Всем же понятно, куда и зачем, правда? Хотя, скромно замечу в скобках, о русской фантастике никогда целенаправленно не думала, поскольку практически ее и не читала с самого начала девяностых и до этого лета. То есть не то чтобы совсем не, но очень по верхам. Плюс авторов-женщин, по отношению к ним у меня нет предрассудков.

Так что пришло и мое время о ней подумать — чем я сейчас и займусь! Громко и с выражением! А вы можете читать и смеяться (надеюсь, от радости)!

***

Уж наверное, профессионалы и фантастиковеды сказали все и обо всем неоднократно, но в сетевых дискуссиях о современной русскоязычной фантастике (за которыми наблюдаю с жадным интересом) подозрительно аккуратно обходятся несколько очевидных вещей.

— метание фэндома между коммерческой фантастикой и, скажем так, литературной

— полное отсутствие настоящей коммерческой фантастики — и в смысле самоопределения и в смысле изобразительных средств

— возникновение вместо этого фантастики продуктово-промтоварной (об этом подробнее прямо сейчас, буквально десятью строчками ниже — и можете уже начинать веселиться)

— и табуирование фантастики мирового уровня (причем я говорю о уровне среднем, даже без больших замахов) таким хитрым образом, что те, кто пишет очень, очень хорошо как будто специально снижают планку.

— существование литературного гетто в неформате и самиздате, в основном женщин, пишущих гораздо лучше, чем в среднем по больнице и принципиально не желающих печататься либо, как минимум, участвовать в фэндоме.

***

Все, что связано с издательством и продажей, оставляю сейчас за скобками; давайте рассмотрим только тексты. С тех пяти позиций, которые я обозначила, все становиться не так печально, как смешно. Ну то есть четвертый пункт это, конечно, печаль, но она недолго продлится; пятый, наверное, я вообще трогать не буду — про него и так все знают всё и интересен он для фэндома именно на фоне первых трех.

И вообще, хватит этих прелюдий, давайте-ка сразу к сладкому.

Продуктово-промтоварная фантастика, вот! (я долго думала, какой эпитет подобрать, так и не придумала, махнула рукой и написала как попало)

***

Итак, ППФ

Еще немножечко прелюдии, ладно?

Среди литературоведов предыдущего поколения бытовало мнение, что соцреализм показывает крестьянину, недавно попавшему в город, как обустроить эту жизнь по-городскому. Я запомнила цитату, которую приводили примером "К весне на заводе им выделили отдельную квартиру. Жизнь понемногу налаживалась, вот и котлеты румянной горкой лежат на белой с синим тарелке, и этажерка появилась в углу, а на ней томики Маяковского и Есенина, будильник и фотографии родителей в лаковых рамочках."

Подразумевалось, что все эти приметы нового быта создадут новую реальность буквально на пустом месте, и вчерашние селяне с жадностью читали, как стол накрывается скатерью, как на снегу скрипят новые ботики и как уставший после смены рабочий умывается под рукомойником прежде чем надеть чистую рубаху.

Обращал ли кто внимание или нет, но во всей т.наз. кммрчск фнтстк люди непрерывно заходят в кафе, делают заказ, садятся в машины, едут в лифтах, ремонтируют квартиры или рассматривают квартиры после ремонта.

Знать не знаю, происходит ли то же самое в боллитре; утверждаю, однако, что исключительный успех Дозорам обеспечил этот городской фон зарождающейся буржуазии. Не могу сказать, хорошо или плохо написан Тайный Город, но те же приметы времени — дорогие машины, апартаменты, поведение, как продуманный процесс, там есть в количестве.

Поведение в фантастике нулевых вообще очень интересная категория. Что не открою, нахожу сплошное нормирование. Нормирование — это не штампы, поймите меня правильно. Нормирование — это рамка, задающая весь спектр поведения. Как разговаривать с официантами в дорогих ресторациях. Как коротко и весомо бросить своему шоферу "в офис". Как разговаривать с пацанами из соседнего двора, пардон, с администрацией враждебного клана.

Это я даже обсуждать не буду. Про это Тэффи давно написала и Аверченко. И вообще вся эта поза нового хозяина жизни вытекает из первого.

Вот давайте еще раз — большая часть отечественной фантастики рыночного периода рассказывает новым городским как надо есть котлету.

Ну то есть это метафора. Ну то есть вы поняли. Мне даже неловко объяснять подробней, — но не могу удержаться от соблазна и не накидать примеров.

