Переводчики и переводы

Don't dance or ride with General Bangs -- a most immoral man.

Р. Киплинг

(61 знак)

.

Не танцуй и не езди кататься верхом с генералом Бэнгсом, человеком в высшей степени безнравственным.

Буквальный перевод вышеприведенной строчки

(100 знаков)

.

Наверное, все лаборанты знают, что в английском слова в среднем короче, чем в русском. Известно, что правильный технический перевод с английского будет примерно на 20% длиннее оригинала. Тем не менее я не раз слышала от опытных людей, что переводить надо знак-в-знак, потому что длина текста – не менее важная его характеристика, чем любая другая. А ведь есть еще кино. Для закадровой озвучки реплика должна быть немного короче оригинальной, а для синхронной ровно такой же: русский актер у микрофона должен сомкнуть и разомкнуть губы столько же раз, сколько английский на экране.

За счет чего сокращается объем при переводе (дальше я везде буду подразумевать пару английский-русский, потому что в других парах, ессно, все иначе) помимо артиклей и притяжательных местоимений?

Во-первых, главная ударная сила русского предложения – глагол. Если писать не «он испытывал чувство стыда», а «он стыдился» — будет и короче, и выразительнее. А еще русский язык прекрасно обходится без глаголов-связок. He is – не «он является тем-то и тем-то», а «он – то-то и то-то».

Во-вторых, англичане описывают движение подробнее, чем русские. Я не стану приводить оригинальные фразы, все читающие на английском отлично их представляют, буду сразу давать буквальный русский перевод.

То, что по-английски изображается как «Джон протянул руку к столу и взял оттуда то-то», по-русски целиком передается фразой «Джон взял со стола то-то».

«Он сунул свою руку себе в карман и вытащил оттуда свой кошелек» — «Он достал из кармана кошелек».

«Он повернул свою голову к Джону и сказал ему» — ну, в общем, надеюсь, уже понятно.

И речь не о плохих английских авторах, которые не умеют писать, а просто о стандартных фразах, которые могут быть и у прекрасного автора. В итоге если вы переведете динамичный эпизод, сохранив в нем все движения всех рук и ног, то получите что-то вроде сцены из «Матрицы», где пуля медленно-медленно летит через экран.

В-третьих, англичане ужасно много думают, и еще им все время что-то кажется. Нет, немножечко «думаю» и «полагаю» в диалогах можно оставить для сохранения колорита, но все – не стоит. И не все «похоже, что» в авторском тексте обязательно должны перекочевывать в русский.

В-четвертых, англоговорящие люди не только много думают, они еще видят, слышат и чувствуют. Русскоговорящие, вероятно, тоже, но не так часто об этом упоминают.

Англ.: «Он подошел к окну, выглянул наружу и увидел, что на лужайке перед домом уже собрались гости».

Рус.: «Он подошел к окну. На лужайке перед домом…»

Англ.: «Он почувствовал, как дрогнула рука Мэри на его локте».

Рус.: «Рука Мэри на его локте дрогнула».

В-пятых, существует куча английских оборотов, у которых есть буквальные (и длинные) русские аналоги, только вот использовать эти аналоги, как правило, не стоит.

«Он был достаточно умен, чтобы понять» — «Ему хватило ума понять».

«Это был первый раз в его жизни, когда…» – «Впервые в жизни он…»

В-шестых, по-английски запросто можно повесить на одно существительное три определения, а по-русски это перебор, одно надо куда-нибудь убрать – или в существительное, или в другое прилагательное.

«Седая морщинистая старая женщина» — седая морщинистая старуха.

И еще по-английски синонимичные определения красиво, а по-русски не очень.

«миловидная и привлекательная девушка», «раболепное и угодливое поведение» – тут явно что-то лишнее.

В-седьмых, когда английский автор упоминает что-то читателю известное, он делает это подробнее, чем может вынести русский язык. «Он вспомнил, что уже слышал это вчера от Джона, когда они, выйдя от Смитов, шли в кинотеатр, чтобы посмотреть там фильм» — «Он вспомнил, что уже слышал это вчера от Джона по пути в кинотеатр» – как-то примерно так.

Это то, что мне припомнилось с ходу. Полагаю, что, подумав еще немножко, я могла бы написать еще в-восьмых, в-девятых и так далее, но общая картина, надеюсь, уже ясна.

Разумеется, будь все так просто, этим нехитрым приемам можно было бы научить Промпт. Увы, чем автор лучше, тем умелее он использует возможности родного языка, тем меньше у него стандартных конструкций, которые можно ужать механически. Однако принцип остается: ужимать надо, иначе – пуля из «Матрицы».

Возможно, не стоило вот так показывать читателям переводческую кухню – не всякий, кто любит есть курицу, готов смотреть, как ее режут. Дорогие защитники куриц – не стреляйте в повара, чесслово, ему самому ее жалко!

PS.

Думаю, все лаборанты достаточно умны, чтобы правильно понять написанное, но на всякий случай добавлю: ужимая текст, переводчик не облегчает себе жизнь, а усложняет, потому что такой перевод требует больше времени, да еще и уменьшает свой гонорар, поскольку платят нам за знаки.

*дворовый мальчик – мальчик, который бегает во дворе.

(сноска к строчке «Вот бегает дворовый мальчик» в учебнике «Родная речь» времен моего детства)

.

Мы не хотим признаться себе, что душевный мир Пушкина для нас такой же чужой, как древнего ассирийца или собаки Каштанки.

М.Гаспаров.

.

.

