Речь о том, что если вы рядовой гражданин и сами попытаетесь запустить такую информационную волну, нашептав кому-нибудь о грядущей катастрофе, то ваша страшилка не уйдет дальше цепочки из трех-четырех человек.

Для того чтобы о ней узнали тысячи, вы должны иметь доступ к широким и длинным каналам информации, а значит, обладать определенной властью. Слухи такого масштаба запускают представители элиты – будь то политической, бизнес-, культурной и даже научной.

Вопрос о контроле общества с помощью слухов занимает меня не один год, и сейчас подходящий повод высказаться. Мое высказывание начнется как история вопроса с позиций одного человека и завершится указанием на одно всем известное обстоятельство как на индикатор будущих управляемых социальных катастроф.

Первый слух, врезавшийся в мою память и подтвердившийся в дальнейшем самым печальным образом, относится примерно к февралю 90-ого. Я восстанавливаю даты по косвенным признакам, потому что, конечно, тогда не пытался запомнить их.

Мои родители дружили в тот период с папиной коллегой по работе, умной женщиной, ученым-химиком, чья дочь, моя красивая ровесница, волею судеб оказалась для меня подругой детства. В один из вечеров родители, я, девочка и ее мама сидели за маленьким столиком и кушали всякие вкусности, когда умная женщина, ученый-химик, в ходе разговора произнесла: в Библии написано, что будет человек с отметиной на лбу, который разрушит большое государство. Кто тогда мог ошибиться: этот человек, конечно, Горбачев, большое государство – СССР. Завязанный папой спор ни к чему не привел, а я остался под впечатлением «пророчества», тем более, по смутным впечатлениям, и прежде где-то как-то краем уха слышал сходное. Вы, взрослые читатели сих строк, помните подобное?..

То ли в тот же вечер, то ли в другой такой же – их было несколько в короткий промежуток – я убежал из маленькой трапезной комнаты в залу смотреть телевизор, где шла церемония вручения «Оскара» – трансляция-предвестник лавинной культурной экспансии США на ошметки территории Союза. В тот год премию за спецэффекты получил фильм «Индиана Джонс и последний крестовый поход» (1989). Я отчетливо запечатлел показанный после оглашения победителя известный эпизод, в котором самолет в тоннеле, скользя по дороге на «брюхе», обгоняет автомобиль и взрывается на выезде. Автомобиль проносится сквозь пламя взрыва – конец будоражащего отрывка.

Годы спустя я возвращался мысленно к сбывшемуся «предсказанию», к его распространенности в умирающем СССР и не мог не заподозрить за распускаемыми слухами чью-то злую волю, готовящую общество к просчитанному, запланированному катастрофичному событию.

О том, что 44-ый президент США будет чернокожим, я узнал в 98-99 годах. Не помню откуда, но до меня донеслось, что так предсказал... Нострадамус. Ручаюсь за эти сведения. Период 98-99 года мне доподлинно известен потому, что именно тогда начал практиковать общение с носителями английского в чатах и в переписке. И вот в чате на портале Yahoo, тогдашнем лидере по посещаемости в мировой Сети, я поделился «предсказанием Нострадамуса» с каким-то американцем, с кем не общался больше никогда. “We’ll see,” – ответил мой собеседник.

Господин Барак Обама – 44-ый президент США.

На фоне «предсказания» о распаде СССР я не исключаю – и даже склоняюсь к мысли, – что кукловоды идущего спектакля, для которых мы марионетки и в чьем штате за кулисой работают умнейшие, осведомленнейшие аналитики, довольно точно просчитали время достижения пределов роста экономической системы (сделать это на 10 лет вперед не так уж сложно; даже не имея целостных первичных данных, сегодня не сложно понять, что 2020-е – время войн) и подстраховались. Для этого использовали давно внедренные в американское общество образы.

Я не утверждаю, что поставить в 2008-ом на президентский пост негра есть давний четкий план. Слух был именно страховкой. Похоже, что на каждом историческом отрезке запускается сразу множество слухов – так сказать, на всякий случай. Небольшая часть из них – утечки тайных планов; большая часть деликатно, но усиленно проталкивается по информационным каналам. И лишь немногие, редкие зарождаются спонтанно «в народе» – примеров и не приведу.

Вы сочтете меня достойным осмеяния сторонником теорий заговоров, вопреки тому, что принадлежность к этой категории людей я отрицал в статье II.9. Что ж, продолжу отрицать: есть разница между слепой верой во всесильных заговорщиков, манипуляторов историей человечества, и осознанием, что существуют конкретные, вполне простые и понятные механизмы влияния на массы и есть заинтересованные в таком влиянии узкие группы лиц.

Важно понимать, что эти группы стоят на высоких ступенях общественной иерархии, потому что с иных позиций механизмы широкого внедрения смыслов в общество, тем более анонимным способом, не доступны.

Из свежих примеров, нашедших свое вполне правдоподобное объяснение, можно привести слух 2008-го года о дефолте в России.

Но все это относится к прошлому. Которое дает ключ к будущему. Вот о знаках будущего и поговорим. Какое-то время я сильно удивлялся тому вниманию, что уделено «концу календаря майя» – нашему 21 декабря 2012 года. Казалось бы, такой пустяк! И фильм «2012», с которого началось знакомство многих-многих людей с этой темой, по своим художественным качествам не заслуживает особого внимания. Да и сам он снимался, когда дата уже была на слуху. Откуда ветер дует? – спрашивал себя. Но что важнее: почему людям сообщают неполные сведения, на грани дезинформации?

Ведь фактически 21 декабря 2012 года по календарю майя произойдет то же, что происходит у нас каждые сто лет – начнется аналог нового века, длящегося у майя 394,3 юлианских года (источник). Мы таким событиям радуемся. Вспомните благостную истерию, сопровождавшую приход 2000-го.

Однако новый «век» майя подается обывателю, как конец света. С учетом всего, что было написано в этой статье, я предполагаю, мы являемся свидетелями централизованной информационной акции, служащей знаком того, что в американских элитах есть намерение тянуть мировую экономику в рамках нынешней шаткой стабильности до конца 2012-го, а в конце 12-го бросить мир в хаос. Произведено это будет через обвал пирамиды американских ГКО. Подчеркиваю повторно: даже у хозяев системы нет никаких гарантированных рычагов реализации любых своих желаний. Тема муссируется на всякий случай. Обвал может случиться и раньше, под давлением непредвиденных и непреодолимых обстоятельств (например, маловероятный сброс американских облигаций Китаем... тогда уж на пару с Россией... и с Индией), но, судя по всему, не позже. Кто предупрежден – тот вооружен.

...вот до каких измышлений способен довести человека местный слух о вот-вот предстоящем смертоносном землетрясении!

В миг, когда вечером 27 октября я задумал написать статью «Платите авторам напрямую!», начался второй этап очередного цикла моей жизни. Сейчас об этом можно говорить уже наверняка.

Вся моя сознательная жизнь есть череда трехчастных циклов: длинный, часто депрессивный, сопровождающийся хаотичными поисками период накопления информации и наработки новых навыков с целью неясной или такой, в которую я в глубине не верю, внезапное осознание настоящей цели, и вослед – ее достижение единым длительным усилием.

Нынешний цикл начался в середине 2007-го, когда друзья втянули меня временно в разработку инди-квеста (они ее продолжают и доведут до конца! Обязательно сообщу в блоге о выходе демо-версии). От написания сценария компьютерной игры мое внимание естественным образом переключилось к литературе и вопросам создания художественных текстов. Теперь можно смело утверждать, что разделы I и II данного блога являются завершающим итогом первой стадии текущего цикла. Для перехода к быстротечной второй – к осознанию цели – не хватало сущего пустяка.

Он ворвался в мою жизнь вопросом:

цитата 27.10.2010 10:14 Николай_Басов

Александр, прошла информация, что на все звуко-видео машинки с покупателя будут брать 1 процент, чтобы потом раздавать их, как гонорар, разным музкантам-авторам... А как быть с литературой, особенно фантастикой, которую все более часто начинают читать с электронных читалок и безо всяких гонораров для авторов, а простока скачивая из и-нета?

