Кто внимательно читал такие архаические вещи, как, например, «Калевала», помните, там мир делится на две части – это Калевала и Похьёла. Калевала – в русских сказках это называется Тридевятое царство. Калевала – это там, где синее небо, белый снег, зеленые елки, зеленые деревья. И люди ходят, все нормально. А Похьёла – это там, где всегда идет дождь, везде болото и растут только ядовитые грибы, отвратительные мухоморы. Там страшная хозяйка Лоухи – такое симпатичное существо, как из страшилки, какого-нибудь американского фильма. Скелет на перепончатых крыльях – очаровашка. Так вот, если женится солидный приличный человек – Вяйнемайнен, Лемминкяйнен – кто-нибудь нормальный, он, знаете, на ком женится? Только на дочерях Лоухи. Дочери Лоухи, вот этой вот красотки, из того мира. Они с риском идут, преодолевают преграды, достают там этих «царевен-лягушек», на них женятся – во (большой палец вверх) жены, все нормально. И только шут, мерзавец Куллерво в нормальном человеческом мире встречает девушку, у них случается секс, они решают жениться, но тут же выясняется, что это его пропавшая сестра. Приходится обоим кончать жизнь самоубийством. Трагически кончается. Шут и трикстер Куллерво (что такое трикстер – я вам объясню, со временем, вам очень надо знать, что такое трикстер. Потому что это очень любопытная фигура. И она очень срабатывает в человеческой психике.)

Вообще, как все обеднил и как все сделал плоским как фонэра господин Фрейд. Я его уважаю очень. Он первый сказал, что миф – это интересно психологу. Но он первый привел все это в такое плоское, в такое пошлое состояние, ну и, конечно, в исключительно сексуальное. Будто люди не пьют и не едят, и не боятся смерти. У него один инстинкт. Основной инстинкт, между прочим, это инстинкт самосохранения. А у него основной инстинкт – не будем говорит, что, когда все знают. Ну, что его интересовало, то и интересовало. Бедного агамного Леонардо да Винчи он чуть не порвал как парус, извините. Он на психику давил – у Леонардо не было жен, любовниц, не было никаких извращений, даже самых невинных. Но так он его раздражал, он для таких, как он придумал даже слово такое красивое – латентный гомосексуалист. Ну не было ничего. Ну бывают такие люди, вы столкнетесь даже в жизни с такими. Да женщин даже таких мало, но и мужчины есть. Все бывает, наверное, на этом свете. Это когда вообще инстинктов нет. Все бывает. Человек вообще страшное существо. Пообщавшись недавно с неким коллективом, я сказала: чем я становлюсь старше, тем больше я презираю человечество. И никогда не пойду в зоопарк. Очень обезьяны на психику давят. Шучу я. Ведь как в зеркало, «гляжусь в тебя, как в зеркало», кошмар просто. Я даже немножко вам сочувствую, особенно практическим психологам, потому что вам придется смотреть на протяжении всей жизни и практически соприкасаться с существами, которые, с одной стороны, хотят хвост себе оторвать, с другой стороны, с ужасом наблюдают за его отрастанием, ну и вообще весело живут. А некоторые вообще этим хвостом обвились до макушки и довольные как танки. Но это другой вопрос.

Вообще, борьба с инстинктами человека – это самое увлекательное зрелище. Кстати, этнографы этим и занимаются. Этнографы очень часто наблюдают, как человек просто борется с инстинктами на разных этапах своего развития. Кстати, аскетизм, когда человек пытается даже от пищи отказаться, крайние формы аскетизма – это тоже борьба с инстинктами, попытка перейти на интеллектуальный уровень.

Продолжим дальше. Так вот, плоский мир, да? На каком-то этапе развития была такая экзогамия – в брак можно вступать только с чужими, а с ними смотрятся через воду. Ну, бывает, через горы. Потом появилось другое. Если сначала была плоская картина… Дорога! Дорога могла заменить реку. Дорога мыслилась как тело бога. Вот, например, у древних этрусков был такой закон: кто нагадит на дорогу, то есть, насрет на дорогу – за это казнь. Но вы не можете себе вообразить – какая. Милая-милая казнь. Человека распяливали, прижимали к земле за руки и за ноги и по нему проезжали плугом на быках. Его перерезали плугом всего лишь за то, что накакал на дорогу. Ну, вляпается даже кто – он ведь не умрет. А дорога – это тело бога, она разделяет миры.

Между прочим, вообще разделение всякое очень беспокоило людей. Вы знаете, за что Ромул убил Рема? Ромул отделял чужой мир от своего, он же собирался Рим строить. Он запряг быков в плуг и опахивал по кругу. И он не столько размечал строительство, сколько проводил магическую черту между чужим миром, наружным, и новым миром – Римом. А Рем, который был трикстером, помните, я говорила о трикстере? Кстати, лиса у нас трикстер. Кстати, кролик у африканцев трикстер. А Рем перепрыгнул, таким образом разрушив этот круг. А круг разрушать нельзя – вы это прекрасно знаете. Знаете, почему? Вы это помните, вы читали все Гоголя «Вий» и вы помните, как перепуганный до смерти Хома Брут, юный философ, человек семнадцатого века, в ужасе провел вокруг себя круг. И там, в кругу, был обитаемый, его мир, а снаружи был мир панночки, которая несла в себе хаос, разрушение и смерть. И вы помните по тексту: она стояла почти на самой черте, но не могла ее преодолеть. Люди верили в эту черту. И Ромул убил Рема.

Но это деление мира на плоскости. А потом мир стали делить не на плоскости. Мир стали делить объемно. И мир разделился на три части. И вы и это знаете, между прочим. Вы знали, я вам вроде бы много рассказываю, да – плоский мир, разделенный дорогой, рекой, опушкой леса. Кстати, на опушке леса стоит избушка бабы Яги. Расскажу все про бабу Ягу, и кто она токая. Между прочим, есть такая сказка, «Белоснежка и семь гномов». У нас это называется «Спящая царевна и семь богатырей». Когда в общежитие к мужчинам, их обычно семеро воинов, приходит женщина в лес, семь братьев. И они ей задают такой сакраментальный вопрос: кем будешь? И она отвечала на этот вопрос. При одном варианте, так сказать, приличном, не сексуальном варианте, лет через сорок она становилась бабой Ягой. А пока она просто становилась воином. Ну кем будешь – сестрой нам будешь или будешь женой всем? Она отвечала как хотела. Вот та, которая становилась женой всем – для нас это очень неприлично, для них это было совершенно нормально – через некоторое время она становилась спящей царевной, потому что она проходила определенный обряд, она слишком много знала. И потом выходила замуж. А вот та, которая говорила: я стану вам сестрой, она и становилась сестрой. Она всю жизнь воевала, охотилась, а лет через сорок, если жива оставалась, она становилась бабой Ягой. То есть человеком, проводившим инициацию. На определенном этапе ее заменили мужчиной. Баба Яга, она же несет в себе и знаки смерти, вообще, любопытное существо. И кстати, у нее ярко выраженные, если вы неадаптированные сказки читали, ярко выраженные черты пола, например, огромный бюст, и она абсолютно агамна, она абсолютно не связана с мужчинами. То есть сексуально. Она барышня, а нос у нее в потолок врос и одна нога костяная, а другая – говняная, как у меня щас. Многие признаки очень любопытны. Например, ассиметрия, это тоже признак смерти. Дело в том, что мы живем в очень кодированном мире, но большинство этих кодов не знаем. Но эти коды у нас в крови, в сознании, во всем.

