Колонка коллекционера

Amazing Stories, февраль 1927

Публикация под псевдонимом "W. Alexander" — рассказ "New Stomachs For Old" (Новые желудки для стариков)

Science Wonder Stories, январь 1930

Miles John Breuer, M.D. "The Fitzgerald Contraction" (Сокращение Фицджеральда)

журнал Comet, декабрь 1940

Miles J. Breuer "The Oversight" (Надзор)

В октябре 1957 делает Resounding Science Fiction — пародию на Astounding Science Fiction Джона Кэмпбелла-младшего

Любительская полиграфия ограничивалась черно-белой палитрой, но всё равно в обложках можно признать исходный дизайн того или иного исходного журнала.

В 1958 печатает подделку под "Magazine of Fantasy and Science Fiction":

Дело не ограничивается одной лишь обложкой, под стилизацию подпадает всё — принципы оформления Содержания в журнале, дизайн вёрстки, основные рубрики журналов, имена писателей коверкают, Питер Шуйлер-Миллер там становится Питером Шуйлером-Кингом, а Лавкрафт — Лоукрафтом. Шрифт правда подделывать не удаётся, моноширные буковки пишущей машинки выдают любительщину с головой. Однако оттягивался Рон Смит на иллюстрациях. Обратите внимание как тщательно и весело нарисована каждая буква рассказа "Ползущий из Слизи":

В этом же, последнем выпуске фэнзина, есть любопытный пример озабоченности Рона Смита политикой. Это реклама фэнзина, использующая выдуманную цитату якобы из выступления Н. С. Хрущёва:

цитата

Никита Хрущёв, известный тоталитарный диктатор, правитель России, Монголии, Венгрии, Румынии и, возможно, в конечном итоге, всего мира, который в настоящее время занимается тем, что льет воду на проблемные нефтяные месторождения Ближнего Востока, пишет:

"Я читаю американскую научную фантастику. Она рассказывает об управляемых ракетах, космических полетах, спутниках Земли, всех невероятных вещах, которые может вообразить человеческое воображение. Научная фантастика — это то, чего у нас в Советском Союзе не так уж много... Американцы — мировые лидеры в области научной фантастики.... "

Растущая популярность научной фантастики во всем мире по какой-то причине не привлекла много новых читателей для S&FF. Но примерно раз в два дня новый читатель из какой-либо сферы жизни увлекается этой образной формой литературы. Машинистки, продавцы обуви, зазывалы, девушки-гардеробщицы, водители грузовиков, смотрители зоопарков, лифтёры, продавцы дешевых магазинов, стрелочники, пчеловоды, мойщики автомобилей, специалисты по искусственному осеменению, люди с хорошим чувством юмора, наполнители оливок, тоталитарные диктаторы — все они добиваются славного побега из сегодняшнего мира в современной научной фантастике.

Вы от всего этого оторвались в последнее время?

Чтобы избежать угрозы ядерной войны, в начале 1960-х Рон Смит переезжает в Австралию и следы его теряются. По крайней мере в библиографиях фантастики он, увы, после 1960 не отмечен.

Чейни делает это пророчество организатору проекта перед тем, как сесть в машину времени, предназначенную для одного человека. При первой попытке он переносится всего на пару лет в будущее. Чейни приказано выяснить результаты следующих президентских выборов, и он справляется с заданием, хотя и приходит в замешательство, обнаружив, что Чикаго расколот кровавыми расовыми беспорядками и что импровизированная стена разделяет город надвое.

Далее следует главная экспедиция в будущее. Одного человека отправляют в июль 1999 года, а другого — в ноябрь 2000 года. Первый умирает, другой возвращается тяжело раненым. Чейни путешествует дальше вперед, в 2009 год. Он обнаруживает унылый, пустынный пейзаж. Америка разделилась по расовому признаку и самоуничтожилась в затяжной гражданской войне. Чейни видит группу оборванных людей и приветствует их:

цитата

Они застыли неподвижно, оцепенев от страха, всего на мгновение. Женщина закричала, как будто от боли... она побежала, чтобы защитить ребенка. Мужчина бросился за ней — обогнал ее — и быстрым движением подхватил ребенка... Они бежали от него изо всех сил, ребенок теперь плакал от ужаса. Страх мчался за ними по пятам... Чейни поднял винтовку и отвернулся... Он никогда не видел, чтобы кто-нибудь убегал от него — даже те нищие дети, которые сидели на корточках на песках Негева и смотрели, как он копается в песках их забытой истории. Они были робкими и недоверчивыми, эти бедуины, но они не убегали от него... Он шел, чувствуя во рту привкус полыни.

