Майклу Муркоку в России одновременно и повезло, и не повезло. (Повезло — потому, что в начале и середине 90-х он издавался весьма приличными тиражами, да и чуть позже, даже когда читательский интерес сошел на нет, ЭКСМО продолжало кое-что по старой памяти выпускать. А не повезло прежде всего потому, что у нас его знают ТОЛЬКО как автора традиционной героической фэнтези (бароны-драконы, заклятые мечи и прочая хрень). И попробуй скажи какому-н. среднестатистическому читателю, что вообще-то Муркок — серьезный мэйнстримный писатель, эксцентрик-постмодернист, абсолютно не умещающийся в рамки "меча и магии"... Не поверят. Чрезмерная разрекламированность "Саги об Элрике" сыграла с автором злую шутку — его теперь меряют совсем не той мерой, какой надлежало. Только по некоторым вещам можно догадываться, каков же настоящий ММ (вспомним цикл "Корнелиус", недоизданный на заре перестройки; вспомним "Кочевников времени" и "Танцоров", а также "Город в осенних звездах", прошедший у нас незамеченным — в т.ч. из-за плохого перевода...) И вот перед нами еще одна книга. Роман "Кровь" — первая часть трилогии "Второй Эфир", где по-своему показана история борьбы Порядка и Хаоса (если хотите, становления морали в Мультивселенной, которая для Муркока почти всегда была и остается аморальной. Однако тут он делает очередной "финт ушами", заявляя — совсем в духе хиппи 70-х — что только Love & Peace... ну и так далее).
"Это прекрасная книга, сравнимая разве что с чрезмерно утонченными (на грани изврата) фантазиями Вэнса. С экзотичными, насыщенными живописной образностью новеллами Кларка Эштона Смита и — вероятно — с "Горменгастом" Мервина Пика (но вот насчет последнего не уверен, ибо не читал. Однако знаю, что Муркок им вдохновлялся).
И вместе с тем — УЖАСНАЯ книга, чуть не доконавшая меня за те (казалось) бесконечные недели, что я пытался преодолеть сложное словесное плетение, запутанный узор, по-муркоковски сюрреалистичный, абсурдный и "мозговыносящий". Очень трудная, неординарная вещь, вся построенная на тонких материях, неуловимых подтекстах и "флюидах". Либо вы чувствуете так же, как автор (т.е., еще до прочтения "настроены" на одну "волну" вместе с ним) — либо эта книга будет для вас, так сказать, мимо кассы"
Это прекрасная книга, сравнимая разве что с чрезмерно утонченными (на грани изврата) фантазиями Вэнса. С экзотичными, насыщенными живописной образностью новеллами Кларка Эштона Смита и — вероятно — с "Горменгастом" Мервина Пика (но вот насчет последнего не уверен, ибо не читал. Однако знаю, что Муркок им вдохновлялся).
И вместе с тем — УЖАСНАЯ книга, чуть не доконавшая меня за те (казалось) бесконечные недели, что я пытался преодолеть сложное словесное плетение, запутанный узор, по-муркоковски сюрреалистичный, абсурдный и "мозговыносящий". Очень трудная, неординарная вещь, вся построенная на тонких материях, неуловимых подтекстах и "флюидах". Либо вы чувствуете так же, как автор (т.е., еще до прочтения "настроены" на одну "волну" вместе с ним) — либо эта книга будет для вас, так сказать, мимо кассы: с ходу и не врубишься, кто они такие — описываемые в ней люди? Что за мир, в котором они живут? "On his way to his cabin he saw a movement high up where fronds were thinnest and the moonlight was turned to pale jade -- some sort of owl. Its eyes were huge and full of hope. Если не напрячь мозги и не сообразить вовремя, что "hope" — это в данном случае "голод", то потерян будет смысл целого абзаца.
"Почти сразу же, сойдя на берег, они наткнулись на оружие, потерянное жителями топей и занесенное далеко-далеко в камыши течением красочного потока. Сэм никогда еще не видал настоящего "Оливетти РР6", и держал его в руках бережно, как сокровище, изрядно удивляя этим Розу" ( далее следуют описания действий Сэма: вот он "нагнулся, чтобы поднять пистолет" — "земля сотряслась, вокруг внезапно заклубились облачные пейзажи" — а еще там, знаете, на заднем плане пролетали где-то птицы). Можно было бы сказать, что ММ вместе со своими героями постоянно рефлексирует над любой мелочью, но проблема в том, что тут и рефлексировать-то особо не над чем! Просто — такой стиль. Тягучий, ужаасно меедленный, до невозможности. Всякая подробность нужна и важна, даже если от нее в сюжете толку — ноль.