Кстати, когда вы были еще крошками, даже в ясельках, и соображали еще очень плохо, мамы, бабушки вас ставили на ножки, цепляли ручками, устанавливали кругом вокруг елки, стула, торта со свечками, товарища… Когда называлось «колпачок-колпачок». И они вас тащили то в правую сторону, сторону жизни, то в левую сторону – сторону смерти. И вы все это протанцевали. Потом уже танцевали это радостно и сами. И вы знаете, что такое хоровод и что такое елка посредине. А это модель мира, между прочим. Кстати, а когда вокруг человека – это модель человеческого жертвоприношения. Вы все пели страшную песенку о человеческом жертвоприношении:

Колпачок-колпачок,

тоненькие ножки,

красные сапожки…

Могу все объяснить – и почему красные сапожки, и к чему колпачок.

Мы тебя кормили,

Мы тебя поили…

Но не буду дальше. Страшные вещи. О-о-о… О, какие песенки вы пели в детстве – жуть. Одна из самых страшных песенок – это вот «не ложися на бочок…» Вы знаете другие варианты этой песенки? Вы помните:

Баю-баюшки, баю,

Не ложися на краю –

Придет серенький волчок

И утащит во лесок,

Под ракитовый кусток,

Ля-ля-ля…

Прелесть, да? Есть другой вариант.

Баю-баюшки, баю,

Не ложися на краю,

Али завтра мороз,

А тебя – на погост,

Али бабка придет,

А холстинки принесет,

Али дедка придет,

А и гроб принесет…

Я продолжать не буду – очень милая песенка. Про похороны. Кстати, ладушки – это страшная игра. Это игра со смертью. А эта песенка очень милая. Вы когда-нибудь обнаруживали песенку о том, как ребенка поят спиртными напитками?

Ладушки-ладушки,

Где были…

Вот у многих, через год, через два будут дети соответствующего возраста, если сейчас еще нет у кого-то, и уже бабушка где-то сидит и обучает его. Хорошее дело, между прочим. Это человека воспитывают. Передают удивительное представление о единстве человечества, о единстве живых и мертвых.

Ладушки-ладушки,

Где были? -

У бабушки.

Чего ели? –

Кашку.

Чего пили? –

Бражку.

Одной моей студентке, бывшей, сейчас ей под сорок уже, бабушка, жуткая ханжа, пела ей всю жизнь так: Чего пили? – Простоквашку. Она адаптировала все на лету.

Кашка сладенька,

Бражка пьяненька.

При этом – ладонь в ладонь. Странная бабушка какая-то. Вы знаете, где едят кашку и пьют бражку? И ходят к бабушке? На тризнах. Бабушка мертвая. Это общение с мертвыми – ладонь в ладонь. Между прочим, вы это неоднократно в детстве делали.

Я сделала для себя определение – что такое миф. Не, ну я потом дам вам определения все. Нет, естественно не все, а то вы все разбежитесь. Определение приблизительно такое: миф есть чисто человеческий способ переживания, осмысления и освоения мира. Другого способа у человека нет. Расскажу вам потом массу по этому поводу анекдотов, историй и разных других вещей.

То есть, мы к чему сейчас возвращаемся? Некоторые животные воспринимаются очень странно. Кстати, животные вроде бы неожиданные. Но если внимательно посмотреть, это связано, знаете, с чем? С первобытной классификацией животных. Вот научная классификация животных появилась относительно недавно. Ну века где-нибудь с XVI – XVII, правильно? Самое грубое их деление – на травоядных и хищников. Но это не совсем нормальное, конечно, деление. Потому что есть такие товарищи, типа нас, приматов, свиньи, например, очень близкие нам, физиологически, другие подобные. Понимаете, мы ведь жрем все. Как солдаты первого года службы, которые едят все, что не прибито гвоздями. Человек ест все, он всеяден. Ну ладно, в принципе, мы можем и без мяса обойтись. Часть наших, так скажем двоюродных… Ну, шимпанзе, они жрут все, а оранги – они как Лев Толстой в последний период жизни. Знаете:

Великий русский писатель

Лев Николаевич Толстой,

Который не кушал ни рыбы, ни мяса,

Ходил всю дорогу босой…

Песня такая есть. Но, в принципе, приматы всеядны. Первобытные люди не делили так даже на этом уровне. Они делили их не по этому принципу. Не по принципу – что ест. Для них было важно, что ест, но не одна еда была интересна. Они делили на хищников, травоядных и падальщиков. Очень странное деление как будто. Но в нем есть своя логика. Падальщики, как они считали, хотя они прекрасно знали, что ошибаются. Как мы прекрасно знаем, что ошибаемся, когда делим на травоядных и плотоядных, потому что есть еще и всеядные, да. Они прекрасно понимали, что падальщик и убивает иногда. Но у них логика была такая: травоядный не убивает, плотоядный убивает и ест, а падальщик мясо ест, но не убивает. Но вы знаете, что падальщик, с кем справится, того и убьет. Все это было.

Вот это деление очень любопытно. Они еще делили, знаете как, животных? По этажам. Когда я буду говорить о мифе, я попытаюсь вам объяснить, по крайней мере, как я понимаю, как миф возник. Потому что это первая форма сознания и одна из главных форм сознания, которые пользуются человеком. И миф возник, видимо, в тот момент, когда человек стал человеком. То есть, когда начинался антропосоциогенез – происхождение человека и человеческого общества. На каком-то этапе они, бедняжки, которые жили вот так (показывает большой палец) с инстинктами. Жили они с инстинктами неплохо – ориентировались, ели, пили, размножались, погибали. Все как у других животных. На каком-то этапе они начали меняться – эти инстинкты начали угасать. И что самое страшное? Они стали как-то… Перестали ориентироваться в мире. Им нужно было совершить переход с инстинкта на понимание мира. И вот чтобы понять мир, чтобы что-то понять, надо разделить, надо расчленить. Ну, хотя бы, на то и другое, на свое и чужое, на здесь и там. Самое простое – это бинарное разделение. И они начали делить. И поделили.

Вот первое деление мира – ну, примитивно, конечно. Я все примитивно, все перескакиваю через тыщи «но». Они поделили мир, скажем, по… Следы этого деления можно обнаружить в фольклоре, в сказке, например. Вот герой, когда он идет в другой мир, чтоб совершить там подвиги, там невесту найти, или жениха, волшебные предметы. В сказке этот мир, в русской в частности, называется Тридевятое царство, Тридесятое государство. Двадцать седьмое, тридцатое – это что? Так вот, что преодолевает – он преодолевает опушку леса. Вот по опушке леса у него делится. Кстати, помните сказку про вершки и корешки? Там все события происходят на грани – на опушке леса. Человеческий мир и животный мир. И человек и животное делят мир на опушке.

Мир можно разделить по реке. «Мы с тобой два берега у одной реки». Кстати, идея, ну, если не любви, то… Любовь – штука очень поздняя. Для любви, опять же, как и для скуки, нужны личности. Для секса достаточно животных. Для брака нужны люди и чтобы мир делился, членился – те и эти. И вы обратили внимание, что до сих пор некоторые предметы и географические места связаны с идеей брака, а мы их сейчас уже связали с идеей любви. Где лучше всего назначать свидание? У воды. Попробуйте придумать этому практическое объяснение. Да бесполезно. Самое лучшее место свидания – на берегу реки. Очень хорошо в поэзии рассказывается, как «я на этом – ты на этом».

