облако тэгов
— Родители редко одобряют увлечение подростка фэнтези. Фэнтези – это действительно «второсортная» литература?
— На мой взгляд, проблемы в сказочной фантастике те же, что и в реалистичной прозе — сражение с внутренними страхами, конфликты с близкими, поиск знаний, собственного предопределения. Более того, именно в сказочном произведении связанные с такими «проблемами» переживания могут быть заострены, так как нередко являются основой сюжета. В метаниях Рона Уизли из «Гарри Поттера» Д. Роулинг, в искушениях Боромира из «Властелина колец» Р. Толкиена, в страданиях вынужденного скрывать свою истинную сущность Фитца Чивэла из трилогии Р. Хобб или в потерянности ищущего своё предназначение Пола Атрейдеса из книг Ф. Герберта, — во всех этих линиях не меньше драмы и вполне конкретных чувств, чем в реалистичных романах. Между выбором жанра и качеством литературы нет прямой корреляции, и, например, отдельные философские эссе К. С. Льиса содержательно так же прекрасны, как и его «Космическая трилогия». Тут всё зависит от автора и выбранной им истории, а не от жанровых особенностей.
— Многим взрослым кажется, что в фэнтези слишком много насилия. Это не так?
— Не стоит преувеличивать роль насилия в фэнтези. Насилие встречается не только в фэнтезийных романах, но и во многих приключенческих произведениях, как современных, так и классических. Фенимор Купер достоверно описывал снятие скальпа с головы ещё живого человека, а в историях Генри Хаггарда отсекают руки, ноги, головы, заодно устраивают массовые убийства ни в чём неповинных туземцев. Приключение — это всегда риск, и читатель, оставаясь в безопасности, предпочтёт рискнуть именно в книге. Таким образом литература отчасти помогает подростку нащупать границы дозволенного. Кроме того, насилие в приключенческом или фэнтезийном романе играет роль не самодостаточной цели, а препятствия на пути к чему-то исключительно важному и, как правило, гуманному.
— А почему вообще фэнтези так популярно?
— Фэнтези, а точнее, сказочную фантастику, можно условно разделить на приключенческую и бытовую. В бытовой акцент ставится на человеческих взаимоотношениях и качествах. Тот же «Гарри Поттер» — это прежде всего история дружбы, тут вся сказочность — лишь красивое обрамление для вполне понятных житейских рассуждений и проблем. Хогвартс прекрасен тем, что во все времена в нём находили помощь те, кто её просил, а не своим магическим флёром. Бытовое фэнтези — это возможность освежить извечный разговор о человеческой натуре. Приключенческое фэнтези в свою очередь позволяет читателю отправиться в путешествие, уже невозможное на нашей планете. В каждом из нас живёт дух первооткрывательства. Но сейчас выходить за порог — не такое уж опасное дело: вы точно знаете, куда вас занесёт, если вы дадите волю ногам, и даже сможете заранее прикупить путеводитель и забронировать себе гостиницу с доставкой из аэропорта. Сказочная фантастика возвращает нам предчувствие огромного непознанного мира. Например, почти все романы из серии «Колдовской мир» А. Нортон или романы из «Саги о Видящих» Р. Хобб прекрасны тем, что порой вы не имеете ни малейшего представления, куда вас приведёт повествование — какие вам откроются миры за границами Эсткарпа или Горного Королевства.
— Какое фэнтези пишете Вы?
— Я, конечно, хотел стать первооткрывателем пусть вымышленного, но всё-таки полноценного мира, но больше всего меня привлекала возможность образно описать наиболее сложные периоды в жизни человека. Речь, например, о необходимости выбрать профессию, город, семью. Если в реальной жизни такой выбор может быть только один, то в моём «Эрхегорде» человек буквально раздваивается — воплощает даже самые противоречивые мечты. Основная линия всех трёх книг серии «Эрхегорд» — это история персонажа, получившего возможность опуститься в лабиринты собственного сознания и там «убить в себе» отца, которого он так не любил и в которого исподволь превращался. Всё сказочное в «Эрхегорде» — лишь художественный приём, взгляд на знакомые переживания, которые я описывал в «Солонго» или в «Городе Солнца», с ракурса, недоступного в реалистичной прозе.
— В «Солонго», да и во многих других своих книгах, Вы отправляете персонажей в путешествия. Зачем? Вы хотите привить читателям любовь к дикой природе?
— Я хочу раскрыть историю во всей её полноте, а природа, каким бы детальным ни было её описание, остаётся фоном. В любой истории важен человек и его чувства, а обстановка и окружение лишь дополняют или оттеняют их, почти никогда не обретают самодостаточность. Ведь даже в «Домике на краю земли» Г. Бестона очаровывает не природа, которой посвящены девяносто пять процентов текста, а способность человека чувствовать её очарование.
