Прочитала “Три возраста Окини-сан”. Это Валентин Саввич Пикуль, роман-жизнеописание полувымышленного адмирала Владимира Васильевича Коковцева, жившего, служившего и любившего множественных женщин, включая японскую “временную жену” Окини-сан (отсюда название), на рубеже XIX-XX веков и оказавшегося свидетелем и участником эпохальных событий от русско-японской войны с Цусимским сражением до Октябрьской революции.
Не в восторге. В основном, из-за несоответствия формата и содержания. Автор, похоже, задумывал забацать масштабную эпопею, где было бы и про войну, и про флот, и про крах одного государства и зарождение другого, и драматические любовные линии, по одной на каждую из многчисленных женщин адмирала. Проблема в том, что всё это Пикуль решил уместить в один не слишком объёмный том, а как говорил кто-то из великих, нельзя впихнуть невпихуемое, в результате из всех тем романа более-менее подробно и внятно оказалась раскрыта только тема баб-с, а всё остальное — и политика, и войны, и мореходство, оказались скомканными, отрывочными и недоделанными. Имхо, нужно было бы или тогда уж совсем забить на исторические подробности, сосредоточиться только на адмирале Коковцеве и его женщинах, мог бы получиться неплохой роман о любви. Или, если всё-таки писать эпопею, тогда оставить всё, что есть, а не-любовные темы дополнительно расширить и углубить, и продолжать расширять и углублять до достижения полной и безоговорочной монументальности.
И главный герой неудачный. Непонятно, за что именно он главный. По всем признакам выходит так, что Пикуль собирался представить адмирала не просто героем книги, а Героем, но не вышло. Коковцев в романе не особого благородства мужчина — если судить по его отношению к матери, жене и любовницам. Он средних способностей офицер — во всех описываемых событиях он в лучшем случае на вторых ролях. Во время и после революции он тоже не совершает ничего выдающегося, ведёт себя, как все. В общем, обычный человек, которому просто случилось жить в необычное время (а учитывая, как часто у нас приключаются необычные времена, то, в общем, не такое уж и необычное).
Итог: романом “Три возраста Окини-сан” как литературным произведением я не впечатлилась.
Зато — в нём есть много интересных слов, цитат и фактов, которых я раньше не встречала и о которых не знала, а теперь знаю. #РасширяйКругозор и все дела. Зацените первое интересное слово. Это самое-самое начало романа, натурально первая страница:
Роман начинается тем, что совсем ещё молодой мичман Коковцев на клипере “Наездник” следует в Нагасаки, где тогда базировались, как видно из последнего абзаца на фотографии, суда Сибирской флотилии. Жизнеописание моряка Коковцева начнётся на второй странице, а на первой — красивый пассаж про Владивосток, где вся жизнь города зависела от моря и флота, например, матросы заходящих во Владивосток судов лудили местным бабкам кастрюли.
Лудить интересное слово. Все его слышали, хотя бы про глубокую лужёную глотку, но не все (показывает на себя пальцем) знают, а что же именно такое — лудить.
Как выяснилось, лудить — это покрывать посуду слоем олова или оловянного сплава для защиты от коррозии. Медная и железная посуда под действием воздуха и пищевых продуктов окисляется, а олово с воздухом, водой, жирами, кислотами и т. п. не реагирует, поэтому посуду обрабатывают оловом. Этот процесс называется лужение, а само олово, используемое для покрытия, называется полуда.
Посуду, особенно медную, лудят и сегодня. Процесс не слишком сложный, лудить можно даже в домашних условиях: внутреннюю поверхность посудины очищают наждачной бумагой, обрабатывают нашатырём или другим схожим раствором, а потом кладут в посуду немного олова, нагревают, олово плавится, и его паклей размазывают ровным слоем по дну и стенкам.
Кстати, именно из-за того, что олово плавится при относительно невысокой температуре, медные лужёные ковши-сотейники в отличие от, например, чугунных, рекомендуют не ставить на сильный огонь и не нагревать пустыми.
После лужения посуда делается красивая и блестящая. Зацените, например, самовары с сайта gzheli.net:
Лужение применяют и в крупной промышленности, там защитить от коррозии бывает нужно детали размером и сложностью значительно превосходящие кастрюлю или самовар, поэтому для лужения используют электрохимические методы и прочие промышленные хитрости, но это нас не особо волнует, потому что Пикуль писал про кастрюли, которые матросы во Владивостоке полуторавековой давности лудили “на коленке”.
Не перестаю восхищаться пользой чтения. Когда б мне пришло в голову гуглить сорта олова и виды самоваров? А прочитамши Пикуля и встретимши у него интересное слово — пожалуйста!
