Собственно, если я обещаю, я слово держу. Только со сроками у меня беда. Потому что вообще время и я — вещи трудносовместимые. Особенно, когда я им свободно распроряжаюсь и нет надо мною никакого контроля. Существо я слабое, немощное. Ну, да ладно. Обо мне хватит. Как обычно, лекция обо всем сразу. Может быть сложновата для восприятия. Но если привыкаешь следить за скачками мысли — воспринимается уже нормально.
… и вообще у всей природы, и у семьи священника. Странная семейка. Имеется в виду, конечно же, не семья священника. Мир рушится. Семья попа – его дочери, его жена и он сам – это как бы модель человеческой семьи, модель человеческого общества. Причем, не просто людей, а сакрального общества, священного. Вот очень часто, когда в фольклоре мы встречаем слово «поп», надо думать не поп, а жрец. Надо думать: шаман.
То есть – полная разруха. Девушки, несшие воду, выливают воду и разбивают ведра, ломают коромысла. Их мать, узнав, что мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось, плачет дед, плачет бабка, она жидкое тесто для блинов выливает на пол и начинает втирать в половицы. Священник, увидев свою семью за этим занятием, отрезает себе косу, то есть отказывается от профессии, рвет церковные книги и поджигает церковь. Горит природа, рассыпается человеческое общество – полный крах. Почему? Что это за катастрофа такая мировая навалилась на мир из-за того, что мышка бежала?
Почему именно мышка? Мы говорили о том, что каждая девушка знает. Нормальная, воспитанная в кругу других девушек. Часто вот девушка воспитывается, она видит своих ровесников, или в совершенно мужском кругу воспитывается. Или мальчик в совершенно женском кругу воспитывается… В древности такого не было. Каждое существо определенного пола воспитывалось в ватаге разновозрастных детей своего пола. И это передавалось очень четко. И мы говорили, что каждая девочка знает, что есть такая ситуация, когда люди начинают смеяться. Женского полу. Смеются все, долго смеются, достаточно палец показать – смеются, пока рано или поздно кто-то из старших скажет: «Хватит. Как бы чего не вышло». Они боятся внеплановой беременности. Потому что не знают этого девочки. Не знают этого взрослые. Никто не знает. Специалисты только знают. Но это из поколения в поколение передается, и это еще живо. Опасно много смеяться. Как бы чего не вышло. Потому что смех порождает жизнь. Это связано с древнейшими представлениями о партеногенезе, то есть девственном зачатии. Когда секс и зарождение новой жизни в сознании абсолютно не связаны. Абсолютно не связаны. Это как очень смешно иногда слышать рассуждение о том, что древние люди боялись инцеста, потому что боялись народить уродов. Ха-ха-ха! Извините, если сам половой акт не связан с зарождением жизни, то этого они не понимали совершенно точно. Были другие причины и была другая логика. И мы то относимся к нашим предкам как к полным идиотам, что совершенная неправда. А то мы у них отыскиваем совершенно нашу логику.
Вот я сейчас сижу среди психологов, и я просто поражена одной вещью. Вот мы книжку сейчас пишем и смотрим слова, отражающие определенные чувства. Печаль, тоска и скука. Вот знаете, древний человек знал, что такое печаль. Я вам объясню жест печали. Потому что существует жест печали, и вы все его видели. И вы все его воспроизводили. Например, когда играли в ладушки. И в детстве с вами играли в печаль. Ладушки – это игра в смерть и в печаль. Это игра в живого, который печалится, жаждет общения с мертвым. Это и есть печаль. Тоска – это мертвый желает общаться с живым. Это очень древние слова. И древние знали, что такое печаль и что такое тоска. Но они абсолютно не знали, что такое скука. Вы знаете, когда впервые на письме в русском языке (я понимаю, что устно оно, может быть, существовало и раньше) было употреблено слово «скука»? Кстати, по форме, вроде бы, очень древнее. От слова скукоживаться, сжиматься, принимать форму эмбриона. И, кстати, именно при скуке человек такую позу принимает. При тоске, печали – нет. При печали у него совершенно другая поза – это поза устремленности. Собственно, как и при тоске. А знаете, кем надо быть, чтобы скукожиться, как эмбрион? В каком году впервые на письме было употреблено это слово – это же смешно говорить – в 1704 году! Представляете, как недавно? Ну лет на сто раньше это слово возникло, не больше. Почему? Да потому, что чтобы испытывать тоску и печаль, надо быть человеком. А чтобы испытывать скуку, скучать – нужно знать, что такое абсолютное одиночество. Кстати, и среди людей тоже. А для этого, как минимум, надо быть личностью. То есть человеческой особью, способной жить отдельно от коллектива. Не личность не испытывает этого.