Едва я прочел его, пальцы сами стали набирать для Николая Басова ответ на той же странице, и написал сотни слов, что выход есть, что выход – в прямой оплате писателям, что я сам практикую ее, что она все изменит! Ответ «замодерировали». Я оригинал не сохранил. Видя, что мой ответ не появляется на сайте ни через час после ток-шоу с Александром Ройфе, ни через два, ни позже, я решился изложить его в статье своего блога и, встав ни свет ни заря, написал статью влет; опубликовал ее сразу же.

Уже тогда стал чувствовать, что эта тема для меня не проходная. И не ошибся: с публикации статьи все свободное и частично даже прежде отводимое работе время я посвятил изучению проблемы и раздумьям над ее практическим решением. Я запускаю новую нумерацию заголовков, потому что совершенно ясно: с предыдущей статьи в блоге начался объемный тематический блок III. Он не будет писаться по плану, как предыдущие два, но зато он будет отражать течение жизни: работу, которую я начинаю столь неожиданно, но которую я столько ждал.

Она не связана с писательством, с художественным творчеством и не прямое продолжение первой фазы цикла. Она – программистская. Вы спросите с ухмылкой: ты три с лишним года посвятил вопросам культуры и творчества зря?

Ничуть.

Чувственное осознание ценности культуры – вот что дал мне первый этап цикла. Не будь я столь вовлечен в изучение творчества и под конец в разработку авторской технологии создания художественных текстов (см. статьи блога до предыдущей), я бы не смог поставить ту амбициозную и масштабную цель, что сформулировал для себя сейчас.

Вернемся в весну и лето. В статьях II.2, II.3 и других, в их обсуждениях с читателями я многократно и последовательно высказывал мысль: создание и широкое использование эффективной технологии писательского творчества способно поднять средний уровень художественных текстов. Один мой критик в личной переписке отозвался об этих словах, как о красивой «обертке» неких моих тайных злобных помыслов – как о необоснованной претензии на социальную полезность.

Между тем, в моих высказываниях не было ни доли позерства и лжи. Как и многие люди, я гляжу на современный российский масскульт и не испытываю никаких позитивных эмоций, а даже наоборот.

цитата В. Пелевин «Числа»

...вся наша культура – просто плесень на трубе. Которая существует только потому, что нефть нагревают. Причем нагревают ее совсем не для того, чтобы расцветала плесень. Просто так ее быстрее прокачивать...

Устал я от нынешнего полуколониального существования моей страны. Мне, как Верещагину, за Державу обидно. Я пытаюсь изменить к лучшему то, что мне доступно.

Влияние на духовную культуру – вот то, что доступно любому человеку при минимальных затратах. Эффективно влиять «снизу» на что-то иное при современной структуре российской власти, и оставаясь при этом в рамках Закона, просто невозможно. Общество спит. Применения своим силам нигде, кроме как в попытках создать продукты культуры, не находит заметная часть тех немногих, кто не могут бездействовать. Потому и пухнут «Проза.ру», «Стихи.ру», «Самиздат»… И потому они оказываются протестными, официальным признанием чего стало занесение последнего в «Федеральный список экстремистских материалов». Общество спит.

В отсутствие высоких общих целей выбор индивидуальной цели каждым человеком сильно затруднен. Эта статья о том, что на довольно длительный период я для себя цель нашел и что она затрагивает множество людей, в том числе постоянных читателей данного блога. Моя цель – создать эффективные механизмы, благодаря которым потребители художественных произведений вознаграждают авторов этих произведений деньгами напрямую и добровольно, в объеме, который обе стороны считают справедливым.

На сегодняшний день в России последовательно и глубоко этим вопросом занимается Александр Долгин, чья пионерская деятельность достойна уважения и всяческих похвал. Рекомендую две его книги на данную тему: «Экономика символического обмена» (2006) и «Манифест новой экономики. Вторая невидимая рука рынка» (2010). Реализация изложенных в книгах идей производится А. Долгиным на сайте «Имхонет».

После прочтения обеих названных книг, чем, среди прочего, был занят в эти дни, решусь вступить в заочную полемику с Александром Долгиным по одному из, как мне кажется, ключевых вопросов. По сути, эту полемику я начал невольно, когда заговорил о современной России в прошлой статье, и продолжил только что сознательно, вновь обратившись к ситуации в стране.

Александр в своих рассуждениях исходит из следующих связных посылок (передаю своими словами). Люди в современном потребительском обществе обрели много свободного времени, которое им нужно занять с пользой. Избыток свободного времени и доступность технологий ведут в т.ч. к увеличению непрофессионального производства оцифрованных произведений культуры. Эти произведения попадают на рынок, и без того заполненный коммерческими продуктами. При изобилии товаров дефицитом становится индивидуальное время самих потребителей. Современная модель производства, но в большей степени – продвижения продуктов культуры плохо решает задачу эффективного использования личного времени потребителя, т.к. не учитывает индивидуальных вкусов и пристрастий. Клубная фильтрация способна эффективно повысить качество личного времени путем учета индивидуальных вкусов и пристрастий.

Эта система посылок, на мой взгляд, содержит два ложных основания. Правильней сказать, она неоправданно привязана к сегодняшнему дню, что в результате ведет к ошибкам в реализации, на которые укажу ниже.

При том что я согласен с последним утверждением, начальные обращены, скорее, в прошлое, чем в будущее. Да, использовать их как отправную точку вполне правомерно, но их экстраполяция опасна – и для культуры, и для бизнеса в области культуры.

Сейчас я дам повод некоторым читателям этих строк обвинить меня в паранойе, бреде и некомпетентности, но, дамы и господа, над нами висит дамоклов меч близящейся Третьей Мировой. Я не буду приводить здесь доводов в подтверждение и принимаю утверждение как аксиому.

Исходя из нее, мы не можем рассчитывать на продолжение функционирования потребительского общества и избытка личного времени у людей.

Экономика России будет так или иначе, в более или менее мягком варианте, становиться мобилизационной. Не зная деталей, я совершенно уверен: негласно и точечно уже начала. Ждать перехода этих тенденций в публичную сферу не более пяти лет – если не под конец первого президентского срока Медведева, то в начале правления следующего Главы государства уж точно. Это повлечет за собой рассредоточение рынков. Москве – главному потребительскому рынку страны – придется думать, как отдавать огромный, все растущий долг (легко быть богатыми за чужой счет!) в условиях оттока (точней, возвращения) ресурсов в промышленные регионы, и придется «затягивать пояс». Произойдет реверс внутригосударственной миграции, отъезд «понаехавших» из «нерезиновой» и вообще из европейской части страны. Повысится экономическая и демографическая роль территорий восточней Урала. Произойдет усиление внимания к региональной культурной специфике и дробление культурных сообществ. До всего этого «счастья» – считанные годы. В таких нелегких условиях восприятие и производство культурных ценностей претерпит серьезные изменения. Рынок развлечений будет сжиматься. Причем более-менее синхронно во всем мире.

В России в ближайшие годы, предполагаю, культура переживет следующие крупные подвижки.

Во-первых, продолжит увеличиваться государственный заказ на произведения патриотической направленности. Прежде всего это касается киноиндустрии. Но и писательскому цеху, в основном «реалистам», что-то перепадет.

Во-вторых, будет меняться численность и состав нынешних непрофессиональных авторов и исполнителей. Проблемы с занятостью, переход из офисов на промышленные предприятия с сопутствующим изменением ментальности, обретение общего, одного на всех, «смысла жизни» (будущая «национальная идея» России – это ре-индустриализация), при котором для многих сочинительство утратит роль отдушины, приведут к сокращению производства непрофессиональных произведений. Уменьшение суммарного свободного времени приведет к снижению спроса на культурные продукты. Повышение объема и качества «официальных» произведений покроет значительную часть сжавшегося спроса.

Из нынешних непрофессионалов в культуре останутся в основном те, кто искренне предан ей, и те, кто нащупают новые ниши в условиях стремительно меняющихся вкусов и в новой модели оплаты превратятся в профессионалов.

В ходе изменения вкусов, спроса и предложения нынешний ассортимент будет уменьшаться практически во всех областях – в литературе, в музыке, в кино… Однако качество будет расти. Проблема дистрибуции вследствие территориального и «вкусового» размытия рынков усугубится.