Как-то я провела небольшой опрос среди детей 7-8 лет: что такое ступа. Они сказали, что это такая штука, в которой летает баба-яга, а на дополнительный вопрос, для чего она нужна в остальное время, ответили, что в остальное время в ней стоит метла. Потребовалось некоторое объяснение, прежде чем они поняли, что это такой доисторический блендер.

Когда я слушала американского переводчика, который сделал то ли десятый, то ли двадцатый перевод «Левши», я обнаружила, сколько же не понимаю у Лескова. Вот «жуковский табак» — это что?

Когда Головачев выводит в своих романах Игоря Владимировича (sic) Баканова («Насколько Первухин был высок, худ, лысоват, подобран, настолько Баканов был широк в кости, вальяжен и прочен. Вдобавок он носил усы», «Этот дом когда-то, более ста тридцати лет назад, принадлежал графу Баканову, страстному любителю охоты и азартных карточных игр» и так далее) или когда писатели-фантасты убивают Семецкого, они делают это для узкого круга знакомых, не рассчитывая, что все читатели их поймут. (Вот какого хрена я сделала в «Велотренажере» Кинга сноску на Уэллана? лишила избранных возможности почувствовать свою избранность.)

Когда все как сумасшедшие смотрели бибисишного «Шерлока», я специально спросила нескольких знакомых (не переводчиков), поняли ли они, зачем Мориарти прислал Шерлоку пряничного человечка. Оказалось, никто сказки про run Gingerbread man, run! не знает и намека не понял, более того, никто не понял даже, что чего-то тут упустил.

А в английских художественных книжках не дают сносок с переводом иностранных фраз. Если надо по сюжету, автор поясняет в тексте. Знаешь французский-испанский-греческий-латынь – получаешь бонус. Не знаешь – иностранная фраза остается этаким графическим украшением текста.

Ладно, сноски на иностранные слова и фразы нас издатели обязывают делать. А вот насчет всего остального переводчик, как правило, получает карт-бланш: может делать сноски, может не делать, может дать комментарии в конце, может не давать. Издательство же, получив перевод, решит, как с этим быть. Может, поместит целиком, может, порежет, может, выкинет. (Как объясняли мне знающие люди, комментарии в конце – первое, что выкидывает верстальщик, когда не укладывается в целое число тетрадок.)

Из комментариев, написанных мною к переведенным книгам и выброшенных в издательстве, уже можно составить небольшую книгу, из комментариев, выброшенных у моих знакомых – скромную библиотеку. Длинные сноски кромсают, оставляя лишь первые (не всегда самые значащие) слова. А самая трагическая история приключилась у меня с комментариями к «Рассказу лектора». Там весь текст – этакий литературный кроссворд из цитат и аллюзий, рассчитанный на любителя, для которого разгадывание этого кроссворда – три четверти удовольствия от книги. Я все-таки написала довольно подробный комментарий – вроде ответов к кроссворду на последней странице журнала, но для удобства редактора сделала их вордовскими ссылками, а в начале написала жирным шрифтом с кучей восклицательных знаков просьбу при печати ссылки убрать. Хренушки – так и остались эти значки сносок в тексте, а любезные читатели потом жаловались у себя в жж, что переводчик держит их за идиотов, неспособных самостоятельно опознать цитату из Джойса.

Не знаю, что это я ударилась в жалобы, на самом деле я собиралась поговорить, когда нужны сноски и какие. Итак, тезисы:

0. Глупо думать, что в переводе должно быть разъяснено все, включая любые реалии и намеки (см.выше).

1. Есть книги, особенно современные, в которых примечания переводчика просто вредны. Желание переводчика тащить в сноски все, что он нарыл по ходу работы, – порочно, и его надо в себе душить. Если совсем невмоготу – можно делиться нарытым где-нибудь в блогах.

2. Примечание – не заплатка для дыры в переводе, а украшение текста, и писать их надо соответственно. Если вам нечего сообщить об упомянутом лице, кроме «Дж.Верди, композитор», лучше не писать такое примечание вообще.

3. Всякая сноска тормозит читателя, заставляет вспомнить, что он не проживает события, а просто читает о них; в случае переводной книги это еще и напоминание, что между ним и автром стоит ненавистный посредник.

4. Есть книги, которым пространные комментарии к лицу. Но такие комментарии – отдельный жанр, вроде микроэссе, и в идеале должны годиться для чтения отдельно от книги.

Последние месяцы я почти параллельно переводила Нила Стивенсона и Сесила Скотта Форестера и, чтобы далеко не ходить, проиллюстрирую примерами из них.

Нил Стивенсон – типичный пример автора, к которому примечания писать не нужно, да и вредно. Очевидно, что даже самый эрудированный англоязычный читатель не понимает в его книгах всего и получает дополнительный стимул покопаться в источниках самостоятельно. (Я сделала несколько примечаний к «Криптономикону», но это было в доинтернетную для большинства эпоху. Сейчас я бы не стала пояснять, что Лоуренс видел пожар «Гинденбурга».) Более того, непонятно, куда было бы эти примечания ставить. Куда копипастить строчки из википедии: «Бенджамин Франклин (англ. Benjamin Franklin; 17 января 1706 — 17 апреля 1790) — политический деятель, дипломат, учёный, изобретатель, журналист, издатель, масон[1]. Один из лидеров войны за независимость США. Один из разработчиков дизайна Большой Государственной Печати США (Великой печати). Первый американец, ставший иностранным членом Российской академии наук»* — на первое упоминания мальчика Бена? туда, где появляется фамилия? и куда деть информацию о том, что измерения температуры, которые проводит в плавании Даниель, на самом деле провел несколько позже Франклин?

