облако тэгов
Чарльз де Вет. Жнец
С улыбкой на губах я проследил, как он выпил яд, замаскированный под янтарно-коричневый алкоголь. В моем сердце не было к нему жалости. Он был шакалом в джунглях жизни, а я... я был одним из хищников. Удел шакалов — быть съеденными хищниками.
Внезапно довольное выражение на его лице сменилось удивленной неподвижностью. Я сообразил, что он почувствовал первый жестокий приступ грядущей агонии. Он повернул голову и посмотрел на меня, и я внезапно понял, что он догадался, что я сделал с ним.
— Ты! Убийца! — проклял он меня, а затем его тело выгнулось дугой, а голос застрял в глубине глотки.
Меньше минуты он сидел в возбуждении, его тело напряглось от начавшейся агонии — он не мог пошевелить ни одним мускулом. Я наблюдал, как страдание в его глазах перерастает в крещендо боли, пока мучения не стали настолько сильными, что затмили его взгляд, и я понял, что, хотя он все еще смотрел прямо на меня, он меня не видел.
Затем, так же внезапно, как и начался, спазм отпустил его тело, и он медленно сполз, скользя спиной по краю стула. Он тяжело опустился на землю, безвольно уронив голову на сиденье. Его правая нога судорожно дернулась, прежде чем он затих.
Я понял, что время настало:
— Где ты находишься? — спросил я.
Этот миг обошелся мне в шестьдесят тысяч долларов.
Три недели назад лучшие врачи штата определили, что жить мне осталось только месяц. И, имея семь миллионов долларов в банке, я не мог купить ни минуты сверх этого срока.
Я воспринял решение врачей философски, как и положено настоящему игроку. Но у меня был план: план, в использовании которого до сих пор у меня не было необходимости. Несколько лет назад я прочел статью о знахарях одного индейского племени, живущего в джунглях у истоков Амазонки. Они открыли, что сок определенного кустарника, известного только им, можно было использовать для отравления человека. Каждый, кто подвергся воздействию этого яда, умирал, но в течение нескольких минут после того, как жизнь покинула его тело, знахари все еще могли разговаривать с ним. Человек, будучи мертвым, и на вид, и на самом деле, отвечал на все вопросы знахарей. Это был их примитивный, но, как сообщается, эффективный способ мельком заглянуть в мир смерти.
Замысел возник у меня в тот момент, когда я дочитал статью, но у меня прежде не было в нем необходимости — пока врачи не отвели мне всего месяц жизни. После этого я потратил свои шестьдесят тысяч долларов и через три недели держал в руках небольшой флакон с тем самым знахарским снадобьем.
Следующим шагом было подстраховать мою жертву, моего подручного, и я предпочел призвать его к себе.
Человек, которого я выбрал, был никем. Ничтожество, без дома, без друзей, подобранное на улице. Когда-то он был образованным человеком. Но теперь он был всего лишь бездельником, и когда он умрет, никто его не хватится. Идеальный кандидат для моего эксперимента.
Я богатый человек, потому что у меня есть своя система. Система простая: я никогда не делаю очередной шаг, пока точно не выясню, куда он меня приведет. Моя сфера деятельности — фондовый рынок. Я не жалею денег, чтобы получить нужную мне информацию, прежде чем что-либо предпринять. Я нанимаю лучших детективов, подкупаю сотрудников и людей, которые могут предоставить мне нужную информацию, и только тогда, когда я уверен, насколько это возможно, в том, что я не ошибусь, я приступаю к действиям. И эта система никогда не дает сбоев. Семь миллионов долларов в банке тому подтверждение.
Теперь, зная, что жить мне осталось немного, я намеревался заставить систему поработать на меня в последний раз, прежде чем умереть. Я твердо верю в изречение, что любую ситуацию можно изменить, зная заранее о ее приближении и, конечно же, о сопутствующих обстоятельствах.
НА мгновение он не ответил, и я начал опасаться, что мой эксперимент провалился.
— Где ты? — повторил я, на этот раз громче и резче.
Небольшие мышцы вокруг его глаз сморщились от необычного напряжения, в то время как остальная часть его лица была скована смертельным холодом. Медленно, медленно, неестественно — словно движимые некой гиперрациональной силой — его губы и язык двигались. Слова, которые он произнес, были четкими:
— Я нахожусь в ... туннеле, — сказал он, — Он тускло освещен, но мне не на что смотреть.
Синие вены проступали на его щеках, как водяные знаки на полупрозрачной бумаге.
Он остановился, и я поторопил его:
— Продолжай.
