Колонка коллекционера

     Гинзбурги-деды

    Семья Гинзбургов жила в Белоруссии (Витебск, Могилёв, Минск). Дедушка Иосиф Файвелевич Гинзбург (я знал его как Иосифа Павловича) (1874-1952) был родом из с.Усвят, ныне Псковской области, упоминаемого в летописях с 1021г. наравне с Витебском. В 1939г. евреи составляли примерно четверть населения поселка. В молодости он гонял плоты по Западной Двине. В начале века семья жила в Витебске, неподалеку от ратуши в одном из дорогих городских кварталов, затем – в Могилеве. В 1907-1908 г. семья переехала в Минск, дедушка работал в скобяной лавке (или владел ею). Переехав в Москву в 1918-19г., стал работать в газете «Известия», где считался самым грамотным наборщиком. Дедушка был среднего роста, но видимо довольно красивый мужчина.

      Бабушка Анна Хая-Двойра Лейзеровна Тёмкина (я знал ее как Анну Лазаревну) (1879-1948) была небольшого роста и, помнится, не толстая. Она умерла от рака. Говорили, что её брат или племянник был секретный химик высокого ранга. Я никогда не видел его.

   В Москве дедушка с бабушкой жили в коммунальной квартире на первом этаже дореволюционного многоквартирного дома (видимо, здесь были уплотнены какие-то буржуи) на Малой Бронной д.16 кв.26 в комнате, по моим воспоминаниям, примерно 2,5×(6-7) м. В квартире была ванна с газовой горелкой и, приезжая в гости в конце войны и после неё, мы – дети их сына Файвеля — обычно мылись в ней. Вскоре после войны они стали пенсионерами, пенсии были ничтожными, и они подрабатывали в какой-то артели, где участвовали в изготовлении тряпичных кукол – вставляли этим куклам глаза – пара бусинок на проволочке. Кроме того, им помогал сын Лазарь.

   Гинзбурги – папино поколение

    В семье Иосифа Файвелевича Гинзбурга – Анны Хаи-Двойры Лейзеровны Тёмкиной было 4 сына, Лазарь (Лейзер), мой папа Файвель, Саул (Шевель), Давид (Додик) и дочь Сарра (Соня). Все они получили хорошее образование, для старших начавшееся еще до революции.

    ● В 1903г. в Витебске родился Лейзер, ставший известным как писатель Лагин (ЛАзарь ГИНзбург) – для меня дядя Лазарь. Он учился в реальном училище и окончил его(?) в 1919г. Участвовал в Гражданской войне. Занимался организацией комсомола в Белоруссии.

     В 20-е годы он писал стихи, его благосклонно оценивал Маяковский. Он вспоминал об этом позднее; «Говоря откровенно, у меня имеется немалая заслуга перед отечественной литературой: например, я вовремя и навеки перестал писать стихи».

   Немного проучившись в консерватории (на вокальном отделении), в 1925 году он окончил отделение политэкономии Института народного хозяйства имени Маркса в Москве. В 1930-33г. он учился в Институте Красной Профессуры. До конца жизни он вспоминал, что был приглашен на какую-то вечеринку, но по случайной причине не пошел. Все участники впоследствии сгинули, а он остался жив. Страх в его душе сохранился на всю жизнь.

В середине 30-х годов он был заместителем главного редактора журнала «Крокодил» и был женат на одной из первых московских красавиц Татьяне Васильевой. Они разошлись в 1945г.

     По   рассказу Татьяны, который я услышал в последние дни жизни дяди Лазаря (в 1979 г.) вернувшийся в 1938г. из Испании в Москву главный редактор «Крокодила» Михаил Кольцов, видимо, чувствовал, что его скоро арестуют. Он решил спасти двух своих близких людей, брата   — известного художника-карикатуриста Бориса Ефимова, и своего заместителя по «Крокодилу» Лагина. Для этого он устроил их в длительную поездку на Шпицберген, а затем по Северному Морскому пути. (По другим сведениям, эту поездку Лагину устроил председатель ССП А.А. Фадеев – в благодарность за первую рецензию на роман «Разгром».) По воспоминаниям Татьяны, во время их отсутствия в Москве к Лагину неоднократно приходили с вызовом на допрос – с интервалом в 2-3 дня, потом Кольцов был расстрелян, а про них забыли.

     В пути было скучно, и дядя продолжил сочинение своей лучшей книги «Старик Хоттабыч», известной до сих пор. Впечатления от поездки по северным морям остались в тексте книги.

"В «Низких истинах» Андрей Кончаловский рассказывает:

«После войны в Москве были три самые красивые женщины, и всех звали

Татьянами». Кого конкретно имел в виду режиссер? Прежде всего – Татьяну Лагину. Фотографа, фоторедактора в АПН, талантливую, с утонченными чертами лица. Когда жена Лазаря Лагина ушла от него к пресс-атташе югославского посольства, дочери Наташе было девять лет, и новый возлюбленный ее матери предложил всем вместе уехать в Югославию. Но Тито в это время поссорился со Сталиным, и красавица Татьяна оказалась на распутье: Лазарь Иосифович отказался отпускать Наташу, а в «органах» прозрачно намекнули: не уедете – посадим. Бывшую жену спас другой брак – с четырежды лауреатом Сталинской премии писателем Николаем Виртой.

  Со вторым отчимом Наталье Лазаревне повезло меньше, чем с первым, а когда появился детдомовец Саша, взятый четой на воспитание, Наташе, с ее взятым напрокат пианино, жить стало просто негде, и она вернулась к отцу. Интересно, что впоследствии Лазарь Иосифович умолял отдать ему Сашу – приемного ребенка неверной жены, которого полюбил как родного.

Увы, уговорить не удалось. Татьяна Лагина еще раз побывала замужем, и

вновь ненадолго. В конце концов она осталась одна, и Лагин ее не оставил, напоминая дочери: «Зайди к маме, ей нелегко».

   После долгого перерыва я встретился с Татьяной Лагиной (Васильевой) в последние дни жизни Л.И. в 1979 г., когда он лежал в больнице после инсульта, а я приехал зачем-то из Новосибирска. Она рассказала мне некоторые эпизоды из их прошлого.      

    Она вспоминала, как однажды в конце 30-х утром к ним постучались.

  — Лагин? — Поедете с нами.

   Одна из первых московских красавиц может задавать вопросы даже этим людям.

  — Куда вы везёте моего мужа?

  — В сторону Лубянской площади.

  — Подвезите меня на работу.

На работу её подвезли. Придя в редакцию, где она тогда работала, она сказала работавшему там поэту Долматовскому:

— Женя, Лагина взяли.

   Вечером он оказался дома. Его брали готовить праздничное оформление Красной площади к 7 ноября.

      Так ОНИ шутили.

     В декабре 1936г. у Лагиных родилась дочь Наташа. Ныне она – музыкальный и театральный критик.

   Однажды я рассказал дяде Лазарю недавно услышанную, как анекдот, сказку Щедрина такого содержания. «В одной норе жила кротиха. Она говорила кротёнку – вот вылезешь из норы и увидишь: слева помойка, справа выгребная яма, прямо – мусорная куча. И всё это ты должен любить. — Почему, мама? – Потому что это – твоя Родина». Я выразил уверенность, что в советское время эту сказку не печатали. Он возразил, что сказка была напечатана в полном собрании сочинений Салтыкова-Щедрина, вышедшем перед войной под его редакцией.

В войну дядя Лазарь служил военным корреспондентом на Черноморском флоте. От этого времени остались повесть «Броненосец Анюта» и изданная сначала на идиш книга «Мои друзья черноморцы», посвящённая памяти брата – моего отца. Вскоре после войны он подарил мне коллекции марок и старых бумажных денег, которые он взял со стола следователя в Федосийском гестапо (по его словам, они принадлежали замученному еврейскому мальчику — скрипачу). Марки стали основой коллекции, которую я собирал до конца 50-х годов, потом я её потерял. Коллекцию бумажных денег я передал в Новосибирскую физматшколу, оставив себе только одну ассигнацию в 100 миллионов рублей Закавказской республики.

    Немного повзрослев, я стал регулярно бывать у Лагиных, сначала в большой (на мой тогдашний взгляд) комнате коммунальной квартиры в доме 11/13 по Трехпрудному переулку, а с 1957г.? – в писательском кооперативном доме на ул. Черняховского. Позднее Наташа говорила мне, что в их доме живут три Гинзбурга — Лагин-Гинзбург, Галич-Гинзбург и Гинзбург-Гинзбург (замечательный переводчик с средневекового немецкого) – все не родственники. Все сороковые – пятидесятые годы после некоторых посещений дядя Лазарь вручал мне пачку денег для мамы – он помогал нищей семье погибшего брата.

          Он существовал литературным трудом. Он писал фантастические романы, с интересными исходными конструкциями. К сожалению, окончательное развёртывание сюжета в них подчинялось идее партийно-государственной правильности, что – на мой взгляд – портило их, как и переиздания «Старика Хоттабыча». Многие годы он мечтал получить Сталинскую, а затем Государственную, премию, но не получил.

    На мой взгляд, очень симпатичной была его работа в многолетнем радиосериале для подростков «Клуб знаменитых капитанов», где он писал роль барона Мюнгхаузена.

