Мариам Петросян «Дом, в котором…»

Полотно, на котором был лес,

В котором был дом, в котором жил я,

Который не спал в ожидании чудес,

Сгорело до тла, как седая ветла

За краем села на Ивана-Купала...

/А. Литвинов/

О чем эта книга? В двух словах и не рассказать. Прежде всего она о Доме. Он стоит среди района новостроек, который сейчас называют«расчёски», но помнит те времена, когда город не обступал его вплотную, а на встречу к нему приходилось ездить. Сейчас дом хотят снести. Он серый и старый, он не вписывается в ландшафт... Да, по правде говоря, никто и не хочет, чтобы он вписался. Дом неудобен. Прежде всего своей памятью.

В доме живут дети. Точнее — Дом — это интернат для детей-инвалидов. Детей с ограниченными возможностями. Только узнаешь ты об этом в самом начале книги, но потом эта информация отходит на второй план, ведь у автора не было замысла давить на жалость, взывать к ответственности.

С детьми мы встечаемся в самом начале их последнего учебного года. Последнего года в Доме. Так уж здесь заведено, что выпускные случаются не раньше, чем через 7 лет. И каждый выпускной оставляет не столько предчувствие радостного выхода в большой мир, сколько горечь потери, расставания и утраты.

Целый год мы живем с ними в их мире, в котором нет места Наружности, то есть нашему с вами большому миру здоровых людей. Мы учимся, дружим, рассказываем Сказки и складываем песни. Мы взрослеем. Мы готовимся перерезать спасительную пуповину связи дуг с другом и нашим Домом. Покинуть рай, как уже было однажды при нашем рождении. Только в первый раз нам нашлось место — Дом, а после расставания с ним — врядли.

На самом деле под словами «живем в Их мире», подразумевается, что у них он НЕ Наш. Они живут закрытой системой с собственной экологией, теологией, нравственностью. Они не просто отдалены от нас забором интерната... Мало ли интернатов в мире! Вот, Гарри Поттера хоть вспомним! Нет, они отделены от нас порогом «полноценности». А это в разы крепче и выше стена, чем любые заборы. Их система замкнута сама на себе. Но мы не наблюдаем за ними через линзу микроскопа, как ученый, изучающий новый вид бактерии или вируса. Мы живем с ними. Проживаем их истории в разном времени и от разных лиц. Понимаем, что одни и те же события совершенно по-разному трактуются лидерами этого микрокосма, серединой и аутсайдерами. Представляете! В группе лиц, от которых мы стыдливо отводим глаза или, наоборот, восхищено-патерналистски гладким по головке, подразумевая, по сути, собственную полноценность как великое досижение, а свою доброту — небывалой щедростью, так вот в этой группе тоже есть аутсайдеры!

Итак, о персонажах. В доме фигурируют четыре стаи (не семьи, не банды, не прайда) — Фазаны, Крысы, Птицы и Четвертая (раньше она была Чумными Дохляками, да как-то свернулась к номеру жилой коматы). У каждой статьи есть Вожак. И есть Вожак Вожаков, а значит и всех стай, который, к тому же, говорит от имени самого Дома и выражает его волю. Есть еще пятая стая — учителя. Их вожак — Директор. Только эта стая собрана не по принципу схожести, кровности (не родственности), а волей случая, поэтому она не устойчива к внешним событиям, многоголоса, раздроблена.

Повествование начинается от лица члена первой, образцово-показательной, группы — Фазанов, который позволил себе одеть обувь «не по уставу» — красные кроссовки, которые привлекают внимание к ногам и тем самым подчеркивают их недостаток. Первая состоит исключительно из колясочников («колясников», как фигурирует в тексте). Это Курильщик. Он — аутсайдер. Его изгоняют из первой. В четвёртой он оказывается случайно — волей администраторского случая и «здесь посвободнне». Он не смог проникнуться атмосферой дома, сродниться с его стенами и жильцами. О таких говорят «Дом не принял», поэтому его слова кажутся фантастичными, а тон — брюзжаще-раздраженным.

Курильшиком «окрестил» его другой человек — так принято в Доме. Вожак четвертой. Сфинкс. От его лица тоже приведено много страниц книги. Через него мы знакомимся и с историей Дома. Интермедией. Там он носит имя Кузнечика, что в целом отмечает его особенность — у него нет рук, но прыгучие ноги и боевые пятки. Лучший друг Сфинкса, главный защитник, опора, брат — Слепой. Он и есть вожак вожаков. Его имя не меняется со временем. Не потому, что сам он не растет. Просто другого имени ему не подберешь. (Таких персонажей в книге мало, но тем важнее их целостность и органичность, постигнутая еще в самом детстве, когда личность только начинает формироваться).

Вообще все имена в доме «говорящие», это и понятно, клички за просто так не дают. Все для меня понятны и логичны. Одна будоражит — Ральф — Р Первый. Это имя, но оно не является настоящим именем этого учителя. Это буква и номер, что еще для него унизительнее. Меня лично имя Ральф постоянно толкало к его тезке из «Поющих в терновнике». Пастырь, призванный стеречь детские души (пожизненно, как окажется впоследствии). А, может, это реинкарнация Омона Ра? Или Ромула и Рема? И все же к священнику больше склоняюсь — черный костюм, сухопарая внешность.

Есть еще один товарищ — очень харизматичный и явно любимый автором — Шакал Табаки. Его голос звучит в книге вторым, после Курильщика. Он не вожак Дома, не вожак своей стаи. Он — духовный лидер. Персонаж крайне забавный — лопоухий, вихрастый, китчливый в одежде... Один из немногих, чье имя состоит из двух слов, и оба несут яркую эмоциональную окраску. И это не говоря о том, что сам персонаж, по мере взросления, пришел к этому имени от детского «погоняла» Вонючка... И далеко не за запах получил это прозвище!

Все они живут в интернате. Доме, в котором жизнь и нет ни одной лишней комнаты. Есть серые стены с фасада и угол, который встречает посетителей и жильцов. «Вначале ты разобьешься об угол, а затем можешь входить». Есть кабинет директора. Столовая. Спортзал. Три библиотеки. Вечно ремонтируемый бассейн. Учебные комнаты и спальни.

Улица и первый этаж, как место соприкосновения с Наружностью. Второй этаж — жилой. Живой. С разрисованными стенами. Вечной возьней, не прекращается даже в ночное время. И местом начала всех интересных разговоров и событий — Кофейником. Третий — зона преподавателей-небожителей. Здесь есть даже свой сторож, который охраняет третий этаж от ученического вторжения... Или учеников от всплесков педагогического порыва?

Есть Могильник — пристроенный уже после строительства основного здания. Во времена монахини Анны. Но уже достаточно давно, чтобы сростись с организмом дома, вплестись в его мифологию.

Архитектура романа, как и архитектура самого Дома — многослойна. Первая глава полностью ведется от лица Курильщика и фиксируется его вниманием и пониманием, иногда перебиваясь вставками из прошлого. Вторая глава — «Шакалиный восьмидневник» — разбавляет повествование Курильщика вдохновенными эпосами Табаки с примесью голосов других героев... Хотя, это кто еще кого разбавляет! Здесь набирается оборот перед оглушительной третьей частью, в которой чередование сознаний можно сравнить разве что со звучанием симфонического оркестра — то по одному, то все разом с разной тональностью и ритмом. Очень впечатляющий прием! Красивый и сильный!