Слушайте, меня действительно заинтересовал этот феномен — коммерческой фантастики нет (об этом позже), а рынок на чем-то держится. Я порылась в памяти — что-то все же читала — и не нашла там (в отношении к) ничего фантастического, ни одной впечатлившей идеи, фразы, образа, кроме машин, ресторанов, отелей, квартир и прочего промтоварного.

Решила проверить и пошла посмотреть на одного автора, которого хвалили на фантлабе (фамилию не знала и сейчас даже не вспомню). Полистаю, думаю, файлы, проверб впечатление. Щазз! И листать не пришлось. Из четырех его вещей одна начинается подкатившим серебристым ауди, другая — заказом в кафе, а оставшиеся две — описанием богатых квартир, в которые заходит герой. (UPD Андрей Столяров, уточняю)

Тут я оживилась. Ну-ка, думаю, ну-ка. Открываю чтение он-лайн Дозоров. Та-дамм! Оно самое.

Вот смотрите

Ночной Дозор.

В прологе ничего нет — ну, большой писатель, неиспорченный еще славой, незабронзовевший, дотянул до первой главы. Зато там сразу утро героя:

В квартире было холодно, батареи чуть грели. Единственное, за что люблю зиму: быстро темнеет и людей на улицах мало. А так… давно бы плюнул на все, уехал из Москвы куда-нибудь в Ялту или в Сочи. Именно на Черное море, а не на далекие острова чужих теплых океанов: люблю, когда вокруг родная речь…

Глупые мечты, конечно.

Рановато мне еще на покой, в теплые края.

Не заслужил.

Дальше, как положено, подробно — ванная, кухня, опять ванная, опять кухня — глоток водки из морозильника, подробно процесс одевания (не забыть мини-дисковый плеер)....

А вот, забавно так сошлось, начало Леди не движется — в первых же двадцати строках —

На Танире прекрасный климат, настолько мягкий, что, даже страдая тяжелой формой метеозависимости, вы вряд ли почувствуете изменение погоды. Кристальный воздух, самая чистая в Галактике вода и полное отсутствие болезнетворных для человека агентов. Природа, о, какая тут природа! Приехав однажды, вы и думать забудете о других курортах, несмотря даже на заоблачные цены в местных отелях.

Здесь, на пляжах Солнечного моря, вы можете встретить всю земную аристократию, всех «звезд» и просто красивых женщин. Сейчас опять в моде натуральный загар, а особенности местной атмосферы позволяют долго валяться на солнце, не боясь получить ожог — поэтому красотки так рвутся сюда.

Когда там писались первые Дозоры, в конце девяностых? Вот! Мечтали люди о Черном море. Сегодня продвинулись до более престижных курортов.

Я, кстати, не смеюсь над этим. Я пытаюсь разобраться. Если в тридцатых и пятидесятых хотели читать о котлетах и этажерке в углу, а сейчас о курортах — ну что же в этом странного. Дайте уже людям, что они хотят.

Леди не движется-2, обратите внимание, в тех же первых двадцати строках:

Коттеджи в кампусе были на двоих, дизайн и комфорт — казарменные

Формы нам не выдавали, мы — я и мои немногочисленные новые подруги — ходили в майках и джинсах.

У нас было любимое место для посиделок — кафе «Ладья» у парка Победы. Мы занимали всю открытую веранду и трещали как сороки.

Очень много вещей, все наполнено вещами. Сплошной оральный вау-фактор, и, обратите внимание, это совсем не обязательно отражает автора; это отражается эпоха. Ну, не лучшее в ней и не самое интересное, но как есть.

Вторые Дозоры начинаются так:

Подъезд не внушал уважения. Кодовый замок — сломан и не работает, под ногами — растоптанные окурки дешевых сигарет. Лифт исписан безграмотными граффити, где слово "Спартак" встречается с той же частотой, как нецензурная брань, кнопки прожжены сигаретами и заботливо залеплены окаменевшей жвачкой.

И дверь в квартиру на четвертом этаже оказалась под стать подъезду. Какой-то убогий, советских еще времен дерматин, дешевые алюминиевые накладные цифры едва держащиеся на косо вкрученных шурупах.

Квартира у плохой ведьма, разумеется, так себе. Плохой теще — плохой гроб, хорошей теще — хороший гроб; это не штамп даже, это исполнение ожиданий читателя. Главное все-таки — бытописание, заполнить все вещами, едой, символами статуса — дайте людям, что они хотят, и будут вам тиражи и продажи.

