Продюсер: Закария Алауи, Майкл Костиган, Дональд Де Лайн
Оператор: Александр Уитт
Композитор: Марк Стрейтенфелд
Жанр: боевик, триллер, драма
Бюджет: $70 000 000
Сборы в США: $38 900 252
Сборы в мире: + $44 300 000 = $83 200 252
Премьера (мир): 5 октября 2008
Премьера (РФ): 20 ноября 2008, «Каро-Премьер»
Релиз на DVD: 17 февраля 2009
Возрастной рейтинг: R
Хронометраж: 128 мин
Аннотация:
Главный герой истории — бывший журналист, ставший агентом ЦРУ, посланный в Амман, чтобы сотрудничать с иорданской разведкой в деле отслеживания лидера Аль Каиды, планирующего теракт в Америке.
Отзыв Fearless:
"Совокупность американской лжи"
Американцы всё никак не могут успокоится на счет ситуации на Востоке (Ирак, Иран и другие приграничные им страны) и не успокоятся никогда. Своё отражение и отпечаток это находит в кинематографе. За дело берутся такие матёрые режиссеры как Брайн Де Пальма, представивший в прошлом году «Без цензуры», фильм «про американцев в Ираке». В этом году эстафету принял Ридли Скотт, который с каждым годом удивляет всё меньше и меньше своими работами. В его новом фильме «Совокупность лжи», американские спецслужбы являются посредниками в отношениях между Иорданией и Ираном. Охарактеризовать фильм можно просто: «Чужие проблемы — наши проблемы. Мы американцы. Нам положено». Весь мир плюется, негодует, и только американцы находят в этом смысл и получают удовольствие.
В «Совокупности лжи» отсутствует самое главное — идея, смысл и стержневая основа. А эти компоненты протезом не заменишь, поэтому сам фильм предстаёт чем-то посредственным, неинтересным и в художественном плане абсолютно нелепым. Обидно, что голливудские режиссеры первой величины, по годам мудрые, берутся за проекты с подобной тематикой. Они верят в то, что смогут снять великолепное кино? Верят потому что американцы, либо стали ими за долгие годы проживания в этой стране. Мозг быстро адаптируется к среде, адаптируется к лживой правде которую вещают из дуроскопов и других СМИ. Вот только, если ты американец, то возможности и желания посмотреть на ситуацию по другим углом у тебя уже нет, хотя и не хочется равнять всех под одну гребёнку. Но даже мастер не сможет поставить хорошее и правильное кино, если оно напрочь лишено фундамента. Как бы это банально не звучало, но театр начинается с вешалки, а кино со сценария.
Нет желание кидаться камнями в такого режиссера как Ридли Скотт, но когда он сам подставляется под эти камни, то это выглядит весьма странно. Режиссерская работа находится далеко от зрителя. Она где-то там — где постоянно вещает американское СМИ, где всем важно что американцам всё дозволено и можно, где церемонии и кинонаграды, где еще какие-то американские события, но только не там где зритель, зритель который пришедший смотреть кино.
Вопрос — почему Ди Каприо и Кроу снялись в этом фильме? Ответ прост — потому что позвал режиссер такого калибра как Скотт, а предложениями Скотта старшего не торгуются и не размениваются, их принимают, иначе ты рискуешь следующий раз быть неприглашенным в его проекты. И вот казалось бы Ди Каприо, у которого просто фантастический нюх на хорошие фильмы, смог так сильно ошибиться и подставиться. Ди Каприо в роли араба — это уже смешно и нелепо, но он с ролью справился отлично, а вот роль с фильмом нет. Отдельного разговора требует участие в фильме Рассела Кроу. Как бы это не звучало, но роль у Кроу просто гомерически смешная. Кроу в небольших очёчках, постоянно смотрящий на собеседника опустив подбородок так, будто очки ему только мешают. Но это своеобразный режиссерский ход конём в стиле: «делаем умника», вот только перегнули палку. Кроу передвигается медвежьей походкой, крайне неуклюжий, как и положено быть настоящему американцу питающемуся фаст-фудом. Ди Каприо в одной из сцен выпихивает его ногой со стула и говорит: «Начинай худеть и смени работу». Пожалуй, единственная интересная и правдивая сцена во всей эту несуразице.
Использованы в фильме и такие детали, как разглядывание человека со спутника. Но это выглядит просто как дорогие американские понты. В одной из сцен, Ди Каприо звонит на спутник, смотрит в небо и выдаёт речь: «Не мешаете мне. Я сам разберусь». Смешно.
Итог: Совершенно проходное кино, которое забывается практически сразу же. Во время просмотра хочется куда-нибудь сбежать или отключить мозг. Кино рассчитано в первую очередь на американцев. Всем остальным лучше держаться от этого фильм на расстоянии.
Мои оценки (по 10-бальной системе):
*Баллы являются не шкалой интересов, а оценками за художественность.
Смотрибельность: 4,0 (совершенно несмотрибельное кино; одна стоящая экшен-сцена и то слишком короткая; уже в середине фильма хочется куда-то сбежать, но только не досматривать этот беспредел)
Игра актеров: 7,5 (Ди Каприо хорош как всегда, но сама роль крайне не правдивая; у Кроу роль юмористическая и его серьезность эффект только усиливает; особого внимания заслуживает Марк Стронг, сыграл достойно)
Сюжет: 5,5 (ничего примечательного нет абсолютно)
Атмосфера: 6,5 (на слабом уровне всё подано; такое ощущение, что для американцев это уже вторая родина, а не чужая страна)
Режиссура: 6,0 (возможно, если бы кто-то другой снял так, то это было средненько, но для Скотта, это очень слабо)
Операторская работа: 8,5 (очень хорошая и достойная работа, чего правда не скажешь про сам фильм)
ОБЩАЯ оценка: 5,0 из 10 (проходное кино; если не смотрели, то лучше его и не видеть)
"Совокупность скуки несусветной и тоски смертной...очередная"
Всегда боюсь стать свидетелем того, как на моих глазах культовый режиссер вступит в лужу банальности, да еще прихватит вместе с собой парочку приличных актеров. После просмотра «Совокупности лжи» ощущения такие, словно сам оказался причастным к совершению жуткого святотатства. Учитывая громкие имена на афише, фильм должен был получиться сродни термоядерному заряду. Но, читая краткое содержание картины, понимаешь, что замусоленная американцами тема о том, как бравые агенты ЦРУ в одиночку на чужой территории ведут смертный бой с разного рода`аль-каидами» и прочими плохими арабскими террористическими группировками, честное слово, уже надоело.
Другое дело, если фильм с подобной сюжетной начинкой выделяет оригинальная идейная концепция и нестандартные повороты событий, как это удачно сложилось у Джеффри Начманоффа в фильме «Предатель». Тогда старая любимая в США «идея фикс» с эффектными разоблачениями террористических организаций не в жизни, так в кино, привлекает зрительское внимание, позволяя сосредоточиться не на очередной пропагандистской брошюрке про патриотов-суперменов, а на художественных качествах созданного кинопроизведения.
На деле новый фильм Ридли Скотта оказался, увы, банален с точки зрения оригинальности развития его сюжетной составляющей и катастрофически скучен, если его оценивать с позиции наличия или отсутствия в картине какой-либо более-менее вменяемой интриги. Сюжетные линии картины, подобно упрямому ослику, упираются всеми конечностями в землю, настойчиво не желая успешно развиваться и двигаться вперед в своем поступательном развитии, действие замирает минут через пятнадцать с момента своего начала, а режиссер даже не пытается как-то его реанимировать. Эпизодические вкрапления динамичных сцен, погонь и перестрелок не вносят ощутимого резонанса в совершенно инфантильное развитие событий, блёклые по исполнению и своей смысловой нагрузке диалоги, наоборот, перенасыщают и без того однообразное действие совершенно необязательными подробностями, за которыми в итоге просто устаешь следить.
Исполнитель главной роли Леонардо Ди Каприо играет довольно неплохо, пытается настолько активно раскрыть свой образ, насколько ему может позволить пассивный характер всего сценария. Претензий к его игре нет, Ди Каприо убедителен, но плодотворно доминировать в фильме, в котором не развивается сюжет, его персонаж, к сожалению, лишен возможности. Получившийся совершенно необязательным полураскрытый, сырой как кусок свежего мяса, персонаж Рассела Кроу у меня вообще кроме недоумения никаких чувств не вызвал. Весь фильм Кроу выглядит обыкновенной «говорящей головой», которую и показывают то от силы раз десять, да и то до неприличия коротко по хронометражу.
В этот раз проект Ридли Скотта, заслуженного мастера в постановке зрелищных лент, вышел весьма тоскливым, а главное, однообразным и вторичным по отношению к другим работам на подобную тематику. Такой фильм можно смотреть, а можно и не смотреть, ничего не потеряешь, ибо он не несет в себе никаких новых или хотя бы минимально интересных идей. Кино, совершенно не обязательное к просмотру, но по какой-то чудовищной ошибке природы произведенное на свет…
Оценка: 5 из 10
Интервью с Ридли Скоттом
Газета "Труд"
Беседа корреспондента "Труда" с одним из самых занятых и влиятельных людей Голливуда состоялась в весьма неформальной атмосфере :о).