Если говорить о цветовоспринятии романа, то слова ныне живущих в Домене учеников мелькают цветными картинками, сопровождаясь гоготом и цокотом, производимыми Логами (стая без комнаты. И еще одно говорящее названиее — Логи — логос — слово — главные распространители новостей среди жильцов дома). Интермедии — сепия с плавным переходом картинок и грустной музыкой флейты, которая в современном мире, как эхо, повторяет Горбач, поселившийся на дереве. Последняя часть — калейдоскоп. Мелькание лиц, красок и монохрома, темпов, эмоций. Особенно в самом конце — эпилоге — 20 лет спустя. Он приведен от лица разных героев и открывает, как же сложились их жизни. Как-то... Я даже не удивилась, что лучше всех получилось устроиться у Курильщика — Эрика Циммермана — единственного, чье настоящее имя упоминается в книге.

В целом, мне роман понравился. Не на столько, чтобы я хотела оказаться в Доме, ведь это означало бы инвалидность. Но как мир, очень даже! В нем, как в ядерном реакторе, показано, что полностью отторгнутый и расщепленный обществом индивид может собраться по кусочкам в нового и сильного человека. В личность. Что сила не в деньгах, не в правде, не в дружбе, не в добре и зле. Эта новая личность над всеми этими понятиями. И это не «порча генофонда», как отзывается о воспитанниках один из учредителей. Это — новый генофонд. Пока в совершенно изолированной среде, но это только пока. И хоть роман не нес четких назидательных идей, он о том, как происходит взросление, не формулировал новых постулатов нравственности и этики, кое-что написано здесь красной строкой. Путь твой не обязан быть линеен. Сущность может отличаться от внешности, и это не хорошо и не плохо. Костры нужно разжигать даже для тех, кто совсем об этом не просит.

Чтение этой книги — занятие, сопряженное с большим риском. Может обойтись и без последствий (и, судя по предыдущим отзывам, таковых немало). Значит, эта книга не из твоих.

Но в противном случае происходит нечто, сопоставимое с мистическим опытом. Книгу не просто читаешь — в ней живешь. Жить в ней, как и в том самом Доме, страшно и поначалу очень неуютно. Но, подобно обитателям Дома, не желающим и боящимся выходить из него в наружность, покидать эту книгу вовсе не хочется, а закрывать последнюю страницу — очень грустно. Сразу же возникает желание вернуться. А со временем начинаешь понимать, что тебя уже никогда так и не отпустит окончательно, подобно тому, как Дом не желал отпускать некоторых своих обитателей.

Как и писала, есть отличный альтернативный финал — фанфик «За порогом Дома» авторства Пеннивайз.

дело в том, что в оригинале Петросян кому смогла сделала «хорошо», Спящим — вернули тела в Изнанке, взрослому Сфинксу — мелкого Слепого без Лосячего обожания, а мелкому Сфинксу-Кузнечику — заботливого вонючку-Табаки плюс Встречу с конфетти

Однако мелкий Слепой — совсем не тот, который прошел со Сфинксом огонь и воду и который с ним на равных. Это как Кей Дач получил в конце всех книг не Артура Кертиса, а Томми Арано

А Слепой который в Лесу — одинокий и без Сфинкса как без какой-то части себя

К тому в изнанке у него нет Крысы с помолвочным кольцом и перспектив активной половой жизни и душевных отношений)))

При этом уже где-то с 2-3 главы 1 книги у меня Кузнечик четко ассоциировался с Генкой Кузнечиком(!) О как! Крапивина просто так не вытравишь и не забудешь.

Курильщик — должен быть крут, как тот самый Курильщик из Секретных материалов, а Крыса — это конечно же кто-то из Крыс, который разбойничали вместе с Цири

Сфинкс — это конечно же «Египтянин» группы «Пикник» и Кречмер- герой Никополя.

Слепой у меня ассоциируется с Хозяином дорог и проводником отсюда Лукьяненко

Как видите, как бы ни старалась автор придать персонажам черты уникальности, загадочности и проч. «характерности» герои затмеваются другими персонажами с похожими именами, внешностью и поведением.

Как-то недостаточно оригинально и полно Петросян их прописала.

а Табаки у меня ожидался не Хранителем времени, а подпевалой и мерзким предателем и трусом, как у банд из Сандалика или Колыбельная для брата

Книга из тех, которые или выстреливают читателю прямо в мозг и оставляют там куски себя, или не выстреливают вообще. Что-то определенное должно быть у человека в голове или в левой пятке, и в зависимости от этого история или пойдет-понесет, или останется просто буковками.

Сначала просто читаешь. И задаешься нормальными вопросами вроде «И где во всем этом родители детишков?» или «Да как оно так функционирует?». А потом вдруг понимаешь, что уже не читаешь, а находишься во всем этом, и функционирует оно ровно так, как должно, и всё становится очень понятно, даже если не понятно почти ничего.

Очень долго я подозревала, что на самом деле нет никакого Дома и никаких героев, есть только образы, проекции, воплощения.

Впрочем, одно другого не исключает!

Как бы там ни было, говорить, что вещь ни о чем — довольно странно. Это история о самоидентификации. О выборе, об изменении себя и реальности вокруг себя после того, как выбор сделан.

Просто в данном случае суть не в том, О ЧЕМ история, о чем эти персонажи и т.д. – суть в том, КАК это сделано. Поэтому никакие формулировки не дают представления о том, что внутри, и любой короткий пересказ будет звучать плоско и скучно. Нужно брать и читать, этот роман либо однозначно заходит, либо категорически нет.

*замогильным шепотом*

Потому что он сам как Дом: или пускает в себя, или нет.

Эзотерический шедевр. Одно из тех произведений, которые будут жить своей собственной жизнью. Самая сильная книга из всех.... Вообще, самая сильная книга. Я уже говорил, что писать отзывы на подобные романы очень сложно. Во-первых, из-за того, что этот роман не просто «роман». И это совсем не роман о детях-калеках. Да и у кого поднимется язык назвать калекой Сфинкса или Слепого? Конечно, у многих героев есть физические дефекты, но сами они настолько целостны, гармоничны, самодостаточны, что «здоровые» люди, вроде Акулы, родителей Македонского и Крысы, отца Курильщика (человека, по всей видимости, во всех отношениях замечательного), кажутся на их фоне неполноценными. Почему я назвал эту книгу «эзотерическим шедевром»? В ней неистовой пляской переплетаются реальность и ирреальность, многогранные пласты смыслов и намеков. Но, делать попытки классифицировать их по степени «глубины», «осмысленности» или руководствуясь какими-либо другими критериями, я считаю делом лишенным смысла. Это нужно воспринимать все сразу, не пытаясь расчленять, не ища ответа на вопрос «Что же здесь на самом деле хотел сказать автор?».