В то же время — ключевые сведения о вселенной Первого и Второго Эфира (например — что здесь белая раса стала эксплуатируемой, а цветные доминируют; или — что обитатели этой странной Земли, так похожей и непохожей на нашу, научились использовать как источник энергии... пигменты) — в общем, все эти важные д\сюжета вещи подаются как нечто второстепенное, само собой разумеющееся. Ну, а мелкие переживания типа "он так хотел ее, а она его — не очень" растянуты на десятки страниц. Очевидно, для автора ВСЕ они значимы одинаково — ММ не отделяет главное от сиюминутного. Я лично знаю только одну притчу (не постмодернистскую еще, хотя в какой-то мере уже предвещающую), которая была написана именно так, с предельным вниманием к быстро преходящим чувствованьицам: это — "Петербург" Белого. (И да, сравнение Муркока с классиком Серебряного века — на самом деле вовсе не странное, т.к. у Майкла, кроме "галимой фэнтезятины", серьезных и умных книг хватает).
В центре повестования — история двух авантюристов: Джека Караказьяна (египетского мистика с армянской фамилией, азартного игрока и вершителя судеб миров), а также его друга Сэма Оукенхерста (человека, не боящегося ни боли, ни смерти — благодаря своему странному духовному сродству с киборгами Нью-Орлеана:
"Кровь вскипала в жилах, когда он вспоминал те долгие, мучительные ритуалы в закрытом боксе: ожидания, связанные с инициацией, обучение искусству быть соблазнённым".
"Внешность его была так искажена, что и не узнать. Тонкие кости — сломаны и восстановлены, затем опять сломаны, и опять восстановлены, причем каждый раз добавлялся — не то наращивался — новый слой кости, пока они не стали вдвое больше своей первоначальной длины. Лицо было предметом многих эксцентричных хирургических операций, вернее, обрядов; сейчас оно имело чудовищный вид изуродованной временем морды мертвого козла, однако сохраняло своеобразную печальную красоту, которая, как знал Джек, была в характере его друга". Также стоит упомянуть присоединившуюся к ним княжну Розу фон Бек — красивую, смелую молодую женщину, тоже в душе авантюристку ("Ее кожа напоминала изящные, деликатной формы лепестки, мягко наложенные поверх прочного скелета"). Все трое ищут вход во вселенную, имя которой — Грааль; оттуда можно проникнуть во Второй Эфир, и — на зависть всем современным геймерам — принять участие в большой РПГ, называемой "война среди ангелов". Как знать, возможно, три молодых человека сумеют научить бесстрастных ангелов любви...
И — параллельно с этой историей — идут вставные новеллы: декадентские, изящные, во многом — лишенные смысла виньетки, стилизованные под "палп"-чтиво времен Золотого века фантастики: бравые корсары Второго Эфира, напоминающие героев третьесортной космооперы, совершают подвиги, летая туда-сюда на своих "живых кораблях" (привет Наташе Осояну, тем более, что и тут есть сходство кораблей с рыбами). Театр абсурда — как он есть; даст сто очков вперед тем же "Танцорам". "Его гранитные плечи", "ее голова, почти полностью состоявшая из сырого мяса — только вместо глаз были угли"... Муркок, собственно, и не скрывает своих намерений жОстко простебать читателя. Когда доходит до сути, он открытым текстом признается: пиратка Бегг и ее команда — не более чем герои комиксов, популярных в Первом Эфире. То другое дело, что некоторые люди в эти комиксы верят, и всерьез считают, что наша обычная жизнь может повлиять на войну Хаоса с Сингулярностью. А также — поможет победить зловещего Праотца Насекомых (the Original Insect — тут, похоже, какая-то отсылка к "Повелителю мух" Голдинга. А может, и нет; не знаю). Словом, многие верят в корсаров Второго Эфира. Ну и, как известно, каждому воздастся по вере его...
