Основная декорация — некий мифический дом-дворец-анфилада залов-лабиринт. Он существует в другом мире, каком-то ином пространстве, где вокруг только море. По структуре чем-то напоминает "Библиотеку вавилонскую" Борхеса, хотя вместо книг все стены уставлены самыми разными статуями. Есть в этих статуях символика — например проход в наш мир возможен через зал с Минотаврами, а один из персонажей прямо говорит, что сейчас в дальних пределах дома появляются статуи компьютеров.
К сожалению, всего потенциала придумки с изваяниями автор не раскрыла. В финале испытываешь то чувство, что можешь и про пещеру Платона рассуждать, и про Другого, и про множество иных отсылок, которыми усыпан текст — но все авторские намеки на них лишь пустые обещания сюжетных поворотов. Будто ребенок начитался философских энциклопедий, но сложные слова не задержались в его памяти, а запомнилось только, что вещи в мире связаны странным отношениями — и тени этих отношений он пытается нарисовать, изобразить в причудливых образах статуй.
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)
Итак, в громадном лабиринте живет человек, явно поехавший кукухой — Робинзон со стертой памятью. Он научился ловить рыбу, согреваться кострами из заранее высушенных водорослей, но воспринимает дом как единственный мир. Есть какое-то количество скелетов, которым он приносит подношения, есть Другой — человек, который пропадает и появляется, иногда приносит ему ботинки и требует выполнить поручения — пройти куда-то. составить карту созвездий, видимых из очередного окна и т.п.
Больше людей нет.
Правда, по дворцу расселились альбатросы и и местами он превращается в птичий базар...
Но интеллектуальный уровень человека, которого Другой зовет Пиранези, постепенно повышается. Та сумма знаний , которые он выучил о доме, та сумма понятий, которые он понимает, потому что они воплощены в мраморных изваяниях, те умения, что знают его руки — превращают Пиранези из юродивого в кого-то, похожего на вменяемого наблюдателя. Он верит, что Дом любит его, заботится о нём, ищет утешения у статуй, иногда говорит с ними.
Другой говорит Пиранези, что Дом ворует его память, но поначалу человек вообще в это не верит.
И вот кроме Другого — все более подозрительного типа — в лабиринте залов появляется старик — отпускает пару колкостей, исчезает. А потому и кто-то неизвестный "16-й человек", который ищет некоего Соренсена. И этот человек оказывается женщиной...
Дальше интрига собирается, как детали хорошо подогнанного механизма.
Был некий мистик-неоязычник, который научился проходить из нашего мира в этот вот лабиринтодворец, музей забытого. Были у него ученики, последователи, какие-то разногласия со знакомыми. Зародилась небольшая мистическая традиция, которых так много в странах с хотя бы минимальной свободой совести. Но к моменту, когда в дело вступил главный герой — биограф Лоренса Арн-Сейлса — на сцене оставалось фактически два человека.
Некий ученый, который наслаждался знанием о тайне и редко показывался во дворце, и его более предприимчивый коллега, который хотел добыть тайное знание, искал его много лет, но так ничего и не нашел...
И вот молодого настырного биографа просто выпнули в этот дворец, с расчетом на то, что его память полностью будет стерта и он умрет от голода.
Дом стер его старую личность. Но на шепотках статуй и мерном течении времени, на необходимости каждый день добывать себе пропитание — вросла новая личность. Это добрый, благородный, смелый человек. И еще это неутомимый исследователь, в нем сохранилось сочетание любопытства и методичности. Идеальный жрец Храма, что опять-таки в полной мере не раскрыто...
Женщина — полицейская, расследующая исчезновение Соренсена — в итоге научилась ходить в этот мир, и разговорила человека, вывела его к людям.
А корыстный до тайного знания Другой — просто утоп, пытаясь их убить и тем сохранить тайну.
Завершается все тем, что не-Соренсен, не-Пиранези в очередной раз понимает, что мир прекрасен, и надо поддерживать контакт с дворцом, оставаясь в родной, в нашей вселенной...
