Уильям Шекспир «Буря»

Как сейчас писать рецензию на «Бурю» Шекспира (да и на любое произведение такого калибра)? Все-таки это абсолютная классика английской драматургии, и через более чем четыреста лет после первой постановки остающаяся в культурной обойме человечества. Любые оценочные суждения в ее отношении не работают: нет никакой разницы понравилась ли она конкретному критику или же нет, его мнение не имеет ни малейшего веса. Тем не менее, думается, есть несколько путей в решении данной задачи.

Можно представить, что «Буря» написана не давным-давно, а прямо сейчас. Какой-то модный драматург осчастливил нас новой пьесой. При таком взгляде возможно множество реакций на эту пьесу, но все они будут находиться между двумя крайностями. С одной стороны, критик, который на первое место ставит не художественные качества произведения, а актуальную социальную и политическую повестку дня определенной направленности, увидит в «Буре» гимн шовинизму и абьюзу. Просперо будет уличен в комплексе белого колониалиста, который попирает волю любого находящегося рядом существа и не дает право выбора даже собственной дочери, а над Калибаном прольются слезы жалости. В конце концов, прозвучит призыв придать «Бурю» забвению, а ее постановка в любом театре любой страны будет приравнена к преступлению против всего человечества. Можно представить, сколько яда будет в подобной рецензии. Если же критик, взявшийся за «Бурю», придерживается иных общественных позиций, то похвалит автора за то, как правдоподобно он реконструировал психологию людей той далекой эпохи. Конечно, фантастический элемент пьесы будет сочтен лишним, но, в конце концов, все эти духи и всевозможные чудеса окажутся признаны иллюстрацией сложного и противоречивого мирочувствования персонажей «Бури».

Если же идти другим путем, то вместо рецензии можно выдать рассказ об обстоятельствах создания «Бури», а также о том, как ее воспринимали в разные века. При должном таланте у автора такой как бы рецензии может получиться захватывающее чтение. Одно то, как в пьесе отражены реальные обстоятельства биографии людей, которым она впервые и была показана, может быть чертовски интересно. Точно так же вместо рецензии можно предложить перечень тех произведений искусства, в которых обнаруживаются отсылки к этой пьесе Шекспира. Перечень вышел бы знатным.

Каким же путем пойдет автор этих строк? Ему не хочется оценивать «Бурю» с позиций современности, конечно, эта пьеса была написана в определенных исторических обстоятельствах, и оценивать ее можно, только исходя из них. В этом вопросе автор этих строк не считает себя компетентным, тут все-таки надо быть историком узкого профиля, потому и браться за это не стоит. Также скучно писать длинный историко-культурологический очерк, при желании про все эти исторические обстоятельства, а также хронологию возвращения широкой публике исходного текста Шекспира можно прочитать у иных авторов, благо подобных статей в Интернете достаточно много. Остается только одно: дать все-таки некоторое личное впечатление от текста. А к личному впечатлению будет присовокуплено одно наблюдение. Думаю, уже давно нашелся тот, кто сделал такие же выводы из «Бури», но автор этих строк нигде их не встречал, потому будет не лишним и высказать.

Во-первых, удивление. Да, именно так – удивление. Безусловно, «Буря» произвела колоссальное влияние на многих авторов, ее отголоски где только не находятся, а отсылками к ней пестрят толстенные тома. Можно смело согласиться с теми, кто считает эту пьесу Шекспира предвестником жанра фэнтези, ее влияние на него невозможно не заметить. При все этом сама по себе «Буря» кажется уж очень простенькой. Сюжет незамысловат, коллизии просты, все миленько, благолепненько, как раз чтобы повеселить короля, на свадьбе сына которого ее и играли. Ну, маг Просперо оказался на необитаемом острове. Ну, однажды на этот остров попали его обидчики. Ну, преподал он им урок. Ну, всех простил, а потом все жили долго и счастливо. При этом в пьесе куча забавных и изящных мест, Шекспиру не откажешь в умении строить сцены, высмеивать модные на тот момент общественные идеи, выстраивать типичные характеры. В этом отношении от «Бури» можно получить определенное удовольствие, тем более интересно то, как драматург зеркалит сюжетные ходы, к которым мы привыкли по его самым известным пьесам. Раньше мститель мстил, рок торжествовал, перипетий было порой слишком уж много, теперь же Бард умудрился даже соблюсти классическое единство времени и места, которым раньше радостно пренебрегал. А еще интересней посмотреть на Просперо.