–––––––––––

сноска

––––––––––-

*Дорогие начинающие коллеги, если кто-нибудь из вас меня читает! Никогда так не делайте. Копипаст из википедии приводит редактора (меня например) в тихую ярость (прим. топикстартера).

––––––––––

конец сноски

–––––––––-

Еще о том же, очень длинное обсуждение, у меня в жж.

Теперь берем прямо противоположный случай. Морской роман, Наполеоновские войны. Отлично все понятно без всяких сносок.

цитата

– К нам отправляют принца.

– Которого, сэр? – оживился Хау.

– Герцога Ангулемского*.

– Второй на очереди к престолу, – педантично отметил Хау. – Старший сын графа д’Артуа, брата Людовика. По матери происходит из Савойского дома. Женат на Марии Терезе, узнице Тампля**, дочери короля-мученика Людовика XVI. Хороший выбор. Ему должно быть сейчас лет сорок.

––––––––-

* Луи-Антуан, герцог Ангулемский (1775–1844) сын графа Шарля д’Артуа, будущего короля Карла X, и Марии-Терезы Савойской, племянник Людовика XVI. С 1789 года находился в эмиграции. Во время июльской революции 1830 года царствовал под именем Людовика XIX в течение двадцати минут – между отречением своего отца и собственным отречением.

** Мария Тереза Шарлотта Французская (1778–1851) старшая дочь короля Людовика XVI и Марии-Антуанетты. Юность провела в заточении, и лишь в 1795 году ее освободили из Тампля в обмен на французских военнопленных с условием, что она покинет территорию Франции.

Все это читателю совершенно не нужно, особенно информация о том, что будет в 1830-м, но не могла же я одна наслаждаться историей про двадцать минут царствования, не поделившись ею с читателями!

Разумеется, это крайние случаи. Есть много-много других. В принципе даже сноски на непереводимую игру слов и ошибку у автора иногда возможны. Я всего лишь хочу сказать, что сноски – живая часть перевода, и продуманы они (либо их отсутствие) должны быть не менее тщательно, чем все остальное.

А что сказать тем, кто хотел бы видеть сноски даже в кино (субтитрами), даже и не знаю…

Девяносто шесть дорог есть, чтоб песнь сложить ты мог,

И любая правильна, поверь!Р. Киплинг (пер. М. Фромана)

В комментах к предыдущей заметке была высказана мысль, что из книги читатель запоминает только имена и о качестве перевода судит только по ним. Это примерно согласуется с моими наблюдениями. Как-то в Крыму моя сестра купила замечательно дешевое издание «Властелина колец» (ах, как бы мне хотелось обойти молчанием эту истоптанную тему! но явно не получится), а начав читать детям вслух, обнаружила, что это не ее любимый перевод, а вовсе даже какой-то другой. Что ж, она без труда решила задачу превращения нелюбимых Григорьевой и Грушецкого в любимых Кистяковского и Муравьева: при чтении заменяла Сумникса на Торбинса и проч.

Разумеется, переводчикам это очень горько и обидно. Каково повару знать, что из его торта оценят только вишенку? Однако оставим чувства переводчиков в стороне и вернемся к вопросу: когда переводить говорящие имена, а когда лучше не стоит?

Утверждение, с которого я начала пост, отлично подтверждается тем, что из всей соответствующей главы в «Слове живом и мертвом я помнила только один пассаж:

цитата

Наш читатель не обязан понимать, что в блистательной, беспощадной «Ярмарке тщеславия» хитроумная Бекки недаром носит фамилию Шарп. А тем самым облик героини утратил некую черточку, и читатель, как ни говорите, отчасти обокраден. Значит, нужно искать какие-то другие пути, более современно передавать словесную игру автора.

А как прикажете поступать? Дать нашей мисс Бекки фамилию Проныра?

Нет, конечно, нет. Но нельзя ли сочинить что-то такое, что звучит более или менее по-английски и в то же время таит некий намек? Нельзя ли переименовать героиню... ну, скажем, в мисс Бекки Востр?

С трепетом сознает автор этих строк, какие громы и молнии обрушатся на его крамольную голову. Говорят, ересь. Говорят, традиция. Говорят, нельзя.

Ну, может быть, в данном случае и нельзя – сильна традиция. А в иных случаях все-таки надо! Необходимо!

Помнила, потому что в свое время он вызвал у меня сильнейшеее возмущение, которое и предвидела Нора Галь, когда писала эти провокационные строки. И дело не в крамоле, не в нарушении традиции – а в том, что «Ярмарка Тщеславия», на мой взгляд, не та книга, где говорящие имена надо переводить.

Разницу между говорящими именами в разных книгах проще всего проиллюстрировать примерами из русской литературы. Перечитав сейчас упомянутю главу из «Слова живого и мертвого», я обнаружила, что эта оригинальная мысль не мне первой пришла в голову.

цитата

Были и у нас Стародумы и Скалозубы, недаром и у Шиллера злодей именовался Вурм – червяк! Смешным анахронизмом было бы сейчас переводить такие имена «в лоб», разводить на страницах западного романа Скотининых или Смердяковых.

Допустим, Смердяков – не просто говорящее имя, мы знаем из романа, как эта фамилия возникла. Дарю тему, как эту проблему решали переводчики, любому желающему провести такое исследование. Сама бы я переводила прозвище Смердящая, а при первом появлении Смердякова дала сноску – могу поспорить на некрупную сумму, что по этому пути пошло большинство европейских перводчиков.

Вообще многие имена на языке оригинала что-то говорят читателю. Вот князь Мышкин… будь он князем Волчищевым, он бы воспринимался нами несколько иначе, но это не повод переводить его фамилию.

