Дитя противоречивых чувств, это произведение вот уже почти сто лет держит во власти своих чар огромное количество читателей. Несмотря на недостатки, такие, как многочисленные и, казалось бы, ненужные повторения, архаичность и пафосность, именно этот роман остается любимым произведением писателя у большинства его почитателей. Русский переводчик "Ночной земли", Юрий Соколов, не исключение.

Соколов, познакомивший отечественного читателя с "Психопатом" Р. Блоха, "Последним единорогом" П. Бигла, "Дюной" Ф. Герберта и не одним рассказом Г. Ф. Лавкрафта, работал над переводом около сорока лет. И вот, наконец, он выходит в издательстве "Вече".

Являясь большим поклонником "Ночной земли", Соколов как мог сгладил шероховатости и убрал избыточные повторения. За счет этого роман существенно похудел: 348 страниц вечевского издания против 538 оригинального. Можно подумать, что изначальный текст вообще не видели глаза редактора — таково его мнение. Сокращения вызвали шквал негативных отзывов и обвинений в кощунственном обращении с романом. Но даже после всех сокращений в романе осталось достаточно эпизодов, где автор в 3-й раз описывает какое-то явление практически теми же словами.

Повторения не могут не раздражать, хотя этому есть оправдание. Одно из объяснений такой избыточности — сам Уильям Хоуп был настолько зачарован своим детищем, уникальным миром, который он создал, что ему хотелось описывать его снова и снова. Вполне возможно, ведь практически весь роман — это признание в любви.

Главный герой видит сон о далеком будущем, в котором погасло солнце, Земля погрузилась во тьму и ее заполонили ужасные чудовища, а жалкие остатки человечества укрылись от них в Последнем Редуте, в огромной пирамиде, питающейся земным током. Наш герой — один из выживших. Будучи одаренным особым даром, он слышит далекий зов, в котором он узнает свою Любимую, которую потерял-давным давно, в одной из прошлых жизней. Презрев опасность, он отправляется на ее поиски. Впереди у него долгий и опасный переход по ночной земле, местами освещенной зловещими источниками, бурлящими кратерами и озерами лавы.

И вот его взору — а вместе с тем и нашему — предстают величественные мрачные просторы. Смерть поджидает на каждом шагу. Страх осаждает душу героя, но спасение возлюбленной для него важнее собственной жизни, и он медленно движется вперед, живописуя окружающий антураж и его зловещих обитателей.

Герой попадает в царство настоящего космического ужаса: огромные, молчаливые великаны, проклятые места, зловещий хохот неизвестной гигантской твари, недочеловеки... Но при этом ночная земля не может не поражать странной красотой призрачных огней, неясных силуэтов, фосфоресцирующих туманностей и таинственностью. Она ютит в себе воплощенные кошмары, но также и дарует укрытие; она милостиво принимает как людей, так и нелюдей; она терпелива и снисходительна... От нее веет спокойным материнским величием.

Не раз герой обращается к читателю, называет его своим другом, ведь он делится с ним самым сокровенным — своими переживаниями. Его искренность и куртуазность, нежность чувств и красота придуманного мира вызывают в душе читателя неизбежный отклик.

Уильям Хоуп Ходжсон создал по-настоящему проникновенное и чарующее произведение. Вне сомнений и вопреки всем недостатками, оно выстоит под ударами времени и будет жить, пока будут рождаться люди с чувствительными душами.

Это роман, который не разбираешь по косточкам, это роман, который просто любишь.

Любишь, как любишь Ночь.

Говард Филлипс Лавкрафт о "Ночной земле":

«Ночная земля» (1912) — очень длинное повествование (538 страниц) о бесконечно отдаленном, на миллионы и миллионе лет, будущем Земли после гибели Солнца. Оно несколько сумбурное: как бы сны человека из семнадцатого столетия, чей paзум соединяется с разумом его следующего воплощения, но излишне многословное, грешащее повторами и нарочитой романтической сентиментальностью, а также архаикой, которая здесь еще боле неуместна и нелепа, чем в «Глен Карриг».