Всемогущий, всевластный, горделивый, он заманивает с помощью колдовства на свой остров обидчиков. А далее они оказываются полностью подчинены его воли, все, что с ними происходит, контролируется служащими Просперо духами. По сути он разыгрывает с помощью этих человеков самый настоящий спектакль. В нем он и режиссер, в нем он и драматург. В нем он сам себе Шекспир. И если так, то «Буря» превращается в метафору театрального искусства – такого, каково оно есть. Возможно, даже с толикой сатиры, так как в ней отражены модные на тот момент темы. И знаменитые строки «Мы созданы из вещества того же, / Что наши сны. И сном окружена / Вся наша маленькая жизнь» приобретают специфический смысл, по сути они о природе рассказывания историй. А публика только и рада поспать с раскрытыми глазами, ведь ей показывают удивительные штуки.

Если же заглянуть в самый конец, то там обнаружится вот что: «Отрекся я от волшебства. / Как все земные существа, / Своим я предоставлен силам». Просперо откланялся, сломал жезл, утопил книги. А Шекспир больше ничего не написал. «Буря» оказалась его последней пьесой. Уж не попрощался ли он таким образом с почтенной публикой и не дал понять, что более не строчки? Впору вспомнить из совсем другой пьесы: дальше – тишина.

Нетипичная пьеса для Шекспира. Обычно действие у Шекспира происходит в городах, а тут в открытом море и на необитаемом острове. Обычно у Шекспира нет ничего сверхъестественного, а тут фигурируют духи. Кстати, примечательно, что дух воздуха носит имя Ариэль. Наверняка Беляев назвал своего Авреля Гальтона в честь Ариэля из «Бури», так как он умеет летать, а стало быть, связан с воздухом.

Интересным персонажем является Калибан. Жаль, что Шекспир особенно подробно не описывает внешность Калибана, только сообщает, что он необычайно уродлив. Чем-то Калибан напоминает Квазимодо из «Собора Парижской богоматери» Гюго. Но таком случае в «Буре» отсутствует аналог Эсмеральды, так как Калибан не влюблялся ни в какую девушку с нормальной внешностью.

Перехваленное произведение, по которому снимают фильмы и рисуют анимэ, которое цитируют литераторы от Олдоса Хаксли до присутствующего тут Вадима Волобуева. И зря рецензенты (включая Волобуева) отмахиваются от образа Калибана — особенного в нём то, что он является аборигеном острова. Которых колонизаторы XVI века сплошь и рядом обращали в рабство и травили собаками. Отсутствие осуждения автором беспредела европейцев — отражение тогдашней морали? И да, и нет. «Да» — потому, что Шекспиру надо было зарабатывать на жизнь, а не ссориться с вице-королями. Но ещё в 1552 году Бартоломе де ла Касас сумел опубликовать книгу в защиту тех, к кому конкистадоры и впрямь относились, как к детям чёрта. Ну да разве ж вспомнят теперь неуживчивого доминиканского монаха.

Просперо — человек-манипулятор? Избитая тема, тем же (более ранним) Шекспиром. Кроме манипуляторства, не видно у Просперо никакого интеллектуального превосходства, что как бы намекает нам на уровень понимания автором устремлений учёных людей.

Сделано четыреста девять лет назад для придворного театра. Я пытаюсь быть снисходительным. И я вполне могу даже понять тех, кто рукоплескал постановке в 1611-м — не было тогда ещё ни Мольера, ни Кальдерона де ла Барки, а Лопе де Вега только начинал творческую деятельность. Но нафига последующие поколения превозносили эту проходную поделку, угождающую расистам?

Автор же — прославленный Шекспир. Вау. Уау. Снобизм, в общем.