    Лагин был убежденным членом партии. Думаю, искренним было его участие в позорной травле космополитов, о чём вспоминают некоторые свидетели. Впрочем, в то же время некоторые из этих космополитов получали от него вспомоществование и даже жили у него дома.

  В марте 1956г. я услышал от него о докладе Хрущёва на 20 съезде с осуждением сталинских репрессий. Тогда мне не нравились статьи в газетах с осуждением культа личности – намёками на Сталина, которые стали появляться уже через пару месяцев после его смерти. Я считал, что это – лягают мёртвого льва. Так я и сказал ему, на что он ответил: «Сталин это заслужил». Прошло несколько месяцев и, прослушав доклад Хрущёва (на закрытом партийно-комсомольском собрании, как это делалось тогда), я решительно сдвинулся в сторону своего современного неприятия сталинизма, а затем и марксизма – коммунизма — социализма (эта дорога заняла у меня несколько лет).

  Приезжая в Москву из Новосибирска, я регулярно бывал у дяди, он звал меня «дядин сибиряк». Как-то в разговоре я процитировал ставший мне известным уважительный отзыв Черчилля о непредсказуемости реакций Молотова. На это мне было сказано: «Он никогда не имел собственного мнения, а ждал указаний Сталина, в партии его звали Каменная задница».

   Лагин был остроумным человеком, с ним было интересно общаться, пока мы не доходили до пределов, поставленных въевшимся в него страхом. В разговорах с его дочкой Наташей мы обсуждали ситуацию в стране с диссидентских позиций, и он испуганно говорил нам: «Вас посадят!» В год пятидесятилетия СССР – 1972 г. разные организации праздновали и своё пятидесятилетие, выпуская памятные значки и т.п. Среди прочего, как признанный сатирик, Лагин получил значок «50 лет советского цирка».   Увидев этот значок, я пришел в восторг от двусмысленности надписи, и стал просить передарить значок мне. Его мировосприятие не позволило ему увидеть эту двусмысленность, и он легко подарил мне значок.   Многие его острые наблюдения вошли в очень интересные, на мой взгляд «Обидные сказки», которые он писал с 1924г., и до сих пор ценимые любителями.

Последующие два эпизода относятся не собственно к дяде Лазарю, но к обстановке вокруг него, мне жалко терять их.

    В отличие от меня, дядя Лазарь был «тусовочным человеком». Он принимал у себя разных интересных людей, я почти не пересекался с его гостями. Наташа вспоминает встречи с В.Л. Гинзбургом и Л.Д. Ландау.

Однажды я встретился у него с математиком чл.-корр. АН А.О. Гельфондом (1906-1968).

  Гельфонд вспоминал, как в 30-е годы он – молодым человеком – отвечал за прием в математический институт АН экс-чемпиона мира по шахматам Ласкера, убежавшего в СССР от Гитлера. А.О. подчеркивал, что прием Ласкера на работу в МИАН был не синекурой. По его рассказу, в юности Ласкер был математиком, и как-то послал свой мемуар на конкурс Парижской Академии. Премию получил Адамар. Гельфонд изучивший эти работы был согласен с Ласкером, что работа Ласкера была не хуже, а может быть и лучше. «И тогда я понял (пересказ слов Ласкера), что для французских математиков я останусь немцем, а для немецких – евреем. Но я чувствовал себя способным стать чемпионом мира по шахматам.») И он завоевал это звание, и держал его 27 лет.

     После моего отъезда в Новосибирск, при моих появлениях в Москве дядя Лазарь нередко водил меня обедать в «Националь» или в Центральный дом литераторов (ЦДЛ), где представлял меня своим знакомым. Эти знакомства у меня не развились ни во что. Один визит в ЦДЛ произвел на меня большое впечатление. К нам подошел какой-то пьяный литератор, и с восторгом стал говорить, что где-то в Рязанской области он нашел деревню, где у женщины есть телевизор и хозяйство. – Ах, какой очерк о процветании советской деревни он напишет на этом материале! Он действительно был рад, а я ужасался какой степенью слепоты или чего похуже должен был обладать этот литератор, чтобы видеть процветание в нищей российской глубинке. Я потом не раз пересказывал этот эпизод знакомым, как признак оторванности писательского сообщества от реальности. (Дядя Лазарь мудро не комментировал этого литератора.)

О братьях и сестре дяди Лазаря.

  ●   8 сентября 1905г. в Могилёве у дедушки с бабушкой родился второй сын Файвель – мой папа, названный в честь своего деда.

. До революции он учился в реальном училище. Окончив школу, он поступил, по-видимому, в МВТУ на факультет, который впоследствии превратился в МЭИ. Он стал работать инженером-энергетиком. Видимо, во время студенческой практики на МОГЭС он познакомился с маминой сестрой Рахилью, инженером МОГЭС, а уж она познакомила его с мамой. Они поженились, около 1930г

         С начала войны папа писал письма-проше¬ния Сталину с просьбой отправить его на фронт. Его не отпускали, считая особенно нужным в тылу, и в октябре-ноябре 1941г. он был командирован на Магнитогорский металлургический комбинат, недалеко от места, куда мы попали в эвакуацию – Верхнеуральска, он заехал к нам на 1или 2 дня, тогда мы видели его в последний раз.   15 марта 1942г. после очередного письма Сталину из Магнитогорска его всё же взяли в армию и отправили в офицерскую артиллерийскую школу в Кыштыме на Урале. Сохранилось его письма детям (нам) из этой школы, написанные 5 июня 1942г. Его пытались оставить преподавателем в этой школе, но он написал очередное письмо Сталину с просьбой об отправке на фронт (в сумме это было десятое или одиннадцатое его прошение). Оно было удовлетворено, весной 1943г. он попал на фронт, чтобы вскоре погибнуть.

  На фронте у папы поначалу исчезли признаки ревматизма, которым он страдал до войны.   Папа регулярно писал нам письма, в которых он расписывал планы будущей послевоенной жизни. Он фактически нарушал цензурные запреты: указывать на места дислокации, конечно, запрещалось, а он писал, что они проходят места, где родился Илья Муромец, поэтому указание места гибели в Карачевском районе не было для нас удивительным.

   Папа погиб 13 августа1943г. вблизи деревни Малая Семеновка Карачевского р-на Орловской (ныне – Брянской) обл. (на Курской дуге).

●   Третий сын Гинзбургов – Саул (Шевель) родился в 1907 г. в Витебске. Он был инженером по канализации и водопроводу. До войны ему немало пришлось работать с использованием труда заключенных. Он вспоминал, что где-то в Монголии или Бурятии лучшую охрану его конторы на территории лагеря надёжно обеспечивала банда из грузин. В этих командировках он женился, у него родилась дочь Люся.   

Моя сестра Соня родилась 21 июня 1938г., и в воскресенье 22 июня 1941г. наши многочисленные родственники собрались у нас на даче, чтобы отметить праздник. Тут стало известно о начале войны. И тогда жена дяди Шевеля сказала примерно так: «Говорят, немцы против евреев. А нам-то за что страдать?!. » Конца разговора я не помню. (Вообще, этот разговор всплыл в моей памяти только через 30-40 лет.) Знаю лишь, что они развелись (в военные годы), Люся осталась с мамой, она появлялась в Москве у дяди Шевеля в начале 50-х годов, когда приехала поступать в ВУЗ, а потом исчезла из нашего поля зрения навсегда.

  ●   Следующим ребёнком в семье моего деда была дочь Сарра (1909-1995), родившаяся уже в Минске. Она тоже начала свое школьное обучение до революции. Это была статная красивая женщина с хорошим голосом. На семейных встречах до войны она пела и для взрослых и для детей. Помню детскую «Песенку друзей» (Мы едем-едем-едем в далёкие края) и песню Бетховена Сурок (По разным странам я бродил).

    ● Младший брат папы – дядя Додик (Давид) (1917-1940/41) образование получил в советское время. Смутно помню стройного доброго мужчину, очевидно даже для меня — молодого. Он кончил знаменитый ИФЛИ (?), и поступил там в аспирантуру. Он подготовил диссертацию по Салтыкову-Щедрину, которая составила книгу, изданную в 1939 или 1940г. Мне говорили, что там были интересные находки. Летом 1939 или 1940г. дядю Додика призвали в армию. Помню, мы гуляли с дедушкой и бабушкой в окрестности нашей дачи на ст. Турист Савёловской ж.д., и разразилась страшная буря, высоченные деревья гнулись до земли. Тогда я видел дядю Додика в последний раз. Судя по всему, в армии шибко грамотного гуманитария замучили тогдашней дедовщиной, и он покончил жизнь самоубийством. Долгое время это был страшный семейный секрет, я узнал об этом в 80-х годах.

Гинзбурги (1938-1940?). Слева направо. Внизу: Иосиф Файвелевич (дед), Хая (Анна) Лазаревна (бабушка), Сарра Иосифовна (тётя); средний ряд: Роза Юльевна (моя мама, жена Файвеля), Файвель Иосифович (папа), Саул (Шевель) Иосифович (дядя); верхний ряд: Лазарь Иосифович (Лагин – дядя), Давид Иосифович (Додик –дядя), (?) жена дяди Шевеля (?-Анна?)