Такой я оцениваю перспективу 5-7 лет в России. Другие страны меня сейчас не интересуют. Если вам кажется, что для столь короткого срока описанные изменения слишком радикальны, то напомню, что, во-первых, еще 7 лет назад проблема иммигрантов в Москве не стояла настолько остро, она – дитя «тучных» лет; во-вторых, социальные процессы будут ускоряться под давлением непрекращающегося мирового кризиса и нарастающей внешней угрозы.

Как видите, это будущее сильно отличается от экстраполированного настоящего, описанного А. Долгиным. Настолько же мое представление о цикле «автор – произведение – потребитель – деньги» отличается от того, который Александр реализует на «Имхонете».

Мне кажется, что тот «гламурный» сегмент – те потребители категории «сделайте мне красиво», на которых сейчас ориентируется «Имхонет», – ужмется до размеров, не обеспечивающих окупаемость очевидных крупных затрат на сайт. Обращает на себя внимание, что «Проза.ру», «Стихи.ру», «Самиздат» и разные пиратские библиотеки по своему оформлению и функциональности абсолютно спартанские. При этом имеют бешеную посещаемость. И нельзя сказать, что 3, 5, 10 лет назад, когда они набирали популярность, люди не хотели красоты или что в Рунете тех времен страдал дизайн. Нет, я бы искал объяснение в другом: публика ищет оптимума между простотой пользования и получаемой информацией. Ею движет неосознанный мотив: «Сделайте мне полезно». На «Имхонете» оптимум нарушен. Сайт предлагает избыток сервисных мулек, в которых теряются суть и бюджеты. Думаю, причина именно в том, что создатели опираются на ложную посылку, что они живут и действуют в постиндустриальном обществе – в обществе свободного времени. Пока реальность не опровергает заблуждение. Пока расчет срабатывает. Пока мы видим невообразимо длинные простыни пустых обсуждений никчемных вопросов. Но считать, что это будет продолжаться долго, – опасно для инвесторов. Вскоре офисный планктон пойдет на корм промышленности, и мусолить никому не важные вопросы станет некому. То же касается ряда других элементов функциональности сайта: с прагматических позиций они лишние и превратятся в обузу в новых условиях.

Мое представление о способе достижения поставленной цели кардинально отличается от реализации на «Имхонете» и его неполноценных малобюджетных клонах.

Этой статьей я анонсирую сам факт того, что приступаю к созданию системы, реализующей эффективный механизм прямой потребительской постоплаты авторам оцифрованных произведений культуры. Постепенно, по мере продвижения работы, буду делиться деталями, не раскрывая ноу-хау.

Что же с технологией создания художественных текстов, изложенной в первых двух разделах блога, какова ее дальнейшая судьба? Технология работоспособна, она пригодна к использованию теми, кто, отбросив предрассудки, разберется в ней. Возможно, я все-таки выпестую в себе мотив дописать «эксклюзивный» рассказ колонки и свести прежние материалы блога в единую бесплатную электронную книгу, но сроки не назову. Если б у меня сейчас была достаточная мотивация к созданию художественных иллюзий, я бы смело опирался на свою методику – логически она адекватна процессу создания художественных историй; что важней – она оптимизирует его. Однако то, как меня захватывает написание программного кода, не идет ни в какое сравнение с эмоцией от писательской работы. И сейчас созданием компьютерной системы я принесу куда большую пользу российской культуре, чем если стану еще одним автором книг.

Следите за моей авторской колонкой.

23 октября с.г. вступило в силу постановление «О вознаграждении за свободное воспроизведение фонограмм и аудиовизуальных произведений в личных целях», устанавливающее 1%-ный налог на аудио-видео технику (в т.ч. сотовые телефоны), вычислительную технику и информационные носители. Налог отчисляется в пользу то ли Российского союза правообладателей, то ли Российского общества по смежным правам. Планируется, что полученные деньги, а это, по оценкам, около $200 млн. в год, будут каким-то образом распределятся между авторами, исполнителями и изготовителями музыкальных и кинематографических произведений.

Возникающую в связи с введением налога массу вопросов, часть из которых принципиально неразрешима, я оставлю в стороне. Отмечу только, что принадлежу к многочисленной армии скептиков в отношении этой государственной инициативы и считаю, что она принята в частнособственнических интересах, в т.ч. (если не в первую очередь!) зарубежных агентов. Механистично заимствованная из правовой практики «цивилизованных» стран, она не работает во имя высоких заявленных целей даже там. На современной же российской почве, с нашими организационными перекосами, когда практически в любой области главные финансовые и ресурсные потоки находятся под контролем закрытых групп людей, с чьего барского стола остальным сообществам перепадают крохи, достаточные только чтоб не бунтовали, – в этих условиях налог станет еще одной кормушкой для сытых.

Долго ли он проживет? Полагаю, «достаточно да» – по причине традиционного в современной России крайне низкого влияния на законодательство со стороны объектов права, т.е. в данном случае покупателей техники и потребителей музыки и фильмов.

Нужно ли ему противодействовать? Однозначно – да! Но по-умному. Важно четко осознать, что сей уродливый налог, вообще говоря, есть великолепный шанс что-то изменить в сердцах потребителей художественных произведений! Давайте не упустим этот шанс!

В чем он и как не упустить? Шанс в том, что вводимый налог вызывает обоснованное возмущение у многих. Его-то, возмущение, и нужно направить во благо. На уровне идейных посылок необходимо противопоставить безликому побору в неизвестно чей карман – персональную благодарность каждого человека лично автору произведения. И делать это нужно сейчас, немедля, пока еще потребитель не свыкся с очередной обдираловкой и не принимает ее, как должное.

Я совершенно убежден: образ личности художника, образ персональной благодарности ему – сработают.

Sic! Только не надо завываний, что-де это утопия, что-де русский народ хочет получать все на халяву, тем более теперь, во времена Интернета. Это – пропагандистская ложь либеральных десятилетий. Ложь того же рода, как унизительное утверждение, что пьянство – у русских в крови. Русскому народу бросили кость в виде халявы, этим развратили и дезорганизовали его собственные творческие устремления, от последствий чего ломится тот же СИ (и что способствовало вырождению кинематографа, не позволило сформироваться индустрии программных продуктов и проч.). Назовите-ка мне англоязычный, сходный по масштабам, аналог СИ! Мне таковой не известен, и подозреваю, что его не существует, потому что «там» начинающий автор втянут в организованные структуры и не изливает свои опыты на широкую публику, пока не станет способен на что-то.

Денежная благодарность лично художнику – не утопия. Все, что для этого нужно – правильное и своевременное обоснование действия для сознательной публики. Внимание: на данном, первом, этапе необходимо донести мысль только до самой активной части потребительской аудитории. И начинать нужно именно с текстовых произведений, поскольку:

1. в них автор четко персонифицирован, что отличает их от кино и даже музыки;
2. процесс их потребления длительный и связный, что отличает их от изобразительного искусства, позволяет лучше прочувствовать вложенный труд и делает вознаграждение психологически более обоснованным;
3. нынешнее постановление не устанавливает отчислений писателям.

Толпу поверхностных читателей вовлекать в движение пока не нужно – бесполезно и не стоит тратить силы. Более того, толпа всегда ведома. Если платить авторам начнет разумное и активное меньшинство, открыто декларирующее свою позицию, толпа последует за ним. При этом уже сейчас активное русскоязычное меньшинство, в считанные тысячи человек, вполне способно принести некоторым российским писателям доход, сопоставимый с гонорарами от бумажных книг, если не превосходящий их. Я осознаю, что это обстоятельство является крайне болезненным для посредников и служит одной из мощнейших преград пропаганде прямого авторского вознаграждения. Бенефициары нынешней системы не заинтересованы в нем совершенно.

Однако теперь само государство дает потребителям импульс что-то менять. Менять к лучшему.