Третьи Дозоры начинаются так:

Этот двор был из новых.

Многоэтажные башни на берегу Москвы-реки знали по всей России. Они стали новым символом столицы — вместо потускневшего Кремля и превратившегося в рядовой магазин ЦУМа. Гранитная набережная с собственной пристанью, отделанные венецианской штукатуркой подъезды, кафе и рестораны, салоны красоты и супермаркеты, ну и, конечно же, квартиры по две-три сотни метров. Наверное, новой России нужен был такой символ — помпезный и кичовый, будто толстая золотая цепь на шее в эпоху первичного накопления капитала. И неважно, что большая часть давно купленных квартир стояла пустой, кафе и рестораны были закрыты до лучших времен, а о бетонную пристань били грязные волны.

Человек, теплым летним вечером прогуливающийся по набережной, золотой цепи никогда не носил. У него было хорошее чутье, вполне заменявшее вкус. Он вовремя сменил спортивный костюм “Адидас” китайского пошива на малиновый пиджак, первым отказался от малинового пиджака в пользу костюма от Версачи. Он даже спортом занимался с опережением — забросив теннисную ракетку и перейдя на горные лыжи на месяц раньше всех кремлевских чиновников... даром, что в его годы с удовольствием на горных лужах можно только стоять.

И жить он предпочитал в особняке в Горках-9, посещая квартиру с окнами на реку только с любовницей.

Повышение статуса пошло, чувствуете? "С такими свиньями и сам становишься....как-то!"

Из любопытства я еще заглянула в Тайный город, и он тоже меня не подвел.

Начало первого:

Изящная золотая коробочка, хранившая только самые любимые драгоценности, стояла на маленьком столике справа от кресла, в котором расположилась женщина. Надо было лишь протянуть руку.

– Надо подобрать что-нибудь не очень броское, – задумчиво протянула женщина, разглядывая свою богатую коллекцию.

Кольцо и впрямь было сделано со вкусом. Тонкая золотая полоска, покрытая причудливым орнаментом, замыкалась большим, необычной огранки изумрудом, способным, казалось, сверкать даже ночью, при свете звезд. Его подарил Мечеслав, широкоплечий барон

Начало второго

— Значит, только кофе, мистер Дуглас-Хьюм? — переспросила Пэгги и улыбнулась так, как по эту сторону Атлантики умела улыбаться только она.

— Два кофе, красавица, — уточнил Бобби, с удовольствием глядя на симпатичную официантку, — сейчас у меня короткая встреча, но позже я обязательно загляну на ланч.

— Как скажете, мистер Дуглас-Хьюм, — снова улыбнулась Пэгги и удалилась, покачивая крутыми бедрами.

Энцо Кончини, хозяин небольшого ресторанчика на Уолл-стрит, свято чтил правила морали — строгая юбка Пэгги доходила до колен, но на то, как мягкая ткань облегает стройные ножки официантки, сбегались посмотреть брокеры из большинства окрестных небоскребов. По самым скромным подсчетам, с появлением Пэгги доходы хитроумного итальянца Кончини удвоились.

Бобби Дуглас-Хьюм провожал взглядом фигуристую официантку до тех пор, пока она не скрылась из виду, затем покачал головой и вытащил из внутреннего кармана пиджака полученный утром конверт.

Розыгрыш? Дурацкая шутка? Или…

Белый прямоугольник дорогой бумаги.

Честно говоря, я просто не знаю больше имен "коммерческих" авторов. Наверняка не все книги начинаются гипнозом вещей и еды (Застава, кстати говоря, все-таки начинается. Ну любит автор поесть, чего уж там).

(О, вот посмотрела еще начало Метро Глуховского.

Там как раз ничего промтоварного, совсем другая ипостась отечественной фантастики — с первого же параграфа сугубо военная реальность

Артем нехотя поднялся со своего места у костра и, перетягивая со спины на грудь автомат, двинулся во тьму. Стоя на самом краю освещенного пространства, он демонстративно, как можно громче и внушительней, щелкнул затвором и хрипло крикнул: — Стоять! Пароль!

Припоминаю, что открывала какое-то количество книг, которые начинаются эпизодом агрессии. Не все сводится к продуктовому набору, видите — можно за душу брать и автоматом в первом абзаце.)

Нуивот.

Что все так возмущаются, не понимаю. У людей голодное детство, деревянные игрушки, слушайте — они хотят писать и читать про жизнь в довольстве.