Слово дня — тартарары — вторая и заключительная интересная находка из “Хроники капитана Блада” Рафаэля Сабатини:
Капитан Блад вымышленный английский пират, благородный разбойник. Сабатини написал целый цикл о том, как Блад пиратствовал в Карибском море в XVII веке, “Хроника” вторая книга этого цикла и состоит из самостоятельных рассказов, каждый из которых отдельное приключение храброго капитана.
В “Искуплении” капитан Блад случайно попал на борт испанского судна. Один из его пиратских рейдов оказался неудачным, Бладу пришлось спасаться вплавь, и его подобрал корабль, оказавшийся испанским, что было плохо, потому что пиратская флотилия Блада грабила испанские корабли часто и метко, и за голову капитана была назначена хорошая награда, поэтому он назвался вымышленным именем и попросил высадить его в нейтральном порту.
Капитан испанцев дон Жуан де ля Фуэнте согласился, но объявил, что по пути хочет зайти во французское поселение, где комендантом полковник де Кулевэн, и немножко там пограбить. Блад не одобрял бессмысленного грабежа, но в одиночку помешать разбою не мог и вынужден был молча смотреть на испанские зверства. Вместе с добычей испанцы с берега притащили женщину, личный трофей капитана де ля Фуэнте, которая оказалась женой коменданта. Блад, уверенный, что жену похитили против её воли, тут же приступил к решительным действиям по её спасению, но выяснилось, что мадам с испанским капитаном давние любовники, и разграбление форта было ими задумано исключительно как декорация, чтобы она могла сбежать от мужа.
Но это всё потом, а в начале рассказа, когда корабль только поворачивает к французскому берегу, капитан Блад ещё законспирирован и вынужден вместе со всеми поднимать тост за предстоящий грабёж и желать французам провалиться в тартарары. Вот ещё раз:
Так вот. Тартарары — это не просто набор устрашающих звуков, это географическое название. Мифическое, но тем не менее.
Тартаром древние греки называли место в самой глубине мира. От земли до Тартара вглубь было столько же, сколько от земли вверх до неба, Тартар лежал ниже дна морей и оснований гор, в Тартаре начинались начала всех начал и заканчивались концы всех концов.
Потом Тартар стал тюрьмой, куда боги низвергли титанов, которых стерегли сторукие и пятидесятиголовые гекатонхейры (помните из бессмертного — Бриарей палец сломал. /…./ На восемнадцатой правой руке. В носе ковырял, повернулся неловко — они ж неуклюжие, гекатонхейры, — и сломал).
Со временем Тартар подвергся демократизации и из тюрьмы для богов стал местом, где содержались души всех грешников независимо от божественности, а сейчас и вовсе пишется с маленькой буквы, употребляется во множественном числе и означает преисподнюю в самом переносном смысле. Сегодня провалиться в тартарары значит переместиться куда-нибудь подальше, исчезнуть.
Про тартарары на этом всё, а о капитане Бладе дополнение. “Искупление мадам де Кулевэн” нужно читать вместе с последующим рассказом “Благодарность месье де Кулевэна”, они связаны, "Благодарность" продолжение "Искупления". В “Искуплении” благородный капитан возвращает полковнику де Кулевэну его профурсетку-жену, которая устроила погром, чтобы под шумок сбежать с любовником, что само по себе занятно, но как история про капитана Блада средне, а в “Благодарности месье де Кулевэна”, капитан Блад куда ярче вышел. Там выяснится, что полковник ещё бОльшая сволочь, чем его супруга, но Блад, ясное дело, всех перехитрит и выйдет победителем.
Уважаемые лаборанты Новомосковска и окрестных районов Тульской области! Сообщаю, что на днях оттащила в книгообмен Новомосковской городской библиотеки:
Роджер Желязны, первые два романа классической фэнтезийной серии про Амбер — “9 принцев Амбера” и “Ружья Авалона”;
Джеймс Хэдли Чейз, сборник “Коварный удар”, три классических Чейзовских детектива;
Зеб Шилликот, два романа из постапокалиптического цикла про Джага;
Галина Щербакова, сборник “Вам и не снилось”, в нём заглавная повесть и ещё несколько повестей-рассказов.
Всё это сама в своё время тиснула в разных книгообменах, прочитала и теперь выпускаю обратно в дикую природу. Книги в хорошем состоянии, чистые, все страницы на месте. Читайте-наслаждайтесь на здоровье.
Себе брать ничего не собиралась, но пошарила на полке и среди романов Дюма, которых в этот раз в книгообмене было отчего-то очень много, но которых я не большая поклонница, обнаружила несколько интересных детективов. Не удержалась, ясное дело. Читать пока не начинала, но предвкушаю.
До абонемента снова не дошла. В последнее время в библиотеках вообще до него редко дохожу, всякий раз как застряну на полке книгообмена в фойе, так наберу там целую стопку вкусного, и в абонемент вроде уже идти и незачем.