По-моему, замечательное произведение. Субъективно, оно воспринимается как очень позднее, как завещание и прощание Мастера. Вспомним «Эпилог» (произносится актером, играющим Просперо): «Отрекся я от волшебства... (и до): не служат духи мне, как прежде...» «Буря» хороша, может быть, сказочно хороша. Она полна волшебства, чар, духов. Само дело происходит на каком-то неизвестном острове, далеком и дивном. Появление Просперо и Миранды сделало его другим. Зло ушло, но чары остались. Остался гордый Ариэль, служащий людям по своей воле. Остался прелюбопытный Калибан, которого зря бранят и в пьесе, и в критической литературе, и на сайте. Он не так уж плох. Разве может быть диким и необузданным творение, произносящее такой дивный монолог (пусть и обращаясь к Стефано): «Ты не пугайся: остров полон звуков — и шелеста, и шепота, и пенья; они приятны, нет от них вреда. Бывает, словно сотни инструментов звенят в моих ушах; а то бывает, что голоса я слышу, пробуждаясь, и засыпаю вновь под это пенье. И золотые облака мне снятся. И льется дождь сокровищ на меня...И плачу о том, что я проснулся». Эти слова стоят многого. Никто иной не нашел таких слов для описания сказочного мира острова. И. В. Евстратова в своей интересной статье («Функция образа Калибана в контексте сюжетно-жанровых особенностей «Бури» У. Шекспира» // Вестник СПбГУ. Сер. 2, 2003, вып. 3( № 18), с. 102-109) пишет о Калибане: «Калибан символизирует в «Буре» материю для творчества, человеческую природу или саму жизнь, в которой перемешано и хорошее, и дурное. Именно поэтому сложно втиснуть Калибана в рамки жанра трагедии или комедии, как невозможно придать строго заданные формы человеческому существованию». В отличие от Калибана те, кого выбросила буря, почти все ничтожны и слабы. Я о придворных. Они гораздо хуже смелых моряков и боцмана. Они пусты и невежественны, они похожи на генералов из сказки Салтыкова-Щедрина. Им нечего делать не только на острове, но и где-либо вообще. Кстати, наверное, впервые я узнал о «Буре», когда читал в «Детях капитана Гранта» описание морской бури, действий Джона Манглса, властно призвавшего Гленарвана и других уйти с палубы, и комментарий в его адрес Паганеля :) Пьеса очень выразительна, ее, как мне кажется, хорошо ставить в театре, в том числе музыкальной комедии. Правда, нужны очень хорошие, интересные декорации и костюмы, музыка и ритм. Летом 2017 года мы с будущей женой смотрели «Бурю» в театре Комиссаржевской в Петербурге. Постановка не очень понравилась. И декорации, и артисты. Жена, не читавшая пьесу, заметила, что Ариэль слишком грузен для духа воздуха) И фильм, который я увидел, мне не понравился. В этой «Буре» роль Просперо зачем-то отдали женщине, Хелен Миррен. А ведь это один из очень немногих удавшихся волшебников в мировой классике. Он, правда, не идеален, но более благороден, чем другие герои пьесы. Думаю, что его мало понимает и родная дочь.

Сия пьеса была написана Шескпиром по королевскому заказу на свадьбу принцессы и, будучи поставлена во дворце, вскоре ушла в небытие. Казалось бы, скандал: одно из величайших творений гения, его, можно сказать, завещание осталось непонятым тупыми современниками, которым одни развлечения на уме (здесь уместно обронить какую-нибудь банальность вроде «нет пророка в своём отечестве»). К счастью, потом миру явились художники-прерафаэлиты, которые и вознесли пьесу до небес (заодно исторгнув из забвения Уильяма Блейка). Все счастливы и хлопают в ладоши.

Так вот, буду резок. Данная пьеса — дитя плагиата и коммерции. От Шекспира там нет почти ничего. То, что она была забыта на долгие времена — вполне справедливый итог. Фабула — переработка расхожей легенды, все шутки-прибаутки позаимствованы из итальянских постановок, на сюжет вообще без слёз не взглянешь — сплошная магия как решение любых проблем (привет современным фэнтезятникам). Образ Калибана, коим так восхищаются — ну а что в нём особенного? Шекспир захотел показать некий отталкивающий персонаж, и не нашёл ничего лучше, как вывести его уродом. Гюго в этом смысле на десять голов выше с его неоднозначным Квазимодо. Концовка — просто какой-то смех и грех (типа «жили они долго и счастливо»). Кстати, совершенно непонятно, что же сталось в итоге с Калибаном. Шекспир о нём просто забывает, а разного рода ценители предпочитают не заострять внимание на этом, хотя Калибан и является по их мнению наиболее примечательным персонажем (т.е. он примечателен, пока нужен. Как нужда отпала, его отбросили. Блеск!). Или вот Ариэль — он вроде как обязан Просперо, но в то же время рвётся к свободе. О том же самом мечтает и Калибан. Казалось бы, соедините силы и уберите Просперо с дороги. Но нет, Ариэль верно служит своему хозяину и даже доносит ему о кознях Калибана, действуя как самый махровый раб. Однако почему-то он здесь — персонаж положительный, а Калибан — отрицательный (это такая этика периода правления Стюартов? Сомневаюсь).