"И снова многие деревья уже сбросили листву. Сквозь их остовы в жемчужном небе виднелась бледная розово-золотая волна, показывавшая положение солнца. На фоне этого холодного, мягкого света каждое дерево было видно в деталях, и казалось — у любой ветки свои, неповторимые черты" (То, что я перевел как "волна" = wash. Ну вот как это перевести точнее? Струя, поток? След? А буквально-то будет вообще — "замыв"... Ох, Майкл, чтО же ты вытворяешь со своим родным языком!..)
"Двое плыли по поверхности большого золотого Блика, всматриваясь в его чистый цвет, словно и в самом деле могли уловить взглядом ту райскую действительность, которую она [= Колинда] расписывала.
Она скользнула за край [лодки] и, по-своему неповторимым рывком, прошла под ее дном, дабы, покоясь на прочном лоне золотого света, улыбнуться ему и продемонстрировать: для страха нет повода. Все такая же красивая, такая же совершенная, как этот цвет. Затем она поуютнее расположилась на мелководье, среди кувшинок, ряски и мокрых листьев.
-- Пойдем, Джек. Не мучь меня больше, любимый. Мы отправимся прямо сейчас. Но если ты останешься -- я не вернусь.
Напуганная тем, что сочла трусостью с его стороны, она нырнула внутрь Блика... отказываясь глядеть на Джека Караказьяна, оплакивавшего свою невезучесть, свою неспособность проникнуться этим кратким мигом, свой стыд и не забытые до сих пор сновидения... Свою нежданную потерю".
Казалось бы — уж куда глубже?.. Все как у Аберкромби (недаром же его называют гением современной литературы): "Никто не получает того, что заслужил". Но Муркок слишком легко относится к таким потрясающим психологическим находкам — он жонглирует собственными измышлениями, балуется, долго не задерживая внимание только на них. Боль, скорбь, тяжесть — и в то же время дешевенький фантбоевик; как сказал Роман Фомин в своем предисловии к другой книге ММ, это все — "смесь элитарности с попсовостью"; именно так — смесь. А не одно под видом другого (как, например, мы часто видим у Акунина).
Но Джек Караказьян — как бы трудно ему ни было преодолеть свою слабость — все-таки входит, вместе с друзьями, в сокровенный мир, имя которому — Грааль (конечно, право попасть в него окупается большой кровью; отсюда, собственно, и название романа. Не будем забывать, что San-Greal в эзотерической литературе часто трактуется как sang real, т.е., настоящее кровопролитие). Только не пожалев себя, можно спасти всех, и любимую тоже.
(А для русского читателя слово blood еще и звучит каламбурно — приобретая второй смысл: — Бл%д#, Муркок, ну сколько можно-то!.. Сил нет последние страницы "домучивать").
Пока главные герои ищут Второй Эфир, в первом тоже происходит много всего, что им потом придется расхлебывать, и не раз. Вот страшный недочеловек Поль Минкт (лицо его вечно остается скрыто визором, представляющим карту Штатов, только — изваянную в металле). Вот мрачные machinoix (как бы это поточнее перевести... киборги, что ли?..), исповедующие культ боли и мерзости (я уже приводил цитату про изломанные кости) — но, когда доходит до дела, вдруг обнаруживается, что лучше они, чем жадный, одурманенный опиумом богатей. Разумеется, те, кто знаком с творчеством позднего Муркока (в частности, с романом 2001 года "Дочь Крадущей сны") догадаются, кто такой этот Минкт: в нем легко узнать вечного врага многих муркоковских героев. Как сам автор охарактеризовал его, "Вечного Хищника" (" -- Все, что делаю, я делаю ради лучшего, более стабильного, более предсказуемого будущего. Веришь в такое будущее – добро пожаловать в наши ряды, будем сражаться бок о бок. -- Твоя ложь слишком откровенна, чтобы я мог поверить в искренность твоих нынешних речей. Ты на самом деле желаешь одного – сожрать нас всех с потрохами. Твоя любовь к Порядку – не что иное, как присущая безумцам одержимость чистотой и аккуратностью. Это не гармония. Это не Порядок в истинном смысле!")
В отличие от него, герои Муркока (которые не просто симпатичны автору -- он откровенно любуется их душевной красотой, силой и выдержкой!)... так вот, герои Муркока -- например, тот же Караказьян -- прекрасно понимают: в мире нет Порядка. Человечество возникло случайно; но в том, что оно существует, все-таки есть некая целесообразность. Придумать мотивировку, "зачем" мы живем, можно; суть в том, что -- БЕЗ всяких оправданий и мотивировок -- жизнь весьма сто'ящая штука. Осознание этого = осознание, что Бог есть. (Хотя Его, конечно же, нет). "I'm feeling it, Sam".