Как говорят о некоторых библиотеках — небольшое, но со вкусом подобранное собрание книг. Так и "Пиранези" — не такая уж значительная, но со вкусом и старанием выполненная вещь, в которой автор не допускала фальшивых нот. Очень похожие ощущения были от проходных вещей Ле Гуин. И вообще от небольших произведений, которыми авторы обрамляют свои значительные, главные опусы. Да, мило, да хорошо. А на "Парфюмера" Зюскинда потянет? Увы, нет. И дело, разумеется, не сколько в отсутствии мрачного процесса получения духов — но и в массе совершенно не использованных возможностей, не вскрытых коллизий. Насколько "благородный дикарь" отличается от "идеального жреца", и как он все-таки начнет разбираться в нашем мире? Как сочетается конфликт забытого-мистического и реального? Почему статуи-образы не враждовали между собой в голове у человека-жреца? Ведь в процессе становления личности различные архетипы должны были как-то противостоять друг другу? Это всё скрылось в пене дней. Медитативность, неспешность и вдумчивость повествования не должны заслонять сюжет. И тем более, не должны делать настолько предсказуемыми сюжетные ходы.
Набросок, а не живописное полотно, орнамент вышивки, но не лабиринт, горное эхо, но не мелодия, эскиз, но не сборочный чертеж — вот каково это произведение.
Слишком просто.
В примечаниях рассказывается, что автор пережила нервный срыв, и лучше всех литературных аналогий сквозь текст проступает стремление к психической устойчивости и полноценному общению с людьми.
Потому эта хорошая повесть будет смотреться эффектным дополнением в условном сборнике "Лучшее за год 2020". Но как "вторая книга талантливой писательницы" — немного не то.
Что замечательно получается у Питера Уоттса — так это создавать новые образы космических кораблей.
Не дизельпанковских "звездных крейсеров" или вообще стимпанковских железных гробов.
Нет.
Он привносит в традицию фантастики новые открытия. Физика, биология, наномеханика, когнитивистика, генетика, астрономия, психология, археология и палеоклиматология.
Его можно сравнить с Нилом Стивенсоном или Дэвидом Марусеком.
Но — в узкой сфере.
Культурология, мифология, сплетение намеков и аллюзий постмодерна, герменевтика и пронизанные ризомами тексты политологов — в его текстах они глубоко вторичны.
Не эволюция старых сюжетов или персонажей, но эволюция возможностей науки, которая дает возможность разыграть старую драму по новым нотам.
Чем-то он напоминает Беляева — сколько-нибудь достоверные персонажи у него могут получиться, если он оставит живое общество людей где-то за дверью. А здесь и сейчас в деле будут странные существа, чудаки, фрики, одиночки или даже отморозки. Да хоть биотехнологические вампиры.
Проще "вести" вдоль сюжетной линии шизофреничку, чем придумывать мотивы из жизни нормальных людей будущего общества.
Потому лучшим фоном для его текстов становится космос.
А самый любимый персонаж — очередной корабль.
В этот раз — "Летучий голландец", который здесь и сейчас зовут "Эриофора".
Большой астероид, с пещерами и камерами, в которых вполне могут спать три тысячи человек. Где создаются и разрушаются экологические системы. Где вместо двигателя — крошечная черная дыра, куда падает и падает корабль, всей своей массой в миллион тонн разгоняясь до космических скоростей. Уровень техники повыше, чем в "Я, Хобо..." Жарковского.
И вот он подходит к очередной звезде, готовой схлопнуться и взорваться, превращаясь в заготовку для черной дыры. Он создает автоматы, которые создают новые автоматы и так до тех пор пока новая техножизнь не позволит проворачивать фокус с физикой — и открыть несколько врат. Порталов. Окон.
Которые откроют короткий путь с Земли и дадут кораблю шанс лететь дальше...
Если в предыдущих рассказах цикла Уоттс лишь крупными мазками набрасывал образы экипажа и функции корабля — то в "Революции стоп-кадров", довольно большой повести, всё показано в подробностях.
"Эриофора" существует как бы в на пересечении двух бесконечностей.
Простая — от вакуума до звездного ядра.
Сложная — от безжизненной космической пыли до технологической сингулярности.