Ведь прямая оплата автору – казалось бы, простейшее изменение в поведении потребителей – влечет за собой широчайшие системные последствия. Перечислю основные:

1. авторы устанавливают прямые и устойчивые связи с потребителями, для которых они работают. Эти связи однозначны настолько, насколько обезличены деньги: из них исключается треп случайных людей, например, тех, кто купил произведение под влиянием рекламы (в т.ч. «сарафанного радио»). Автор имеет возможность (и право) прислушиваться только к мнениям тех, кто считает его труд заслуживающим оплаты и произвел ее по факту ознакомления с конкретным произведением. Сразу отмету обвинения: в общем случае такое взаимодействие не ведет к «продажности» автора, не ведет к тому, что автор начинает пренебрегать качеством в угоду аудитории. За этим мифом лежит невысказанная и ложная посылка, будто публика требует только посредственного и даже низкого качества. Уже вынесенная отдельно, эта посылка обнаруживает полную несостоятельность. Расширяя ее, легко заметить, что нетребовательная часть аудитории как раз и не будет платить, на первых порах уж точно. А требовательная – будет требовать, и у автора нет никаких резонов ронять уровень;
2. авторы признанные получают однозначную и неискаженную динамическую оценку своего творчества: поскольку оплата производится по факту ознакомления с произведением, то оценка каждого нового произведения автора максимально очищается от влияния рекламы;
3. авторы-новички получают четкий ориентир для своей работы: я знаю, зачем творю – для того, чтобы быть однозначно оцененным. В нынешней системе новички, особенно если им не хватает жизненного опыта, просто завалены ненужной информацией о своих творениях, в первую очередь в виде сетевых комментариев от таких же непрофессионалов;
4. толчок в развитии получает институт рекомендателей – критиков и рецензентов, который сейчас в России находится в плачевном состоянии, что отмечают даже читатели. К критикам и рецензентам переходят функции издательства по отбору и оценке произведений. Однако, в отличие от штатных издательских оценщиков, обозреватели возьмут на себя персональную ответственность перед публикой за подбор и рекомендацию произведений. Вслед за этим естественным образом возникнет модель платной подписки на критические статьи и на перечни рекомендованной литературы;
5. читатели получат возможность тратить деньги только на то, что считают достойным, и избавляются от рекламного гнета.

Я верю, в современных российских условиях перечисленные последствия – это благо для развития культуры. Предположу даже, что они – наилучший выход, и мы, благодаря неразвитости и разрухе многих посреднических систем, находимся в чем-то даже в более выгодном положении, чем Запад, где сейчас посредники в лице Amazon со своим Kindle, Apple со своим iTunes Store [1] и др. навязывают новую старую идеологию централизованных покупок художественных произведений. Давайте использовать во благо ту уникальную возможность, что выпала нам! Давайте не упустим ее!

Платите авторам напрямую!

Умные, активные, но острожные люди все же напоследок возразят: но налог-то есть, и что же получается? Его плати, автору плати, а все одно – плати, пусть даже во втором случае от всего сердца. Не слишком ли высока цена «противодействия»? Нет, если смотреть в будущее. Сейчас, когда вы платите авторский побор, ваши копейки размазываться «нанослоем» по куче авторов, в том числе, возможно, ненавистных вам произведений. Когда вы платите творцу, человеку, личности, а не абстрактной структуре, вы вправе требовать возврата налога во избежание двойного налогообложения. Поэтому я призываю вас: насколько это в ваших силах, пропагандируйте прямую оплату авторам книг! Скачал? Прочел? Понравилось? Заплати художнику слова! И обосновывайте ее.

Я – один из вас, кто начал и продолжит платить.

Меня лично на это подвигла... «Ложная слепота» Питера Уоттса. Впервые за годы я наткнулся на книгу, написанную будто бы специально для меня! Но не об этом речь. Уоттс, человек новой эры, выпустил книгу по лицензии Creative Commons, разместив на своем сайте PayPal-аккаунт, и я среагировал на уоттсовский стимул. Мне понравилось! Вы знаете, как это здорово – заплатить автору! А вы попробуйте! Это ощущение удивительное и останется таковым, покуда не войдет у вас в привычку. Вчера я попросил у Джо Аберкромби его платежный счет и получил через считанные часы. Заплатил за феерическую «Кровь и железо» сегодня. (Обе названные книги прочитаны в оригинале, т.ч. переводчикам я ничего не должен.) Читать затем по электронной почте две-три благодарственных строчки от Питера Уоттса или Джо Аберкромби – это как автограф на бумаге, только лучше, потому что подкреплен знанием, что заслуживший твои деньги человек получил их полностью, а не 5% – долю розничной цены книги (10-15% оптовой).

При этом сумма оплаты в разы превосходит ту, что имели б с меня авторы за один экземпляр даже в твердой обложке, и в десятки раз больше, чем в мягкой. Это значит, что для поддержания авторских доходов на прежнем уровне платящих читателей может быть в разы меньше – то самое активное меньшинство.

Пускай пока оба автора зарубежные, известные и при этом сугубо коммерческие. Начинать с таких– вполне естественно. Не надо этого бояться.

Да, в каком-то смысле мы, платящие напрямую, пользуемся деньгами издателей, вложившихся в популяризацию автора. Но данный момент несущественен: известные авторы эти деньги давно окупили своим трудом, и теперь сама по себе их известность – это общественное достояние. На данном этапе важны прецеденты: если «раскрученные» писатели начнут вдруг зарабатывать через прямые платежи читателей – какой же это стимул и для них самих, и для новой поросли. Исчезнут наконец регулярно прорывающиеся в Сеть страхи современных русскоязычных фантастов о конце профессионального писательства. Право, читаешь их – и хорошо понимаешь писателей. Читаешь ответы злопыхателей (типа, не хочите, так не пишите, и так книг до фига, читать – за жысь не перечитать) – и узнаешь в них представителей того самого поверхностного большинства. Но мы ведь с вами – не такие. При этом тоже скачиваем книги. Да-да, не отпирайтесь, я знаю: вы, лично вы – скачиваете и читаете, и получаете удовольствие.

Со скачиванием книг уже нельзя бороться, его нужно направить во благо! Платите авторам напрямую!

Я не являюсь идеологом «авторского лева» (copyleft) и не претендую на сию роль. Таковых и без меня хватает. Мой призыв вырос на почве эмоционально-прагматической, а суть его сугубо практическая: напишите письмо любимому автору лично и попросите его электронный счет в PayPal, Яндекс.Деньги, WebMoney, Деньги@Mail.ru... Чтоб не платить неизвестно кому, платите авторам напрямую, сейчас!

[1] На сегодняшний день в Apple iTunes Store распределение доходов таково: из 99 центов, вносимых покупателем за каждую композицию, 29 достаются Apple, 9,1 – исполнителю, 60,9 – звукозаписывающей компании, которой «принадлежит» исполнитель. Инициатива американского Совета по авторским отчислениям (Copyright Royalty Board), направленная на повышение доли артиста с 9,1 до 15 центов, встречает сопротивление посредников: Apple утверждает, что работает с нулевой рентабельностью и не может повышать цену композиций во избежание падения продаж своих завязанных на iTunes Store устройств, звукозаписывающая индустрия отказывается уменьшать свою долю в доходах. (Источник.) Ситуация с Amazon Kindle несколько иная: до 70% продажной цены текста идет автору или издательству, но не выше фиксированного предела в $6,25. (Источник.)

Дополнение от 10 ноября 2010 г.: На момент написания данной статьи (28 октября 2010) мне не было известно ничего о деятельности сайта Имхонет.ру и об идеологии, на которой он построен. Сегодня я должен признать, что высказанные в моей статье идеи сформулированы задолго до того, как это сделал я, и более развернуто, в книге Александра Долгина «Манифест новой экономики: вторая невидимая рука рынка». Всем, кого интересует тема, рекомендую прочесть книгу. И обращу внимание, что совпадение наших с Александром выводов, вплоть до использования одних и тех же терминов, однозначно указывает на то, что время для реализации концепций постфактумных платежей авторам пришло. Заодно повторю мысль из статьи выше: Россия находится сейчас в гораздо более выгодном положении для реализации схемы, чем страны кризисного Запада. Нужно не упустить выпадающий нам шанс!

Обычно происходит так: заматеревший писатель, выпустивший уйму книг, обнаруживает в себе тягу передать познания, накопленные за десятилетия непосильного литературного труда, молодым и начинающим.

