|
Лукин, несомненно, производит впечатление мыслящего человека, и говорит он здесь по большей части умные вещи. Более того, я соглашаюсь со многими из них.
Однако откровения не произошло — для меня Лукин почти ничего нового не сказал. Да, на мой взгляд, его боты — это уже действительно отражение нашей реальности, может, даже сатира. Недаром многие читатели после прочтения повести стали видеть в окружающих ботов, а порой даже замечать подобное поведение за собой. Особенно хорошо, когда они говорят, что «начинают переосмысливать свои поступки», что «повесть меняет восприятие мира». Это значит, что всё-таки она несёт кое-какую воспитательную ценность, а это уже заслуга. Есть надежда на светлое будущее)) Если повесть Лукина оказывает такое благоприятное воздействие, то остаётся только радоваться. Ведь ботом человека делают не всякие высокотехнологичные штучки, а отсутствие культуры, любознательности, мещанские ценности, потребительские интересы, духовная бедность. Всё это проистекает из окружающей среды, от воспитания, образования, от социума. Если по Лукину социум — это бот, то он пытается превратить каждого отдельного человека в бота. А если каждый отдельный человек, не желая становиться таковым, окажет сопротивление, то возможно и система когда-нибудь падёт. Главгерой, кстати, в этом плане очень разочаровал.
На мой взгляд, наступление эры ботов предсказал (и боялся этого) еще Брэдбери в «451 по Фаренгейту». По-моему, нынешнее общество (и описанное Лукиным, соответственно) уже вполне похоже на описанное Брэдбери (хотя еще не всё потеряно, надеюсь). Хочется привести небольшой отрывок из диалога между Монтэгом и Клариссой:
«- Почему вы не в школе? Целыми днями бродите одна, вместо того чтобы учиться?
— Ну, в школе по мне не скучают, — ответила девушка. — Видите ли, они говорят, что я необщительна. Будто бы я плохо схожусь с людьми. Странно. Потому что на самом деле я очень общительна. Все зависит от того, что понимать под общением. По-моему, общаться с людьми — значит болтать вот как мы с вами. — Она подбросила на ладони несколько каштанов, которые нашла под деревом в саду. — Или разговаривать о том, как удивительно устроен мир. Я люблю бывать с людьми. Но собрать всех в кучу и не давать никому слова сказать — какое же это общение? Урок по телевизору, урок баскетбола, бейсбола или бега, потом урок истории — что-то переписываем, или урок рисования — что-то перерисовываем, потом опять спорт. Знаете, мы в школе никогда не задаем вопросов. По крайней мере большинство. Сидим и молчим, а нас бомбардируют ответами — трах, трах, трах, — а потом еще сидим часа четыре и смотрим учебный фильм. Где же тут общение?
Сотня воронок, и в них по желобам льют воду только для того, чтобы она вылилась с другого конца. Да еще уверяют, будто это вино. К концу дня мы так устаем, что только и можем либо завалиться спать, либо пойти в парк развлечений — задевать гуляющих или бить стекла в специальном павильоне для битья стекол, или большим стальным мячом сшибать автомашины в тире для крушений. Или сесть в автомобиль и мчаться по улицам — есть, знаете, такая игра: кто ближе всех проскочит мимо фонарного столба или мимо другой машины. Да, они, должно быть, правы, я, наверно, такая и есть, как они говорят. У меня нет друзей. И это будто бы доказывает, что я ненормальная. Но все мои сверстники либо кричат и прыгают как сумасшедшие, либо колотят друг друга. Вы заметили, как теперь люди беспощадны друг к другу?
— Вы рассуждаете, как старушка.
— Иногда я и чувствую себя древней старухой. Я боюсь своих сверстников. Они убивают друг друга. Неужели всегда так было? Дядя говорит, что нет. Только в этом году шесть моих сверстников были застрелены. Десять погибли в автомобильных катастрофах. Я их боюсь, и они не любят меня за это. Дядя говорит, что его дед помнил еще то время, когда дети не убивали друг друга. Но это было очень давно, тогда все было иначе. Дядя говорит, тогда люди считали, что у каждого должно быть чувство ответственности. Кстати, у меня оно есть. Это потому, что давно, когда я еще была маленькой, мне вовремя задали хорошую трепку. Я сама делаю все покупки по хозяйству, сама убираю дом.
— Но больше всего, — сказала она, — я все-таки люблю наблюдать за людьми. Иногда я целый день езжу в метро, смотрю на людей, прислушиваюсь к их разговорам. Мне хочется знать, кто они, чего хотят, куда едут. Иногда я даже бываю в парках развлечений или катаюсь в ракетных автомобилях, когда они в полночь мчатся по окраинам города. Полиция не обращает внимания, лишь бы они были застрахованы. Есть у тебя в кармане страховая квитанция на десять тысяч долларов, ну, значит, все в порядке и все счастливы и довольны. Иногда я подслушиваю разговоры в метро. Или у фонтанчиков с содовой водой. И знаете что?
— Что?
— Люди ни о чем не говорят.
— Ну как это может быть!
— Да-да. Ни о чем. Сыплют названиями — марки автомобилей, моды, плавательные бассейны и ко всему прибавляют: «Как шикарно!» Все они твердят одно и то же. Как трещотки. А ведь в кафе включают ящики анекдотов и слушают все те же старые остроты или включают музыкальную стену и смотрят, как по ней бегут цветные узоры, но ведь все это совершенно беспредметно, так — переливы красок. А картинные галереи? Вы когда-нибудь заглядывали в картинные галереи? Там тоже все беспредметно. Теперь другого не бывает. А когда-то, так говорит дядя, все было иначе. Когда-то картины рассказывали о чем-то, даже показывали людей.»
Пусть у Брэдбери явление доведено до крайности, аналогия очевидна. Не знаю, к чему мы придём в итоге, хочется быть оптимистом, хотя подобное положение вещей навевает лишь грустные, безнадежные и потому страшные размышления о будущем и настоящем. Это несмотря на то, что Лукин пытается как-то разбавить текст юмором. К слову, художественность текста, как по мне, оставляет желать лучшего. Авторский язык, изобилующий жаргонизмами и просторечиями, мне скорее не понравился — подобной речи мне и так вокруг хватает. В общем, соглашусь с одним из рецензентов, это «книга для ума, но не для сердца».
7/10.
|
цитировать