И, между прочим, я еще читала Идиатуллина. И Аренева. И, разумеется, Ольгу Онойко и Зонис и еще некоторых. А это совершенно, абсолютно другая литература. Там жрачка, цацки и статус вообще никакой роли не играют.

Сейчас я скажу один умный вещь, только вы не обижайтесь. Как могут люди со столь диаметральными, можно сказать, интересами входить в одну группу, встречаться на конвентах и тэдэ и тэпэ? И не вредно ли такое соседство для тех, кто пишет все-таки чистую фантастику, а не мешает ее с картинками из глянцевых журналов.

Ту би континьюд, разумеется.

Вообще говоря, сами термины женское-мужское вызывают у меня жуткую неприязнь своей нелепостью в отношении к литературе (и письма в личку, поддерживающие то, чего я не говорила и думать не думала!); а с самого начала всего-то хотела исследовать такой феномен, как отсутствие ярких женских образов в Хобо и попутно уточнить кое-что в женской-так-сказать-прозе.

Ну и далеко же я заехала, поддавшись такому, казалось бы, невинному желанию, эхе-хе. Но как-то разруливать это нужно, да? Иначе, как говорил один мой знакомый армянский миллионер, "люди могут неправильно понять".

Так что заменю-ка я, пожалуй, двусмысленный дуализм эМ и Жо на квадриум архетипических брахман/кшатрий/вайшья/шудра. Не то чтобы мне так уж нравился индуизм, но не могу не признать, что методологические его инструменты впечатляют, а деффиниции и проще и практичней чем все остальные, — ну то есть мне так кажется — проще и практичней даже чем алхимическое соответствие варнам воздух/огонь/вода/земля.

Это будет излишне интеллектуально, признаю, но что делать, делать-то что?

Как иначе снять контраст Хобо со всей отечественной фантастикой, ума не приложу. Потому что сказать, как думаю — "Хобо — идеально мужской текст, единственный в фэндоме" было бы и обидно для остальных и нечестно, — я не могу знать всего, вдруг где-то притаился еще такой же, а вдруг и не один.

***

Еще раз, если кто не читал предыдущие пост и тем более комментарии к нему:

Четыре борхесовских сюжета (о штурме и обороне укреплённого города, о долгом возвращении, о поиске, о самоубийстве (самоотречении) бога)

вплетены в сюжет все; сам автор, в смысле Жарковский, подтвердил, что так оно и было задумано (в этом месте ремарка: задумать как литературный прием любой может любое, хоть овсом на холсте пиши Мону Лизу; опознает ли публика в полотне шедевр или нет, — уже совсем другое дело). Это мы зафиксируем, как смыслообразующий момент и запомним.

Далее, в качестве еще одной исследовательской схемы, возьму те самые варны; следуя этой модели, мы можем открыть перспективы еще богаче, чем они открываются из ракурса женское/мужское в тексте, что удручающе много народу истолковывает как взаимоощупывание мужского и женского (а кто-то непременно сведет, банально до боли, к противостоянию мужчин и женщин, что ж за несчастье-то *воет*)

***

Итак, в списке действующих лиц Хобо наблюдаются шудры (сделанные из земли, одно лишь алчущее тело) — обсли; вайшьи (сделанные из земли и воды, тело и эмоции) — императорская обслуга; брахман — Судья и бесконечное количество кшатриев (огонь, то есть воля и страсть, подавляющие и тело и эмоции; в лучших из них, а лучшие почти все, обладают и качеством воздуха, идеей, которая ведет за собой, как воздушный шар, к которому подвешено и тело, и эмоции и страсть) — все остальные.

И вот тут-то можно порезвиться на тему мужского и женского в тексте.

Впрочем, сначала серьезно:

В прозе ЖСВ напрочь отсутствует малейший намек на ксенофобию; эрго, нет этого паскудства противостояния гендеров, как нет никакой немотивированного соперничества по признаку отличия в любой другой ситуации. Практически тот идеальный случай, про который говорится в известном анекдоте что, де, не быть расистом не значит признавать негров такими же людьми, а значит не понимать самой постанковки вопроса.

Случай настолько редкий и такой кристальной чистоты, что его надо проговаривать и проговаривать вслух; я уже говорила, что Хобо написан из будущего? теперь добавлю, что из будущего неблизкого, гендерная ксенофобия, хотя бы на уровне минимальных штампов, будет последним рубежом общего бессознательного...когда-нибудь.