Читатели колонки сталкиваются в моем лице со случаем диаметрально противоположным: никому не известный некто, не написавший толком ничего художественного, является из ниоткуда и принимается выбрасывать на свалку Интернета некие сентенции, которые, как сам он почему-то убежден, якобы имеют отношение к литературе. Сперва он просто сыплет голыми абстракциями, больше подходящими для написания неработающей компьютерной программы, а потом и вовсе начинает рисовать кружки и стрелки, безапелляционно именуя сей процесс созданием художественного произведения, рассказа фантастического. Но что хуже и опаснее для общества – все это шаманство преподносится как образец для подражания молодым, неопытным (постойте, этот некто смеет заявлять, что в том числе и в меру опытным!), легко подверженным тлетворному влиянию проходимцев авторам!

Мой дорогой постоянный читатель, если честно, то я удивлен, что ты есть у меня. Ты даешь мне твердую основу думать, что не весь читательский род погряз в обывательских домыслах о душе и вдохновении как почве для создания художественных текстов. Шире – произведений любого искусства. Мне почему-то упорно кажется, что верующие в творческую силу вдохновения сами никогда не создавали ничего высококачественного и... никогда не создадут. Но голос их громок, ряды необъятны, вера подкреплена бесконечным потоком «чудес»: ну кто по молодости не писал «стихов» в порыве чувств? кто не слышал мифов о создании кем-то где-то там в миг озарения прекраснейших вещей?

Мои подходы противопоставлены общественному мнению. Мнению толпы. Позиция эта до крайности неблагодарная. Говорят, толпа всегда права и знает: писатели – пишут. А после – «шлифуют». Должно быть, потом – полируют. А позже, значит, с полироли пыль фланелевой тряпочкой смахивают. А рисовать книги на графах – да как можно! Это ж убивает душу!..

Надоело! Надоело! Едва я взялся около трех лет назад за изучение вопроса, как пишутся художественные произведения, как натолкнулся на такое количество проповедей о Душе, Вдохновении, Свободе, на такое число размытых и употребляемых по любому поводу терминов (идея, тема, образ, сюжет, мир и проч.), что в какой-то момент стал подозревать, будто густейший туман вокруг литературного процесса кому-то очень выгоден... Не конкретным личностям, нет, я не сторонник теорий заговоров, но обширным сообществам: писательским – дабы оправдать особый статус, читательским – дабы сохранять причину почитать писателей (игра слов намеренная). Одобрение факта неконкретности литературных понятий и молчаливое согласие не обсуждать процесс создания произведений, похоже, являются способом определения «свой – чужой» в писательско-читательской среде. Внешне игра обставляется выспренними, убаюкивающими рассуждениями о таинстве, интимности творчества, об уникальности творческих методов каждого писателя, об их неподвластности сухому анализу, о неприкосновенности души творца и чувств читателя – словом, о запрете на вмешательство. На деле же эти благие намерения ведут к застою литературного процесса, к тому, что выбиваются из него яркими вспышками лишь редкие таланты, избегнувшие обучения писательству, либо люди, кто в силу опыта и интеллекта сумел адаптировать под себя его теоретическую базу. Но не те, кто пытался применить ее в исходном виде. Потому что теоретическая база литературы совершенно непрактична!

С технической точки зрения, это странно, потому что пригодные для превращения в технологию идеи существуют в обществе десятилетиями. С организационной – объяснимо: в ней никто не заинтересован, осознанного, а главное, организованного спроса на нее – нет. Но что есть – так это противоборство.

Один мой критик в личной переписке выразился о моей деятельности по разработке технологии писательского процесса, как о служении дьяволу. Если это не было чистым издевательством, то обвинение можно считать показательным.

Я позволю себе еще раз вспомнить биографию Генриха Альтшуллера, чьи труды, оказывается, влияли на меня на протяжении почти всей моей жизни, а я так долго этого не понимал... Альтшуллер создал подзабытый ныне «Регистр научно-фантастических идей». На основе систематизированных в Регистре данных были определены закономерности создания НФ-концепций. Было показано, что, меняя базовые параметры семантической модели, легко получать на выходе прототипы фантастических произведений в огромном количестве. Альтшуллер, писавший фантастику под псевдонимом Генрих Альтов, сам же доказывал это на практике. Тогда он, молодой да ранний, невольно перешел дорогу заслуженным коллегам по писательскому цеху. Ему не простили и политическими методами, путем обвинения в фашизме, выдавили из ремесла.

Да, я настолько уверен в своей разработке, что смею сравнить себя с Альтшуллером в данном вопросе. Это сейчас, пока обо мне мало кто знает и пока сам я ничего значимого не написал, можно просто не обращать внимания на мои действия, воспринимать, как детские забавы, отмахнуться, что до создания настоящей технологии писательского творчества еще ой как далеко, она за дальним-дальним горизонтом... Но боюсь, что те, кто так считают, могут упустить момент. И боюсь, что, если обрету за счет своих литературных трудов известность, мои воззрения на писательство помешают... многим. Однако это предвидение не снижает мой настрой на популяризацию своих подходов и методов. Потому что популяризация сама по себе – важная часть моей мотивации к литературной деятельности.

Мною движет самый, пожалуй, сильный мотив, какой только может быть у начинающего писателя:

Хрущева, конечно, тоже сместили конкуренты, но таки 57-мегатонную «Кузькину мать» он взорвал.

Скажут: у него были предпосылки – доставшаяся по наследству ядерная программа. А у тебя, самоуверенный выскочка, какие предпосылки? Скоро уж год как висящее без изменений на «официальном сайте» ужасно написанное «начало книги»? Раскритикованный всеми – и поделом – в пух и прах конкурсный рассказ? Да вот эти твои точки-стрелочки с невнятными обоснованиями? Но-но... Ты ругаешь писательскую среду, читательскую среду, но десятки тысяч отличнейших произведений написаны от души, миллиарды читателей чувствуют их при прочтении. Стрелки-точечки от неумехи им на фиг сдались!

И вот мы опять возвратились в начало.

Я не ругаю, я только выступаю против одного: против той сакральности, которой овеян процесс написания художественного текста. Если вы считаете, что ее нет, что проблема надуманная, процитирую пример:

цитата Умберто Эко «Заметки на полях ‘Имени Розы’»

Не помню, о котором своем знаменитом стихотворении Ламартин писал, что оно пришло к нему внезапно, грозовой ночью, в лесу. После его смерти нашлись черновики с поправками и вариантами: это, наверное, самое вымученное стихотворение во французской словесности.

Будучи крайностью, он иллюстрирует широкое явление: целенаправленное придание писательским сообществом прагматическому действию по сочинению текста неземного ореола. Это мешает начинающему автору, очень мешает. Как автор начинающий я ищу надежную опору в океане болтовни о том, что есть литература и как ее оценивать, что отличает хороший художественный текст от плохого. Как человек с аналитическим складом ума я ожидаю обнаружить четкий, внятный измеритель – и в чужих речах не нахожу! Это заставляет меня разработать систему воззрений на литературу самостоятельно, в формальных, хорошо определенных – физических параметрах. И отбросить аморфные «язык», «стиль», «живые герои» и прочие пустые слова, годные только для ведения споров читателями да вынесения приговоров критиками.

Тогда вопросы ко мне должны ставиться иначе: соответствуют ли введенные мною понятия, обозначения, теоретические подходы и практические методы истинному процессу сочинительства? Способен ли я воспользоваться ими для получения высококачественного художественного текста, и если да, то почему они не сработали до сих пор?

Вот это уже дельные формулировки! Отвечаю с готовностью.

Главный результат данной колонки – это не только и даже не столько система методов разработки художественного текста, сколько, в первую очередь, система теоретических воззрений, по отношению к которым сама технология – следствие.

Воззрения базируются на простой посылке: человеческий мозг содержит сложную структуру взаимосвязей, текст в процессе последовательного восприятия регулирует активацию тех или иных взаимосвязей (ассоциаций).

Текст есть одномерная модель многомерной системы. Этот факт обуславливает все основные особенности художественного текста. Перечитайте абзац.

Между тем, культурная среда упорно игнорирует факт и прямо-таки навязывает линейное восприятие текста. Пошло это еще от аристотелевской «Поэтики» с ее трехактной структурой, но продолжается поныне.

Характерный пример. Дуэт Олди выдвигает и пропагандирует во многих интервью и мастер-классах относимое к роману понятие «полифония тем». Ее наличие выставляется как обязательное требование к тексту.

Вот так причина подменяется следствием, внимание направляется на результат при игнорировании процесса его достижения, будто они независимы!