Справедливости ради, я не шарю в международном праве и не знаю, есть ли разница между репрессалиями XVII века и нынешними санкциями и можно ли считать их одним словом. В последнее время в реальной, не-литературной жизни санкции повсюду, поэтому когда встречаешь даже у Рафаэля Сабатини репрессалии, рука сама тянется поделиться находкой с коллегами-лаборантами.
Ещё справедливости ради, Сабатини, похоже, всё-таки не имел в виду санкции в сегодняшнем понимании. Похоже, использовать именно слово репрессалии было смелым переводческим решением Т. А. Озерской, которое, впрочем, ничуть не ухудшило перевод. Поясню.
“Хроники капитана Блада” — это сборник рассказов о приключениях вымышленного английского пирата капитана Б. в Карибском море. В “Грозном возмездии” капитан Блад случайно узнаёт, что испанцы планируют нападение на английские поселения на Антигуа. Официальной причиной объявлено то, что испанские суда и колонии много страдают от рук Блада, англичанина по происхождению, и поэтому-де разграбление испанцами английского поселения будет только справедливо. На самом же деле по Карибам прошёл слух, что англичане на Антигуа нашли золото, и испанцы решили их немножко обезжирить, а пиратство Блада было лишь отмазкой.
Капитан Блад не лишён патриотизма и уговаривает свою команду выступить против испанцев и защитить англичан. Именно в этом эпизоде, когда Блад перехватывает письмо с информацией о готовящемся нападении и когда потом обсуждает с командой, стоит ли им вмешаться, возникает слово репрессалии. Сначала пираты читают письмо испанского адмирала с обоснованием нападения:
цитата
"Хотя, — писал он, — его величество король не ведет сейчас с Англией войны, Англия тем не менее не предпринимает никаких мер, чтобы положить конец дьявольской деятельности пирата Блада в испанских водах. Вследствие этого мы вынуждены применить репрессалии и получить известную компенсацию за все убытки, понесенные Испанией от руки этого дьявола-флибустьера".
В оригинале Сабатини использует слово reprisals:
цитата
Although, he wrote, his Catholic Majesty is at peace with England, yet England makes no endeavour to repress the damnable activities of the pirate Blood in Spanish waters. Therefore it becomes necessary to make reprisals and obtain compensation for all that Spain has suffered at the hands of this indemoniated filibuster.
Reprisals может означать и репрессалии в международно-правовом масштабе, но чаще это просто возмещение ущерба. Цените, дальше в этом же эпизоде, когда Блад предлагает своей команде защитить англичан:
цитата
Captain Blood explained. "The impending Spanish raid is in the nature of reprisals for damage suffered by Spaniards at our hands. This seems to me to impose a duty upon us. We may not be patriots, as ye say, Wolverstone, and we may not be altruists. If we go to warn and remain to assist, we do so as mercenaries, whose services are to be paid for by a garrison which should be very glad to hire them, thus we reconcile duty with profit".
И в этот раз перевод такой:
Итого:
репрессалии повсюду, даже в классической литературе;
компенсация? репрессалия? магнолия?
перевод — дело тонкое, а перевод Т. А. Озерской — шедевр;
встретишь в книге интересное слово, тут же делись им с братьями по разуму;
приключения капитана Блада рулят, книги Сабатини вещь.
#ЗнаетеЛиВы, что “9 принцев Амбера” Роджера Желязны источник одной из самых знаменитых литературных цитат о библиотеках?
Или, выражаясь языком оригинала,
цитата
I like libraries. It makes me feel comfortable and secure to have walls of words, beautiful and wise, all around me. I always feel better when I can see that there is something to hold back the shadows.
И я люблю библиотеки. Сейчас на книгах штрих-коды, а читательский билет — пластиковая карточка, что удобно, конечно, но, как и со всяким техническим прогрессом, вызывает ностальгию по старым добрым аналоговым временам. Лаборанты старшего возраста вспомнят читательские билеты в виде бумажной книжечки, когда стопку выбранных книг нужно было отдать библиотекарю, и она (раньше почему-то библиотекарями были только женщины) отточенным движением открывала в каждой титульный лист с инвентарным номером, записывала его в строчку билета, и туда же автора и название книги, и вокруг неё всегда пахло раскрытой книгой и чернилами шариковой ручки.
Мне в детстве казалось, что это самая лучшая работа на свете, вписывать в карточки названия книг. Их никогда не сокращали, библиотекарь просто писала столько, сколько хватало строки, и всегда было интересно, на каком слоге она остановится.
Желязны в цитате говорит, что в библиотеках ему безопасно. Я для описания библиотек вряд ли выбрала бы именно это слово, хотя люблю библиотеки примерно за то же самое. В библиотеках спокойно, мирно, тихо, уважительно, аккуратно. Что, если задуматься, как раз синонимы безопасности и есть. И библиотечными книгами пахнет.
облако тэгов