Я не люблю перечитывать книги. Единственные романы, которые я перечитываю не испытывая скуки, отвращения и других негативных эмоций, можно пересчитать по пальцам. Книги Кастанеды, «Мастер и Маргарита» Булгакова. И, теперь я понял, что однажды снова возьмусь за «Дом, в котором...». Сразу скажу, что, хотя книга о детях и подростках, написана она не для детей и не для подростков. Не для каждого взрослого. Я, будь на то моя воля, вообще запретил бы ее читать некоторым людям, потому что их маленький мирок она может просто расколоть вдребезги.

Многие тайны «Дома...» так и остались неразрешенными.

Ах да, самое главное достоинство книги: во время ее чтения возрождается давно позабытая вера в чудеса. Та самая вера из детства, которую мы потеряли в процессе «взросления». И, все же, радует, что не навсегда потеряли...

Дом... Вот уж загадочное место, где то тут, то там творятся удивительные вещи. Где реальность так тесно переплетается с вымыслом, что стороннему наблюдателю очень сложно отличить одно от другого. Хотя нет, загадочным его делают обитатели. Ведь это именно они приписывают самым обычным, на первый взгляд, местам, забавные, таинственные или даже ужасающие свойства.

Сюжет знакомит читателей с жизнью подростков-инвалидов в интернате, где царят свои обычаи и законы, где живущие там играют свои роли и по своим правилам, далеко не всегда понятным людям за пределами Дома. Курильщик, инвалид-колясочник, ссорится со своей группой (которую в Доме называют Фазанами) и его переводят в другую, где он открывает для себя совершенно иную жизнь, иную сторону общения с обитателями дома. Параллельно читатель знакомится и с прочими обитателями интерната. Узнает, что всех — даже директора — зовут только по кличке. Узнает, что сейчас в Доме пять групп старших воспитанников. Первая — Фазаны, примерная группа колясочников, в которой все сконцентрированы на учёбе и здоровье и далеки от жизни остальных обитателей Дома. Вторая группа — Крысы, обладатели немыслимых причёсок, шумные и вспыльчивые, у них всегда с собой ножи или бритвы. Ученики третьей группы, Птицы, постоянно носят траур в память об умершем брате-близнеце их предводителя Стервятника, выращивают растения в горшках. В четвертой группе, не имеющей своего названия, лидером является Слепой, он же считается вожаком всего Дома. Пятой группы в Доме нет; пятую и шестую комнату в виду своей многочисленности занимает Шестая группа — Псы: они ходят в кожаных ошейниках.

Повествование ведется так, что с первых страниц не совсем все понимаешь и пытаешься вникнуть, что там такое творится, о чем они вообще говорят и что все это значит. Но постепенно дела начинают проясняться. Люблю такое повествование, когда автор не считает читателей законченными идиотами и не разжевывает все ситуации по три раза.

Периодически текст повествования прерывается этакими флешбэками, историями из прошлого, названными «интермедия». Их тоже очень интересно читать и узнавать что-то новое о тех, кто сейчас в Доме имеет свой авторитет и влияние, а когда-то сам был новичком, которого шпыняли другие. Интересно читать о тех, кого сейчас среди обитателей дома нет. Ведь в настоящем воспитанники интерната практически никогда не упоминают ушедших (это не только умершие физически — для них и те, кто покинул стены Дома, также считается умершим), разе что Фазаны всегда помнят таких, да Птицы.

«Никогда не встречал Ральф на стенах клички умерших, о них не говорили, их вещи уничтожали или делили между собой. Закрывали дыру — так это называлось. Ночь поминального плача, и за человеком стирались все следы, на стенах в первую очередь. То же происходило и с покинувшими пределы Дома. Они были убеждены в неотвратимости конца, ожидавшего их в наружности»

Дочитала. Перечитала. Все еще под впечатлением, многое надо осмыслить и осознать. Книга так до конца и не раскрыла все свои секреты — то ли так и должно быть, то ли подсказок в ней достаточно и надо просто догадаться самому. Что ж, у меня пока не выходит. Я так и не понимаю, как действуют Прыгуны, как и куда можно пройти самому и провести других?

Но не это главное. Главное, ощущение от книги. Меня до сих пор поражает отношение воспитанников Дома к своим. Ведь все они практически отказники, не нужны своим родственникам. Все они так называемые «трудные подростки», у них действительно не примерное поведение и не мягкие характеры. Часто они сами себе на уме, и их действия не понятные обычным людям. Но удивительно, какая у них взаимопомощь среди своих. Ты колясник, не можешь ходить и делать уйму стандартных процедур — даже помыться толком. Другие ребята из твоей комнаты, кто в состоянии, без каких-либо вопросов помогут принять тебе душ, помогут спуститься или забраться по лестнице в случае чего, перетащат тебя на подоконник, довезут куда надо. Их даже просить не надо. И никто не чувствует себя после этого в неоплатном долгу за такую помощь. Все словно так и должно быть.

Есть очень много сцен и моментов, слов и персонажей, о которых хотелось бы поговорить. Обсудить. Но если писать все тут, то это займет слишком много места (И так вышло на удивление объемно). Мне просто необходимо, чтобы кто-то прочитал этот роман С:

Эта книга раз и навсегда станет для меня чем-то особенным. Таким же особенным, как и сам мир, который приоткрыла Мариам Петросян, как и Дом, как и каждый его житель.

С первых же строчек… да нет, уже с вступления, ты попадаешь в другую реальность. Здесь свои темы, свои порядки, свои правила и способы выживания. Здесь все не то, чем кажется. Здесь всякое слово имеет двойной смысл, каким бы случайным и бессмысленным оно не было. Каждое действие имеет особую причину, пусть на первый взгляд оно до невозможного повседневное. Каждый герой имеет за плечами свою историю и тайну. Каждый уголок Дома наполнен этими историями и рождает эти тайны.

Да, тайны здесь везде. Произведение таинственное, мистическое. Оно словно эфемерное – едва уловимые намеки, связывающие одни события с другими, обрывки фраз, полусмыслы, оттенки интонаций и какие-то движения... Почти ничто не называлось прямо (разве что в конце Мариам Петросян позволила себе немного не-по-правилам-Дома откровенных фраз). Этой двойственностью (между тем, что ты читаешь и что понимаешь) повествование приводило в восторг.

Восторг вызывали персонажи. Из них сложилась целая галерея и все они – словно кусочки большого пазла. Каждому есть место и на каждом свой неповторимый рисунок.

Восторг вызывали диалоги и внутренние монологи. Перед нами дети, но дети эти говорят лучше и больше (если читать «между строк») многих взрослых.

Как по мне, книгу нельзя не назвать качественным произведением. Она как эксперимент, начавшийся с вопроса «А что, если?» и вылившийся в отдельную жизнь. Слишком короткую, потому что хотелось побыть с Домом и его обитателями подольше, разгадать больше загадок, узнать больше из их прошлого. И в то же время слишком длинную, потому что

Мир, который создала Петросян. Персонажи, которых туда поместила. Момент времени, свидетелями и участниками которого мы становимся. События, которые происходят за этот период. Все это — результат прекрасной работы автора. Работы, достойной того, чтобы сделать книгу любимой.