Где проходит граница? Возьмем Фонвизина и Грибоедова. Вне контекста фамилии «Стародум» и «Молчалин» одинаково говорящие, тем не менее интуитивно чувствуется, что в «Недоросле» говорящие фамилии переводить надо обязательно, а в «Горе от ума» — не стоит.

Проверяем.

Я не знаю, есть ли английский перевод «Недоросля», но в англоязычных литературных энциклопедиях есть пересказ пьесы, и в них фамилии разъясняются: Starodum (“Mr. Oldwise”), Skotinin (“Mr. Beast”). Рассказывая о пьесе, автор статьи употребляет именно эти переведенные фамили:

цитата

In 1782 Fonvizin finished The Minor. Since it was unthinkable that these lines could be read aloud to Catherine, he arranged a performance at Kniper's Theater in St. Petersburg with Dmitrievsky as the character, Mr. Oldwise.

А вот в английском «Горе от ума» сохранены русские фамилии. Алан Шоу в предисловии разъясняет лишь одну:

цитата

Griboyedov is very Russian, and departs entirely from the French tradition. The lies of Tartuffe, though they lack nothing in imaginative verve, are all calculated to serve his ends; the lies of Zagoretsky and Repetilov are typical Russian vranyo, indulged in for pure love of lying. <…> The least sympathetic character in the play is the one who has no views of his own, who never says anything bold or witty, for fear of endangering his humble position (his very name, Molchalin, connotes “silence”).

Грибоедов – очень русский драматург и полностью уходит от французской традиции. Ложь Тартюфа, при всей своей изобретательности, имеет четко просчитанную цель; ложь Загорецкого и Репетилова – типичное русское vranyo, вранье из любви к вранью. Самое несимпатичное действующее лицо в пьесе – персонаж, у которого нет собственных мнений, который из страха потерять свое скромное место не говорит ничего смелого или остроумного (даже его фамилия, Молчалин, происходит от слова «молчание»).

Алан Шоу переводил пьесу для театра и едва ли рассчитывал, что все зрители прочтут его предисловие и узнают, что значит фамилия «Молчалин».

Как же быть с этим:

цитата Нора Галь

Но и отнимать у нашего читателя то, в чем находит еще новые краски, дополнительную прелесть и остроту читатель подлинника, – обидно и несправедливо.

Думаю, тут спасает то, что настоящая литература обладает избыточностью (не в том смысле, что там что-то лишнее, а в том смысле, в каком этот термин употребляется в теории информации). Зритель и без того достаточно узнает о Молчалине из пьесы.

Теперь для равновесия надо было бы рассказать о случаях, когда говорящие имена переводить надо, и привести примеры удачного перевода, но тут я просто сошлюсь на статью Инны Максимовны Бернштейн Английские имена в русских переводах, благо она лежит в сети на законном основании.

Если с крайними случаями все более или менее понятно, то в промежуточных переводчик принимает решение, исходя из собственных взглядов. По моим наблюдениям, особенно склонны к переводу всех подряд говорящих имен новички. Так родился мистер Отсохи – легенда вудхаузовского форума (кстати, его автор – теперь уже вовсе не начинающий переводчик, надо бы его при случае спросить, написал бы он «Отсохи» в переводе Вудхауза сейчас).

Некоторые переводчики считают, что русские корни в английских фамилиях сразу разрушат «английскость». Так, Е.Мартинкевич, переводя «Книгу кладбищ» Геймана (которая в издательстве стала «Историей с кладбищем»), использовала русскую основу только в имени главного героя, Бода (Нободи), который у нее Никт (Никто), но оставила ему английскую фамилию Оуэнс. Во всех остальных случаях, где требовалось значащее имя, она использовала понятные для русского читателя, но нерусские слова, скажем, «матушка Хоррор».

Ну, и в завершение про Бильбо, как же без него! Толкин в свое время составил рекомендации для переводчиков, и там сказано, что говорящие хоббитские имена и названия надо переводить. Не знаю, удалось ли Кистяковскому и Муравьеву добыть эти рекомендации или они просто решили (вполне разумно), что в детской книге говорящее имя (которое к тому же обыгрывается) должно быть переведено. Мы с Бакановым, переводя «Хоббита», прочли рекомендации Толкина и тем не менее оставили Беггинса Беггинсом. Вот такие бывают нахальные переводчики, которым даже сам автор не указ!

На этом я заканчиваю тему про имена. Другие обещанные заметки (про сноски, про ошибки у автора и что там я еще посулила) будут, но скоро не обещаю.

Все переводчики иногда лажаются, а начинающий переводчик, как бы ни старался, лажается на каждом шагу. Когда Наталья Леонидовна Трауберг редактировала мою первую книжку и не заглядывая в оригинал, даже не притормаживая, правила «Джефри Монмутского» на Гальфрида Монмутского, а «филистимлян» на филистеров, мне казалось, что это какой-то фантастический фокус. Оказалось, ничего подобного. То есть чтобы переводить, как Трауберг, действительно надо быть гением ее уровня, а вот описанному фокусу довольно быстро научается всякий, кто не глуп и для своей должности годится.

Самый верный способ крупно лажануться и стать всеобщим посмешищем – прочесть неанглийское имя в английском тексте по правилам английского языка (или во французском нефранцузское по правилам французского и так далее). Напишите про китайскую газету «Ренмин Рибао» — и до конца жизни не отмоетесь. Наше время гораздо суровее к таким ошибкам, чем предшествующие столетия. Все мы в детстве читали (а многие и не раз) «Детей капитана Гранта» в замечательном переводе матушки Александра Блока, и обратил ли кто-нибудь из нас внимание на фразы: «Жил он в Шотландии, в городе Дунде графства Перт, и был коренным шотландцем. Отец его, министр при Сент-Катрин Шурш, дал ему прекрасное образование, считая, что знания никогда никому не могут повредить, даже капитану дальнего плавания»? (правильно – пастор при Сент-Кэтрин-черч (или при церкви св. Екатерины), да и город, вроде бы, Данди).

