Евгений Гаглоев — один из самых популярных российских писателей. Читателям, вероятно, будет интересно узнать, что только лишь книгами для детей его творчество не ограничивается — захватывающие женские романы автора весьма популярны. В интервью Евгений Гаглоев рассказывает о своих героях, о творческих планах, об истории создания «зеркальной магии» и об отношении к критике.
— Странная вещь – книги из Вашего цикла «Зерцалия» покупают детям, однако ночью нередко и «Иллюзион», и «Трианон», и «Центурион» таинственным образом перемещаются под подушку к родителям. Как Вы, создатель этого фэнтези-мира, можете объяснить этот факт? — Это сложно объяснить. Мне самому интересна эта тема, а одним из любимейших фильмов детства является «Королевство кривых зеркал». Я стараюсь использовать нестандартные сюжетные ходы, описывать ситуации, близкие и понятные и подросткам, и взрослым. Не заигрываю с читателем, словно с несмышленым ребенком, чем грешат некоторые авторы, стараюсь общаться с подростками на понятном им языке. Ну и сюжетные линии «Зерцалии» — их несколько, и каждая уникальна по-своему. Что-то нравится юной аудитории, что-то — более взрослой. А вообще, может, просто в душе каждого взрослого продолжает жить ребенок, которому интересны не только классические, но и современные произведения для подростков?
— В одном из интервью Вы сказали, что в детстве зачитывались книгами Кира Булычева. Максим Полянский «взял» от Алисы Селезневой день рождения – 17 ноября. А какими чертами Гостьи из будущего вы стремились наделить Катерину Державину? — Катерина Державина, как и Алиса Селезнева, — это, прежде всего, обычная девочка, которая запросто может жить в соседнем подъезде. Она ничем не выделяется, разве что умеет дать сдачи обидчику и увлекается фехтованием. Катерине не нравится излишнее внимание, она не любит грубиянов и наглецов. Умная, добрая, справедливая, не зазнайка. Девчонка, которая запросто может дружить с мальчишками, не изображая жеманную недотрогу. Она горазда на разные выходки и не против приключений. Возможно, она и ссорится с друзьями, но готова ради них горы свернуть. Даже правда, которую она узнает о себе, не приводит ее в восторг, а скорее пугает. Она хочет просто радоваться жизни с родными и друзьями, а не участвовать в неких грандиозных событиях, решающих судьбу мира. Простая девчонка, каких миллионы. Которую читательницы – поклонницы «Зерцалии» — могут запросто ассоциировать с собой.
— Что подтолкнуло Вас к идее создания зеркальной магии? В Вашей жизни зеркала имеют какое-то особенное значение? — Эта тема давно меня интересовала. Я долго собирал различные идеи о необычном применении зеркал: слухи, статьи из так называемой «желтой прессы», городские легенды, различные приметы и суеверия. И в один прекрасный момент картинка сложилась воедино. Так и родилась идея о зазеркальном мире, где применяется именно зеркальная магия. Ну а в моей жизни зеркала особой роли не играют.
— Если бы съемки «Зерцалии» стартовали прямо сейчас, кого из российских актрис лично Вы утвердили бы на роль Катерины? — Я, к сожалению, не очень хорошо знаю наших актрис подходящего возраста. Ведь Катерине 15 лет. Так что пусть подходящую кандидатуру предлагают читатели. Знаю, что на роль Гертруды – одной из самых интересных злодеек серии, — поклонники книги предлагают Светлану Ходченкову, сыгравшую недавно антагонистку в «Росомахе». Вот с этим предложением я согласен. Светлана отлично вписалась бы в этот образ.
— Созданием продолжений каких советских книг-сказок Вы бы хотели заняться? — О, некоторым книгам лучше не писать продолжений, потому что все равно не сможешь сравниться с оригиналом, пользующимся всенародной любовью. Но если бы такое предложение поступило, с удовольствием написал бы несколько повестей о той же Алисе Селезневой. Возможно, еще одна история, происходящая в «Королевстве кривых зеркал». Развить эту тему, как в Америке поступили с «Страной Оз», сделать из нее красивый и масштабный долгоиграющий литературный проект. Ну и еще что-нибудь.