Сказать четко какая книга, хорошая или плохая — трудно. В самом начале ощущаешь дискомфорт от того, что не чувствуешь привязки ко времени. Нет ни дат, ни дней недели, ни которого числа день. Потом — недосказанности, двухсмыслиности в диалогах мешают целостному восприятию повествования. До самой последней страницы нельзя даже предположить чем все закончится, поскольку четкие грани в отношениях между героями размыты. Не возможно понять кто, что делает, чем и для чего занят. Мир, окруживший детей -есть кровожадная и зловонная клоака. Где можно отнять жизнь у другого лишь потому, что он не подходил этому «Дому», и остаться безнаказанным. Автор водит нас такими закоулками, что порой теряешь ориентиры всякого понимания ситуации. Знакомит нас с героями главными и второстепенными, потом бросает на пол пути,(Лось, Р Первый, Ванючка, Кузнечик, Крестная-воспитатель и др.) — зачем ?. Все послесловия выглядят как нагромождение -куча.

Если по содержанию, — книга о детях инвалидах. Но они не жалуются на свою судьбу, не ощущают своей ущербности. Лишь ледяной страх взросления и «Наружности» очень ощутим. Единая тема — «Выпуск», больше героев ничто не объединяет. Наверное когда живешь в холоде, как внутри чего то колючего и холодного, то придумываешь иную реальность, где тебе не мешает отсутствие ног или рук. Не раз говорится, что «Дом» как будто есть трещина , или разлом во времени. Туда проникают «прыгуны» и «ходоки». Первые могут перемещать только сознание, вторые могут перемещаться целиком, но еще нужен проводник и сторож на «той стороне».

Странный «Дом», он как бы есть, но его как бы и нет- думают одни; для других он есть везде. Тема путешествия во времени скорее похожа на игру со временем. Шакал Табаки — есть время, которому и не положено любить часы. Чего ищут «ходоки», проживая свою жизнь снова и снова много много раз?. А тому, кто все таки нашел себя, время дарит подарки ( как Сфинксу).

Книга отмечена многими наградами и премиями. Я — обычный читатель, свое мнение высказала. Десять баллов ставлю за изумительную речь. За содержание — увы, слабую троечку.

Я прочитала и, наверное, следует сказать, что мне понравилось... Но я не могу понять, чего мне не хватает. Такое ощущение, будто мне должны были дать что-то и не дали, и хорошо, если меня при этом не ограбили.

Я очень долго въезжала в произведение. И каждый раз, когда я отвлекалась на какие-то другие дела или когда брала книгу на следующий день, мне приходилось делать это заново. Атмосфера совсем не моя. Чувство несопричастности преследовало меня постоянно, но по завершении книги оно прямо-таки грызёт. Я люблю загадки. И намёки, и противоречия, нелогичности, и когда ничего не понятно и приходится складывать картину по крупицам, словно пазл. И знаете, к середине книги мне показалось, что я поняла общий смысл, и что автор хотела всем этим сказать, и к чему мы придём в итоге... Не-а. Финал показал, что мы с автором смотрели на книгу совершенно по-разному. Я думаю, именно моё понимание книги у меня и украли.

Я ждала от финала конца, а он циклический.

Я-то ждала, что нам покажут, что всё в мире имеет свойство заканчиваться безвозвратно, а последние три главы эпилога показали ровно противоположное. Нет, я никаких претензий в принципе не имею, просто хочу сказать, что всё моё впечатление от книги (придуманное только мной и принадлежащее только мне) оказалось в этих главах вдребезги разбито.

Во всяком случае, я благодарна за пищу для воображения. Вот уж чего там было предостаточно.

P.S. Повторное прочтение меня, возможно, с цикличностью примирит — намёки на неё попадались задолго до финала.

P.P.S. Слишком много «я» в этом отзыве.

«Дом, в котором...» я взял в библиотеке. Бывают такие моменты, когда какая-то книга привлекает к себе внимание, даже стоя на переполненной полке. Такие книги или берешь из любопытства, а затем разочарованно ставишь на место, или наоборот, очарованный, уносишь почитать. К счастью, со мной случилось как раз второе. О самой книге я не знал ничего, кроме того факта, что на фантлабе ее много хвалили. «Что ж, — подумал я, — пришло время составить и свое мнение об этом романе».

Когда-то у многих критиков была проблема с определением жанровой принадлежности «Американских богов» Нила Геймана: роман сложно укладывался в рамки какого-то одного жанра, и с уверенностью можно было назвать только главный катализатор сюжета — поездки антагониста по Америке, эдакая road-book с мистико-мифолого-фентезийно-триллерными и прочими настроениями. В итоге «... Богов» обозвали альтернативной фантастикой и успокоились. Ситуация с «Домом...» в чем-то схожа, в чем-то противоположна. Роману тяжело определить какие-то прочные рамки, вместе с тем, все действие происходит в одном-единственном Доме. В результате критики окрестили книгу «магическим реализмом».

Если быть точным, то перед нами история последнего года существования Дома-интерната для детей с ограниченными возможностями здоровья, или попросту, для детей-инвалидов. Я редко читаю дома тексты, построенные на актуальных социальных проблемах, т.к. считаю, что отдых — это смена деятельности, а читая что-то, связанное со своей профессиональной деятельностью, не особо отдохнешь, да и синдром эмоционального выгорания недалеко. «Дом, в котором...» стал приятным исключением, книга действительно завораживает своей атмосферой, персонажами, сюжетом. И не делается здесь сильного акцента на инвалидность или сам интернат, все это просто антураж, средство выразительности и, в своем роде, тоже фантастическое допущение. Читал залпом, о чем слегка жалею, но думаю позднее приобрести роман для повторного, более вдумчивого прочтения.

Как я уже говорил, перед нами раскрывается последний год существования Дома. Поначалу все происходящее мы видим глазами инвалида-колясочника (в книге таких называют «колясники») с кличкой Курильщик. Вообще всех, кроме одного, персонажей книги мы будем знать исключительно под их кличками, не стоит удивляться, в подобных учреждениях такое далеко не редкость. Курильщика переводят из образцовой группы в группу с более негативной репутацией, и он начинает свой путь в познании «изнанки» Дома. Кроме этой главной линии, присутствуют еще интермедии (которые чаще интереснее основной истории) и дополнительные главы про других жильцов Дома. Впоследствии, правда, главы Курильщика отходят на второй план, и основное внимание сосредотачивается на Шакале и Сфинксе.

Персонажи книги все яркие, харизматичные, временами гротескные в демонстрации своей индивидуальности. Все они увечные, искалеченные и израненные, кто душевно, кто физически, однако при все при этом создается впечатление, что они не лишились чего-то придя в Дом, а наоборот — приобрели. Я хотел поначалу перечислить понравившихся персонажей и дать им краткую характеристику, но передумал, в конце концов, получилось бы слишком просто и обобщенно, а заодно и субъективно. Зачем же навязывать свою точку зрения? Лучше прочесть книгу самому, чтоб клички героев не были пустым звуком, а зазвучали как имена старых знакомых. Все действие книги заключено в отношениях между персонажами, отчасти даже они сами создают тот Дом, в котором живут.