Чтобы свести такие ошибки к минимуму, годится тот же алгоритм, что я приводила для английских названий и фамилий. То есть если персонаж исторический или литературный, надо сначала выяснить, кто он, потом – как его принято называть по-русски. В качестве прикидки можно найти его в английской википедии и переключиться на параллельную русскую страницу (википедия периодически врет, но от самых грубых ошибок это убережет).

Правда, тут мы опять можем влипнуть в неоднозначность традиции. Пока я эту пишу, в теме «Переводы и переводчики» обсуждают сказку Hansel und Gretel – ужас-ужас назвать детей Ганс и Гретель или ничего страшного. Википедия выдает список из десятка русских переводов. И совершенно точно в каких-то «Пряничных домиках» были Ганс и Гретель – по крайней мере, в той книжке, которую я читала в детстве. Вот так и рождаются холивары.

Иногда, как и в английском, неоднозначность традиции дает нам некий простор для маневра.

цитата

Париж не изменился. Плас де Вож

по-прежнему, скажу тебе, квадратна

цитата

На площади Вогез,

На старой place des Vosges

Опять попутал бес

Влюбляться в эту ложь,

цитата

На площади Вогезов в доме под номером шесть расположен музей имени Виктора Гюго. Он жил в этом доме в 1832–1848 года.

В среднем примере вариант, строго говоря, неправильный (надо либо Пляс-де-Вож, либо площадь Вогезов), тем не менее мы сразу видим: это не ошибка, а поэтическая вольность.

А как мне нравится русская традиция переводить, а не транскрибировать некоторые французские названия! Шамзелизе – вот был бы ужас. Как хорошо, что они Елисейские поля!

Но, допустим, топоним не нашелся на карте, имя – в энциклопедии. Тогда беремся за справочники.

Есть Гиляревский и Старостин «Иностранные имена и названия в русском тексте», там подробные инструкции и много примеров.

Есть таблицы Ермолаева – целая куча языков.

Китайский – таблицы Палладия (только учтите, у англичан традиция передачи китайских слов менялась, прям как у нас с английским, надо сообразить, старые это вариант или новый).

Японский – таблицы Поливанова. В сети есть он-лайн конвертер ромадзи-киридзи, тоже полезная вещь. (Только надо помнить, что некоторые названия уже вошли в русский через английский. Надо быть очень большим пижоном, чтобы передать Toshiba как «Тосиба», да и с сушами, кажется, это уже так.)

валлийский современный http://www.cymraeg.ru/rheolau.html

древневаллийский – В.Эрлихман, приложения к переводу «Мабиногиона».

древнегреческий и латынь – тоже какие-нибудь правила можно найти. Первое из них – следите за окончаниями, -ус и –ес, скорее всего, надо будет отбросить.

И так далее, и так далее... Главное не искать в яндексе в лоб, потому что там такое можно найтись… И даже когда знаете язык, в таблицы все равно лучше заглянуть, поскольку, допустим, для французского принята не транскрипция, а некий гибрид транскрипции и транслитерации.

И я, наверное, уже всем надоела с этим напоминанием, но традиция важнее звучания. Пусть в современном ирландском sidhe звучит «ши», по-русски они сиды.

Иногда задача требует отступить от правил. Допустим, автор приводит длиннейшее валлийское название именно для того, чтобы показать: в этом валлийском черт ногу сломит. А по-русски оно в три раза короче и произносится легко. Ну, тут можно что-нибудь подкрутить, удвоить еще парочку «д» и «л». Вообще чересчур ревностное следование звучанию порождает таких уродов, как «Пухл и Хрианнон», традиционные Пуйл и Рианнон все-таки куда симпатичнее.

И последнее: английские авторы врут в иноязычных названиях не реже, чем русские переводчики, так что эту возможность тоже надо держать в голове. Чаще всего они просто теряют диакритические значки. Допустим, персонаж славянского происхождения с фамилией на –ic, с большой долей вероятности -ич, а не -иц, только у č значок сверху потерялся. Ну и просто переврать иноязычную фамилию англоязычный автор тоже может – все мы люди.

Ладно, это все скучно и требует только аккуратности. Возьмем более интересный случай: американец или англичанин неанглийского происхождения. Если это реальный человек, общее правило: писать так, как произносит он сам. А если вымышленный? Тут уж вам придется самому думать, произносит этот вымышленный персонаж свою фамилию на -штейн или на -стайн. И насколько его происхождение важно и заметно для окружающих. В переводах детективов про Ниро Вульфа один из героев у большинства переводчиков Сол Пензер, а вот кому-то показалось, что он такой колоритный еврей, что его надо писать Саулом Пенцером (Лона Коэна, кажется, никто Коганом не писал, хотя не знаю, всех переводов не читала). Да и сам Ниро из Черногории – первый переводчик мог бы сделать его Нероном – и ничего, привыкли бы.

Ладно, пока речь о существующих языках, все более или менее ясно, а если язык придуман автором? И этот автор, в отличие от Толкина, не оставил нам подробных инструкций, что как читать? Ну, во-первых, у авторов может быть разный подход. Позволю себе парочку длинных цитат из еще неопубликованного REAMDE, где действуют два писателя фантаста, сочиняющие мир для компьютерной игры. Один – кембриджский дон, профессор Дональд Кэмерон, определенно косящий под Толкина, другой – Дэвин Скрелин – литературный поденщик без особых заморочек.