Целый миф у древних греков есть – безумно глупый миф. Мы так умиляемся – Леандр и Геро. Это парочка идиотов. Вы знаете, непонятно, кто им мешает жить вместе. Потому что Леандр живет на острове, а Геро живет через пролив на материке. Ни про родителей, ни про общество – кто как относится к их любви – ни слова. Главная преграда их жизни – это пролив. Вот он вечером ныряет в этот пролив… Это, кстати, один из первых сюжетов мировых об одновременно умирающих влюбленных. Я вам целую лекцию прочту, как этот сюжет возник. Еще есть такой сюжет замечательный – муж на свадьбе своей жены. Чудный сюжет. Вот поверьте мне, что сюжет об одновременно умирающих влюбленных возник не из того, что любят люди друг друга, а их растаскивали-растаскивали, растаскивали-растаскивали, они не выдержали и покончили жизнь самоубийством. Вы понимаете, это сюжет такой. А возник он не из этого. О, если б знали вы, из чего он возник… Ну ладно, узнаете еще.

А муж на свадьбе своей жены? Ничего фантастического. Вот поженились люди, и его куда-то послали, далеко-далеко. И вот его нет и нет, нет и нет, и к ней начинают приставать. Выходи замуж, выходи, а то хуже будет. Она отказывается-отказывается, вертится-вертится… Одиссей, например. С Пенелопой была такая проблема. Двадцать лет женщину мяукали: выходи замуж и выходи. Она крутилась-крутилась, как могла. А он как вернется, как всем навернет! Между прочим, у нас былина такая есть «Добрыня Никитич». Расскажу! Это очень забавно. У восточных народов есть про это «Ашик-Кериб», у восточных народов есть про это «Алык-Манаш» и «Алкамыш». Вы думаете, это от того, что он уехал, его долго не было, к ней приставали, а он приехал? И навернул всем? И потом это все начали рассказывать? Кстати, в реальной жизни это все может быть. И, может, и было когда-то. НО. Не из этого сюжет возник.

Я вам просто долго буду объяснять, из чего сюжеты возникали. Вам еще опротивеет, потому что я буду хищно и злобно подползать к известному сюжету. Про одного мужика, бедняжку, который был идеальным человеком и сыном прекрасного человека, великим государем, великим гражданином, прекраснейшим семьянином, вообще героем, великим царем. Но он без своей воли убил папу и женился на маме. Эдипом его зовут. И про одного хитренького дяденьку, у которого имя было как мое отчество, он просто делал вид, что он Зигмунд, который в хвост и в гриву использовал этого мужика, этого трагического героя. Разобъясню, как и этот сюжет возник. Но я опять далеко ушла, меня надо вгонять обратно. Знаете, видимо, где-то на третьей-четвертой лекции, мои лекции станут нормальными и линейными. Я как увидела две рогатины (имеется в виду штатив с видеокамерой) – у меня мозги поползли в сторону, и я начала это самое. Но ничего, я все это в порядок приведу.

Так вот. Сначала мир на плоскости, да? Кстати, с любовью всегда связаны стрелы. И это я вам объясню. Вы обратили внимание? Ну постоянно. С одной стороны, Амур почему-то с луком. Ну ладно, сердце там болит, когда влюбляешься. Как будто в сердце ячейка для этого есть. Вы прекрасно знаете, что совсем другие центры. Ну, хотя бы, в голове. Но! Вы знаете, что есть такая русская народная замечательная сказка «Царевна-лягушка». Начинается она очень своеобразно. Было у царя три сына, да? Так вот, было приказано им очень интересно искать невесту. Если вы посмотрите – искали ли когда-нибудь где-нибудь так невесту – вам любой этнограф скажет: нет. Но многие этнографы вам разобъяснят, почему стрела. Разъясню, будет время.

Ну вы знаете, это вообще картинка с выставки. Они стреляют, и кто стрелу подберет – а если такая «красотка» как я? А если вообще бабушка древняя? А если вообще, извините, лягушка? Он вынужден на ней жениться. Вообще, я представляю себе такую картинку: выстрелил старший царевич – и попала стрела на боярский двор. Скажем, стоит боярышня и семечки лузгает. Вообще, трудно. Семечки-то появились поздно. Ну, что-нибудь кушает. Жрет яблоко или репу боярышня. И вдруг в столб ворот впивается стрела. Боярышня смотрит, соображает, что стрела должна принадлежать царевичу, тихо радуется, жрать яблоко перестает и говорит: «О! Царевич! Хорошо, не в глаз». Он же вообще и пристрелить невесту мог. И действительно, брак связан с водными источниками. Кстати, тот же герой Шолохова, я имею в виду Григория Мелехова. Он видел эту Аксинью каждый день через плетень – ему не доходило, что это его женщина. А когда он увидел ее идущей от Дона с водой – он понял. Где пушкинский царевич Дмитрий встречается с Мариной? У фонтана. А уж многочисленные песни – всегда у реки. Ну, мы вернулись к Леандру и Геро. Вот Леандр переплывал к Геро вечером, а утром он обратно плыл. Однажды Геро ждала его, ждала, он не приплыл, она жутко обиделась. А когда была ясная погода, была такая видимость, что можно было посмотреть с материка, что он там на острове делает. Она посмотрела – его не было. Она посмотрела вниз, а он, оказывается, о скалы разбился. Там и лежит. И Геро, естественно, утопилась. Вы понимаете, вот водная преграда устойчиво, от Леандра и Геро и до героев Шолохова. Образ стрелы – вы знаете:

Амур звенел колчаном ветхим

И улыбался мне хитро…

И так далее. Все это откуда-то взялось, все это имеет объяснение. Это связано как раз с делением мира. Мир делится, скажем, по реке. Кстати, брак был возможен только между людьми разных миров, а разные миры – это по разные стороны реки. И знакомились через реку, через ручей. Потому что со своими никакого брака быть не могло.

… и вообще у всей природы, и у семьи священника. Странная семейка. Имеется в виду, конечно же, не семья священника. Мир рушится. Семья попа – его дочери, его жена и он сам – это как бы модель человеческой семьи, модель человеческого общества. Причем, не просто людей, а сакрального общества, священного. Вот очень часто, когда в фольклоре мы встречаем слово «поп», надо думать не поп, а жрец. Надо думать: шаман.

То есть – полная разруха. Девушки, несшие воду, выливают воду и разбивают ведра, ломают коромысла. Их мать, узнав, что мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось, плачет дед, плачет бабка, она жидкое тесто для блинов выливает на пол и начинает втирать в половицы. Священник, увидев свою семью за этим занятием, отрезает себе косу, то есть отказывается от профессии, рвет церковные книги и поджигает церковь. Горит природа, рассыпается человеческое общество – полный крах. Почему? Что это за катастрофа такая мировая навалилась на мир из-за того, что мышка бежала?