— Итак, прекрасная детская серия книг у Вас есть, интересные романы для представительниц прекрасного пола – тоже. Не хотелось ли Вам попробовать себя в жанре «суровой» мужской литературы? — Отчасти в этом ключе написан «Кошачий глаз». Это тоже подростковая фантастика, но ориентированная больше на мальчишек. Этакий боевик с примесью мистики и научной фантастики, где большой упор сделан на экшн, поединки и разборки со злодеями. Писать романы о бандитах и полицейских расследованиях мне точно не интересно, но если привнести в них немного мистики и хоррора – это уже другой разговор.
— Чем для Вас отличается работа над книгами для юных и для взрослых читателей? — В принципе, особых различий нет. И там, и там нельзя халтурить. Главное – книга должна быть интересной, должна захватывать, цеплять читателя с первых строчек и держать в напряжении до самой последней странички. И это не зависит от целевой аудитории.
— Как Вы считаете, стоит ли изучать фантастические произведения на уроках литературы в школе? Почему? — Думаю, стоит. Чтобы развивать у детей фантазию, способности к выдумыванию, к творчеству. Ведь именно фантастика зачастую заставляет нас представлять себе миры, в которых происходит действие книг. Ну а еще – чтобы разбавить интересными произведениями школьную классику, многие произведения из которой – давайте смотреть правде в глаза – скучноваты для школьников.
— Что означает Ваш ник (Latinos) на форуме издательства «Эксмо»? — Это просто ник, юношеское прозвище, и я даже не помню историю его происхождения. А еще под этим псевдонимом я публиковался в молодежной газете «5 углов» в самом начале своих писательских изысканий.
— Как Вы относитесь к критике своих произведений? — Когда критика чем-то обоснована, либо исходит от человека, разбирающегося в данной области — почему бы и нет? Но когда человек критикует, не читая книгу — это просто смешно. Мне как-то приходилось читать такие высказывания. Либо когда книгу начинает читать умудренный годами человек, который терпеть не может фантастику, а потом начинает возмущаться, забывая, что книга – фэнтези и адресована подросткам… Это тоже смешит. А вообще, сколько людей, столько и мнений. У каждого автора, у каждой книги есть свои поклонники и те, кому она не понравилась. Это нормальное явление. Но я критику стараюсь не читать. Да особо и некогда, нужно ведь работать над продолжением серии, ведь настоящих поклонников у этой саги, которые с нетерпением ждут следующих романов, куда больше, чем критиков.
Создавать миры фэнтези – особое искусство; населять их героями, понятными и близкими каждому подростку, и того сложнее, ведь дети, по признанию многих писателей, самые строгие критики, но вместе с тем и самые преданные поклонники. Украинская писательница Наталья Щерба в рассказывает о том, как создавались «Часодеи» и чем эти истории стали для неё.
— Наталья, «Часовой ключ» – книга, которая заложила основу серии «Часодеи», – буквально взорвала мир детской литературы. А чем эта книга стала лично для Вас?
— С самого начала – появления той первой крепкой идеи, впоследствии взятой за основу сюжета, я запланировала цикл из пяти-шести книг. Именно цикл, потому как «Часодеи» – это история с цельным сюжетом. В ней заложены три вещи, имеющие для меня в жизни первостепенное значение – это дружба, выбор между простым и правильным и ответ на вопрос, что такое Время.
— Сравнивать серию «Часодеи» с трилогией Э.Л. Джеймс «50 оттенков» немного странно, если честно – диаметрально противоположная читательская аудитория, разные жанры, разные миры, наконец. Однако всё же рискнем. Какова, на Ваш взгляд, главная причина того, что в рамках дебатов перед вручением авторитетной премии «Ревизор» саге для подростков удалось обойти мировой «взрослый» бестселлер?
— Да, очень приятно, что работу «Часодеев» оценили профессионалы книжной отрасли. Горжусь своим издательством «Росмэн», которое поверило в часовой мир не меньше, чем автор и приложило все силы к качественному изданию и продвижению книги. А ещё в тот день я получила много поздравлений от читателей, и это было так здорово!