цитата

– О, да! – воскликнул профессор и принялся описывать некую комнату в башне «с видом в хорошую погоду до Донахади на западе и до Каирнгана на севере».

Оба слова были произнесены с таким аутентичным ирландским и шотландским акцентом соответственно, что вдоль стола прокатилась видимая волна удовольствия.

Профессор объяснил, что отремонтированный кабинет сочетает «удобство с исторической достоверностью, которые не так-то легко примирить между собой» и ждет его возвращения.

– Девин подготовил большой объем материалов, – сказала Джеральдина Леви, хозяйка канона, сидящая рядом с Плутоном. – Очень интересно узнать, что в истории Т’Эрры будет для вас заглавным на первом этапе.

– Главным, – поправил Кэмерон после неловкой паузы, во время которой он пытался понять, что она имела в виду. – Вопрос вполне резонный. Начну издали. Как вы знаете, мой метод работы таков: первый вариант книги я пишу на языке, на котором в действительности говорят герои, и только завершив его, приступаю к переводу на английский. – Словно танк, разворачивающий башню, он навел прицел на Девина. – Мой коллега, естественно, предпочитает более короткий путь.

….

– Рад быть полезным. Впрочем, у меня есть несколько вопросов.

– Да.

– К’Шетрии. Название эльфийской расы. Странным образом похоже на кшатриев, вы не находите?

На Ричардовом конце стола все, за исключением Нолана, только захлопали глазами, а вот ближе к середине навострил уши Премджит Лал, руководитель одного из проектов в отделе Заумных исследований.

– Да! – воскликнул Нолан, кивая и улыбаясь. – Теперь, когда вы сказали – очень похоже!

– Можешь объяснить? – спросил Ричард.

– Премджит! – крикнул Нолан. – Ты кшатрий?

Премджит кивнул. Чтобы ответить словами, ему пришлось бы повысить голос, поэтому он просто двумя руками взял себя за уши и потянул кончики вверх, делая их эльфийскими и заостренными.

– Индуистская каста, – объяснил Нолан. – Воины.

– Поневоле думается, что человек, придумавшие это название, слышал когда-то слово «кшатрии» в другом контексте, а затем, ища экзотически звучащую последовательность фонем, выудил его из памяти и счел собственным оригинальным изобретением.

…

– Дональд, послушайте. Вы – единственный в этом секторе экономики дока по древним языкам. Остальные просто выдумывают слова. Если человеку нужно экзотическое словцо, он лепит пару апострофов. Ну или ставит рядом буквы, которые обычно не сочетаются, например Q и Z. Это и есть наш случай.

Итак, если вы переводите Дэвина, можно особо не заморачиваться и транскрибировать имена, которые он сочинил, следя только за тем, чтобы по-русски получилось достаточно эффектно. А вот если дона Дональда, надо бы разобраться, что он имел в виду, сочиняя свой язык.

В первом переводе «Льва, колдуньи и платяного шкафа», если не ошибаюсь, были Эслан и Кер Паравел. В изданиях под редакцией Трауберг они Аслан и Кэр-Параваль. Оно и понятно – Аслан от тюркского «лев» (как в именах Аслан, Арслан, Руслан и т.д.). Кэр-Параваль – в рамках традиции рыцарских романов, которая в английском – из французского. И тут, увы, переводчику может помочь только эрудиция.

Хотя… Я, отвечая на вопросы к предыдущим заметкам, пообещала вспомнить, как Трауберг и Аверинцев спорили о передаче слова Oyarsa в «Космической трилогии». Увы-увы. Когда я слышала от Трауберг этот рассказ, я была молодая и глупая, так что ничего не запомнила. Я даже не помню, кто из них был за вариант «ойярса», а кто — за «уарса», и какое отношение к вопросу имеет старофранцузский (хотя он точно упоминался в качестве чьего-то аргумента). Оба были величайшие эрудиты своего времени, оба знали, что это нумернорский язык, а вот таблиц Толкина, вероятно, не видели (может, они тогда и по-английски опубликованы не были). А даже если бы и видели, неизвестно, пришли бы к одному мнению или нет.

И тут встает еще один интересный вопрос: как вообще относиться к вторичной реальности. Передавая имена людей и названия мест из первичной реальности, мы должны приводить их «как есть», даже если результат исключительно неблагозвучен по-русски или вызывает неподходящие ассоциации, допустим, Насралла (исключение, насколько я знаю, делается только для одной китайской фамилии из трех букв, которую «как есть» все-таки не передают).

Вот пример: когда мы с Бакановым переводили «Хоббита», а Светлана Лихачева его редактировала, она считала, что прародителя гномов по-русски должны звать «Дурин», а мы – что «хоть горшком, только не Дурином, что бы там ни было у Толкина в таблицах».

Или вот ангрийский цикл детей Бронте. Столица их африканской колонии – Verdopolis. У меня это Витрополь из соображений благозвучия, у другой переводчицы – Вердополис из соображений точности. И дело даже не в том, что я меньше верю в объективное существование вторичной реальности, просто передача названий в большей мере представляется мне условностью. Скажем, маркиза Douro я пишу по-русски Доуро (и произношу с ударением на последнем слоге), а не Дору по португальскому произношению реки, от которой происходит титул. И говорю себе, что если бы Ангрия существовала в первичной реальности и в тогдашней России про нее писали, то прочли бы Douro на французский манер (хотя на самом деле мне просто так больше нравится).

