Как-то упустил из виду, но 29 сентября стал дипломантом конкурса на лучшую рецензию. Рецензия — та самая, что была помещена в предыдущем посте. Вот она.

Русская литература переживает кризис – если не писательский, то читательский точно. Когда речь заходит о современной прозе, многие участники книжных форумов честно признаются, что продукции местных авторов предпочитают переводное, написанное за рубежом.

А ведь когда-то у русской литературы был век, который называли золотым! И это заграничные критики и читатели составляли из имён русских писателей тройки и четвёрки «великих». Впрочем, даже в советские времена, времена сильнейшей цензуры, появлялись книги, вызывавшие мощнейший отклик в читательских кругах; были авторы, которые смело претендовали на то, чтобы считаться властителями дум. Что случилось в последнюю четверть века?

Но это случилось не только с литературой, со всеми нами. Не в том ли дело, что СМИ, сначала газеты и телевидение, сейчас уже интернет, в течение этих десятилетий последовательно поднимали наш болевой порог. Если каждый день читаешь в сводках о том, как где-то на кого-то напали, ограбили, убили, изнасиловали или же просто устроили вселенский скандал, как эта информация должна сказаться на том, что несколько высокопарно принято называть «чувством прекрасного», «духовною жаждой» и проч.? Да, наверняка, найдутся и такие, у кого «свинцовые мерзости» мира сделают ещё более преданной и стойкой любовь к литературе – настоящей, к высокой и изящной словесности. Но как раз этим читателям будет непросто отыскать что-то подлинное в потоке явно коммерческого чтива, книг, ориентированных на определённые тусовки, даже на соискание конкретных премий; книг, пытающихся завлечь публику более или менее толково просчитанными экспериментами с формой; сочинений, откровенно эпатирующих обывателя древнейшим способом.

«Полёт шмеля» – книга, как по прочтении её представляется, во многом автобиографичная для автора. Жизнь поэта Леонида Поспелова, от детских лет и до седин, дана как бы с двух ракурсов. Главы, в которых повествование ведётся от первого лица, показывают героя в Москве второй половины нулевых и чередуются с главами, написанными в третьем лице, рассказывающими историю непростого, порой очень болезненного взросления Лёнчика Поспелова, сначала младшего школьника, затем рабочего, сержанта Советской Армии, студента Литературного института, молодого, а потом уже и не очень молодого советского поэта. Эти два потока повествования стремятся сойтись в один и в конце концов сливаются.

Показательно, что с младых ногтей Лёнчик Поспелов жаждал приносить пользу родной стране. Это желание не находило тогда никакого другого выражение, кроме как – быть примерным пионером, активистом совета дружины школы. В книге как раз и показано, как такое незамутнённое, искреннее стремление обламывается при столкновении с реалиями жизни – миром, в котором правят различные паханы; где власть гопоты на поверку оказывается сильнее власти совета дружины. Можно сказать, Лёнчику ещё крайне везло в жизни – потому что он встречал в ней и людей совсем другого толка. Таков, например, руководитель кружка авиамоделирования, недавний политический «сиделец» Алексей Васильевич, много чему научивший юного пионера, затем комсомольца, открывший ему на многое глаза.

Может быть, этот не оставивший по себе книжной премудрости мудрец (таких на самом деле всегда было много на Руси) более других повлиял на формирование личности будущего поэта Леонида Поспелова. Потом будут и другие встречи, не столь продолжительные, быть может, но оставившие свой след в жизни героя. Среди прочих особенно ярким показался эпизод, в котором студент Литературного института Поспелов, пропесочиваемый на семинаре, получил неожиданную поддержку другого студента этого же ВУЗа – … Николая Рубцова! Автор нарисовал не гламурный, не благостный портрет русского поэта, человека колючего, неуживчивого, но не поступающегося своими убеждениями ради сиюминутных выгод, в угоду моде. «Держись, братишка. Пиши, никого не слушай» и «Всех выслушивай, а слушай только себя» – такие наставления даёт он герою.