Судно в пути уже семьдесят миллионов лет и закончится этот путь лишь с тепловой смертью вселенной. Люди — копии ксероксов отпечатков исходных людей. Они просыпаются у очередной звезды, несколько человек из трехтысячного экипажа — страхуют Шимпа, искусственный интеллект корабля, который не умнее обезьяны, но сообразительней и образованней человека. Потом снова засыпают. А в кристаллах хранятся данных об их телах и рассудках, которые иногда приходиться обновлять, впечатывать в уязвимую плоть.
Экипаж понятия не имеет, что теперь творится на Земле.
Когда открываются очередные врата — "Эриофора" проваливается в них так быстро, что не получается нормально общаться с "новыми землянами". Да и выходит из врат за спиной всякая агрессивная гадость, которую для краткости именуют "гремлинами". Или не выходит, и от этого еще страшнее.
Соратники Ермака, все едущие и едущие на восток, не знают, что в Москве теперь республика, а может уже и коммунизм или что там будет в следующей геологической эпохе?
Зачем так жить?
Да, экипаж таким вырастили. Отчаявшаяся Земля, которая разбазарила почти все свои ресурсы, увидела, как приближается иная жизнь. И в космос был послан корабль, который должен открыть дорогу к звездам. Люди на нем — как деревья-бонсаи.
Да, их альтернатива — остановиться, начать колонизацию подходящей планеты и прожить пару сотен лет в "соломенных хижинах". А хочется идти вперед до скончания времен.
Или нет?
Повесть — история заговора. Часть экипажа против корабельного компьютера, Шимпа. Уоттс трудолюбиво конструирует варианты действия заговорщиков: как уйти от контроля, как передавать информацию, как выявить тот узел внутрикорабельной сети, в котором здесь и сейчас установлены программы Шимпа. План А и план Б, страховка и перестраховка.
И как всякая серьезная схватка, она частично проходит в воображении.
Протагонистка Санди — участвует в заговоре и одновременно сомневается в его необходимости. Она точно знает, что лидер заговорщиков убьет потенциальных предателей. Хорошо понимает, что выложить все Шимпу — обречь часть экипажа на гибель. Но даже если перерывы между очередными сходками продолжаются по сотне тысяч лет — выбор всё равно делать придётся.
Но в финале получается, что люди и корабельный компьютер — слишком привыкли дополнять друг друга. Симбиоз разумов не получается разорвать через различие в мечтах. Да и мечты эти не так уж различаются — ведь люди, выращенные в аквариумах следующих веков, в предельно урбанистическо-интернетовской среде — не чувствуют необходимости становиться на Землю двумя ногами. Роль звездных кочевников лучше всего удается тем, кто до того кочевал по сети...
Но это — лишь внешняя оболочка трагедии.
По идее "Эриофора" должна заселять Галактику.
Да, открытие врат — достаточно жесткий процесс, который серьезно перекраивает планетарные системы вокруг очередных звезд.
Но ведь не у каждой звезды они открывают врата! И не все планеты исчезают за кормой корабля.
Можно разбрасывать зонды с зародышами будущих экологических систем. Можно конструировать совершенно новые формы жизни — подходящие для газовых гигантов и окрестностей красных карликов. А на планеты, которые после терраформирования могут стать очередной Землей, можно отправлять капсулы со своими детьми или даже с клонами.
Пусть эти капсулы откроются через тысячу лет, когда от "Эриофоры" и след простынет. Или даже не откроются, но экипаж будет в это верить.
Да что там — если можно было выращивать и воспитывать новых детей на "Эриофоре", то вопрос с выбытием уставших членов экипажа решался бы архипросто. Они бы оставались на очередной "осемененной" планете.
А сам компьютер со своими виртуальными лабораториями за семьдесят миллионов лет ничего нового не открыл? Ни нового способа открывать червоточины, ни создавать новую жизнь?
Но этого нет. Хотя намеки на подобный вариант автор щедро рассыпал по тексту.
Так в чем же дело?
Звездолет может быть садом и может быть машиной. В саду достаточно внутренних противоречий, чтобы начать развиваться во что-то новое. Машина — в привычном понимании — жестко подчинена проекту, потому разрушится раньше, чем эволюционирует.