Примерно так же я поступала с именами в «Анафеме»: пыталась учитывать несколько параметров, а не только гипотетический «Справочник по передаче арбских названий». Рассказывать про каждый случай отдельно – долго, да и не помню уже. Так или иначе, хотя мы с редактором Ириной Майгуровой были согласны почти во всем (и вообще это она мне ткнула, что не Эфрас, а Эфрада), по частностям мы много спорили и в чем-то так и не согласились. Итог я изложила в послесловии переводчика на бакановском сайте:

цитата

Транскрипция ортских имён (-ас и -ес на конце имён базского и эфрадского происхождения, Г или Х в передаче имён эпохи Праксиса) вызвала горячие споры между редактором и переводчиком. Я, должна признаться, злоупотребила своим правом «последней руки», так что если вас будут сильно раздражать, условно говоря, Хенрих Хайне или Периклес, то камни надо кидать в меня, а не в редактора.

И, в заключение, о неизбежных потерях. Выбирая один вариант, вы отсекаете все, связанное с другими возможными. В том же «Анафеме» Baz – не только Рим, но и Византия (Byzantium). Не было у них распада Римской империи и раскола Церкви. У меня была мысль как-то это скомпенсировать, допустим, писать Базская православная церковь (или Базская кафолическая). Но едва ли все читатели поняли бы это правильно.

За мной остались говорящие имена – но это будет тема следующей заметки.

Если кто-нибудь возьмется писать на эту тему диплом, кандидатскую или докторскую, интересно было бы проследить, кому и когда пришла в голову мысль, что английские имена и названия надо транскрибировать. Собственно, уже Брокгауз и Ефрон добавляют к варианту Валлис вариант Уэльс, но с какого-то момента транскрипция стала правилом. Мне кажется, в основе лежала исключительно вредная мысль сделать «правильно», как будто не понятно, что «правильно» нельзя: ну нет в русском звука, который по-английски изображается w, и от замены «в» на «у» никому лучше не стало.

При этом то, что уже устоялось, до поры до времени не трогали. Но поди разберись (без интернета), что устоялось, да и вообще упоминали этого персонажа когда-нибудь по-русски или нет. Варианты продолжали плодиться, как кролики у Фибоначчи.

Ничто так не раздражает серьезных людей, как отсутствие системы. Взялись они (серьезные люди) и за английские фамилии: задались целью постепенно приучить людей к правильному варианту. Вот БСЭ (1969-1978)

Гук, Хук (Hooke) Роберт (18.7.1635, о. Уайт, — 3.3.1703, Лондон), английский естествоиспытатель, член Лондонского королевского общества (1663).

Галлей, Халли (Halley) Эдмунд (29.10.1656, Хаггерстон, близ Лондона, — 14.1.1742, Гринвич), английский астроном и геофизик. Учился в Оксфордском университете, с 1678 член Лондонского королевского общества.

Стефенсон, Стивенсон (Stephenson) Джордж (9.6.1781, Уайлем, Нортамберленд, — 12.8.1848, Тэптон-Хаус, Честерфилд), английский конструктор и изобретатель, положивший начало развитию парового ж.-д. транспорта.

Бёрдсли, Бердслей (Beardsley) Обри Винсент (24.8.1872, Брайтон, — 16.3.1898, Ментона), английский рисовальщик.

(заодно досталось и голландцам:

Вермер Делфтский (Vermeer van Delft) Ян (крещён 31.10.1632, Делфт, — похоронен 15.12.1675, там же), голландский живописец. Работал в Делфте, сложился как художник под влиянием К. Фабрициуса.)

В «Словаре английских личных имен» Рыбакина, единственном и безальтернативном, тоже все «как надо»:

Maria – Марая, традиц. Мария

Diana – Дайана, традиц. Диана

Charles – Чарлз, ранее Чарльз, традиц. Карл

Charlene – Чарлин

Henry – Хэнри, ранее Генри, традиц. Генрих

Horatio – Хорейшио, Хорейшьо, Хорейшо, традиц. Горацио

Тогда же, наверное, s на конце некоторых имен и названий стало превращаться в «з»: Вудхауз, Уотерхауз (который прерафаэлит) и проч.

Все эти правильные указания попали в справочники корректора; редакторы и корректоры принялись в меру рвения и вкуса править консервативных переводчиков. Мольбы, объяснения, уговоры даже со стороны переводчиков с именем были бессильны: Марии становились Мэрайями, Дианы – Дайанами, Чарльзы — Чарлзами. В «Записках чумного года» Даниэля Дефо появились Хук и Бойл. Удивительно, что ни у кого не дошли руки исправить пушкинского Вальсингама на правильного Уолсингема.

Вероятно, со временем настойчивость ревнителей единой системы принесла бы плоды. Мы бы привыкли к комете Халли и закону Хука, и было бы нам счастье. Но тут кончилась советская власть. А через некоторое время появился интернет. Давно в прошлом времена, когда каждое слово печатными буквами (или произнесенное с экрана) было проверено тщательно обученными людьми с соответствующим справочниками под рукой. Интересное дело: как только живому языку дали свободу, он кое в чем вернулся к старым традициям. Халли и Хуки исчезли как страшный сон. Мягкое «л» не вернулось, (хотя я слышала шутливый вариант «гугль»), а вот W стремится к В. Подумайте, если бы нас по-прежнему строго контролировали, у нас были бы «Майкрософ Уиндоуз» (уинда?) и «Уорд» (ну или их бы у нас не было, но я не о том).

Нет-нет да проглянет совсем уже, казалось бы, архаичная тенденция кардинально русифицировать английские имена. «Аня из Зеленых Мезонинов» тому пример – первая, наверное, английская Аня в России после набоковской. Есть и другой перевод «Энн с фермы «Зеленые крыши»»; я не читала ни того, ни другого, но говорят, тот что с Аней душевнее.