Почему именно мышка? Мы говорили о том, что каждая девушка знает. Нормальная, воспитанная в кругу других девушек. Часто вот девушка воспитывается, она видит своих ровесников, или в совершенно мужском кругу воспитывается. Или мальчик в совершенно женском кругу воспитывается… В древности такого не было. Каждое существо определенного пола воспитывалось в ватаге разновозрастных детей своего пола. И это передавалось очень четко. И мы говорили, что каждая девочка знает, что есть такая ситуация, когда люди начинают смеяться. Женского полу. Смеются все, долго смеются, достаточно палец показать – смеются, пока рано или поздно кто-то из старших скажет: «Хватит. Как бы чего не вышло». Они боятся внеплановой беременности. Потому что не знают этого девочки. Не знают этого взрослые. Никто не знает. Специалисты только знают. Но это из поколения в поколение передается, и это еще живо. Опасно много смеяться. Как бы чего не вышло. Потому что смех порождает жизнь. Это связано с древнейшими представлениями о партеногенезе, то есть девственном зачатии. Когда секс и зарождение новой жизни в сознании абсолютно не связаны. Абсолютно не связаны. Это как очень смешно иногда слышать рассуждение о том, что древние люди боялись инцеста, потому что боялись народить уродов. Ха-ха-ха! Извините, если сам половой акт не связан с зарождением жизни, то этого они не понимали совершенно точно. Были другие причины и была другая логика. И мы то относимся к нашим предкам как к полным идиотам, что совершенная неправда. А то мы у них отыскиваем совершенно нашу логику.

Вот я сейчас сижу среди психологов, и я просто поражена одной вещью. Вот мы книжку сейчас пишем и смотрим слова, отражающие определенные чувства. Печаль, тоска и скука. Вот знаете, древний человек знал, что такое печаль. Я вам объясню жест печали. Потому что существует жест печали, и вы все его видели. И вы все его воспроизводили. Например, когда играли в ладушки. И в детстве с вами играли в печаль. Ладушки – это игра в смерть и в печаль. Это игра в живого, который печалится, жаждет общения с мертвым. Это и есть печаль. Тоска – это мертвый желает общаться с живым. Это очень древние слова. И древние знали, что такое печаль и что такое тоска. Но они абсолютно не знали, что такое скука. Вы знаете, когда впервые на письме в русском языке (я понимаю, что устно оно, может быть, существовало и раньше) было употреблено слово «скука»? Кстати, по форме, вроде бы, очень древнее. От слова скукоживаться, сжиматься, принимать форму эмбриона. И, кстати, именно при скуке человек такую позу принимает. При тоске, печали – нет. При печали у него совершенно другая поза – это поза устремленности. Собственно, как и при тоске. А знаете, кем надо быть, чтобы скукожиться, как эмбрион? В каком году впервые на письме было употреблено это слово – это же смешно говорить – в 1704 году! Представляете, как недавно? Ну лет на сто раньше это слово возникло, не больше. Почему? Да потому, что чтобы испытывать тоску и печаль, надо быть человеком. А чтобы испытывать скуку, скучать – нужно знать, что такое абсолютное одиночество. Кстати, и среди людей тоже. А для этого, как минимум, надо быть личностью. То есть человеческой особью, способной жить отдельно от коллектива. Не личность не испытывает этого.

Вот иногда мы смеемся в каких-то фильмах, иногда даже художественных, видя каких-нибудь степняков, каких-нибудь представителей северных народов и так далее. Сидит человек, строгает веточку, или просто смотрит вдаль – ему не скучно. Нас же моментально охватывает скука. Вспомните, скукой кто мучается? Поздние герои. Вот если бы вы были знатоками и любителями литературы, вы бы знали, что герои, скажем, «Илиады» или «Одиссеи» никогда не скучают. Они тоскуют, они печалятся. А кто начинает скучать? Ну, Фауст скучает по-черному. «Мне скучно, бес», — говорит он Мефистофелю.

Что такое скука? А это чувство личности, индивидуума. Это очень недавно. Так что даже чувства мы испытываем временнЫе. Я отступила, но ничего, мы вернемся. Как за двести лет изменилось употребление многих слов. Например, сейчас сказать «роскошный мужчина» — что это значит? Красивый, сексуальный, умный, ля-ля-ля. Знаете, что в восемнадцатом веке значило «он был роскошен»? Любил роскошь и имел возможность ею пользоваться. То есть совсем другое. И тоже – двести лет каких-то несчастных. Знаете, что значило «любовница» в восемнадцатом веке? Можно было сказать, например, про пятилетнего мальчика, что четырехлетняя девочка его любовница. Знаете, в каком смысле? Он ее любит. А то, что сейчас называется любовницей, тогда называлось любительницей. Вы представляете? Вот сейчас мы говорим «любительница кошек»… А тогда любительница была в смысле любовница. А любовница – в смысле возлюбленная, любимая. То же слово, а значило совершенно другое.

Вы знаете, раз уж я разгулялась по этому поводу, где-то до пятнадцатого века слово «лютость» обозначало крайнюю злобность и жалость, милосердие. Сейчас уже не обозначает. А вот в польском и чешском до сих пор обозначает. А у сербов – как у нас. Вот у всех православных славян… Вот слово лютость разделилось. У православных христиан оно стало обозначать злобность, агрессивность крайнюю. А у католиков – жалость. Видимо, язык и психология – они где-то сходятся. Жалость крепко связана в нашем сознании с лютостью. Жалость может кончиться убийством, понимаете. И я знаю теперь – почему. Это меня как всегда в сторону понесло, не умею я останавливаться. Какое счастье, что я не капитан. Вообще кошмар – меня боковые течения так уносят!

Возвращаемся к нашему. То есть мы знаем то, что мы не знаем. У нас масса информации не расшифрована. В частности, не расшифрованы представления о некоторых животных. Ну почему свинья – ха-ха-ха? Свинья – смешно, осел – смешно. А лошадь и корова – это, в общем, серьезно. Что – свинья такая грязная? Нет, конечно. Что – осел такой глупый? Да ерунда. Лошадь, прямо скажем, немного интеллектуальнее. В чем дело? Кстати, свинья умнее коровы в сто раз. И коровы, возвращающиеся где-то после дождя, они смотрятся не чище свиней. Почему? В чем дело? К некоторым животным отношение особое, к некоторым предметам особое отношение. Ну, мы с этим столкнемся.

Или, например, другое. Почему лисичка хитрая? Что, она хитрее волка? Биологи говорят: да нет, не хитрее. Или, например, кролик. Кролик – кроткое, невинное существо. Для африканцев кролик… Причем, африканские охотники, которые прекрасно знают, что такое охота, что какое животное стоит – все прекрасно знают. Кролик – самый злой и хитрый зверь. Вот спроси, вот этот мужик, который, что называется, сам загоняет антилоп, на хищников охотится, он вам про кроликов такое порасскажет. Мифологическое, от чего волосы дыбом подымаются. А ведь кролик не в состоянии вообще ничего сделать – он в норку прячется. Он даже, в отличие от зайца, отбиться ни от кого не может. Заяц хоть от хищной птицы отбиться может: он падает в отчаянии на спину и начинает колотить ногами, иногда убивает хищную птицу. Кролик ничего не может. А кролика боятся. На полном серьезе (а мифология – это на полном серьезе, не надо путать миф со сказкой, что очень часто у психологов происходит – ну мы потом разделим миф и сказку). Ради Бога, это я уже себе говорю, а то начну сейчас объяснять, чем миф отличается от сказки. А я начну объяснять, уйду в другой угол – и все.