Тем не менее, скажу пару добрых слов о пьесе. Во-первых, «утопический» диалог Гонзаго с насмешниками — потрясающий по глубине. Симпатии Шекспира явно на стороне утописта, но и контртезисы его оппонентов вовсе не «плоски и грубы», как написал в послесловии Смирнов. Действительно, очень странно полагать себя правителем некого идеального государства, одновременно постулируя отмену всякой власти. Социальные установки такого государства и впрямь ведут к обществу «бездельников и шлюх» (даже оставляя в стороне вопрос с выживанием населения в условиях полной праздности). Проблема семьи тоже никак не решена (о чём утописту и сказали насмешники в свойственной им манере).

Второе: очень необычная для предыдущих пьес Шекспира мораль. Обиженный отказывается от мести и прощает своих обидчиков. Ранний Шекспир разобрался бы с ними максимально жестоким способом, обронив несколько вдохновляющих монологов насчёт возмездия и неизбежности кары. Но автор «Бури» уже имеет за плечами «Гамлета» с его сомнениями, уже начал охладевать к театру, да и жизнь его клонится к закату. На смену молодецкому задору пришёл покой. Конечно, столь необычную для Шекспира концовку можно было бы объяснить и требованиями жанра трагикомедии, но ведь если бы Просперо расквитался с недругами, финал тоже был бы позитивным. Ан нет, он предпочёл махнуть на всё рукой.

Вот за всё это — и семёрка.

Признаться, разочарован. Об этой пьесе многие говорят, как о завещании Шекспира, одном из последних шедевров мастера, прощании с театром. Но мне эта работа прославленного мастера показалась необычайно слабой для столь выдающегося драматурга.

Весь сюжет коротенькой пьесы построен на всего одной идее. Маг Просперо в конечном счёте прощает врагов и отрекается от своих сил. Этот ход довольно интересен в сравнении с ранними работами Шекспира, где кипят страсти, а балом правят ненависть и возмездие. Но вообще мотивы прощения и смирения как таковые появлялись в литературе бессчётное множество раз. И я бы не сказал, что в «Буре» эти идеи поданы как-то уж особенно хорошо и мастерски. Социальная проблематика, проявляющаяся, например, в монологе Гонзало, лишь начерно намечена, далее в тексте Шекспир никак не останавливает на этом своего внимания. Образ Калибана, который многие трактуют как живописание бунта низменных страстей и пороков против разума, мне совершенно не запомнился. Бунтующий или нет, Калибан был и остаётся жалким рабом, и в первую очередь рабом собственной ограниченности и скудоумия. Единственный проблеск чего-то по-настоящему интересного — вот этот монолог Просперо: «Мы созданы из вещества того же,\Что наши сны.\И сном окружена\Вся наша маленькая жизнь.» Шекспир как никто умел показать игру разума, мимолётных чувств и эфемерных эмоций, которым подчас посвящают и жизнь, и смерть. Но здесь все эти размышления ограничены рамками коротенького монолога и дальше этого не идут.

Боюсь показаться еретиком, но всё же. Мне кажется, что весь вес этой пьесе придаёт имя автора да многочисленные алюзии и отсылки в текстах множества других авторов. Читая «Бурю», я надеялся лучше и глубже понять замыслы всех тех, кто включал в свои работы подобные интертекстуальные вещи. Но в итоге мне вовсе не кажется, что первоисточник содержит какие-то идеи, в контексте которых книги Желязны или Симмонса обретают дополнительную глубину и новое измерение.

Странная вещь для Шекспира. Пьеса воспринимается как черновой набросок. Персонажи схематичны. Мотивы поступков непонятны. Монологи скомканны и группируются по случайному принципу. Несмотря на сказочный сюжет, открывающий простор фантазии, на самом деле фантазия в данном произведении отсутствует, как будто перед нами недоработанный вариант текста, еще не ставший произведением.