Мы впервые обнаруживаем, что Чейни — чернокожий (бродяги были белыми). Похоже, что не трех тысяч, а тридцати лет хватило, чтобы стереть с лица земли привычные герою Соединенные Штаты. Год Спокойного Солнца, предсказанный древнееврейским пророком в свитке с Мертвого моря, который перевел Чейни, уже наступил.

Это простая книга, старомодная по тону и порой грубоватая по стилю, но тем не менее в финале весьма трогательная. Чейни находит Катрину, теперь уже женщину средних лет. Он понимает, что всегда был влюблен в нее. Не имея возможности вернуться в свое время, он устраивается поудобнее, чтобы наблюдать за долгим медленным концом света.

•

•

Издание романа на итальянском языке, январь 1971, Libra Editrice, мягкая обложка. Точно так же выглядело и переиздание в 1976 году:

Первое издание в Великобритании, июль 1974, Robert Hale Publisher. Твердый переплёт и суперобложка:

Издание в Великобритании, Arrow Books, 1972 год, мягкая обложка:

Издание в Западной Германии, сентябрь 1972, Goldmann Science Fiction der Chef-Auswahl, твердый переплет в суперобложке:

Издание на французском языке, октябрь 1973, Robert Laffont Publisher. Мягкая обложка:

Издание в Западной Германии, 1975 год, Goldmann Science Fiction, мягкая обложка

Издание от Ace Books в мягкой обложке, апрель 1977 года, с иллюстрацией Майкла Уэллана. Пожалуй, лучшая обложка этой подборки:

Английское издание 1978 года от Arrow Books в мягкой обложке:

Франция, Le Livre de Poche, 1978, мягкая обложка:

Июнь 1979, Gregg Press, издано в твердом переплете, без супера и без картинок на верхней крышке:

Издание на испанском языке, 1983 год, Publisher Martínez Roca, мягкая обложка:

Франция, ноябрь 1985, издательство Presses Pocket, мягкая обложка, художник Войцех Сюдмак. Тоже весьма колоритный и запоминающийся, но тут он как-то слабо сработал:

Италия, июнь 1986, Editrice Nord Publisher, мягкая обложка:

Апрель 1990 года, издание Collier/Macmillan, мягкая обложка:

Октябрь 1992, The Easton Press, твердый переплет:

Февраль 1997, White Wolf Publishing. Омнибус в мягкой обложке из трёх романов разных авторов. "Three in Time: Classic Novels of Time Travel" ("Трое во времени: классические романы о путешествиях во времени" — "Ветер времени" Чеда Оливера, "Год спокойного солнца" Уилсона Такера и "Настанет время" Пола Андерсона):

=================================

=================================

Справочно: роман "Год спокойного солнца" выдвигался на Хьюго, получил четвертое место.

Вышел в шестёрку финалистов Небьюлы.

Получил втрое место от Локуса.

Во всех трёх случаях первое место взял "Мир-Кольцо" Ларри Нивена:

Но в 1976 году "Год спокойного солнца" всё-таки взял своё: автору за роман дали ретроспективный приз Мемориальной премии Джона Кэмпбелла.

Перевод Александра Сорочана.

Перепечатано из русскоязычного издания книги Дэвида Прингла "100 лучших романов научной фантастики".

Журнал Arkham Samplers

Заканчивая читать, я, возможно, испытывал некоторые колебания. Мне известно немало случаев, когда автор бестселлеров начинает подсовывать редакторам свои старые отвергнутые работы. Достаточно вспомнить, как Уилсон Такер, продав «The Chinese Doll» смог сбагрить ничего не подозревающим издателям еще около двенадцати никчемных поделок. Но, с другой стороны, рассуждал я, возможно, рассказ Вука ранее не публиковался только потому, что это была научная фантастика, и редакторы относились к этому жанру с предубеждением.

Итак, я прочитал «The Lomokome Papers».