— Совокупный тираж «Часодеев» превысил 300 000 экземпляров – фантастическая цифра для русскоязычной литературы. Вы помните момент, когда почувствовали себя, без ложной скромности, знаменитой?
— Я помню, когда почувствовала себя по-настоящему счастливой – когда увидела первый рисунок по «Часодеям». Это была прекраснейшая работа Диноры Нуртдиновой: Василиса, Фэш и Ник, каждый на полоске своего мира. Чудесное, ни с чем не сравнимое ощущение – видеть, как твой мир оживает в рисунках читателей. Сейчас таких работ собралось несколько тысяч, но я не перестаю удивляться каждому новому арту, все интересны по-своему. А сколько ребята изготавливают поделок – часолисты, часовые стрелы, куклы и украшения в стиле клокпанк, — вот это всё наблюдать – и есть самое прекрасное чувство, самые положительные эмоции.
— В то же время феноменальный успех «Часодеев» — это, на наш взгляд, некая планка для автора. Что вдохновляет Вас на создание новых произведений?
— Вдохновляет всё, что я вижу и чувствую в жизни: люди, события, путешествия, впечатления. Волшебство в обычных вещах. И – ежедневная работа над собой, постоянное оттачивание стиля, учёба и поиск новых решений. Писательство – трудная профессия, но и невероятно интересная, развивающая воображение, ум, интеллект, способность к неординарному мышлению.
— Недавно «Новости литературы» представили читателям фото кабинетов известных российских и украинских писателей. А где создавались «Часодеи»? Как выглядит Ваш кабинет? Есть ли у Вас какие-нибудь писательские «талисманы»?
— О да, у меня прекрасный личный уголок. Стол, окружённый «талисманами» — совами – стеклянными, керамическими, шерстяными, железными и даже бумажными, огромные тикающие часы на стене и гора блокнотов с самыми разными записями – схемами, дневниками, картами и рисунками. Обычный такой творческий беспорядок.
— Знаем, что первых читателей Вашей новой книги «Часограмма» ждет сюрприз – таинственное «перехваченное письмо». Приоткройте завесу тайны – о чем в нем идет речь?
— Это письмо – самая настоящая вещь из часодейного мира! В нём повествуется о некое важной (действительно важной!) тайне, которая полностью раскроется только после прочтения заключительной, шестой книги «Часодеев».
— «Часограмма» – предпоследняя книга серии. Какие эмоции вызывает у Вас скорое расставание с героями?
— Самые разные – грусть, радость, волнение. Я знаю, конечно, что уже никогда не смогу расстаться с героями – они всегда будут жить в моём сердце. Но история близится к финалу и должна быть завершена вовремя.
- Планируете ли Вы продолжать работу в жанре подросткового фэнтези или, может, создадите что-то столь же впечатляющее для взрослой аудитории?
— Мне нравится писать для подростков – это отличный возраст, когда происходит перелом в сознании, меняется мировоззрение, но ещё сильна вера в чудо и волшебство. Это время больших перемен и время становления личности, выбор жизненной позиции и определение мечты как цели, даже самой заветной и несбыточной. Подростковая фантастика – интереснейший жанр, в котором найдётся что сказать и о чём поговорить. Да, у меня есть определённые задумки на будущее, но для каждой истории своё время.
— Если бы в нашу реальность «просочилась» магия из Ваших книг, как думаете, каким бы стал мир, как бы он изменился?
— А как же! Мы не узнали бы электричества, зато постигли бы часовые законы времени. А ещё научились управлять часолётами и турбийонами, узнавать друг друга по часограммам, ходить в гости через зеркала по временным переходам, тратить эфлары и минутки, а ещё вовсю обсуждали бы, сократится Временной разрыв между планетами или всё-таки обойдётся.
— Живя в самом сердце Карпат, поневоле впитываешь легенды и сказания, «обитающие» в этом прекрасном и загадочном уголке Украины. Нашли ли они отражение в Ваших книгах?
— О, я очень люблю Карпаты! Это благословенный край, наполненный живой силой и волшебной энергией древних озёр, извилистых горных хребтов, сверкающих водопадов и чарующих лесистых склонов, окрыленных запахом мелиссы, мяты и душистого чабреца. Я часто хожу в горы и каждый раз открываю что-то новое для себя, что-то волшебное, загадочное и необыкновенное, что потом потихоньку ссыпаю в сказку – осторожно, чтобы ничего не уронить зазря, ничего не потерять и не утаить.
