Прощайте, милая мадемуазель…
Именно эти слова из старой и разудалой гусарской песни мне припомнились, когда я услышал информацию: правительство Франции приняло решение отказаться от слова «мадемуазель». Пока — в официальных документах и учреждениях, а также в прессе, ну а дальше — будет видно.
Вполне возможно, что рано или поздно слово исчезнет даже из обихода. Ну а что тут такого удивительного? Подаст пару-тройку раз какой-нибудь продвинутый француз (а, скорее, какая-нибудь продвинутая феминистка-француженка) в суд на старорежимного своего соплеменника, и готово дело. Кому охота барахтаться в судах — тем более, если знаешь, что твое дело заведомо проигрышное? Так вот и уйдет из французского и международного употребления милое словцо... Да, еще: очень даже не исключено, что рано или поздно ретивая французская власть доберется и до своей классической литературы. Ну а что тут такого удивительного и непостижимого? Уж там-то, во французской классике, тех самых «мадемуазелей» рассыпано несчитано. Значит — надо вычистить и заменить...
Так вот: не будет отныне во французском языке никаких «мамзелей». Всех француженок будут именовать одним и тем же словом — мадам. Начиная от тех, кто только позавчера родился, и, заканчивая теми, кому завтра исполнится сто лет... Все, понимаешь ли, «мадамы»! Само французское правительство объясняет свое поразительное решение следующим образом. Дескать, таково требование французских феминисток.
Ну, просто-таки костью в горле и осиновым колом в печени застряло чистое и нежное слово «мадемуазель» у этих самых феминисток!
Не желают они это словечко ни читать, ни слышать!
Потому что, дескать, это слово нарушает человеческие права и наглым образом вторгается в частную жизнь человека!
Множество веков не нарушало и не вторгалось, а теперь — нате вам пожалуйте!
Ведь, по мнению феминисток, называя какую-нибудь дамочку мадемуазелью, вы тем самым вольно или невольно предполагаете, что эта самая дамочка — незамужняя и свободна. Это ли не нарушение человеческих прав и это ли не вторжение в частную жизнь?
Да ведь и это еще не все!
Еще — слово «мадемуазель» заключает в себе корни, означающие «девственная», «чистая», «непорочная», «целомудренная». А это уже — и вовсе сущее безобразие. В современном мире, по мнению французских феминисток, никого нельзя называть девственным и целомудренным, ибо, во-первых, это есть вторжение в интимную человеческую жизнь, а, во-вторых, такие понятия как непорочность, целомудрие и чистота давно уже утратили свое значение и смысл.
Сами феминистки, мол, даже и представления не имеют о таких понятиях, а потому — надобно отменить слово «мадемуазель», и более о нем не вспоминать. Вот так-то.
И прогрессивное французское правительство радостно пошло навстречу феминистским требованиям. И плевать было правительству, что в современной Франции тех феминисток — ну никак не более пяти-шести процентов от прочего населения. Причем тут какие-то там проценты и прочий здравый смысл?
По мнению правительства, Франция и без того отстает от мирового прогресса.
Вот, скажем, начиная с февраля сего года, в Шотландии, Голландии, Германии, США и некоторых других передовых державах запрещено на официальном уровне произнесение таких слов как «отец», «мать» и «дитя»! Отныне и во веки веков вместо этих святых слов должно повсеместно употреблять «родитель №1», «родитель №2» и «продукт зачатия»! Вот это прогресс так прогресс! Так что нечего поднимать шум из-за какой-то там мадемуазели. Тем более — французское правительство мадемуазелью ограничиться отнюдь не намерено и, поговаривают, усердно разрабатывает закон, по которому, если он вступит в действие, нельзя будет мужчину называть мужчиной, а женщину — женщиной. Потому что, мол, эти наименования, во-первых, устарели, во-вторых, бесцеремонно и нагло указывают на неравенство между мужчинами и женщинами, и даже, представьте, намекают на отличия в интимно-сексуальной сфере.
Ну и как такое можно вытерпеть!
Каким, впрочем, общим понятием будут именоваться мужчина и женщина после вступления закона в силу, неведомо.
Поговаривают, что тех и других будут назвать просто «человеком». Ну да тут, вообще говоря, можно и усомниться.