Однако, несмотря на все недостатки, роман производит сильное впечатление благодаря уникальному черному воображению автора. Картина черной, как ночь, мертвой планеты, на которой еще живут потомки человеческой расы, сосредоточенные в огромной пирамиде, но которая захвачена чудовищными гибридными и неведомыми силами тьмы, незабываема для читателя: cyщества нечеловеческого и непредставимого вида — мародеры черного, запретного для людей и неисследованного мира вне пирамиды — отчасти описаны, отчасти оговорены намеками и производят сильное впечатление; но и ночной пейзаж с его безднами, горами и умирающими вулканами внушает явный ужас.

Примерно в середине романа центральный персонаж покидает пирамиду и скитается по просторам, где миллионы лет не бывало человека — и в его неспешно, день за днем описываемом путешествии в немыслимой тьме есть ощущение космического ужаса, тайны, от которой захватывает дух, страшного ожидания, равного которому не найти в произведениях других авторов. Последняя часть книги слишком затянута, однако не в силах испортить общее сильное впечатление.

Красивейшие иллюстрации к роману

Путешествия героя за грани привычного восприятия наталкивают на размышления: не попробовал ли моряк чего-то экзотического в далеких странах? не был ли он законспирированным членом какого-то эзотерического ордена? В любом случае, визии те еще. Возникло ощущение, что Ходжсон экспериментировал так, как только мог, делал, что душе угодно, следовал подсказкам воображения...

В результате получился вдохновляющий увлеченностью самого автора, очень странный роман. Как и в случае "Ночной земли", Ходжон создает мир, который завораживает его самого. Возможно, дело в моей фантазии, но мне кажется, что и в этой книге сквозит эта необычайная нежность, деликатность и любовь. Поэтому, если говорить об образе автора, Ходжсон представляется мне исключительно приятным человеком.

И, все же, роман не без корявостей. Иногда раздражают все те же повторения, иногда — резкий скачек от одной темы к другой, к развитию персонажей Ходжсон интереса не проявляет... Но это все чепуха — первопроходцам такие ошибки не засчитываются

Но чего бы мне все же хотелось, так это чуть более обширной концовки:

И, все же, эти недомолвки — тоже часть привлекательности романа — читатель или додумает сам, или так и оставит эти вопросы без ответа, покрытыми тайной.

Обложка Иена Миллера, известного также иллюстрациями к Лавкрафту и работой над "Колдунами" Ральфа Бакши.

Вариант без подписей

Джим Бернс

Филипп Дрюйе

Обложка комикс-адаптации, художник — Ричард Корбен

Свинорылые в исполнении Ричарда Корбена

Работа неизвестного художника.

Работа неизвестного художника.

Пятница — день рабочий. В четверг вечером решаю пропасовать лекции (и так на работе завал), а утром кладу в рюкзак "Ночную землю". Наверное, так было решено, что на лекцию я все же пойду. Ведь а) прецедент — как часто в Киеве читают лекции о хорроре? б) роман мне очень понравился — написал на него 2 рецензии (плохую и, чуть позже, хорошую); в) увижу людей, которые хотят послушать то же, что и я, людей со схожими интересами. Отпросился на 2 часа с работы и вперед!

Перед Галиной выступал Валентинов. Попал на конец его выступления, в котором он с иронией всезнающего оракула изобличал авторов, пришедших в литературу из сайта "Самиздат". Решил подождать на коридоре, где по окончанию лекции пришлось пообщаться со странной женщиной, решившей, что у меня в руках книга Валентинова. Поспорил с ней о том, достоин ли он внимания, как автор. В итоге оказалось, что она сама его не читала. Жаль, что я не отнесся к этому знаку серьезно. Думается, Силы Добра из "Ночной земли" пытались предупредить меня о грядущем.

