Полиция дышала в затылок. Джонни-Пришивальщик залёг на дно. Агенты ФБР удостоили его смертельно опасным титулом «Враг общества номер один». Джонни находился где-то в самом низу списка, но фэбээровцы канзасским ураганом вымели все имена выше него.
Джонни-Пришивальщик был этаким вольным стрелком — профессиональным убийцей. Расценки у него менялись, в зависимости от задачи. Джонни убивал, потому что любил это дело. Он ловил кайф от вида дёргающегося тела, когда всаживал в него пулю. Самое меньшее, что ему платили — это сотня за гангстера, но однажды он прокутил тридцать штук, полученные за то, что замочил вымогателя из профсоюза.
Иногда он применял «томми», но обычно пользовался пушкой. Руки у Джонни были короткими и он прятал автоматический пистолет в кармане куртки, где всегда держал свободную руку. У револьвера реже бывают осечки и точность стрельбы лучше автоматики, но по размеру он больше. Его нельзя так же быстро выхватить или так же быстро выстрелить. Ты на шаг опережаешь копов и ищеек с их тяжёлыми служебными револьверами.
Джонни-Пришивальщик получил такое прозвище по уйме причин. Во-первых, лицо у него имело землистый цвет. Пальцы у Джонни были тонкие и проворные. Ростом он около пяти футов девяти дюймов, рот прямой, глаза бледно-зелёные и абсолютно бесчувственное выражение. Сперва угрюмый юмор преступного мира окрестил его Джонни-Гасильщиком. Это произошло потому, что Джонни дырявил людей насквозь. Но Джонни когда-то немного «гасился» в карцере и не любил, когда ему об этом напоминали.
Как-то раз Фрэнк Марсуэло погорячился, назвав его в глаза Джонни-Гасильщиком. Через пару ночей Фрэнки переехал в морг. Криминальный мир намёк уловил и наградил его новым титулом — потому что в похоронном бюро приходилось немало пришивать и зашивать, чтобы Фрэнки и прочих жертв Джонни удалось бы опознать.
Большим боссом Джонни не был, но агенты ФБР всё равно за ним гонялись. Джонни уже некоторое время понимал, что полиция на хвосте. Последние две недели он отсиживался в квартире Мирты на Джейн-стрит. Как правило, Джонни не переселялся к подружкам, но Мирту он подцепил недавно и думал, что фэбээровцы до неё пока ещё не доберутся.
Одним утром газеты гордо известили, что Ника Морани одновременно настигли агент ФБР, семь пуль и билет в один конец на тот свет. Это поставило Джонни на вершину списка, а там Джонни находиться не желал. Это его пугало и тревожило.
Он вспомнил о других убежищах. Следовало двигаться дальше, чтобы действовать на опережение. Пока Мирты не было, Джонни поскорей смылся. Он вышел на тротуар и оглядел улицу. Всего лишь обычный сброд. Он направился к такси.
Но тут дворник окликнул: — Постой, Джонни, — и его рука полезла под левую подмышку. Убийце потребовалось гораздо меньше секунды, чтобы дотянуться до своей пушки. Пистолет взметнулся вверх, выстрелив сквозь карман куртки.
Следующее, что осознал Джонни — он валяется на тротуаре, правое плечо и рука онемели, и по ним расползается красное пятно.
Агент ФБР не пытался во что бы то ни стало прикончить вооружённого преступника. В голове у Джонни крылась информация о паре десятков убийств. Однако он потерял немало крови и его отвезли в больницу, прооперировали и провели переливание крови. Потом Джонни упрятали в психиатрический изолятор с усиленной охраной.
Когда он смог говорить, то не стал этого делать. Через три дня Джонни выздоровел достаточно, чтобы двигаться. Его планировали увезти оттуда. Время от времени, когда охранник отходил подальше, Джонни удавалось поговорить с интерном. Интернам платили скудновато. У Джонни ещё оставалась парочка тузов про запас. В каждой его туфле, между каблуком и подошвой, была упрятана штука долларов. Его одежда висела в шкафчике, куда интерн имел доступ.
Джонни решил, что, если выберется отсюда, то никогда больше не доверится пушке в кармане. Он отлично помнил, как фэбээровец выхватил свой револьвер из наплечной кобуры с такой скоростью, что по-любому успел бы пристрелить Джонни.
Той же ночью он сбежал. Джонни уже мог ходить и охранник не возражал, если он подходил к окну. Оно было закрыто решёткой, так что какая разница, даже если бы Джонни высунул руки на столь желанную свободу. Прямо над окном на бечёвке, привязанной к одному из стропил, висел револьвер. Когда Джонни обернулся, в руке у него была пушка.