Вот иногда мы смеемся в каких-то фильмах, иногда даже художественных, видя каких-нибудь степняков, каких-нибудь представителей северных народов и так далее. Сидит человек, строгает веточку, или просто смотрит вдаль – ему не скучно. Нас же моментально охватывает скука. Вспомните, скукой кто мучается? Поздние герои. Вот если бы вы были знатоками и любителями литературы, вы бы знали, что герои, скажем, «Илиады» или «Одиссеи» никогда не скучают. Они тоскуют, они печалятся. А кто начинает скучать? Ну, Фауст скучает по-черному. «Мне скучно, бес», — говорит он Мефистофелю.
Что такое скука? А это чувство личности, индивидуума. Это очень недавно. Так что даже чувства мы испытываем временнЫе. Я отступила, но ничего, мы вернемся. Как за двести лет изменилось употребление многих слов. Например, сейчас сказать «роскошный мужчина» — что это значит? Красивый, сексуальный, умный, ля-ля-ля. Знаете, что в восемнадцатом веке значило «он был роскошен»? Любил роскошь и имел возможность ею пользоваться. То есть совсем другое. И тоже – двести лет каких-то несчастных. Знаете, что значило «любовница» в восемнадцатом веке? Можно было сказать, например, про пятилетнего мальчика, что четырехлетняя девочка его любовница. Знаете, в каком смысле? Он ее любит. А то, что сейчас называется любовницей, тогда называлось любительницей. Вы представляете? Вот сейчас мы говорим «любительница кошек»… А тогда любительница была в смысле любовница. А любовница – в смысле возлюбленная, любимая. То же слово, а значило совершенно другое.
Вы знаете, раз уж я разгулялась по этому поводу, где-то до пятнадцатого века слово «лютость» обозначало крайнюю злобность и жалость, милосердие. Сейчас уже не обозначает. А вот в польском и чешском до сих пор обозначает. А у сербов – как у нас. Вот у всех православных славян… Вот слово лютость разделилось. У православных христиан оно стало обозначать злобность, агрессивность крайнюю. А у католиков – жалость. Видимо, язык и психология – они где-то сходятся. Жалость крепко связана в нашем сознании с лютостью. Жалость может кончиться убийством, понимаете. И я знаю теперь – почему. Это меня как всегда в сторону понесло, не умею я останавливаться. Какое счастье, что я не капитан. Вообще кошмар – меня боковые течения так уносят!
Возвращаемся к нашему. То есть мы знаем то, что мы не знаем. У нас масса информации не расшифрована. В частности, не расшифрованы представления о некоторых животных. Ну почему свинья – ха-ха-ха? Свинья – смешно, осел – смешно. А лошадь и корова – это, в общем, серьезно. Что – свинья такая грязная? Нет, конечно. Что – осел такой глупый? Да ерунда. Лошадь, прямо скажем, немного интеллектуальнее. В чем дело? Кстати, свинья умнее коровы в сто раз. И коровы, возвращающиеся где-то после дождя, они смотрятся не чище свиней. Почему? В чем дело? К некоторым животным отношение особое, к некоторым предметам особое отношение. Ну, мы с этим столкнемся.