Часть 1. Хоттабыч

1. Заговор молчания

Слова, которые я вынес в эпиграф, писатель Лагин сказал не мне: я с ним никогда не встречался и даже не переписывался. И тем не менее, мне сполна довелось убедиться в их справедливости. Начав собирать материал для историйки о создателе старика Хоттабыча, я словно провалился в мир, где нет ни точного времени, ни насаженного на оси координат пространства.

Вопросы стали возникать с первых строк биографии Лазаря Иосифовича. C одной стороны, он появился на свет в бедной еврейской семье, с другой, семья жила неподалеку от витебской ратуши в одном из дорогих городских кварталов; с одной стороны, детство будущего писателя прошло в Витебске, а с другой — через год после его рождения семья переехала в Минск; с одной стороны, дома разговаривали на идише, а с другой, со временем отец Лазаря стал лучшим газетным наборщиком Москвы — на русском языке, естественно, и работал не где-нибудь — в "Известиях"... Да и Лагин — псевдоним, неполная сумма имени и фамилии: ЛАзарь + ГИНзбург!

Семья Гинзбургов: отец Иосиф Файвелевич, мать Хая Лазаревна, сыновья Лазарь (первый слева), Файвель, Шевель, Давид, дочь Соня и, вероятно, жены братьев

Гинзбурги: отец Иосиф Файвелевич, мать Хая Лазаревна, сыновья Лазарь (первый слева), Файвель с женой Розой Малой (слева во втором ряду), Шевель (с женой?), Давид и дочь Соня. Из архива Ольги Ким (публикуется впервые)

Это было время, когда лишнее слово в биографии могло стать последним ее словом. Люди старались не откровенничать с властью и друг с другом, скрывали ненужное, а порой и напрочь перекраивали прежнюю жизнь. И возникали загадки, которые требовали ответов.

Когда работа была закончена, мне показалось, что путь, который я прошел, не менее интересен, чем результат, которого достиг. Не то, чтобы я сумел полностью разрушить заговор молчания, о котором говорил Лагин, но слегка разогнать туман вокруг человека, который помог познакомиться московскому школьнику Вольке Костылькову с глуповатым, но добрым восточным джинном, похоже, мне удалось. А еще мне удалось показать, что старик Хоттабыч вполне может претендовать на звание минчанина — по месту рождения. Ну, хотя бы почетного!

Лазарь Лагин в какой-то момент стал Хоттабычем

2. Жертва пятой графы

«Старик Хоттабыч» — книга таинственная. И не только потому, что на ее страницах происходят совершенно невероятные события, но и потому, что в ней без всякого сомнения говорится больше, чем написано. Взять того же Хоттабыча, кто он такой?

— Что же здесь неясного? — удивится всякий, кто в детстве читал книгу писателя Лагина. — Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб — дитя арабского востока, мусульманин. Имя арабское, одежда арабская, Аллаха поминает... Кстати, и в кувшин его на три с лишним тысячелетия заточил могущественный повелитель Сулейман ибн Дауд. Тоже араб, надо полагать!

Вот здесь, как говорят юные читатели, первый затык: исламу на сегодняшний день чуть больше четырнадцати веков. Ни о каком Сулеймане три тысячи лет назад никто слыхом не слыхивал, зато всем был известен блистательный Соломон, строитель Иерусалима и сын израильского царя Давида. Его еще звали Экклезиастом, а он в ответ говорил: «И это пройдет»!

Халат... борода... верблюд... Чисто арабский джинн!

Затык первый, но не единственный. Вот следующий! Помните сцену в цирке? А заклинание, которое произносит Хоттабыч, помните? Звучит оно непроизносимо «лехододиликраскало», значение его для нашего слуха непонятно. Для арабского, надо сказать, тоже. Зато религиозные евреи, с легкостью разбив эту словесную кучу-малу на отдельные слова, еще и пропеть ее сумеют!

«Лехо доди ликрас кало», — затянут они пятничным вечером, встречая приход субботы. И будет это первой строкой иудейского ашкеназского литургического гимна. «Иди, мой друг, встречай свою невесту» — вот что выкрикивал Хоттабыч в 1938 году и до сих пор поют иудеи-ашкеназы пятничным вечером. А невеста — она суббота и есть!

Вот вам и Хоттабыч! До того наколдовался, так устал, что вспомнил о Шабате… Но почему все-таки «леха доди», а не что-нибудь другое, тоже популярно-предсубботнее, например «шалом алейхем малахей ха-шарет» («мир вам, ангелы служения»)? Ну, прежде всего, потому, что литургический гимн «Леха доди» составлен тоже «волшебником» – цфатским каббалистом Шломо Алкабецом. Текст сей составлен по всем правилам метафизической науки: начальные буквы строф образуют акростих имени автора, и в тексте присутствует рефрен заклинания – «иди, мой друг (или – возлюбленный), навстречу невесте». А суббота как невеста – это классический талмудический образ (трактат Шабат, 118б-119а).

Пиют “Леха доди” / Перевод

Припев:

Выйди, друг мой, навстречу невесте;

мы вместе встретим субботу.

Выйди, друг мой, навстречу невесте;

мы вместе встретим субботу.

В одном изречении [Своем] дал

услышать нам единый Б-г два слова:

соблюдай [субботу] и помни [о субботе].

Г-сподь один, и Имя у Него одно;

[он даровал субботу],

чтобы сделать прославленным

и восхваляемым [Свой народ].

Припев.

Выходите, и пойдем мы

навстречу субботе,

ибо она – источник благословения;

в начале времен,

в глубокой древности

[была] коронована она –

возникшая последней,

но задуманная первой.

Припев.

Святилище владыки, царская столица!

Поднимись и восстань из развалин –

полно тебе пребывать в юдоли плача!

Он, [Всевышний],

проявит сострадание к тебе!

Припев.

Отряхнись от праха, поднимись,

облачись в одежды

великолепия своего, народ мой,

[встречая] сына Ишая из Бейт-Лехема;

приблизься, [Всевышний],

к душе моей и спаси ее!

Припев.

Пробудись же, пробудись, [Иерусалим],

ибо взошел твой свет;

поднимись, воссияй!

Пробудись же, пробудись, пой песню –

слава Г-спода открылась тебе!

Припев.

Не придется тебе больше стыдиться,

[Иерусалим],

не придется переносить позор.

Что горбишься ты, что рыдаешь?

Под кровом твоим найдет приют

страдающий народ мой;

[вновь] будет отстроен город

на прежнем месте своем.

Припев.

Попиравшие тебя, [Иерусалим],

будут попраны,

и разрушавшие тебя будут изгнаны;

будет радоваться тебе Б-г твой,

как жених радуется невесте.

Припев.

Раздвинешь ты границы свои,

[Иерусалим],

и вправо, и влево

и Г-спода будешь превозносить;

и [встречая Машиаха],

человека из народа Переца,

будем мы радоваться и ликовать.

Припев.

Приди же с миром, [суббота – ],

царский венец мужа своего;

[приди] с песней и ликованием

в общину верных [Всевышнему],

к избранному народу!

Приди, невеста, приди, невеста!

Приди, невеста, царица-суббота!

Припев.

Пиют “Лехо доди” / Транслитерация (ашкеназское произношение)

Припев:

Лехо дойди ликрас кало пней шабос некабело.

Шамойр ве-захойр бе-дибур эход

ѓишмиану кэль ѓа-меюход.

Ашем эход у-шмо эход

ле-шем у-ли-сиферес ве-ле-сеѓило.

Припев.

Ликрас шабос леху ве-нелхо

ки ѓи мекор ѓа-брохо.

Ме-рош ми-кедем несухо

соф маасе бе-махашово схило.

Припев.

Микдош мелех ир мелухо

куми цеи ми-сох ѓа-ѓафехо.

Рав лох шевес бе-эмек ѓа-бахо

ве-ѓу яхмоль олаих хемло.

Припев.

Ѓитнаари ме-офор куми

ливши бигдей тифартех ами.

Аль яд бен ишай бейс ѓа-лахми

корво эль нафши геоло.

Припев.

Ѓисорери ѓисорери

ки во орех куми ори.

Ури ури шир дабери

квод Ашем олаих нигло.

Припев.

Ло тевоши ве-ло тиколми

ма тиштохахи у-ма теѓеми.

Бох ехесу анией ами

ве-нивнесо ир аль тило.

Припев.

Ве-ѓою ли-мшисо шосаих

ве-рохаку коль мевалаих.

Йосис алаих элоѓаих

ки-мсос хосон аль кало.

Припев.

Йомин у-смоль сифроци

ве-эс Ашем таарици.

Аль яд иш бен парци

ве-нисмехо ве-ногило.

Припев.

Бои ве-шойлом атерес баало

гам бе-симхо у-ве-цоѓоло

тох эмуней ам сгуло

бои хало бои хало!