Одежда охранника оказалась ему не по размеру, но всё равно сгодилась. Разумеется, его заметили. Прежде, чем Джонни добрался до выхода на улицу, объявили тревогу. Хирурги ночной смены довольно легкомысленно обращаются со своими машинами. Они оставляют ключ зажигания прямо в замке. Выехать поскорее иногда значит выжить. Джонни обогнал патрульные машины менее, чем на минуту и растворился в дорожном движении.
Они будут прочёсывать города, где он всегда залегал. Джонни избегал городов. Он отрастил усы. Он изящно одевался, но всё равно ходил с опаской. Глаза у Джонни были зоркие, но теперь он носил простые очки. Он пересёк весь континент. Там был городок, в предгорьях Сьерры, дальше Сан-Франциско.
Местные оказались народом странным и замкнутым. Они не доверяли друг другу и не выносили никого из гостиничных постояльцев. В городе не было санатория, но, из-за здорового климата отели полнились страждущими, поправляющимися от всяческих дыхательных заболеваний.
Укрытие получилось просто шикарное. Новые лица оставались незамеченными, потому что незнакомцы всё время приезжали и уезжали. У Джонни был настолько землистый цвет лица, что его действительно принимали за того, кем он прикидывался.
Опасаясь преследования, Джонни залёг на неделю. Он часами тренировался выхватывать из подмышечной кобуры револьвер, пока не наловчился вытаскивать пушку легче, чем когда таскал её в кармане.
Когда он решил, что так свихнётся, то предпринял осторожные вылазки. В двух милях от города Джонни обнаружил заброшенный затопленный карьер. Громадный кратер в милю диаметром до самого лавового основания заполняла вода. Это было глухое местечко и там Джонни-Пришивальщик мог упражняться в стрельбе. Он убедился, что по умению обставит любого фэбээровца.
Он просматривал газеты, но в полицейских сводках про него не говорилось ни слова. Невозможно было определить, сколько они узнали, где искали и как плотно шли по его следу.
Потом, в один день, Джонни спускался к яме, как вдруг золотоискатель, которого он встречал там прежде и с которым пару раз беседовал, произнёс: — Джонни-Пришивальщик, ты арестован…
Больше Джонни ничего не расслышал. Размышлять, что, да почему, он не стал. С первого же слова он действовал безотчётно. Он дёрнулся за своей пушкой. Потом его отвезли в морг, а «Врагом общества номер один» стал кто-то другой.
— Вот чего не понимаю, — заметил агент ФБР, — почему он схватился за карман, хотя револьвер был в подмышечной кобуре…
Пока ночь ужасов становится всё ближе, Бетти-Джейн Левин, обозреватель «Лос-Анджелес Таймс» попросила нескольких наших авторов измыслить истории с самой, что ни на есть, леденящей душу начальной строкой: «Ночь была мрачной и ненастной»…
Закройте окна, заприте двери и выключите «Шоу Джерри Спрингера»*. Эти истории гораздо необычнее.
* Шоу Джерри Спрингера — американская телевизионная передача в формате ток-шоу. Шоу выходит в формате стиля «трэш» («помойка»), так как его участники и целевая аудитория в основном занимают низкие социальные ниши. Затрагивает различные темы: супружеская измена, гомосексуальность, трансгендерность, различные сексуальные девиации, психические расстройства и т. д.
Мандрагоры попадаются на страницах книг Дэвидсона тут и там, от тщательно связываемой мандрагоры, которую пользуется Вергилий, чтобы отыскать попутный ветер в морском путешествии на Кипр в «Фениксе и Зеркале», до исчерпывающего эссе «Кто делал мандрагоры?» в «Неисторических приключениях». Дальше последуют некоторые примечания, относительно этого необыкновенного растения.
Поскольку феномен интуитивной прозорливости сам по себе интересовал Аврама Дэвидсона, то я включаю сюда отрывок из статьи, которую обнаружил при работе за письменным столом, когда впервые читал «Неисторические приключения» (вскоре после смерти Дэвидсона в мае 1993).
Из книги И .Н. Хлопина*, «Зороастризм: место и время его зарождения»[Zoroastrianism : Location and Time of Its Origins], «Iranica Antiqua» 27 (1992), стр. 104-105:
Неотъемлемой частью любой религиозной церемонии древних иранцев являлся напиток, приготовленный из сока растения хаомы [...]
Однако, такое растение действительно существовало и в Авесте даётся подлинное его описание, хотя и не на языке современной ботаники. Это растение существует до сих пор и его можно обнаружить в областях, которые в древности населяли иранцы или, если сказать точнее, арии и туранцы. К настоящему времени оно стало очень редким и почти исчезло, из-за чего его занесли в Красную Книгу [СССР]. Это mandragora turkomanica, обнаруженная европейской наукой [sic] накануне Второй мировой войны. Первый научный отчёт об этом был сделан О. Т. Мизгирёвой в 1942, когда гром орудий разъединил учёных всего мира и заглушил их голоса [...]
