Когда на экране начинают идти титры нового фильма режиссера Антона Мегердичева (Бой с тенью 2, Темный мир), мозг всеми силами старается собрать огромный том, состоящих из шуток разряда “О вот он – дивный темный мир”. Это настроение улетучивается спустя где-то минут пятнадцать, когда хирург Андрей Гарин, матерясь сквозь зубы, пытается достать из горла задыхающегося мальчика рыбную косточку. Трясущийся палец зрителя невольно тычет в экран, с вопросом “Это я с-сейчас только что в-в-в-идел грамотный динам-мми-ческий м-м-монтаж?”

Как оказывается позже – да, это был именно он. Мегердичев, как и поезд в депо, разгоняется достаточно медленно, но верно. Поначалу все идет размеренно — вступление почти в течение получаса знакомит зрителя со своими героями. Здесь нет никакой неожиданности, персонажи представляют собой типичное собрание участников “фильма-катастрофы”. Отец с дочкой, паникер, уверенный лидер, влюбленная парочка. Единственное, что у нас картину, отчасти, скрасили, добавив в команду алкоголичку-бомжиху и собачку. Следуя классическим сюжетным ходам, отношения между несколькими героями, конечно же, оказываются, не столь просты, и в какой-то момент эти перипетии приводят их к неизменному выяснению отношений. Правда в отличие от зарубежных авторов, которые любят делать из этой связи тайну, раскрывающуюся в самый неподходящий момент, Мегердичев сразу объясняет все мотивы героев, чтобы потом связать персонажей в определенный “судьбоносный” час.

Далее, следуя типичной сюжетной схеме любого фильма-катастрофы, где группа выживших пытается спастись, режиссер, как и многие авторы до него, прибегает к другому пункту “обязательной программы” такого рода фильмов. Он делает упор на зрелищность. Но в отличие от многих режиссеров, которые любят переигрывать с этим приемом, Мегердичев в этот раз (не Темный мир, прямо скажем) стойко держит себя в руках. Когда поезд номер 42 двинется по своему последнему пути, и встретит непреодолимую преграду, в мозгу стихают последние “ахаха”. Крушение поезда снято если не на “отлично”, то, во всяком случае (для самых упертых скептиков) на “очень хорошо”. Это сделано зрелищно, но как я уже сказал, не только зрелище делает фильм. На удивление, автор не стремится с бешеным огнем Майкла Бэя наброситься на зрителя вопя: “Взорву! Я все взорву!”. Нет здесь и кровавых рек Тарантино. Но зато здесь честно, пусть и не без некого смакования, показана катастрофа в действии. Люди разбиваются о стекла, стены, поручни, их задавливают навалившиеся сверху. В этот момент становится совсем не смешно – уж больно много натурального в этих моментах, несмотря на обилие слоу-мо и компьютерной графики.

Впрочем, что гораздо более важно – автор хорошо, и, черт возьми, донельзя убедительно показал последствия этой катастрофы. Причем последствия, которые носят исключительно русский колорит. Кто-то начинает обворовывать трупы. Кто-то закуривает. Тетка, до этого читающая книгу, в шоке снова раскрывает ее. Бабушка панически ищет свою сумку, боясь за документы. В воздухе повисает заданный кем-то характерный вопрос “Нас что, опять взорвали?”.

Точно так же удались режиссеру и сцены массовой паники. Знаете, весьма убедительно люди начинают переть напролом, давя всех на своем пути. С учетом того, что московские декорации будут знакомы большинству зрителей, невольно так и поежишься на просмотре.

Пытаясь передать зрителю чувство саспенса, авторы во многом преуспели в своем стремлении. Да, если вы хоть когда-нибудь смотрели фильмы-катастрофы, вы узнает все, знакомые до скрежета в зубах, приемы. Но с “Метро” присутствует небольшая разница – эти приемы действительно работают. Не всегда удачно, часто слишком “в лоб”, но работают, работают!

Во многом заслуга успешности такого рода приемов и сцен лежит на плечах оператора Сергея Астахова (Брат 1,2, Мне не больно).Камера практически ни на минуту не останавливается, и постоянно стремится выбрать наиболее удачный ракурс. А пролеты по тоннелям метро – это вообще отдельная песня. Интересно, что при акценте операторских приемов на сценах саспенса или сценах катастроф, Астахов не ленится разнообразно снимать и “мирные куски”, стремясь передать динамику и напряжение момента. Старается не отставать от него и монтажер, чья заслуга делает примерно 1/3 фильма – не всегда, но достаточно часто, удачный саспенс и динамика достигается именно с помощью монтажа. Эти моменты в очередной раз доказывают мне, что проблема нашего кино (массового) лежит далеко не в технической стороне. Чаще подводит сценарий, актеры или режиссер, чем композитор, оператор или монтажер.

К примеру, в “Метро” иногда ощущается некая затянутость, особенно во второй половине. Большинство актеров играет несколько топорно, или, не играет вообще. (Чудовищная девочка Ксюша) К тому же “Метро” сделано по всем лекалам классического фильма-катастрофы – начиная от стандартного пролога, развивая стандартную середину и завершая все это стандартным финалом. Но при всем при этом, это стандарт особого рода. Странно писать эти слова, но это не клише, а такое приятное качество. Это как раз те ходы, те герои и события, которые ты ждешь увидеть в хорошем фильме-катастрофе. Да, конечно, всегда есть чему учиться – сокращать хронометраж, лучше играть, придумывать оригинальные сюжетные ходы, убирать кучу рекламы. По уровню передачи саспенса это тоже далеко не Хичкок и даже не “Арго”. Но начинать тоже с чего-то надо. И такое начало – достойный пример.

Но существует другая неприятность, снова отсылающая меня к извечным проблемам нашего кино. После “Метро” я как-то предельно ясно осознал тот факт, что мы явно можем чему-то научиться, если захотим. Гораздо сложнее – научить других. У нас в зале много смеялись. Иногда это было оправданно – в фильме действительно есть несколько смешных житейских ситуаций. Но точно так же смеялись у нас во время сцен массовой гибели десятков людей, спуская комментарии в духе “смешно полетел”. Да, это всего лишь кино, вымысел на экране, оно всегда программирует в нас какие-то заложенные эмоции. Но я не думаю, что умирающие люди — это смешно. Это было снято на полном серьезе, это не должно было быть смешно. И вот пока у нас будут смеяться над такими вещами, точно так же, как два часа назад смеялись над попыткой Романа Юнусова изобразить минет с помощью банана, русское кино, как говорил Чурсин, отчасти, действительно будет в жопе.