Так вот. Дальше в мифе, который на полном серьезе, рассказывают следующее. Охотники! Знающие охоту не так, как мы. Знающие животный мир не так, как мы. Знали бы плохо – они бы вымерли давно. Они на полном серьезе говорят: кролик – О! Кролик приходит к любому зверю крупному, иногда хищнику, иногда – нет. И предлагает ему просанировать зубы. Тот по наивности открывает рот, кролик через горло проскакивает внутрь организма, пожирает печень, а потом сердце. Животное в жутких страданиях умирает, в кролик прогрызает его тушу, окровавленный выскакивает наружу и пляшет. Спрашивать, где вы видели пляшущего, скажем, на туше слона кролика – бесполезно. Потому что, знаете, я одно вам только скажу: миф отличается от сказки знаете, чем? Чем искусство (сказка – это искусство) отличается от теоретической науки. Вот спрашивать, почему эти первобытные люди, их мифы такие бредовые, они так неадекватно отражали реальную действительность, чему они могли их научить… Я сейчас вот коротко-коротко (это я себе, конечно, себя на место ставлю). Вот знаете, что – у них была практическая учеба. Они учились стрелять из лука, выслеживать зверя, разжигать огонь, то, се, пятое-десятое – это была практика. Они это выучивали в совершенстве. Кажется – при скудной, убогой, бедной, голодной, ужасно рискованной жизни первобытного человека что же еще надо? Ну, развлечения. Ну, скажем, это вот искусство. А на кой миф? А вот это для чего было надо. Для чего прикладная математика – все знают. Для чего прикладная психология – и я понимаю. Для чего литературная критика – всем понятно, да? Это объяснить. Вот вышел роман – а его объяснили. А зачем теорию литературы изучать? Правильно? Это же сложно, это немногие могут понять. Прикладная математика – это посчитать, как экономика будет развиваться. Это посчитать что-то еще – натяжение металла, например. А зачем теоретическая математика? Зачем теория развития человеческого сознания, теория? Хотя практический психолог может сделать для обычного человека даже при небольших знаниях очень много. Зачем изучать теорию, мозги ломать? А вы понимаете, практической науке и практике вообще без теории нельзя. Хотя есть вещи, которые никогда практической пользы не принесут. Например, изучение художественного сознания людей. Какая может быть практическая польза от этого? Кто от этого похудеет, растолстеет, станет счастливым? А это – необходимо.

Для чего человечеству теоретическая наука и предварявший ее миф? Для простого. Чтобы быть человеком. Люди без теории, даже самой бредовой, даже сверхошибочной, вообще не живут. Есть хорошее определение мифа: миф есть сознание первобытного человека. А Лосев знаете, как определил миф? «Всякое высказывание есть миф». Вот я пришла и сказала: я – Софья Залмановна Агронович. Это высказывание. В какой-то мере это – миф. Потому что я не очень та Софья Залмановна, что была вчера. И завтра я буду не очень той, которая сегодня. Но это относительно, конечно.

Как обычно, продолжение следует...

***

Так вот. О чем я сейчас? Вот, я уже на минуту потеряла нить… О чем я о последнем говорила? Аид, да. Так вот Аид, как вы помните, похитил дочь богини Деметры Персефону. Он ее утащил под землю, когда она гуляла на лугу. А она – девушка со связями, у нее мать – богиня плодородия. Кстати, у ее матери никогда не было мужа, никогда не было возлюбленного. А дочь у нее есть. Вопрос: откуда? Партеногенез. Это представление древних людей. Потому что они так видели мир. Чтобы понять, как видит мир современный человек, надо представлять хотя бы немного, как видел мир древний человек.

И вот Аид ее похищает, и он ведет себя так же, как Кощей. Вы помните, как Кощей обычно утаскивает Василису Премудрую. Он не насильник. Он не заставляет ее, даже замуж за себя не заставляет. Он вокруг нее пляшет, дарит ей золото, драгоценности и умоляет. Но он в сказках у нас отвратительный. Кстати, какой он – не описано. Он только старый и костлявый. Его обычно рисуют в виде скелета. Аид выглядит нормально, хотя он хозяин царства смерти, кстати, и царства золота тоже. А золото и смерть всегда связаны, я вам объясню, почему. Это очень важно для сказки про курочку Рябу. Он в пределах юмора выглядит, не хуже других богов. Он пляшет, пляшет вокруг Персефоны. Имя у нее Персефона, а кличка у нее Кора. А Кора – значит девушка. Интересная кличка. Потому что она же выйдет за него замуж, все равно. Кстати, Василиса Премудрая никогда не выходит замуж за Кощея. Это – сказка. Всегда придет спаситель, всегда придет бывший муж, или жених, или какой-то другой юноша. И она выйдет за того, за земного. А здесь – она выйдет замуж. Вы помните: он ее умолял, он ее упрашивал, он был любезен до крайности. А мать хлопотала наверху. В мифе девушку спасает не юноша прекрасный. В мифе ее спасает мать.

Персефона сидит голодная. И он ее умоляет хоть что-нибудь съесть. А она все время отказывается от пищи. Она не дурра, она мифологию знает лучше вас. И она знает, что в царстве смерти нельзя вкушать пищу мертвых. Но он приносит ей огромный поднос с десертом. И все это настолько роскошно, настолько блистает и сверкает… И сверху лежит разломленный гранат, вообще великолепно. И он так умоляет, что она не выдерживает. Ей его жалко, и она проглатывает одно зернышко граната. Все. Вы помните, потом какую жизнь ведет Персефона? Она вынуждена выйти за него замуж. Но в сказке (в любой сказке, не только в русской) такого никогда не произойдет. Похищенная мертвым царем девушка всегда вернется на землю. Иногда он даже погибает и проваливается. Его смерть находит.

Так вот, здесь происходит все так: она съела мало, незначительно. Причем, съела она растение, связанное с плодородием. И поэтому жизнь ее двойственна. Зиму она должна проводить с мужем, в подземном царстве, среди мертвых и золота. А весной она как бы прорастает и отправляется к матери на каникулы. Весну и лето она, как семя, прорастает наверх, живет в мире живых. Осенью она себя снова засевает в мир смерти и пребывает с мужем. Вы понимаете, что это за образ вечного вращения?

То же самое, приблизительно, происходит в сказке. Но в сказке всегда, что называется, добро побеждает зло. Я всегда улыбаюсь на этот счет, насчет добра, побеждающего зло в сказке. Иногда добро в сказке такое – ну слов нет. Особенно, если внимательно присмотреться к сказке или посмотреть эту сказку в варианте очень древнем. Или сохранившейся в записи. Античной, например, шумеро-аккадские записи есть. Или посмотреть, как она у примитивных народов была еще в веке XVIII-XIX была. Я вам когда-нибудь расскажу «Аленушку» в папуасском варианте. Понимаете, точно «Аленушка», она даже поет пестню, правда, немножко другую. Вы помните, чем Аленушка кончает? Врагов ее привязывают к коням и пускают по полю, разрывают. Аленушка – не знаю, смотрит на это или не смотрит. А папуасская Аленушка, она даже участие принимает в мероприятии подобном.

Так вот, здесь, конечно же, побеждает героиня с героем, они убивают Кощея. И вы все читали именно этот вариант сказки о Кощее. Пушкин записал не этот вариант. И если тут хоть что-то понятно – а не цапай противный Кощей чужую невесту или жену. То там – никого он не похищает, никого он не утаскивает. Кощей сидит себе на месте. То есть Вырин, хозяин Вырея. Кстати, еще Владимир Мономах говорил: князья, говорит, уподобьтесь птицам. Когда весной они прилетают из Ирея, она каждая садится на свое гнездо, а вы деретесь. В ту пору он, конечно же, был христианином, Владимир Мономах, но образ Ирея, с которого прилетают птицы все равно был. Знаете, кто эти птицы? Это души мертвых. Кстати, до сих пор на могилы сыплют крошечки, пшенцо – это для них. Люди воображают, что они православные христиане, что они атеисты, а пшенцо-то как язычники сыплют.