— Что, на Ваш взгляд, важно для молодого писателя сегодня, чтобы его книги заметили и оценили? Давайте примем за аксиому, что эти книги талантливы и это одаренный автор.
— На мой взгляд, вначале написать книгу, свою особенную историю, а потом уже пытаться пристроить её в издательство. Мне всегда казалось, что самый гиблый путь – это пытаться «попасть в струю», подстроиться под популярный формат. Такой автор всегда будет плестись в хвосте, потому что с хвоста начал.
— Какие книги Вы сами любили в детстве, что читали «под партой» в школе? А в юности, в студенческие годы?
— Любимых книг, что перечитывала не разы, а десятки раз, не счесть: «Три мушкетёра» Александра Дюма, «Щелкунчик» Эрнеста Гофмана, «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова, «Пленники астероида» Кира Булычёва. Произведения Александра Беляева, Артура Конан-Дойля, Анатолия Костецкого, Георгия Мартынова, Генриха Сенкевича – о, список огромен. Пожалуй, самой потрёпанной в школьные годы была книга-трилогия Кира Булычёва «Непоседа», где в заповеднике сказок будущего с Алисой Селезнёвой происходили самые невероятные приключения в мире.
- Кто Ваш любимый автор-фантаст, если такой есть? Именно автор, то есть по большому счету – все произведения, а не одна книга.
— Иван Ефремов. Великолепный автор, философ, великий мыслитель, интересный человек. Его «Таис Афинская» — ода женской красоте, любви и искусству, песня о настоящей Женщине. В разном возрасте его книги воспринимаются по-разному, и всегда можно отыскать что-то новое, ещё не до конца осознанное и осмысленное для себя.
— Вы очень активно взаимодействуете с читателями и в «Живом журнале», и в других социальных сетях. Бывали ли случаи, когда по просьбе поклонников Вы меняли что-либо в сюжете книги?
— К сожалению, наоборот, у меня часто не хватает времени, чтобы достаточно много общаться с читателями. Даже пришлось закрыть доступ к обмену личными сообщениями, когда в день их стало приходить больше тысячи. Но взамен я предложила читателям писать мне обычные, бумажные письма, которые приходят по наземной почте – и это по-настоящему искренние, интересные, где-то смешные, где-то грустные, просто отличные письма. С открытками, рисунками, подарками, секретами и вопросами, на которые я всегда отвечаю.
— Что Вы сейчас читаете или только что закончили читать? Расскажите об этой книге.
— «Энн из «Зелёных крыш» канадской писательницы Люси Мод Монтгомери. Очаровательная, трогательная и забавная история о маленькой девочке, наделённой невероятным даром воображения, добрым сердцем, благородной душой и ярко-рыжими морковного цвета волосами. Прекрасная книга, которую хочется время от времени перечитывать.
— Среди писателей-фантастов, как ни странно, хватает людей, получивших профильное образование — то есть закончивших Литинститут имени Горького. Андрей Лазарчук, Леонид Кудрявцев, Дмитрий Федотов, и так далее, и тому подобное. Ну, и вы тоже там учились. Как вам кажется, такое образование помогает фантасту в работе — или наоборот, мешает?
— Я считаю, что поэту или прозаику необходимо учиться. Не обязательно в профильных заведениях, можно самостоятельно. Главное — наработать инструментарий. Жалок и смешон поэт, не отличающий ямба от хорея. Талант наибольшей величины не спасет прозаика, не знающего основ композиции.
А что до Литературного института... Это — классическое образование. Основы языкознания, литературоведение, латынь, обязательно — большой список чтения. Крайне полезно.
Но шансов стать хорошим писателем не прибавляет.
— Кстати, вы ведь и на литсеминарах писателей-фантастов бывали. Чем такая форма обучения отличается от принятой в Литинституте, что эти семинары способны дать человеку пишущему?
— Литсеминар литсеминару рознь.