(Когда я вошла в номер Ридли Скотта, доктор еще не закончил осмотр после недавней операции на колене.)
Ридли Скотт: — У меня ужасно болит колено, и все из-за игры в теннис. Мои кости трутся друг об друга вот уже лет десять. Но я продолжаю играть каждый день, несмотря на боль. Мне просто необходим мяч, за которым я должен гнаться :о)
— Почему вы решили снимать фильм в Марокко?
— Я снял в Марокко четыре фильма, потому что это магнетическое место. Там все другое: цвет неба, еда... Не знаю, какое еще место больше отличается от Америки или Англии. Марокканцы — очаровательные люди. Мне нравится старая архитектура, в особенности колониальная. Я не думал, что полюблю пустыню, однако мне гораздо меньше нравится пустыня в Соединенных Штатах. В Марокко очень сильно ощущается величие древности, и это меня радует.
— Почему вы выбрали Леонардо Ди Каприо и Рассела Кроу для своего фильма?
— Они самые лучшие актеры современности. И я сделал все от себя зависящее, чтобы заполучить их. Когда я читал книгу Игнатиуса, то сразу представил Рассела в роли Хоффмана, а Ди Каприо в роли Фэрриса. И я позвонил им. Мне совершенно не нужно было рассиживаться с директором по кастингу и просматривать сотни актеров. (Смеется.)
— Вы довольны тем, как они сыграли свои роли?
— Да, очень доволен.
— Можно ли назвать взаимоотношения их персонажей братскими?
— Я не думаю. Они больше походят на отношения "босс — оператор". Эд Хоффман хочет привнести тепла в их отношения, чтобы они были похожи на братские. Или хотя бы на отношения ученика и учителя, который ему покровительствует. Но как раз с этого и начинается обольщение. Хоффман предаст Фэрриса, если в этом возникнет необходимость, то есть если награда за вероломство превысит ценность его самого лучшего агента.
— Любовная история уменьшает совокупность лжи в фильме?
— В книге агент ЦРУ Роджер Фэррис вступает во взаимоотношения с женщиной, работающей во французском посольстве, и из-за этого его брак рушится. Браки часто становятся жертвами работы, не правда ли? Если вы любите свою работу, то ваша жена говорит: "Ты любишь работу больше, чем меня". В результате вы ей отвечаете: "Ты, наверное, права". Вот и Фэррис не смог избежать этого и начал подсознательно искать что-то другое. А если и не находил, то не слишком переживал из-за этого. Полагаю, он сильно привязан к своей работе, буквально одержим ею. Поэтому он, скорее всего, ищет секса, а не серьезных взаимоотношений. Это то, что было в книге. Я спросил Игнатиуса: возможно ли, чтобы Фэррис нашел себе любовницу в Иордании? Игнатиус ответил, что это вполне логично. Но я возразил: "Нет, легче завести французскую любовницу в посольстве. И гораздо труднее осознать следующее: "О, это красивая мусульманская девушка Аиша, но я даже не могу пожать ей руку". Он не может встретиться с ней без сопровождающей, обязанности которой выполняет сестра девушки. В другой раз ее место займут родители или братья. Такие уж там обычаи. И я подумал, что зрителям будет интереснее увидеть срез Ислама: уроженка Иордании, проживающая в Аммане, работающая медсестрой в городской больнице, добровольно помогает беженцам, уважает свою религию. И хотя знает, что это непрактично, все равно следует сложившейся традиции.
— Вы специально противопоставили сверхсексуальность в западной культуре восточной целомудренности?
— В нашей культуре все очень сексуально, это уже перешло всякие границы.
Телевизор стало невозможно смотреть. Это ужасно. Поверьте мне, я не монах, не ортодокс. (Смеется.) Фэррис увлекся Аишей, и то, что до нее нельзя даже дотронуться, привлекало его к ней еще больше. У меня это получилось скорее непроизвольно, чем специально.
— На какой стадии находится ваш проект о встрече Рональда Рейгана и Михаила Горбачева в Рейкьявике в 1986 году?
— Я стараюсь его активизировать. Недавно написал Горбачеву [Fearless: ]. Если мы все-таки начнем работать над проектом вплотную, я хочу, чтобы Михаил помог советами — был бы консультантом на съемках фильма. Мы должны снимать там, где встречались американский и русский президенты. Я хочу показать, что именно усилия Рейгана и Горбачева были решающими для окончания холодной войны.
Несмотря на то что это тема актуальна, кинематографисты уделяют ей очень мало внимания. Поэтому я решил восполнить этот пробел. Но сценарий еще не написан. Меня попросили стать режиссером этого фильма. Но в данный момент я не вижу в этом необходимости, не хочу и не буду его режиссером. Я предложил им пригласить кого-нибудь еще. Они согласились, но попросили помочь с продюсированием.
— Мне не дает покоя концовка фильма "Совокупность лжи".
— Тут все ясно. Начальник разведки Иордании Хани предупреждал Фэрриса: "Только не обманывай меня". Но Роджер солгал ему три-четыре раза. И поэтому, несмотря на то что Фэррис мог погибнуть, Хани использовал его в своих целях. Когда начальник разведки пришел к Роджеру в госпиталь, тот сказал ему: "Я ведь мог умереть, сволочь!". На что Хани ответил: "В таком случае я бы сказал Аише, что ты сделал, и она бы полюбила тебя на всю оставшуюся жизнь". Это у него такой юмор.
В предпоследнем номере российской версии журнала "EMPIRE" было три интересных интервью — с Балабановым, Бондарчуком и Тодоровским. Два из них я опубликовал, осталось последнее. В принципе все из них были выложены в блоге редакции журнала, и я пользуюсь этой возможностью и публикую интервью с Валерией Тодоровским в своём блоге, т.к. читают этот журнал далеко не все и уж не каждый заглядывает в блог редакции. Причина публикации еще в том, что интервью крайне интересное, и его новый фильм "Стиляги" выходит уже в этом месяце. Ну а с меня как всегда оформление.
СЕКС, КОМСОМОЛ, РОК-Н-РОЛЛ
Нам вчера показали двадцать две минуты из фильма, и там есть сцена потери героем невинности под «Восьмиклассницу» Цоя. Мы вот до сих пор под впечатлением от этой эротической версии песни. А по какому принципу вы выбирали музыкальный материал для «Стиляг»?
Этот процесс длился три года. Вначале у меня была безумная мысль, что я просто найду композитора, и он мне напишет оригинальную музыку. Не то чтобы у нас не было хороших композиторов, но это оказалась для них непосильная задача. Я в то время много общался с Евгением Маргулисом, который помогал мне войти в музыкальный мир. И как-то в разговоре у нас родилась идея использовать русский рок конца 80-х. Первой волны, когда были в расцвете Цой, «Браво», «Наутилус Помпилиус», «Колибри», «Чайф». Маргулис носил мне диски, я слушал и понимал, что это абсолютное попадание. Во-первых, по мироощущению люди, которые создавали русский рок, очень близки стилягам. Во-вторых, они тоже хотели отличаться, это тоже контркультура. И третье: это были дети стиляг. Поколение Цоя и Бутусова родилось у тех, кто в пятидесятые слушал буги-вуги. Все сошлось. Главное, эти песни – настоящие шедевры, «Восьмиклассница» – шедевр!
Вы там слова изменили…
Так как задача была не просто спеть песни, а рассказать историю, нам пришлось переписать слова. В некоторых песнях мы переписали все, где-то добавили один куплет. Предварительно мы, естественно, приобрели права, так что все законно. Я предвосхищаю ваш вопрос.
А за авторами «Через вселенную» стояли люди с палками, которые не давали им ни строчки изменить.
У нас, конечно, свободы было побольше. Та же тема «Восьмиклассницы» как мелодия проходит через весь фильм, ее играет оркестр, скрипки… Но когда герои ее запели, нужно было, чтобы они объяснились в любви. И мы придумали новые слова. Но ни в одной песне мы не изменили припев. Вы заметили в этой сцене? Они сначала поют-поют, а потом (поет): «Ааааа, восьмиклассница…»
«Стиляги» – все-таки мюзикл?
А с вами можно говорить честно или нужно врать? Честно с вами говорить нельзя, я правильно понимаю?
Ну почему же, мы добрые.
А мне не нужны добрые. Ребята, это нормальное кино – веселое, смешное, в определенные моменты там возникают музыкальные номера. Мюзиклом в чистом виде это назвать нельзя.
А в каком году происходит действие? Насколько вам была важна историческая достоверность?
Действие происходит в 1955-м году. Но это не исторический фильм, а некая фантазия про наши фифтиз. Да, должно быть ощущение, что мы в пятидесятых годах, но достигается оно крупными мазками. Придираться на уровне надписей на стене не стоит.
Из того, что бросается в глаза, там как-то много секса.