Уверяю вас, ни редактор газеты «Пионерская правда», ни советские цензоры знать не знали, что это за «лехо...» такое. Знай они об этом, не было бы не только публикации повести, но и, возможно, самого писателя: по советским улицам шуршали шины «марусь», закрывались еврейские школы, прекращали издаваться газеты и журналы на идише, сам идиш только что вычеркнули из числа государственных языков и удалили с герба Белорусской ССР... А тут не нелепый местечковый идиш, а вражеский религиозный иврит! Посадили бы, точно посадили бы...

Но писатель, словно не чувствуя опасности, продолжает подавать нам тайные знаки.

Еще прежде, чем выкрикнуть диковинное заклинание, Хоттабыч выдергивает из бороды 13 волосков, и рвет их на мелкие части: без них волшебство не работает. Но почему именно 13? Только не говорите, что это случайность! И о том, что джинн — нечистая сила, тоже не надо: ни о каких черных деяниях здесь речь не идет. Наоборот, чуть раньше Хоттабыч, увлекшийся своим всемогуществом и очистивший цирк от оркестрантов, артистов и зрителей, сейчас, по просьбе Вольки, возвращает на свои места разбросанных по четырем сторонам обитаемого мира жертв своего тщеславия. То есть совершает благое дело — как раз с помощью диковинного заклинания и этих самых 13 волосков!

Счастливое несчастливое число

Ну и кому число 13 помогает делать добрые и полезные дела? В христианской цивилизации оно приносит одни несчастья, не зря же называют его чертовой дюжиной. У мусульман 13 никак не выделено из ряда других чисел. И только у иудеев оно счастливое: и разрозненные части соединяет в целое, и утраченную гармонию восстанавливает. Вот старый джинн и вырывает ровно 13 волосков — и в мгновение ока все разбросанные по миру люди снова оказываются вместе под куполом цирка. Раздаются оглушительные аплодисменты, и утраченная гармония перестает быть утраченной.

"Я еще и не там могу!"

У Лагина по книгам рассыпаны имена и названия, корни которых лежат в иврите, и события, имеющие начало в еврейских традициях. При этом упрятаны они не хуже, чем происхождение Хоттабыча. Что ж, если советские евреи, спасаясь от государственного антисемитизма, волшебным образом превращались в белорусов, грузин, украинцев, отчего бы доисторическому еврейскому джинну не прикинуться арабом?

— Хорошо, — скажет дотошный читатель, — с пятой графой Хоттабыча более-менее понятно. Но за какими коврижками писателю лишняя головная боль — все эти еврейские слова и детали еврейского быта? Неужто лишь для того, чтобы показать фигу в кармане, а потом как можно тщательнее замести следы своих рискованных шалостей?

Что ж, и вправду вопрос! Когда я садился писать историйку, ответа на него у меня не было.

3. Минские годы

Четырехлетний Лазарь вскоре после переезда в Минск в 1908 году. Фото из архива Ольги Ким (публикуется впервые)

Я написал уже три страницы о Лагине и ни слова о Минске! Пришло время, как сказал поэт, остановиться, оглянуться. И перенестись вместе с нашим героем в начало ХХ века. Точнее, в апрель 1908-го года. Вот он, четырехлетний еврейский мальчик, растерянно озирается, всматриваясь в дома Раковского предместья — его семья только что перебралась сюда из Витебска.

Раковское предместье — таким оно было еще совсем недавно

Через дорогу — Холодная синагога. Перед ней хедер. Алеф, бет, гимель... Мальчик уже знает буквы и совсем скоро научится читать. И писать тоже — сначала короткие рассказы, потом стихи. Впрочем, поэтические штудии будут недолгими. Спустя много лет он подведет итог этому своему увлечению.

Говоря откровенно, у меня имеется немалая заслуга перед отечественной литературой: например, я вовремя и навеки перестал писать стихи. Я мог бы, конечно, усугубить свои заслуги, бросив писать и прозу. Но скромность не позволяет мне столь цинично гоняться за заслугами.

Чем-чем а чувством юмора Лазарь обделен не был! Но, удивительное дело, оно ему не помогало находить друзей. Убегая от одиночества, он много читал и радовался каждой новой книге.

Когда Лазарю исполнится тринадцать лет, родители соберут гостей на бар-мицву — праздник взросления. Нынче мальчикам по такому случаю дарят деньги, раньше дарили книги. Книг, как и гостей, будет много. Одну из них — незадолго до этого изданный в России «Медный кувшин» англичанина Ф. Энсти — Лазарь немедленно выделит из общего числа.

Современное издание книги «Медный кувшин» Ф. Энсти

Через годы, став известным писателем, он будет уходить от ответов на вопросы о той удивительной книге. И понятно почему... У Энсти главный герой тоже джинн. Только освобождает его из кувшина не московский пионер, а лондонский архитектор. Оказавшись на свободе, джинн Энсти точно так же, как Хоттабыч, начинает творить свои не слишком уместные чудеса. Дальше сходства не много, но и этого достаточно, чтобы сказать, что в тот момент, когда Лазарь открыл "Медный кувшин" именно из него к мальчику вышли его собственный джинн и его будущая сказка.

Глядя с дистанции в век, понимаешь до чего вовремя оказалась эта книга в руках у мальчика. Взросление совпадет с началом его увлечением Востоком. Через четыре года, когда только что окончивший школу Лазарь вместе с родителями будет вынужден бежать в Москву от погромов, учиненных в Минске польскими легионерами, он ;познакомится с писателем Шкловским.

«Тысяча и одна ночь» — еще один источник «Старика Хоттабыча»

Тот поинтересуется, что юноша читает, и услышит в ответ: сказки «Тысячи и одной ночи». Еще через семь лет будущий автор «Старика Хоттабыча» будет увлеченно пересказывать все те же сказки, сидя у постели больного мальчика. А еще десять лет спустя этот мальчик станет прообразом Вольки ибн Алеши.

Часть 2. Волька ибн Алеша

4. Встреча с прообразом, или первое чудо Хоттабыча

В конце лета 2016 года, когда, как мне казалось, работа над историйкой о старике Хоттабыче и его создателе близится к завершению, меня навестил мой старинный товарищ, композитор Виктор Копытько. Услышав что я пишу о Лагине, он неожиданно сказал:

— А знаешь, я ведь был знаком с Волькой ибн Алешей... — ?!

Я не нашел слов от удивления: с момента публикации «Старика Хоттабыча» прошло почти 80 лет, но ни литературоведы, ни любители фантастики, ни многочисленные почитатели произведений писателя — никто до сих пор не знал, откуда в повести Лагина появился пионер с восточным именем! А тут на тебе...

Композитор Виктор Копытько в роли открывателя прообразов

События того вечера следовало отнести к чудесным проделкам старого джинна, не иначе! После рассказа моего товарища туманные разрозненные эпизоды вдруг стали проясняться и соединяться в единый сюжет. Словно где-то прячущийся Хоттабыч вновь вырвал из бороды клок волос и произнес диковинное заклинание. И вышли из темноты десятки людей, о которых я знать не знал, но которые так или иначе были связаны с историей мальчика, нашедшего глиняный кувшин.

Здесь мне придется отвлечься от Хоттабыча и пристальней взглянуть на его молодого повелителя.

Итак, вот что мне рассказал Виктор Копытько. В 1970-х годах, учась в Ленинградской консерватории, он не однажды гостил в доме №16 на Мойке у Всеволода Алексеевича Замкова, и тот, случалось, вспоминал свое детство.

В.А. Замков на прогулке. Фото В.Копытько, 1998 год

В детские годы Волик — так мальчика звали в семье — болел и почти не вставал с кровати. Как раз тогда в доме у родителей нередко бывал молодой человек. Появляясь, он всякий раз заходил к мальчику и обращался к нему, как к взрослому, по имени отчеству — но шутливо, на восточный манер — получалось Волька ибн Алеша. Гость присаживался на кровать к больному и рассказывал арабские сказки — о капризных султанах и красавицах-рабынях, хитрых визирях и бесстрашных героях, о джиннах, ифритах и других таинственных созданиях.

Воспоминания о тех встречах и тех удивительных сказках Всеволод Алексеевич пронес через всю жизнь. В старости он не однажды повторял их, и странно, что никто не удосужился записать и опубликовать его рассказы...

Вот сейчас он в последний раз нырнет и...

Прообраз для своего пионера-ныряльщика Лагин, надо сказать, выбрал ненадежный. До 13 лет (а именно в этом возрасте герой книги впервые появляется на ее страницах) Волик мог и не дожить.

Когда ему исполнилось четыре года, семья уехала на лето в деревню, там мальчик упал с насыпи и повредил ногу. Вскоре у него развился костный туберкулез. В 1924 году это был приговор. Но врачи сдались, а родители нет! И когда вокруг не осталось никого, кто бы верил в то, что мальчик выживет, отец принял решение, что сам будет оперировать сына — дома, на кухонном столе. Роль ассистента взяла на себя мать...

5. Звездная пара

Родители Волика встретились в военном госпитале в 1916 году. Она с началом войны отправилась на фронт сестрой милосердия, он был хирургом в Брусиловской армии. История их знакомства туманна: то ли Алексей заболел тифом, и Вера за ним ухаживала, то ли наоборот. Точно известно лишь то, что в 1918 году пара поженилась и через два года родился Волик.