Тема паханов, служащих выше сидящим паханам, и гопоты, с легкостью трансформирующейся в «защитников порядка», с подсказки умудрённого жизнью Алексея Васильевича осознанная юным пионером Лёнчиком Поспеловым, не оставит его в дальнейшей жизни, всё ярче, всё более весомо, грубо и зримо будет разворачиваться перед ним впоследствии, превращая поэта, желавшего, быть может, оставаться только зрителем, созерцателем, «свидетелем эпохи», – в прямого участника далеко не изящного и не возвышенного действа. Игры, что ведётся противником вовсе не по правилам fair play , и цена поражения в которой порой, быть может, не меньше, чем жизнь, dear life , как опять-таки говорят англичане. Герой не из книг, а на практике узнает омертвляющее действие подлости и предательства.

Потому роман обжигает – как и должен обжигать настоящий роман о современности, которая не завершена, не закончена, которая рождается у нас на глазах.

Впрочем, «Полёт шмеля» ещё и волнует, и захватывает своими перепитиями. Он населён живыми людьми – узнаваемыми и неожиданными. Таков прежде всего сам главный герой – отличающийся не только обострённой совестью, порой толкающий его на взрывные, казалось бы, безрассудные поступки, но и ярким жизнелюбием. Не селадон, как он говорит о самом себе, но и вовсе не монах-схимник. Отношения между мужчиной и женщиной показаны в романе удивительно бережно и честно – без ханжества и пошлости. Автору удалось здесь пройти по тому «лезвию бритвы», с которого сорвались многие другие писатели.

А ещё роман перекликается с отечественной классикой. Хотя бы одним своим названием. Подобно тому как Валентин Катаев дал название своей книге по известному стихотворению Лермонтова, Курчаткин задал музыкальную тему своему произведению. «Полёт шмеля» – композиция эта сопровождает героя с юных лет и не оставляет в пору глубокой зрелости.

Поспелов, как уже сказано, поэт. Но вот пример его поэтического творчества приведён всего один. Это стихотворение «Песенка стрельцов», вокруг которого на протяжении романа нагнетается флёр значительности. Увы, когда оно непосредственно предъявлено читателю, происходит осечка, – выглядит сие произведение вовсе не столь впечатляюще, как настраивали читателя все эти аллюзий, упоминания, разговоры о нём (в том числе и на семинарском разборе-разносе, в ходе которого так неожиданно вступился за Поспелова сам Рубцов).

И это, быть может, единственное «слабое звено» романа, удивительным образом закольцованного, – ведь зачин и финал его перекликаются, вызывая в душе читателя особый резонанс.

Вчера закончил чтение двух антологий советской фантастики — 14го и 15го томов Библиотеки современной фантастики, изданных, соответственно, в 1967 и 1968 годах. В этих двух книгах, более 400 страниц каждая, представлены лучшие отечественные фантасты того времени — в основном произведениями того же десятилетия. Исключение составляет рассказ Александра Казанцева, вперые опубликованный ещё в 1946 году (подозреваю, что включение этого сочинения в данную подборку было лишь некоторой уступкой авторитету автора, считавшегося в тот момент чуть ли не самым маститым).

Составителем обеих антологий был фантаст Дмитрий Биленкин. Предисловие (к обоим томам сразу) написал социолог Игорь Бестужев-Лада. В конце второго сборника помещены краткие сведения об авторах с небольшими (и не очень качественными) фотопортретами (отсутствуют почему-то данные о Кире Булычеве — Игоре Можейко; только сейчас сообразил, вероятно оттого, что он тогда всё ещё "шкерился" от своего начальства по основному месту работы).

Многие произведения подборки мне были уже известны — читал их в других альманахах, авторских томах и т.п. Тем не менее одно из открытий этого чтения — то, как вдруг поменялись мои впечатления и оценки.