Одновременно случаются странные рецидивы. В одном из недавних изданий «Гордости и предубеждения» Шарлотта Лукас превратилась в Шарлотт (прямо как в словаре Рыбакина) Лукас. Я видела читательское обсуждение: большинство возмущается, кто-то говорит, что этот вариант правильней: в английском-то Charlotte.

Итогом этих многочисленных перетрясок стала полнейшая неопределенность. Хуже того, такой же разлад царит в головах. Для меня художники однозначно Вермеер и Бердслей, для кого-то – так же однозначно Вермер и Бердсли. «Пятьдесят оттенков серого», не к ночи будь помянуты, переводили три моих коллеги. Одна считала, что главную героиню по-русски должны звать Анастейша, две – что Анастасия. Голосованием вопрос не решался – первая коллега сказала, что Анастасия в книге будет через ее труп. Пришлось обратиться за указаниями к издательскому редактору; вердикт был: Анастейша. И теперь некоторые читательницы клянут переводчиц за дикую, на их взгляд, Анастейшу. А была бы Анастасия – кляли бы другие за нее.

И это я пока говорила только о сумбуре с допустимыми вариантами, а сколько просто безграмотных по любой системе – и у переводчиков, и у просто пишущих.

Общее правило: не пытайтесь самостоятельно (здесь должен стоять предупреждающий значок из инструкций к бытовой технике) оттранслитерировать или оттранскрибировать незнакомую фамилию или географическое название. Постарайтесь прежде найти город или реку в русскоязычном атласе, ученого или полководца – в энциклопедии, писателя – на озоне. Нет его там? Введите фамилию или название в гугль латиницей, попросите показать варианты только на русском языке и прикиньте на глаз надежность источников: если ваш персонаж соседствует там с королем Джеймсом или Ворчестерским соусом, этот источник не заслуживает доверия. Сделайте то же самое в яндекс-словарях и википедии, не забывая, что ошибки есть и там. Проверьте варианты в яндексе на частотность – это не доказательство, но подсказка. Посмотрите, в каких источниках встречается тот или иной вариант: опубликованная книга в общем случае надежнее трепа в форуме (хоть и не гарантия правильности). Если не помогло, загляните в словарь английских фамилий Рыбакина, если нет и там – есть сайты, где можно послушать произношение носителей языка. Записывать лучше не прямо на слух, а по правилам, изложенным в том же словаре Рыбакина или других справочниках.

* * *

Все это была длинная преамбула, а теперь начнется амбула: что в этой ситуации делать переводчику художественной литературы и его читателю (вынося за скобки вопрос о явных ошибках).

Во-первых, точно всем не угодишь. При нескольких допустимых вариантах твой всегда кому-нибудь не понравится, и этот кто-нибудь напишет в интернетах, что ты – криворукий идиот. Такова собачья селяви.

Во-вторых, нет худа без добра: присутствие нескольких вариантов дает простор для игры. Вам нужно стилизовать текст под начало восемнадцатого века – пишете Вильям вместо Уильям, Анна вместо Энн, и половина задачи решена. Вот, например, как в этой милой рецензии .

Значит, в исторической книге я буду брать самый привычный вариант, при прочих равных выбирая более традиционный. Единообразия, увы, не получится. В «Барочном цикле» с Гуком, Бойлем и Пеписом в старой традиции у меня соседствует Уилкинс (согласитесь, Вилькинс был бы явным перебором), и Кристофера Рена писать Христофором Вреном меня как-то не тянуло. Главный герой – Даниель, как его современник Даниель Дефо, а не Даниил и не Дэниел. Михаил Назаренко говорит, что предпочел бы видеть его Даниилом; в этом есть логика (поскольку в честь пророка Даниила), и такое решение возможно. А кто-нибудь другой на моем месте назвал бы его Дэниелом и тоже был бы по-своему прав.

В переводе «Вулфхолла» Хилари Мантел (который с легкой руки издательского редактора стал «Волчьим залом») мы с соавтором по переводу тоже старались брать имена и фамилии в традиционном варианте, научный редактор некоторые из них заменила, (скажем, Тальбот на Тэлбот), большую часть оставила. Тут я безусловно соглашусь, что ей виднее.

Переводя Бронте, я называла ее сестру Анной, брата — Бранвеллом, в издательстве исправили на Энн и Бренуэлл. Что ж, оба варианта имеют право на существование, я не стала бы очень уж упираться, даже если бы кто-нибудь поинтересовался моим мнением.

Современных персонажей я транскрибирую, как принято сейчас, но без фанатизма, то есть если старый вариант не выглядит на мой вкус чересчур архаичным, возьму его. Я никогда своей рукой не напишу Чарлз, даже и в современном тексте. В одной из книг той же Бронте мне поменяли Чарльзов на Чарлзов («чарльзоцид» — назвала это явление коллега, с которой поступили так же). Вот тут, если бы меня спросили, я бы тоже сказала «через мой труп».

Кажется, единственное, о чем я жалею из того, что сделала с именами сама (не считая пары досадных ошибок, когда повелась на сомнительный источник) – что подружку Рэнди в «Криптономиконе» назвала по словарю Рыбакина Чарлин, а не Шарлин. Откуда мне было знать, что закрепится вариант «Шарлин»!

Продолжать можно долго, но едва ли нужно. Осталось ответить на вопрос: как же читателю быть, если переводчик употребил непривычный ему или неприятный вариант имени? Я бы сказала: относитесь к этому философски.