С известной долей условности можно сказать, что примерное представление о романе «Дом, в котором...» можно получить, смешав «Сияние» Стивена Кинга (а точнее образ здания как живого существа, накопившего в себе сотни и тысячи человеческих эмоций и переживаний), «Повелителя мух» Уильяма Голдинга (детский социум в замкнутом пространстве) и дилогию японских боевиков «Вороны» (личная ассоциация). Еще припоминается близкая по тематике закрытого общества книга Леонида Габышева «Одлян, или воздух свободы», в котором речь идет о малолетних заключенных, однако в ней на первом месте реализм и идеи совершенно иные.

Книге добавляет очарования еще и тот факт, что в ней много отсылок на различные книги, фильмы и даже песни. То есть для полного понимания и лучшего восприятия необходим определенный культурный багаж. И как же приятно понимать, например, шутку насчет «Дня триффидов», хотя этот роман упомянули вообще мимолетом (и поверьте, это лишь одна из нескольких десятков, а то и сотен аллюзий в романе).

Без ложки дегтя, конечно, здесь тоже не обошлось. Книге очень мешает ее избыточность, вот сделать ее чуть покороче, и читалась бы махом, я на четвертый день книжного запоя уже начал уставать от Дома. А если бы читал дни напролет, наплевав на все дела, то к концу третьего дня наверняка бы заболел от истощения и болезненного расставания. И вот тут, кажется, я начинаю понимать автора в ее решении растянуть книгу на почти 1000 страниц: если уж мне, обычному читателю, тяжело заканчивать чтение и прощаться с персонажами, то какого же было Мариам Петросян, которая писала все это ради своего удовольствия?..

В итоге книга получилась просто восхитительной. Она сама как живое существо, и потому к ней надо прийти самому, и ни в коем случае не искать ее только лишь затем, чтоб прочитать ее, т.к. это модно или круто. Ее надо прочувствовать, т.к. она самый настоящий кусочек души писательницы и обращаться с ним необходимо бережно.

UPD. Спустя пару месяцев перечитал роман во второй раз и также залпом. Что ж, видимо скоро отправлюсь на третий круг, а пока добавлю в отзыв немного цитат:

Дом требует трепетного отношения. Тайны. Почтения и благоговения. Он принимает или не принимает, одаряет или грабит, подсовывает сказку или кошмар, убивает, старит, дает крылья... это могущественное и капризное божество, и если оно чего-то не любит, так это когда его пытаются упростить словами. За это приходится платить.

Каждый из живущих на Земле взрослых обязательно был ребенком. Кто-то так давно, что уже с трудом вспоминает это благодатное время, кто-то — совсем недавно, кажется ещё вчера или даже мгновение назад, так недавно, что на губах всё ещё явственно ощутим его молочно-земляничный привкус. Большинство вспоминает своё детство как лучшие годы жизни, полные беззаботного веселья и радости. Зачастую это связано с тем, что память старается постепенно спрятать в своих глубинах неприятные воспоминания, оставив на поверхности лишь всё положительное. Но для некоторой части людей детство навсегда останется синонимом горя, беды и всяческих лишений, и таких, к сожалению, тоже немало. Дома-интернаты для детей-инвалидов давно уже стали символами квинтэссенци детской обделенности и ущербности; в большинстве своём у тех, кто там никогда не был, их обитатели вызывают лишь жалость. Но, если хоть немного задуматься, то инвалид — это ни в коей мере не синоним слову «неудачник» или «горемыка», и роман госпожи Петросян лишнее тому подтверждение.

А всё началось с кроссовок. С красных новеньких кроссовок, которые Курильщик захотел однажды одеть. И, казалось бы, что в этом такого? Тем более для человека, который вынужден передвигаться в инвалидной коляске. Он ведь даже не сможет пройтись в них. Но коллектив, а точнее стая, к которой принадлежал Курильщик, решила, что проступок его достоин всеобщего порицания. Не сумев убедить «проштрафившегося», стая проголосовала за его изгнание. Прошение о переводе Курильщика из первой группы было направлено директору Дома — Акуле, который, дабы не раздувать конфликт в образцово-показательной группе, решил перевести оскандалившегося подростка в другую. Так он попадает в четвертую группу и оказывается в одной стае со своим «крестным» Сфинксом. Именно Сфинкс дал ему эту кличку, что оказалось делом, в принципе, до того небывалым, ведь никто из других стай никогда не давал кличек Фазанам. Попав в четвертую, Курильщик сталкивается с такими вещами, о которых, будучи Фазаном, он даже и не подозревал. Мир Дома начинает раскрываться перед ним в своей чарующей (а местами и пугающей) полноте. Но чем большему он становится свидетелем, чем больше он узнает, тем больше вопросов это всё у него вызывает. Причем, как выясняется позже, ответы на некоторые из них ему лучше было бы и вообще никогда не знать. Стая вроде бы принимает его в свои ряды, но он так до самого конца и не становится одним из них, продолжая во многих вопросах оставаться лишь на правах стороннего наблюдателя.

Именно восприятие происходящего Курильщиком, вдруг открывающего ранее недоступные для обыкновенного Фазана вещи и понимающего, что Дом и его обитатели совершенно не такие, как ему до этого казалось, позволяет читателю плавно и относительно легко проникнуть под крышу этого загадочного строения. «Дом кажется... огромным ульем. В каждой ячейке — спальня, в каждой спальне — отдельный мир. Есть пустые ячейки классных и игровых комнат, столовых и раздевалок, но они не светятся по ночам янтарно-медовыми окнами, а значит, их нельзя считать настоящими». А вот что же в Доме и вправду настоящее, предстоит решить Курильщику самому, а читатель будет наблюдать за этим процессом и делать на основе увиденного свои выводы, благо для него, стараниями автора, картина происходящего будет развернута несколько шире. «Мы, например, кое-что знаем, пусть и не знаем, что именно» — если в первой трети роман имеет довольно стройную структуру — история Курильщика чередуется с флэш-бэками, рассказывающими о появлении в Доме Сфинкса (тогда ещё Кузнечика), — то перевалив за середину романа, персонажи, бывшие ключевыми постепенно отходят на второй план, оттесняемые толпой других, от лица которых идет речь. Темп стремительно теряется, сюжет растворяется в бесконечном перепрыгивании от одного героя к другому, от постоянной смены персонажа, от лица которого идет рассказ. Картина становится шире и лавинообразно обрастает деталями, которые погребают под собой основной сюжет. Так горная река, вырвавшись из тесного скалистого русла в долину привольно разливается, замедляя своё течение. Причем совершенно неясно, какие из подробностей являются ключевыми для понимания всего текста и сыграют в дальнейших событиях важную роль, а какими можно и пренебречь. Именно в этой части истории наиболее явно проявляется основной недостаток романа — его некоторая избыточность и чрезмерность. Хорошо, что продолжается это не так уж долго — до событий Самой Длинной ночи, после чего сюжет вновь обретает былую динамику и стройность.