На этом, пожалуй, и следует подвести черту. "Второй Эфир" сейчас востребован нашим читателем — гл. обр. потому, что совершенно неизвестен ему. Не исключаю, что, ознакомившись с этой книгой поближе (если КК "Фантастика" все-таки издаст), многие будут испуганы ее необычностью и экзотичностью. Но поверьте — это стоящее чтение.
Прежде всего хочу сказать: сама Н. Осояну, с которой я имею честь общаться на форуме Фантлаба, произвела на меня впечатление очень умного и интересного человека (не в последнюю очередь — благодаря её авторской колонке). Уже поэтому впечатление от ее творчества не могло не оказаться тоже — во многом — светлым и воодушевляющим. Правда, во многом — это не значит "во всем"; есть, конечно, и к чему придраться (да простит меня ув. автор — и да поймет она мою шутку: уже само выбранное слово, "придраться", как бы намекает, что все мои замечания-возражения будут крайне... хм-хм... субъективны).
Ну-с, начнем, благословясь.
"Невеста ветра", конечно же, в основном производит такое великолепное впечатление благодаря первой части (Тейравену). Дальше будет и множество интриг (а, как известно, легче запутанную интригу придумать, чем действительно увлечь ею читателя), и "игра в моногатари" (острова Окраины, откровенно стилизованные под империю Ниппон позднего средневековья -- тут не могут не вспомниться книги Э. Раткевич)... и "двойной поворот ключа" — смена героев (от которой роман сам по себе мало что выигрывает и мало что проигрывает, но зато заметно оживляется интерес читателя) — но всё это потом, "ab ovo" был Тейравен. Думаю, не ошибусь, если скажу, что для доброй половины читателей первая треть романа и есть — главное в нем; а куда извилистые пути приведут Кристобаля и Ко (команду) потом — не так уж важно в итоге.
Что же больше всего цепляет в первой части? Романтическое стремление "вернуть невозвратимое", т.е., Гринландию? (Вот ведь находятся же еще до сих пор чудаки, которым недостаточно просто пассивно перечитывать ПСС ушедшего классика: им обязательно надо еще и излить свои чувства "по поводу" — на бумагу, перевести в нечто более зримое и осязаемое, чем просто "образы в голове"... Понимаю и поддерживаю) Или всё-таки — не только в Грине дело ...а еще и в Стивенсоне, Сабатини, Купере ("Лоцман", "Мерседес Кастильская") -- спрессованных воедино и породивших нечто новое — синтетический образ "сказки о дальних морях", пленявшей в свое время любого подростка? (И тут мы как бы невзначай вспоминаем, что это — фэнтези: нигде, ни в каком другом жанре, имеющем дело с нашей Землёй, не получилось бы "слить вместе" столь разных авторов, у которых общее только одно: мы всех их очень любили в детстве. Но ради того, чтобы создать универсальную "страну Весёлого Роджера", не грех и свой собственный мир породить).
Итак, "морская сказка" вместо "морского романа" (знатоки тут же вспомнят другую книгу, о другом Кристобале: "Великое плавание" З. Шишовой и её ничем неприкрытый, хлещущий через борта романтизм) — а значит, что-то более лёгкое, не столь уж привязанное к "нравам и обычаям", позволяющее отпустить авторскую фантазию на волю. Запомнили? Это первое слагаемое, первый залог того, что образ морского города бьёт точно в цель, трогая столь многих читателей (и меня лично).
А второе слагаемое... (тут я снова должен просить прощения у писательницы — она-то сама ведь отрицает аналогию, о которой я сейчас буду говорить, но на мой личный взгляд, эта аналогия все-таки существует. М.б., и не сама по себе, а только в воображении читателей — но, увы, параллель все-таки можно провести, никуда не денешься). Второе слагаемое — это попытка исправить ошибку Робин Хобб, у которой "живые" (именно так, в кавычках) корабли — не более чем занимательная магическая игрушка (заменить, в принципе, можно на что угодно, на драконов там или фамилиаров каких-нибудь...), а у Осояну это ОБРАЗ, продуманный и интересный (не говоря уже о том, что поэтичный). Аналогия "корабль = морское животное" сама собой просится.