Я ни в коем случае не являюсь образцовым гражданином. Я могу очень легко в какой-то момент в будущем совершить какое-нибудь преступление или проступок. У меня могут быть большие неприятности, и, возможно, я буду наказан и подвергнут остракизму. Но если это когда-либо случится, и у вас будет хоть какая-то причина осуждать меня, я попрошу вас только об одном. Пожалуйста, остановитесь и вспомните, что я читал «The Lomokome Papers». И что бы я ни сделал, это уже было достаточным наказанием.

В свое время я читал плохие книги. Я читал халтуру, помои и крудзины, и даже некоторые выпуски «Destiny». Но я никогда, повторяю, никогда не читал ничего, чьи претензии на величие настолько превосходили бы содержание, как «The Lomokome Papers».

В этом вся суть, если таковая вообще есть. Дело не в том, что нельзя найти худшую фантастику. Перебрав старые выпуски 1920-х годов, нетрудно отыскать несколько ужасных примеров с монстрами и безумными учеными. Эти древние палповые триллеры и не претендовали на что-то большее, чем были на самом деле. С другой стороны, перед вами на обложке один из топовых американских авторов, выполненный в четырех цветах и задумчиво смотрящий прямо на вас. Конечно, «The Lomokome Papers» — шедевр, это верно... Но я бы не решился сказать, в чем именно заключается этот шедевр, История начинается… разбегается и… ползет… Как-то так.

Американское издание 1974 года:

Начинается она со вступительного раздела в форме «официального отчета» Военно-морского флота о том, что в 1954 году два пилотируемых корабля достигли Луны. Первый разбился при посадке вместе с находившимся на борту лейтенантом Батлером, от лица которого и рассказывается история. Второй корабль вернулся после того, как попытался найти Батлера и обнаружил сто семь листов записей, сделанных рукой лейтенанта. Эти записки и составляют «The Lomokome Papers».

Как обычно в такого рода историях — вы читали их сто раз, и, по-видимому, Герман Вук тоже, — в так называемом отчете утверждается, что его составитель не верит в изложенное, а сама история должна убедить читателя в обратном, в том, что все правда. Оригинальный, свежий прием, не правда ли? Если только вы случайно не читали Г. Ф. Лавкрафта двадцать пять лет назад или Г. Дж. Уэллса пятьдесят лет назад. Из «отчета» следует, что рассказчик, лейтенант Батлер, писал после падения в кратер, что у него заканчивался запас кислорода, и он бредил.

Так называемая история в форме заметок начинается очень удобно, в воздухе. Батлер прибывает на Луну. (Вук не рассказывает нам, как он попал туда, и поэтому ему не нужно утруждать себя объяснениями, чтобы сделать рассказ убедительным.) Батлер познакомился с местными жителями (опять же, нам не говорят как), подружился с ними (нам не говорят как) и каким-то образом выучил их язык. Эти туземцы — вы только подумайте — живут в пещерах под поверхностью Луны. Оригинальная идея, не правда ли? Интересно, как долго нужно просидеть, приложив ладонь ко лбу, чтобы выдать такой оригинальный вариант!

Подождите, это еще не все. Наш герой живет с мудрым старым ученым по имени Вове и его прекрасной дочерью Вовоне. Ну, как вам? Мудрый старый ученый и его прекрасная дочь. И — вы не поверите — у них зеленая кожа! Подумать только! У лунатиков зеленая кожа! Да, этот парень, Герман, настоящий гений с оригинальными идеями.

После очередного перерыва в повествовании — чтобы Герман мог подумать, приложив палец ко лбу или еще куда-нибудь — мы получаем еще один фрагмент. Лунные люди живут в пещерах, освещенных оранжевым светом, носят оранжевые одежды, и у них есть большая центральная пещера для встреч. Герман не говорит, есть ли у них выпуклые глаза или нет, но, если не считать этого, больше ничего не упускает. За исключением, возможно, объяснения происходящего с помощью экстраполяции. Мы узнаем, что герой обучился языку, и его принимают как гостя, и что лунатики «направляют солнечный свет в свои дома, как мы направляем воду» — это прямая цитата, так что не вините меня, — и используют систему отражающих реле. Предположительно, заимствованных прямо из старой книжки Тома Свифта.

Мы также узнаем, что эти ломокианцы на самом деле колонисты, прилетевшие с... упс, не могу вам этого сказать, потому что автор, Вук, здесь снова прерывает повествование. Не так-то легко выяснить, откуда взялись его гуманоидные лунатики. Когда рассказ возобновляется, ученый Вове уже арестован, а герой живет в каком-то другом месте.