К слову сказать, пресловутую асексуальность в книгах Стругацких кто-то себе выдумал за невозможностью воспринять отсутствие такого же гендерного дистанцирования, совершенно уверена я.

К слову сказать, это не отменяет того, что Хобо является идеально мужским текстом.

***

В предыдущем посте я говорила, что раздвижение границ, прорыв, созидание симптоматичны для мужского сознания и, эрго, для мужского текста. Теперь уточню о созидании — знания и умения как специфическая функция левого полушария, специфически мужской вектор сознания. В Хобо происходит весьма необычное изменение схемы — и весьма актуальное к тому же — знаниями и умениями обладают кшатрии (без различия пола); вайшьи, к которым традиционно относятся и ремесленники и, скажем так, лавочники, теряет свою верхнюю надстройку людей работающих руками — они переходят в кшатриев — и остается в этой варне исключительно обслуживающий сектор.

Вот обратите внимание, это очень важный, очень яркий месседж Хобо. На фоне бесконечных менеджеров нашей реальности, чудовищно расширившейся области сервиса и исчезающей традиции что-то знать и уметь весьма и весьма знаково переводить в воины, кшатрии всех, кто этой способностью обладает. Такой себе подтекст "работать всерьез — благородно" (помните в Понедельнике — "если бы я не был программистом, обязательно стал бы водителем грузовика"? очень вдохновительно, на самом деле).

Представить не могу, является ли название последней повести ЖСВ — "Очень мужская работа" — намерянной рифмой к этому месседжу или нет, но внушает.

По-прежнему без ксенофобии, но некоторое авторское неодобрение присутствует по отношению к глинистым вайшья, особенно, когда дело касается шпионов императора (Мусохранов и Джэйвз) и близкого окружения сенатора Романова.

Марсианская группа захвата, болтающаяся где-то между наемными слугами и воинами, тоже выглядит не слишком хорошо, но у нее и предводитель — уже целый ракшас, демоническое местами существо.

***

Я, кстати, веселилась, как дитя, когда в чьих-то дневниках прочла о мизогинии ЖСВ. С одной стороны, к женщинам вайшья, сделанным из земли и воды (в некоторых источниках прямо говорится — из слизи, переваривающей все вокруг, другие деликатно говорят о теле, одержимом неуравновешенными эмоциями) я сама испытываю вполне себе женоненавистнические чувства. С другой, — ну, о неспособности людей неподготовленных воспринять отсутствие гендерного разделения в обычном, не-эротическом, контексте я говорила уже выше; из будущего.

***

Ну и теперь уже то, с чего я все и начала.

Вот обратите внимание, и среди обслуги-вайшья и среди воинов-кшатриев в Хобо присутствуют как мужчины так и женщины; на равных правах и с равными функциями. Шудры, то есть обсли, как големы, лишенные собственной жизни, вообще не идентифицируются гендерно, разве что внешне. Без симметричного женского персонажа у нас остается только брахманическая варна — Судья, сначала Прохоров, потом Байно, плюс Хайк плюс Призраки, то есть все, вышедшие за рамки обычных человеческих возможностей.

Симметричным ответом к брахману была бы апсара, не в качестве небесной танцовщицы, а в более широком своем диапазоне.

Это, пожалуй, меня несколько смутило с самого начала. Не то чтобы я прямо кушать не могу, так мне нужен высокий женский образ в любой книге, но в Хобо во всем наблюдается дивная симметричность; фрактальная симметрия, я бы сказала — в любом малом повторяется большее, в любом микрокосме — макро. И тут такая незадача — брахманы есть, а апсары нет.

Я бы, конечно, могла сказать по размышлении, что Судья пришел из другого мира, и в капле воды этого он не отражается, а потому и не обязан иметь симметричную реплику. Могла бы сказать, что в аду апсар не положено. Ну мало ли что можно придумать, долго ли умеючи.

В этом месте, однако, я вспомнила, что у Ляха вон одни апсары, начиная с Ленки Колхии. У него вообще нормальных женщин нет, все как одна — седьмое чудо света и небесная танцовщица. В крайнем случае — ракшас. Очень подкупательно для нашего дамского полу. Так что мало ли.

И вообще, скажу вам я, в Хобо нет ни одной апсары, зато в Сказке их как минимум четыре. И да, такая вот слоистость мира, из которой в Хобо затронут пока только нижний слой, такой мир не в самый свой счастливый момент.

....так вот, о мужской прозе.

И еще раз — термин невнятный и в некотором смысле метафорический, заменяющий — мне и сейчас — длинное "архетипически чистый мужской текст".