Неожиданно очень достойными показались рассказы "Ослик и аксиома" (Г.Альтов), "Прощание на берегу" (Войскунский и Лукодьянов — при том, что в нулевые читал более развёрнутую версию этой истории), "Снежок" (Емцев и Парнов), "Тор I" (И. Росоховатский — хотя с творчеством автора я был знаком в школьные годы, кажется, именно этого рассказа я прежде не читал). Впечатлили даже "Мальчик" (Г. Гор) и "Нахалка" (В. Журавлёва) (будучи школяром, скорее, не любил этих двух авторов). По-новому увидел повесть Владимира Савченко "Вторая экспедиция на странную планету". Савченко считается в фантастике "технарём". Тем не менее это и философская фантастика — в чём можно убедиться даже на примере этой ранней повести. А читанный не один раз "День гнева" С.Гансовского поразил злободневной неполиткорректностью. Подумал, если бы сейчас на самом деле появились такие высокоинтеллектуальные отарки, нынешние либералы непременно взяли бы их под защиту...

Хорош, своеобразен, даже парадоксален рассказ А. Днепрова "Когда задают вопросы...".

А вот остальные сочинения 14го тома впечатлили меня уже как-то не очень. Имею в виду и "Функцию Шорина" Г. Гуревича и "Богатырскую симфонию" Г. Альтова (восхищался когда-то обоими этими произведениями). Не показались и сильно хорошими "Суд на Танталусом" В. Сапарина (тоже, по-моему, лишь дань "авторитету"), юмористические сочинения, в том числе "Четыре четырки" Н. Разговорова.

Еще сложнее впечатления от 15го тома. "Космический бог" Д. Биленкина (вроде читал эту повесть в нулевые в авторском сборнике — я тогда собрал почти все издания серии "Классика отечественной НФ" АСТ) напомнил более поздние вещи Булычева, правда, без булычевской "мягкости" и обаяния. Повесть "В круге света" А. Громовой читал с некоторым усилием. Эпизоды, касающиеся борьбы с фашистами в лагерях, интересны, а вот идея "светлого круга" вызвала ощущение ненужной сложности. По-моему, для небольшой повести хватило бы и необычных способностей героев. А тут ещё этот эксперимент. Навеянный как будто фильмом Криса Маркера "Взлётная полоса" (как и фильм С. Крамера "На берегу" коротенько пересказан в начале — без упоминания названий и создателей).

С интересом перечитал "Уравнения Максвелла" А. Днепрова (хороший всё-таки был автор! как оказывается, ещё и "Штирлиц" в нашей фантастике) и "Майор Велл Эндъю" Л. Лагина.

"Икар и Дедал" Г.Альтова понравился языком (почти как у Джебрана!), однако основная идея так уже не зацепила (как было в детстве). "Девочка, с которой ничего не случится" К. Булычева заставила улыбнуться. Вот как начиналась Алиса Селезнёва. Да и вообще классик нашей "гуманитарной" фантастики.

Однако настоящий открытием стал для меня рассказ "Рог изобилия" Владимира Григорьева. Я-то считал, что уже знаю всех мало-мальски значимых советских фантастов. А тут — такой хороший язык, сюжет, вообще весь строй. Вызвало ассоциации с творчеством В. Шефнера и более ранних авторов — С. Кржижановского, например. Решил прочитать всё, что доступно из сочинений В. Григорьева. Тем более, что по объёму наследие не так велико — если не ошибаюсь, два сборника в серии "Библиотека советской фантастики" (частично друг друга повторяющие), публикации в альманахах и журналах.

Несколько дней назад написал в своей колонке о том, что изданная мною летом книжка "Маньяки выходят из подполья, или Супериор", к сожалению, не имеет странички здесь на сайте. Есть странички у двух других книг, в написании которых я принимал участие, но поскольку библиографии у меня нет, то... Словом, нет библиографии. Информации про новейшую книгу тоже нет.

Во- первых это "Рулька ноль один", ISBN: 978-5-4226-0258-2. Страничка сборника — https://fantlab.ru/edition142935

"Спасти Козельск", ISBN: 978-5-4226-0269-8. Страничка — https://fantlab.ru/edition169420

В общем, я сильно недооценил менеджеров Литрес! Они оказались очень эффективны и оперативны.