Или, например, другое. Почему лисичка хитрая? Что, она хитрее волка? Биологи говорят: да нет, не хитрее. Или, например, кролик. Кролик – кроткое, невинное существо. Для африканцев кролик… Причем, африканские охотники, которые прекрасно знают, что такое охота, что какое животное стоит – все прекрасно знают. Кролик – самый злой и хитрый зверь. Вот спроси, вот этот мужик, который, что называется, сам загоняет антилоп, на хищников охотится, он вам про кроликов такое порасскажет. Мифологическое, от чего волосы дыбом подымаются. А ведь кролик не в состоянии вообще ничего сделать – он в норку прячется. Он даже, в отличие от зайца, отбиться ни от кого не может. Заяц хоть от хищной птицы отбиться может: он падает в отчаянии на спину и начинает колотить ногами, иногда убивает хищную птицу. Кролик ничего не может. А кролика боятся. На полном серьезе (а мифология – это на полном серьезе, не надо путать миф со сказкой, что очень часто у психологов происходит – ну мы потом разделим миф и сказку). Ради Бога, это я уже себе говорю, а то начну сейчас объяснять, чем миф отличается от сказки. А я начну объяснять, уйду в другой угол – и все.
Так вот. Дальше в мифе, который на полном серьезе, рассказывают следующее. Охотники! Знающие охоту не так, как мы. Знающие животный мир не так, как мы. Знали бы плохо – они бы вымерли давно. Они на полном серьезе говорят: кролик – О! Кролик приходит к любому зверю крупному, иногда хищнику, иногда – нет. И предлагает ему просанировать зубы. Тот по наивности открывает рот, кролик через горло проскакивает внутрь организма, пожирает печень, а потом сердце. Животное в жутких страданиях умирает, в кролик прогрызает его тушу, окровавленный выскакивает наружу и пляшет. Спрашивать, где вы видели пляшущего, скажем, на туше слона кролика – бесполезно. Потому что, знаете, я одно вам только скажу: миф отличается от сказки знаете, чем? Чем искусство (сказка – это искусство) отличается от теоретической науки. Вот спрашивать, почему эти первобытные люди, их мифы такие бредовые, они так неадекватно отражали реальную действительность, чему они могли их научить… Я сейчас вот коротко-коротко (это я себе, конечно, себя на место ставлю). Вот знаете, что – у них была практическая учеба. Они учились стрелять из лука, выслеживать зверя, разжигать огонь, то, се, пятое-десятое – это была практика. Они это выучивали в совершенстве. Кажется – при скудной, убогой, бедной, голодной, ужасно рискованной жизни первобытного человека что же еще надо? Ну, развлечения. Ну, скажем, это вот искусство. А на кой миф? А вот это для чего было надо. Для чего прикладная математика – все знают. Для чего прикладная психология – и я понимаю. Для чего литературная критика – всем понятно, да? Это объяснить. Вот вышел роман – а его объяснили. А зачем теорию литературы изучать? Правильно? Это же сложно, это немногие могут понять. Прикладная математика – это посчитать, как экономика будет развиваться. Это посчитать что-то еще – натяжение металла, например. А зачем теоретическая математика? Зачем теория развития человеческого сознания, теория? Хотя практический психолог может сделать для обычного человека даже при небольших знаниях очень много. Зачем изучать теорию, мозги ломать? А вы понимаете, практической науке и практике вообще без теории нельзя. Хотя есть вещи, которые никогда практической пользы не принесут. Например, изучение художественного сознания людей. Какая может быть практическая польза от этого? Кто от этого похудеет, растолстеет, станет счастливым? А это – необходимо.
Для чего человечеству теоретическая наука и предварявший ее миф? Для простого. Чтобы быть человеком. Люди без теории, даже самой бредовой, даже сверхошибочной, вообще не живут. Есть хорошее определение мифа: миф есть сознание первобытного человека. А Лосев знаете, как определил миф? «Всякое высказывание есть миф». Вот я пришла и сказала: я – Софья Залмановна Агронович. Это высказывание. В какой-то мере это – миф. Потому что я не очень та Софья Залмановна, что была вчера. И завтра я буду не очень той, которая сегодня. Но это относительно, конечно.
Как обычно, продолжение следует...
цитировать
Как и прежде, с нетерпением жду продолжения!