Вначале один герой говорит другому, только попавшему в мир стиляг: «Пойми, это главная тема». Секс был главной темой времени. Да, он оставался недоступным для 99,9% населения, но эти ребята ухитрялись жить по другим правилам. У них были так называемые «процессы на хате». Были «борухи», «чувихи» и так далее. Основной задачей было получить в итоге секс. И те девушки, которые на это шли, были героинями. Это были настоящие чувихи, среди которых встречались борухи. А борухи отличаются от чувих тем, что они бораются. То есть они дают. На каждой вечеринке на десять мальчиков была одна боруха. Добиться ее было невероятной удачей.
Это похоже на фильм «Плезантвиль», в котором черно-белые люди после секса становились цветными.
Ну у нас немножко по-другому, но очень важно понимать, что стиляги – это музыка, одежда и секс.
Фильм не ностальгический, он скорее про сегодняшнюю молодежь, да?
Он про вечное желание не быть в серой толпе. Это не имеет отношения к пятидесятым годам, это верно для любого времени. Но тогда человек, который надевал цветные носки, был героем. При этом стиляги не были никакими диссидентами, не протестовали – они просто хотели носить цветные носки.
Сегодняшние молодые – более пестрые, как они соотнесут себя с конфликтом «серых и цветных»?
В один из съемочных дней мы собрали огромную массовку, в которой были панки, ростоманы растаманы, готы, эмо и так далее. Так вот у них сегодня те же проблемы, что у стиляг: их не принимают, бьют. Но вообще сегодня молодые люди, наоборот, стараются слиться в массу. Им надоело быть разными, теперь им хочется опять быть одинаковыми. А что бывает, когда все одинаковые? Всякие «Наши» и тому подобное.
Они все хотят обратно в советский союз.
Про который они ничего не знают.
А почему вы название поменяли с «Буги на костях» на «Стиляги»? потому что «Стиляги» – менее политическое?
Нет, дело не в этом. Мы живем в реальном мире, в котором существует очень много ограничений, не политических, а прокатных. Мне в какой-то момент сказали, что ни один человек сейчас не знает, что такое «буги на костях». Прокатчики мне сказали, что будет ощущение, как будто это что-то про кладбище. Или хоррор. Поэтому пришлось это прекрасное название поменять. Но процесс записи пластинки на рентгеновском снимке в фильме показан.
А как они это технически делали?
Рентгеновский снимок – идеальный носитель. Они воровали снимки из поликлиник, проделывали дырочку, обрезали края, а дальше через металлическую линейку копировали железной иглой музыку.
А еще у названия «Буги на костях» со смертью коммунизма коннотация.
Ну можно, наверное, и так понять. Вообще я столкнулся с тем, что если ты делаешь фильм, который претендует на широкий прокат, ты должен идти на компромиссы. «Стиляг» мы, скорее всего, выпустим две версии – урезанную и полную. Отличаться они будут минут на десять.
Сокращаете из-за количества сеансов?
Да, тупо из-за количества сеансов.
А как вы решились на музыкальный фильм? Они ведь до «Мaммa Миa!» в России проваливались.
Для меня «Мамма Mиa!» – невероятный подарок. Когда он вышел, я первым делом побежал смотреть бокс-оффис.
В России коммерчески успешный фильм – это что?
«Гитлер капут!» – пять с половиной миллионов в первый уикенд. «Самый лучший фильм» – шестнадцать миллионов в первый уикенд. Поэтому если вы спрашиваете, какой фильм должен быть коммерчески успешным в России, ответ – идиотская комедия.
Вами заинтересовался Первый канал. не боялись ассоциации с франшизой «Старые песни о главном»?
Нет. Мотивы, по которым люди приходят в кино,– очень неожиданные. Например, ситуация с «Самым лучшим фильмом»: страшное количество людей пришло, потом все ругались. А те, кто еще не видел фильма, отправились в кино на следующий уикенд, потому что хотели понять, действительно ли это так плохо. Но они пошли! Мне все равно: пусть называют «Старыми песнями о главном». Вообще культура такого фильма возникла до Эрнста и Первого канала. Недавно был и по «Битлз» фильм и «Maммa Mиa!», картины очень разные, общий только прием.
Общее еще, что в эти фильмы часто берут людей, которые не поют. Вы когда актеров выбирали, ориентировались на их умение петь и танцевать?
Безусловно. Для меня это было принципиально важно, и могу сказать, что поют все сами. Поет сам Гармаш, поет Горбунов, все молодые поют. Янковский, к сожалению, не умеет петь, но он зато танцует. Все всё делают сами.
Пирс Броснан тоже поет сам, но лучше бы он не пел…
Есть такое понятие, как «актерское пение». Артисты могут не иметь певческого голоса или идеального слуха, но энергетика, которую они вкладывают в исполнение, иногда работает сильнее, чем просто красивое пение в студии.
А вы подбирали для них такие песни, где голоса не нужны?
Нет-нет, такого не было. Специально артистам песни не подбирали, в случае с той же Оксаной Акиньшиной мы с самого начала знали, что это будет «Восьмиклассница». Притом что Оксана с самого начала честно сказала, что не поет. Но мы ее все равно привели в студию, и она спела.
И никакие педагоги не занимались?
Педагоги – нет, но наш музыкальный продюсер Константин Меладзе – это человек, который заставит петь табуретку. Я своими глазами видел, как запел Гармаш. Распелся так, что его нельзя было остановить.
Может, альбом еще запишет.
Почему нет?
Для многих 90-е открылись «Любовью» и закрылись «Страной глухих», это было поколенческое кино. а сейчас вы снимаете «Тиски», «Стиляги» совсем о другом поколении. оно вам, получается, близко? или молодые – это просто аудитория кинотеатров?
Если честно, я не ориентируюсь на какое-то определенное поколение. Если на фильм придут бабушки, они должны его нормально смотреть. Я всегда снимаю о том, что интересно лично мне, а потом уже кто-то говорит: это был поколенческий фильм…
Ваши режиссерские проекты до этого дня были некоммерческими, а продюсерские – наоборот. конфликтуют в вас режиссер и продюсер?
Я в первую очередь режиссер. На площадке я не могу постоянно держать в голове, что сколько стоит. Продюсерство мое заключается в том, что я адекватен и понимаю, какие тратятся деньги и что их нужно возвращать. Хотя сейчас мне очень не хочется опять снимать дорогую картину.
Испытали budget pressure?
Когда я впервые в жизни увидел у себя на площадке тысячу человек массовки, одетую в костюмы в стиле 50-х, а потом вспомнил, что параллельно компьютерщики дорисовывают старую Москву, мне стало страшно. Я человек ответственный и считаю, что когда тратишь большие деньги, за них надо отвечать. Раньше я только читал о голливудских режиссерах, которые со стомиллионными бюджетами чувствуют себя гораздо более скованно, чем со скромными фильмами. Чем меньше денег, тем больше свободы.
Кстати, о деньгах. на что вы в последний раз ходили в кино за деньги?
Я регулярно хожу в кино за деньги, беру с собой жену и дочку. Последний раз, кажется, ходил на Найта Шьямалана, «Явление». Вот, к сожалению, Бэтмена последнего не видел, жду теперь, когда диск выйдет в хорошем качестве.
Вы по ощущениям очень западный режиссер, «Подмосковные вечера» это же был фильм нуар.
Да, я совершенно сознательно снимал нуар. Никто не знал этого, правда.
Что, совсем никто не понял?
Не-а. Фильм был на фестивале в Лондоне, и там первый раз распознали, что это фильм нуар. А в Москве – нет. Но это был 1994 год, здесь тогда никто этих фильмов не видел, а я к тому времени уже все пересмотрел и ужасно любил это направление. Еще я в то время взахлеб читал Хэммета, Чандлера – он вообще гениальный писатель. Но люди ничего этого не знали.
Получается, у вас уже был нуар, был триллер про наркотики, сейчас вот музыкальный фильм. вы хотите себя в разных жанрах попробовать?
На самом деле просто возникает тот или иной проект, и ты им занимаешься. С «Тисками» это вообще была в чистом виде авантюра. Мы стояли со «Стилягами», никак не могли начать съемки. И я увидел, что разбегается группа, мне нужно было их чем-нибудь занять, чтобы переждать этот тяжелый момент. У меня лежал сценарий «Тисков», и мы совершенно авантюрно бросились в Ростов скорее снимать. Не жалел об этой авантюре ни разу. Но мотивы, по которым возник фильм, были очень простыми: удержать людей. «Стиляги» – наоборот. Я долгие годы мечтал об этой картине. Что будет дальше, я не знаю. Знаю только, что хочу недорогое. Недорогое.
Если говорить о маленьком, но при этом прокатном кино, еще есть ниша романтических комедий, похожих чем-то на фильм «Любовь».
Я ненавижу романтические комедии. Ненавижу. Фильмы типа «Сбежавшая невеста», «Ноттинг-Хилл» – я это все ненавижу. С этим артистом, как его...
Хью Грант?