Ах, да! Не указал, почему называется "Презентация". Потому что позавчера в самом деле имела место в Центральной городской библиотеке имени В.В. Верещагина.

К чтению прозы Шефнера приступил ещё в октябре. Имея два сборника — "Сказки для умных" (Лениздат, 1985 г.) и "Запоздалый стрелок" (Советский писатель, Ленинградское отделение, 1987 г.) — последовал хронологическому принципу. Т.е. начал с более ранней книжки.

Состав двух подборок частично друг друга дублирует. "Сказки" открывает повесть "Скромный гений". Присутствует она и в "Стрелке". Я прочитал "Гения" в первом сборнике (совершенно бесхитростно,раз уж решил подчиняться издательской хронологии), но потом заметил, что совписовская книга напечатана на лучшей бумаге и качество шрифта в ней выше, и решил, что сочинения, имеющиеся в обоих сборниках, в "Сказках" впредь буду пропускать, чтобы прочитать их уже в "Стрелке". Тем не менее сумел-таки отметить, что одноимённые тексты "Сказок" и "Запоздалого" слегка разнятся. Во всяком случае, это утверждение справедливо для повести "Круглая тайна". Оказалось, что один из её персонажей, любитель прекрасного Вавилон Викторович (Вавик), напевает разные куплеты. Такое вот сделанное мимоходом текстологическое открытие. Впрочем, говорит оно только о богатстве прозы Шефнера, его изобретательности. Похоже, разного рода прибауток, в том числе и рифмованных, у него был неистощимый запас.

Позднее я, конечно, понял, что фантастика Шефнера совершенно оригинальна и просто блестяща. Сейчас оценил весь её блеск вновь...

Ещё раз про состав только что прочитанных сборников. В "Сказках", в полном соответствии с названием, собраны только произведения, которые можно отнести к фантастике (не совсем научной, или даже совсем не научной, но фантастике). А вот совписовский "Стрелок" состоит из двух разделов. Первый включает в себя прозу реалистическую, возможно, автобиографическую, исповедальную. Сначала речь идет о трудной послереволюционной жизни в Петрограде и его окрестностях; герои этих рассказов и повестей — дети, подростки, иногда беспризорники (или детдомовцы). Эти произведения написаны ни в коем случае не учеником, профессионалом, но они обычны (на мой взгляд). Если бы Шефнер писал только такое, вряд ли пришлось бы говорить о каком-то его особом феномене. Однако уже в такой сугубо реалистической вещи как "Чужедомье" (герой как раз детдомовец, снова пустившийся было в странствия) начинают проступать черты Шефнера фантастического. А именно — то, как он изображает своих персонажей. Обманчиво. Герои положительные не всегда выглядят такими, поначалу. То же самое и в отношении персонажей отрицательных. Раскрываются постепенно.

В рассказах "Дальняя точка" и "Неведомый друг" показана военная действительность, блокадная жизнь. Вещи явно автобиографические.

Повесть "Счастливый неудачник", будучи вроде бы реалистической (не один закон физики там не нарушен), уже обладает всеми главными свойствами фантастической прозы Шефнера — парадоксальностью, гротескностью, неожиданными поворотами действия, необычностью ситуаций, в которых оказывается герой.Этим произведением завершается первый раздел книги.

Ну а что можно сказать про раздел второй? Да, это уже фантастика. Это классический Шефнер. Это фантастика не только стёбная, но и философская. Но что удивительно — и приключенческая в каком-то смысле. Не как у Абрамовых или Стругацких, но с точки зрения сюжетной изобретательности ничуть не хуже (а может, даже и получше).

Недавно я назвал Шефнера нашим Воннегутом. Конечно, сравнение справедливо до какой-то степени. Никто никому не подражал. Да и не было необходимости. Просто оба, и каждый по-своему, выбиваются из общего ряда — не только фантастики, но вообще прозы.