V. Вагон в поезде «Коцит-Ахеронт»
.
Чтобы захватить, занять и удержать страну великого князя – достаточно иметь 200 кораблей, хорошо снабженных провиантом; 200 штук полевых орудий или железных мортир и 100.000 человек: так много надо не для борьбы с врагом, а для того, чтобы занять и удержать всю страну.
Генрих фон Штаден. Записки о Московии
.
Сейчас не надо подпитывать иллюзии о великодержавности России. Нужно отбить охоту к такому образу мыслей... Россия будет раздробленной и под опекой.
Збигнев Бжезинский. Выбор: Мировое господство или глобальное лидерство
.
У них не было имен.
– Осторожно, Сцилла и Харибда закрываются. Следующая остановка – Стонхендж.
Загробный голос давно мертвого диктора смолк, врата замкнулись, снова беседа пошла под погромыхивание колес на стыках рельсов. Почти оранжевые натриевые лампы, горевшие под потолком и на столах больше столетия, перестали мигать и опять залили вагон густым нереальным светом, а желтое лицо говорившего опять напоминало плавающий в воздухе яичный желток.
– Вы неправильно ее делите. Если вы начинаете слева, из Европы, она успевает сгруппироваться, втянуть щупальца, собрать силы где-нибудь за Уралом, вы тем временем мерзнете и думаете, что ведете войну на истощение, а на самом деле это вас она берет измором, не без оснований объявляет агрессором, требует реинтеграции, деоккупации и, покуда вы думаете над тем, что это слово означает, через два-три года вы оглянуться не успеваете, как видите царские сапоги на ступенях Трокадеро. И все потому, что вам хочется наступить на те же грабли, что и вашим предшественникам. А грабли эти где лежали, там и теперь лежат. Нет, давайте иначе.
– Ну так и скажите, как по-вашему иначе, – недовольно ответил ему очень толстый оппонент на другом конце стола, мусоля огромную незажженную сигару.
– А вот как. Рассмотрим возможность начать раздел с другой стороны, от Тихого океана, справа налево, так сказать, сменим направление строки с латинского на арабское. И не будем робко резать ее на три части – рассмотрим иное. Мы знаем, что государства возникают на том, что лежит под ними в земле: Южно-Африканский Союз, нынче Республика – на алмазах, золоте, платине, хроме и марганце, аравийские королевства – на нефти, примеров не перечесть, даже Люксембург стоит на месторождении железной руды. И поэтому мы возьмем не политическую карту Евразии, а геологическую, и посмотрим – где там что лежит.
В руках желтолицего неизвестно откуда возникла свернутая в трубку карта, он расстелил ее, взял карандаш как указку и стал объяснять спутникам свою богатую мысль.
– Вот – крайний северо-восток, Чукотка, Камчатка и прочее. Здесь – олово и золото, таким образом недра обеспечивают нам независимую, и при этом, что удачно, слабонаселенную, назовем ее так, Конфедерацию Чукотию, ее рано или поздно возьмут под контроль деловые люди, полагаю, из Калифорнии, да и Япония тут должна получить свою долю, – Курилы, может быть, Камчатку, Сахалин. Судьбу Маньчжурии и Джунгарии мы решим позднее, при разделе Китая и Монголии. Идем далее. Перед нами – Якутия, или даже Таймырия. Алмазные трубки, опять же золото, сурьма, нефть, уголь. Здесь лучше создать конституционную монархию с шаманизмом как государственной религией: с окуриванием дымом паленых лошадиных грив тойонами всех священных субурганов, дастарханов, сугудаев, что у них там. Правда, придется выстроить новую столицу на юге, нынешняя расположена весьма нелепо. Назовем этот город условно Хингантаун.
Желтолицый передвинул карту.
– Теперь немного к югу и к западу, там буддистская Бурятия, где необходимо создать теократический режим по образцу, скажем, средневекового Тибета. Для процветания этого государства есть многое, что нынче лежит без использования – цинк, свинец, молибден, вольфрам. Конечно, подобные богатства требуют установления там крайне жесткого режима, при буддизме это возможно, видим на примере Бирмы, но это можно будет решить по ходу дела. Дальше мы видим медь, никель и платиноиды Красноярского края, и они заранее обеспечивают нам некую цветущую Красноярию, снабжающую страны золотого миллиарда прекрасным сырьем. Цирконий, титан и натрий омских болот должны обеспечить на карте мира появление богатейшей Тоболии. Ну, и тому подобное, не буду вас утомлять, господа, но мне видится разделение этой нелепой державы на двадцать или сорок небольших лучшим из возможных вариантов. Можно на шестьдесят, но это уже несущественно.