Да-да. Я люблю черные комедии, эксцентрические комедии, а романтические не люблю. Я люблю мелодрамы, скажем, «Легенды осени» или «Из Африки». А вот сочетание «романтическая комедия» я ненавижу, но его как раз больше всего любят зрители.
Но «Любовь»-то была практически романтической комедией.
Нет, это была мелодрама. Молодой веселый Марьянов отвечал за комедийную составляющую. Но там ничего не было романтического, и это была не комедия.
Нас уже долгие годы мучает вопрос: в сцене, где Миронов кричит на Петрову в электричке, что там за текст и как это вообще снималось?
Это очень хорошая история, интересно, что вы спросили. Текст, конечно, был полностью написан, включая мат, и выучен. И вот в восемь утра с Савеловского вокзала мы поехали снимать. Директор договорился, чтобы нам выделили один вагон и разрешили снимать, пока поезд идет три часа в один конец – до Дубны, и три часа в другой. Была зима, и через пятнадцать минут после того, как мы вошли и стали выставлять приборы, выяснилось, что у Миронова – температура сорок. У него начался жар, взгляд стал бессмысленным, его положили на лавку, накрыли сверху пятью пальто, и директор сказал мне: «Он не сможет». А поезд уже тронулся: придется туда и обратно съездить. Но надо знать Миронова, это же не всякий артист. И в какой-то момент я к нему подсел и говорю: «Жень, ну что, может, попробуем?» Он говорит: «Окей». Его замазали гримом, потому что он был очень красный, мокрый, совсем больной. Мы дали ему чаю, посадили на лавку, включили камеру, и с одного дубля он выдал этот монолог. Потом лег и пролежал всю дорогу до Москвы. Но ведь хорошая сцена получилась?
Не то слово. Получается, ваша режиссура – это кун-фу, действие по обстоятельствам.
Если бы обстоятельства сложились таким образом, что получалось бы не то, что мне было нужно, я бы не стал снимать. Но это было то.
Это и есть кун-фу.
Я недавно прочитал книжку про Вуди Аллена из вот этой хорошей серии «Интервью с режиссерами». Всех его актеров вечно спрашивают: «Что вам говорит Вуди Аллен?» – «Ничего». При этом они все у него гениально играют и именно так, как ему надо. Это значит, что он их просто помещает в некие обстоятельства, а сам сидит в тихом углу.
То есть он их, как кошек, снимает.
Ну да! Он их просто запускает, как кошек, в это пространство, но он же это пространство и создает. Режиссура – это умение получить то, что ты хочешь.
Свои старые фильмы смотрите?
Нет. Мне неинтересно. Иногда я могу включить телевизор, и если фильм идет, ну ладно, чуть-чуть с любого момента посмотрю. Но желания сесть и специально пересмотреть не возникает никогда.
А мы думали, вы сейчас скажете: все они мои дети…
Нет-нет. Вообще ведь как происходит: ты горишь чем-нибудь, а потом проходит два года, и ты уже не стал бы это снимать. Когда Феллини спросили: «Почему вы снимали этот фильм?» Речь шла, кажется, о «Сатириконе» или о «Казанове». Он сказал: «Потому что неосмотрительно подписал контракт» (смеется). Мне эта позиция очень понятна.
Вы читаете прессу на свои фильмы?
Раньше читал, но в какой-то момент перестал. Потому что у меня возникает такое тягостное ощущение, причем независимо от того, ругают или хвалят. Ощущение какой-то не близкой мне интонации. Так что история, когда зашел в интернет, набрал и так вот перед сном – ба-бах! Это не про меня (смеется). Хотя я знаю режиссеров, которые это делают. Это вид мазохизма в общем-то, реально болезнь. Они потом расстраиваются очень, не спят, я себя стараюсь от этого оградить.
Акунин умнее делает: он в зависимости от настроения набирает «Борис Акунин люблю» и «Борис Акунин ненавижу».
Это лучше, конечно (смеется). Еще раз говорю для меня это не вопрос критики, а вопрос интонации. Такое «Вот посмотрели тут фильм…» А иногда еще человек обсирает-обсирает, а потом ставит пять звезд и в конце пишет: «Ну это круто». Но оградиться полностью, к сожалению, нельзя, потому что люди постоянно звонят и говорят: «Ты читал «Афишу»? Давай я тебе сейчас зачитаю!» Я говорю: «Нет! Не надо мне зачитывать, я не хочу!»
У вас же была передача про кино, которая шла глубокой ночью, и там даже Волобуев с Ростоцким устраивали было практически «Эберт и Сискел»…
Да-да, пытались, очки какие-то выдавали. Вообще это была очень простая история. Я работал на телеканале «Россия», и тогдашний директор канала мне предложил вести программу. Практически это был приказ. Мне писали текст, я должен был его произносить… Ну то есть я мог как-то импровизировать, но не особенно, там сидел режиссер, который говорил мне: «А теперь запишем еще раз, только с улыбкой». В общем, скоро все это стало мукой. А когда на канале сменилось руководство, и новый директор Антон Златопольский спросил у меня: «Ты вообще хочешь ее вести?», я сказал: «Нет!» И, к всеобщему удовольствию, все было закрыто.
А нам так нравилось, мы думали, вы про свои любимые фильмы рассказываете…
Нет, ну я уже не помню, может, там и были фильмы, которые мне нравились, но это была жестко форматированная передача, в которой я себя чувствовал неуютно. Ну что, я вам массу всего рассказал, по-моему.
Что-то еще хотелось у вас спросить. вы будете «Стиляг» отцу показывать?
Я его позову на премьеру. Я хочу, чтобы он посмотрел кино на большом экране, с хорошим звуком.
Аннотация: Успешный автор детективных романов находится в кризисе, из которого ему помогает выйти наемный убийца по прозвищу Домовой.
Отзыв Fearless:
"Цена смерти"
"Домовой" — это в первую очередь драма, а затем уже триллер и детектив. Фундаментов фильма является в первую очередь актерская игра, характеры персонажей, и то, насколько ярко они были раскрыты, а так же взаимоотношения между героями — вот что лежит в основе. Смотря за игрой известных российских актеров, ты понимаешь, что на экране не просто знакомые лица (которые кочуют от фильма к фильму), а действительно персонажи, характеры которых умело раскрыты.
В художественном плане фильм поставлен просто замечательно. Палитра целиком выдержана в серых тонах, дождь который почти не прекращается, атмосфера какой-то безысходности, предрешенности и равнодушия к жизни. Недостатков у фильма практически нет, что является большой редкостью для современного российского кинематографа.
В чем же секрет фильма? Так уж сложилось, что у "Домового" был изначально отличный сценарий. Сценарий не раз дорабатывался, переписывался и прошел большую стадию производства прежде, чем был окончательно утвержден. Режиссеру Карену Оганесяну оставалось только оживить его, поставить и снять интересное кино, приложить к этому делу свою руку. А вот актеры безусловно важное звено, но они просто сделали что от них требуется, что они умеют и на что способы, без всякой шелухи. А такое трио, как Хабенский, Машков, Хаматова — способны на всё, нужно только правильно задать вектор.
Хабенский не просто играет роль писателя, Антона Праченко, он действительно вошел в роль, живет этим персонажем на экране, но в тоже время не переигрывает. Везде он великолепен, в каждом эпизоде, и пожалуй нет таких сцен, где бы он отступился или сыграл хуже. И если игра Хабенского заслуживает аплодисментов, то практически тоже самое можно сказать о Владимире Машкове. Хабенский переиграл его только за счет того, что у него была более драматическая роль, но оба смотрятся просто великолепно, особенно дуэтом.
Машков изначально подходил на роль киллера, на все сто, и даже воплощая образ своего персонажа, он делает это легко и непринужденно. Его герой скорее противовес герою Хабенского. Он хладнокровен, жесток, скуп на проявления эмоций, хитер — всех этих качеств нет у Праченко. За дуэтом Хабенский — Машков действительно интересно наблюдать со стороны, и даже становится абсолютно не важно куда приведет цепочка событий, главное что сюжет движется вперед.
Отдельно стоит отметить Чулпан Хаматову, которая замечательно сыграла Вику (девушку писателя). Её характер буквально срисован из жизни или является собирательным образом женщин с таким типом характера. Хаматова доказала в очередной раз, что является актрисой с хорошим актерским диапазоном и безусловно с наличием таланта.
Все персонажи раскрыты точно, правильно, интересно и лучше пожалуй не придумать. Виталий Кищенко по одному только типажу подходит на роль капитана милиции, и глядя на него визуально, ты понимаешь, что это действительно капитан милиции, а не просто актер в форме с погонами, хотя в фильме его персонаж не на первом плане. Армен Джигарханян, сыграл совсем небольшую роль, с которой справился бы каждый, но видеть его в фильме приятнее, чем кого-то другого.