Мама у Волика была «всенародно известная». Достаточно упомянуть скульптуру «Рабочий и колхозница», чтобы бывшие граждане СССР представили себе и ВДНХ, и кинокартины «Мосфильма»... А некоторые, возможно, даже вспомнят Всемирную выставку в Париже 1937 года! Фамилия мамы была Мухина.

Алексей Замков и Вера Мухина, 1930-е годы

Отец Волика был не менее знаменит. В год, когда Вера Игнатьевна Мухина представляла в Париже свою «железную пару», Алексей Андреевич Замков в подмосковном Хотьково переворачивал мировые представления о медицине.

К этому времени он уже четыре года руководил созданным «под него» институтом Урогравиданотерапии. В конце 1920-х Алексей Андреевич открыл удивительное свойство препарата, разработанного на основе мочи беременных женщин. У больных, принимавших гравидан, — так (от лат. graviditas — беременность) Замков назвал свое детище — повышалась выносливость, замедлялось старение, исчезали многие хронические заболевания и, главное, восстанавливалась половая функция! Иначе говоря, гравидан считался самой что ни на есть панацеей.

В числе пациентов доктора Замкова были Калинин, Ворошилов, Молотов, Буденный, Горький... К середине 1930-х годов подтянулись и прочие бойцы изрядно поизносившейся «ленинской гвардии» и колоннами двинулись в институт Урогравиданотерапии. Старые большевики ожидали чудес. И Алексей Андреевич творил чудеса! Я не знаю на сколько лет ему удавалось продлевать жизни своих клиентов и какие функции восстанавливать, зато известно продолжение истории Волика.

Вера Мухина с четырехлетним Воликом — нога уже повреждена

6. Испытание гравиданом

В результате рискованной операции жизнь мальчика была спасена, но все говорило о том, что он навсегда останется калекой. Реабилитация после хирургического вмешательства проходила трудно. И вдруг что-то случилось — ход болезни изменился: мальчик начал вставать и понемногу передвигаться по дому на костылях. Именно тогда появился молодой человек, знавший множество арабских сказок...

Я долго пытался понять, каким образом еще никому не известный Лазарь Гинзбург попал в дом к людям, значительно старшим и занимающих куда более высокое положение в обществе. Ответ явился неожиданно и был связан с гравиданом.

В 1930-х годах институт Уригравиданотерапии, сегодня 5-я психиатрическая больница в Хотьково

Чудо-препарат, только что пройдя проверку на животных, должен был выйти к людям. Первым, кто испытал его действие на себе, был сам доктор Замков. Волик, вероятно, прошел курс лечения следом за отцом. Гравидан стал тем волшебным эликсиром, который поднял мальчика с постели и научил его ходить — сначала на костылях, а потом и без них. Вот отсюда и возникла фамилия Костыльков!

И, похоже, все тот же гравидан стал поводом для появления молодого журналиста в доме у известного врача. Рассказ о недавно разработанном препарате был подходящей темой для публикации. Уверен, если покопаться в подшивках московских газет конца 1920-х годов, непременно найдется статья об открытии доктора Замкова за подписью Лазаря Гинзбурга.

Лазарь Гинзбург, 1920-е годы

7. Звонок через океан, или Второе чудо Хоттабыча

Всякий, кто пишет прозу, знает, что в завершенном рассказе последовательность частей может разительно отличаться от очередности их написания. Так у меня с Хоттабычем и случилось. Я дописывал московскую историю Вольки Костылькова, а описание минского периода все еще не было начато. Я не знал ни когда семья переехала в Минск, ни где учился Лазарь. Историйка явно пробуксовывала!

И тогда я решил искать родственников. После десятка телефонных разговоров — от Витебска до Иерусалима, после переписки с Москвой и Верхнеуральском, после обращений в белорусские и московские архивы, я вдруг набрел в интернете на воспоминания племянника Лазаря Иосифовича — физика, доктора наук из Новосибирского академгородка Ильи Гинзбурга. Нашел номер телефона, дозвонился и узнал некоторые подробности биографии моего героя. Но о главном для меня — минском периоде его жизни — мой собеседник знал мало. Зато поделился координатами живущей в США племянницы Лагина, отец которой, тоже Илья, долгие годы занимался строительством генеалогического древа семьи и писал воспоминания.

Открытка, посланная Лагиным-Хоттабычем в Минск племяннице Оле

Позвонив по полученному номеру в Америку и представившись, я, как мне было сказано, спросил Ольгу Ким.

— Я Ольга, — донесся женский голос из заокеанского далека. — А это не вы «Минские историйки» пишете?

Представляю себе, как посмеивался Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб, вслушиваясь в наш разговор. Надо же было позвонить за тридевять земель, чтобы узнать, что Ольга — в прошлом минчанка, и что в том минском прошлом мы были знакомы! Только фамилия изначально у нее была Гинзбург.

С этого момента забуксовавшая было историйка старика Хоттабыча и его создателя стремительно покатилась к своему завершению. Отец Ольги — Илья Моисеевич Гинзбург — оставил после себя дюжину тетрадей с воспоминаниями. В них скрывались ответы на многие мои вопросы. В том числе и на тот, что задал мне дотошный читатель в начале нашего разговора.

Лазарь Лагин с двоюродным братом И.М.Гинзбургом и дядей М.Ф.Гинзбургом. Минск, 1967. Фото из архива Ольги Ким (публикуется впервые)

Так зачем, в самом деле, писатель "шифровал" свои произведения, прятал в них тайные отсылки к запрещенному языку и разрушенной вере? И все это в безжалостной к людям стране в годы Большого террора!

Еврейские коды — письменные, культурные, иудейские и каббалистические (таких у Лагина тоже немало — жаль, нет места о них рассказать!) — вовсе не фига в кармане для Советской власти, а связь с детством и с юностью. Связь с Минском. В разнонациональной Москве не звучал ни идиш, ни иврит. Там ничто не напоминало о традициях, которыми было наполнено детство мальчика из черты оседлости.

Да и не сподобился бы Лагин на фигу Советской власти! Он был глубоко советским человеком, свято верящим в туманные идеалы, которые в то время многим не казались ни дикими, ни недостижимыми. И вера эта у него тоже из Минска — здесь он вступил в партию, здесь руководил еврейским бюро белорусского комсомола, здесь создал газету «Красная смена» (прародительницу «Чырвоной змены»).

Просто, когда Лагин писал детскую сказку, в нем говорило его детство. То, без чего писатель перестает быть писателем.

Лагин в Минске, начало 1970-х. Фото из архива Ольги Ким (публикуется впервые)

8. Воскрешение Лазаря

Дети становятся взрослыми и забывают свои детские книжки. Но город не должен забывать тех, кто делал детей счастливее! Будь моя воля, я повесил бы мемориальную доску — и не на здании Исторического музея, из которого в 1920-е годы Лазарь Гинзбург руководил белорусскими комсомольцами, и даже не на доме №19 по улице Захарова, куда до конца своих дней приезжал навестить родных.

Я бы повесил ее на стене хедера, где Лазарь четырехлетним мальчиком научился писать. Алеф, бет, гимель... И пусть бы она напоминала минчанам не только о писателе, но и о замечательном джинне, которого он выпустил из глиняного кувшина, чтобы сделать жизнь нескольких поколений мальчишек и девчонок интереснее и веселее. Это была бы волшебная доска! Дотронься до нее, и тотчас же поднимется вокруг исчезнувший город — со всеми сказками и легендами, которые населяли его улицы и дворы. Со всеми его историйками! Жаль только нет ни той стены, ни того хедера...

Холодная синагога и хедер. А.А.Наливаев, 1948

https://blog.t-s.by/minskie-istorijki/201...

***

От души благодарю за помощь в сборе информации и подготовке историйки: Ольгу Ким (Хартфорд) и Илью Гинзбурга (Новосибирск); Виктора и Наталью Копытько, Дениса Лисейчикова, Галину Шостак, Анатолия Наливаева (Минск); Аркадия Шульмана и Светлану Козлову (Витебск); Семена Глазштейна (Могилев); Мордехая Райхинштейна (Иерусалим)

Михаил Володин

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B...

Станислав Лем. Еврейский мальчик, родившийся во Львове, в семье врача Самуила Лема и Сабины Волер. В школьные годы вундеркинд и во взрослые годы гений. Во время оккупации Львова немцами, семья Лема сумела получить поддельные документы и стать поляками, избежав участи евреев Львова, погибших в гетто. Все родственники Лема в Польше были убиты. А Лемы оставили национальность поляка за собой навсегда. И никогда в многочисленных интервью Станислав не касался этой темы. Кстати, он обладал удивительным свойством всегда говорить только чистую правду, замалчивая темы, о которых не хотел говорить. После войны он переселился в Краков, и никогда не вспоминал о своём еврейском происхождении, ухитрившись в прекрасном романе о львовском детстве “Высокий замок” превратить эту часть своей биографии в иллюзию догадок для читателя. Учёба в Ягелонском университете не дала ему профессию врача, но познакомила с сокурсницей Барбарой Лесняк, которая училась на рентгенолога, и которая стала врачом, в отличие от своего мужа Станислава Лема, который не захотел избрать себе поприще военного врача и отказался от выпускных экзаменов. Лем стал писателем.