Так вот, вернемся. Он никого не похищает и не трогает. Он живет себе, и есть у него дочь-красавица. Откуда она взялась? Состоял ли он когда-то в браке – это неважно. Вы понимаете, нет этого. Он вдовец? Нет. Вот дочь у него – красавица. И вот молодой человек лезет туда, знакомится с дочерью Кощея. Она прячет его за печку. Кощей прилетает с работы и спрашивает дочь о запахе непристойном, который царит в их доме. «Фу-фу! Русским духом пахнет!» Только это человеческим духом пахнет. Она говорит: «Папа, это ты там летал и набрался».

Убить его нельзя, он бессмертен. И она начинает выяснять: «Папа, а где, собственно, твоя смерть?» Кстати, смерть, существующая отдельно от существа, это очень древнее представление. У Самсона она была в волосах, у Ахиллеса она была в пятке, у Саслана, осетинского героя, она была в колене, у Зигфрида она была в лопатке. Их закаляли, купали, но недостатки были некоторые в работе. А у Вырина, или как он в сказке называется, Кощея, извините, в яйце. Уж где есть, там есть. Так вот интересная вещь. Он говорит: в венике. Кстати, веник – это священная вещь. Он прилетает в следующий раз и спрашивает: «Дочка, что ж ты золотом, изумрудами изукрасила веник?» — «Так там твоя смерть». То есть, она делает то же, что и похищенная женщина. Но поведение похищенной женщины понятно. Она хочет вырваться, она прячет возлюбленного, мужа даже, за печкой. А это – дочь. И когда отец говорит ей, где его смерть, вот тогда добрая дочка отдает отца своего головой своему другану. Он его жестоко убивает. Смягченный вариант – это чудо-юдо. Там его бросают одно и не вспомнят его никогда, и не вернутся к нему никогда. И все нормально: она уходит и не дрогнет. Она убила отца. Она не похищенная женщина, но она ушла. Вот у Пушкина так Дуня уезжает с Минским. Но она вернется. Героиня сказки — не вернется никогда.

Удивительное дело. Мы в сказках видим часто то, чего там нет и не было никогда. Например, добро, побеждающее зло. Да, добро там побеждает зло – свои побеждают чужих. Но понятие добра там совсем не такое, как у нас. Абсолютно не такое. И об этом говорить нужно. Знаете, сейчас, чтобы немного снять стресс, я вам расскажу свой любимый анекдот. Он построен на сказках. Анекдоты часто построены на сказках. Анекдот – это совсем другой жанр. Кстати, это мифологический жанр. Чудный анекдот построен на сказке о Красной Шапочке. Он сравнивает древнее и современное сознание. В этом анекдоте как раз работает современное сознание.

Идет Красная Шапочка темным лесом. Настроение прекрасное, птички поют, солнышко светит. Она несет корзинку с завтраком для бабушки. А настроение прекрасное потому, что, во-первых, вчера волк сдох и бояться нечего. Во-вторых, на ней все новое, с иголочки, вплоть до красной шапочки, все по современной моде, потому что вчера старое волк все желудочным соком замочил и подрал. И в-третьих, вечером у нее свидание с молодым очаровательным лесорубом, который вчера ее спас. Вот она идет, идет — и вдруг в самом безлюдном и немножко даже темном месте выходит ей навстречу огромное, отвратительное, злобное говно. И говорит: "Ну что, Красная Шапочка, я ведь не волк, я тебя съем". Красная Шапочка говорит: "Теперь, когда я влюблена, когда я так счастлива... Да не боюсь я тебя, гадкое, мерзкое, отвратительное говно! Съест оно меня! Да я тебя сама съем!" И съела. Так добро в очередной раз победило зло.

Когда мы говорим о победе добра над злом, надо задуматься как-то на минуточку. Вы знаете, у нас есть такой наш ученый Бахтин, вот когда-то его спросили: добро когда-нибудь победит зло? Он знаете, что ответил? «Не дай Бог, тогда жизнь остановится. Ведь борьба добра и зла – единственное, что движет жизнь». Наверное, так. Вы представляете – добро окончательно побеждает зло. И наступает одно добро. И все тонут в варенье. Это же ужас.

Мы продолжаем. Мы немножко погуляли по сказкам… Я вам еще не рассказываю про Деметру. Как она хлопотала. Как она билась, билась, а ничего не получалось. Она расстроилась и перестала улыбаться. И природа начала умирать. Все начали голодать, солнце перестало светить. Я не буду рассказывать, как ее развеселили. Но когда-нибудь расскажу. Приблизительно так же, в другом совсем конце мира, веселили богиню Амитерасу. Японскую богиню солнца, которую вообще напрягли, расстроили до предела, она перестала смеяться, ушла в пещеру, завалила себя камнем и сказала: «Пошли вы все!» И мир стал умирать. Ее развлекли точно так же, как Деметру. Тоже богиня смеха, тоже развлекла ее известным способом, не очень приличным. Одним и тем же. Что, японцы ездили к грекам за сказками и песнями? Нет, конечно. Что, греки с японцами общались? Да нет, конечно. Вы понимаете, вот эти культурные представления, категории культурные, такие как смех. Как мы его понимаем, такие, как линия, прямая, круг, предметы многие, представления многие человеческие… Культура зашифровала очень много интересных вещей, связанных со становлением и формированием человеческого сознания.

Мы никак, никак не можем с вами возвратиться к этим… Как их?.. Тьфу! К яйцам! Итак, курочка Ряба. Что мы имеем? Мы попытаемся проанализировать этот текст, в общем, бессмысленный и бредовый. Мы попытаемся проанализировать его с точки зрения другого языка. Не того языка, который я все время критикую и все время ухожу в сторону, а попытаемся по-другому. Вот смотрите: что мы там имеем? Про старика и старуху мы говорили. Их мы пока отложим в сторону. Что мы имеем? Два яйца, одно из которых золотое, а второе простое. Мышку мы имеем. Ну вот, в основном, все. Давайте, разберемся со всем этим.

Ну, курица – она, как говорится, бог из машины. Она эти яйца производит. Давайте, посмотрим – что такое яйцо. Вы знаете, людей всегда, в любую эпоху мучили одни и те же проблемы. Их мучили одни и те же экзистенциальные, одни и те же онтологические проблемы, их мучили бытовые и теоретические проблемы, и практические проблемы. Разные, но всегда одни и те же. И они всегда находили для них ответ. Вот человек удивительное существо. Он до сих пор полностью объяснить мир не может. Полностью объяснить мир, до конца, люди никогда не смогут. Но человек так устроен, что он не может просто жить в необъясненном мире. Он должен мир, в котором он живет, объяснить. А так как информации бесконечно мало, даже сейчас бесконечно мало, об этом мире. А в самом начале антропосоциогенеза, то есть жития общества и человека, этой информации вообще был смешной мизер. Вот при той информации еще надо весь мир разъяснить. И объяснить все, объяснить исчерпывающе. Объяснить основные категории. Объяснить пространство и время, жизнь и смерть, добро и зло, объяснить соотношение человека и общества, общества и природы. Ну вообще – задача! Мы-то это с трудом делаем, и мы это часто делаем по-бытовому, полуинстинктивно. Ну, например, поймай сейчас кого-нибудь и спроси: как ты время понимаешь? Поступательное оно или круговое? Или – вот ты прочитал роман какой-нибудь, какое там время? Ну, прочитал. Эпоху назовут. А как там время? (пожимает плечами) Но человек не может жить в необъясненном мире. Кстати, доказано. Но вот для того, чтобы объяснить мир, на древнейшем этапе, появляется миф, мифологическое сознание. Там за счет фантазии, за счет домысливания, додумывания создается общая картина мира. И это не бред какой-то, это не сказки, это не пустомельство, не досадные смешные ошибки. Это необходимо. Если у человека, например, от родового сознания (у первобытного человека) отнять миф – он перестанет быть человеком. Общество рассыплется. Миф сдерживает общество. Миф сдерживает сознание, не дает ему распасться.