Режиссерская работа Оганесяна действительно заслуживает большого внимания и даже восхищения. Не случайно фильм отобрали для международного кинофестиваля в Торонто, и там ему дали самую высокую оценку. Оганесян создал действительно живое кино, чётко сбалансировал фильм. Нет в "Домовом" откровенно лишних эпизодов, провисаний, а наоборот есть эпизоды в которых спрятано скрытое, потайное, интересное. Приятно видеть, что режиссер чувствует каким должен быть отличный фильм, как он должен быть поставлен, какой результат в конце он хочет получить. Оганесян прежде, чем пришел в режиссеры занимался монтажом, что сыграло с ним в плюс, ведь еще на стадии съемки он видит — как это будет выглядеть в фильме, что будет включено в финальную версию, а что явно пойдет под нож.
В фильме есть отдельные сцены рассчитанные на зрителя, который пришел смотреть кино, а не завалившись с попкорном получил разжеванную до неприятия российскую художествуенную нелепость. Это отличный фильм и он не на один раз.
P.S. Если вы смотрели внимательно, то вы можете понять, что Домовой остался жив. Впрочем откровенно об этом не сказано, так что может оказаться и наоборот. А вот сиквел фильму пожалуй и не нужен.
Итог: Жизненное и умное кино, лишенное шелухи и нелепости, которые присущи многим российским фильмам.
Мои оценки (по 10-бальной системе):
*Баллы являются не шкалой интересов, а оценками за художественность.
Смотрибельность: 8,5 (в фильме откровенно два выраженных дуэта: Хабенский — Машков, Хабенский — Хаматова... и наблюдать за ними интересно; интересен и сам фильм)
Игра актеров: 9,5 (Хабенскому персонально 10 баллов, придираться не хочется; Машков и Хаматова сыграли на высоком уровне и заслуживают высокие оценки)
Сюжет: 8,5 (изначально отличный сценарий; есть интересные повороты в сюжете; мелочи тоже вызывают интерес)
Атмосфера: 9,0 (мрачные тона и палитра; постоянно идущий дождь; атмосфера полного уныния и разочарования в жизни)
Режиссура: 10 (поставлено великолепно; отличный монтаж; все сцены интересны; режиссерская работа отличная)
Операторская работа: 8,0 (снято замечательно; трясущаяся камера была в нужных местах; не хватает только более лучших ракурсов и изощренных методов съемки)
*Музыка: отличная музыка; + расставлена в самых нужных местах
ОБЩАЯ оценка: 9,0 из 10 (ставить оценку по принципу "9 не могу, многовато; 7 жалко; влеплю 8, на том и порешим" не умею и не буду никогда так делать, плевались мы с Тайлером от таких принципов; фильм эти 9 баллов заслужил и скорее всего даже больше)
(!) Рекомендую прочитать интервью с режиссером.
Интервью с режиссером Кареном Оганесяном
Источник: kinobusiness.com
24.10.2008 г.
О работе над фильмом корреспонденту журнала «Кинобизнес сегодня» рассказал режиссер «Домового» Карен Оганесян.
Сергей Некрасов: Когда вы приступили к работе над фильмом «Домовой»?
Карен Оганесян: В конце 2006 года. Практически сразу же после того, как я завершил работу над моим предыдущим фильмом «Я остаюсь», мне показали сценарий Олега Маловичко. История мне понравилась, и я решил взяться за этот проект. Больше полугода мы переделывали сценарий; впоследствии к нам подключился Сергей Юдаков, который придал кинематографической основе картины дополнительную глубину и конкретику. Съемки же начались только в начале октября 2007 года.
«Домовой» довольно сильно отличается от вашего режиссерского дебюта «Я остаюсь». Что привлекло вас в сценарии Олега Маловичко?
— Вы правы, «Домовой» отличается от ленты «Я остаюсь» и стилистикой, и динамикой, и монтажом, и настроением. Можно сказать, что эта картина стала моим вторым дебютом. Впрочем, мне как раз и хотелось сделать что-то непохожее на мой предыдущий фильм. Кроме того, прочтя сценарий, я с большим удивлением вдруг понял, что, оказывается, между киллером и писателем есть нечто общее, хотя бы потому, что и тому, и другому необходимо одиночество. И эта парадоксальность тоже заинтересовала меня.
В своей новой картине вам удалось собрать по-настоящему звездный актерский состав. Как проходил кастинг картины?
— Кастинг претендентов на главные роли мы, по сути дела, не проводили. Я сразу предложил продюсерам пригласить Константина Хабенского на роль Антона Праченко, Владимира Машкова на роль Домового и Чулпан Хаматову — на роль Вики, любимой женщины Антона. Все понимали, что собрать таких актеров на одной съемочной площадке не так-то легко. Ради этого нам даже пришлось перенести съемки с весны на осень, так как именно в это время в рабочих графиках наших актеров были свободные «окна». К счастью, сценарий понравился каждому из артистов, и все они согласились участвовать в проекте. Без Константина, Владимира и Чулпан фильма просто не было бы. Очень повезло нам и с актерами второго плана, сыгравшими в «Домовом»: Арменом Джигарханяном, Александром Адабашьяном, Виталием Кищенко и другими. Работа с ними стала для меня настоящей удачей.
А кто сыграл роль сына Антона Праченко?
— Этого мальчика зовут Данила. (После «Домового» он, кажется, успел сняться еще у кого-то из российских режиссеров.) По сюжету его персонаж живет в интернате для детей с нарушениями психики. Поэтому вначале я даже думал снять в картине какого-нибудь ребенка со схожим заболеванием, но потом решил, что это будет уж чересчур. Когда же я увидел Данилу, то он мне сразу понравился. Мне показалось, что у него все должно получиться. И я не ошибся.
По-моему, это ваш первый опыт работы с детьми на съемочной площадке. Трудно ли вам было работать с Данилой?
— Я уже работал с маленькой девочкой на фильме «Я остаюсь». И тогда, и на съемочной площадке «Домового» у меня не было особенных затруднений в работе с детьми. Общаясь с ними, не надо подделываться под них и говорить их языком. Они прекрасно понимают речь взрослых.
— Когда и где прошли съемки картины?
— Мы начали снимать 3 октября 2007 года в Москве, где была отснята большая часть материала. Только один объект — дом Домового — мы снимали в Дзержинске. Всего у нас было 45 съемочных дней.
Легко ли было организовать съемочный процесс на улицах столицы? Узнавали ли прохожие Машкова и Хабенского?
— Снимать на московских улицах сцены с участием Константина и Владимира было нелегко. Прохожие, конечно же, их узнавали. Но я не могу сказать, что это сильно мешало съемочному процессу. Гораздо больше неприятностей нам доставляла погода. По сюжету в «Домовом» должно было быть много дождя, а в Москве начались ранние заморозки. Поэтому вся вода, которой мы поливали площадку, быстро замерзала. Когда мы снимали одну из сцен на Маросейке, там все в итоге превратилось в настоящий каток. Приехала милиция, появились пожарные. Сами понимаете, как шла работа в таких условиях… Должен сказать, что снимать фильм на московской натуре всегда очень трудно. Город живет своей жизнью, темп которой очень высок. И никому в столице нет никакого дела до планов каких-то киношников. Даже если мы заранее договаривались о съемках на каком-нибудь объекте, то это вовсе не означало, что все пройдет без сучка, без задоринки. Однако все это — нормальные рабочие моменты, к которым в киноиндустрии все давно привыкли.
Работал ли на картине специальный постановщик экшен-сцен?
— Нет. Нашей главной задачей было снять максимально реалистичное кино, а не поражать зрителей великолепием экшен-эпизодов. Когда мы ставили драки и перестрелки, то просматривали множество оперативных материалов, документальных кадров и записей скрытой камерой. Мы ведь не стремились сделать нечто похожее на голливудские блокбастеры [], а хотели снять правдивый фильм. Мне кажется, нам удалось справиться с этой задачей. Надеюсь, что зрители поверят в ту историю, которую мы им расскажем.
Какие задачи вы ставили перед оператором-постановщиком Зауром Болотаевым и художником-постановщиком Ульяной Рябовой?
— Мы стремились создать высококачественный современный визуальный ряд, что, к сожалению, в современном российском кино удается далеко не всегда. Многие статичные кадры мы с Зауром решили снимать ручной камерой, чтобы добиться большей реалистичности. Ульяна тщательно прорабатывала интерьеры квартир героев, а также цветовое решение картины. В нашем фильме доминирует серый цвет и его оттенки: и люди у нас серые, и их поступки, и мысли. Положительных героев — за исключением Вики, героини Чулпан Хаматовой, которая олицетворяет единственную надежду Антона вновь обрести нормальную жизнь,— в нашем фильме нет. Поэтому образ Вики в цветовом отношении более ярок; он выдержан в красных тонах.
Почему создание оригинального саундтрека было решено доверить именно Нино Катамадзе и ее группе Insight?
— Мне хотелось, чтобы музыка в нашем фильме была яркой и запоминающейся. Мне очень нравится творчество Нино. Я отправил ей сценарий, она прочла его, и ей (а также всем членам группы Insight) он понравился. Затем мы не раз беседовали по телефону, и я почти сразу убедился: она прекрасно понимает, какая музыка мне нужна. Поверьте: чувствовать, что ты находишься на той же волне, что и автор оригинального саундтрека,— это огромное счастье для режиссера. Насколько мне известно, вся музыка к фильму была написана за три-четыре дня.