И что в итоге? А в итоге возникает масса сочинителей, творящих по принципу «Чего бы придумать еще?» или, в другом варианте, «Ну что же дальше?» Какая там полифония! Вынужденные постоянно преодолевать барьер перед неизвестностью, они порождают закономерно слабые тексты. Зато какое раздолье ругателям, а!

Часть пишущих, предвидя проблемы, пытается составить план текста заранее. Но, не понимая механизмов планирования, они высасывают будущие события из пальца, и, конечно же, текст в собственном развитии уводит их далеко в сторону. Для иных это повод для гордости: «Ах, как я творчески творю, мне никакие планы не указ! Э-э, зачем тогда они?..» А в действительности – показатель творческой несостоятельности.

И все только потому, что текст в восприятии подобных авторов – это одна длинная строка. В то время как обязан быть – пронизанной взаимосвязями закрытой ситуацией. Задайте ее изначально – и полифония родится сама, распределите информацию под стать особенностям восприятия – и об аристотелевской схеме даже не придется вспоминать. Но особый бонус – не придется тужиться и сочинять «сюжет», он вырастет естественно. И меньше окажется скучных историй, «слитых» концовок, поводов для недовольства.

А нужно-то для этого всего лишь сместить теоретический акцент с результата на процесс достижения... Так соответствуют ли мои теория и технология процессу сочинительства?

Да.

И что, сумею доказать их высокую эффективность на практике?

Да.

Эй, у меня уже был шанс проделать это в конкурсном рассказе, что-то не сработало!

Сработало.

Если оценивать в рассказе «Брат Шахрукх» то, за что ответственна технология, претензии к нему окажутся минимальны. Структура, композиция и информационное наполнение рассказа проработаны качественно. Подорвало впечатление от текста нечто очень специфичное. То, что от меня потребует чистосердечного признания, почти саморазоблачения. То, на что не обратил внимания в явном виде ни один из приблизительно 50 прочитавших.

Что возвращает меня к нейтральной мысли: среднестатистический читатель не умеет видеть сквозь свое впечатление, он не способен определить технику влияния на него самого. Естественно, что это не его задача, иначе он бы перестал быть среднестатистическим. Такой читатель обязан воспринимать текст на уровне «идей» и «образов», а не расчленять его. Он должен уметь эмоционально и интеллектуально среагировать на художественный стимул, написать сочинение, отзыв, критическую статью, наподобие «Образ X в произведении Y», «Произведение Z и проблемы эпохи». Этому его учили с детства. И напротив – подавляли всяческий анализ формы, для которого в итоге у него нет ни теоретических основ, ни практических навыков. Поэтому он упускает очевидное, если оно незнакомо.

Николай aka orinoko73 указал на короткие фразы как на причину плохого языка рассказа и был, пожалуй, ближе всех к истокам проблемы. Делая фразы короткими, я шел против собственного теоретического вывода, полученного еще в статье I.9: чем дольше в ходе движения по тексту поддерживается целостность ассоциации, тем сильнее воздействие текста на читателя. Уверен, для каждого национального языка существуют определенные границы, в которых длина отрывка, на котором поддерживается ассоциация, наиболее оптимальна. Текст рассказа построен так, что в большинстве случаев не достигается нижняя границы этой длины. И тем не менее я фразы рвал и между сущностями быстро-быстро перескакивал. Вынужден был это делать. Указываемая прежде избыточность исходных сведений для отведенного объема – только одна из причин, причем не основная.

О главной причине не могу сказать без трепета и боли, потому что именно она затормозила мою писательскую деятельность на год и три месяца к данному моменту. С другой стороны, если бы не вызванные ею трудности, возможно, в поисках выхода из тупика не взялся бы за формулирование теории и технологии, изложенных здесь, в авторской колонке. Примечательно, как аккуратно под конец их формулирования обстоятельства сложились так, что уничтожили терзавшую меня годами иррациональную привязанность, создавшую такие сложности и мне, и читателям моих художественных текстов.

Виновница всех моих стилистических бед – метрическая проза, ритмизированный текст.

Этим публичным признанием я хочу скинуть с себя ее оковы, снять удавку с бедного языка! Он, безусловно, очень важен мне, но мои представления о красоте словосложения долго оставались искаженными. Идея фикс, изыди!

Поддержание слоговой ритмики на длинных отрезках прозаического текста требует таких сверхусилий, что лишает всякого удовольствия от писательского процесса. Да ладно б только это! В конце концов, читателю нет дела до страданий автора, и правильно. Хуже другое. Ритм налагает колоссальные ограничения на выбор грамматических конструкций, слов и словосочетаний, на порядок слов, и тем самым понижает точность и вариативность выражения. Единообразие ритма лишает текст многих и многих акцентов. Неестественность звучания речи прозаической, привычно ломанной, еще больше усложняет восприятие.

И этим пыткам я подверг себя и своего читателя, полностью отдавая себе отчет. Но ничего не мог с собой поделать. Пытался. Несколько раз принимался переписывать старое начало моей книги, но каждый раз увязал в работе по созданию выверенного ритма. Привязанность к нему была поистине иррациональной. Корни ее – в стихотворчестве, сыгравшем глубоко чувственную роль в моей жизни. Для слома настроя требовался внешний, независимый аргумент против. Конкурс предоставил долгожданное свидетельство, что метрическая проза не просто не окупает трудозатраты на свое создание, но напрямую вредит. Наконец-то я проникся пониманием!

И все-таки спасибо невозможной ритмике, что послужила толчком к созданию данной колонки – вещи, в чем-то странной даже для меня. На момент ее открытия я располагал лишь общим представлением о теории и оторванными от нее отдельными графическими методами: недоразвитым способом построения многомерной модели ситуации, совмещенной с зачатками графа сцен.

Соответственно, «Брат Шахрукх» – первое законченное произведение, созданное по технологии. Ты удивишься, читатель, но невольно сравниваю свой рассказ... с фильмом «Аватар». И вот в каком аспекте: как фильм «Аватар», в моем понимании, представляет собой клинический случай структуры повествования, выраженной в синтезированных формах и цветах, так и мой рассказ – чистая структура, выраженная синтетическим языком. С этих позиций рассказ служит полезной демонстрацией использования технологии.

Я, конечно же, продолжу развивать теорию и технологию. Со временем постараюсь воплотить их в определенных программных продуктах.

Эксклюзивный рассказ о разливе нефти будет дописан в течение месяцев и опубликован в колонке либо отдельно, либо сразу в файле книги, анонсированной в статье «Обработка паровоза напильником». Склоняюсь ко второму варианту. Да, готовую первую сцену придется значительно перерабатывать – она ведь тоже сделана ритмической.

А пока... напишу-ка я по-настоящему «твердый» фантастический рассказ и отправлю в один из двух ведущих журналов – в «Если» или в «Полдень». Если у кого-то из добравшихся до этих строк есть опыт общения с изданиями, то внимательно прислушаюсь к советам. Можно дать их личным сообщением, любые, вплоть до «Не пиши, не дорос! (И никогда не дорастешь.)»

Конечно же, спланирую рассказ на графах по своей методике (уже начал). Она не убивает «душу», если под последней адекватно понимать высокую мотивацию создать качественный текст. Она организует ее тонкую материю.

Статья Юрия Нагибина 1964 года «Деталь в рассказе» несет в себе те сведения, которые как нельзя лучше подходят для пояснения техники создания итогового текста на основе предыдущих этапов моей технологии. Остается просто взять и перевести слова Нагибина в термины колонки. Этим я надеюсь выстроить мостик между традицией и новизной для тех моих читателей, которые испытывают понятное недоверие к излагаемым в колонке подходам, но при этом почему-то продолжают читать ее на радость мне.

Ближе к концу статьи я дам простейшую инструкцию, исчерпывающе описывающую все финальные операции по созданию готового текста. Однако подберемся к ней постепенно. Рекомендую ознакомиться со статьей Нагибина прежде, чем продолжить чтение моей.

цитата Ю.Нагибин «Деталь в рассказе»

...писатель творит, лепит образ, отбирая лишь такие признаки, подробности предмета, которые, будучи умело сгруппированы, дают читателю наиболее приближенное представление о действительности, какой писатель ее видит. Вот тогда-то, по слову Гоголя, «предмет, как бы не имея словесной оболочки, выступает сам собой, натурою перед глаза».