Первый роман Станислава Лема “Астронавты” принес ему успех. Но на последующие издания этого романа издатели выбивали права всегда с большим трудом, ибо, как говорил Лем, в этом романе он ещё не был Лемом. Лемом он стал с публикацией “Возвращения со звёзд”.

После этого романа мир фантастики открыл для себя мудрого писателя-философа, с удивительным разнообразием творческих возможностей, гения, которого слава, как каждого гения, обходила стороной.

Солярис, Эдем, Непобедимый, Глас Господа, Маска, Кибериада, Сказки роботов, Звездные дневники Ийона Тихого, Рассказы о пилоте Пирксе, футурологические размышления и просто размышления…. Каждая книга — это открытие Вселенной. О любой книге, написанной Лемом, можно сказать, что это книга гения. Как и у каждого гения у него были свои маленькие причуды: он любил говорить об автомобилях, очень любил сладости и в его кабинете всегда можно было найти халву и марципан в шоколаде. Он любил Бетховена и Битлз, и был поклонником Джеймса Бонда.

Всегда помню его слова:

“Если не можешь что-то делать хорошо, то не нужно этого делать вовсе."

Марат Баскин.

Польская научная фантастика.

А. Р. Беляев любил музыку, театр и розыгрыши.

"Александр Беляев — первый в нашей стране профессиональный писатель, для которого научная фантастика стала делом всей жизни.

Он не чувствовал себя уверенно в психологической обрисовке своих героев: «Образы не всегда удаются, язык не всегда богат». Ленинградский писатель Лев Успенский вспоминал, как однажды они с Беляевым остановились в Русском музее перед полотном Ивана Айвазовского «Прощай, свободная стихия». Фигура Пушкина на этой картине принадлежит другому великому русскому художнику, Илье Репину. Беляев сокрушенно вздохнул: «Вот если бы в мои романы кто-то взялся бы так же вписывать живых людей!..»

https://fantlab.ru/blogarticle64176

Афоризмы https://www.livelib.ru/author/6064/quotes...

Советская научная фантастика.

Лазарь Лагин, по свидетельству дочери, больше всего любил сладости и сказки.

Афоризмов очень много, взять хотя бы "Непристроенные строки" https://fantlab.ru/blogarticle63184

Некоторые другие рассыпаны жемчужинами по произведениям.

Еврейская русскоязычная фантастика.

***

В течение почти двух десятилетий (вплоть до 1950 года) Владко был автором многочисленных развивающих публикаций для детей и подростков. С 1935 года он вел в журнале «Знання та праця» познавательную викторину, затем научно-популярные радиопередачи для детей, самой любимой из которых был цикл «Беседы профессора Глобуса» (Бесіди професора Глобуса). А в 1960-е вёл рубрику журнала "Всесвіт" (Вселенная) о новостях зарубежной науки и техники.

Владимир Владко следовал писательской формуле «Развлекая – поучай!».

Любил шутить и одеваться лондонским дэнди, причём на работе и в официальной обстановке всегда носил галстук.

Украинская научная фантастика.

***

Он любил езду на велосипеде, хорошо играл на скрипке, собрал одну из лучших домашних библиотек в довоенной Белоруссии и в то же время увлекался спиритизмом. В его доме собирались компании, которые практиковали вызов духов. У Мавра был философский склад ума, и в спиритизме он видел не мистику, а неисследованное природное явление, и пытался понять его механизм. У писателя были две толстые тетради, в которые он записывал результаты спиритических сеансов, но в 1938 году он их сжег. Спиритические сеансы проводил при помощи блюдца на столе с алфавитом. Известен случай, когда он устроил некоему партийному работнику мини-сеанс спиритизма, во время которого заставил двигаться карандаш. По мнению Михася Мицкевича, Янка Мавр обладал необычными способностями. А также писатель был известным эсперантистом. Эсперанто он начал изучать ещё в 1904 году. В 1926 году он вёл передачу для эсперантистов на белорусском радио. Своему зятю Михасю Мицкевичу он читал «Евгения Онегина» на эсперанто. Ведя переписку с эсперантистами мира и получая от них напрямую редкую информацию, он написал книгу «Амок».

На своей даче под Минском, в Ждановичах, Янка Мавр построил шалаш-кабинет из лозы. На мостках над Свислочью он поставил импровизированный письменный стол, так, что можно было сочинять книги о дальних странах, свесив ноги в воду и воображая себя на берегу океана.

Он считал, что для детей писать нужно просто, кратко, доступным им языком, и при первой возможности, занимательно поучая.

В подобном стиле написаны все его детские произведения. Причём ТВТ на 6 лет раньше аналогичной повести А. Гайдара "Тимур и его команда".

Вёл рубрику занимательной науки в журнале "Беларускі піянер". Его называли "мудрецом с мальчишеской душой".

Белорусская научная фантастика.

"У меня был брат. Его звали Файвиш Гинзбург. Он был квалифицированным инженером и хорошим человеком с большим сердцем и чистой душой. Сейчас ему исполнилось бы 40 лет. С первого дня войны он просился на фронт бить врага. Ему отказывали . Но он добился своего. Осенью 1942 ему удалось добровольцем уйти в Красную Армию. Его хотели оставить учителем на курсах молодых командиров, он отказался. Он писал мне: если я не попаду на передовую, то как буду смотреть в глаза сыну и доченьке, когда они, после войны, спросят, сколько фашистов я убил.

Он командовал противотанковой батареей и героически погиб под Орлом летом 1943 года. Его светлой чистой памяти я посвящаю эту книжку, фронтовые заметки о моих друзьях, черноморских бойцах.

Лазарь Лагин"

Писатель-черноморец Лазарь Лагин. Февраль, 1944. Фото А. Бродского

Период создания:февраль 1944 г.

Гинзбурги: отец Иосиф Файвелевич, мать Хая Лазаревна, сыновья Лазарь (первый слева), Файвель (Файвиш) с женой Розой Малой (слева во втором ряду), Шевель (с женой?), Давид и дочь Соня. Из архива Ольги Ким.

https://blog.t-s.by/minskie-istorijki/201...

מײַנע פֿרײַנט די שװאַרציאמישע קריגער : פֿראָנט-נאָטיצנ / ל. לאַגינ ; געמעל: ה. אינגער. — מאָסקווע : ‏דער עמעס, 1947.

Майн фрайнт ди шварцямише кригер (фронṭ-ноṭицен)

МЭЙН ФРЕЙНТ ДИ ШВАРЦЯМИШЕ КРИГЕР (фронт нотицн)

Мои друзья — бойцы-черноморцы (фронтовые записки)

https://archive.org/details/nybc210703/pa...

1. В метрических данных, доступных на сайте еврейской генеалогии JewishGen.org (в частности о рождении в 1917 году уже в Минске его младшего брата Давида), имя отца записано как Иосель Файбышевич Гинзбург, уроженец Невеля, матери — Хана-Двойра Лейзеровна Гинзбург.

2. Л. Лагин в Библиотеке Йельского университета (недоступная ссылка).

3. Биографическая справка (недоступная ссылка). Дата обращения 29 сентября 2012. Архивировано 26 февраля 2014 года.

4. В орфографии YIVO — מײַנע פֿרײַנט די שװאַרץ-ימישע קריגער: פֿראָנט-נאָטיצן

https://fantlab.ru/edition165655

https://fantlab.ru/work353944

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9B%D0%B...

Давид Нихамкин

Цезарь Куников

https://archive.org/details/nybc210703/pa...

https://fantlab.ru/blogarticle40762

***

Содержание

inhalt zeyt 11 irmung 5 tsvey heldg vegn ezra kunikov 14 kafita n a atmur vegn dem d reysmn kunikovets leonir gur shmn 35 46 ioyses berman fun shtetl liubavitsh 53 pyoter tshesner r alkhsndr amran 79 der tapyor matvey verkholan 73 di diflom-arbet funem inzhenyer gurevitsh etlekhe verter vegn dem kfitn mishe bit der zeytlr boris gorel . . eltere gvardih-loytnant leyb kurish 96 mior bnimin fun vitebsk 100 ka e vyerdeb 3.. 20 .. 92 104 110

[Посвящение брату]...3

Рая...5

Два героя...14

О Цезаре Куникове...20

Капитан второго ранга Ратнер.....35

О храбром куниковце Леониде Гершмане....46

Иосиф Берман из местечка Пуховичи...53

Пётр Теслер....63

Сапёр Матвей Верхолаз....73

Героический репортёр Александр Хамадан....79

Дипломная работа инженера Гуревича ...86

Несколько слов о капитане Мише Хаите ...92

Зенитчик Борис Горель....96

Старший гвардии лейтенант Лейб Кулиш....100

Майор Нихамин из Витебска. ..104

Кавалер ордена Нахимова...110

Перевод с идиша: газета "Биробиджанер штерн"

***

Скорее всего, это единственное упоминание о городе своего детства уроженца Витебска Лазаря Иосифовича Гинзбурга-Лагина

Майор Нихамин из Витебска.

Отец его, сапожник, жил в Витебске у Суражского тракта. Его покосившаяся избушка стояла во втором Кракелевском переулке.