Вместе с другом Лешей уселись во втором ряду. Появилась Галина и...

...начался пересказ "Ночной земли". Писательница постебалась и над сюжетом, и над стилем автора настолько, насколько глубок был ее кладезь иронии: досталось и архаичности, и тяжеловесности, и повторениям; простоте сюжета, "картонности" персонажей, примитивности мира ("Абсолюное Зло — Абсолютное Добро"). "А на Западе от пирамиды сидит тварь, которую Ходжсон с присущим ему остроумием, назвал Западный Страж — "Западный Страж" — все с большой буквы, конечно же!" — гогот из зала в ответ.

В ответ Галина блещет собственным остроумием, называя Кормака Маккарти "Маккормаком", Дискос замещается дубинкой ("Схватил дубинку и побежал спасть Деву, после чего уволок ее в свою пирамиду," — зал, конечно же, взрывается хохотом) и силач Ходжсон в ее версии биографии умирает от какой-то респираторной болезни.

Досталось и обложке вечевской книги, которую я передал, чтобы поставили возле Галиной — ничем не аргументированные смешки и шатания головами.

Конец книжки — конец лекции.

Начало обсуждения.

Надо полагать, что Галина рассчитывала на зал фанов Ходжсона, которые, будучи раззадоренными ее стебом, примутся наперебой оправдывать роман. И в этих бурлениях родится философский камень, истина, заявленная в названии лекции — почему книга популярна почти сотню лет и продолжает обретать новых поклонников. Не тут то было.

Аудитория состояла в основном из ярых любителей научной фантастики и фэнтази, которые слабо понимают, что такое хоррор, Лавкрафта знают только благодаря Ктулху, а на лекцию пришли только потому, что ее читал такой авторитет, как Галина. Но когда на книгу посыпались всякие очень неприятные высказывания — и это от людей, даже не читавших "Ночную землю!" — даже ее голос ("Это хорошая книга! Она мне нравится!") утонул в громогласных, но голословных высказываниях. Вот примеры (не дословный, диктофона у меня не было):

— И этой ерундой умирающее издательство пыталось спастись! Пф-ф!

В ответ на мое заявление о неиссякаемой популярности романа на протяжении стольких лет:

— Давайте через 100 лет проведем раскопки, откопаем какую-то бумажку, на которой будет накорябано то-то и то-то и будем этому поклоняться.

Досталось и "Энигме" с их готовящемся новым переводом "Ночной земли" — в глазах честного народа из 303 аудитории, они просто фрики.

Также выплыло возмутительное сравнение романа с циклом "Метро" — опять же, из уст человека, книгу не читавшего.

Несколько раз, когда я начинал говорить, меня просто перебивали. Потонул, захлебнулся мой голосок.

Из, простите, невежд, особо отличился Гриша Панченко: запомнился размахиванием бутафорского меча, синими трениками, обличительными речами о пафосе и о том, что Толкин, оказывается, не писатель.

Просто любопытно: по оформившемуся на лекции общественному мнению, книгу читают только мужчины, а у Донцову пишут талантливые писатели.

Что еще? А ничего.

Личные впечатления: ужасные. Я принимал происходящие очень близко к сердцу, подскакивал и выгибался на сидении, шипел и даже матерился, когда перебивали ("плохих слов" слышно не было — слишком громок был дядя Гриша). По крайней мере один сидящий рядом подтвердит мое поведение.

Итог: загадка не решена, никто и не пытался. Точнее, я пытался, и попытки будут опубликованы в следующем выпуске "Тьмы".

Надеюсь, в следующий раз будет лучше. Почему? А просто так. Публика таких оснований не дала.

PS: по неподтвержденным данным "Ночную землю" из присутствующих читали 2 человека, еще 2 просматривали книгу дома у Вашего Покорного Слуга, и еще один читал отрывки.

PPS: уж простите за стилистические огрехи — писал быстро.