— Я один, — сказал он, — Реальности, которую я знал, больше не существует, я весь влажный и холодный. Все вокруг меня навевает чувство уныния и подавленности. Это предчувствие, некая эманация, настолько глубокое и реальное, что кажется почти осязаемым. Стены по обе стороны от меня кажутся состоящими не из материала, а из беззвучных криков тоски и меланхолии незримых духов.
— Я жду, жду во мраке чего-то, что придет ко мне. Потребность в этом ожидании — врожденная часть моего бытия, и я не собираюсь подвергать ее сомнению.
Его голос снова прервался.
— Чего ты ждешь? — спросил я.
— Я не знаю, — сказал он и его голос был тоскливым от отчаяния многовековой безнадежности, — Я знаю только, что я должен ждать, это побуждение сильнее, чем моя способность сопротивляться ему.
Тон его голоса слегка изменился:
— Туннель вокруг меня расширяется, а стены отступили и исчезли. Туннель перешел в равнину, но равнина такая же пустынная, такая же заброшенная и унылая, как и туннель, а я все еще стою и жду. Как долго это должно продолжаться?
Он снова замолчал, а я собрался задать ему еще один вопрос, так как не мог позволить себе тратить время на долгое молчание, но внезапно мускулы вокруг его глаз напряглись, и безнадежное уныние неуловимо сменилось новым выражением. Теперь они выражали черный, бездонный ужас. На мгновение я поразился, как такая маленькая часть его лицевой анатомии могла выразить такой ужас.
— Что-то приближается ко мне, — сказал он, — Зверь, чудовище, отвратительно мерзкое! Зверь — слишком неадекватный термин, чтобы описать его, но я не могу подобрать слов, чтобы описать его форму. Это неосязаемое и ускользающее существо, но очень реальное. И он приближается! У него нет органов зрения в том виде, в каком я их знаю, но я чувствую, что он может меня видеть. Или, вернее, он ощущает меня чувством более острым, чем само зрение. Он сейчас очень близко ко мне. О Боже, эта злоба, эта ненависть — источник ужасной, устрашающей разрушительности, которая является самой его сущностью! И я по-прежнему не могу пошевелиться!
Выражение ужасающего предчувствия, сосредоточенное в его глазах, немного ослабло и мгновенно сменилось прежним глубоким, преглубоким отчаянием.
— Я больше не боюсь, — сказал он.
— Почему? — вмешался я, — Почему?
Мне не терпелось узнать все, что только возможно, пока не настал конец.
— Потому что... — он сделал паузу, — Потому что он не представляет для меня угрозы. В какой-то момент я каким-то образом догадался, я понял, что он также поджидает то же, что и я.
— Что он делает сейчас? — спросил я.
— Он остановился рядом со мной и мы стоим вместе, вглядываясь в застывшую, пустынную равнину. Теперь и второе жуткое существо, влекомое такой же злобой, приближается и встаёт по другую сторону от меня. Мы все трое ждём, я с тёмным страхом этой мрачной вселенной, а мои противоестественные спутники с терпеливой и злобной угрозой.
— Вот что... — он запнулся, — …я могу назвать это только аурой, она исходит от чудовищ, как поток кислоты, касается меня, и ненависть и яд холодят мое тело, как волна сильной стужи. Теперь позади меня другие представители этой ужасной породы. Мы все стоим, в ожидании, ждем кого-то, кто должен прийти. Но кто это, я не знаю.
Я мог видеть, как смертельная бледность неуклонно подкрадывается к уголкам его губ, и понял, что конец не за горами. Внезапно во мне стало нарастать черное разочарование.
— Кого вы ждете? — закричал я, напряжение и важность этого момента заставили меня потерять железное самообладание, которым я всегда гордился. Я знал, что в ответе заключен тот самый секрет, который я должен был узнать. Если бы я смог овладеть им, мой эксперимент не был бы напрасным, и я бы проделал все необходимые приготовления перед моей собственной смертью. Я должен был узнать этот ответ.
— Думай, думай! — умолял я, — Кого вы ждете?
— Я не знаю! — мрачное отчаяние в его глазах, незрячих, когда они встретились с моими, окатило меня холодом, который я ощутил в глубине своего естества.
— Не знаю, — повторил он, — Я... Да, я знаю!
Внезапно мутная пелена пропала из его глаз, и я понял, что впервые с момента принятия яда он видел меня ясно. Я почувствовал, что наступил последний момент перед его отбытием туда — отбытием навсегда. Это должно было произойти сейчас!
— Скажи мне. Я приказываю тебе, — крикнул я, — Кого ты ждешь?
Его голос был спокойным, когда он прошептал тихо и неумолимо, прежде чем уйти.
— Мы, — сказал он, — ждем тебя.