В письме от 28 февраля 1974 года своему переводчику Рафаилу Нудельману польский писатель Станислав Лем писал, что невозможно бороться с засильем плохой фантастики в Соединённых Штатах Америки:
"Это как об стену горох, поскольку основной факт — это факт социологический: существует "молчаливое большинство" — потребительский рынок, насчитывающий в английском языковом пространстве от 200 до 240 тысяч благосклонных читателей, которые практически не дискриминируют НИ ОДНОЙ издаваемой книги, так что каждая в конце концов разойдётся. Это совершенное отсутствие селективности приёма, полная глухота к критической рефлексии со стороны основной читательской базы, делает любую мысль о "мелиорации НФ" чистейшей утопией. Ибо НФ функционирует как своеобразный заменитель культуры, как заменитель наркотика, как эскапистский субстрат мечтаний, коль скоро читатели прекрасно обходятся тем, что ЕСТЬ, и никаких перемен не желают, — кто и как мог бы тут что-то изменить в лучшую сторону? Проблема ценностей литературных, то есть художественных, интеллектуальных, из области социологического воображения и прогностической активности, вообще не может возникнуть в таких условиях потребления. Нельзя рассчитывать на то, что люди, которым без разницы, что пить — шампунь, средство от перхоти, денатурированный спирт или бензин, что они могут ни с того, ни с сего стать дегустаторами, различающими старые благородные нормандские или бургундские вина того или другого года!"
С сожалением вынужден констатировать, что в сегодняшней России положение с фантастикой обстоит похожим образом. Мы реально "догнали" американцев! Выходит огромное количество книг, содержанием которых является словопомол, из книги в книгу повторяются примитивные сюжеты и ходульные персонажи, а "благодарные" читатели потребляют это чтиво с удовольствием, достоинством такой литературы считая то, что "книга читается легко", что она не заставляет думать, что не вызывает никаких мыслей.
Опубликовалась моя статья о Станиславе Леме и его сферомахии. Кстати, это первая статья, которую я написал и сдал к публикации после возвращения из больницы. Приятно, что её тему сделали темой номера, хотя, конечно, моей заслуги в этом нет — столетие Лема продолжаем отмечать. Почитать выпуск журнала "ВКС" с моей и другими статьями можно по ссылке:
Сегодня — день рождения Мацея Паровского (1946-2019), польского писателя и журналиста, редактора журнала "Новая фантастика".
Мацей Паровский об "Осмотре на месте":
Прыжок на Энцию, планету, лежащую где-то в пространстве в 249 годах в будущем, одновременно является прыжком в самую середину наших земных проблем. Проблем — не реалий. Энциане являются своеобразным скрешиванием птиц и людей, а Энция — планета, поделённая на два лагеря. Жителями одного являются люзане; они сделали всеобщее счастье своим законом, живут в технологическом раю, который от внутренней и внешней агрессии стережёт так называемая этикосфера и её мече-быстры — мудрые, выдрессированные для причинения добра атомы. Обитатели другого лагеря живут во внутренностях гигантских созданий, именуемых курдлями, и несмотря на многочисленные невзгоды, в соответствии с указания Предводителя, считают такой образ существования идеальным. Такова официальная картина ситуации. На практике и те, и другие довольны, но не до конца...
Ни один из лемовских циклов не продолжался так долго, как "Звёздные дневники". Первый рассказ об отважном звездопроходце Ийоне Тихом появился в далёком декабре 1953 года, а "Последнее путешествие Ийона Тихого" было написано в 1996 году (забавно, что написано оно было по предложению немецкой редакции журнала "Плейбой", и напечатано впервые было именно на немецком языке, и только потом этот рассказ опубликовали польская и русская редакции журнала).
Польский литературовед и знаток творчества Лема Ежи Яжембский пишет, что характер Ийона Тихого эволюционировал от фигуры барона Мюнхгаузена (который практически не меняется от того, где побывал и из каких передряг выбрался) к другому известному путешественнику и сочинителю, к Лемуэлю Гулливеру, приключения которого позволяют узнать много нового прежде всего о самом себе и это несомненно воздействует на героя.
Поначалу Ийон Тихий тоже был "вещью в себе". Вот как представлял его профессор Тарантога, друг и соратник: "Капитан дальнего галактического плавания, охотник за метеорами и кометами, неутомимый исследователь, открывший восемьдесят тысяч три мира, почётный доктор университетов Обеих Медведиц, член Общества по опеке над малыми планетами и многих других обществ, кавалер млечных и туманностных орденов...". И казалось, что ничего не изменится в облике этого героя.
Но времена шли, менялся окружающий автора мир, и во многих более поздних рассказах об Ийоне Тихом бесшабашный задор и юмор сменяются горечью неудач. Вот как заканчивает Тихий историю "Путешествия двадцать первого", одного из самых глубоких в философском смысле: "Видя бесплодность дальнейшего пребывания на этой планете, после грустного и трогательного прощания с благочестивыми братьями, я снарядил ракету, которая сохранилась целой и невредимой благодаря камуфляжу, и отправился в обратный путь, чувствуя себя другим человеком, нежели тот, что не слишком давно на ней высадился".
"Звёздные дневники" только на первый взгляд кажутся невинно-забавными, и их развлекательная сторона при внимательном рассмотрении оказывается наполнена серьёзными проблемами и неразрешимыми задачами.
Так, например, — опущенная мною — тема телепатии, которой посвящены тысячи произведений, порождена ложным предположением, будто бы внесознательная связь преодолевает языковые барьеры. Если бы даже телепатия была реальностью, то телепат мог мысленно сноситься только с тем, с кем был в состоянии общаться языково. Это на Земле; перенесение же "телепатического инварианта взаимопонимания" в Космос — чепуха и, сверх того, забвение гигантского количества реальных проблем, касающихся межкультурного контакта. Ведь столкновения различных культур показывают, сколь своеобразно в поле значений одной отражается смысловая система другой; подобное противостояние порождает ту релятивизацию ценностей, которая сегодня выбивает у нас почву из-под ног. Такое "решение по вопросу телепатии", принятое научной фантастикой, превратилось в ликвидатора возможностей, своим богатством наголову разбивающих все игры и забавы во внечувствительные контакты, коими научная фантастика занимается без устали. Так что можно без преувеличения сказать, что научная фантастика саму себя такими решениями парализовала. Ее критика, оперирующая тем же самым арсеналом категорий и понятий, который составляет багаж жанра, не может помочь ни себе, ни авторам охватить размер невосполнимых потерь, вызванных селекцией описанного рода. Будучи одновременно местом кропотливых, неустанных работ на той мизерной делянке, размеры которой ограничивают окостеневшие образцы, научная фантастика не может как целое испытать ренессанс, и высказываемые в этом смысле надежды есть не что иное, как тщетное ожидание пришествия Мессии. Из этого узилища можно выйти, но ни растворить его, ни радикально реформировать нельзя.
облако тэгов