Теперь Вук рассказывает о двух лунных нациях, ломокоме и ломодине, и их истории. Они постоянно ведут войны, используя в качестве оружия облако расщепляющегося азота. Общество ломокоме основано на социальной системе гидрогенизма, а порядок ломодине строится на суггестионизме. Обе системы кратко охарактеризованы, но более подробно не разработаны.

Далее идут выдержки из Книги Ктузелависа, мудреца, сформулировавшего Закон Разумной Войны. Написанное псевдобиблейским языком, это сатирическое произведение объясняет, как вести войну, не уничтожая нацию. Представленный материал довольно хорошего качества и имеет объем, примерно равный тому, что можно найти в серьезном конструктивном фэнзине, таком как «New Purposes» Фрица Лейбера. Читая его, мы узнаем, почему ученый Вове должен умереть в День Смерти — как лидер своего народа, избранный мучеником.

За первым фрагментом идет второй, и мы узнаем, что Вовоне, прекрасная дочь мудреца, и рассказчик планируют избежать Дня Смерти и добраться до разбившегося корабля, лежащего на поверхности Луны, в девятистах милях от пещеры. В следующем фрагменте план приводится в действие — без всей этой нудной работы с сюжетом, описания, диалогов, которые обычно только загромождают рассказ. Беглецы просто перемещаются в нужное место с помощью какой-то машины. Без каких-либо проблем.

Итальянское издание 1983 года:

Далее коротко показано, как они пытаются починить корабль, и на этом повествование заканчивается.

Очень просто. Но я хочу спросить: до какой простоты можно дойти? А теперь пара слов об этой антивоенной сатире. Я уже слышал, как несколько человек сравнивали этот труд с творчеством Джонатана Свифта. К сожалению, такое сравнение просто не выдерживает критики.

Вспомним ненадолго «Путешествия Гулливера». Есть книга — на самом деле, четыре книги. В них Свифт рассказывает историю, реальную историю, настолько реальную, что она все еще актуальна сегодня в повествовательной форме или в адаптации для детей без сатирического элемента. И сам сатирический элемент тщательно вплетен в сюжет. Здесь присутствует актуальная характеризация.

В «The Lomokome Papers» мы не находим ничего, кроме сатирического раздела, заключенного в одно из самых жалких оправданий представленной читателям истории. Каждый раз, когда Вуку приходится сталкиваться с проблемой «кто», «что», «где» или «почему» — проблемой, с которой сталкивается ежедневно и с которыми должен сталкиваться любой автор-халтурщик, желающий продавать по полцента за слово на рынке, — он просто уходит от ответа, обрывая свой «фрагмент». Его так называемый сеттинг и так называемые персонажи позаимствованы из самых древних сборников, и в них автор даже не пытается дать ни актуального описания, ни актуальной характеризации.

Это сочинение ленивого человека. Я утверждаю, что «The Lomokome Papers» — это не роман, не повесть, а просто неорганизованная мешанина, которая не смогла бы продаваться на худшем рынке в этой области, если бы за ней не стояло громкое имя.

Возможно, во мне говорит зависть. Может быть. Но по любым критическим меркам, этому произведению нет абсолютно никакого оправдания, кроме присутствия сатирического элемента. Но и этот элемент вставлен в историю плохо. Хуже того, я даже не верю, что это честно. В примечании сказано, что Вук, по его собственному признанию, первоначально планировал написать пьесу о Бомбе. Пьеса появилась в 1949 году в Нью-Йорке и — хотя Вук не упоминает об этом — провалилась. Возможно, все так и было. Через некоторое время он вернулся к той же идее и попытался развить ее как повесть, но, по его словам, отложил в сторону, потому что началась Корейская война, и он не хотел публиковать какие-либо антивоенные материалы, поскольку — так уж случилось — «поверил» в войну. Итак, у нас есть парень, пишущий сатирическое произведение, единственное достоинство которого — антивоенное настроение, и откладывающий работу, потому что приближается война, и он «верит» в войну. Может быть, я и тупица, но у меня такого двоемыслия не бывает. И это, безусловно, разрушает «ценность» такой сатиры.