Сами персонажи, номинально являясь подростками, но ведущие себя совсем не по детски, поначалу сбивают с толку. На это работает и то, что автор большей частью избегает говорить о персонажах или событиях прямым текстом, ограничиваясь лишь полунамеками и оставляя читателю многое на додумывание. Образ некоторых героев, например Толстого, так и не конкретизируется, автор лишь рассыпает по тексту описание отдельных черт или привычек, давая читателю шанс самому сложить головоломку. Данный прием реализовывается множество раз в различных вариациях, подстегивая читательскую фантазию. При таком подходе персонажи получаются одновременно нереальными и удивительно живыми, ведь они оживают силой читательского воображения. Автор с большой любовью подошла к созданию действующих лиц, представив в тексте целую галерею оригинальных и самобытных образов, героев загадочных и удивительных. Сложившийся в обществе стереотип инвалида подвергается в тексте кардинальной ломке, являя взгляду личностей, способности которых выходят далеко за рамки привычного: «Им не нужно было закрашивать стекла... им достаточно было бы убедить себя, что окно не существует, и, может даже, они перестали бы существовать». Они способны изменять реальность и путешествовать во времени, посещать иные планы бытия и чужие сны, среди них есть Ходоки, Прыгуны, Ангелы, Боги и даже один Дракон. Клички, которые носят все без исключения жители Дома, отражают их глубинную суть и лучше помогают читателю понять персонажа. Некоторые были такими ещё до того, как попали в Дом, а другие изменились постепенно: «Каждый сам выбирает себе Дом. Мы делаем его интересным или скучным, а потом уже он меняет нас». «Подрастая, мы как-будто заполняли нишу, вырубленную до нас, но по нашей мерке».

Дом, играет в тексте не только роль большой декорации, он полноправное действующее лицо романа, одушевленная сущность, имеющая свою волю и осуществляющая свои планы посредством населяющих его жителей. «Не мы решаем здесь, решают за нас, как бы нас это ни пугало». Стоящий на границе города и окружающих его пустырей, Дом сам является пограничной зоной, где ткань бытия истончена настолько, что возможен переход в иную реальность, изнанку Дома. Переход довольно сложен и сопряжен с множеством опасностей и скрытых ловушек, не каждый из попавших туда может потом вернуться назад. Изнанка может отобрать память и изменить сущность, она весьма коварна и не склонна прощать ошибки. С одной стороны она напоминает нашу реальность (городок Чернолес), с другой проявляет сказочные черты (Лес). Зачастую Дом ведет себя как некая разумная сущность, наделенная отнюдь не ангельским характером: «К входящему Дом поворачивется острым углом. Это угол, об который разбиваешься до крови. Потом можно войти». Читая о нём я постоянно ловил себя на мысли, что есть в его образе что-то слегка инфернальное, навеенное знаменитым «Оверлуком» Стивена Кинга, большого знатока человеческих душ и пограничных зон. Да и весь роман можно охарактеризовать как «Республику ШКИД» в кинговской интерпретации. Черезвычайно интересно выстроенное автором отношение пространства Дома и Наружности: здесь Дом олицетворяет собой микрокосм, который вмещает в себя макрокосм Наружности и является её подобием, построенным по алхимическому принципу «что наверху, то и внизу». Недаром здесь есть свои мифы и свои легенды-сказки, свои боги и свои нерушимые законы, свои короли и свои волшебники.

Как бы это не звучало парадоксально, но функции декораций в тексте выполняют преподаватели, воспитатели и другой обслуживающий персонал, ведь за некоторыми исключениями они имеют абсолютно неперсонифицированный вид. Они всего лишь приложение к столовой, классам, медблоку и администрации. Практически всю первую половину текста они, за редким исключением в лице Акулы и Лося, вообще себя никак не проявляют. Сюжет настолько сосредотачивается на воспитанниках дома-интерната, что даже такой казалось бы неотъемлемой части интернатного бытия, как уроки, не уделяется ни грамма внимания. Ведь именно они и их судьбы, и являются главным сюжетным фокусом всего текста. Взаимоотношения старшего поколения и подростков отслеживаются на минимально допустимом уровне, что создает впечатления полной самостоятельности молодых жителей Дома.

Ещё один аспект, который несомненно вызывает немалый интерес — это отношение жителей Дома к Наружности, то есть к окружающему Дом внешнему миру. Дом, как ревнивый возлюбленный, не желает делить объект своей страсти с кем бы то ни было ещё, поэтому Наружность воспринимается подавляющим большинством воспитанников резко негативно, вплоть до полного неприятия. Причем у некоторых это неприятие доходит до своих крайних проявлений в виде некой аллергической реакции на столь чуждую им реальность, которая, кстати, весьма слабо соотносится с знакомой нам. Привязок к конкретному времени фактически нет, сложно даже определить в какой стране расположился Дом. Никаких географических названий не упоминается, имена и фамилии героев тоже не могут служить точкой опоры по причине тонального отсутствия таковых. Абсолютное большинство персонажей романа выведены в нём под разнообразными кличками, некоторые даже под несколькими. Лишь в связи с одним из них упоминается его фамилия — это Курильщик, во время оглашения результатов тестирования проскальзывает его фамилия — Циммерман, да и та не дает фактически никаких ориентиров. И, несмотря на такую «анонимность», Наружность действительно пугает. Пугает так, что выходящие на улицу окна в коридоре вглухую закладываются кирпичем, пугает так, что каждый Выпуск учащихся превращается в трагедию, пугает так, что многие предпочитают уйти в изнанку Дома, а не туда, где они родились и прожили первые годы своей жизни.

Очередной Выпуск — это именно то событие, которое с ужасом ждут герои книги. Он должен стать неким катарсисом всего их существования, аналогом рождения, только теперь духовного. Не все смогут пережить его безболезненно, не все вообще захотят родиться. Автор долго, на протяжении многих и многих страниц ведет читателя к этому событию, туманно намекая на бывшие трагедии, настраивая его на будущую. Но, как это ни печально, так и не решается создать этот апофеоз. Вместо сокрушительного финала она предлагает вновь лишь намеки и полунамеки, тени и полутени. Вместо яростного бунта — тихий уход. Но «в природе вообще всё странно устроено, и логики никакой ни в чём на самом деле нет».

Итог: после прочтения этого романа становится совершенно ясно, что не все Петросяны одинаково бесполезны. Теперь для меня эта фамилия стала не только синонимом бездарного фиглярства, как была многие годы, но и синонимом удивительного мира, населенного удивительными людьми, яркими, многогранными, где каждый сияет своим неповторимым светом. Они не ангелы (разве что чуть-чуть), но и не демоны(может лишь на грамм), они настоящие человеки, со своими радостями и горестями, мечтами и реальными поступками. В книге практически нет однозначно положительных или отрицательных персонажей, как нет и извечной борьбы Добра со Злом. Вместо этого автор предлагает читателю стать свидетелем борьбы с самим собой. И путь главная интрига так и не получила внятную развязку, а история осталась по факту незаконченной, Мириам Петросян подарила людям потрясающее многоцветное полотно, покоряющее своей грандиозностью и проработанностью деталей. Мир есть Дом, Дом есть Мир. Однозначно читать и перечитывать, ведь «слова, которые сказаны, что-то означают, даже если ты ничего не имел в виду».

