не развеселишь — никто не развеселит. Оно, конечно, справедливо. Но нет ни сил, ни желания двигаться в этом направлении. Когда живёшь одним днём, а все потуги воображения смотрятся неуместно и смешно...
|
| | |
| | |
| Статья написана 14 декабря 2017 г. 12:09 |
***
Неужели пришла пора? Неужель под душой так же падаешь, как под ношей? "Пугачёв" С. Есенин
Вновь погода хандрит. Или сердце даёт перебои? Иль души неподъёмный на плечи обрушился груз? Всё иначе теперь: малодушно выходишь из боя, И уже не волнуют восторг и признание муз...
Всё иначе сегодня: бесцветные дни быстротечны, Но зато бесконечно уныние долгих ночей. Вдохновение плачет. И рифма частенько — увечна, И теряется смысл поэтических прежде речей.
Как всегда, ты — в седле. Давний путь — от надежды к надежде. Только что-то не так; что — не в силах понять на ходу. Но сбивается шаг, но сильней и тоскливей, чем прежде, Паранойя скулит, словно близкую чуя беду...
Это старость, мой друг. Это подлое, хитрое время Подрезает подпругу идущей намётом судьбы, И звенящей струной оборвётся надёжное стремя В миг, когда ты привычно поднимешь её на дыбы.
13.12.2017г.
|
| | |
| Статья написана 12 декабря 2017 г. 15:43 |
Илья Бестужев
На златом крыльце
Осыпается осень терновым венцом, Осыпает под ноги златое крыльцо, На котором с двумя работягами пили Царь, царевич, король и пяток подлецов.
— Ничего не наладится, сколько ни ной!, - Упираясь в сапожника, плакал портной, - Задолбали проверками, требуют денег, Не шитьё, а какой-то сплошной геморрой!
— Это план! Закулисья мордовского план!, - Отозвался сапожник, хватая стакан, - Тут тачаешь, тачаешь, а всюду китайцы, И отныне безводны что кран, что экран!
— Что экраны?, — поднял свою голову царь, - Я, ребята, мечтаю, чтоб было, как встарь. Сократить бы на голову всяких купчишек, Чтобы не покушались на царский-то ларь.
— Не моги, государь! Потеряешь лицо!, - Закричал на царя первый из подлецов, - А не то подшаманим и так намайданим – Замотаешься прятать под уткой яйцо!
А второй заорал: — Это стыд! Это боль! Демократией ведает в мире король! Если только не хочешь прослыть держимордой, Ты «Другую Державу» послушать изволь!
Тут царевич привстал, но обратно присел (От доверия, видно, вконец окосел) — Денег нет, но вы, это, держитесь, ребята, До свиданья. Трусы покупать полетел.
Остальные заохали тут подлецы: Мы так это, Отечеству, типа, отцы, Нам навеки близки и портной, и сапожник, Не свели бы без них мы с концами концы!
Разбивает рассвет в поднебесье яйцо, И почти опустело златое крыльцо, В обезьяннике дремлют портной и сапожник (Распивали на улице, дескать винцо)
Тихо листья шуршат. Не поют соловьи, И у каждого думы привычно свои. Подлецы – поголовно пошли в депутаты, Муравьи – поголовно пошли в муравьи.
Королевич в сей сказке – совсем не у дел Он и драйв, и смешение тел пролетел, А когда припекло – очень быстро уехал На папашкины бабки бухать в Куршевель.
…Эта микротолпа позабыла о том, Кто всегда на крыльце восседает златом, Кто везде рассыпает и ласки и сказки. За…любили политики. Буду Котом.
Размышления о стихосложении
Стихосложенье — это дрожжи, Что летом брошены в сортир. ...Тут накатал фигню про дождик И про увядшие цветы,
Добавил пасмурного цвета И пузырей у кромки луж, Пририфмовал минет к рассвету (Который трепетно-бестуж)
И дописал — как жажду солнца, Листвы, сюжетов и тепла Буквально каждым волоконцем На нежно-пепельных крылах,
Потом сыграл на сердце скерцо, В оконца звезды напустил, Приправил аллюзийным перцем Свой стих по мере скромных сил.
Закончить? Ну его. Попозже. Лежит у пяток целый мир... Стихосложенье — это дрожжи, Что летом брошены в сортир.
Фуэта в столбик
…Яркий отблеск заката опять умирал в поднебесье, Тишину и покой продавали в розлив фонари. Аметистовый кубок продрогшей вечерней зари, Колокольчатый звон недопетой, оборванной песни.