Подлинным садом "Эриофоры" были людские головы. Бурлящие в них сомнения, ожидания, надежды, мечты, страхи. Из этого клубка противоречий могла начаться новая цивилизация. И должна была: если позади лишь "гремлины", то надо попытаться создать вторую родину. Но вот экипаж прорежен, бунтовщики выбиты, а тот, кто хочет продолжать полет — тот уже не повернет назад, не остановится.
Проектировщики на Земле оказались слишком осторожны, а заговорщики — слишком радикальны. Никаких компромиссов — или выполнять миссию, или умереть.
Энтропия восторжествовала.
Потому корабль, пережив внутренний кризис, упростившись, будет лететь дальше, открывая и открывая врата, в которых уже нет смысла.
Авантюрно-приключенческая книга с польскими понтами.
Прием "мистического вторжения" в Польшу перед Первой мировой или в её начале — далеко не нов.
И если "Лед" Я. Дукая или же "Мир миров" П. Майки многозначны, многоаспектны — то "Адепт" ни на что подобное не претендует и прост, как египетский треугольник.
Ну, или как большая часть романов серии С.Т.А.Л.К.Е.Р.
Только вместо космических артефактов — в дело идут алхимическо-демонические штучки.
.
Образовалась в Варшаве своя мистическая зона — серебряными прутьями её огородили. Чтобы чего не вышло.
Такая же в Питере и в Москве.
Алхимики стали вес набирать — из кучки полусумасшедших любителей истории начали превращаться в важнейшее объединение. Сталкеры+аптекари+биохимики+военные технологии — вот что теперь алхимики. Множество неофитов, интриги.
Герой — один из таких аптекарей-сталкеров. Рыщет по зоне.
Главное достоинство текста — архидинамичный боевой путь позитивного персонажа.
В принципе герой этот очень похож на куриное яйцо в кипятке — с каждой секундой он всё круче. Обретает возможности, умения, обрастает знакомствами. Зажигает, как метеор, вернее, как баллистическая ракета, потому как летит вверх, а не вниз.
Причем герой этот с одной стороны весьма умеренный, с другой — позитивный.
Он против человеческих жертвоприношений и готов защищать женщин с детьми, хотя, если надо, то не откажется хлебнуть крови демона. Против повышения членских взносов в гильдии алхимиков, хотя как-то так получается, что садится в кресло её председателя. Против бойни на улицах города, потому к власти Российской империи относится вполне терпимо. Готов протянуть руку дружбы всем храбрым и порядочным людям — потому, опять-таки, вполне искренне дружит с русским офицером. Понимает, что существа с той стороны — бывают разные. Потому с демоницей у него налаживаются дружеские, а местами даже интимные отношения.
Причем все это подано сквозь призму грядущего кризиса. Для иллюстрации которого автор использует хорошую прогностическую книгу Ивана-Яна-Жана Блиоха «Будущая война и её экономические последствия». Дескать, скоро будет большой бадабум, готовьтесь. И нечисти будет больше, и война тяжелая.
На этом фоне у героя происходит постепенное укрепление в своей польской сущности и периодическое кидание понтов. Можно подлечить царевича Алексея — но денег взять полтора рубля, то есть не взять совсем и отказаться от любых царских милостей. Можно купить дворец — в Варшаве, разумеется. Правда, придется этот дворец превратить в отель, потому как под магическую его защиту очень многие захотят перебраться. Можно дружить (безо всякой задней мысли) с русскими офицерами и даже проворачивать совместные вылазки в зону, но так же можно набрать свою собственную силовую поддержку и добиваться отмены смертной казни для убийц губернатора. Словом, первая книга завершается тем, что для обеспечения громадного польского митинга он создает образ красно-белого знамени в небесах.
"Хруст французской булки" — это важнейшая составляющая книги. Роскошь, знатность, стилистика отношений (поданная в представлении современных читателей) — это как бы стилистический антоним хаоса зоны. То, что этим всем придется расстаться — явный знак наступления сложных времен.
.
Правда, в первую бумажную книгу издатели втиснули немного из следующей, из второй части трилогии "Первоматерия". 1916-й на дворе — Варшава под немцами. Героя выселяют из его отеля. И под непрекращающиеся понты ему сообщают, что он теперь важная птица — едет в Питер, да, прямо через линию фронта, подлечивать наследника. А на самом деле — налаживать канал связи для сепаратных мирных переговоров...