Ну, и мелочи всякие (не принципиальные, т.к. не из них рождается Тейравен) — например, сама целительница (Эсме): девушка умная и даже гуманная, но при этом со своими "тараканами в голове"; капитан, любящий своё судно, как невесту (а вы думали, откуда такое название... а?) или лучшего друга (брата?.. сестру — со скидкой на "пол" корабля?), или, в конце концов, себя самого. Вы скажете: но ведь это всё разные виды любви? Совершенно верно. В том-то и "фишка", что речь идет об еще одном. И похожем на них одновременно, и — не похожем. "Ну, и что же это тогда?" Честно — я думаю, каждый ответит сам. Лично я вижу здесь очень большую любовь к жизни.
И вот Тейравен рождён. Приведен в надлежащую форму — как говорят украинцы, "оздоблен" всем, чем надо и поставлен на ноги. Поднимем кружки в честь прекрасного, накрепко врезавшегося нам в память мира ("мира-героя". А может ли мир быть героем романа?.. Что бы ни думала по этому поводу ув. автор -- вышло в итоге именно так), и — voller Herz — перейдем ко второй трети книги и далее.
Судьба Эсме решилась, в её жизни всё более-менее "устаканилось"; теперь она — член команды, возможно, между нею и Кристобалем протянутся какие-то незримые нити (любовь или что другое — не суть важно; главное, что отношения у них более чем добрые). Дадим же нашей дорогой целительнице время и возможность отдохнуть, насладиться достигнутой целью (как говорят по-английски — goal. Достигнутая цель и "забитый гол"... черт побери, похоже) — и, из уважения к ней, учтиво отведем пока взгляд в другую сторону. Где тоже окажутся любопытные персонажи...
Взгляд наш какое-то время задержится на Джа-Джинни — жить среди людей (пусть даже и неплохих), всё время помня о том, что собственная инвалидность (пусть и скрытая в сказочных образах крыльев и когтей) выдаёт в тебе "чужого, странного"... нет, к этому, конечно, можно привыкнуть, но всё равно это ежесекундная пытка...
...бегло скользнёт по серебряным маскам из дворца (долго, впрочем, на них не задерживаясь)... ...отметит мускулистую фигуру местного "супер-ниндзя" с неожиданно древнегерманским именем Хаген... ...пожалуй, колоритная и страстная Камэ, а также её не в меру флегматичный брат (смотрите, не обманитесь — спокойную повадку сытого тигра легко принять за природную воспитанность и достоинство!) привлекут нас...
Тут, правда, следя за чередованием этих лиц, в какой-то миг ловишь себя на том, что прекрасная-то сказка кончилась, причём давно; повествование превратилось в обычный (конечно, добротный и качественный, но всё же) приключенческий роман — по ассоциации с морской тематикой (да и по времени тоже) вспоминаются Коул и Банч со своим циклом "Антеро"; мягкий лиризм всё ещё будет встречаться на страницах "Невесты", но — перемежаясь экшеном, в виде отдельных "вкраплений", эпизодов (каждый из которых дорогого стоит)...
К концу книги уже и не старик корабел, по характеру — просто душа-человек (ему, кстати, больше подошла бы роль истинного капитана "Невесты"), становится настоящим ГГероем -- перед нами рассказ о команде, в которой одинаково ценен каждый участник, но именно поэтому личные таланты любого из них несколько... эээ... нивелируются (даже обаятельнейший юнга "прячется в тени", выглянув лишь на миг) — они все делают "одно общее дело", то есть — вершат долгий и не очень-то интересный нам (по правде говоря) поиск. Разве так важно, найдут ли друзья волшебный компас? Разве это — самоцель? Только ради компаса всё и писалось?.. Нет же; эта книга, как и любая другая, должна в первую очередь рассказывать нам о человеческой душе и о том, что в ней скрыто. К сожалению, за действиями группы трудно увидеть отдельных людей более крупно. В частности, поэтому финал книги -- то, чем увенчиваются поиски "сокровища" -- меня не тронул.