Этим словесным даром представлять читателю предмет как бы лишенным «словесной оболочки» в поразительной степени обладал Иван Бунин:

«У дверей вокзала толпился возле чего-то народ: я подбежал – это лежал убитый на охоте дикий кабан, грубый, огромный, могучий, закоченевший и промерзший, страшно жесткий даже на вид, весь торчащий серыми, длинными иглами густой щетины, пересыпанной сухим снегом, с свиными глазками, с двумя крепко закушенными белыми клыками».

Эта фраза так проста, что сразу и не приметишь в ней след труда. А всмотришься в нее пристальней, вдумаешься в нее, изучишь ее – и убеждаешься, что перед тобой прекрасное творение искусства, отделанное с предельным тщанием, позволяющее тебе «сквозь слово» – как сквозь прозрачную среду – воочию увидеть и даже осязать то, чего, быть может, никогда и не видел. И отбор деталей, и их число – необходимое и достаточное, – и их расстановка, даже мелодика фразы, – все это сделано трудом, талантом, опытом, вкусом.

Отложим пока оценку бунинской фразы и обратимся к словам Нагибина о том, что она есть результат труда, что она отделана с тщанием. Таким образом, мы отчетливо фиксируем рациональную работу писателя по созданию текста. Технически, приведенная группировка признаков создается искусственно: она не передает истинный чувственный опыт писателя, но сработана по законам восприятия человеком текста, которые писатель хорошо знает и которые, вообще, являются первичными для качества литературного произведения. Реальность и ее действительное восприятие автором – вторичны.

В реальности писатель, будь от свидетелем подобной сцены, получил бы сенсорный опыт, не сильно отличающийся от опыта других свидетелей. Только потом, при письме, он в памяти изыскивает мелочи, на кои сразу мог не обратить внимания, но что важнее – складывает так, чтоб вызвать эмоцию, которую, скорей всего, и не переживал вначале.

цитата Ю.Нагибин «Деталь в рассказе»

Но ведь можно, к примеру, написать и так:

«Кабан был огромный, он промерз и был весь усеян жесткими иглами щетины, вывален в снегу, по краям рта торчали у него крепко закушенные белые клыки».

Это те же детали, что и у Бунина, но они не создают видимого, ощутимого образа. Значит, мало отобрать существенные детали, надо еще умело соотнести их, расставить в фразе.

Заметим, что, вопреки утверждению Нагибина, в переработанном бунинском тексте детали уже совсем не те, что в оригинале, из-за чего результат их восприятия, естественно, иной. Это значит, есть какая-то закономерность, отличающая хороший, образный текст от недостаточно хорошего, не создающего образов. И закономерность эта – довольно явная. Она не представляет тайны, даже не является ничем особенным, она измерима и реализуема при сознательном усилии. Но прежде чем назвать ее, приведем еще одну цитату из статьи Нагибина.

цитата Ю.Нагибин «Деталь в рассказе»

Рассказ, по своей жанровой природе, должен усваиваться сразу и целиком, как бы «в один глоток»; тоже и весь «частный» образный материал рассказа. Это предъявляет к деталям в рассказе особое требование. Они должны быть расставлены так, чтобы мгновенно, «с быстротой чтения», слагаться в образ, рождать у читателя живое, картинное представление: вот первая встреча с морем в Крыму из рассказа «Поезд на юг» чудесного советского писателя Александра Малышкина:

«Мы падаем в Байдарские ворота! Стены гор распахиваются настежь. Шофер дурит и осаживает машину над самой бездной, над лазурной сосущей сердце пустотой. Ни перед нами, ни под нами нет ничего, кроме неба и дрожащей синевы, восходящей через мир... Море идет за неоглядные горизонты – так оно шло вчера, без нас, и так шло тысячу лет назад, неся ту же дикую, кипящую тишину. В зеленой бездне, под ногами, чудятся города, монастырь. Форос смертельно лепится на каменной игле. Сверкает безумный лет ласточки...»

Этот абзац не требует от читателя ни малейшего усилия, ни малейшего времени – образ слагается сам собой, он вторгается в сознание более властно, чем действительность, одаряет вас такой глубиной и остротой восприятия, какая, быть может, и неведома вам...

А вот выдержка из другого рассказа советского автора:

«Все глядели вокруг, завороженные. За каждым поворотом извилистой дороги открывались все новые и новые картины леса, яркие на солнце до боли в глазах. Летящую машину то обступали литые бронзовые сосны – плотный строй статных богатырей в пышных зеленых папахах, надвинутых на брови; то подвигались скалы, сверкающие искрами кварца, – высокие, веселые, как диковинные дворцы, и мрачные, приземистые, как дзоты».

Тут детали, даже при медленном чтении, не слагают образа, они расплываются, разъезжаются, читатель испытывает мучительное чувство от обилия незначащих слов; он пытается соотнести «богатырей» с «папахами», и ему упорно лезут в голову не русские сосны, а кавказские богатыри-джигиты; он бессмысленно начинает думать – где находятся брови у сосен; а там, дальше, его еще поджидают «веселые дворцы» и «мрачные дзоты»... И все это нагромождено ради того, чтобы показать читателю простой русский пейзаж!

Приведенные в данной цитате два отрывка (из «Поезда на юг» и из «рассказа советского автора») еще четче проявляют различия между «живым образом» и «мучительным чувством от слов». Юрий Маркович даже сам разъясняет причины достоинств одного и недостатков другого отрывка. От разъяснений – буквально один шаг до обобщения, до обоснования того, что отличает сильный, образный текст от слабого... Однако буквально следом Нагибин выносит приговор:

цитата Ю.Нагибин «Деталь в рассказе»

Но на свете нет и такой теории, которая учила бы, как именно следует слагать образ, чтобы предмет мгновенно «выступил сам собой», «натурою перед глаза»...

Вот так повторяя застывшее заблуждение, Нагибин скорей предпочитает не утруждать себя или не брать на себя ответственность, нежели внимательно подумать и предложить решение вопроса, как создавать хороший, образный текст.

Возможно, что в 1964 году такая теория действительно не могла быть разработана (хоть есть большие сомнения на этот счет), однако исповедовать данную точку зрения сегодня – абсолютный архаизм.

Сейчас, когда созданы и используются (в частности, в задачах автоматического перевода) большие лингвистические онтологии, когда психолингвистика вплотную и успешно занимается изучением ассоциаций, когда развиты теория и практика использования семантических сетей (на них построена любая поисковая система в Интернете), наконец, когда мы знаем, на каких принципах функционирует мозг, и умеем имитировать его работу в решении несложных задач, существуют все предпосылки для формирования теории, поясняющей создание текстовых образов – суть, качественных текстов.

Все четыре перечисленные области знания основываются на отношениях «объект – связь». Это позволяет анализировать художественный текст с универсальных позиций:

1. в терминах групп мысленных представлений о материальных объектах, с каждой из которых соотносится конкретное слово,
2. в терминах словесных ассоциаций: их структуры и силы.
   Физическое расположение слов в строку добавляет еще один параметр оценки:
3. расстояние между ассоциативно-близкими словами в потоке речи.

Давайте с помощью трех указанных критериев проанализируем попарно приведенные выше отрывки:

цитата Иван Бунин «Жизнь Арсеньева»

...это лежал убитый на охоте дикий кабан, грубый, огромный, могучий, закоченевший и промерзший, страшно жесткий даже на вид, весь торчащий серыми, длинными иглами густой щетины, пересыпанной сухим снегом, с свиными глазками, с двумя крепко закушенными белыми клыками.

цитата Ю. Нагибин «Деталь в рассказе»

Кабан был огромный, он промерз и был весь усеян жесткими иглами щетины, вывален в снегу, по краям рта торчали у него крепко закушенные белые клыки.

Сразу обращает на себя внимание, что во фразе Бунина объектов значительно больше: тут и охота, и факт убийства кабана, факт его дикости, многократно указанные большой размер животного и особенности фактуры, сухость снега и его расположение, и проч. В то время как в измененной фразе нет и половины исходных объектов.