Переулки раскинули томные руки-гирлянды, Обнимая столицу, рассыпались в танце огней Лепесточки из дней обрывались в полотнах Моне, А ноябрь свихнулся и «ню» танцевал сарабанду.
Голосили трамваи, стучали тамтамами рельсов, Анимации улиц срывались на сдавленный плач. Юморили проспекты, но так неудачно – хоть плачь. Чертенята чертили червонность троллейбусных рейсов.
Талый лед на перронах хрустел хрусталем под ногами, Оригами из мерзлой листвы осыпались с ветвей, Волны белого льда на тоскливой зеленой траве Серебрились еще не упавшими с неба снегами.
Юный месячный серп пробивался сквозь редкие тучи, Электрический свет разливая в эклектике снов, Темнота отдавала еще нерожденной весной, Умирая, закат обращался в смарагдовый лучик…
Холодела душа, покрывалась морозной коростой, Укрывая пожар отгоревших осенних любвей, Ерепенилось эхо, зачем-то бродя по Москве. Только вот – не дано отыскать свой потерянный остров.
Успокоить бы душу в бездушном спокойствии хокку, Возрастить хоккуизм, облачаясь в литую броню, Сесть под сакурой в садик и тихо писать хоккуйню, Только русской душе, к сожалению, хокку без проку.
Осень. Шалая муза, извечный оплот декаданса, Леденящая сага, разлет листопадной тоски. Безнадежно, но все же привычно седеют виски, И в осенней ночи умирают романсы и стансы.
Километры осенней тоски накатают поэты, Вороша по десятому разу потасканный круг Снов и слез, тьмы и света, прощаний, любви и разлук, Еженощных рыданий и утренних бодрых куплетов…
Рубероид дорог покоробился рваным кримпленом, Аморально стелясь в горизонтах побед и потерь, Выгибаясь горбами, как будто неведомый зверь, Навевая тоскливые мысли о прахе и тлене.
Осень, рыжая девка, зачем разбередила душу? Ничего не дала. Заморочила, как и всегда. И печальны стихи, и куда-то летят поезда Километрами снов и беспутными верстами суши.
Тики-так, тики-так… Или так: тыгыдым-тыгыдым. Осень бьется в часах и простуженных залах вокзалов, Водопады дождей изливая на рельсы и шпалы, Доводя до греха и затем развеваясь, как дым.
Умирание дней. Увядание жизненной прозы, Метроном монотонно выводит обратный отсчет Через кружево стрелок, разлуки и что-то еще, И на траурном небе о чем-то дымят паровозы.
Вот такая фигня, что диктует унылая осень, Очертя очереты, течет на листок и течет. Ночь, луна, сигареты, сонеты и что-то еще. Ежевика, ежи и, конечно, извечная просинь.
Почему же, друзья, простыня накаталась такая? Разве кто добровольно способен осилить ее? Ошарашено небо и хрипло кричит воронье. Что гадать? Сверху вниз левый край, помолясь, прочитайте.
Тишина и покой. Неуемно размножились буквы, Еле слышно, в дождях, изопрело на нивах жнивье. Тпру! Написанный стих завершился развесистой клюквой…
самцовое
Бредут верблюды. Труден путь по децибелам. А где же суть? В песок и суть, такое дело. Рассвета спелый колосок согрею сердцем. Пока не сыплется песок — есть время перцу.... Настали времена хурмы и поздних яблок, а от сумы да от тюрьмы — заснуть и набок. Настырный критик набежит (быть может, Герцен). Припомнит радугу, Кижи и рифму "скерцо". Я сигарету закурю, закрою дверцу, зажгу осеннюю зарю, включу имперца, и напишу бессмертный пост в своём фейсбуке. Вопрос — не труден и не прост, читатель — бука. Снаружи — время фейхоа и прочих фруктов, которых нынче дохоа. Рассвет укутан туманным облачным боа. Высотки дремлют. Высоткам, в общем, похоа, кто продал землю. Шурша газетовым крылом, летели утки, и подниматься было влом (такое утро). Добавь в дождливый день сурьмы, молись и кайся, тебя спасут от кутерьмы Малыш и Карлсон. И многобукенность стихов укроет осень, и пририфмуется альков, и даже просинь, уснет синюшный Зурбаган, Ассоль сопьётся, придет усталый графоман припасть к колодцу. Прилягу в поле на часок, перед дорогой. Пока не сыплется песок и ходят ноги...
|
|
|