Когда я первый раз попала на «Партенитовку», была шокирована тем фактом, что люди вообще пишут фантастику (в институте это считалось чем-то неприличным) и говорят о ней.
О единой форме преподавания, как и о преподавании вообще, на семинарах не приходится говорить. Все ведущие групп — разные. У каждого — свой подход. В институте тоже разбирали готовые тексты (кстати, примерно в принятом на семинарах формате), но пять лет — у одного и того же преподавателя. Вот это — вредно, я думаю. Это позволяет учителю вылепить из учеников свое подобие.
— Нина, сейчас выходит антология «Конец света отменяется!», который вы вместе с Антоном Фарбом составляли при участии Никиты Аверина. Насколько я понимаю, первоначально сборник должен был называться «Поваренная книга постапокалипсиса» или что-то в этом роде. Откуда взялась эта идея — взяться за составление антологий? И почему именно такая тема — не самая, скажем прямо, свежая и оригинальная?
— Никогда не хотела составлять сборники. Даже составить подборку собственных стихов — мука мученическая.
У этого сборника вообще трудная судьба (я — неопытный составитель, не знаю, может, всегда так). Изначально мы с Антоном хотели издать сборник рецептов «постапока»: больная тема для поработавших «в проЭктах» авторов, видимо, плюс — отдых в Крыму, в палаточном лагере. Питание в отпуске было настолько обильно, что печень несвежего зомби мы употребили бы с удовольствием. А если учесть, что в работе был текст соответствующей направленности... Мы задумали собрать рассказы на кулинарные темы, приложить рецепты, может быть — фотографии...
Когда начали поступать рассказы, мы поняли, что задуманное не удастся. Тем не менее, набралось достаточное количество хороших текстов. Их снабдили рецептами и отправили в издательство.
Увы, в последний момент начальство решило не просто изменить название, но и отказаться от всякого упоминания кулинарной темы на обложке. И обязательно поставить логотип «Свалкер».
Качество рассказов нас устраивало и устраивает. Все они достойны публикации. Поэтому — встречайте сборник «Конец света отменяется!»
Мастер современного хоррора — о том, откуда берутся фобии и почему писатели всё больше переключаются на кино.
Современная действительность так часто преподносит невероятные сюрпризы, что редкому писателю под силу угнаться за ней, используя лишь ресурсы собственного воображения. В новом сборнике «Икарова железа» Анне Старобинец удалось предложить читателям несколько удивительных, хоть и пугающих сценариев из наших дней и недалекого будущего. Писательница, которую называют «русским Стивеном Кингом» и «королевой русского хоррора», встретилась с корреспондентом «Известий».
— У вас есть два типа текстов: одни тяготеют к «чистой» фантастике, другие предельно аккуратно работают с реальностью. Как вы себя больше ощущаете — фантастом или реалистом, использующий приемы из арсенала фантастики?
— Когда мне было лет пять, я любила каждый день представлять себя то кошечкой, то собачкой, то зайчиком. И каждый день бабушки, которые сидели на лавочке у подъезда, старательно угадывали, что я за животное. «Сегодня ты, конечно же, зайчик», — говорили они, и я обычно послушно кивала, даже если ощущала себя лисичкой. Однажды мне самой надоела эта игра и на их вопрос: «Ну, кто ты у нас сегодня, кошечка или собачка?» я ответила: «Сегодня я Аня Старобинец». Бабушки обиделись и больше меня ни о чем не спрашивали. Но я это не в обиду — и те бабушки из моего детства были прекрасные.
Литературные критики в большинстве своем — умные и тонкие люди, которые в силу профессии вынуждены навешивать на писателей жанровые ярлыки. Я тоже была литературным критиком и тоже вешала ярлыки на других писателей. Но сама на себя я стараюсь ничего не навешивать.
Фантастика — это удобная упаковка, «коробочка», в которую я могу сложить свои сюжеты, мысли и чувства. Но лично я не фантаст и не реалистический писатель, а Аня Старобинец.
— Как вам прочно приросший титул «русского Стивена Кинга», вам нравятся его книги?