Немецкое издание 1983 года:

Но для меня худшим преступлением из всех, что касается научной фантастики, является то, что Вук вольно или невольно снова очернил нас. В таком крупном журнале, как «Collier’s», научно-фантастический рассказ появляется лишь в редких случаях. Когда такое происходит, его прочтут, предположительно, несколько миллионов человек, которые обычно не читают НФ-литературу. Если это хорошая работа, она вполне может заинтересовать многих потенциальных читателей в этой области. А когда эта работа несет громкое имя — в данном случае Вука, — она, как полагают незнакомые с научной фантастикой люди, представляет собой «лучшее», что есть в данной области. Рискну предположить, что добрых три четверти читателей «Collier‘s» не пошли дальше второй страницы «The Lomokome Papers» и повернулись к телевизору. Неровная манера изложения, утомительные пассажи, избитые концепции, претенциозный, рассчитанный на эффект стиль, скорее всего, отвратили большинство читателей.

«Если ЭТО то, чем должна быть научная фантастика, если один из самых продаваемых писателей в стране не может сделать ее интереснее, тогда я точно не собираюсь больше читать научную фантастику — вот уж нет». Именно такую реакцию читателей обычно вызывают «The Lomokome Papers». Это не только препятствует дальнейшей публикации научно-фантастических материалов в обычных журналах, но также удерживает потенциальных читателей от покупки самых обычных научно-фантастических журналов.

Обложки американских фэнзинов 1950-х гг.:

Антивоенная сатира, хотя и правильная сама по себе, не является оправданием неряшливого, бессвязного формата, который выдается за «роман». Представленная как простое короткое эссе, она могла бы найти логичное место на страницах журнала. Но повествовательный жанр противопоказан ей так же, как и «Marjorie Morning­star».

Контраст между этой работой и, например, «1984» можно измерить только в астрономических цифрах. Давайте возьмем некоторые элементы, которые, по моему личному мнению, необходимы для хорошей научной фантастики, и посмотрим, как эти две книги сочетаются друг с другом.

Прежде всего, достоверность. На мой взгляд, без достоверности просто не может быть хорошей научно-фантастической истории. Допуская, что читатель должен привнести в свое чтение то, что Кольридж называет «добровольным подавлением недоверия», автор все равно должен помочь ему — даже в так называемой «мейнстримовой литературе». Если автор научной фантастики не придает своей работе достоверности, то в результате получается не научная фантастика, а фэнтези. И даже в этом случае лучшее фэнтези старается быть убедительным — или, по крайней мере, логичным в рамках своей устоявшейся системы отсчета.

С точки зрения достоверности, «1984» — это мастерская работа. Возможно, вам не понравится картинка мире, который рисует Оруэлл, но он показывает его с убедительными деталями.

Что касается «The Lomokome Papers», то здесь мы не находим никаких попыток убедить читателя — за исключением банальной старой шутки о том, что история является частью официального отчета. Даже если мы примем эту избитую посылку, результат будет совершенно неубедительным. Рассказчик находится на Луне, предположительно, в качестве наблюдателя Военно-морского флота на действительной службе. Делает ли он заметки о том, что видит — описывает флору, фауну, топографию, атмосферу? Похож ли он на человека, занимающегося официальными делами, интересующегося Луной как потенциальной военной базой или колонией? Говорит ли он об обитателях с точки зрения их действий и реакций, их отношения к людям или известным формам жизни? Ни капельки. Он самый неубедительный и неправдоподобный рассказчик. И, конечно, события, о которых он рассказывает, столь же отрывочны и неубедительны. Для всего, что происходит, предлагается либо очень слабая мотивация, либо вообще никакой.

Теперь мы переходим к характеризации. Опять же, это важный элемент — за исключением нескольких случаев, когда научная фантастика предлагается как псевдоистория, как в случае с повестью «Конец детства» Артура Кларка или романом «Посление и первые люди» Олафа Стэплдона. Но в истории, связанной с главным героем и его отношениями с другими людьми, совершенно определенно необходимо познакомиться с этим главным героем и узнать что-то о людях, которые находятся в союзе с ним или противостоят ему. В «1984» году Оруэлл дал яркий образ Уинстона Смита, О’Брайена и Джулии. И он сделал это от третьего лица. В «The Lomokome Papers» Вук выбрал повествование от первого лица — еще более интимный способ дать читателю представление о мыслях и личности героя. Что мы узнаем о лейтенанте Батлере? Абсолютно ничего, кроме его имени. Нет ни малейшего представления о том, что он за человек и почему ведет себя так, как ведет. В одном абзаце, описывая девушку Вовоне, он признается, что ему нравится спортивный тип женщины — и это все. Точно так же мы ничего не узнаем ни о мудром старом ученом, ни о его очаровательной дочери. Самый грубый комикс, по крайней мере, пытается дать читателю какой-то стереотип в качестве замены индивидуальной характеристики. Вук не дает ничего. У читателя нет причин отождествлять себя с кем-либо в этой истории, у него нет причин беспокоиться о том, что происходит. Может быть, это и хорошо, потому что ничего особенного и не происходит.