— Ваши книги – это истории подростков. Откуда у Вас знания о подростковой психологии?
— Я пишу книги, так или иначе связанные с жизнью подростков, но ни в коей мере не претендую на полноту знаний об их психологии. И в тоже время отнюдь не считаю подростков инопланетянами, недоступными взрослому понимаю. Во все эпохи переживания и проблемы людей, как взрослых, так и юных, остаются схожими. Чтобы знать что-то о четырнадцатилетних, достаточно не забывать себя в этом возрасте. К тому же, как и большинство моих знакомых, я сам во многом остаюсь подростком.
— Вам важно, чтобы в Ваших книгах подростки говорили своим особенным языком, не похожим на взрослый?
— Я всегда предпочитаю общеупотребительные литературные каноны — не из снобизма по отношения к подростковому сленгу, а из предположения, что такая речь будет понятна большему числу читателей, а значит, позволит истории раскрыться до конца.
— Вы чувствуете, что современные дети – это другое поколение, с которым не слишком просто найти общий язык?
— Изменились условия жизни, её темпы, но сами подростки в целом остались теми же, какими они были пятнадцать лет назад, когда я закончил школу. Они так же переживают и так же ищут свой путь. Поэтому сложностей в общении с ними не возникает. Да и вопросы они задают те же, что мы с моими друзьями задавали себе в этом возрасте. Например, после недавней встречи в Сургуте одна старшеклассница спросила, можно ли считать наивность слабостью. Другая старшеклассница уже в Норильске спрашивала, поможет ли литература услышать свой настоящий внутренний голос. В Иркутске, Архангельске, Ульяновске и в других городах звучат очень похожие вопросы, за которыми проглядывают узнаваемые свободолюбие или одиночество юного человека.
— Вам кажется, что подростки не изменились. А жанр приключенческого романа? Он тоже остался прежним?
— Приключенческий роман развивается, и даже между «Пятнадцатилетним капитаном» Ж. Верна и «Одиссеей капитана Блада» Р. Сабатини есть ощутимая литературная дистанция. Речь не о том, что какое-то произведение хуже или лучше написано, просто со временем меняются читательские запросы. Боцман в романе Э. Сальгари «Сокровище голубых гор» мог восклицать: «Молчи, негодный мальчишка» и говорить с капитаном и матросами так, будто они ведут беседу на великосветском рауте. Сейчас такие диалоги воспринимаются неоправданно наивными. Г. Хаггард в первых же абзацах романа «Дитя из слоновой кости» мог пересказать весь предстоящий сюжет едва начавшегося произведения. Сейчас читатель ждёт от приключенческой прозы непрестанного напряжения — долгого и сложного путешествия в неизведанное, а любая предсказуемость его отталкивает. Наконец, Майн Рид в романе «В дебрях Борнео» мог практически отказаться от сюжета и сосредоточиться исключительно на описаниях наиболее диковинных представителей флоры и фауны острова Борнео – такие описания для читателя девятнадцатого века сами по себе были увлекательным приключением. Читателю современному подобное внимание к деталям — в наши дни обыденным и широко известным — кажется излишним. Подобных отличий множество. Они не мешают и современным подросткам читать приключенческую классику, ведь она действительно хороша, однако у каждого поколения в конечном счёте должны быть свои приключенческие романы и герои.
— Вы чувствуете себя «учителем» юных читателей?
— Я не берусь поучать читателя и уж тем более не собираюсь его воспитывать. Я не учитель, не наставник. Я рассказчик. И если кого-то мои истории позабавят, а кому-то помогут сформулировать такие близкие и понятные, но прежде для себя толком не сформулированные мысли, почему бы и нет? Я делаю то, о чём так мечтал герой моей книги «Бессонница» — помогаю читателю «увидеть мир другими глазами, узнать, что есть люди, которые живут иначе, почувствовать их боль, их радость».
— Разве детская литература не должна воспитывать?
— Детская приключенческая литература строится на выборе, который делают герои, а в основе каждого выбора лежит общая мораль, нормативные представления о добре и зле. В рассказах о приключениях на первый план выходят идеи отваги, взаимопомощи, сострадания — они формируют модели поведения, которые читатель примеряет на себя. Вот и всё воспитание. Оно неизбежно, насущно, однако не играет главную роль. Главной остаётся сама история, из которой каждый может сделать собственный вывод. Ни одна книга не приведёт ребенка к мыслям и чувствам, к которым он ещё не готов.
Есть еще два интересных интервью с Е. Рудашевским:
*Евгений Рудашевский: «Весь мир мне интересен, а недоступны только Эверест и Марианская впадина»