— В целом — не позорно. Я уважаю Стивена Кинга и считаю, что он гораздо шире, чем «автор жанра хоррор» и даже шире, чем просто фантаст. Он написал много хлама, но и много по-настоящему талантливых вещей: «Мизери», «Мертвая зона», «Оно». Роман «Оно» — потрясающая книга о дружбе; в России она, к сожалению, испорчена отвратительным переводом, но таланта автора перевод не умаляет. Всякие там более поздние «Мобильники» мне совершенно не понравились. Зато последняя вещь Кинга — роман «11/22/63», про человека, который отправился в прошлое, чтобы предотвратить убийство Кеннеди, — прямо как в старые добрые времена. Всем рекомендую читать.
— В рассказе «Поводырь» некие инопланетяне прикидываются креативным продюсером и режиссером и пробуют заказать герою сценарий про «положительный образ» пришельцев. Как складываются ваши отношения с кино?
— На самом деле в этом рассказе практически всё, кроме непосредственно финального превращения продюсеров в инопланетных пришельцев — правда. Это, конечно, собирательный образ, но, так или иначе, слова и повадки принадлежат вполне реальным людям кино, с которыми я имела дело. Иногда мне и впрямь кажется, что процесс создания современного русского кино и телесериалов — это процесс вторжения агрессивного инопланетного разума в родные пенаты.
К счастью, пока еще существуют и нормальные продюсеры-земляне. Наталья Мокрицкая — продюсер фильма «Страна хороших деточек» по моей детской книжке. Я написала сценарий, фильм должен выйти на экраны в этом году. Или наши нынешние телепродюсеры, для которых мы с моим мужем и соавтором Сашей Гарросом пишем сценарий многосерийного мистического триллера. Ну а если говорить серьезно — сейчас многие писатели уходят из литературы в кино, потому что заработать себе на жизнь книгами становится все менее и менее реально. Если ты не Акунин и не Маринина и у тебя нет гигантских тиражей, а ты, что называется, «имиджевый автор», твоя писательская деятельность неумолимо превращается в хобби. Вроде вязания крестиком или макраме. А вот кино кормит. Эта тенденция, возможно, окажется полезной для кино (появятся качественные сценарии), но она точно разрушительна для литературы.
— Современный мир в ваших рассказах подчеркнуто техногенен, и именно здесь таятся разные неприятные сюрпризы — ученые создают из человека насекомое, игровая приставка начинает играть ребенком. Откуда берутся подобные сюжеты?
— Новые технологии бурно вторгаются в нашу жизнь, и жизнь под их влиянием стремительно меняется. Неизбежно возникают мутации, которых мы не успеваем осознать и к которым не успеваем приспособиться. Можно, конечно, не задумываться на тему подобных мутаций, а видеть исключительно позитивные изменения, несущие миру красоту и удобство. Но, считаю, даже у самого позитивно настроенного и продвинутого пользователя тот же фейсбук или гугл-чат вызывают смутное беспокойство. Стандартные причины тревоги: «Большой Брат следит за тобой», «что-то с памятью моей стало», дефицит внимания, интернет-зависимость. Но это — страхи очевидные. Меня же интересуют страхи более глубинные. Мне нравится скрещивать традиционные фобии, тысячелетиями передающиеся из поколения в поколение, с новыми техногенными формами. Превращение человека во что-то иное; Чужой, который хитростью и коварством заманивает твоего ребенка в свое волшебное царство, — это всё древние страхи. Просто раньше они приходили из подвала средневекового замка, а теперь приходят из «Гугла».
— Вы часто представляете современную русскую литературу за границей. Есть ли у иностранцев интерес к нашим авторам, какова их реакция?
— Скажу страшное: на международных ярмарках русские писатели обычно держатся особняком и в контакт с иностранцами вступают редко. На встречи с русскими писателями обычно приходят другие русские писатели и некоторое количество русских читателей. По вечерам русские писатели пьют водку-виски-пиво и спорят о судьбах России. Это почти не шутка.
— Ваши книги стоят несколько особняком и от работ старшего поколения писателей, и от творчества ровесников — «новых реалистов»: Прилепина, Шаргунова и др. Есть ли у вас единомышленники или попутчики в современной русской литературе?