*

Помните идею о четырех сюжетах? Чтобы далеко не ходить, беру прямо из вики:

цитата

В известной новелле «Четыре цикла» Борхес утверждает, что все сюжеты сводятся всего к четырём вариантам:

— О штурме и обороне укреплённого города (Троя)

— О долгом возвращении (Одиссей)

— О поиске (Ясон)

— О самоубийстве бога (Один, Аттис, Христос)

*

И вот теперь, на минуточку — все эти сюжеты мужские; архетипическому женскому сознанию нет до них никакого дела. Я даже не буду развивать эту мысль, все, кто подписан на колонку, вроде бы не нуждаются в уточнениях.

(С другой стороны, я бы осмелилась предположить, что чистая женская проза вообще не строится вокруг сюжета, несущего и смысл и символ, но использует его как рамку/опору для метафорического описания отношения к миру; в той или его части, конечно же. Идеальная женская проза вообще должна быть поэзией, если уж на то пошло, причем скорее восточнообразной — и поля, и горы, снег тихонько все укрыл, сразу стало грустно — или пусть как у Элюара — белорунных ручьев Ханнаана брат сверкающий Млечный Путь, за тобой к белорунным туманам плыть мы будем.. — но никак не мы кузнецы и дух наш молот.)

*

В абсолютном большинстве текстов (говорю сейчас о современных и хороших текстах) сюжетообразующее сменяется поэтизацией и метафорой, женское сменяется мужским; текст становится амбивалентным и несет амбивалентный же посыл неважности гендерного самоопределения. В этом месте я попрошу внимания — само по себе определение текста через эМ и Жо не имело бы особого значения, если бы не оставляло в ноосфере (возьму это слово тоже как метафору) больший или меньший отпечаток.

К этому вернусь буквально через два абзаца, а сначала, во-первых, отмечу, что в Хобо задействованы все четыре сюжета, также, как в Герое, Сказке и, насколько я понимаю, во всем цикле, частью которого является Хобо. И не только задействованы, но именно им подчинены все художественные средства; именно вокруг них вращается авторская вселенная. Это концентрированный мужской текст, каких сейчас встречается редко; так пишут Сапковский и Кинг, в родных же пенатах вот так с ходу никого и не вспомнить (хотя есть некоторые подозрения на тему Шелли, но пока я его посмотрела только по диагонали).

*

Фактически, такое сплетение сюжетов превращает весь цикл в героическую сагу, причем в полном противостоянии ее героики, как естественно-гендерной, той наносной, имитационной и пацанской, которой, кмк, богата отечественная фантастика рыночных времен.

*

Теперь же самое интересное.

Сюжеты эти худо-бедно еще можно выписать намерянно, задавшись такой целью. В них даже можно сыграть вполне на уровне, по крайней мере, на невзыскательный вкус массового читателя. Есть, однако, признак мужского текста, который сымитировать невозможно, и это вот что:

Мужское сознание воспринимает себя как объект в замкнутом пространстве под давлением; героика начинается в тот момент, когда объект становится субъектом и/или стремится расширить границы этого пространства. Идеальный пример — транс кинговского Стрелка, в котором он видит возникновение мира, Земли, потом солнечную систему, галакику, етс., — до тех пор, пока не упирается в границу мира, как в твердую скорлупу; тогда он пробивает эту скорлупу, "как цыпленок яйцо", выходя за пределы реальности.

Импульс к расширению границ (физических/дозволенны/знаниевых/нужное дополнить), движение наружу, клаустрофобию замкнутого смыслового пространства нельзя фальсифицировать, если автор не обладает им в нужной мере, не сожжен им и не отравлен; однако только этот сверхсмысл расширения пространства делает текст подлинно мужским.

Именно эта интенция к раздвижению границ делает текст Хобо таким концентрированно-мужественным; вполне естественно, что его читают в основном мужчины, да и то не все, это не девочковая проза, совсем.

*

Вообще говоря, я с огромным любопытством наблюдаю, кто и как относится к Хобо и к прозе ЖСВ в принципе; не в качестве комплиментов, а просто делюсь ощущением стороннего наблюдателя — оценить эту прозу по достоинству способны лишь те, кто содержит в себе аналогичное качество мужского сознания, бесстрашия перед открытыми пространствами и нелюбовью к закрытым.

Естественно-гендерное, опять же.