Продолжим и перейдем к последовательности. Под этим я подразумеваю построение рассказа — фабулу, сюжетную линию. В «1984» история настолько хорошо вписалась в тему, что ее появление кажется почти неизбежным, шаг за шагом. Все взаимосвязано, за причиной следует следствие. В «The Lomokome Papers» мы получаем простую мешанину фрагментов — каждый раз, когда Вуку приходится сталкиваться с проблемой сюжета, каждый раз, когда ему нужно представить действие или реакцию, он просто уклоняется от этого и переходит к другому эпизоду. Он снова и снова по-дилетантски отступает, чтобы объяснить, как получилось то или это, и в результате выдает нечто, не имеющее никакого отношения к тому, что было раньше. И тем самым он обманывает читателя.

И, наконец, креативная составляющая.

Иными словами, элемент воображения, экспрессии, который каждый писатель должен вкладывать в свою работу, чтобы сделать ее отличительной, индивидуальной, значимой — даже если вы размываете эти термины, применяя их к палпу. Это та искра, которая дает жизнь. В «1984» творческим вдохновением живо и наглядно изображена целая экстраполированная цивилизация, для чего было прослежено развитие определенных тоталитарных тенденций до их неизбежного завершения при соблюдении необходимых обстоятельств. Вся идея «Большого Брата», мира двойного мышления, дополненного идеологией и вокабуляром, проистекает из оруэлловской креативности. Что дает нам творчество Вука? Мудрый старый ученый и его дочь — с зеленой кожей — живут в пещерах под поверхностью Луны. Точка. Плюс его сатира. Разница между сатирой Оруэлла и Вука в том, что Оруэлл сделал из нее книгу, а Вук просто делает сатирой сэндвич — сует маленький кусочек мяса между двумя самыми черствыми и заплесневелыми кусками старого хлеба, который когда-либо выпекался в печах Гернсбека в 1926 году.

Кстати, возможно, будет интересно отметить две вещи, касающиеся работы Вука в целом. Один критик, обсуждая «1984», попытался соотнести творчество Оруэлла с его реальной личной психологией. Я не знаю о такой попытке в отношении Вука, но было бы интересно попробовать.

Если мы проигнорируем «Aurora Dawn» и «City Boy», его ранние работы, и сосредоточимся на популярных и успешных, «The Caine Mutiny» и «Marjorie Morningstar», то сразу же увидим, что у Вука есть два устойчивых убеждения: (1) Так называемые «интеллектуалы» ни на что не годятся и (2) Закон — это реальная Власть. Как вы, возможно, помните, в «The Caine Mutiny» злодеем является не Квиг, а пишущий книги лейтенант, который и создает проблемы. Настоящий герой — адвокат, который выигрывает процесс и спасает Вилли Кейта и который в конце концов оправдывает Квига и военно-морской флот, не потому, что они обязательно «правы», а потому, что и действия Квига как капитана, и решения Военно-морского флота относительно мятежа обусловлены установленным законом.

В «Marjorie Morningstar» мы обнаруживаем, что злодей, Ноэль Эйрман, — еще один из тех неприятных «интеллектуальных» типов, которые, судя по тому, как Вук любит подкреплять свои аргументы, всегда слабаки и позеры. И Марджори заканчивает тем, что выходит замуж за адвоката (выбирая его из всех возможных). При этом закон для нее устанавливает мать, и автор на протяжении всей книги старается утвердить идею о том, что «моральный закон» и религиозные «законы» иудаизма и есть Власть.

Увидеть эту закономерность — наказание для так называемых «интеллектуалов» и преклонение перед так называемым «законом» — в беспорядочной путанице «The Lomokome Papers» удается не с первого взгляда. Но в какой-то момент мы внезапно осознаем, что все это есть лишь грубое повторение старой темы Вука. Рассказчик сам является писателем.