.
Как и к текстам Буссенара — к подобным книгам менее всего применимы критерии достоверности описанного мира.
Вот у А. Круза в текстах самое главное — это стрелковое оружие. Герой движется по локации, собирает очки, новые стволы и патроны. Это якорь сюжета, которым он цепляет читателя. Если вдруг Круз прибавлял к стрелковке продуманный фон, вменяемых персонажей или достойную идею — роман от этого выигрывал. Но принципиально "крючок" не изменялся. Потому критиковать экономическую модель города в книге "На пороге тьмы" — бессмысленно. Не за экономикой читателя гоняются.
Так и здесь. Понятно, что социальные структуры вокруг "магических зон" были бы совершенно другими. Но читать книгу будут, чтобы ощутить подвиги поляка (с гонором) на фоне гламура Российской империи. Причем вперед его будет вести не богиня, как греческих героев, а симпатичнейшая демоница :)
.
Редко я пишу о качестве перевода, но в данном случае — это проблема.
Не знаю, смешивал ли так же автор слова "русский" и "россиянин" в оригинале — но, в прочитанном мной тексте получился винегрет.
— "россиянин" — да, такое слово присутствует в польском и украинском, означает русского в этническом смысле слова (хотя в украинском иногда употребляется для обозначения российских граждан);
— "россиянин" — в современном русском языке означает именно гражданина России (Кадыров — не русский, но россиянин);
— довольно много указаний на то, что этнические термины понимаются в современном значении слов, скажем: "заголовки польских и русскоязычных газет". Логичней было бы написать "польских и русских", но получилось то, что получилось.
В нескольких местах слово "русский" употребляется, только вот в львиной доле случаев — поляк именует своих русских друзей и недругов именно россиянами. Хотя тогда получается, что сам главный герой — тоже россиянин. Просто житель Привислинского края.
В результате полонизм (или украинизм, если переводчик И. Шевченко, а книга издана "при содействии Владимира Аренева") — присутствует в тексте, как слово "ихний" в словах экскурсовода. Ничего страшного, но после десятого раза — хочется заткнуть этот фонтан красноречия.
Если делался полный перевод на русский, то слово "россиянин" должно было практически исчезнуть. Если хотели оставить "местную специфику" — то вполне можно было оставить слово в речи персонажа.
Наконец, хватает элементарных небрежностей в стиле: "Два дня назад император выдал указ, позволяющий в ситуации угрозы...". Наверное "издал"?
.
Итого: бодрая приключенческая книга, которая может разогнать кровь и поднять настроение. Автор пытается показать, что крепкая дружба это одно, политика — другое. Иногда это получается :)
Не мне первому пришла в голову мысль, что Пелевин пишет одну большую книгу, единое повествование.
Если заменить практикующего буддиста на какого-нибудь воодушевленного марксиста — то получим пару дюжин историй, начиная от подобия "Трехгрошового романа" Брехта до аллюзии на "Красную звезду" Богданова — по результатам прочтения которых в памяти у потребителя должен всплыть текст "Капитала" Маркса. И чтобы все четыре тома "распаковались" одновременно — персонажи книг будут постоянно разъяснять читателю единственно верное учение.
Очередной фрагмент голограммы представлен в двух книгах. Путь в нирвану станет немного отчетливей.
Что хорошего можно о нём сказать?
Во-первых, здесь есть сюжет — причем с парой финтов. Может быть, и не таких оригинальных, но ведь не первое произведение Пелевина я читаю, далеко не первое. Минимум три линии развития событий — и целая куча "отрывков". Сочетание событий античности и современности — работает, однако для всех мало-мальски читавших историю кризиса Римской империи III-го века — будет слишком много предсказуемого :)))
Во-вторых, есть добротная работа над персонажами. Героиня — при том громадном количестве идеологических пассажей, которые приходиться воспринимать сквозь призму этой женщины — остаётся живой, делает выбор, даёт миру право на существование. Мышление нечеловеческих сущностей здесь выносится за скобки, есть разве что пара намёков, зато присутствует целая пачка эффектных зарисовок. А сделаны они с натуры или обработаны яркие персонажи социальных сетей — так ли это важно в мистическом тексте?
