облако тэгов
Пан Анджей на тель-авивском распутье
Польский писатель Анджей Сапковский — фигура уникальная. Из славянской мифологии, главных европейских книг, из Данте, Петрарки, Мицкевича, из снов и иронии, насмешек над сказками и приметами, над бабушкиными предрассудками (но с огромным уважением к бабушкиным славным мудрым открытиям) он создал некое приворотное зелье. Против которого трудно устоять.
Сапковский пишет книги о подвигах и закоренелой глупости. Этакие сказки с намеком, фэнтези с ароматом польских трав, с изяществом польских паненок. Начитавшись сей стильной прозы, устроители фестиваля «Icon TLV» в тель-авивской Синематеке не смогли удержаться — и пригласили пана Анджея стать почетным гостем. А если уж совсем всерьез — то самым почетным. Фестиваль, надо признать, собирает фанатов и ценителей, специалистов и рыцарей, писателей и мастеров фантазийного дела. Так вот, устроители фестиваля сказали: «любишь его книги — звони в Польшу!». Вот я и позвонила. И услышала вежливый глуховатый голос. В голове пронеслись образы Цири, Ведьмака, Йеннифер, «божьих» воинов, сцены битв и полетов на метле. В общем, я не нашла ничего умнее, как сказать в трубку:
— Вас у нас любят. И ждут.
Писатель не замедлил отреагировать:
— А я очень скоро у вас и появлюсь.
После чего я собралась с мыслями и вопросила:
— Как возник в вашей жизни этот сюжет — тель-авивский фестиваль фэнтези?
— На книжной ярмарке в Мадриде ко мне подошел израильский представитель, спросил, не соглашусь ли я приехать на фестиваль в Тель-Авив, и я ответил, что охотно это сделаю. На таких фестивалях приятно бывать.
— Писатель — труд уединенный, келейный, его дни проходят наедине с листом бумаги. Разве фестивали не отвлекают от творчества?
— В этом вы немножко правы. Но такие фестивали — своего рода привилегия. У авторов детективов или любовных романов нет такой привилегии. А вот авторам фэнтези повезло: они знают своих читателей, можно сказать, «в лицо», видят поклонников своими глазами. Это очень важная привилегия, от нее не так-то просто отказаться. Хотя от тишины это, конечно, отвлекает.
— А как обстоит дело с переводами ваших книг на иврит?
— Пока это происходит только на любительском уровне. Когда я был на книжной ярмарке в Иерусалиме, у меня спрашивали, не буду ли я возражать, если мои книги переведут на иврит не профессиональные переводчики, а люди, которые просто любят меня читать. Переведут для других таких же любителей жанра. В мире это принято, если хотят перевести — пусть переводят. Мне за это даже денег не надо. Профессионалы еще за меня в Израиле не взялись. Но читающих мои книги на русском в Израиле тьма-тьмущая. Они рассказывают обо мне тем, кто еще не читал.
— Уровень переводов на русский вас устраивает?
— Это сложный вопрос. Итальянцы даже шутят по этому поводу: переводчик — это предатель, там такая выходит игра слов... Переводы моего «русского» транслейтора, Евгения Вайсброта, мне кажутся вполне хорошими, причем, должен отметить, до меня он никогда прежде не переводил фэнтези, это был его первый опыт. И начал он заниматься переводами, будучи уже очень немолодым человеком. Но стал одним из лучших.
— Я люблю вашу книгу, которую можно назвать криком души, а можно и учебником фэнтези — «Нет золота в серых горах». Она ироничная, даже саркастичная, и очень познавательная. Что вас подтолкнуло к ее написанию?
— Этот рассказ я написал очень рано, когда только пробовал себя в этом жанре. Я делал первые детские шаги — и написал о том, что меня тогда очень волновало. И я его, этот свой рассказ, скажу честно, не люблю. В жанре фэнтези ведь смешано много понятий. Есть такие люди, которые, не имея таланта ни на копейку, ничего не понимая, представляют в книге дракона, эльфа, на обложку помещают раздетую девицу — и думают, что этого уже вполне достаточно для успеха. Я возражал против таких вещей. Возражал довольно жестко. И — скажу вам, как на духу — не очень этим горжусь. Тогда я воевал, а теперь уже не хочу. И никогда больше не буду воевать. Вообще.
— Вы стали более мирным? Переустраивать, перекраивать людей не стремитесь?
— Можно и так сказать, но на голову к себе забраться и там хорошо устроиться тоже не дам.
— Пан Анджей, Польша сегодня — подходящее место для жизни?
— Наверное, я бы сказал, что да. На мой взгляд, даже в самые тяжелые времена Польша не была такой черной и страшной, как другие страны в этом списке.
— Цензура не гнетет?
— Писателю можно все! Он абсолютно свободен. К тому же, если он хорошо и много пишет, он вообще очень неплохо живет.
— Откуда возник писатель Сапковский?
— Я был любопытным. Думаю, моя страстная тяга к чудесному, фантастическому, жажда читать фантастику очень рано в эту сторону и повела. Тогда в магазинах фантастики почти не было, а в школьных библиотеках такие книги были. Немного, но все же. Лем, например. И какие-то сегодня почти забытые авторы. Мне было 9 или 10 лет, и я искал свои алмазы, и богател на этом пути. И потом я тоже всегда много читал. И даже считаю себя эрудитом, который в этой речке литературы плавает, как форель.