Я сам тоже из Витебска и вы можете себе представить, как было приятно повстречаться в Севастополе с земляком, к тому же человеком, известным всему флоту.

Уже через несколько минут после нашего знакомства я знал, что Давид Нихамин был слесарем , учился на рабфаке, намеревался поступить в ВУЗ, но был направлен в лётную школу. За один год он окончил курс, рассчитанный на три учебных года, и когда война началась, Нихамин которому тогда было неполных двадцать восемь лет, уже командовал эскадрильей. Вскоре его эскадрилья прославилась своими боевыми свершениями. Менее чем за год она уничтожила свыше восьми десятков вражеских самолётов, сто пятьдесят автомашин, семь артиллерийских батарей при собственных весьма незначительных потерях.

Нихамин — опытный командир, отважный и квалифицированный летчик. Недаром именно он открыл боевой счёт эскадрильи, сбив первый фашистский самолёт.

Нет меры, чтобы измерить счёт Нихамина к фашистским варварам. Они разрушили его родной город, замучили его пятнадцатилетнего брата Володю, его шестнадцатилетнюю сестру Римму, разлучили его с молодой женой, с которой довелось побыть всего один день, поскольку назавтра после свадьбы началась война.

Трижды немцы сбивали его самолёт, но он каждый раз с ещё большей яростью рвался в бой. Впервые это случилось под Перекопом, когда он атаковал танковую колонну. Нихамин всё же успел уничтожить два танка, а после на поврежденном самолёте проделал 150 километров и успешно сел на аэродроме. Второй раз, также во время атаки и также над Перекопом, в мотор попал осколок снаряда, но и на этот раз всё обошлось благополучно.

Третий раз всё происходило намного трагичней. То, как Нихамин вёл себя перед лицом смертельной угрозы, достойно описания.

Это произошло восьмого июня 1942, в последний день обороны Севастополя. Нихамин с ещё тремя самолётами своей эскадрильи вылетел в этот день для барражирования вдоль линии фронта, сомкнувшегося вокруг героически оборонявшегося Севастополя. На высоте тысячи метров Нихамин услышал по радиотелефону: — Нихамин, Нихамин, говорит Юмашев! Над Инкерманом на высоте 4500 метров происходит воздушный бой. Лети на помощь.

Это говорил командир гвардейского авиаполка герой Советского Союза полковник Юмашев.

Нихамин вместе со своими лётчиками немедленно отправился помогать товарищам. Это был бой с превосходящими силами противника. Нихамин ворвался в самую гущу "Мессершмиттов" и оказался один против троих противников. Одного он подбил из пулемёта. Но в разгаре боя Нихамин заметил, что два других "Мессершмитта" пикируют на него. Фашистские пули пробили бензобак его машины. Хлынул бензин, облив Нихамина с ног до головы, бензин ударил ему в лицо. Самолёт охватило пламя. Нихамин вообще-то должен был сразу оставить самолёт и выпрыгнуть с парашютом. Но Нихамин хотел спасти самолёт. Он наклонил машину на крыло, мгновенно произвёл глиссаду вверх и таким образом уменьшил пламя. В четырехстах метрах от земли планирование прекратилось и самолёт вновь вспыхнул и вместе с ним Нихамин. Теперь уже стало ясно, что спасти самолёт не удастся. Нихамин, сам охваченный пламенем, выбросился из горящей машины. Сверху по его парашюту стрелял пикирующий "Мессершмитт", но товарищи Нихамина его отогнали. Теперь Нихамину грозила новая и ничуть не меньшая опасность: его несло на скалы, это означало верную гибель. Напрягая всю свою волю, чтобы не потерять сознание из-за страшной боли, летчик, весь в огне, подтянул все стропы парашюта и на большой скорости упал в бухту, откуда его спас краснофлотец. В течение всего времени, пока он падал, вплоть до того, как его спасли, товарищи пилоты, разгоняли над этим районом вражеские самолёты, защищая своего любимого командира.

На Нихамина было страшно взглянуть. Его лицо обуглилось и стало похожим на страшную маску. Издалека казалось, что у него выросла странная борода. Но когда подошли ближе, увидели, что это воспалённое и опаленное мясо.

-- Ничего, — Нихамин сказал, придя в себя, -- мы ещё полетаем!

Никто, разумеется, ему не возразил, но мало кто в это поверил.

Месяца через три после этой аварии я навестил его а госпитале. Нихамин был весел, здоров, шутил. Через несколько дней он уже должен был выписаться, лишь черный шрам оставался у него на шее, на том месте, где между кожаным шлемом и воротом комбинезона остаётся неприкрытой узкая полоска тела.

Он поведал мне о своих планах дальнейшего ратного труда.

-- Мы ещё полетаем, мы ещё покажем немцам, где раки зимуют, -- произнес он на прощанье.

Недавно я увидел в газете "Краснофлотец" фотографию Нихамина. Мне хочется закончить мой рассказ о нём несколькими словами, помещенными под фотографией:

"С первого дня Отечественной Войны сражается на фронте черноморский летчик-истребитель гвардии-майор Давид Ефимович Нихамин. Д. Е. Нихамин лично сбил двенадцать немецких самолётов, принимая участие а боях за Одессу, Севастополь, Новороссийск, Тамань, Керчь, Перекоп.

За успешное выполнение боевых заданий отважный летчик и опытный командир награждён орденом Ленина, орденом Суворова, двумя орденами Красного Знамени, медалями "За оборону Одессы", "За оборону Севастополя" и "За оборону Кавказа".

Из книги:

ל. לאַגינ. מײַנע פרײַנט די שווארציאמישע קריגער (פראָנט-נאָטיצנ). אָגיז, מעלוכע-פארלאג "דער עמעס", מאָסקווע, 1947.

Л. Лагин. Мои друзья бойцы — черноморцы (Фронтовые записки). ОГИЗ, Гос. изд. "Дэр Эмэс", Москва, 1947, (на яз. идиш).

С идиша — Юрий Закон.

Нихамин Давид Ефимович (1913 Витебск-2000 Харьков)

п/полковник Нихамин — командир 43 истребительного авиаполка.

https://www.jewmil.com/biografii/item/789...

***

Я должен был написать эту балладу, не мог её не на

писать. Если вы листали лодшивки "Черноморца", то встречали

мои очерки о Герое Советского Союза Константине Фёдоровиче

Ольшанском. — Ольшанский после гибели Цезаря Куникова ко

мандовал батальоном морской пехоты. Кстати, ваш севастополь

ский поэт Афанасий Красовский, — мы его Ваней Чиркиным

звали, это был его псевдоним в "Рынде", — делал к этому очерку

фотографии. :

— Я и в газете читал этот очерк, и отдельной книжкой. Она вышла под названием "Николаевский десант".

— Я живой, еле живой, — пошутил Лагин, — свидетель этих десантов и дни войны писал о них. Почти каждый мой очерк кончался словами: "геройски погиб*, "геройски погибла"... Я помню Женю Хохлову. На Малой земле она была медсестрой, спасала раненых. Но своего мужа, Николая Селичева, — он был краснофлотцем! — спасти не смогла. С тех пор она стала дерзкой и бесшабашной. Женя погибла при знаменитом штурме Новороссийска, помянем её по-солдатски, остограммимся!..

Позже я нашёл этот очерк , он так и назывался "Женя Хохлова — черноморская морячка":

"Ей говорили: "Женя, пригибайся. Кругом фрицы". Она отвечала подмигнув: "Мне мама говорила: если орешек в рот попадёт — проглотишь, если в лоб — отскочит. А поразит меня фашистская пуля, напишите на могиле: здесь лежит черноморская морячка Евгения Афанасьевна Хохлова, погибшая за Родину"...

Она лежит в Братской могиле на новороссийской набережной, на самом берегу Чёрного моря.

— Много моих друзей погибло в Новороссийском и Николаевском десантах, на Малой земле.. Тогда и родились строки "Баллады об энском десанте"...

Эта поэма-баллада, в которой грохочет время, в которой разгулялась смерть. Но заканчивается она светло и просто. И провидчески:

... Когда, смеясь, в тот порт сойдут

Весною радостного года

На час, другой, в тени, в саду

Размяться люди с теплохода.

Они увидят склоны гор

В зелёной бурке мелколесья

И клумб сверкающий узор,

И площадь звонкую, как песня...

Эти строки писались тогда, когда враг находился в разрушенном Севастополе, когда лежали в руинах черноморские города Новороссийск, Херсон, Керчь, Феодосия. Николаев...

И только новизна домов

И в парке Братская могила

Расскажут лучше ста томов

О том, что здесь происходило.

И встанут молча перед ней

+ Взволнованные экскурсанты

И вспомнят битвы прежних дней

И город в зареве огней

И подвиг энского десанта

Поражаешься, как много сделал в войну майор Лазарь Лагин. Тот самый Лагин-Гинзбург, которого после появления на свет "Старика Хоттабыча", причислили к чистым мастерам фантастического жанра. Помимо многочисленных сказок, басен и юморесок, помимо подписей к карикатурам Сойфертиса, Решетникова, Дорохова, помимо десятков очерков и зарисовок, в войну им была написана повесть "Броненосец "Анюта" и её первая публикация под названием "Трое уходят в море" появилась с "продолжение следует" во многих номерах боевой флотской газеты "Красный черноморец".

http://zhurnal.lib.ru/l/lezinskij_m_l/wst...