В-третьих, автор не изменил своим обществоведческим штудиям, и сколько-то ярких социальных наблюдений можно прочесть в репликах персонажей. Например: "Каждый американский Social justice warrior, выступающий за свободную раздачу долларов американцам, на самом деле просто microslaver, глобальный рабский микроплантатор, предлагающий переложить трудовое бремя на пеонов из остального мира, где имеют хождение доллары. А хождение они там имеют строго потому, что любая попытка заменить их чем-то другим кончается ударами ракет «hellfire» с дронов. Про это мог бы многое рассказать покойный полковник Каддафи. Поэтому для внешнего мира нет большой разницы между американскими SJW и пилотами штурмовиков и дронов. Карма у них общая, хотя пилоты в чем-то честнее. Но самое трогательное, что бывает – это колониальная интеллигенция, внедряющая заклинания и ритуалы левых американских активистов среди работающих за доллары туземцев – и называющая это борьбой за прогресс…"
В-четвертых — есть новая порция русско-английских каламбуров и шуточек, разной степени остроумия, равно как переделок известных фраз. "Я подняла глаза и в очередной раз прочла: THE BIG OTHER IS LISTENING!"
Чего нет, но хотелось бы?
Не пахнет, к сожалению, целостной социальной моделью, вроде оффшарного взаимодействия людей и орков.
Нет выдуманного направления искусства, или же иронично описанной отрасли креатива. Да, прилетает коучам с архатами-трансгендерами, но ведь в который раз?
Не видно препарированной социальной прослойки. Или детально разобранного обычная. Или — духа времени. Наброски есть, а картина не складывается.
Из-за этого стандартные фишечки кажутся слишком повторяющимися.
Были уже "вращающиеся дервиши смерти". Стали смертники с поясами шахидов, которые хотят взорвать уникальный артефакт.
Были уже и разговоры с мертвецами, и таинственная яхта в море, и близкие олигархам люди. И сожаления-негодования по поводу Союза были много раз — просто теперь они в кубинских декорациях. И даже серый гравий, на котором танцевал юный Элагабал — он ведь прибыл из японских "садов камней" при дорогих ресторанах, из "Бэтмана Аполло"...
Аналогично с идейными пассажами. Когда черт знает какой раз читаешь аллюзии на платоновскую пещеру, освещенную огоньком буддизма — это начинает надоедать.
Чем же "Непобедимое солнце" отличается от "марксисткой мозаики" литературы начала 20-го века?
Тогда все было максимально плотно привязано к обстоятельствам и к миру вокруг людей. Прибавочная стоимость, продолжительность рабочего дня, профсоюзы и кружки подпольщиков — именно они давали персонажам как бы право на свое мнение, на революцию.
У Пелевина строго наоборот. Все обстоятельства, которые он с дотошностью бытописателя каждый раз вытаскивает их интернетовских потоков суеты — равно как и очередные пересказы благородных истин — служат лишь одному. Созданию того странного, возможно, буддийского, настроения, которое должно быть у человека, отрешенного от мира, и одновременно живущего в нем.
Будто автор всеми силами стремится опровергнуть известную фразу: "Жить в обществе и быть свободным от общества — нельзя".
Вот русскокультурный буддист снова и снова уводит читателя во внутреннюю миграцию, Монголию, миграцию, Монголию — и это одно и то же...
Итого: для Пелевина — средний по уровню текст, который куда сильнее "5П", или "Т", но явно не дотягивает до романов "Ампир V" или "S.N.U.F.F."
Это перекачанная водой повесть о путешествиях во времени, которую можно сократить до хорошего, годного рассказа на два авторских листа.
Нет, в тексте есть экспозиция, кульминация, развязка — если брать силуэт произведения, не присматриваться к деталям, то всё хорошо.
Проблемы начинаются, когда вчитываешься.
С первых страниц в дело идут тиски, гидравлические прессы, прижимы, струбцины и упоры — автор выжимает слезинку читателя. Капельку сочувствия.