Но, может быть, дальше всё переменится? В конце концов, мы так еще и не рассмотрели изблизи того, кто должен бы нас занимать прежде других — самого Кристобаля Крейна. Или, вернее, мы его видели, но только через восприятие "Невесты". А вот каким себя видит он сам... это, конечно, вопрос. В душе пирата, который — пусть и выглядит молодым — не один десяток лет шатался по свету, покрыв себя не самой лучшей славой, наверняка должно быть много темных пятен. Попробуем приглядеться: не ждут ли нас в будущем новые открытия? Перед нами — второй роман, "Звёздный огонь".
Причудливы узоры, которые морской бес пишет невидимым пером на глади воды. Иногда он гонит волны в бешеной пляске (да-да... я про те моменты, когда экшен в романах — обоих — превалирует над внутренним миром ГГ. Касательно первого романа — это поиски компаса. Касательно второго — бегство от Аматейна)... но иногда волны остаются спокойными. Вся штука в том, что спокойствие их — тоже разное. Каким был Тейравен? Почти по Блоку — "бухтой сонной", в которой "спала зелёная вода". И это неплохо, такой тихий уют по-своему даже красив. ("И вновь обычным станет море", когда корабль Фейры покинет город... так что созданный автором, если можно так сказать, "мир а ля Шир" навсегда останется блаженствовать в своей обычности. Как бы ни метал громы и молнии наместник Эйдел Аквила). Не то — Каама. Здесь вода не дремлет, она, если судить по старой поговорке, "камень точит", и давно уже выточила в нём себе уютную нишу. Сопричастность стихии и камня, медлительности, перешедшей в солидную основательность, и юной души города... и — самое главное — сопричастность всему этому человека, случайно оказавшегося на безлюдной площади (и поэтому — УСЛЫШАВШЕГО, о чем здесь говорит сама тишина...) Вам ничего не вспоминается? Мне лично — "Одиссей" Г. Л. Олди. Выбор между Номосом и Космосом. Или, как сказал другой писатель в совершенно другую эпоху, "мир — не я. Но, в то же время, я мир".
И всё же, чувствовать своё единство с миром нельзя вечно. Вернее, можно, просто не всегда получается. "Чёрные" не дремлют. (Не буду спойлерить и пересказывать, ЧЬИМИ слугами в итоге оказались чёрные фрегаты — скажу лишь, что в любой фэнтези таких вот "вселенских угроз" — двенадцать на дюжину). Хорошо, когда речь идёт совсем не о них: нас опять радует своим присутствием в романе милая целительница; Камэ-Паучок и ее брат (вероятно, те еще изверги в жизни) ведут себя (уж не ради нас ли?) "как на параде"; слепая девушка и её рысь-поводырь более чем симпатичны... одним словом, доброго и светлого в книге много; и каким же скучным и неинтересным предстаёт против него Зло — неужели противник не мог быть более достоин своего "огненного" конкурента?.. Потому и не веришь в поражение, нанесённое этому Злу в конце концов. Оно вышло у автора одновременно и смешным, и страшным. Уж если ему удалось изменить душу обаятельнейшего юнги, причём так быстро, как в жизни явно получиться не могло... У него, конечно же, больше сил, чем мы думаем; и поэтому Фейре-Крейну остаётся только одно: окончательно перейти пределы власти.
"Тёмные пятна" в душе феникса всё-таки всплыли наружу. Чтобы противостоять Злу, он вынужден даже от человеческого облика отказаться (хотя пример Змеёныша-Паоло показывает: возможна и обратная метаморфоза). Нарушив границу между "я такой, какой есть" и "я спасусь ЛЮБОЙ ценой", Крейн всё-таки вытаскивает свою команду из застенков Капитана-Императора (и то не сам, а при помощи маленькой Фаби, которая до сих пор особой роли в сюжете не играла — и вряд ли будет играть дальше). Вытаскивает — но дальше им, по-видимому, предстоит битва... между Чёрным флотом и совершенно уже обезумевшим капитаном "Невесты". Помните аналогию с Робин Хобб? Том 1 — просто "Волшебный корабль", а вот дальше уже — "Безумный"...
Третий роман цикла носит (вернее, будет носить) название "Белый фрегат". Не хочу говорить о своих догадках по этому поводу, лишь напомню — обычно в мире, придуманном Н. Осояну, этот таинственный корабль является мореходам перед смертью...Остаётся только надеяться, что кто-то сподобится вовремя пожелать им другой, лучшей судьбы.