Впервые тождество mandragora turkomanica с хаомой научно доказали в 1979 году. Её мягкие листья, похожие на свекольные, образуют розетку, диаметром около 1 метра [...]
Листья переходят в подземный стебель, называемый каудекс*, а затем в искривлённый клубень до 5 кг весом, часто похожий на уродливого маленького человечка. Созревшие ягоды съедобны и на вкус не отличаются от зелёных томатов, а пахнут земляникой, дынями и облепихой. В ягодах содержится множество различных алкалоидов, включая наркотические; поэтому употребление в пищу незрелых плодов может вызвать отравление, хотя и не смертельное.
Одной из причин, почему такое растение не попало в поле зрения ботаников — это его необычные сроки произрастания — оно цветёт в ноябре или декабре, а плодоносит в апреле-мае. Это может объяснятся реликтовыми особенностями: данное растение относится ко флоре кайнозойской эры.
Недавно я натолкнулся на любопытный отрывок в книге Монкура Биддла «Рождественские заметки: некоторые книги о цветах и их создатели»[A Christmas Letter : Some Flower Books and Their Makers] (Филадельфия, 1945), стр.15-18:
Свойства, которыми человек наделил мандрагору, поистине необыкновенны. С древних времён учёные писали об этом растении, произрастающем на пшеничных полях Месопотамии в те дни, когда Иаков пас стада Лавана, своего дяди. Среди прочих её качеств считали, что мандрагора способствует зачатию. Когда Рувим принес их своей матери, Лии, то Рахиль сказала: «дай мне мандрагоров сына твоего»*. До той поры Рахиль ещё не родила ни одного ребёнка. По всему Востоку мандрагору использовали, как наркотик; иногда в качестве снотворного. В шекспировской пьесе Клеопатра восклицает: «Дай выпить мандрагоры мне»; и оправдывает это пожелание те, что: «Хочу заснуть и беспробудно спать, пока Антоний мой не возвратится»*. Из-за сходства раздвоенного корня этого растения с человеческим телом Пифагор назвал его anthromorphon; и, с помощью травников, деливших те растения на мужские и женские, сэр Томас Браун в «Pseudodoxia Epidemica»* порицает распространившееся в некоторых частях Европы обыкновение продавать эти корни несведущим людям. Он ссылается на поверье, что «кто его вытаскивает, тот жизнью рискует» и на то, что это растение вопит, когда его выдёргивают из земли.
Что если слишком рано я проснусь? О боже мой! Воображаю живо: Кругом — ужасный смрад, глухие стоны, Похожие на стоны мандрагоры, Когда её с корнями вырывают, — Тот звук ввергает смертного в безумье...
*
«Ромео и Джульетта»; Акт IV, Сцена 3
*
А затем сэр Томас упоминает метод, приведённый Плинием: «...когда они вознамерились добыть корень этого растения, то встали по ветру от него и, очертив мечом вокруг него три круга, они выкопали его, взирая на запад». Подобная операция была настолько опасной, что иногда для неё использовали собаку. После того, как собака привязывали верёвкой к растению, землю у корней подкапывали. Рвущийся освободиться пёс, как утверждает Иосиф Флавий «вытащит для вас корень, который своим ужасными воплями убьёт животное».
Среди изысканных гравюр, обнаруженных в «Florilegium Renovatum et Auctum» Иоганнеса Теодора де Бри* — старшего сына знаменитого немецкого гравёра и опубликованных во Франкфурте-на-Майне в 1641, находится и гравюра «Mandragora faemina».
Это довольно симпатичное растение, с темно-зелёными листьями, белыми цветами, пронизанными пурпурными жилками; и бледно-оранжевым плодом, который древние греки называли «яблоком любви». Неудивительно, что ведьмы пользовались корнем мандрагоры для приготовления своего крепкого вина, путая его с Atropa belladonna, белладонной обыкновенной.
Прочитавшие «Кто делал мандрагоры?» могут заметить, что многие намёки и источники из краткого пояснения Биддла аналогичны приводимым у Дэвидсона спустя четыре десятилетия.
Примечания
* Игорь Николаевич Хлопин — советский и российский археолог, доктор исторических наук.
* Каудекс — утолщение ствола возле корня растения.
* Быт. 30-14 Рувим пошёл во время жатвы пшеницы, и нашёл мандрагоровые яблоки в поле, и принёс их Лии, матери своей. И Рахиль сказала Лии: дай мне мандрагоров сына твоего.