Таким образом, очевидно, что оригинальная фраза Бунина значительно более разнообразна. В чисто физическом плане она гораздо больше нагружает органы чувств, а за счет тесного расположения ассоциативно близких сущностей («грубый, огромный, могучий», «закоченевший и промерзший», «страшно жесткий даже на вид, весь торчащий серыми, длинными иглами густой щетины», «с свиными глазками, с двумя крепко закушенными белыми клыками») постоянно усиливает ассоциацию и не дает ей разорваться, пусть даже ценой информационной избыточности.

Измененная фраза намного короче, любой объект в ней указан лишь один раз. Однако основная проблема в том, что каждый следующий объект в ней ассоциативно привязан к главному объекту «кабан», который по мере движения по тексту отдаляется все сильнее, и критически важная связь с ним ослабевает. У Бунина каждый отдельный объект является почти самостоятельным, и связка с объектом «дикий кабан», по сути, второстепенна. Это важнейший момент, он еще ярче проявится во второй паре отрывков:

цитата Александр Малышкин «Поезд на юг»

Мы падаем в Байдарские ворота! Стены гор распахиваются настежь. Шофер дурит и осаживает машину над самой бездной, над лазурной сосущей сердце пустотой. Ни перед нами, ни под нами нет ничего, кроме неба и дрожащей синевы, восходящей через мир... Море идет за неоглядные горизонты — так оно шло вчера, без нас, и так шло тысячу лет назад, неся ту же дикую, кипящую тишину. В зеленой бездне, под ногами, чудятся города, монастырь. Форос смертельно лепится на каменной игле. Сверкает безумный лет ласточки...

цитата Рассказ советского автора

Все глядели вокруг, завороженные. За каждым поворотом извилистой дороги открывались все новые и новые картины леса, яркие на солнце до боли в глазах. Летящую машину то обступали литые бронзовые сосны — плотный строй статных богатырей в пышных зеленых папахах, надвинутых на брови; то подвигались скалы, сверкающие искрами кварца,— высокие, веселые, как диковинные дворцы, и мрачные, приземистые, как дзоты.

Первый отрывок представляет собой последовательность самостоятельных сущностей: «Байдарские ворота», «стены гор», «шофер» и т.д. Их ассоциативная связь между собой обеспечивается только местом действия, т.е. довольно условна. Такую связь можно назвать фоновой. В результате читатель воспринимает абзац как ряд отдельных эмоциональных всплесков, кои складываются в некое многогранное, разно-образное целое.

Второй отрывок вынуждает читателя постоянно восстанавливать ассоциацию: «глядели вокруг – глядели на картины леса – бронзовые сосны есть часть картин леса – сосны, словно богатыри – у богатырей папахи – папахи над бровями и т.д.». Эта дополнительная работа мозга оказывается разрушительной для впечатления от художественного текста. Отрывок гораздо более связный и потому ограниченный. Ассоциация здесь не единая, фоновая, а постоянно меняющаяся и уводящая все дальше от исходного объекта – от леса. Такого понимания достаточно, чтобы выдвинуть инструкцию по созданию хорошего художественного текста.

Поскольку она не является алгоритмом, сформулирую ее как рекомендацию.

Эта двуединая инструкция является той единственной сознательной установкой, которой стоит руководствоваться в процессе письма. Когда вы пишете, забудьте обо всех литературных теориях, – вы все равно не сможете воспользоваться ими «на ходу». Зато настрой на генерацию разнообразия чрезвычайно плодотворен, а то и вообще единственно возможен как сознательное действие при сочинительстве.

Сделав текст разнообразным, вы почти наверняка заслужите похвалы в адрес языка произведения.

По моим наблюдениям, когда люди произносят клише «хороший язык», они тем самым выражают реакцию на такие плохо осознаваемые объективные параметры, как ассоциативное разнообразие и скорость смены сущностей в потоке текста.

Приведу примеры по свежим следам конкурса «фантЛабораторная работа – 2010». Два из 47 рассказов – «Будни Стон-города» (отзывы), и «Вид на гору Фавор» (отзывы), – будучи пустыми в информационном плане и крайне слабыми структурно, получили множество хвалебных комментариев в адрес языка, и оба вышли в финал. Силы воздействия разнообразия оказалось для этого достаточно.

Прием не нов:

цитата Гете «Фауст» (директор театра – поэту)

Валите в кучу, поверху скользя,
Что подвернется, для разнообразья.
Избытком мысли поразить нельзя,
Так удивите недостатком связи.

Возьмите классические работы.

В совершенно неестественных диалогах в книгах Достоевского, в сценических монологах у Шекспира – везде вы встретите одно и то же: высокую динамику при очень свободной подаче, условно привязанной к широкому фоновому концепту.

Величие достигается свободой выражения.

Однако свобода сама по себе ведет, скорей, к погибели – вас или ваше творение. Здесь и вступают в силу те направляющие ограничения, что были выработаны на всех технологических этапах, описанных ранее в колонке.

По описываемой технологии к данному моменту у вас наработаны:

1. расширенное ассоциативное ядро (статья II.4),
2. многомерная модель ситуации (Часть 1 алгоритма в II.5),
3. ее одномерная проекция (Часть 2 алгоритма в II.5),
4. последовательность сцен (II.7),
5. внутренне противоречивый главный персонаж (II.6).

Теперь задача в общем сводится к следующему набору операций (алгоритму):

1. Сосредоточиться на первой вершине проекции.

2. Трактовать текущую вершину проекции в качестве фоновой ассоциации.

3. Определить на многомерной модели ситуации те вершины, которые ассоциативно связаны с текущей фоновой ассоциацией.

4. Выбрать из расширенного АЯ те сведения, которые ассоциативно связаны с фоновой ассоциацией и вершинами, определенными на шаге 3.

5. Разнообразно (свободно и хаотично) связать в виде грамматически и семантически корректного текста:

1. сведения, определенные на шаге 4, и/или их вариации и следствия,
2. ассоциативное поле сцены, к которой относится текущая вершина проекции,
3. ассоциативное поле, образованное главным персонажем,
4. ассоциации, заданные остальными задействованными в сцене персонажами.

Производить связывание так, чтобы в любой точке текста присутствовала прямая ассоциация с текущей вершиной проекции.

6. Если текущая вершина проекции последняя, закончить выполнение алгоритма (черновик произведения написан), иначе взять в рассмотрение следующую вершину проекции и перейти на шаг 2.

Несмотря на то, что последний этап работы над текстом оформлен в виде алгоритма, как и предыдущие, он является не просто самым творческим, но творческим по-настоящему.

В комментариях к предыдущей статье я вновь столкнулся с отношением к моей методике, как к слишком механистической. Мой личный опыт ее использования не подтверждает это стороннее мнение. На любом этапе работы с технологией пользователь вынужден принимать решения, думая и чувствуя. То, что решения зафиксированы в непривычной форме бездушных графов, ничуть не преуменьшает интеллектуальный и эмоциональный вклад писателя в планирование текста по методике.

Я понимаю, что в значительной степени почву для обвинений в механистичности дал мой конкурсный рассказ. Все его разнообразные огрехи были напрямую приписаны методике создания, но это является довольно узким взглядом на вещи. Более подробно мы обсудим тему в следующий раз, а пока обратим внимание, как реализован переход от проекта к тексту в рассказе «Брат Шахрукх».

В ходе сочинения текста настрой на создание разнообразия владел мной постоянно. Во что он вылился в рассказе?

В очень короткие фразы, которые читатели назвали рублеными. В избыточно большое для предельного объема рассказа количество сущностей, многим из которых не удалось вызвать читательской эмоции из-за их чисто функциональной роли в тексте. В быструю смену сущностей, которая была воспринята, как подача либо рваная, либо скомканная. В сокрытие многих ключевых взаимосвязей, что, по оценкам читателей, сделало рассказ сложным.

И это все о нем – о создании разнообразия, которое в иных условиях дает великолепные результаты. Таким образом, исполнение алгоритмов каждым конкретным автором в каждом конкретном случае – это частный вопрос. Но то, что установка годится для создания широчайшего круга произведений, – несомненно. Она соответствует особенностям человеческого восприятия. Высокая динамика совместно с ассоциативной вариабельностью поддерживают при чтении постоянную пространственно-временную нестабильность (см. статью I.7), а при сочинении текста чувствуются, как управляемый хаос.