Так получилось, что книжка Мариам Петросян «Дом, в котором...» в своё время прошла мимо меня. Вокруг неё было море хайпа, вилось множество восторженно пищащих девочек, я считал (высокомерно считал, каюсь), что их вкусы не могут совпасть с моими и поэтому книга мне не зайдёт. Сегодня днём я перевернул последнюю страницу толстого томика и... Мне сложно это описать, но я честно попробую. Во первых, как мне показалось, она в первую очередь для детей и подростков, потому что написана про них и на их волне. Это не значит, что взрослым её нельзя читать. Нет, просто наиболее полно она раскроется перед юным читателем. А ещё лучше наверное прочесть её в детстве, а потом перечитать пару раз, повзрослев. Да, «Дом, в котором...» — та книга, которую не грех перечитать ^_^ О чём же она? И вот тут начинаются сложности. У «Дома» минимум два прочтения, две интерпретации происходящего.

Когда-то, давным давно в детстве, мне в руки попала «Республика ШКИД» и все — я пропал. Читал эту книгу раз, наверное, пятнадцать, примеряя на себя портреты героев.

Наверное, только с этим можно сравнить тот восторг, который я испытал от прочтения «Дома, в котором...» — романа, на написание которого у Мариам Петросян ушло 10 лет.

Итак, детский дом для инвалидов, в котором кипит своя, особенная и ни на что не похожая жизнь. Там появляются новенькие, там сталкиваются между собой различные группировки, там дружат до смерти, дерутся и мирятся. Мне очень понравилось, что Петросян, описывая некую группу инвалидов, не пытается на этом спекулировать — она не давит на жалость, не пытается воззвать к бессердечному человечеству и жестокой судьбе. Ее герои инвалиды, но, так как они живут в своем замкнутом, изолированном мирке, это дается как обычная данность, как условие игры и не вызывает неудобств или депрессивных ноток при прочтении.

Еще мне показалось, что роман пронизан настоящим волшебством. Иногда это волшебство действительно магического рода — «прыгуны», «та сторона», «джунгли» и таинственный эпилог не дадут соврать. Но при этом есть еще и обычная бытовое волшебство, которое удивительным образом проявляется, когда дети красят стены своей комнаты, когда рассказывают свои ночные истории, когда меняют пластинки Ингви Малмстина на свежесвязанные жилетки... Вот это «обыкновенное чудо» — простые будни Дома, проживаемые детьми так, словно уже через минуту ничего этого не будет — и стало для меня главным богатством книги. Я наслаждался великолепными персонажами с наивными кличками: Волк, Слепой, Табаки, Сфинкс, Стервятник, Курильщик — каждому из них Петросян смогла придать свой характер, для каждого найти свое «лицо», каждого она смогла полностью раскрыть (немало тому поспособствовали и флэшбеки, я уже давно не видел такого гармоничного использования «прошедшего времени» в тексте, каждый из них только добавлял граней этому сокровищу).

Резюмируя, скажу — блестящий роман. Лучшее, что я читал за последний год-два. Драматичный, смешной, таинственный, неожиданный, удивляющий в каждой новой главе. Десять лет работы автора не пропали даром, если сейчас мы можем читать такую книгу)

Уже не первый раз со мной такое — стоит только мрачно решить, что нынешние писатели совершенно разучились писать и ничего хорошего от них ждать не стоит, как вдруг откуда ни возьмись сваливается что-нибудь совершенно новое, необычное и удивительное, и понимаешь, что безграничен мир и Божьи чудеса в нём.

Я не буду пытаться пересказать здесь содержание — это совершенно бесполезно, да и невозможно. Скажу только, что это не повесть о доме для детей-инвалидов, не описание хипповской коммуны, не психологический роман, не фэнтези — и даже, пожалуй, не магический реализм. А скорее всё это вместе взятое плюс ещё что-то неуловимое — и вот как раз оно-то и есть самое главное. Одной из наиболее поразивших меня особенностей этой книги явилась её многослойность. Несколько раз за время чтения я внезапно обнаруживал, что книга совсем не о том, о чём я до сих пор думал. Это целый мир, тонкий и разноплановый, изобилующий подводными течениями, далеко не целиком высказанный. Очень многое приходится додумывать, понимать с намёка, возвращаться к уже прочитанному и перечитывать под другим углом. Объём очень большой (кажется, около 900 страниц), но это нисколько не обламывает — наоборот, читая, я ужасно радовался, что этого кайфа ещё предстоит много, что ещё не скоро мне придётся выходить из этого мира и расставаться с его обитателями.

Надо сказать ещё, что автор — не профессиональная писательница. Она художник-аниматор из Еревана, а книгу писала для себя, около десяти лет. Точнее, писала она не книгу, а мир, который откуда-то взялся у неё в голове и потребовал воплощения. То, что это будет книгой, выяснилось лишь на последней стадии, когда стало ясно, что всё это безобразие надо как-то оформить. Как писателя Петросян себя не рассматривает и продолжать «литературную карьеру» не собирается — во всяком случае, так она сказала в интервью. То есть это явление, подобное «Унесённым ветром» Маргарет Митчелл: нет речи ни о каком профессионализме, ни о каких писательских приёмах, просто книга настолько плотно и честно воображена автором, что начинает дышать и жить своей жизнью, как оживают с любовью сделанные куклы или картины.

В общем, рекомендую. Эта книга — классика уже сейчас, не потому, что многим понравилась, и даже не потому, что хорошо написана, а просто потому, что живая. Бывают такие люди, которые кажутся живее других: у них более энергичные движения, метче речь, чётче черты, а главное — как-то по-особенному светятся глаза. Вот таким светом до краёв полна эта книга. Не удивлюсь, если вскорости появятся продолжения и подражания; жизненной силы в ней хватит на десяток книг такого же объёма.

«Мира, куда их выбрасывают, когда им исполняется восемнадцать, для них не существует. Уходя, они уничтожают его и для других.»

Дом мог не принять меня, такое бывало с другими читателями, и мне об этом говорили не единожды. Но книги, как и люди, появляются в нашей жизни именно тогда, когда мы в них нуждаемся больше всего. Поэтому Дом поглотил меня с первых строк — с длинного прямоугольника обнесенного сеткой двора, с жмущихся друг к другу мусорных баков и собачьих будок, с плачущего трещинами фасада здания, которое предпочли бы не видеть жители соседних многоэтажек. Но все же, не могу назвать это погружение легким. И об этом чуть подробнее...

«В любом сне, детка, главное — вовремя проснуться.»