Представитель военно-морского флота официально заклеймил его в предисловии как сумасшедшего, запутавшегося ребенка. Можно предположить, что в итоге он погибает. Суть книги — сатира на войну — представлена откровенно и грубо как Закон Разумной Войны. И снова возникает вопрос, что случилось с Германом Вуком, что заставляет его ожесточаться против так называемых «интеллектуалов» и решительно поддерживать статус-кво в форме «законов» и религиозных кодексов?

Это интересный вопрос.

Robert Bloch "The Lomokome Papers"

Перевод Сергея Самуйлова

======================

*)

Цитата из книги С.Лема "Фанатстика и футурология":

В обычной литературе ситуация следующая: литература располагается на нескольких уровнях и во всем мире каждому уровню соответствуют разные по качеству литературные издания: есть более элитные и другие, относящиеся к второсортной, так сказать, массовой литературе, адекватна этому и иерархия мастерства критиков, также на разных уровнях занимающихся литературой. На самой вершине у нас мудрецы-герменевтики, всевозможные специалисты от структурализма, теории антиромана и магического реализма, профессионалы от версификации, знатоки теории творчества и т. п.; потом следуют искушенные рецензенты, которые, однако, занимаются не только исключительной конкретной критикой, но время от времени решаются на штурм сияющих вершин; далее у нас газетные рецензенты и журналисты, по случаю берущиеся оценивать книги в угоду широкой общественности, и, наконец, вокруг этой пирамиды разливается целое море откровенной графомании. А в научной фантастике господствует странное смещение вышеописанной иерархии. Прежде всего: вся пирамида фантастики построена по принципам вавилонской, а не египетской архитектуры, поэтому у нее вообще нет вершины; в отличие от обычной литературы эволюционное развитие обезглавило научную фантастику. Рецензии и литературные обозрения научно-фантастической литературы, которым в журналах отводятся специальные разделы, не слишком правдоподобны в силу их внутренней специфики. Но во всех странах, от США, Франции, Швеции, Германии до Австрии, существуют размноженные на стеклографах, гектографах или (как в США, где больше технических возможностей) на ксероксах любительские журналы, издаваемые фанатами научной фантастики. Тиражи их бывают очень скромными: от нескольких десятков до нескольких сотен. В них публикуются статьи монографического характера, анализирующие биографии и творчество отдельных авторов, критические эссе, часто перепечатанные из труднодоступных периодических изданий (например, академических или университетских издательств), а также обширные библиографии; как правило, имеются разделы, посвященные рецензиям. Можно только удивляться уровню этих журналов: любительские публикации, напечатанные на плохой бумаге, сброшюрованные настолько плохо, что страницы часто рассыпаются, оказываются иногда как бы лучами яркого света, островками хорошего вкуса и верными указателями в потемках научной фантастики; я имею в виду те любительские журналы, которые попадали мне в руки, такие как «Quarber Merkur», «Mutant», «SF Times» («Кварбер Меркур», «Мутант», «Сайнс Фикшн Таймс») (первый — австрийский, остальные — немецкие), или как американский «Riverside Quarterly» («Риверсайд Квотерли»). Впрочем, срок их существования бывает весьма коротким («Мутант» уже умер), так как это недоходные издания, которые с самого начала едва дышат на ладан. Таким образом, интеллектуальная «верхушка» научной фантастики относительно «верхушки» обычной литературы как бы перевернута и находится чуть ли не в подполье. Это происходит из-за коммерциализации жанра; на пространстве «обычной» литературы капиталистический характер издательской деятельности как бы сдерживается под вывеской переменности и меценатства; фантастика же продается наравне с булочками и колготками и точно так же издается и рекламируется. Эта реклама превращается как бы в самодиагноз, который сами себе ставят издательские компании, занимающиеся научной фантастикой, лишь бы подчеркнуть адресный характер своих публикаций. Рекламные надписи обещают то, что может служить приманкой для читателя: «Яйцо из Космоса!!!», «Новый электронный вирус превращает людей в монстров!!!», «Он был разрушителем с чужой планеты и захотел захватить Землю!!!», «Первый Чужой из Космоса появился на Земле!!! Как это происходило!!! Чего Он хочет!!! Как мы будем жить с Ним, как мы Его примем, как будем договариваться с Ним!!!»