***

מיינע פריינט די שווארציאמישע קריגער : פראנט-נאטיצנ

לאגינ, ל

Mayne fraynṭ di shṿartsyamishe ḳriger fronṭ-noṭitsen

LAGIN, L, 1903-

This edition was published in 1947 by Der emes in Mosḳṿe. It was digitized and added to the library in January 2009.

Published in Yiddish, 122 pages.

Biography. Jewish soldiers Jews Jews. Soviet Union World War, 1939-1945 Jewish soldiers Jews World War, 1939-1945

https://www.yiddishbookcenter.org/collect...

***

Title מיינע פריינט די שווארציאמישע קריגער / ל. לאגינ.

Additional Titles On back cover: мои друзья черноморцы / Л. Лагин.

מיינע פריינט די שווארץ-ימישע קריגער

Transliterated title: Mayne fraynṭ di shṿartsyamishe ḳriger fronṭ-noṭitsen

Related place Moscow (Russia)-place of publication

Publisher מאסקווע : אגיז, מעלוכע פארלאג דער עמעס

Creation Date 1947

Genre Yiddish fiction

Format 119, [1] ע'

17 ס"מ.

Language Yiddish

https://archive.org/details/nybc210703/pa...

http://www.mishpoha.org/pamyat/886-fronto...

Югославский комикс (на сербском) по "Старику Хоттабычу":

журнал «Микиево царство» (1941). Волшебник Хоттабыч

Mikijevo Carstvo. Микиjево царство.

Выбор из №№189-217

http://skab612.com/index.php?site=bsp_pop...

"Волшебник Хоттабыч" печатался в "Микиевом царстве"

с января по апрель 1941 г. ( последний номер 6 апреля 1941 г.)

Ирина Антанасиевич https://is.gd/nRyC0S

иллюстративное фото обложки 1941 г.

Ivan Šenšin.

Иван Иванович Шеншин, художник из Пензы, очень талантливый,

любивший экспериментировать с композициями и сюжетами.

https://www.comicsnews.org/articles/chron...

***

«Волшебник Хоттабыч:

приключения одного гимназиста»

комикс Ивана Шеншина.

А вот к советской литературе Шеншин обращается

лишь однажды, когда рисует комикс «Волшебник

Хоттабыч» (Чаробњак Хотабић) по роману Лазаря Лагина

«Старик Хоттабыч».

Этот комикс Шеншин начинает рисовать в конце

1940-года. Принимая во внимание тот факт, что «Старик

Хоттабыч» Лагина печатался по частям в 1938 году

в журнале «Пионер»,

а потом – в 1939 году в газете «Пионерская правда» ,

a отдельное книжное ее издание увидело свет

лишь в 1940 году, сам факт такой быстрой адаптации на

язык новой формы советской детской повести-сказки

впечатляет. Тем более, что Югославии книга Лагина

переведена не была.

Как и каким образом повесть попала к Шеншину

мы ныне не знаем, но знаем, что похождения советского

пионера Вольки Костылькова и древнего арабского

джинна Гассана Абдуррахмана ибн Хоттаба оказались

настолько интересными, что он без размышления начал

создавать рисованную версию их приключений.

Правда, все моменты идеологической природы,

встречающиеся в повести (кстати, их в версии 1938 года

было не так много,

145

особенно если сравнить с редакцией

1955 года), Шеншин нивелировал, поэтому советский

пионер Волька стал русским гимназистом, а комикс

Шеншина так и назывался- «Волшебник Хоттабыч:

приключения одного гимназиста».

Шеншин переносит время действия в период до

революции, что весь комикс: озорной и авантюрный

окрашивает в дополнительный оттенок мягкой ностальгии.

Волька- типичный русский гимназист третьего

класса, фантазер и мечтатель, который даже переезд

на новую квартиру (а именно с этой сцены начинается

комикс) воспринимает как приключение, отличается

от советского пионера, также фантазера и мечтателя,

но несколько ленивого и капризного ( воспитательная

роль книги лежит именно в исправлении этих качеств)

тем, что он просто маленький любитель приключений,

145

Хотя существует легенда о том, что Сталин лично правил

рукопись Лагина.

220 Ирина Антанасиевич

который мечтает то о сокровищах Черного пирата,

то о жизни в американских прериях. Но связь между

Волькой –гимназистом и Волькой пионером сохраняется,

причем даже визуальная- Шеншин своего героя рисует

в скаутском галстуке, который очень напоминает о

пионерском детстве его литературного двойника.

Рис. 165 Кадр комикса «Волшебник Хоттабыч»

Впрочем, все остальные картины жизни Вольки не

напоминают советскую Россию ничем, а скорее рисуют

мирное дореволюционное время как в деталях быта, так и

представленных панорамах. В сцене с ковром –самолетом,

Волька и Хоттабыч летят над Москвой, которую Шеншин

и далее видит городом с обилием храмов.

Русская классика в картинках 221

Рис. 166 Страница комикса «Волшебник Хоттабыч»

Изображение Хоттабыча лишь удаленно напоминает

изображения первого иллюстратора книги Константина

Ротова ( скорее из-за шляпы канотье и сафьяновых туфель

с загнутыми носками, которые Лагин детально описывает

в тексте). У Хоттабыча Шеншина не просто более длинная

борода, и более густые брови, но он вообще пройдоха еще

тот.

222 Ирина Антанасиевич

Рис. 167 Кадр комикса «Волшебник Хоттабыч»

Но Шеншин, вероятнее всего не видел иллюстраций

Ротова, поскольку книга с его рисунками вышла в

издательстве «Детиздат» в 1940 и вряд ли так быстро

могла попасть к Шеншину.

Первая часть комикса пересказана детально и

заканчивается полетом Хоттабыча и Вольки на ковре-самолете.

Изменение касается лишь последних кадров,

где история приключений Жени Богорада в Индии

Русская классика в картинках 223

выбрасывается, а он магией Хоттабыча переносится в двор

своего родного дома. Т.е., по всей видимости, дальнейшие

приключения Жени Богорада, Вольки и Хоттабыча,

возвращающихся домой, как раз те приключения, где

показываются все достижения Советской России, должны

были быть заменены авторской версией приключений.

Но, увы, продолжения комикса Шеншин не нарисовал –

помешала начавшаяся война.

Комикс Шеншина представляет собой редкое для

комикса того времени единство темы, изображения и

композиции листа.

Почти с кинематографической скоростью он меняет

ракурсы изображения, достигая эффекта движения, что

дает ему возможность создавать монтажные метафоры,

двигаясь от макроплана- или гиперкрупного плана до

совсем дальнего, ландшафтного.

Часто в рамках одного листа Шеншин сочетает кадры

разного уровня крупности, что делает рассказываемую

им историю живой и насыщенной. Например, в сцене

падения ковра- самолета сцена показана с двух ракурсов с

применением как гиперкрупного плана, так и двух средних

планов, что делает ее динамичной и напряженной.

224 Ирина Антанасиевич

Рис. 168 Страница комикса «Волшебник Хоттабыч»

Историю о Вольке и волшебнике Хоттабыче Шеншин

рассказал не до конца, но и начало получилось сильным,

увлекательным и невероятно талантливым.

http://www.usus.org.rs/images/irina_knjig...

***

К советской тематике обращался и

художник Иван Шеншин, автор комикса «Волшебник Хоттабыч»

(Чаробњак

Хотабић) по роману Лазаря Лагина «Старик Хоттабыч».

Этот комикс Шеншин начинает рисовать

в конце 1940 г. Принимая во внимание

тот факт, что «Старик Хоттабыч» Лагина

печатался по частям в 1938 г. в газете

«Пионерская правда», а потом — в 1939 г.

в журнале «Пионер» ( отдельное книжное

издание увидело свет лишь в 1940 г.),

сам факт такой быстрой адаптации советской детской

повести-сказки на язык

новой формы впечатляет. Тем более, что

в Югославии книга Лагина переведена

не была.

Как и каким образом повесть попала к

Шеншину, мы сейчас не знаем, но известно,

что похождения советского пионера

Вольки Костылькова и древнего

арабского джинна Гассана Абдуррахмана

ибн Хоттаба показались художнику настолько интересными,

что он без раздумий начал создавать рисованную версию

их приключений. Правда, все моменты

идеологической природы, встречающиеся в повести,

Шеншин аккуратно нивелировал

(кстати, их в версии 1938 г. было

не так много, особенно если сравнить

с редакцией 1955 г.): в его версии советский пионер Волька

стал русским гимназистом, а сам комикс полностью назывался

— «Волшебник Хоттабыч: приключения одного гимназиста».

Шеншин переносит время действия в период до

революции, что окрашивает весь комикс,

в целом озорной и авантюрный, в

дополнительный оттенок мягкой ностальгии.

http://www.rgub.ru/files/izotext_2015.pdf

джиНН ГаССан АбдуРРахман ибн ХоТТаб

Спасибо коллеге Kons!

Интересно было бы найти весь комикс