Коль уж отменили такие понятия как «мать», «отец», «дитя», «мадемуазель», «целомудрие» то, что им стоит отменить и понятие «человек»? Ну, разве — не логично?..
И все это, повторимся, сотворено по настоятельным просьбам тех самых феминисток и всяких разных прочих носителей нетрадиционной ориентации и вывихнутого мировоззрения. Им, понимаете ли, до невозможности обидно слышать о матери, отце, дитяти и целомудрии, потому что, ясное дело, никто из них никогда не будет ни матерью, ни отцом, не говоря уже о мадемуазели и целомудрии. Ну и вот — они потребовали... А правительство пошло им навстречу...
Да, впрочем, есть ли чему тут удивляться? Буквально-таки позавчера я слушал по телевизору интервью одного русского православного священника, служащего Господу в Нью-Йорке. В числе прочего этот священник рассказывал о том, как в минувшее Рождество Христово ему захотелось поздравить американцев с великим праздником. И с этой целью батюшка зашел в обыкновенный американский супермаркет. «С рождеством Христовым вас, люди!» — радостно провозгласил он.
И какое же великое смятение образовалось в магазине после этих слов!
К батюшке тотчас же испуганно кинулись и охранники, и продавцы, и покупатели, и сама хозяйка магазина! Нельзя, говорят, произносить прилюдно имя Божье! Запрещено законом! Ибо — а вдруг неподалеку находится буддист, мусульманин или какой-нибудь сатанист, и им будет неприятно слышать имя Христа? «А вдруг, — попытался вступить в прения православный священник, — неподалеку находится христианин, которому такие слова будут в радость?..» Но — никто не стал батюшку слушать, его просто вытолкали из магазина.
Вы, может, спросите, к чему я привел этот пример.
Ну, как же? Коль они там, в заграницах отменили, даже само имя Божье, то уж о таких понятиях, как «мадемуазель», «мать», «отец», «дитя» и «невинность» и говорить не приходится. Ибо обессмысливаются подобные понятия вне имени Божьего. Такая вот получается логика...
***
Ну и что же нам, не имеющим такого счастья — проживать в «мире просвещенной демократии», тут поделать?
Посмеяться над вышеприведенными законами и правительством, которое эти законы сочиняет и внедряет?
Погоревать над народами, которые волей-неволей вынуждены эти законы соблюдать?
Возрадоваться радостью великой от мысли, что уж у нас-то, в России, ничего похожего не может быть по определению, потому что де мы — народ по преимуществу православный, и потому подобным нравственно-юридическим вывертам не подвержен?
Начнем с России, то есть — со всех нас. У нас, слава Богу, можно беспрепятственно произносить и имя Божье, и мамзель называть мамзелью, и маму мамой, и дитя дитятей... Невзирая на всяческие прозападные ветры, проносящиеся над страной, никто еще не додумался (как это уже принято в той же Шотландии) вывешивать на стенах родильных домов фото гомосексуальный и лесбийских «семей» с «усыновленными» детьми, и на волнительные вопросы новоявленных отцов отвечать примерно так: «Ваш родитель номер два произвел вчера продукт зачатия, его вес — три с половиной килограмма...»
Но значит ли это, что нам в России беспокоиться не о чем? Увы, не значит. Выше я уже упоминал о всяческих прозападных «демократических» ветрах, дующих над Россией. Кто может дать гарантию, что эти ветры рано или поздно не надуют в наши души и умы чего-нибудь эдакого французского, шотландского или американского? Да у нас-то и свои собственные ветра задувают так, что будь здоров...
Вот, например: припомните-ка, как мы обращаемся друг к дружке? Я уже и не говорю о таких словах и оборотах как «барышня», «сударь», «мил человек», «отец родной», «братец», «любезный друг» и т. п. Увы, все эти добрые и милые понятия исчезли из нашего обихода, и вряд ли когда-нибудь к нам не возвратятся. А что же взамен? Во времена социалистической действительности нам упорно и целеустремленно навязывали безликое и бесполое обращение «товарищ». Сейчас — всех мужчин называют просто «мужчинами», а женщин и того хуже — «девушками». Все, понимаешь ли, «девушки», начиная от юных семиклассниц и заканчивая почтенными старухами. Подобное обращение настолько укоренилось в нашей российской действительности, что из нее перекочевало и в литературу, и в прессу, и в телевидение, и в политику...