Кстати, как я думаю, появление у человека индивидуального мифа – это признак безумия. Ну, какой, например? Ну, например, инопланетяне выбрали именно меня, Софью Залмановну Агранович. И они мне регулярно передают передачи, как исправить человечество. Безумие – это что? Это индивидуальный миф. Коллективные мифы не страшны. Потому что они – коллективные, с ними живут все. Рано или поздно все эти мифы сбрасывают, как сбрасывает змея свою шкуру, и влезают в другую шкуру. Это уже отдельный разговор.

Так вот. Как представляли люди появление человечества, появление жизни? Понимаете, они могли только видеть наглядно то, что происходит. Они могли видеть, как появляется жизнь, когда рожают. Но это было неинтересно. Когда рожает животное или даже женщина – ну и что? Она же живая. Ну и подумаешь, из живого выходит живое. Причем, логика у них была точно как наша. Живое появляется из неживого. Вы заметили, да? Что вам говорили биологи? Ну конечно, они вам говорили сложнее. Я говорю на первобытном интеллектуальном уровне. Но сущность такая: живое появилось из неживого. Как бы это посмотреть? Они очень просто это посмотрели. Вот яйцо. Яйцо не мыслится как живое, хотя его кто-то снес. Вот у них как-то разрыв происходил между курицей, страусом или крокодилом, которые несли яйцо… Звонка не было? Был! О! Прошу вас, отдохните.

Продолжение, надеюсь, следует...

***

Дальнейший текст изображает какое-то безумие. То есть, не дальнейший текст, а в тот момент, когда дед и баба стали оплакивать разбитое мышкой яичко, появляется такой текст: птицы все взбесились в этот момент, синица вообще кончила жизнь самоубийством, забор упал, мир стал разваливаться, мост перевернулся. Далее появляется человеческая семья. Это семья священника – две дочери, жена и сам священник. Ведут себя они как безумные. Вот дочери, они несут воду в ведрах на коромыслах, домой. Узнав, что мышка разбила яйцо, что дед и баба плачут, тут же воду наземь вылили, ведра разбили и коромысла поломали. В таком виде они явились домой и сообщили это матери. Попадья, узнав это, она разводила, видимо, для блинов жидкое тесто, она корчагу с тестом опрокинула, разбила и начала тесто втирать в пол. Узнав это, ее муж-священник сделал ряд очень умных действий. Он отрезал себе косу, то есть расстригся, перестал быть священником, порвал церковные книги и поджег церковь. Ну а потом появляется курочка Ряба и говорит деду с бабкой, что снесет им простое яичко. Все радуются. Этот жуткий хаос в природе и безумие в доме у священника выбрасывают обычно из сказки.

Про что сказка? Глупость – чем бы дитя не тешилось, лишь бы оно не плакало. Мы имеем перед собой двух идиотов, полных маразматиков, которые ведут себя абсолютно неадекватно, которые реагируют на явления окружающей их действительности неправильно. Они получают золотое яйцо и пытаются его уничтожить. А когда оно уничтожено – они впадают в ужас. Потом начинается какой-то бред. С этим бредом еще чище – с чего это вся природа начала распадаться и семью священника охватило безумие? И с чего это вдруг, вытворяя такое с золотым яйцом, получив обыкновенное яйцо, они обрадовались? Вывод: это какая-то глупость, путаница, это вообще бессмысленное и смысла никакого иметь не может. Вот знаете, Вильям Шекспир когда-то сказал хорошо: «В любом безумии есть свой метод». Я это всегда и нашим студентам-филологам говорю, потому что мы часто встречаемся с текстами нормальными с точки зрения нормального человека. А порой мы встречаемся с такими текстами, от которых волосы подымаются дыбарём. Ну, например, одно замечательное стихотворение Введенского. Я его, к сожалению, не помню, но я его вам принесу и прочитаю. Это не бред, это стихотворение. Но вы попробуйте сказать, про что. Начинается оно очень хорошо:

Стоял таинственный монах

в пяти шагах,

Жили-были на горе

три девицы в Ангаре.

Первая звалась Светло,

а вторая – Помело,

Третьей прозвище Татьяна,

так как дочка капитана.

Жили-были, а потом

я из них построил дом.

Хорошее стихотворение, дай Бог каждому. Оно довольно длинное. Самое смешное, что оно имеет смысл, работать просто надо. Это я сейчас о безумных текстах. Полно у нас безумных текстов. Хотите, я вам сейчас прочитаю, но это мне тоже надо вспомнить – я человек склеротический, болезненный, но я попытаюсь вам прочитать мое любимое стихотворение Хармса. Оно называется хорошо – «Постоянство веселья и грязи».

Течет вода в реке прохладной

И тени гор ложатся в поле,

И в небе птицы отлетают,

И погружаюсь в сновиденье.

А дворник с черными усами

Стоит себе под воротами

И чешет грязными руками

Под грязной шапкой свой затылок.

А в окнах слышен шум веселый

И топот ног, и звон бутылок.

Проходят дни, потом недели,

Потом года проходят скоро,

И люди стройными рядами

В своих могилах исчезают.

А дворник с черными усами

Стоит всегда под воротами

И чешет грязными руками

Под грязной шапкой свой затылок.

И в окнах слышен шум веселый,

И топот ног, и звон бутылок.

Луна и солнце побледнели,

Созвездья форму изменили,

Движенье сделалось тягучим

И время стало как песок.

А дворник с черными усами

Стоит себе под воротами

И чешет грязными руками

Под грязной шапкой свой затылок.

А в окнах слышен шум веселый,

И топот ног, и звон бутылок.

Анализировать сейчас это стихотворение я не буду… Знаете, кто такой дворник? Бог. Который не метет свой мир. Мир мести надо, потому что там, где обитают люди, называется «место». А место – это знаете, что? Это то, что метут метлой. Так как метла – священное орудие для создания мира, поэтому на ней летать можно. Это я немножко возвращаюсь к сказке.

Тексты, фольклорные тексты, они иногда оказываются таким бредом. То, к чему мы привыкли, что кажется нормальным, в сказках, простых сказках, таких, как, извините, «Колобок» или «Курочка Ряба». Вообще для маленьких детей. Это тайна есть, почему полный бред.

Я немножко отступила, теперь возвращаюсь. Давайте попытаемся выяснить – глупость и бред это или нет. Возвращаемся к курочке Рябе. Давайте ее будем анализировать не так, как обычно анализируют сказку в школе, ища там нравственные какие-то критерии. Кстати, очень часто в школе пытаются, и вы это запомнили, к сожалению, и пронесли через всю жизнь, нравственные качества героев изучать. Какие нравственные качества свойственны Ивану-Царевичу?! Да никакие им не свойственны нравственные качества! Они вообще не герои. Они функции! Иван-Царевич и Василий-Королевич, и Иван-Дурак, и Емеля – у них у всех одна судьба. Они из дому выходят, путь какой-то проходят, препятствия преодолевают (уж как – это их дело), из своего мира попадают в другой, там совершают какие-то подвиги определенные, добывают волшебные предметы и невесту и возвращаются обратно другой дорогой.