— Есть писатели, которые мне интересны и которых я уважаю: Андрей Рубанов, Мариам Петросян, Леонид Юзефович, Игорь Сахновский, Захар Прилепин. Но любой писатель в глубине души фрик, эгоист и считает себя уникальным. Литература — медленный и занудный, но всё же забег. В забеге попутчиков не бывает.
— Над чем сейчас работаете?
— Пишу сценарий мистического сериала и параллельно — детский детектив. Это будет сборник историй, написанных по классическому детективному канону, но все действующие лица — животные. Думаю назвать его «Зверский детектив».
Недавно я открыла для себя этого шведского сказочника, он еще и иллюстратор. Хочу поделиться его недавним интервью. И я решила заняться его библиографией для ФЛ.
цитата
— У шведов лучшая в мире детская литература, — вы тоже так думаете? — Да, я так считаю. Наверное, потому, что я вырос в этой среде. Я больше всего люблю картинки, и в книге прежде всего обращаю внимание на иллюстрации. А в Швеции столько замечательных и интересных художников. Датчан и норвежцев я тоже люблю. Вместе с тем многие европейские художники мне совершенно не нравятся. Они либо чересчур миленькие, либо слишком сладкие — в общем, что-то с ними не так. Они не настоящие.
— Чувствуете ли вы себя частью шведской литературной традиции? — Это уже судить литературным критикам, я не знаю. Конечно, на меня повлияли книги, прочитанные в детстве, но и литература других стран тоже. В Швеции дети играют огромную роль, дети — это у нас самое важное. Не знаю, так ли это в других странах. А вообще — я не эксперт в области литературоведения.
— Каким был Петсон в детстве и молодости? Чем он жил до того, как у него появился Финдус? — Надо же, я как раз вчера придумал, как все было до Финдуса. Я собирался написать что-нибудь у себя в блоге. И придумал, что в детстве у Петсона была большая семья, они жили в деревне и держали много животных. В молодости у него была невеста, но она его бросила и ушла к датскому исполнителю шлягеров. С тех пор он стал жить в одиночестве со своими курами. Иногда ему было совсем одиноко, и скоро в его жизни появился Финдус. Но об этом уже идет речь в «Истории о том, как Финдус потерялся, когда был маленький».
— Какая из ваших книг у вас самая любимая? — Пожалуй, «Где моя сестра?» — это самая необычная из моих книг. Я очень долго над ней работал. В ней самое главное — иллюстрации. А я — человек, ориентированный в первую очередь на картинку. А из серии о Петсоне и Финдусе я особенно люблю «Петсон грустит» и «История о том, как Финдус потерялся, когда был маленький», потому что в них больше всего отразились мои отношения с моими собственными детьми.
— Почему вы решили больше никогда не возвращаться к серии о Петсоне и Финдусе, но сейчас, спустя десять лет, написали новую книгу? — В какой-то момент мне стала невыносима мысль о том, что я уже постарел, а кроме Петсона ничего больше в этой жизни не сделал. Это совершенно естественно для творческого человека — пробовать себя в разных сферах, идти дальше. Книги о Петсоне и Маме Му довольно однообразные, выполнены в одной технике, это всякий раз повторение одной и той же книги. Мне хотелось создать что-то новое — прежде всего в смысле иллюстрации. Про себя я держал в голове несколько картинок, которые постепенно могли превратиться в сказку. Позднее я воплотил их в книге «Где моя сестра?». Прошло четыре года, и она появилась на свет. Работаю я очень медленно. Ну а новую книгу о Петсоне я сделал потому, что мне очень приятно было снова взяться за эту серию. Никаких свежих идей у меня не возникло, и в качестве сюжета я использовал старый сценарий для театральной постановки «Финдус переезжает».
— Часто ли вы встречаетесь со своими читателями? — Нет. Раньше я иногда ездил по школам, но особого удовольствия от этого не испытывал. Разумеется, встречаться с детьми — дело приятное, но я себя всегда с ними неловко чувствую. Мне сложно объяснить, почему. Иногда я получаю письма от детей, которые любят мои книги. Это, конечно, мне нравится, но, с другой стороны, меня беспокоит, что на эти письма надо отвечать. Если я получил письмо от ребенка, я чувствую, что должен на него ответить. Поэтому предпочитаю никаких писем не получать.