Давайте на миг вдумаемся в потрясающую бессмысленность и жуткость таких, например, словесных оборотов. Из прессы: «Вчера в роддом номер такой-то была доставлена девушка, которая родила двойню». Какая, спрашивается, она девушка, когда она — родила? Она обязана именоваться иным почетным и великим определением — женщина. Еще из прессы: «Сегодня полиция устроила облаву, в результате которой были задержаны более двух десятков девушек, работающих проститутками». Это проститутки-то — девушки? Ну и ну! Из телепередачи: «Каждая из сидящих перед вами девушек успела побывать замужем, у некоторых имеются дети...» Из интервью, которое я лично брал у одного писателя: «Героиня моей повести — обыкновенная девушка. Она — замужем, у нее — двое детей и любовник...» «Тогда какая же она девушка — при живом-то муже, двух рожденных ею детях и любовнике? — спросил я. — Скажите, господин писатель, отчего вы женщину упорно называете девушкой? Просветите меня, темного, чем, по-вашему, девушка отличается от женщины? Во всех смыслах — юридическом, физиологическом, социально-бытовом, христианском?» Так вот: писатель даже не понял моего вопроса! Зато — он оскорбился до такой степени, что кинулся на меня драться...
Ну, разве это — не симптоматично? Я, разумеется, имею в виду не мою драку с писателем, а то, что всякого человека женского пола у нас давно и упорно прозывают «девушкой»? Чем, скажите, это бездумное, бессмысленное прозвание отличается от требований французского закона всех тамошних девочек, девушек, женщин и старух обзывать словом «мадам»? Там, во Франции, хотя бы имеется на этот счет закон. Мы же всех наших женщин, от мала и до ветхости, именуем «девушками» по собственному почину. Нам и закон-то не надобен. Мы — впереди всяческих законов...
***
Теперь — коснемся западных законов и их логики. Не надо здесь впадать в смущение от слова «логика». Она, эта самая логика, в шотландских, французских, американских и иных прочих подобных законах присутствует во всем своем губительном величии. Здесь, по сути, даже и не одна логика, а, так сказать, целых две. Попробуем вкратце рассмотреть обе.
Первая логика подобного законотворчества проистекает из взаимоотношения государственной власти и человека.
К великому прискорбию, у большинства людей из-за их падшей греховной природы нет, по сути, никаких твердых убеждений: на сей счет имеется превеликое множество христианских и философских трудов. И вот из-за отсутствия убеждений человек вынужден приспосабливаться к той социальной и юридической среде, внутри которой он обитает. Примеров тому — не счесть. Когда мы жили при социализме, выгодно было всячески этот социализм воспевать, а самого себя преподносить как коммуниста. И почти все мы воспевали социализм, и объявляли себя коммунистами. Кончился социализм, и взамен пришел бардак девяностых годов. Главными действующими лицами в том бардаке были так называемые братки, а, по сути, — бандиты. Мало кто в те времена не мечтал стать братком, не завидовал им и не желал наладить с ними отношения. С началом 21 века братки иссякли, и наступила эпоха так называемого потребления. И кто из нас сейчас не потребитель? Мы моментально приспособились... Ну и вот: а сочинит завтра наше правительство закон о, предположим, однополых браках, разрекламирует его всячески, и многие из нас станут такое дело приветствовать и находить в нем величайший смысл. Не сразу, разумеется, а прежде вытравив из своих душ брезгливость и остатки православного духа. Но это уже — малосущественные нюансы. Нет у большинства людей (за исключением истинно верующих и чрезмерно совестливых) убеждений, а есть желание приспособиться под любую, даже самую мерзкую действительность!
И вот здесь-то очень многое зависит от правительства той или иной страны и от тех законов, которые правительство для своих граждан принимает. Пожелает, допустим, правительство принять какой-нибудь великий и светлый закон, и народ-приспособленец мигом качнется в великую и светлую сторону. И наоборот: возжелает правительство принять закон мерзкий, богохульный — и большинство народа рано или поздно станет мерзавцами и богохульниками. Это было у нас при советской власти, когда рушили храмы и уничтожали кормильца-крестьянина. Это у нас есть сейчас, когда волевым правительственным решением из народа вытравили остатки истинной культуры, заменив ее всяческой мерзостью и дрянью типа телесериалов или «Дома-2», и мы эту мерзость безропотно потребляем. Это происходит сейчас в западных державах, где на законодательном уровне легализуют однополые браки, не велят произносить вслух святые слова «мать», «отец» и «Христос». Не велят — и многие позабыли об этих понятиях буквально-таки моментально. Говорю же, очень многое зависит от правительства. Правительство — поводырь, народ — ведомый. Куда поводырь народ поведет, туда они и дойдут. И правительство дойдет, и народ... Эта скорбная истина не касается людей верующих, у которых — свой Поводырь, но много ли их, верующих?