Правда ли, что вы «собирали» картинку, основываясь на музыке Нино Катамадзе, хотя обычно композиторы пишут музыку, ориентируясь на уже смонтированный материал?
— Скажем так: Нино написала музыку после того, как выслушала мои рассказы о том, какой будет в фильме та или иная сцена. Я довольно четко представлял, какими должны быть эпизоды, в которых мне понадобится музыкальное сопровождение. И такой вид сотрудничества с композитором принес отличные плоды.
— Кто монтировал трейлер «Домового»?
— Я. Впрочем, сначала планировалось, что это будет другой режиссер. Очень интересную идею для кинотеатрального ролика предложил нам Дмитрий Грачев, но она была слишком нестандартной, чтобы ее можно было использовать при продвижении фильма. Мне же ранее неоднократно доводилось монтировать трейлеры для других картин, поэтому я хорошо понимал, чего хотят прокатчики и директора кинотеатров. В итоге мне и пришлось собирать ролик «Домового».
Ваш фильм был включен в программу Международного кинофестиваля в Торонто, который проходил с 4 по 13 сентября. Как приняла фильм зарубежная публика и иностранные представители СМИ?
— В Торонто «Домового» приняли просто замечательно. Прошло два показа для публики и три — для дистрибьюторов. Везде были аншлаги. По окончании сеансов больше половины зрителей оставалось в зале, чтобы задать мне вопросы о фильме. Многие поздравляли меня. Понравилась картина и киножурналистам. Меня, например, спрашивали, будет ли «Домовой-2».
— И что вы отвечали?
— «Вероятно». Действительно, сегодня трудно дать ответ на этот вопрос. Многое будет зависеть от результатов проката «Домового». Сейчас же я работаю над другим проектом, который будет запущен в производство в ноябре, а его съемки начнутся весной. Он называется «Марафон». Это будет драма с элементами комедии, в которой сыграют Инна Чурикова и Константин Хабенский. Сценарий картины написал Геннадий Островский. Ну и о своей первой профессии — режиссер монтажа — я забывать не собираюсь, так как хорошее кино немыслимо без профессионального монтажа. Так что буду пока учиться и на ошибках других режиссеров.
Интервью с режиссером Кареном Оганесяном
Источник: nashfilm.ru
Интервью Людмилы Бешировой
В основе каждого фильма лежит история. «Домовой» — это история убийцы или писателя Антона?
— Любой фильм — это истории разных людей, просто на какое-то время одна из историй становится важнее других. Но это не означает, что другие истории теряются. Когда подобное случается в кино — становится скучно. В нашем фильме все, кто окружает героя, имеют свою историю, и на их фоне его линия становится ярче.
Насколько я поняла, это будет психологический фильм об изменении личности писателя?
— Это психологическая история изменения личности и писателя, и Домового, и девушки писателя, и других персонажей. Но основной перелом в жизни действительно происходит у писателя.
В название «Домовой» заложен второй смысл?
— Это кличка киллера. Он как домовой — непонятно, откуда появляется и куда исчезает. Его никто не видел, но все о нем слышали.
Что вас привлекло в этой истории?
— Во-первых, то, что по жанру это кино отличается от моего первого фильма. Мне не интересно было повторяться. Во-вторых, меня привлекло то, что две абсолютно разных истории писателя и киллера, тем не менее, похожи: и тому, и другому нужно одиночество. Одному — чтобы творить, другому — чтобы убивать.
Сначала появились сценарий, актерский состав, а потом вы или была другая последовательность?
— Сначала мне дали почитать сценарий. Он, правда, потом много раз переписывался. Актерский состав мне в голову пришел почти сразу. И когда я объявил продюсерам, что хочу снять всех этих звезд, они долго на меня молча смотрели, а потом сказали: «Ну, попробуем». И получилось».
В «Домовом» известные актеры согласились играть, так как знали вас по первому фильму. Но как получилось, что вам удалось их привлечь к работе в «Я остаюсь»?
Не знаю. Чудом получилось. Всем понравилась сама история. Поговорив со мной, актеры поняли, что я абсолютно четко ее понимаю, и ринулись со мной в бой. Машков, кстати, не видел мой первый фильм, мы с ним тоже просто поговорили и сошлись во мнениях. Пока все, с кем я хочу работать, соглашаются. Дай Бог, так будет всегда.
Я знаю, что в Централ Партнершип вы сначала работали режиссером монтажа.
— Я и сейчас продолжаю им работать. Монтаж — великая вещь. Не представляя себе, как в итоге соберется фильм, ты не поймешь, как надо его снимать. Ты можешь выкинуть сцены на стадии сценария, не дожидаясь монтажа. Это хорошая тренировка.
Это один ваших секретов?
Это не секрет. Я не пытаюсь что-то скрывать и не считаю, что в чем-то успешнее других.
Тем не менее ваш первый фильм понравился и зрителям, и критикам, и коллегам.
Я не знаю, чего ждут от меня. Но я точно знаю, что многие удивятся тому, что увидят, потому что это совсем другое кино, другая режиссура и другой я. Но для меня главное, чтобы всё было сделано профессионально. Я считаю что режиссер, снявший фильм, который прошел более или менее успешно, не должен повторяться. Нужно снять другой фильм, и этим быть интересным для зрителя.
Однако у этих картин все-таки есть кое-что общее: они о людях, об их отношениях, о душе.
— А мне не интересно снимать поверхностные фильмы, о которых ты забываешь, выйдя из кинотеатра. Фильм должен нести эмоциональную нагрузку. Русское кино всегда было глубоким, а сейчас, к сожалению, появляется много всякой ерунды. Все стали гоняться за спецэффектами, забывая про сюжет. Все научились хорошо взрывать, драться... И что? Мы видели это пятнадцать лет назад. Голливуд все это давно делает, а у нас только деньги появились, и мы ещё не наигрались. Хочется идти вперед, во всяком случае, не так сильно отставать, как сейчас. То, что сейчас происходит в нашем кино, — это ужасно.
Но это лучше, чем в 90-е годы прошлого века?
— По сравнению с 90-ми, может, и лучше, но хуже, чем года 4 назад. Тогда все пытались сделать что-то своё. А сейчас почему-то все хотят сделать русское кино похожим на голливудское. Ну, давайте тогда все будем есть только в Макдоналдсе и пить только пепси-колу.
То есть вы не планируете перекинуться на блокбастеры?
— Понимаете, можно снять блокбастер, но не по американским лекалам, не с «американскими» диалогами... У нас вообще нет жанрового кино. Что не выходит — то или тупая комедия, или какая-нибудь мелодрама в голливудском стиле. Наше кино должно быть глубокое, душевное, человеческое. В Голливуде есть хорошее кино, но у нас совсем разные объемы производства. У них на 300 плохих фильмов может появиться несколько хороших. А у нас всего выходит 10 картин, и 9 из них — плохие. Возникает ощущение, что у нас все кино плохое. Когда будем снимать такое количество картин, как в Голливуде, может, что-то и будет выстреливать хотя бы два раза в год.
Тем не менее сейчас уже дошло до того, что многие российские фильмы конкурируют друг с другом в прокате. Вот и «Домовой», один из главных релизов будущего года кинокомпании ЦПШ, тоже наверняка будет соперничать с другими русскими картинами.
У них не может быть конкуренции, так же, как и у врачей. Я буду рад, если на какой-то русский фильм пойдут больше, чем на мой, и наоборот. Тут стоит задача, чтобы народ вообще шел на русское кино. Чтобы он понял, что русское кино не умирает. Если благодаря какому-то русской фильму человек скажет, пойдем и другую русскую картину посмотрим, можно будет считать, что это общая победа. Тут конкуренция не друг с другом, а с Западом. Мы должны добиться того, чтобы при выборе, пойти на американский фильм или на наш, зритель выбирал наш фильм. Поэтому говорить, что мы конкуренты — это бред. Мы делаем одно дело.
И всё-таки, скажите, почему зритель выберет «Домового»?
Во-первых, наверняка, ему понравится рекламный ролик, который мы сделаем, во-вторых, такого актерского состава в кино давно не было, и, в-третьих, может, кому-то понравился мой первый фильм, хотя это не критерий. Единственное, что хочу сказать — мы пытаемся сделать своё кино. Дай Бог, всё получится, потому что всё, что вышло до нас, — это повторение чужих фильмов.
Комментарий Fearless: Хочется пожелать ему успехов, и чтобы каждый его фильм был удачным. Записываю его с список тех режиссеров, за котором стоит следить.
Балабанов не очень то любит раздавать интервью, и делает это довольно редко. Но вот в российском "EMPIRE" получилось даже не столько банальное интервью, сколько интересная беседа и как интервью безусловно тоже. Балабанов уже представил свой новый фильм "Морфий" в Санкт-Петербурге в кинотеатре "Аврора", а уже завтра и даже сегодня фильм выходит в широкий прокат. Некоторые товарищи увидевшие фильм на спецпоказах уже понаписали рецензий, но всё равно как-то не читается знаете ли, поэтому лучше увидеть фильм лично и оценить.