Повисло молчание. Толстяк отрезал кончик сигары и сосредоточенно стал ее раскуривать. Немолодая, весьма полная дама семитского вида, сидевшая рядом с желтолицым, недовольно ткнула пальцем в карту:
– А нам что? Всем по кусочку независимость, а мы даже Икарию, даже Сахалин себе взять не можем?
– Карафуто, – сдержанно поправил ее разместившийся возле толстяка японец в военно-морской форме, – это, по закону, наше. И Хайшинвей, как у нас его называют, Залив Великих Трепангов, на этом их собачьем языке – Владивосток.
– Трепанги ваши, и великие и малые, сэнсей, никто не спорит. Но не будем мелочными, господа. Предоставьте острову независимость, и вот тогда он будет ваш на самом деле: хотите кормите, хотите морите голодом, себя-то подобное государство точно прокормить не сможет. А если царь захочет в такой державе укрыться, тем лучше для всех – он не будет контролировать больше ничего.
– Соседи говорили – там сейчас два царя, как с этим?..
– Точно так же – хоть двадцать, каждому по деревне, и все довольны. Это русские: скажите им, что они величайшая нация в мире, а водку с пареной репой за углом продают круглые сутки – и они будут счастливы. Истинно великие народы тысячелетиями вытирали о них ноги и ничего, они этого даже не замечали. Если теперь они вернулись к монархии, то всего лишь надо их убедить, что царь у них иностранец, ограбил всю страну и швыряется деньгами налогоплательщиков, если его оставить, то водка будет по талонам раз в месяц, да и та с депрессантами, а на пенсию – не раньше как в семьдесят пять. И все, пшик – опять у них демократия и можно дальше вытирать о них ноги, они снова будут в восторге. Рабы и есть рабы, монгольское, извините меня, хан, быдло, чудь белоглазая карело-финская, извините, генерал, надо всего лишь следить, чтобы они с голоду не подыхали, тогда они сами свободы не захотят, я это давно и многократно доказал.
– Тогда почему вы с нами в одном вагоне? – спросил коротко остриженный тип, в тонких очках на длинном носу, – неужели вам трудно было устроить им перебои с водкой?
– Рейхсфюрер, это мой свободный выбор как политолога. Чем наслаждаться заслуженным покоем, я предпочитаю наслаждаться вашим просвещенным вниманием. Мало кому из людей моей профессии удавалось столь долго и успешно консультировать выдающихся политических деятелей в моменты принятия ими судьбоносных решений.
– И сильно, вельможный пан, помогли ваши решения в восемьдесят первом, когда они царя нашли? – длинноносый, считал желтолицего расово неполноценным болтуном и выскочкой.
– А вот это, увы, было результатом того, что президент взял себе в советники полное ничтожество – тот за несчастную тысячу долларов устроил жене президента интервью с японским журналом, – я ни на что не намекаю, сэнсей, – желтолицый кивнул японцу, – кто тогда стал бы меня слушать? Да и вообще, если президентом становится киноактер, чего ждать от правительства? Но это все поправимо, поправимо, надо лишь ликвидировать марионеточный режим на Аляске, и можно приступать к разделу. Какое имеет значение все на свете, если в грядущем видится волшебное сияние победы над Россией и русским миром? Пусть западу придется потерять многие десятки миллионов жизней, но русский Карфаген должен быть разрушен!
– В целом вы правы, попутчик, – подал голос одутловатый алкаш с американским акцентом, – но, согласитесь, этого мало. Много столетий Европа неизвестно зачем это стадо одомашнивала, и теперь мы разбираемся с наследием этой ошибки. На мой взгляд, все поголовье этих коммунистов подлежит ревайлдингу, возвращению в дикую среду обитания. Три-четыре поколения жизни в тундре для них – и все, наши проблемы решены, большинство вымрет, оставшиеся будут не цивилизованней дикарей Новой Гвинеи: пусть едят друг друга.
Компания ненадолго замолчала. Заговорил еще один толстяк, явный уроженец какой-то средиземноморской страны. Он говорил задышливо, как удавленник, глотая слова.
– Возможно, в чем-то вы и правы. Мы видим здоровые тенденции в развитии политической ситуации на востоке Европы. Готова воспрять и восстановить свою государственность великая Ливония, что решит проблему прибалтийских губерний, кстати, сулит удачу ее многонациональность, благодаря таковой она тоже распадется на слабые княжества. Готова ринуться в бой Полесская Народная Республика. И потому на редкость выигрышна для нас перемена политического курса в Икарийском ханстве, тамошнее здравое желание сбросить тяжелую руку Москвы, восстановить свою государственность с самого юга до, как они его временно называют, Кыйива включительно, непременно его переименовав. Хан, некогда бывший перчаткой на руке царя, займет все северное Черноморское побережье, временно придется им пожертвовать, хотя тут, уважаемый паша, грубо нарушаются ваши интересы, но это временно, дорогой паша, очень ненадолго.