Здесь, конечно, уместен вопрос: а отчего же у современных земных держав сплошь и рядом столь неприглядные правительства? Отчего все они столь целеустремленно движутся в одну и ту же, погибельную сторону? Не стану я в рамках настоящей статьи отвечать на этот вопрос, ибо слишком пространен получился бы ответ. Да и — есть ли вообще смысл на него отвечать? Читайте Библию, там все сказано.
Теперь — логика вторая. На эту тему сейчас ведется множество разговоров и пересудов. Говорит церковь, юристы, социологи, журналисты, граждане, и лишь наше правительство (за редчайшим исключением) таинственно безмолвствует... Суть же разговоров такова. Вот отчего в последнее время столь участилось усыновление российских детей-сирот иностранными гражданами? У них что же, там, на Западе, нет своих сирот? Или, может, западные женщины разучились рожать? В чем тут дело? И вообще, куда затем, после усыновления, деваются русские дети? Кто и каким образом отслеживает их судьбы? Или — никто и никак не отслеживает? А если и становится что-нибудь об этом известно, то только тогда, когда какая-нибудь неадекватная американская семья (у которой, большей частью, отчего-то нет своих собственных детей) умерщвляет усыновленное российское дитя самым изуверским образом...
Это я все к чему? А к тому, что в российском обществе давно уже бытует мнение: большая часть усыновленных российских детей попадают затем в гомосексуальные и лесбийские семьи, коих на Западе в соответствии с тамошними законами становится все больше. Сами-то гомосексуалисты и лесбиянки, понятное дело, никого родить не могут. Вот они и покупают чужих детей, и усыновляют их, дабы слыть настоящей семьей. А что с тех несчастных детей получится в итоге, и кто наживается на этой изуверской работорговле — о том, думается, и рассуждать нет надобности.
***
Может, кто-то спросит, отчего это я начал с французских мадемуазелей, а закончил русскими усыновленными (и без вести сгинувшими на бескрайних западных просторах) русскими детьми? Ну, так это — явления одного и того же порядка. «Мать», «отец», «дитя», «мадемуазель», «Бог» — это ведь не просто слова. Это — ориентиры нашей земной жизни, наши нравственные вехи. Невозможно прожить на земле без вех и ориентиров — в какую сторону не подашься, все едино упадешь в яму. Ну и вот: лишенное нравственных вех, западная часть человечества грохнулась в роковую яму. Теперь у них (по крайней мере, в законодательном порядке) нет ни отцов, ни матерей, ни мадемуазелей, ни Бога. Коль исчезли подобные определения, то вослед неминуемо исчезнет и само наполнение этих определений.
Как же, оказывается, все просто! Запрети человеку называться отцом или матерью, и человек тотчас же перестает себя чувствовать таковыми, и впадает в жуткую дезориентацию, не зная, мужчина он или женщина, и женится на себе подобных, и усыновляет чужих сирот. И, притом, усыновляет вовсе не для того, что в его душе сохранились еще остатки родительских чувств и инстинктов. Какие там чувства и инстинкты, когда человек перестал понимать элементарное — мужчина он или женщина? Нет уж: усыновление деток лесбийскими и гомосексуальными парами — это своего рода злобный вызов тем из нас, кто еще помнит свое Божье предназначение на этой земле и стремится ему соответствовать.
Что-то будет дальше? Какое еще святое и вечное понятие будет отменено? В какой стране? Дай Бог, чтобы не в России. Вразуми, Боже, наших правителей — хоть в одном этом. Ведь жалко же мадемуазелей. Ведь красивое же было слово...
А. Ярмолюк
источник — http://www.za-nauku.ru//index.php?option=...
облако тэгов