Потому как главный герой — подросток — болен раком, начинается курс химиотерапии, и скоро он облысеет. Рвота, безнадежность, попытка сохранить прежний образ жизни. И первая любовь, которая приносит ему немного наркотиков для обезболивания.
А вокруг Британия середины 80-х, какие-то школьные отморозки, равно как дети очень богатых родителей и сам герой — он талантливый в математике парень, сын известного ученого (Ныне покойного. Рак).
Кажется, что вот все скоро закончится — он придет к себе домой, поговорит о пустяках с матерью, докажет единственную в своей жизни теорему, и умрет, отвернувшись к стене. Теорему, понятно, исторического масштаба.
Но нет. Возникает пришелец из будущего, из 21-го века. Это вполне взрослый и здоровый главный герой, что стремится спасти любовь всей свой жизни — ту самую девушку, с которой вот только начали налаживаться отношения.
Основное авторское дополнение на громадном древе сюжета хронопутешествий — это необходимость спасти именно эту девушку, именно её версию из бесконечных вариаций. А расщепить вселенную можно буквально одним словом — и ты уже не будешь спасать ту самую, а просто еще одну. Надо станцевать на острие иглы — договориться с собой молодым, войти в доверие к будущей его любви, убедить группу друзей себя-молодого, что все реально, и он/ты не хитрый жулик. При том не допустить слишком больших утечек информации, которые удвоят мир.
И еще надо стереть память себе молодому. Иначе петля, парадокс, и, опять-таки расщепление миров, которое скроет любовь всей жизни под грудой вероятностей.
На фоне "социально реалистичных" зарисовок из жизни 80-х — это вполне удаётся. Перед кульминацией, конечно, ждешь финта, причем какое-то особо странного. Когда десятком карманных чудес покупается вера полудюжины подростков — могут быть любые последствия. Можно взорвать половину страны, а можно — пришпорить прогресс в генетике. Слишком уж похожи эти подростки на расходный материал теракта.
Но автор делает все, чтобы временная петля осталась личным, персональным делом главного героя.
Превращение хорошего рассказа в книгу — имело два рода последствий.
Во-первых, это попытка передать дух времени, добротность которой, увы, я не могу оценить. То есть взрыв "Челленджера" (один из примеров, которыми старший доказал своё происхождение из грядущего) — да, был. Музыкальные группы, марки машин и все прочее — в эпоху интернета это все вытаскивается из виртуальных закромов и расставляется по полочкам. Но где кончаются усредненные зарисовки и начинается аккуратная школьная чернуха, которой автор пугает читателя? Мне сложно сказать. Эмоциональный фон первой любви автор обеспечил, ощущение не здешнего времени/места — достиг. Аналогия с британскими фильмами 80-х — вроде как ощущается. Но сколько там выдумки — кроме "Подземелий и драконов", в которые увлеченно играет компания, и которыми автор пытается задобрить читателей своих фэнтези-книг :) — об этом пусть судят историки.
Во-вторых, вода с мылом. Полдюжины лишних эпизодов, связанных с болезнью, полдюжины со школой, полдюжины необязательных отступлений. Причем химиотерапия главного героя — не приводит к тому, что его быстренько запирают дома, стеречь свой просевший иммунитет. А уж дискотека, на которой зажигает лейкозный больной, вызывает недоверие. Нет, "химию" переносят с очень разной степенью разрушения организма, такое тоже может быть. Но посвящать первые пятьдесят страниц книги онкологическим рассуждениям, чтобы потом вот так заставлять героя танцевать на вечеринке? Мелодрама с перебором.
Ответом, возможно, будет то, что "Убить одним словом" — лишь одна часть из трилогии. И все книги в ней помечены 2019-м годом.
Почему-то захотелось увидеть все три вещи, упакованные в одну книгу, страниц в четыреста объёмом.
Итого: тот случай, когда место книги хочется увидеть рассказ в стилистике "цветной волны", он будет очень хорош. Вот прямо — премия года за "короткую форму". Книга же — для любителей хронопутешествий и мелодрам — играет в своём жанре, как средне-крепкая ремесленная работа. Роман для чтения в поезде или других способов убить время....