* «Антоний и Клеопатра», Акт 1, Сцена 5, перевод М. А. Донской
* «Pseudodoxia Epidemica» (1646) — книга сэра Томаса Брауна, опровергающая расхожие в его время невежественные мнения путём бэконовского метода, основанного на рациональном (научном) анализе данных.
* Перевод Т. Щепкиной-Куперник
* Иоганн Теодор де Бри (1561-1623) — гравёр и издатель.
Аврам Дэвидсон
Царь своих гор
В кукольном театре — пик напряжения. Публика, в основном из детей, бедняцких — самих по себе, мещанских — в сопровождении нянь-крестьянок; селян-середнячков, выбравшихся в город продать корзинку залежалых яиц; престарелых слуг, потративших грош на Молодого Хозяина и зауряднейших чернорабочих, пропахших рыбным рынком или конюшней — публика в кукольном театре застыла на самых краешках скамей, гадая, съест ли Славного Мальца Гансли Людоед. Славный Малец Гансли тоже гадает.
— Кто спасёт мя от съедения Людоедом? — выкрикивает он (или, по крайней мере, голос из-за кулис, который считается его собственным), позволяя своим подвешенным ножкам подкоситься, а подвешенным ручкам умоляюще вздёрнуться вверх; — кто спасёт мя или нихто не спасёт мя, или хто-то спасёт мя, или хоть хто спасёт мя, и если да, то кто? — Уместный вопрос. Всё это время марионетка покрупнее — получеловек-полузверь, клацает челюстями, выставляет чудовищные клычищи и зубищи, ням-нямкает, потирает брюхо, подпрыгивает, угрожающе машет руками и издаёт знаменитое булькающее рычание, общеизвестное*, как «Людоедское хихиканье» — КТО спасёт мя? — В этом месте тринадцатилетняя няня начинает хныкать, её четырёх- пяти- и шестилетние подопечные тут же разражаются громкими рыданиями. — Спасите! КТО? — выкрикивает кукла Славного Мальца Гансли; затем на ноги вскакивает помощник конюха, как видно, не очень смышлёный, но приятели оттаскивают его назад, смутно разумея, что в действительности такого делать не следует. Отчаянный крик Славного Мальца Гансли: — Ктооо? — звенит во всех грязных ушах и нескольких чистых…
…но вот, внезапно с правой стороны появляется воистину удивительно разряженная марионетка и выкрикивает: — Я спасу тебя, Славный Малец Гансли! — Гром аплодисментов. Эта фигура носит высокую, лишённую полей, чёрную парчовую шляпу с крестом, сильно смахивающую на архаичный головной убор гиперборейского униатского горного протоиерея, шляпа эта высовывается из большой и погнутой короны; одежды на фигуре — неубедительная смесь военного и духовного облачений. — Я спасу тебя от того, чтобы Людоед набил тобою брюхо, ведь я — ДЖОННИ-ПРОВИЗОР, Истребитель Французов, Людоедов, Монголов и Турков!... вот тебе, Людоед, вот! и вот, и вот, и… — Много-много аплодисментов. Выкрики.
Продолжение в файле книги.
* То есть, общеизвестное во всей Скифии-Паннонии-Трансбалкании (прим. авт.).
Это случилось тёмной и ненастной ночью. Темно настолько, что ты не увидел бы и руки прямо перед лицом. Ты не увидел бы её, потому что эта рука ухватила тебя за шею сзади. Она сжимается. Сжимается. Сжимааается. Ночь становится ещё мрачнее. Буря бушует ещё яростнее. Ты пытаешься завопить, но из твоих запёкшихся губ вырывается лишь сдавленное мычание.
Ты поворачиваешь голову. О, вот оно. Теперь ты видишь лицо. Над тобой нависает бледное и грозное лицо, глаза пылают, зубы оскалены. И тут над твоим ухом раскатами грома грохочет ужасный каркающий голос: — Ты сам поднимешься и соберёшься в школу или тебя вытащить из кровати?
В доме у кладбища Джимми таращился в окно, встав в кровати на колени. Стекло холодило его лоб и кончик носа.
«Что это было?» — недоумевал он. Пижамным рукавом Джимми вытер запотевшее от дыхания стекло.
При последней вспышке молнии ему что-то привиделось, там, в буйстве ветра и ливня. Что-то шустрое, копошащееся у покосившегося надгробия. Может, человек. Может, что-то другое.
«Что это было?» — гадал Джимми.
Наверное, ему стоило бы разбудить маму и папу, но сначала следует выяснить, что же он видел.
Ему отчаянно хотелось, чтобы молния сверкнула снова.
Она сверкнула.
И Джимми опять увидел это.
Пискнув, он юркнул под подоконник, молясь, чтобы оно не увидало бы его самого.
облако тэгов