"EMPIRE" выяснил у Алексея Балабанова, почему он считает новый фильм «Морфий» про доктора-наркомана своим автопортретом.
После «Груза-200» ты написал сценарий «Глиняная яма», готовился к съемкам, но неожиданно поменял свои планы и стал делать «Морфий». Почему?
Не так все было.
Расскажи, как.
«Глиняная яма» – это по пьесе девушки одной. Я забыл, как ее зовут. Сергей Сельянов купил права. А потом я решил снять «Морфий». Почему – я не знаю. Показалось, что получится хорошее кино. Что и произошло.
А из «Глиняной ямы» плохое получилось бы?
Я уже не буду делать «Яму». Я снял «Морфий» по сценарию, который Сережа Бодров написал по ранним рассказам Булгакова.
Ты давно знал об этом сценарии? Вы его с Бодровым обсуждали?
Обсуждали, конечно. Это был первый его сценарий, еще до «Сестер». Он очень хотел его снимать. Но 1917 год – это дорого. Сельянову в 98-м трудно было поднять такое кино.
Кажется, вы с Бодровым в свое время затевали какой-то фантастический фильм.
Была идея снять фильм вместе. Какой именно... Он видел его так, я – иначе. Но мы не успели, просто не успели.
Почему ты все-таки вернулся к «Морфию» именно сейчас?
Вспомнил про тот Сережин сценарий. И Булгакова перечитал.
Сценарий ты изменил, у Бодрова другой финал.
Не только. Но главное, что структуру придумал Сережа: соединил «Морфий» с другими рассказами. Структура дорогого стоит, поэтому я свою фамилию рядом не поставил.
Твои фильмы не каждый сам по себе – они друг с другом в разных отношениях. Мне показалось, что «Морфий» внутренне связан с «Уродами и людьми».
Нет.
Слом эпох, новые силы, вытесняющие старые бессильные силы...
Нет.
Совершенно условный мир, и при этом декоративно очень подробный...
Нет.
Даже эпизодическая девушка, разглядывающая в зеркале свои ягодицы...
Ты хочешь, чтоб я четвертый раз сказал тебе «нет»? Я никогда об этом не думаю, никогда ничего подобного не имею в виду.
Я тоже не имею в виду твои сознательные действия – я говорю про связь, которая заметна мне со стороны. Ты ее не видишь – ну и ладно. Как-то раз ты мне говорил, что с детства сочинял радикальные рассказы и что ты, сколько себя помнишь, всегда был против чего-то. В «Морфии» ты против чего?
Против морфия. Я никогда не кололся и не нюхал.
И травку не курил?
Курил два раза. Первый раз в Роттердаме, где разрешено. Там был успешный показ моего фильма, не помню какого, и человек на крышке рояля выложил огромное количество марихуаны. Типа, курите, друзья. Все стали скручивать, а я нет. Мне скрутили и говорят: «На, затянись». А я говорю: «Я никогда не курил». Народ так удивился... Все собрались и как в зоопарке стали смотреть, как я курю. Я испугался, я тогда «денивера» уже выпил... Это их водка – слабая, дохлая... Стал курить. Все мне: «Ну как? Ну как?» А я: «Да никак». Выкурил, и все. Ничего не почувствовал. Они говорят: «Ты не понял кайфа». И завернули мне с собой пакет. Я поехал с ним на родину, в город Санкт-Петербург...
Постой, ты через таможню провез пакет с марихуаной?
Не то слово. Приехал к себе на Лиговку, я тогда жил там в коммуналке. А еще я Вове Карташову, это художник, который погиб в Кармадоне, вез из Роттердама машинку для сворачивания сигарет. Он курил самокрутки. Приехал я на Лиговку... А в самолете я очень много пива выпил, и мне было нехорошо. Свернул я эту байду, думаю: сейчас поправлюсь. Закурил, и так мне стало плохо... Я взял этот пакет, а он огромный, не знаю, полкило... взял его, пошел в туалет и в унитаз высыпал. Представляешь? Перевезти через границу полкило марихуаны, чтобы на Лиговке выбросить в унитаз.
Сюжет.
Все. На этом у меня с наркотиками закончилось.
С сыновьями ведешь антинаркотические беседы?
Я никаких бесед не веду. Они же видят папу. Мне Федя сказал, старший: «Никогда не буду пить». Петька не сказал пока, но скоро скажет.
Ты говоришь: против морфия. А кто-то считает алкоголь главным злом. Или ты сделал фильм про саморазрушение вообще, и неважно, какими способами?
Абсолютно точно ты сказал. Я про себя снимал кино.
Твой герой – он слабый?
Сильный. Но в окружающих его обстоятельствах он слаб.
Какие обстоятельства ты имеешь в виду?
Да хоть какие. Это Кафка. Он все про это написал. Есть человек, а вокруг него – мир. Человек сильный, но мир сильнее. Я жалею, что у меня «Замок» не получился.
Что это за внешняя сила, которая ломает доктора Полякова?
Морфий.
Я-то думал, что морфий для него – это попытка спастись от гнета какой-то силы. С морфием, кстати, в фильме не ясно: Поляков в первый раз попросил его, чтобы и вправду подлечиться после укола сыворотки, или это был предлог, а он на самом деле давно подсел?
Нет, он не пробовал до этого.
Ты не кололся, артист Бичевин, надеюсь, тоже. Но вам нужно было воссоздать реакцию наркомана на дозу. с кем Консультировались?
У нас были консультанты-доктора.
Доктор Поляков часто блюет в унитаз. что, При ломке хочется блевать?
Сказали, что да. Очень сильный наркотик, самый сильный. И самое быстрое привыкание. Три укола – и ты подсел.
Тебе важно, насколько талантлив человек, разрушающий себя? Вот, скажем, Поляков в твоем фильме – талантливый доктор?
Он талантливый доктор. Очень талантливый. Операции, которые он делает, гениальны. Никто не верит, что человек выживет, а Поляков его спасает.
Почему он в медицинский атлас подглядывает?
Потому что не знает чего-то. Талант и знания – это разные вещи. Я учился на сценариста документального кино, а стал режиссером игрового.
Ты к Алексею Герману в Мастерскую первого фильма пришел как сценарист-документалист?
Да. И показал ему свои любительские игровые фильмы восемьдесят шестого года прошлого века.
А что же ты не стал на режиссуру поступать?
Не знаю. Боялся. Я до Высших курсов еще во ВГИКе учился, но ушел.
Я об этом не знал. Расскажи.
Был такой козел, тоже на сценарном, забыл его фамилию. Говорил нам: «Ребята, надо писать для «Ералаша». Это – бабки». Я написал сценарий, и там был такой момент: на кухне протекла вода, главный герой вошел с бодуна, ступил в воду. В сценарии была фраза: «вода обожгла ногу». Он говорит: «Ну как это можно снять – что вода обжигает ногу?» Я глядел на него, в Доме кино у нас встречи были, и думал: что ты за дурак? «Смотрите, – говорю, – я вам покажу». Наступил ногой и выдернул ее. Ты же понимаешь, как вода обжигает ногу? И кипяток, и ледяная. А он – нет. Мастер. После этого я ушел.
Сколько ты отучился там?
Курса полтора.
У тебя в фильмах всегда точная музыка звучит. Почему здесь Вертинский?
Попсовая музыка того времени. А что, плохо, что ли?
Нет, хорошо. А игривая мелодия-лейтмотив откуда?
Мне подогнали диск, называется «Любимые песни Николая Второго». Она одна из них. Просто понравилась.
Перед самым финалом «Морфия» ты приводишь героя в церковь. В «Грузе-200» один из персонажей тоже в конце концов приходил в церковь.
Это разные фильмы.
Я понимаю, но обе сцены – акцентные. Раньше церковь к тебе в кадр не попадала.
Просто отец Рафаил нам на съемках в Угличе очень сильно помогал. Он церковь восстановил, она в лесу стоит. Нижняя часть отапливается, а верхняя – нет, поэтому герой сидит в верхней. Там иней на окнах должен был быть, но было тепло. Неудача с зимой была в прошлом году, помнишь, да? Мы искусственный снег рассыпали.
Священник в «Морфии» – это и есть отец Рафаил?
На самом деле он очень хороший художник, его звали в миру Сергей Симаков. Про него кино было. Удивительный человек. В Угличе его так уважают...
Ты помнишь, конечно, разговоры после первого «Брата» о национализме Балабанова, у которого герой запросто бросается фразами «я евреев как-то не очень» и «не брат ты мне, гнида черножопая».
Помню.
Критики об этом говорили, журналисты, Алексей Герман в печати выступил.
Он не здоровается со мной до сих пор.
Ну вот. Сейчас ты подливаешь новую порцию масла в огонь. У тебя фельдшер Лев Аронович, физически крайне неприятное существо, становится комиссаром. И фамилию ты даешь ему смысловую – Горенбург: инородец, несущий горе.