Человек в феске понимающе покачал головой.
Человек с львиной гривой волос и раввинской бородой ударил кулаком по столу, вскинулся, решив произнести что-то, вынырнувшее из глубин памяти:
– Объединенная Европа уже имеет возможность нанести удар России в самых уязвимых местах. Не говоря уже о том, что она может заставить ливонцев завоевать Финляндию, для ее флота открыты Петербург и Одесса, которые надо разрушить и не восстанавливать. Без Петербурга и Одессы Россия представляет собой великана с отрубленными руками, а если срыть Владивосток – даже с отрубленными ногами…
От него отмахнулись, кажется, он вообще был тут чужаком.
Поезд замедлил ход, остановился. Вновь врата раздвинулись. Никто не вышел и не вошел.
– Осторожно, Сцилла и Харибда закрываются. Следующая остановка – Брокен.
Врата сомкнулись, свет перестал мигать, пассажиры вернулись к беседе. Желтолицый, похоже, выдохся.
– Вот и видно, пан, чего стоят ваши советы, – желчно заговорил тяжелый человек с лысиной и усами, которого нечто именуемое непонятным словом «ревайлдинг» не заинтересовало, – всех ваших достижений – сплошные пророчества, из которых не сбылось ни одно, зато вы грамотно всем объяснили, что затем и пророчествовали, чтобы ничто не сбылось, а также то, что вообще-то все сбылось и произошло совсем так, как вы обещали, только вас неправильно поняли. И вы теперь сидите здесь, забыв собственное имя, исключительно потому, что вы им добровольно пожертвовали, ибо и дабы, и вы еще должны добавить для того, чтобы во имя, ради и превыше всего. Сплошное polnische Wirtschaft, полный бардак по-польски, pełen pierdolił w górze, full fucking, так, кажется.
– Предположим, канцлер, вы своего имени тоже не помните, – парировал желтолицый, – имен здесь нет ни у кого. И возможно даже, что это хорошо. Как мне виделось в земной жизни, глобальное будущее должно предопределяться лишь центростремительной силой, ни в коем случае не центробежной. И вы ведь не зря приняли перед смертью ислам!
– Ничего я не принял, сами знаете. Бросьте вы про будущее, вы и в прошлом говорили только про него, а теперь у нас нет даже настоящего, есть только прошлое и мы лишь пытаемся его осмыслить. Мы даже не знаем, в седьмом мы круге, в восьмом или в девятом, то ли во всех сразу. Нам не отвечают на вопросы, перестукиваться мы можем только с расово неполноценными выродками из соседнего вагона, а хозяева... что хозяева. Кстати, вот и они.
В конце вагона лязгнула дверь тамбура, две высоких черных фигуры вкатили настоящую военно-полевую кухню системы полковника Турчанинова. Сам полковник, давно, как и все в поезде, забывший свое имя, стоял на раздаче, черные личности, помахивая хвостами, поцокивая копытами и качая рожками, стали разносить по вагону и ставить перед пассажирами закопченные судки с кипящей черной жидкостью.
– Опять эпоксидная, – недовольно пробурчал тощий старик с заплетенной косой, – могли бы на еловую расщедрится.
– Ты еще скипидару просить додумайся. Еловая у них только по субботам, когда завозят. И скажи спасибо, что не полиэфирная, ту вовсе не ухлебаешь... – мрачный бородатый сибиряк в дальнем углу уткнулся в миску.
Кроме раскаленных судков рогатые официанты вместо хлеба раскладывали на столе камни, придвигая кому кусок мрамора, кому гранита, исходя из того, кому из какого материала были на земле поставлены памятники. Перед желтолицым официант камня вовсе не положил, памятника тому нигде не стояло – его бренное тело еще трепыхалось в мире живых, тогда как душа давно пребывала в вагоне адского кольцевого метрополитена.
Поезд резко остановился, смола выплеснулась на столы и на колени обедающих. Врата раздвинулись. Вновь никто не вышел и не вошел. Брокен канул во тьму
– Осторожно, Сцилла и Харибда закрываются. Следующая остановка – Лысая Гора.
Поезд лязгнул и помчался дальше. Пассажиры его не очень мучились, им разрешено было вечно чесать языками, перебирая давно забытые и никому на земле уже не важные события. Пассажиров было очень много, как и вагонов, но машинист, под чьим капюшоном не рассмотреть было, есть там лицо или нет, твердо знал, что места хватит на всех, не волновался, когда на станциях в вагоны входили новички, потому как твердо помнил строчку, написанную над вратами, ведущими в круги этого метрополитена.
облако тэгов