*

Чистая женская проза в этом смысле характерна не только и не столько эмоциональностью, сколько к стремлению свить гнездо внутри безграничного потока экзистенции; центростремительность против центробежности.

*

Не могу не упомянуть в контексте Хроники Амбера; идея о выходе в новую Вселенную и демиургическое ее преображение — кульминация мужского текста.

У ЖСВ такие преображения есть, также, как и прорывы в другие Вселенные и одновременно в другие слои реальности. "За пределами Пределов" (Сказка PRO) — исключительно характерная деталь. Язык там, впрочем, уже не такой жестко-мужской, как в Хобо, муаровые переливы вообще делают текст амбивалентным, не разрушая строгую смыслообразующую сюжетов — надо думать, читаться он будет легче и окажется доступней для читателя ан масс, чем Хобо.

Вообще же ясные черты героической саги в прозе ЖСВ выводят еще на одну линию — скажу о ней очень вкратце:

Сдвинувшийся мир, по Кингу, и преодоление постмодерна, по мне)), вместе с обживанием новых пространств, на этот раз информационных, мета-смысловых, неминуемо должен возродить мужской тип, героический или не очень, но волевой. Разница, однако, с прежним, скажем так, рыцарским, связана с переносом действия в область ментальную и смысловую; дикарь с дубиной, воин или там дворовой пацан на современной арене действий превращаются в анахронизм, в декорацию, максимум — в метафору; новый мужской образ, становящийся востребованным в новом мире, еще одна отдельная тема для исследования.

Би континьюд.

Ну вот как всегда — то, что я имею сказать по поводу, нуждается в некоторых прелиминариях (не в прелюдиях, нет, и не в преамбуле — именно прелиминарии в значении предварительного временного соглашения). А точнее, в определении термина мужская проза, от которого я сама не в восторге, но другого-то нет; придется пользоваться им, поясняя по ходу дела, что имеется в виду.

То есть если я хочу разобраться, почему у Жарковского не всегда хорошо выходят женские образы (мать моя, а этот литератрурообразный штамп чем бы заменить?), то мне придется как минимум прелиминировать о том, что:

— убил и закопал и надпись написал я не только не критикую любимых авторов, но и считаю это дурным тоном

— я вообще считаю дурным тоном искать недостатки у сильных авторов

— особенно когда тебя не просят

— но гендерный неадекват в отечественной фанастике не то чтобы недостаток, а целая традиция, так что вот.

И, прелиминируя далее:

— мужской прозой договоримся считать то, что написано "как бы" не амбивалентным существом/веществом/сознанием/способом, а мужским ("как бы" здесь важнее важного, поскольку реальный автор мбть любого пола и любой интенсивности собственного гендера; напрмр, "Кысь" Толстой — безупречно мужской текст по нескольким принципиальным, по крайней мере для меня, параметрам)

— а амбивалентность это не ругательство, а тот самый алхимический андрогин-Ребиус, которым так восторгались знающие люди еще с античных времен

— и который среди людей пишущих и даже просто хороших рассказчиков встречается так же часто, как логика среди шахматистов (профессиональная деформация, можно сказать)

— но в отечественном, опять же, пространстве, по отечественной же моде иногда маскируется под маскулинность

— и вот эту маскировочную литературу за мужскую прозу мы считать не будем

— а чтобы не ошибиться, назовем некоторые критерии архетипически чистого мужского текста

................вот на эту-то тему и будет первая часть следующей колонки...........

— посмотрим, как сильно они выражены у ЖСВ (для контраста приведу Ляха; не Джойса же, хоть у него и абсолютно гениальная амбивалентность текста)

— а я вообще сказала, что речь о тексте, а не о личности автора?

— и только тогда можно будет перейти к тому, почему в таких исключительно мужских текстах женские образы в лучшем случае выглядят андрогинными, в случаях похуже — декоративными, а в совсем тяжелых случаях — жуткими дурами, независимо от того, что хотел автор

...................об этом будет вторая часть колонки...................

(и еще немножко всякого, — например, мифы о мизогинии авторов мужской прозы)

И я совсем не забыла, что не закончена тема хобояза с его повышенной плотностью реальности и сенсуальностью. И еще теория Хаоса и фрактальность как симптоматика новой прозы. И вообще.

http://booknik.ru">http://booknik.ru/static/i/embed-logo.jpg" /> Викторина «Разрешите вам задать один пустяшный вопрос...» Мой результат: 8 правильных ответов из 10. «Итак, будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный». Вы знаете «Москву — Петушки» практически наизусть! http://booknik.ru/interactive/quiz/razres...">(пройти эту викторину)

Страшно горда собой, да-с.