Никогда бы не подумала, что книга про мальчишек-подростков, обитаемых в доме-интернате для инвалидов, может вызвать во мне шквал абсолютно разноцветных эмоций. Сразу хочу оговориться, что чувства, переживаемые мной во время чтения романа, не имели ничего общего с сопливой жалостью, которую по всем законам жанра можно было бы испытывать в контексте затронутой «инвалидной» темы. Цель автора была создать изолированную от окружающей действительности группу людей, живущую по своим законам. А разного рода неполноценность героев служила лишь маленьким способом удовлетворения условия их пространственного обособления. Поэтому многие мальчишки абсолютно не воспринимались калеками, несмотря на имеющуюся и периодически упоминающуюся их физическую ущербность. У автора очень образный, по-колючему пронзительный и по-литературному художественный слог. Я читала с опаленным восторгом лицом, и каждая фраза сладким мороком проникала в кровь. Книга завораживала не только игрой слов и магнетизмом придуманных образов, но и наслоением реальностей, которые в духе магического реализма иногда перемещались перед глазами неожиданными голограммами. Сюжет склеен из кусочков разновременных линий, принадлежащих разным героям, а иногда и разным пространствам. Со многими мальчишками мы прожили тот фундаментальный «школьный» жизненный период, который обычно связан с интенсивным физическим и психическим развитием. Основная доля повествования посвящена переломному выпускному году жизни подростков, находящихся на пороге окончательного взросления.  

«Музыка — прекрасный способ стирания мыслей, плохих и не очень, самый лучший и самый давний.»

Автор писала роман 18 (!!!) лет, поэтому в нем хранилась большая частичка внутреннего мира творческого человека. Мне не хотелось пробежать по этим страницам, не поняв хотя бы толики колючей, но такой завораживающей действительности книги. Я смаковала каждую фразу, представляя в мельчайших деталях прочитанное и пропускала все это через призму своего мировосприятия. Она заняла мои мысли, поселилась в сердце и драматическими фрагментами бередила старые душевные раны. Я не просто читала этот роман, я в нем мистически пребывала. Большую часть времени мы с героями находились в пространстве комнаты, где от пола до потолка все было забито полками и шкафчиками, увешано коллажами, разрисовано всевозможными рисунками. И как ни странно, в этом ворохе всевозможного вещизма, в атмосфере прокуренного помещения, мятых кроватей и беспросветного кутежа я чувствовала себя на удивление удобно, хотя все вышеперечисленное шло вразрез с моими понятиями о комфорте. Возможно всему виной оказалась максимальная подлинность происходящего, вывернутая перед читателями картина видимо-невидимого мира подростков безо всякой розовой фальши и напускного оптимизма. Все это было заметно каждому, кто давал себе шанс приглядеться. Наверное, такая искренность в словах происходит всегда, когда автор не просто высказывает свои слова-мысли, а распахивает душу. Ведь не для кого не секрет, что книга была написана Мариам Петросян в первую очередь для себя самой и уже в последнюю — для широкой общественности.

«Улыбка, малыш, улыбка. Лучшее, что есть в человеке. Ты не совсем человек, пока не умеешь улыбаться.»

Наличие в сюжете замкнутой группы подростков явилось основой для раскрытия множества межличностных тем, жестко снабженных большими трагедиями жизни маленьких людей. Прекрасно передана тема появления новичка в утвержденном коллективе, вопросы взаимоотношения отцов и детей, жестоко-кровопролитная Большая Игра в борьбе за лидерство, а так же психологически-необъяснимый страх еще вчерашних мальчишек и девчонок в шаге от взрослой жизни. Дом принадлежал им, и каждый в нем поддерживал любые личностные порывы его обитателей, не ограничивая их самовыражение. Они уродовали тела наколками, раскрашивали лица, прятались за ширмой небрежной мрачности в одежде и создавали из стен Дома кроссворды, вглядываясь в переплетение надписей которых, можно было понять их страшные мысли, своей обреченной невысказанностью терзающие штукатурку. В этих стенах обитали липкие и острозубые, мягкие и пушистые их фантазии-видения, призраками слоняющиеся по обшарпанным коридорам. Они были такими же ненужными и нереальными за гранью Дома, как и сами его обитатели. Восхищали так же потрясающие образы отдельно взятых воспитателей, находящихся всю жизнь на круглосуточном дежурстве. Являясь Ловцами Детских Душ по призванию, некоторые из них не имели права ни на ошибки, ни на случайную смерть.

«К входящему Дом поворачивается острым углом. Это угол, об который разбиваешься до крови. Потом можно войти.»

Ненавидящий часы балагур с шутовской улыбкой, суровый мудрец с ледяными лужицами слепых глаз, мальчик в красных кроссовках и бесконечными вопросами, лысый философ, девушка-чайка с плюшевым мишкой, немногословный красавец с эльфийской внешностью, утративший половину себя самого страдалец и рыжеволосый миротворец с душой то ли ангела, то ли дракона... Вот те прекрасные герои, по которым я буду невероятно скучать. Кто-то из них писал незрячему любовные письма, кто-то влюблял в себя, несмотря на уверенность в собственном уродстве, и все они вели странную борьбу за жизнь в замкнутом пространстве черной краской по прозрачности стекол. Их облик менялся от настроения, иногда превращая детей во вневременных созданий. Они воспринимались старцами в обличье подростков, которые для отвода глаз читателей совершали безрассудства, адресуя всем намек на свой физический возраст. Взрослость этих людей исчислялась не количеством прожитых лет, а ворохом вопросов, задаваемых себе и Судьбе. На их личностном росте автор показала, что чувство ответственности за других доводит людей до священного безумия, за пределами которого подростки оборачиваются во взрослых незнакомцев. Связь между героями была настолько фантастически необъяснимой, что незаметно сковывала всех в одну стаю. Где самые чувствительные и добродушные проникали в сердца других настолько глубоко, что ничем позже не могли смыть с себя следы чужой боли. А абсолютно неслащавая дружба сопровождалась глубокой преданностью и превращала мальчишек в братьев до конца дней.

«Выпуск близко! Грядет вселенский швах! Готовьте гробы!»

В поддержку жанра магического реализма понятие времени в романе то искажалось до кажущегося отсутствия, то превращалось в цикличность. Поэтому «сказочная» заключительная часть и сам финал превзошли все мои ожидания. Я бы сказала, что категория «12+« немного занижена для этой книги, а вот старшеклассникам, находящимся перед лицом внешкольной жизни, многие основополагающие темы романа будут более, чем актуальны. Автор увещевала здесь важные истины, поэтому подросткам на страницах этой истории будет, что послушать. Буду ли я перечитывать роман? Однозначно буду! Чтобы снова бесшумно бежать по темным коридорам Дома, незаметно унося с собой Лес. Переживать ужас раскаяния мальчика с грустными умными глазами, напоминающего сказочного человека. Впитывать ночную мглу, в которой ненавязчиво играла мелодия флейты, отпугивающая страшные мысли и призывающая сны. А так же, чтобы вновь пережить холод в позвоночнике от страшных событий Самой Длинной Ночи и встретить вместе с ребятами первый рассвет их новой жизни, нетерпеливо подтолкнув саму неподвижность времени.

»...любой предмет — это времена, события и люди, спрессованные в твердую форму и подлежащие размещению среди прочих, себе подобных.»

...Дом мог не принять меня, такое бывало со многими. Но то НЕЧТО, что было самим Домом или его духом, или сутью поглотило меня буквально с первых строк и уже не отпустит никогда. Сюда нельзя войти и уйти, когда пожелаешь. И если уж когда-то вошел, то будешь помнить этот Дом всегда.