— Изменилось ли что-то в детской литературе за последнее время? И изменилось ли что-то в вашем собственном творчестве? — Для меня творчество — это иллюстрации, и, как я уже сказал, главные изменения для меня заключаются в том, что я устал все время рисовать в одном стиле. Петсона рисовать легко, но хочется попробовать что-то новое. Если говорить о литературе вообще, то мы, шведы, перестали бояться изображать детей некрасивыми, злыми, отталкивающими. Это такая характерная черта шведской литературы. Норвежцы и датчане тоже создают книги, которые балансируют на грани: в них рассказывается, например, о смерти, о душевных болезнях. Такие книги адресованы также и взрослым, которые этого боятся.
— Держите ли вы у себя в голове образ какого-то ребенка, к которому вы мысленно обращаетесь, когда пишете книгу? Думаете ли о том, что он поймет, а чего может не понять? — Да, иногда я об этом задумываюсь. Иногда я употребляю какие-то слова, которые могут быть непонятными. Тогда я подбираю другое слово или объясняю непонятное. Я не включаю в свои книги размышления из жизни взрослых. В моих книгах всегда счастливый конец. А еще мне кажется, что мое чувство юмора и мои фантазии очень близки к детским, поэтому мне особенно не приходится выдумывать и напрягаться.
— Да, это первое впечатление от прочтения книги «Лиза ждет автобуса». Там очень много нюансов, которые нарочно не придумаешь. Например, когда мальчик достает из сумки солдатиков, а девочка трогает их и чувствует, что они немного липкие, — потому что мальчик недавно их сам раскрашивал. И еще масса похожих деталей, от которых у взрослых накатывают детские воспоминания. — Да-да, точно! У меня ведь тоже есть дети, правда, они уже совсем взрослые. Но я помню, как все это было. Хотя сейчас мне уже сложнее об этом писать, постепенно все забывается. Мой сын страшно гордился своими солдатиками, сам их раскрашивал. У него здорово получалось. А в этой сцене из «Лиза ждет автобуса», кстати, есть намек на зарождающуюся влюбленность.
— Перешли ли в книги фантазии вашего детства, что-то знакомое и известное только вам? — Вообще-то, я не пишу о своем детстве. Мне хочется все выдумать заново. Не знаю, почему так получается. То, что я помню из детства, воплощается в иллюстрациях — природа, деревня, крестьянский хутор, где я бывал в детстве. Но я подумывал о том, не написать ли книгу, основанную на моих воспоминаниях. Помню, как мама и папа разводились, а я оставался у дедушки. И многое другое. Но почему-то из этой затеи ничего не вышло.
— И наконец, вопрос, который вам уже задавали, но который по-прежнему очень всех интересует. Является ли Петсон автобиографическим персонажем? — Ясное дело, я его не выдумал от начала до конца. Он думает, как я, и поступает так, как поступил бы я на его месте. Я все скопировал с самого себя. К тому же у нас одинаковые очки.
— А Финдус? У него тоже есть прототип? — Нет, у меня когда-то давно был кот, но черный. Больше кошек у меня не было, пока я не встретил Эву.
— У вас была в детстве любимая книга? — Да. Только вы никогда не слышали об этом авторе. Я и сам не помню его фамилии. Еще лет в пять-шесть, когда я только научился читать, я очень полюбил Йосту Кнутссона — и особенно его книги про Пелле Бесхвостика. Мне очень нравились иллюстрации Эльзы Бесков.
— А вот у вас на полке стоит книга Шона Тана. Вы как считаете, это художник, понятный детям, или это все-таки так называемые детские книги для взрослых? — Я думаю, он, как и многие другие, делает книги в первую очередь для себя — в надежде, что они понравятся и другим. Но вообще-то, мне сложно судить о таких вещах. Иногда просто удивительно, сколько всего способны понять дети, а иногда — наоборот, то, что по твоей задумке должно показаться детям смешным или интересным, оставляет их равнодушными.
— Да, зависит от ребенка. — И от родителей. Насколько это им самим интересно, ведь они заражают детей своим любопытством.
облако тэгов