— Но вам не захотелось писать детективы? Любовные романы?
— Нет, никогда не хотелось. Я предпочитал фантастику. Именно эта литература меня занимала больше всякой другой. А писать начал фэнтези.
— Вы ведь пришли в литературу из другого, вполне взрослого и ответственного дела?
— Да, я был уже не мальчиком, работал в польском внешнеторговом ведомстве. Написал рассказ. Он что-то где-то выиграл. Так и пошло.
— Ваша жена не сказала, что Внешторг — более надежное дело, чем эльфы и ведьмаки?
— Жена была толерантна, за что я ей благодарен. Хотя, когда я сказал ей, что хочу стать писателем на «полную ставку», целиком, она чуть побледнела.
— Но не ушла?
— Нет, думаю, теперь она даже довольна, тем более что Внешторга уже просто не существует, и зарубежной торговлей может заниматься любой идиот. Мы видим, к чему это приводит...
— Какую из своих книг вы больше всего любите?
— О, это все равно, что спросить у матери, какая из трех ее дочерей самая красивая. И что ей отвечать? Сказать, что эта? А что тогда другие? Самая моя любимая книга — это та, которую я напишу завтра. Или через три года. Или через десять лет.
— Бывает, что хочется все бросить? Никогда не писать, не складывать слова в предложения, не фантазировать?
— Бывает, еще как бывает! Почти ежедневно! Но я научился относиться к этому философски. Не пишется — займусь редактурой. Буду править. Или поеду на рыбалку. Или пойду в кино. И потом кризис минует. И я опять буду работать!
— Как обычно приходит сюжет?
— Все, что видит око, все, что происходит вокруг, имеет отношение к моей работе. Косвенное, непрямое — но имеет. Я читаю книгу — и вдруг думаю: о, а я бы это написал иначе... Или смотрю кино. Или просто что-то вокруг себя наблюдаю. Все идет в дело.
— Наш фестиваль «Icon TLV» чем вас привлек?
— К сожалению, это пока для меня тайный фестиваль. Его в интернете не очень подробно описали. Это даже интригует. Обычно бывают встречи, дискуссии, «круглые столы». Меня спросили, что я хотел бы увидеть в Израиле, каковы будут мои пожелания, а я скромно ответил: что сочтете нужным, то и покажете. Я ведь не путешествовать еду к вам, а работать. И у меня в связи с этим много обязанностей. И я должен быть недалеко от места работы, от фестиваля... Какие тут могут быть требования? Д и вообще я не капризный, скажу «спасибо» за то, что увижу. Я — вежливый, дисциплинированный.
— Вы — польский писатель, вас любят во всем мире. Где вам так же хорошо дышится, как на родине?
— Я много путешествовал, хотя, может, не так много, как хотелось бы. Везде мне хорошо. Я люблю людей, люблю еду разных стран. Нет страны, в которой мне было бы неинтересно. Но нет и такой страны, в которой мне бы хотелось побывать еще раз. Я всегда хочу домой. А мой дом — это Польша.
— Вдохновение — это труд или озарение?
— Я мог бы сейчас сказать, что жду, пока над моей крышей пролетит муза и что-то мне сбросит... Наверное, она иногда летает. А чаще я просто пишу. Иду, думаю, записываю. И муза догоняет меня в дороге.
— Откуда ваш прекрасный русский язык?
— Можно ответить одним словом — талант [смеется]. Я могу давать интервью на нескольких языках. Но есть и такие языки, которыми я недостаточно владею.
— Есть ли в ваших планах книга, которая могла бы занять место на полке автобиографий знаменитых людей? Что-то вроде «Как я стал Сапковским»?
— То есть, хочу ли я наврать о себе и спихнуть это читателю? Нет, ни за что! Я не хочу это писать, и не стану никогда!
— Вам кажется, что автобиографии — это ложь?
— Мне не кажется. Я в этом уверен. Там в каждой строчке ложь.
-Кто из пишущих по-русски фантастов или авторов фэнтези вам интересен?
— Тут я не буду оригинальным: очень хорош Лукьяненко. Прежде были братья Стругацкие, Булычев. Из тех, кто есть сегодня — супруги Дьяченко. Олди — тоже милые ребята. На моих полках всегда много книг коллег-писателей. Мне их дарят. Даже не надо покупать [смеется].
— С вами когда-нибудь происходили мистические события?
– Нет, никогда. Я много летал, много ездил, бывали случаи драматичные, бывали мысли « а вдруг...». Но все было на реальной основе. Никогда в это не вторгалась мистика.
— Влияли ли на вас главные духовные книги человечества — Библия, к примеру?
— Я, конечно, с ними знаком. Без этих текстов трудно считать себя образованным человеком. Но я не могу сказать, что они меня перевернули, изменили. Я — атеист.
— А эльфы, драконы, феи — существуют?
— Нет. Плохо, что я вам всю правду выкладываю. Мне бы тут надо наврать — а я не могу. Плохо делаю, что не вру. Мы из старой польской шляхты. Мы тем и знамениты, что не врем.
Инна Шейхатович