От радости пошла перелистнуть "Дневники психопата" и знаете что?

Сначала легкий перепост из ЖСВ (а викторину с вопросами по Веничке нашла в жж С. Кузнецова, отмечаю ради справедливости)

цитата

А потом препроводили спать, вложив в горящую огнем руку… кусок замороженной курицы! Утром я проснулась от того, что курицу из моей руки ЖРАЛА КОШКА.

http://nervnoe-serdce.livejournal.com/162...

Вот это, по указанному адресу, очень смешно (по крайней мере мне), но изюм не в этом. Подозреваю, что не все благородные мужи (на какую букву падает ударение, хотела бы я знать), не чуждые словесности, в курсе, что существует целое сообщество девочковых дневников (не на жж, это секретной место), где пишут примерно так же. Сообщество крутится вокруг сетевых писателей женского (на 98 процентов) рода, которые балуются неформатом (уточню, что не только слэшем), ни на что, в общем-то, не претендуют, средний возраст у них что-то около 27 лет (на сейчас); руками их формируется очень свежая и очень женская проза с сильно отличными принципами от официально-форматной.

Она сенсорна, незлобива — несмотря на внешний налет мизантропии — эмоционально независима; в ней почти не дается ни отсылок ни намеков на остальной культур-мультур, за исключением некоторого созвучного сегмента; почти всегда смешна. Смеховая культура в ней разработана сильнее, чем можно ожидать; все драматическое используется как materia prima и превращается в комедию, доходя до фарса. Она пишется короткими предложениями и использует небольшой вокабуляриум (интеллектуализм осуждается) ( большая часть центральных фигур при этом имеет филологическое образование и если пишет в жж, то вполне адекватно). Ах, да, — в ней употребляется огромное количество звукоподражаний и намеки на смыслы, внятные только девочкам (хотя бы в прошлом) и слабо доступные всем другим.

Оценивать этот феномен культурного андерграунда еще рано, но сам по себе он интересен и довольно значителен в количестве.

А самое-то! Самое интересное! Возвращаясь к "Дневникам психопата" — вообразите мое удивление, когда я увидела там практически тот же стиль ( за вычетом девочковости (хотя в актуальном женском андерграунде девочковость процента на восемьдесят три используется как камуфляж и только на остальные семнадцать — как осуществление детской мечты)).

Как все эти потоки в ноосфере, бггг, возникают, куда исчезают, как опять потом появляются в новом месте, питая и усугубляя друг друга — тайна сия велика есть; наблюдать за этим можно не отрываясь вечность; для меня, по крайней мере, нет ничего прекрасней такого калейдоскопа.

У этого движения (оно не ограничивается высокой графоманией и дневниковой прозой) есть достойная предтеча в лице бегинок.

Кто помнит, бегинки упоминаются у Сапковского (мать Рейнвана, в частности, или тот монастырь, в котором скрывалась Николлет); меня это так заинтересовало тогда, что я посвятила некоторое время исследованиям (в вике, предупреждаю, читать имеет смысл только английские страницы на тему, переходя по ссылкам.

Вот кстати! Заглянула сейчас в вику — чудесным образом статья о них ужалась до двух абзацев против десяти позапрошлого какого-то года, более того, в левом столбце "На других языках" остался переход только на иврит и на голандский. Кто-то позаботился о незамутненность православного сознания, бке-ке-ке-ке.

Интересны бегинки в нашем контексте не столько своим анархизмом и мастерством (хотя и здесь параллель ясна) сколько тем что, по официальной точке зрения, именно их литературе (а за пределами монастырских школ никто не писал ни в половину столько, сколько писали бегинки) обязаны своим становлением почти все современные языки центральной Европы.

Мужчины в этом движении были также малочислены, как в нынешнем неформате, зато! литература бегинок питалась от книг Майстера Эйкхарта (сравнить размер и содержание русской викистраницы о нем и европейских тоже вполне себе умилительно).

Когда я думаю о том, каким жизнеспособным оказался ген Чингис-хана (ну то есть генетики так утверждают) и сколько его потомков сейчас находятся среди нас, это меня как-то не очень трогает, но соображение о оплодотворяющей силе мысли одного (пусть двух-трех, ладно) человек и о роли текста в передаче этой мысли меня дико прет, простите мой французский.

Естественно-гендерное, как говорит ЖСВ, опять же бггг.