А революцию кто сделал?
Думаешь, одни евреи? А мирные землепашцы, которые сносили с церквей кресты и живьем жгли сельских батюшек – предшественников отца Рафаила? Они ни при чем? А екатеринбургские пролетарии, которые расстреливали семью Николая Второго, чью музыку ты взял лейтмотивом?
Идея была еврейская.
Выходит, великий народ-богоносец оказался без головы на плечах – плясал под чужую дудку? Я думаю, такая постановка вопроса русский народ унижает.
Своей головы на плечах у них никогда не было. Вообще. Им евреи сказали – они и сделали. Я так думаю.
Как ты после «Груза-200» чувствовал себя в шкуре режиссера, чей фильм рассорил критиков настолько, что они перeстали друг с другом здороваться? Такого эффекта не достигал ни Герман, ни Тарковский, ни Михалков.
Я критиков-то знаю – тебя, да Любу Аркус, да Андрея Плахова.
Вообще-то нас побольше. Не мог же совсем мимо тебя пройти дикий скандал вокруг «Груза-200»?
Я про себя никогда не читаю. Мне неинтересно. Я сам знаю, что сделал.
Для тебя как для автора существует некий человек, к которому ты обращаешься?
Да.
Опиши его.
Это зритель, который покупает билет в кинотеатр.
Ну, это слишком абстрактно. Ты кому-то конкретно свой фильм адресуешь?
Нет. Всем людям.
Для тебя по-прежнему актуальна формула, которую ты когда-то вывел: «Один фильм для себя, следующий – для других»?
По моему ощущению, «Морфий» для всех. И для критиков, и для людей. Следующий будет примерно такой же.
Ты уже знаешь, что это будет за фильм?
Знаю.
А почему ты во время съемок «Морфия» говорил, что, возможно, это будет твой последний фильм?
Если Сельянов не сможет купить права, так и будет.
Права на книгу? Скрываешь, какую?
Один роман Набокова.
Сценарий уже готов?
У меня синопсис есть. Если будут права, я сценарий быстро напишу. Проблем нет. Я уже все придумал, причем давно. Лет восемнадцать назад.
Кажется, у тебя часто так бывает: придумываешь фильм, а снимаешь его спустя годы. С «Грузом-200» так было, с «Войной», с «Уродами и людьми».
Всегда так.
Ну, не всегда. «Брата» ты сразу сделал.
И «Счастливые дни», и «Замок». А потом началось.
Вот ты жалеешь, что «Замок» у тебя не получился. В чем именно?
Я ошибся с ритмом, с главным героем и с финалом. Там должна была быть фраза «папа, пойдем домой». Я же знал, что должна быть такая фраза, почему я этого не сделал?.. Тогда был бы фильм более-менее. Хотя «Замок» кучу призов получил.
Ты часто возвращаешься к своим старым фильмам и прокручиваешь их в поисках ошибок или это только с «Замком» происходит?
Есть вещи, про которые я знаю, что промахнулся. Но мне ни за один фильм не стыдно. Только за «Замок».
Николая Стоцкого на роль Землемера ты добровольно утвердил или все же с чьей-то подачи?
Я сам. На «Замке» я актерские пробы делал – после не делал их никогда. Надо было Мишу взять Ефремова – вот получился бы фильм. Но кто же знал тогда? Он молодой был еще.
Если бы Евгений Миронов согласился на роль Журова в «Грузе-200» и сыграл бы вместо Алексея Полуяна, его известное лицо фильму бы не помешало?
Нет.
Полуяна в «Морфии» ты переозвучил из любви соединять разные актерские тела и голоса или чтобы призрак Журова не мешал?
Я не помню почему. Правда, не помню. Я даже не помню, что его переозвучил. Скорее всего, Полуян не мог. Он стал страшно популярен, снимается везде. А-а, вспомнил. Я взял артиста из Ярославля, и он озвучил. В Ярославле хороший театр, у меня в Угличе много ярославских артистов снималось.
Кажется, в «Морфии» у Ингеборги Дапкунайте акцент звучит сильнее обычного.
Это специально, она там немка. И у нее русский муж в немецком плену. Война же идет Первая мировая.
Муж привез ее в Россию?
Может, она давно здесь живет. Ты бывал когда-нибудь на Смоленском лютеранском кладбище, где я «Брата» снимал? Там немцы лежат в огромном количестве. У нас в Петербурге немцев было очень много.
Ты следишь за актерами, которых сам открыл? Тебе интересно, как складывается карьера Леши Чадова?
Да плевать. Он сыграл в «Войне» роль, получил приз в Монреале и сдулся. Сейчас снимается в говне во всяком. :о)
Тебе это безразлично?
Абсолютно.
Для тебя вообще существует понятие «своего артиста»? С которым интересно сейчас и хочется идти дальше?
Мне сейчас нравится Леня Бичевин. Если случится следующий фильм, он там сыграет очень хорошо. Вообще, мне кажется, он будет звездой.
Легко не сдуется?
Нет. Я недавно видел его в маленьком эпизоде, он играл панка. Фильм очень плохой, но Леня там отличный.
Это правда, что ты Виктору Сухорукову на съемках «Счастливых дней» специально дал ботинки на полразмера меньше, чтоб у него больше боли в глазах было?
Я могу с артистами такие вещи делать.
Андрей Кончаловский на «Первом учителе» залепил пощечину Наталье Аринбасаровой, чтобы та вошла в нужное состояние. Ты артиста ударить можешь?
Я не буду бить. У меня есть другие способы сделать так, чтобы человек заплакал. У меня Михалков заплакал на «Мне не больно».
Ну, Никита Сергеевич – профи. И попробовал бы ты дать ему по лицу.
Он сам все сделал, но я тоже знаю, как заставить плакать. Тебе не раскажу.
Не рассказывай. Тогда последний вопрос. Тебя деньги мало интересуют. В то же время ты занимаешься очень затратным искусством – это не рисунок на бумаге нарисовать. Получается, тратишь чужие деньги в большом количестве, которые не всегда возвращаются. Комфортно в этой ситуации себя чувствуешь?
Деньги на кино – про это тебе лучше с Сельяновым поговорить. А сам я... У меня два сына, мы живем вшестером. Сыновья, мы с женой, ее папа и мама. Папа болеет, денег на это уходит – даже не представляешь сколько. А мне много не надо. Я ем один раз в день. Правда, выпиваю.
21 ноября Forward Media Group (FMG, входит в принадлежащую Олегу Дерипаске «Раинко») объявила о закрытии двух журналов — Car и Empire. «Проекты не успели достигнуть финансовых показателей, которые позволили бы им преодолеть кризис», — говорится в сообщении FMG. Другие журналы группы будут издаваться с прежней периодичностью, обещает пресс-секретарь FMG Дмитрий Минков. Car и Empire были запущены осенью 2007 г. со стартовыми тиражами 70 000 и 60 000 экз. По данным TNS за март — июнь 2008 г., московская аудитория одного номера Car составляла 30 700 человек, аудиторию Empire TNS не подсчитывала.
Главный редактор журнала Ким Белов
24.11.2008 14:08:02
Как уже написали газеты, декабрьский номер журнала EMPIRE будет последним – по крайней мере, в этой инкарнации.
Хочется сказать спасибо всем, кто работал в журнале эти полтора года, кто писал тексты, переводил, редактировал, вычитывал ошибки, искал картинки, обрабатывал их, верстал, развозил журнал по дистрибьюторам, считал бюджет, продавал рекламу, придумывал и устраивал мероприятия вроде Empire Open Cinema, и вообще придумывал разные смешные и полезные штуки и их делал.
Спасибо Роме Волобуеву, который сломал собственным лбом такое количество стен и столько проблем с самого начала решил, что на расчищенной площадке работать было одно удовольствие.
Спасибо издательскому дому «Forward Media Group», который EMPIRE запустил.
И, конечно, самое большое спасибо читателям, которых было на удивление много, и которые были (судя, в частности, по комментариям в блоге) на удивление приятные. (Хотя, конечно, «Сталкера» я лично не ожидал на первом месте увидеть! ссылка)
Может, снова запустят журнал, когда времена будут получше. Что бы ни говорили про трудности, с которыми сталкивается на рынке журнал про кино, все равно аудитория для такого издания есть, аудитория большая и хорошая.
В последнем номе журнала Empire (декабрь, 2008):
25 самых влиятельных персон в российской киноиндустрии. Пенелопа Крус рассказывает, каково быть ревнивой истеричкой и сниматься у Вуди Аллена. Создатели «Обитаемого острова» о самом масштабном проекте в новом русском кино. Интервью с режиссером Брайаном Сингером про фашистов-заговорщиков из «Валькирии». Лучшее в кино 2008 года по версии EMPIRE. Репортаж со съемок «Дня когда Земля остановилась». История создания «Близких контактов третьей степени». Рецензии на «Стиляг», «Обитаемый остров», «Ананасовый экспресс: сижу курю», «Рок-н-рольщика» и на другие фильмы декабря-янва