Почитайте волшебные сказки. Герой перся-перся, через избушки Бабы Яги прорывался-прорывался. Так? Обратно он возвращается – никогда не встречает тех, кто встретился ему по дороге туда. Откуда он идет? Хоть в одной сказке герой начинает возвращаться? Никогда. Он всегда идет из своего мира в тридевятое царство, тридесятое государство. Двадцать седьмое, тридцатое… Я вам попытаюсь объяснить, почему двадцать седьмое (тридевятое) и тридцатое (тридесятое), это совершенно четкое место. Я вам попытаюсь объяснить, почему у Бабы Яги одна нога костяна, а другая говняна и почему у нее нос в потолок врос. И почему она так странно себя ведет — все время грозится: съем, поуродую, покатаюся-поваляюся… Никогда, никого – я спорю на сотню… рублей, рублей, других денег у меня нет – найдите мне хоть одну сказку, где Баба Яга кого-то съела. Никогда! Причем, если она грозится это сделать детям, она даже погибает. Если грозится это сделать взрослым парням – то они ее живой оставляют и даже прощаются с ней довольно нежно. И ничего плохого она им не делает, а поит, кормит и в бане парит. Иногда коня дарит. Особенно, когда их коня съедает.

Мы возвращаемся к анализу. Конечно, анализировать образы героев и накручивать их качество – как школьники сидят: смелость, решительность… Да нет ничего! Поведение героя сказки – это функционер, он выполняет одну функцию. Обычно в движении, обычно по прямой, которая потом оказывается кругом. Например, есть функция такая: положительный герой. Это может быть девочка, мальчик, кто угодно. Они путешествуют. Есть лже-герои. Это обычно братья, такие сволочи, которые так и норовят или подсунуть неприятность молодому человеку, или воспользоваться результатами его побед. Они иногда даже убивают его, отнимая добычу и невесту. Или это девушки совершенно поганого характера, которые мешают положительной героине. Но они всегда погибают. В древнейших вариантах – всегда погибают. Потому что делают все не так. Они непосвященные. В самых древних вариантах они никогда не бывают ни злыми, ни ленивыми. Они такие же функционеры.

Герой сказки обычно имеет помощника. Вот ему за что-то кто-то на границе миров что-то дает. Ну, я не знаю, коня, меч, скатерть-самобранку, добрые советы. Есть герой-советчик, герой-помощник, герой-даритель. Есть враги героя. Есть два мира. И все это функционально, все это действует как машинка. И герои сказки действуют по одному закону: сказано – сделано. Что сказано, то и сделано. Герои начнут упираться рогом только в былинах. Там они будут делать все наоборот. Потому что герои сказки – они не личности. Абсолютно. Они, кстати, и не индивидуальности.

Между прочим, с героями сказки вообще сложно. Я вольно-невольно вываливаюсь туда, но ничего. С героем сказки вообще сложно. Вот например: вы когда-нибудь задумывались – Царевна-лягушка, она молодая или как? Вот, к сожалению, вы «Илиаду» и «Одиссею» не читали… Читали? Слушайте, ну я вас полюблять начинаю. Серьезно читали? Или только фильм смотрели этого, одного из троих, которые по России ползут? Ну ладно, сделаем вид, что читали. Там есть такая героиня – Прекрасная Елена. Вот Прекрасная Елена, жена Менелая, ее похищает Шурик, то есть Александр по кличке Парис. Парис – это кликуха, а вообще-то его зовут Александр. Он ее увозит, война длится десять лет, Менелай свою жену отвоевывает обратно и увозит. Через десять еще лет, то есть всего через двадцать, Телемах, сын Одиссея, попадает к ним в гости. Она еще сверкает красотой. Ну ладно, двадцать лет. Но любопытно другое – биография Прекрасной Елены та еще. Дело в том, что до того, как она вышла замуж за Менелая, ее Тезей похищал. А Тезей жил где-то за три поколения до Агамемнона, Менелая, Одиссея и всех этих ребят. Сколько лет этой особе? Вообще ужас. Тогда женщина вид человеческий в тридцать лет могла иметь только будучи гетерой. Только гетеры производили впечатление вполне женщин в тридцать лет. И даже в сорок некоторые были очаровательны. Потому что приличные женщины выходили замуж лет в 11-12 и к тридцати, если они были живы, смотреть там было не на что. А свою сексуальную жизнь гетеры начинали в восемнадцать, двадцать, а некоторые даже в 25 лет. Потому что на гетеру нужно было долго учиться. Вот быть дамой приличной – это учиться не надо, а на гетеру долго учились. Будущие гетеры как в монастыре были.

А сколько лет нашей красотке? А нисколько! Она – мифологическое существо. Потому что она понимается не как женщина, а как земное, человеческое воплощение Венеры. Тот же вопрос возникает насчет Царевны-лягушки. Вот Царевна-лягушка. Ну-ка, попробуйте ее разбирать, по системе Станиславского, что обычно делают учителя в школе. Сколько ей лет? Сколько она была лягушкой? Про Ивана-Царевича все ясно – он молодой мужик. А она? Кто ее мама и папа? Они что – умерли? Она сирота? Не-а.

А вы заметили, что в сказках почти нет героев, у которых одна мать? Заметили, да? У них обычно один отец. Вот, например, такая Варвара-краса, длинная коса – совсем настоящая девушка. Красавица, между прочим. Папа у нее, извините за грубость, чудо-юдо. И чудо-юдо когда-то овдовело, у него кто-то был, кто ему это родил. Кстати, есть вариант сказки (его обычно детям не показывают), и кстати, этот вариант очень любил Пушкин. Если у нас будет время, мы попытаемся с этим вариантом сказки о Кощее встретиться. Потому что у Пушкина есть замечательная повесть «Станционный смотритель», где работают две вещи: притча и сказка. Это сказка о Кощее. Знаете, как зовут героя, станционного смотрителя самого? Вырин его фамилия. Знаете, что такое Вырин по-русски? Если перевести на греческий язык – это будет Аид. Это Кощей по-нашему. Кощей – не в сказке, а в мифе славянском – назывался не Кощей, он назывался Вырин. Потому что он был хозяином Вырея или Ирея – славянского царства мертвых.

Это добрейший Самсон Вырин. Да какой он Кощей? А просто есть сюжет сказки… Вы знаете в основном какой сюжет? У молодого человека жена или невеста, ну лягушка. Иногда просто невеста, но чаще всего все-таки лягушка. То есть она мифологическое существо, о каких родителях можно говорить? Она сама по себе. Какой возраст? Это воплощение божества.

И вот. Ее похищает Кощей. А Кощей ведет себя всегда так же, как и Аид. Если вы бы знали древнегреческую мифологию, у древних греков есть замечательный миф… Кстати, я сейчас зарываюсь очень далеко – вы помните ход моей мысли, потому что, если я запутаюсь, вы будете меня вытаскивать, некому больше. Поэтому, хоть как-то, хоть схематически записывайте. И еще огромная просьба на полях: не принимайте меня за то, за что меня обычно принимают. Помните Фонвизина? Меня обычно принимают за ту скотницу, которая истории рассказывает. Помните, когда у Митрофанушки спрашивают, как у него с историей? С историей, говорит, все в порядке. У нас скотница есть, она такие истории рассказывает! Я не эта скотница. Я про науку вам говорю.

Продолжение следует...